Текст книги "Яксил Тун (СИ)"
Автор книги: Алеся Дробышева-Бальдассари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
— Хватит терпеть гегемонию котов! — отчаянно завопил кто-то из толпы, не выдержав ужасающей жизненной несправедливости.
— Работа — удел отстойных! — кто-то тут же поддержал душевный порыв предыдущего оратора.
— Хороший храмовник — мертвый храмовник! — послышалось откуда-то издалека.
Среди всех этих абсурдных, абсолютно невыполнимых желаний нельзя было уловить хоть какой-либо связи. Митингующие, порой, требовали диаметрально противоположного. Единственное, что объединяло собравшуюся массу — всеобъемлющее, непреодолимое, глубокое чувство недовольства. Оно, словно ненасытный зверь, гонимый голодом и не способный успокоиться ни на секунду, желало выплеснуть свою злость на безвольной жертве. Вполне возможно, на роль жертвы подошел бы кто угодно. Вполне возможно, при нужном стечении обстоятельств, даже кое-кто из самих митингующих. Сейчас на площади царила только одна движущая сила— страсть к разрушению.
На этом этапе могло показаться, что создавшаяся стихийность так же спонтанна и естественна, как проливной дождь после затяжной грозы. Однако, зоркому глазу Азари открывались скрытые детали, меняющее все. Великая Мать замечала, что большинство на площади вовсе не горожане. Это были те, кто явился сюда специально для разжигания массовой истерии. Подавляющая доля коренных жителей уже давно спала в своих постелях, утомленные ночными погромами. Кроме того, глава государства прекрасно знала, что население само по себе неорганизованно. Жители города Гесперия не могли в одночасье, словно по щелчку пальца, высыпать на улицу. И тем более не могли создать яркий бренд, объединявший на первый взгляд разделенное общество. Его, словно рассыпающиеся полотно мелких бусин, сшивал между собой единый флаг. То тут, то там развивалось черное полотно, наискось перечеркнутое жирной белой линией — вот он, символ наступающей революции.
— Долой антибиотики! Скажем «нет» геноциду бактерий! — послышался последний возглас из динамиков, прежде чем все внезапно притихли.
Горячая фаза сошла на нет. Настал второй этап. Самый расчетливый и самый опасный.
Кажущая вялость пасмурного дня нависала напряженным затишьем. Периметр огромной площади оцепили стражи порядка, состоящие из храмовников и полиции быстрого реагирования. Остался только небольшой зазор в полметра между белыми туниками с красным крестом и темно-синей формой полицейских. Некоторые крестоносцы, вооруженные дубинками с нейрозамораживателем, двигались к центру площади. Мечей на поясах у них не было.
«Никакого травматичного оружия», — гласила утренняя директива начальства.
Закономерно опасаясь провокаций, правительство выполняло приказ Азари. Репутация убийц и тиранов на пике конфликта силовикам была ни к чему. Вокруг витало слишком много камер, и все они жаждали образа несчастного жителя, спасающегося от натиска террора со стороны стражей порядка.
Почти полностью покрывшийся бледно-желтой чешуей невысокий мужчина шипел на крестоносца. Увязавшись за ним, словно родной хвост, он пощелкивал заточенными зубами. Казалось, полное отсутствие какой-либо реакции со стороны храмовника его сильно раздражала. Тем не менее, Низший даже не пытался до него дотронуться. На этот раз страх пересиливал ненависть. Храмовник переглянулся с напарником — они выискивали совсем иное.
Городские часы на центральной башне монотонными, гулкими ударами отметили два часа дня. Стражи порядка, все как один, активировали лицевую часть экзоскелетов. Плотные фильтрующие маски закрыли сосредоточенные, напряженные лица. Второй этап вступила в активную фазу.
Около сотни человек, плотно сливавшихся с основной массой, начали процесс стимулирования толпы. Небольшие капсулы, что волшебным образов материализовались из-под пол их плащей, тут же начали расходиться по рукам и оседать в желудках митингующих. Наркотики предназначались для тех, кто начнет открытое противостояние. Более легкие транквилизаторы распылялись невидимой взвесью прямо в массе народа. Происходило это так стремительно, что эффект начал проявляться за какие-то считанные минуты. Вновь почувствовалось жужжащее волнение.
Полиция начала обезвреживать кураторов. Несмотря на то, что вокруг находилась толпа, делала она это эффективно, тихо и практически незаметно. И поэтому слишком медленно. Излишняя аккуратность давала о себе знать.
Толпа начала раскачиваться. На смену вялости начала приходить лихорадочная возбужденность. Тут же послышалось мотивирующее вещание из динамиков. Грянула музыка популярнейшей рок-группы. Люди стали смелее.
Один из кураторов запрыгнул на перевернутую машину, схватив в руки виртуальный флаг. Закричал. Неосязаемая ткань гордым полетом зареяла на импровизированной баррикаде. Противостоя направлению ветра, она неестественным образом шла вопреки природному течению стихии. Толпа подхватила выкрики. Речевка, словно волна, прошлась первым нахлестом по океану народа.
— Долой храмовников! Долой полицейское государство!
В воздухе по мановению ока значительно увеличилось количество камер. За всеобщим гулом не было слышно тихих щелчков, отмечавших начало записи.
— Смотри, петушок! — кричала не в меру осоловелая девушка крестоносцу, находившемуся менее чем в метре от нее. — Видел такие хоть раз в жизни-то?! Или ты по мальчикам?!
Оголив круглую белую грудь, молодая женщина с волосами цвета спелой пшеницы начала напирать на храмовника. Несколько то ли девушек, то ли моложавых парней поблизости разразились оглушительным хохотом.
«Внимание. На провокации не реагировать», — звучало в наушниках стражей порядка каждые пару минут.
Несмотря на маячившие перед глазами женские прелести, храмовник не обращал на них никакого внимания. Мужчина напряженно вглядывался в толпу. Туда, где, по всей логике, должна была находиться пустота. Настройки экзоскелета начали подстраиваться на повышение адреналина в крови. Фильтрация маски включила дополнительную степень очистки. В воздухе накопилось столько неосязаемой взвеси, что начинали слезиться глаза.
Внимание к девушке с белой грудью испарилось так же внезапно, как и появилось. Теперь все сосредоточились на девочке с цветочком бархотки в маленьких ладошках.
— Цветок мира! — громыхнуло над толпой, и рой камер устремились в сторону удивительного проявления робкости и надежды. — Наши дети не хотят войны!
Абсолютный символ любви и беззащитности — маленькая девочка, держащая в руках не менее беззащитный цветок бархотки, как апогей происходящего, должен был пробудить в сердцах властей сострадание. И не просто сострадание, а осознание того, что митингующие пришли с миром. И не хотят ничего, кроме справедливости и разумного диалога.
Зоркий, натренированный взгляд крестоносца уловил еле видимые движения воздуха между людьми. Бесцветная, слегка дрожащая пелена плавно лавировала между полуголыми, разукрашенными телами и ныряла в клубящийся дым зажженных фаеров. Таких прозрачных искажений насчитывалось не один и не два. Десятки непроявленных существ, растворившихся в толпе, начали поднимать свои головы. Настало время козырей из бездонного шулерского рукава. Прозрачных хищников, практически невидимых в этой безумной суматохе. Нелегалов, живущих вне закона и каждый день ходящих по лезвию ножа. Они были призваны выиграть начальную партию, оставив в дураках более осторожных поединщиков.
Для храмовника возникшая пелена являлась не просто искривлением пространства. Уловимое разве что специальными приборами и очень чувствительными камерами, она являлась ничем иным, как непроявленными хищниками. Внутри своей реальности выбранные особи имели острые зубы, когти и наросты. Природное оружие зверя способно было разрезать плоть до самых костей.
Холодная сосредоточенность достигла пика. Резкий шаг вперед. Крестоносец схватил девушку за плечо и с силой оттолкнул в сторону. Стремительно вытянул руку. До упора сжал пальцы, будто пытался схватить воздух. Ткань экзоскелета затрещала. Хруст. Раздался пронзительный вой, тут же утонувший в общем гуле толпы. Переломанный хребет монстра отметил его мгновенную смерть. Черный густой дым поплыл по холодному камню, смешиваясь с разноцветным смогом фаеров. Тонкие потоки алой крови заструились по раскуроченной плоти пальцев храмовника, освобождаясь от железных тисков экзоскелета.
Вездесущие камеры тут же засуетились, плотным облаком облепив упавшую на мостовую девушку. Та при падении ударилась головой о твердый камень, разбив лоб до крови. Волнистые волосы цвета наливного персика разметались, прилипнув к мокрым от крови щекам. Девушка завизжала. Она кричала громко и протяжно, перекрикивая даже гогот стоявшей рядом молодой компании с острыми засаленными ирокезами.
— Он ее ударил! — подхватил начавшуюся истерию кто-то из толпы, — Он ударил женщину!
— Она просто хотела мира! — раздался нервный возглас, готовый разорвать все на своем пути.
Хрупкая грань фантомного благополучия рухнула. Камеры пару раз щелкнули, отмечая наступление толпы на стражей порядка. Началось открытое противостояние. По мановению ока в руках у протестующих оказалось энерголазеры, холодное оружие и комплексные зажигательные элементы. Силовики ответили равносильно. В ход пошли энерговоронки. Раздался залп импульсной глушилки. Экзоскелеты стражей порядка врубили дополнительные ресурсы, противостоя воздействию невидимых волн. Камеры, верещавшие над беснующейся толпой, мгновенно попадали под ноги митингующих.Тут же сотни тяжелых подошв начали их давить, раскалывая на мелкие кусочки. Отключилось оружие, зависящее от энергетической искры зажигания. Протяжный свист вонзился в головы мятежников, заставив их потерять чувство реальности. В какое-то мгновение контуженная толпа попадала вниз.
«Внимание всем храмовникам. Красный код. Три минуты», — послышался приказ в наушниках.
Как только прозвучало последнее слово, крестоносцы все как один развернулись и начали покидать зону открытого противостояния. На границе, там, где заканчивалась площадь и начиналась плотная цепь из полицейских, внезапно материализовались массивные металлические столбы. По мере того, как храмовники покидали ту или иную зону, эти столбы активировались, превращаясь в сплошную глухую стену высотой в три метра. Полиция фиксировала ограду, попутно врубая голубые энергощиты.
Все происходило настолько быстро, что толпа, только начавшая отходить от подавляющего залпа, не сразу поняла, что происходит. А когда поняла, то было уже поздно. Люди и Тени начали бросаться на щиты, пытаясь преодолеть убийственную преграду. Но электрический разряды, пущенные по периметру, охлаждали пыл даже самых активных прыгунов. Более семнадцати тысяч тех, кто оказался на площади, оказались отрезанными от внешнего мира. Бунтовщикам, находившимся в это время на самом краю, повезло гораздо больше. Оказавшись по ту сторону стены, они в смятении обратились в бегство. Храмовник, что толкнул женщину, взял ее под локоть и бесцеремонно вышвырнул за пределы ограды. Не понимая, что происходит, та подчинилась потоку людей. Тревожные реки живых тел ринулись по узким улочкам города. Ни крестоносцы, ни полиция не мешали отступлению случайных счастливчиков. Они следили за тем, чтобы возникшая преграда выдержала натиск узников, оставшихся запертыми на площади.
Повисла тревожная тишина. Это произошло как-то внезапно, как-то неожиданно и совсем неуместно. Трудно было поверить, что многотысячная толпа могла так быстро притихнуть. Что все те граждане, давившие друг друга и кидавшиеся на щиты, в одночасье могли замереть. Все они начали опасливо озираться по сторонам. Оголтелую панику перебило всепоглощающее предчувствие надвигающейся опасности. Совсем не той опасности, что исходила от осторожных полицейских или храмовников, не смевших ступить и шага без приказа начальства. Былая праздность и уверенность в собственной неуязвимости исчезли без следа. Тяжелая, колючая тревога накрыла толпу. Мелкие звери начали чувствовать приближение более сильного, ненасытного и бескомпромиссного противника. Абсолютного хищника.
То тут, то там начал доноситься беспокойный ропот, иногда разбавляемый взволнованными возгласами. Сквозь твердую поверхность мостовой стали просачиваться толстые жгуты, похожие на тело невидимой анаконды. Многочисленные змеи с невообразимой скоростью расползались по площади, уже не заботясь о том, что могут кого-то задеть. Прозвучали глухие шлепки выбитых люков канализации. Раздался первый, душераздирающий крик пожираемой жертвы. Брызнула кровь. Черная кровь. Снова началась паника, давка и неистовая толкотня. Люди и Тени пытались спастись от упругих колец Королевского гиганта, пришедшего набить свою утробу теми, кто был не согласен с предлагаемым мироустройством. Сегодня Азари передумала раздавать пряники. Она решила, что настало время кнута.
Глава 8. Лучший мир
— Раз уж дело на то пошло, начинать тебе надо было раньше.
— Раньше я думал как ты.
— А сейчас?
— А сейчас — нет.
— А что изменилось?
— Хочется чего-то другого, — сказал Хамфрид после продолжительной паузы. — Лучшего мира.
— Благими намерениями выстлана дорога в ад, — скептично заметил Морган. — На моем веку любой шухер не приносил ничего, кроме пустого желудка и вереницы гробов у крематория.
— Это — другое.
— Не смеши меня. Менять одну тиранию на другую очень энергозатратно. По дороге достанется всем.
— Не будет никакой тирании.
— Это только так кажется. Когда было, чтобы после стало лучше, чем до?
— Первое время будет тяжело, не спорю. Но не более.
— Это время может затянуться очень надолго.
— И что ты предлагаешь? Ждать, когда Азари состарится и сама уйдет на покой?
— Более эффективной революции в истории еще не придумали.
— Вот только она бессмертна.
— Дерьмо случается.
Унылые пейзажи быстро мелькали за окном автомобиля. Морган сидел за управляющей панелью, стараясь не сильно отставать от колонны спецназа. Петляя по серым развалинам очередного города-призрака, они с Хамфридом ехали немного позади. Кое-где уже стали заметны робко пробивающиеся сквозь толщу бетона зеленые ростки кожистого плюща. Значит, до места назначения оставалось совсем немного.
— Хотел тебя поблагодарить, — нарушил недолгое молчание Хамфрид, созерцая полуразвалившиеся стены города. — Знаю, что возишься со мной только по старой памяти.
— Я помогаю, потому что ты мой друг.
— Странная штука — жизнь, — задумчиво сказал Хамфрид, — Большая часть наших знакомых лежит в гибернации. Кто-то уже умер от старости, пока мы спали. А кого-то убили.
— Ты же ни разу не уходил в гибернацию.
— Потому что не хочу пропустить самое главное. Добровольно просыпаться в неизвестности — это какое-то безумие.
— Нам не за кого цепляться. А у тебя — мать, — не без укора сказал Морган. — О ней хоть бы подумал, прежде чем ввязываться в сомнительные авантюры.
— Борьба за лучший мир — не сомнительная авантюра.
— Еще какая сомнительная. Многие уже и не помнят, а я-то к первой попытке революции поближе родился. Могу рассказать, что будет: половину бунтовщиков казнят, половину — посадят на сухпаек без зарплаты лет на двадцать. И это если не считать того, что всех родственников сдадут на вселение. Азари закрутит гайки так, что мало не покажется. Вот и вся песня.
— Иногда сон бывает слишком долог. Азари сейчас — далеко не самое страшное.
— Вот не надо всех этих подробностей. Моя хата, вообще, с краю. Когда всех прихлопнут, я с удовольствием скажу, что предупреждал!
— Если такое время настанет, я просто соглашусь, что был не прав, — ответил Хамфрид. — Хочешь учить меня жизни?
— Нет уж, уволь.
Не ответив, Хамфрид отвернулся к окну. Разговор был исчерпан. Морган не стал усердствовать в развитии дискуссии. Наверное, именно по этой причине Хамфрид все чаще ходил на жатвы именно с ним, а не с кем-либо другим. В последнее время Жнец порядком растерял свою извечную веселость, стал более загруженным, приобрел какую-то внутреннюю болезненность и порядком запил. Все попытки друзей поддержать его воспринимал в штыки. В этом отношении жизненная позиция Моргана имела значительные преимущества: он никогда не лез людям в душу, а так же весьма лояльно относился к периодическим обострениям алкоголизма. Единственное, что бывший наставник считал блажью — это организация пресловутого «лучшего мира». Вся эта возня явно не шла ни Хамфриду, ни другим Жнецам на пользу. В любом случае, Морган старался сильно не наседать, усердствуя в промывании мозгов. Потому как считал, что достаточно поработал над этим в былые годы и норму перевыполнять не собирался.
Заброшенный город Терби находился недалеко от холмов Эллады, в свое время так же подвергшиеся терраформации. Один из множества оставленных людьми мест, Терби так и не вошел в программу о реконструкции. Будучи городом-первопроходцем, одним из первых построенных человеком, он доставлял немало неудобств. Несмотря на увеличивающееся население планеты, правительство не посчитало целесообразным освобождать эту территорию. Учитывая, что львиная доля бюджета ушла бы на зачистку полуразрушенных зданий, имеющих усиленные каркасы. В отличие от более молодых городов, их впаивали в бетонное основание города, уходящего вглубь катакомб. В годы волны первой колонизации их использовали как укрытия на случаи повреждения внешней обшивки куполов. Только спустя продолжительное время метод проб и ошибок позволил отказаться от устаревших методик. Люди стали использовать катакомбы в качестве хранилищ, а затем и вовсе забросили. Как и сам город.
— Скорее всего они еще не умеют издавать звуки. Так что на них ориентироваться бесполезно.
— Я знаю, Морган.
— После проявления тоже.
— Морган, мне не двенадцать лет.
— Просто напоминаю.
— Мы тысячу раз обсудили протоколы. Помни, не я схлопотал по глазу как только проснулся.
— Я был бухой.
— Думаешь, это оправдание?
— Вполне, — Морган поджал губы, отвернулся и замолчал.
В городе не было аномальных зон, поэтому Терби стал излюбленным местом для беглых должников. В основном — людей. Тени не любили растительность. За редким исключением, когда более лояльные к зелени пришельцы выбирали из двух зол меньшее. Как раз такой редкий случай выпал на эту жатву.
Перевертыши, или мимики, не обладали каким-то конкретным обликом. За всю историю жатв никто так и не узнал, как они выглядели на самом деле. Приходя в этот мир, они уже принимали форму иных существ. Тени, копирующие других Теней — вот кто они были. Переходящие из одной формы в другую так молниеносно, что промежуточную фазу не могли зафиксировать никакие приборы. Неуправляемые пришельцы, которые могли выдать себя за любого гражданина. Кроме того, непрошенные гости имели исключительные гипнотические способности, на порядок превосходящие даже самых талантливых суккубов. Выдержать их ментальный натиск без специальных заглушек могли разве что только Жнецы. Благо, подобная техника в их присутсвии сбоев не давала.
Несговорчивые, хитрыеи своенравные, мимики никогда не гнушались пользоваться своими способностями. Естественно, Азари это не нравилось. Перевертыши подвергались уничтожению. Правительство выделяло на это гораздо больше средств, чем они того заслуживали.
Уже с высоты птичьего полета стало заметно, что половина Терби — голые руины с отравленной строительными ядами землей. Рыжие марсианские камни валялись около раздробленных в мелкую крошку стен. Кое-где прорывались редкие ростки живучих лиан. Через какое-то расстояние унылая серость разрухи медленно скрывалась за поднимающими голову разноцветными бутонами гиганских цветов. Вначале робко заявляя о собственном существовании, тоненькие чахлые деревья ближе к окраине города перерастали в высокие гордые исполины. В небе щебетали несколько не очень густых стай будневок. Слаженно, юрко и плавно они собирались в чудоковатые фигуры, а затем вновь рассыпались на десятки мелких бусин. Наверняка, внизу можно было встретить зверя и покрупнее. Бродячие стаи волков здесь были не редкость.
Отряд капитана Мерв уже не в первый раз зачищал беглых перевертышей. Не включая в состав команды храмовников, полиция частенько сотрудничала только со Жнецами. Потому как крестоносцы не горели желанием с ними пересекаться, предпочитая работать только со своими на более легких участках. Обособленными группами они зачищали малые ответвления катакомб, а основные ветки доверяли Мерву. Это значило, что самая грязная работа доставалась Жнецам.
Перевертыши всегда собирались вместе, несмотря на то, что так их было легче поймать. Некоторые инстинкты Тени все же побороть не могли.
— Эти твари быстро мимикрируют. Если что-то шевелится и оно без одежды — сразу стреляйте, — в который раз повторил капитан. — Без заглушек перевертыши могут внушить все, что угодно. Следите за шлемами. Луиджи, это прежде всего тебя касается!
Один из бойцов инстинктивно схватился за шлем, проверяя функциональность датчиков. Убедившись, что все впорядке, он все же немного похлопал по нему, будто стараясь лучше усадить на голову.
— После проявления хлынет толпа. Неизвестно, в кого они превратятся. Отмечайте маячки, проверяйте метки на лбу. Какая-то часть может остаться непроявленной, это уж как Жнецы поработают. Портативные щиты всегда наготове, — закончил Мерв.
Бойцы начали проверять локаторы. У всех без исключения на лбу красовалась широкая красная полоса смываемой только специальным раствором краски. На исключительно крайний случай, когда изобретательные Тени умудрятся как-то раздеть полицейского и вырвать из-под кожи датчик. Интеллекта им было не занимать.
После остановки транспорта пришлось идти еще примерно полтора километра, прежде чем Жнецы дали знак остальным. Отряд, состоящий из пятнадцати человек, отстал примерно на сотню метров. Именно столько требовалось, чтобы обезопасить бойцов от возрастающего радиуса силы Пламени.
Для установления стабильного Тления Жнецам понадобилось одинаковое количество времени. Хамфрид в последнее время начал регулярно тренироваться, а Морган только-только оправился от затяжного похмелья.
В воздухе повис сладковатый, немного приторный аромат. Потревоженные осторожными шагами, растения против своей воли наполняли пространство смешанными, иногда совсем незнакомыми запахами. Спрятанные между мясистых стеблей высоких, раскидистых листьев бердышника небольшие камни глухо хрустели, раздавливаемые плотными, жесткими подошвами ботинок. Оплетенные лианами полуразрушенные, осевшие здания плохо держали эхо. Казалось, оно тут же поглощалось густой листвой. Какая бы птица не закричала или не упал очередной кусок камня с немощных стен, звуки тут же глохли. Стоял влажный, немного прохладный полдень. Небо затянули тучи.
— Храмовники поди вход найдут только дня через три, — довольно усмехнулся Морган, в очередной раз рассматривая подробную карту их участка катакомб.
Вдалеке уже виднелись небольшие, совсем неприметные пологие холмики. Поросшие травой и кое-где истыканные высокими, иссохшими стеблями бамбука. Никогда не подводившее чутье Жнецов говорило о том, что где-то здесь и находится вход. Кроме того натренированные взгляды следопытов уже давно уловили кое-где примятую траву и хаотичные, нехарактерные для зверей отметины на поверхности грунта.
— Откуда такая неприязнь?
— Знаешь, она как-то исторически взаимна.
— Вечно ты всем недоволен.
— Я реалист.
— Скорее, пессимист.
— Нет. Реалист.
— Как пожелаешь, — пожал плечами Хамфрид. — Вот только кое-кто похоже забыл, что его отец тоже был храмовником.
— Это ему никак не помогло.
— Мой отец тоже погиб. Не думаю, что о смерти стоит говорить вот так...
— Твой погиб в бою, а мой – по глупости.
— Ты действительно считаешь это глупостью?
Морган поморщился. Всегда приходившая с Пламенем боль то усиливалась, то утихала где-то там, глубоко в сознании.
— А что это, если не глупость?
— Ты когда-нибудь должен будешь его простить.
Все больше набиравшие интенсивность следы резко обрывались в слегка прикрытой высыхающими лианами черной, зияющей дыре. Казалось, никто даже и не думал замаскировывать вход.
Повернувшись, Морган махнул остальным. Те остановились. Связь не работала. Жнецы отключили ее еще перед тем, как увеличить радиус силы. Команда Мерва прекрасно знала, что когда связь восстановится, можно будет начать штурм. Тогда время пойдет на секунды. Без подмоги Жнецы могли продержаться от силы минуту или две. За долгие годы жатв беглецы усвоили одно очень полезное правило: прячься там, где мало света и много стен.
Проверив оружие на поясах, Жнецы подошли вплотную ко входу. Сделав глубокий вдох, они закрыли глаза.
— Не верь глазам своим, не верь ушам своим. Мысли путаются, а чувства обманывают. Верь только Пламени. Помни о смерти, — сказали они одновременно и вошли в катакомбы.
Вокруг стояла кромешная тьма. В нос ударил затхлый запах. Воздух был еще более влажным, чем снаружи. Длинный широкий коридор освящался только Тлением Пламени.
Посмотрев вверх, Хамфрид ловким движением подкинул к потолку неактивный осветитель. Подрагивая на желейных липучках, тот прилепился к влажному камню. По мере продвижения вглубь осветители ставились через каждый десяток метров и должны были включиться сразу, как только появится связь. Закончились они аккурат у небольшого расширения в конце коридора, где катакомбы начинали окончательно вступать в свои владения, разветвляясь на три больших тоннеля. Прилепив последний прибор к начавшей крошиться под гнетом времени стене, Хамфрид вернулся в центр расширения и сел на пол. Начал доводить концентрацию Тления до апогея. Сегодня была его очередь проявлять невидимок.
Наступила минутная тишина. Мерные, спокойные удары капель воды о бетонный пол мягко разрывали настороженное безмолвие. Жнецы прощупывали пространство.
В отличие от команды капитана Мерв, Жнецы такую роскошь, как приборы ночного видения, позволить себе не могли. По той же самой причине, почему они не носили при себе и остальную электронику.
— Внизу копошатся, — сказал Морган, почти сразу же начав схлопывать радиус своей силы.
— Много. Сотни две. Может, больше.
— Больше. Не только перевертыши.
Почувствовав Тление, Тени зашевелились активнее. Большинство из них не могли перенести боль перехода, абсолютно все — испытывали животный ужас перед Пламенем. Стараясь скрыться от него, нелегалы принялись забиваться вглубь катакомб.
— Давай резче пока не свалили, — подстегнул товарища Морган, уже держа наготове оружие.
— Стены выдержат?
— Должны.
— Схлопнуть сразу не смогу. Плотность шибко большая.
— Без капитана долго не протянем.
— Еще бы парочку Жнецов, без него все бы пожгли.
— Не время жаловаться, — покачал головой Морган, — Не затягивай.
— Постараюсь, — сказал Хамфрид и затих.
Все больше распаляющееся Пламя разгоняло кромешную тьму, освещая даже самые потаенные уголки пространства. Покрытые плесенью сколотые кирпичи казались неестественно выпуклыми. Нависая над головой, неровности сводчатого потолка напоминали молодые сталактиты. Дрожащие тени танцевали, то пропадая совсем, то вытягиваясь в длинные, чудоковатые фигуры. Отблески Тления мерцали, плавно усиливаясь и тут же угасая. Казалось, это происходило в такт дыханию Жнеца. На вдохе ответвления катакомб озарялись мягким белым светом, а на выдохе вновь погружались во мрак.
Морган практически полностью схлопнул свое Пламя. Получилось это довольно быстро, учитывая невысокую концентрацию силы. Практически сразу после этого он перестал ощущать чужаков на нижних уровнях. Пришлось поднапрячь слух. Снизу доносились слабые отзвуки копошения. Ни рыков, ни воя, естественно, не было. От этого становилось как-то не по себе. Глухая, опасная тьма подстегивала инстинкт самосохранения. Поморщившись, Морган отогнал от себя надоедливое чувство застарелого страха и сосредоточился. Где-то рядом посышалось напряженное кряхтение Хамфрида.
Когда радиус охвата Пламени достиг шестидесяти метров, послышался первый наполненный болью вой. Сначала неразборчивый и протяжный, а потом четкий, резкий и отрывистый. Морган оказался прав. Среди беглецов находились не только перевертыши.
— Возьми больше сотни, — попросил Морган. — Чую, кто-то глубже засел.
Ничего не ответив, Хамфрид выдал все сотню менее, чем за двадцать секунд. Тренировки явно шли ему на пользу.
Резко выдохнув, Морган снял с предохранителя оружие. Мечась от стены к стене, твари корчились от обжигающей энергии. Страдания некоторых достигали того пика, когда вопреки всем инстинктам самосохранения загнанный в угол зверь начинает бросаться на своего истязателя. Морган знал, что пара десятков монстров уже поднимается наверх.
— Хамфрид, закругляйся, — сухо сказал он, ощущая, что осталось не более десяти секунд.
Натужно закряхтев, Хамфрид начал вбирать в себя то, что только что разжег. Раздуть Пламя было гораздо проще, чем свести его на «нет». Освобождая дорогу бойцам капитана, мужчина напряг внутренние ресурсы до предела. Вены на его шее вздулись, но в кромешной тьме этого никто не заметил. Начала кружиться голова. Сердце начало отсчитывать более глубокие, размеренные удары. В такт ему после каждого сокращения крепких мышц пульсация Тления начала гаснуть, а радиус — сжиматься.
Взбаламученные твари почувствовали мгновенное облегчение. Путь наверх был освобожден. Наступления было не избежать. Раздался первый выстрел. Вспышка осветила стены, разогнав искусственные сумерки. В ожившей на долю секунды ясности Морган заметил несколько человеческих лиц, сильно перекошенных ожогами и несовершенной мимикрией. Запомнив расположение тварей еще до того, как погас свет, мужчина доверился инстинктам. Сделал поправку на скорость собственных рефлексов и произвел пять последовательных выстрелов. Последний перевертыш упал прямо у ног, извергая на бетон плотный, густой смог. Решив больше не испытывать судьбу, следующих Морган встретил небольшой волной. Она выжгла нападающих до костей. Стены выдержали. От ветхих кирпичей не откололось ни кусочка.
