Текст книги "Яксил Тун (СИ)"
Автор книги: Алеся Дробышева-Бальдассари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
— Я замечал, что ко мне относятся инче, чем к девчонкам, — тихо сказал Баргет, — только не понимаю, чем я заслужил такое отношение.
— Любовь — универсальная валюта. И самый ходовой товар. В тебе ее много.
— А как это проявляется?
Растерянно пожав плечами, Дин-Сой грустно улыбнулся.
— Хочешь стать таким, как я? — спросил он.
— Я мечтаю стать таким, как вы.
— Тогда тебе придется делать много того, чего не хочется. Говорить то, что не хочется, идти туда, куда не хочется, спать с теми, с кем не хочется....
Замерев, Баргет с опаской посмотрел на Дин-Соя.
— Вы хотите сказать...
— Только, если ты сам этого захочешь, — усмехнулся мужчина. — А вот Фроггуар может не предоставить тебе такой выбор. Она не из тех, кто может проглотить обиду.
Опустив глаза, юноша немного замялся. Казалось, он готовился к чему-то очень важному.
— Могу я быть с вами откровенным? — спросил он.
— Я думал, этим как раз мы и занимаемся.
— Иногда я сомневаюсь, — робко сказал Баргет, — Эм... На корабле у нас был Проявитель... Его звали Эсхекиаль Каэрдевр.
— Это тот, про которого вам запретили говорить?
— Да, — кивнул Баргет, — Так вот... он рассказывал, как многие храмовники потеряли сопротивляемость из-за славы. Не выдержали такого испытания... А еще говорил, что она ломает людей. Что она наркотик. И в итоге ты теряешь больше, чем приобретаешь...
— Он был прав.
— И что же тогда делать?
— Я кое-что расскажу тебе, а ты решай сам. — сказал Дин-Сой, — Раз уж мы перешли на сокровенное... То вот тебе пища для размышлений. На свете бывают исключительные люди. Люди-вспышки. Их талант отличается от всех остальных. Он как-то по особому глубок и мало кем подвергается сомнению. На фоне этих людей все просто меркнут. История циклична... Ее циклы — это маленькие эпохи. И каждую эпоху освещает талант из числа этих исключительных вспышек. Так творится история. Такая слава — вечна. Вспоминая прошлое, люди будут прежде всего вспоминать людей, живших в нем.
— Вы хотите, чтобы вас вспоминали?
— Не просто вспоминали, — многозначительно улыбнулся Дин-Сой, — Я хочу стать символом эпохи.
— Какой именно?
— Это мне и предстоит решить.
Почесав затылок, Баргет ненадолго отвлекся на промозглый ветер. Он полностью продрог, но до этого момента почти не обращал на него внимания. Казалось, холод окружающего воздуха только-только проник и в его мысли.
— Вы имеете ввиду, что если и я тоже захочу стать символом эпохи, то мне придется чем-то жертвовать? — догадался паренек.
— Именно, Баргет, — устало ответил Дин-Сой, — Именно это я и имею ввиду.
Глава 6. Вспышка
Помещение хорошо проветривалось открытыми нараспашку окнами. Правда, освежающий ветер приносил с собой и сильный, едкий запах свежей краски. Морган уже знал, что справа на стене висело расписание занятий, список лучших учеников за месяц и значительных размеров техника безопасности. Которую, впрочем, редко кто читал. Слева располагались жидкокристаллические экраны с обширным списком изучаемых на текущем предмете тварей. В этом классе изучали простую истину: уметь пускать волны может любой дурак, эффективно убивать — только профессионал.
Большой учительский стол размещался аккурат под широкой доской. На зеленой матовой поверхности угадывались элементы стратегии, объясняющей, как разумно использовать штатные нарушения общей гравитации при зачистке проявленных, но не вступивших в симбиоз существ. «Молчание мысли — золото. Думай только по делу.» Гринбо Вокус (с) — гласила надпись, висевшая над доской. Облокотившись о толстую поверхность стола, спиной к вошедшим стоял Этровски. Законное место учителя кто-то занял, спрятавшись за его широкие плечи.
К собравшимся вели два ряда массивных парт с парными местами. В каждую из них, как отметил Морган, совсем недавно врезали небольшие информационные модули. Что удивительно, все они еще не были отключены. Мужчина сделал вывод что это, скорее всего, для проверки устойчивости модулей к замыканию. И, как оказалось — не зря. Несколько голограмм шли рябью. Изображения становились более прозрачными, готовые вот-вот исчезнуть.
Приглянувшись, Морган узнал Малимону — занятное существо, отдаленно похожее на рыбу. С короткими плавниками, головой, изогнутой как у морского конька, мясистым каплевидным носом из слизи и маленькими ножками, пробивающимися сквозь массивные щитки чешуи. По размерам Малимона не превышала половину человеческого роста. Несмотря на свой очевидный внешний вид, жабр не имела и прекрасно адаптировалась на суше. Общество всегда воспринимало ее как абсолютного паразита. Эта тварь часто проникала на планету вместе с остальными, прикидываясь частью другого существа. За счет природной прыткости Малимона с легкостью уходила от волн. При проявлении становилась вялой, но более агрессивной. Против плотной, практически непробиваемой чешуи были бесполезны и Сыны Преданной, и огнестрел. Единственно уязвимое место — тот самый мясистый слизистый нос. До которого добраться мог только Жнец, использовав расщепление.
Мгновенно всплывшая в памяти информация заставила Моргана испытать какую-то внутреннюю удовлетворенность: это существо храмовнику было практически не по зубам. Малимона — удел Жнеца.
Сладостные мысли о превосходстве появились не случайно. Рядом с учителем стояла парочка туник. Хамфрид предупреждал о том, что придут представители Ордена Святой Елены. Поэтому Морган, хоть и испытывал неприятие, все же решил вести себя сдержанно.
Обернувшись, Этровски перестал беседовать с кем-то, сидевшим за его столом. С кем именно Морган не разглядел, ибо тунику загородила могучая спина учителя.
— Морган! Сколько лет, сколько зим! — учитель расплылся в лучезарной, удивительно дружелюбной улыбке, — Вот он — один из моих любимых учеников! Поглядите только, как возмужал!
Любимых? Морган сразу напрягся. Какое-то неприятное предчувствие посетило его в тот момент, когда Этровски распростер свои огромные лапищи с целью заключить в объятья своего «любимого» ученика. Моргал Алонсо, как и остальные Жнецы, прекрасно знал, что любимчиков у Этровски не было. Этот человек никогда не проявлял явных симпатий. Никогда время гибернаций не заставляло его скучать по кому-либо. Смерть близкого — показывать эмоции скорби. И уж точно он бы никогда не стал заключать в объятья того, кто чисто из любопытства взорвал арбистом унитазы на втором этаже, когда ему было десять. О чем Этровски, безусловно, помнил. Он помнил все и обо всех.
Когда во все больше впадающего в панику Моргана вцепились толстые пальцы Этровски и прижали к его могучей груди, взгляд наемника упал аккурат за спину учителя. Уже ничего не мешало разглядеть того, кто с удушающим спокойствием смотрел в ответ. Из-за стола, аккуратно поправляя темно-зеленую форму Ордена Святой Елены, вставал Урдас Ханнанбар. Высокий, жилистый храмовник с белоснежными, практически седыми волосами и острыми как бритва скулами.
Буквально через мгновение, как Моргана, скорее, схватили, чем заключили в объятья, он почувствовал, как тяжелая, твердая ладонь опускается на спину. Удар оказался такой силы, что дыхание сперло. Наемник нервно, но сдержанно кашлянул.
— Не выебывайся, — сказал на ухо Этровски и отпустил Жнеца.
Что ж, все встало на свои места. Напряженным, пружинистым шагом Морган последовал за учителем.
— Ну ты и сволочь, — кинул он Хамфриду, отстраненно плетущемуся рядом.
Тот ничего не ответил, сделав вид, что изучает окружающее пространство. Морган понимал, почему близкий друг утаил, кто именно придет на встречу. В конце концов, он и сам мог догадаться. Даже имея сопротивляемость, далеко не все храмовники могли выдержать колоссальную плотность Пламени Школы. Урдас Ханнанбар не просто выдерживал тление силы. Он стал свидетелем вспышки, очнувшись практически одновременно с Морганом. То, что храмовник оказался здесь — была вещь закономерная и в равной степени неприятная. Последнее, что сейчас хотелось Моргану — это встретиться лицом к лицу с главным участником конфликта у гор Флегра. Вне сомнений, Урдас помнил все подробности случившегося. Закрались опасения, что необходимо внимательней следить за сохранность собственных членов тела.
— Здарова, — нарочито развязно сказал Морган, первым протянув руку Урдасу.
Тот взглянул исподлобья и неожиданно, точным, выверенным движением заехал Моргану кулаком по носу.
— День добрый, мудак, — процедил Урдас.
— Так! — поднял ладони Этровски. — Давайте-ка не горячиться. Будем взаимовежливы.
— Я поздоровался, — сухо ответил крестоносец.
Согнувшись, Морган схватился за нос. На ладонь просочилась теплая струйка крови. С момента, как Жнец в последний раз виделся с Ханнанбаром, удар у него ни на толику не ослабел. Пронеслась мысль, что не зря он избегал пластических операций, которые ему так старательно впаривал Троссендир Одрин. Все равно это была бы бесполезная трата денег. Резко разогнувшись, Морган хотел было замахнуться, но Этровски его остановил.
— Отойдем, — сказал учитель, выталкивая бывшего ученика в противоположный конец класса.
Все трое храмовников молча стояли и наблюдали за происходящим. В это время Хамфрид как-то неловко улыбался. Когда Этровски с Морганом удалились на приличное расстояние, он принялся извиняться за неуместную вспыльчивость своего друга.
— Остынь, Морган, — начал спокойным, вкрадчивым тоном учитель. — Ты же рассудительный парень. Ну, кроме того случая с унитазами...
— Он меня ударил.
— Ну и что? Работа такая. Не все нас любят.
— Не все — это никто?
Естественно, Морган знал, к чему клонит учитель. На этот раз он избрал стратегию понимающего участия, после которого начнется мягкое, но интенсивное подавление. Долгие годы наемник тренировался таким методам воздействия, пытаясь ему подражать. Особенно, когда взял Хамфрида постоянным учеником. Однако, повторить все этапы нарастающего авторитета так и не удалось. Обычно нить влияния терялась при переходе от доверительного общения к получению желаемого результата. Это очень злило. По этой причине Морган вел себя излишне жестко и нередко перегибал палку. Сейчас же Жнец насторожился. Он не хотел проворонить переломный момент. Вестись на эту уловку наемник больше не собирался.
— Слушай, — сказал Этровски, глядя как Морган размазывает кровь рукавом куртки. — У них система, ресурсы, техника. А у нас что? Только сила.
— На революцию мне, вообще, плевать. Я не собираюсь в это ввязываться.
— А я тебя и не прошу. Научишь вспышке хотя бы одного — можешь быть свободен.
Спокойный, твердый взгляд прозрачно-голубых глаз чуть потускнел. Учитель сильно постарел за эти годы. Густая черная борода неравномерно покрылась сединой. Кожа на широком лице сморщилась. Мышцы уже не казались такими крепкими. Мужчина как будто весь немного осел и уменьшился в размерах. Из высокого крепкого человека он медленно превращался в старика. Однако, несмотря на все физические изменения, что беспощадно несло время, его стальная хватка ничуть не ослабла.
Положив руку на плечо Моргана, Этровски слегка наклонился. Наемник почувствовал, что на него что-то давит. Начало крутить кишки. В затылке пару раз что-то щелкнуло. К лицу прилила кровь. Обветренные щеки охватил жгучий жар: значит, началось. Жнец не пропустил момент. Правда осознал, что помогло это ему мало.
— Посмотри на школу, — сказал учитель, все больше склоняя голову, будто вкладывал в собеседника очень важную информацию, — сколько Жнецов ты видишь вокруг?
— Не густо.
Морган тоже склонил голову, будто повинуясь какому-то внутреннему, непреодолимому инстинкту. И чем вкрадчивей говорил Этровски, тем ниже она опускалась. Нечто густое, сплошное и неудержимое начало накрывать сопротивляющееся естество наемника. Кишки стало крутить сильнее.
— За последние пять лет родилось только трое, — продолжил Этровски, не убирая руку с плеча бывшего ученика. — И среди матерей нет ни одной анпейту. Пламя уже никого не выбирает. Мы вымираем. Ты это понимаешь?
— Да.
— Пройдет совсем немного времени, прежде чем никого из нас уже не останется. Цивилизации придет конец. Если не сейчас — то никогда.
— Это не значит, что они имеют право распускать руки, — Морган предпринял последнюю попытку отстоять собственное достоинство.
Внутри все дрожало. Голова склонилась совсем низко. Мышцы шеи задубели. Привести ее в прежнее положение казалось задачей невыполнимой.
— Они имеют право на все. Даже если этот Урдас еще раз заедет тебе по носу — ты не ответишь.
— Это почему? — процедил Морган.
— Потому что я так сказал, — с удивительным спокойствием ответил Этровски. — Кто здесь вожак?
— Ты.
— Приказы обсуждаются?
— Нет.
Последняя стена защиты пала. Скованность достигла апогея. В висках отчаянно стучало. Еще чуть-чуть, и буравящее чувство в животе перешло бы в острую боль. Только вот этого не случилось. В тот самый момент, когда Морган сдался, все внезапно исчезло. Будто внутренности выпустили из железных клещей, а сознанию подарили долгожданную свободу.
Как он это делал? Для Моргана это так и осталось загадкой. Каждый раз от него что-то ловко ускользало. На ватных ногах Жнец поплелся вслед за учителем. Внезапное облегчение, свалившееся на плечи, принесло с собой и ощутимую слабость.
— Хамфрид! Сгоняй-ка к Широнгу, скажи, пусть с мелюзгой нарежет пару кругов вокруг школы.
— Да это не обязательно. — Нарочито развязно сказал Морган, желая показать собственную невозмутимость. — Вспышка не выйдет за пределы воды. Основная сила, скорее всего, будет только внутри сети.
— Так скорее всего или точно?
— Скорее всего.
— Хамфрид, иди.
Беспомощным взглядом Морган проводил друга. Тот пару раз сочувственно похлопал бывшего наставника по плечу.
Когда все успело так резко поменяться? Когда вдруг Морган стал нуждаться в поддержке больше, чем сам Хамфрид? Время летело быстрее, чем кажется. Единственное, что осталось неизменно за все эти годы — это использование Жнецов в качестве почтальонов. Мальчишек до сих пор гоняли туда-сюда со всякого рода словесными посланиями. Связь на территории школы до сих пор не работала.
Путь пролегал через складские помещения. Здесь, как и везде на территории учебного заведения, практически не работало электричество. Только изредка глухие коридоры освещались тусклым, интенсивно мигающим светом. Допотопные лампы накаливания периодически приказывали долго жить. Проводка перегорала. Система пожаробезопасности вела себя как-то нервно. В некоторых корпусах ее и вовсе решили отключить.
Морган вспомнил, как использовали учеников в качестве подсветки по вечерам. Преподаватели утверждали, что таким образом обучают воспитанников поддерживать Тление Пламени в течении длительного времени. Однако, Морган подозревал, что они просто экономили на свечах.
Несмотря на все старания учителей, и после занятий силы Тления оставалось достаточно, чтобы гонять сусликов на близлежащей территории. Морган однажды оказался в составе победившей команды, рекорд которой не могли побить в течении целых семи лет. В основном, потому, что возмущенные зверьки покинули место вопиющего бесчинства.
Невольно улыбаясь от всплывающих воспоминаний, Морган все же успевал подмечать любопытные детали. Несколько помещений заполнялись свежим оружием. Первозданный, нетронутый запах смазочных материалов нельзя было спутать ни с чем. Усиленное в несколько раз чутье Жнеца не могло пропустить такой заметной детали. Впрочем, от него этого никто не скрывал. В один из таких складов дверь и вовсе не была закрыта. В узкий проем Морган увидел несколько рядов аккуратно сложенных энерговоронок — портативных аккумуляторов сопротивляемости. Они позволяли выпустить несколько направленных волн с помощью живого носителя. Так обычный храмовник на несколько секунд мог уподобиться Жнецу. Морган отметил про себя, что крестоносцы поступили очень хитро. Учебные заведения Жнецов подвергались проверке крайне редко. Раз в год все ученики, воспитанники детских домов и учителя покидали свою территорию, чтобы могла пройти проверка. Массовое перемещение Жнецов причиняло прорву неудобств властям. На какой бы окраине ни находилась школа, подобные мероприятия вызывали панику не только у местного населения, но и у всей планеты. Вышестоящие инстанции старались избегать лишний шумихи, поэтому вынуждены были оставлять Школы без особого контроля. Учитывая, что ни сложные, ни простые приборы слежки здесь просто не работали.
Впереди шли Этровски с Ханнанбаром. Они иногда что-то тихо обсуждали между собой. По отрывистым фразам Морган сделал вывод, что визит крестоносцев был официально зарегистрирован. И обсуждалась вовсе не детали будущей революции, а нюансы предстоящих жатв. Для наемника стало сюрпризом то, что Этровски снова в строю. А еще то, что Жнецы теперь работают с храмовниками.
Морган отстал. Поравнявшись с остальными, он предпочел плестись в хвосте.
— Я всегда считал, что Церковь несправедливо приписывает себе сопротивляемость, — после незаслуженного прессинга в Моргане почему-то открылась неимоверная тяга поразглагольствовать. — В свое время она просто оказалась более ушлой, чем остальные. Вцепилась в Пламя мертвой хваткой, задавив другие конфессии... Хотя, быть быстрее остальных — тоже своего рода достижение... Хоть и чистейшая политика. Раздел сферы влияния, ни дать ни взять. Ну, ее тоже можно понять... В мире технологий трудно выжить какой-либо религии. Зачем развитому миру дремучие атавизмы? А тут такая возможность... Людям просто нужно было во что-то верить, когда мир летит ко всем чертям... Ладно хоть Жнецы прекрасно обходятся без всего этого дерьма.
Внимательно посмотрев на молчаливого собеседника, Морган хорошенько оценил его реакцию. Которая, впрочем, никак себя не проявила. Среднего роста круглолицый храмовник с румяными щеками, проглядывающими сквозь короткую, но довольно густую черную бородку сохранял спокойную невозмутимость. Такой же черный, как и борода подрясник крестоносца практически подметал пол. Мужчина даже не повернул голову в сторону Жнеца. Осмотрев его с ног до головы, Морган на секунду задумался. Засевшая где-то в глубине души обида не давала покоя.
— Когда-то крестоносцы кошмарили вас на собственной же земле. — Морган решил все-таки добиться хоть какой-либо реакции молчаливого собеседника. — А сейчас вы, так сказать, по ту сторону. Самим-то не стремно?
— А у тебя нос как? Не болит? — повернул щекастое лицо крестоносец, проявив изрядную долю сострадания к потерпевшему.
На этот раз уже ему ничего не ответили. До бассейна дошли молча.
Влажность холодного воздуха с лихвой насыщалась запахами дезсредств. Солнечные лучи, что пробивались через широкие окна, лениво отражались от гладкой водной поверхности широкого бассейна. Тусклые отблески гуляли по плавным изгибам, проецируя ломаную паутину света на матовое дно. До неприличия идеально вычищенный водоем, наверняка, занял с десяток бесхозных рук в последние пару дней.
Входящих приветствовали пятеро Жнецов. Двоих Морган знал — приходилось пересекаться еще во времена учебы. Остальные трое были участниками зачистки Ифритов у подножия гор Флегра. Пламя твердо отпечатало их лица в памяти.
Причем, все без исключения Жнецы были сынами анпейту. Это чувствовалось сразу. Желая лишний раз перестраховаться, Этровский исключил любую вероятность прокола. Обычные Жнецы, будто нежеланные бастарды, остались не у дел. Морган знал, что Этровски сделал логичный и правильный выбор, но внутри все равно остался неприятный осадочек. Анпейту при зачатии проводили через себя гораздо более мощный поток Пламени от Жнеца-отца без последствий для организма, и напитывали своих сыновей большей силой. Сыны анпейту меньше ошибались, дольше поддерживали Тление, могли раздувать огромный радиус силы, иногда доходящий до пяти километров. Стоило ли говорить, что такие специалисты у работодателя ценились на порядок выше?
До этого момента Морган никогда не испытывал к подобному раскладу зависть или обиду. Он всегда считал это лишним поводом совершенствовать свои навыки. Иметь полное право сказать, что его умения — не данность, а плод упорного труда, Жнец ценил превыше всего. Единственное, за что наемник действительно испытывал глубокую обиду — это то, что он родился Жнецом.
— Дарова, Морган, — пожал руку наемнику Грен Дуэф.
Остальные последовали его примеру. Приветственная часть прошла быстро. В воздухе висела какое-то тревожная лихорадка. Храмовники, не сговариваясь, отошли в дальнюю часть помещения. Аккурат к противоположному концу бассейна, где на высокой стене красовалось изображение огромного яблока, пронзенного острым длинным мечом с деревянной гардой в виде креста. Грен Дуэф с двумя остальными Жнецами принялись закрывать окна плотной, черной завесой. Помещение медленно погружалось во мрак.
— Пусть сразу все не лезут, — сказал Морган, стряхивая с себя тяжелые берцы.
Оставшись только в плавках и футболке, он начал морально готовиться к погружению в ледяную воду. На то, что за эти годы воду в бассейне начали подогревать, наемник даже не надеялся.
— А сколько? — в голосе Этровски ощущалась напряженная нервность, впитавшаяся в него из окружающего пространства.
— Нисколько. Когда будет надо, покажу, кто первый, — громко сказал Морган, чтобы и другие услышали. — Пусть подойдет к воде и опустит руки. Полностью не надо погружаться.
— Слушай... А не долбанет?
— Не должно.
Долго тренируясь у себя в гараже, Морган сделал вывод, что при удачном начале саму вспышку контролировать достаточно легко. Труднее всего вскрыть ее источник. Для этого требовалось приподнять ту завесу, которую сам он усиленно сторонился. К тому же, тело могло не выдержать нагрузки. Интенсивность Пламени нарастала за сотые доли секунды. При таком раскладе, безусловно, сыны анпейту подходили лучше остальных. Вот только угробив с несколько десятков тазиков и окончательно замочив свой любимый диван, Морган обнаружил, что способность вмещать в себя силу — далеко не одно и то же, что способность уловить изначальный источник Пламени. Тем не менее, утопать с головой в подборку подходящих Жнецов и окончательно вписаться в развитие революции Морган не собирался.
— Ну, смотри, Морган, — покачал головой Этровски. — Не разнеси все тут. Замаскировать это под проделки мелюзги вряд ли получится.
— Не беспокойтесь. У меня все под контролем, — почти не соврал Морган. — Вот только за сохранность туник не ручаюсь.
— Они останутся.
— Дело ваше.
Как и ожидалось, вода оказалась более, чем просто бодрящей. От холода пошли мурашки и сжалось даже то, что, казалось, сжиматься не должно. Через толщу воды можно было наблюдать укороченные в два раза белые конечности, тут же вошедшие в контраст с загорелыми руками и лицом. Погрузившись ровно до пояса, наемник замер. Слева от него встали пятеро избранных, к ним же присоединился и сам Этровски. Морган глубоко вздохнул и опустил голову. Закрыл глаза. Он чувствовал на себе напряженные взгляды, но это его ничуть не смутило. Когда настанет время — все потеряет значение.
Холодная вода поглотила широкие, загорелые ладони. Толстые пальцы начали дрожать от медленно текущей по телу энергии. Морган дышал глубоко и размеренно, все больше накапливая в себе Пламя. Он не увеличивал радиус охвата силы — он увеличивал напряжение внутри. Вакуумная тишина, поселившаяся в сознании, начала распространяться вокруг. Казалось, она поглощала все звуки — невозможно было услышать даже собственное дыхание. Одновременно с тем, как из закрытых век начали прорываться языки холодного белого Пламени, вода в бассейне начала светиться. Мягкое сияние медленно нарастало, превращая прозрачную в жидкость в нечто, похожее на сверкающий бриллиант.
***
Вдох. Выдох. И так — по кругу. Внутренний мир медленно начал плавиться, оставляя после себя только прозрачную каплю стекла. Кристально чистая капля выжгла в себе все обиды, воспоминания, радости, утраты и цели. Существующая реальность начала медленно отдаляться, теряя свое главенствующее влияние. А вместе с ней — желания и стремления. Все осталось за плотной завесой навалившегося вакуума. Теперь все это не имело значения. Здесь — территория вечности.
«Ты готов? Сделай шаг вперед.
Чтобы переступить черту пустоты, необходимо не иметь страха. Я знаю, ты это сделаешь.
За невидимой дверью находится то, откуда нет возврата. Переступить порог живым невозможно — ключи есть только у смерти.
Не смей пересекать ее. Прикосновения будет достаточно».
Бесконечные, бездонные потоки проходили сквозь призрачное естество, которое против своей воли растворялось в окружающем. Нет. Воли уже не существовало. Как и этого мира.
«Ты видишь свет. А может, тьму? Знай, у самой черты завесы сгорает все. Берегись. От души может остаться только пепел. Боишься? Я знаю, что нет. И знаю, что ты недостоин».
***
Поверхность бассейна сотрясала мелкая рябь. Большие и малые, идеальной формы и неказистые, цепляющиеся друг за друга капли начали отделяться от гладкой поверхности воды. Казалось, гравитация исчезла. Жидкость начала подниматься вверх, нарушая все законы мироздания. Достигнув потолка, она начала ползти вдоль стен, словно прозрачный, живой слизень.
Морган поднял веки. Пламя в его глазах уже не пылало. Оно начало испускать ядовитое, радиоактивное свечение. В воздухе, прорываясь сквозь тотальный вакуум, начал нарастать мерный, глубокий, пробирающий до костей свист.
Мужчина поднял правую руку, указав на того, кто мгновенно отделился от остальных и подошел к кромке бассейна.
Повернув голову, Жнец встретился взглядом с Урдасом Ханнанбаром. Во взгляде крестоносца не осталось ни капли ненависти, брезгливости или презрения. В его оцепеневшем взгляде читался только страх. Сердце крестоносца выдавало сто сорок ударов в минуту. И это уже не имело никакого значения.
Морган прикоснулся к черте.
«Ты их разбил. Разрушил до основания. Преграды в душе, что останавливали тебя от роковой ошибки. И даже не пытался бежать от собственной гибели. Ты спутал жизнь и смерть. Никогда не видел края пустоты и обжигающего безразличия в себе. Твои звезды потухли в небе. Каждого из вас. Их свет не укажет путь из смердящего мрака души.
Окаменелые сердца — заложники низменных целей. Горевшие когда-то очень давно. Сотни, миллионы живых сердец, превратившихся в пепел. Убогие, дряблые и слабые. Я не прощаю слабость. Я — есть сила. Я лишу тебя всего.
Чье это Пламя?
— Назови мое имя!»
***
Сквозь далекую пелену реальности послышалось громкое, полное неприкрытого ужаса: «Ложись!».
Непреодолимая, всепоглощающая вспышка, словно волна Марсианского цунами, накрыла все окружающее пространство ослепительным светом.








