Текст книги "Год Собаки I. Среди Теней (СИ)"

Автор книги: Алеш Тай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

День Третий. Сцена 10–11

10.

Кое-как удалось отыскать в переулках нужное здание, а затем кабинет в его пустующей громаде.

Я вслух прочитал надпись на бронзовой табличке:

– Отбор и верификация кандидатов.

Посмотрел на Илью:

– Наверное, оно…

Но абуминогу было не до меня. Он уставился на висящий под потолком экран, который показывал отрывок фильма.

На большом концертном рояле седая дама в вечернем платье играла прелюдию к «Недостатку тепла». Певица тем временем вышла к краю сцены и оперным голосом запела.

Это был тот же вариант, что я слышал на балу. С дополнительными куплетами.

Теперь песня не казалась чужой…

Эмоции и стиль сохранились, получили логическое продолжение. Сдержанная грусть и скорбь через осмысливание трансформировались в осознание себя, своего места в мире.

– А вот и автор хита… – услышал я знакомый голос.

Обернулся.

Позади стояли Принц и девушка в белом халате.

– Чудесненько… – сказала она.

И за локоть отвела в соседнюю комнату.

Медсестра усадила меня в массивное металлическое кресло и начала пристегивать к нему черными лентами.

Я улыбаясь, следил за ней, но в мое сердце тихо входил страх.

Илья и Принц молча наблюдали за происходящим.

– Что вы делаете? – спросил я.

Девушка, присев, пристегивала мои ступни к скобам на полу.

Не поднимая лица, ответила:

– Нужно получить образец души и подтверждение подлинности. Машины проанализируют и примут решение.

Потом подняла голову и спросила кого-то:

– Верификация. Нотариусы готовы?

Из скрытого за обшивкой динамика прохрипело:

– Готовы…

– Для чего нотариусы? – обмирая, спросил я.

– Нужно удостовериться, что вы – это вы.

Я посмотрел в ее рыжие глаза. Комизм ситуации был выше страха.

Улыбаясь, спросил:

– Я если я, это не я?

– Тогда, молодой человек, вы отправитесь в ту дверь.

И она кивнула на стальное полотно без таблички в углу бронированной комнаты.

– А что там?

– Утилизатор… Готовы?

И вручила мне серебристую гитару, подсоединенную кабелем к стене.

Я провел большим пальцем по струнам. Она была настроена совсем иначе. Незнакомый строй, семь струн.

Камертона нет.

– Не готов, – сказал я. – Не могу играть…

Медсестра пожала плечами:

– У вас три минуты.

Илья и Принц смотрели на меня через толстое стекло.

Я сделал абуминогу страшные глаза и подозвал жестом. Он сразу же подошел и присел рядом, внимательно глядя на меня.

В каком-то замешательстве я смотрел на Илью и не знал, как объяснить проблему. Боюсь играть, все позабывал…

Вдруг облажаюсь, и правда… сотрут к чертям.

Нужно точно перенастроить, но за три минуты не успею. Давно не брал инструмент в руки.

И сказал печально:

– Я, оказывается, тоже абуминог…

– Пернатый абуминог? – обрадовался Илья. – Что-то новенькое…

Провел ногтем по струнам.

Хмыкнул:

– Русский классический…

Потом посмотрел мне в глаза, и все понял без объяснений:

– Вернуть на стандарт?

– Да, – шепотом сказал я. – Можешь?

– Легко…

Илья, ориентируясь на внутренний камертон, за минуту изменил настройку на стандартную и вернул гитару:

– Седьмую не трогай. Будет дребезжать.

Глядя на меня, вышел, показывая руками знаки: «пернатый, соберись!», «все будет хорошо»…

Дверь метровой толщины выкатилась из проема в стене и герметично закрылась. Клацнули скрытые в двери засовы.

Сверху раздался искаженный голос:

– Приступайте…

В стенах открылись бойницы, и оттуда на меня уставились жерла магических деструкторов. Похоже, что в случае чего, я не дойду даже до комнаты утилизатора. Нечему будет доходить.

Посмотрел на Илью с Принцем, стоящих за стеклом.

Вздохнул.

И начал играть.

Первая верификация прошла мгновенно, на втором такте. Вспыхнул и медленно заморгал желтый прямоугольник под потолком.

Я доигрывал вступление, как прошла вторая верификация. Зажегся еще один прямоугольник.

Сделав паузу, я вернулся к исходной точке и начал куплет. Вместе с перебором струн еле слышно произнес первые слова:

– Недостаток тепла… вынуждает меня…

От волнения я ошибся и вместо «заставляет» спел «вынуждает»… и почти сразу зажглась третья верификация.

Я доиграл куплет до конца и остановился, заглушив струны.

Принц, Илья и девушка молча смотрели на меня сквозь толстое стекло.

Эмоции прошлого поднялись вместе с памятью о Земле. И я сидел, наклонив голову, пытаясь справиться с ними.

Дверь отъехала в сторону…

Вбежал Илья, а следом быстро вошел Принц. Увидел стволы деструкторов и возмущенно сказал:

– Вы в своем уме? Уберите немедленно!

– Живой? – спросил Илья.

Закрыв глаза, я кивнул.

– Ты иначе играешь, чем раньше…

Очень давно не играл ее, но пальцы помнили. Помнил, как написал один куплет и остановился, потому что понял, что это все.

Ленты, удерживающие меня, разомкнули замки и втянулись в кресло.

Я поднялся, сделал шаг и упал.

Вбежала девушка со шприцем в руках.

– Почему он весь мокрый? – спросил Илья.

– Индукторы намерения.

Девушка кивнула на серые пластины на стенах комнаты, которые я вначале принял за плиты звукоизоляции.

И вонзила иглу прямо через джинсы в бедро.

Моя голова шла кругом, сердце билось все медленнее, метка вразнобой лихорадочно моргала.

Я умирал.

Пот лил с меня ручьем, рубашка прилипла к телу.

Спросил, преодолевая боль и апатию:

– Скольких вы уже… испарили…

– Шестерых.

– Что? – удивленно сказал я.

И попытался подняться.

От укола начались судороги, тело боролось с апатией гипнотического подавления, наведенного электроникой.

Девушка взяла второй шприц и приготовилась снова сделать укол.

Принц остановил ее руку:

– Достаточно… Мы уходим.

Я собрался встать на ноги, но он наклонился ко мне:

– Пойдем…

И, к моему ужасу и стыду, подхватил на руки. Принц поднял и нес меня, будто бы я ничего не весил.

Словно я был сделан из тонкой полупрозрачной бумаги… Он был невероятно сильным. Как я продержался столько времени в поединке на балу совершенно непонятно.

Илья шел следом за нами, вопросительно и озадаченно глядя на мое лицо.

Принц ногой распахнул дверь на улицу, опустил меня на каменный парапет у входа.

– В порядке? – тихо спросил он.

Тело было опустошено, словно внутри случилось короткое замыкание. Мышцы сводило судорогой, но я не показывал боль, хотя скорее всего, она металась в моих зрачках.

Тихо сказал в ответ:

– Нормально.

Я посмотрел в его спокойные серые глаза. Этот взгляд вполне мог стать моим. И отвел свои.

Было кое-что, в чем я боялся себе признаться…

Меня мучал его взгляд. Я знал его, но никак не мог вспомнить, где я его видел. Не знал, почему он кажется знакомым.

Я спрятал свои глаза, боясь, что Принц прочитает в них смятение, и распознает то, что могло помочь в его игре против нас.

Разгадает мои сомнения, восхищение и страх.

А то, что он играет против, я не сомневался.

Гранитный парапет нагрелся на солнце, и его тепло, пронизывая меня, снимало мышечный спазм. Я ощущал, как боль отпускает, и обморочный липкий туман постепенно рассеивается.

И проговорил:

– Шесть из тридцати шести… Стертые клетки в лотерейном билете.

– Из тридцати семи, – поправил Принц. – Ты уцелел… Я очень этому рад…

И я задал главный вопрос, который преследовал все это время:

– Почему… Почему Грег убил Пятого?

– Я не знаю, – ответил Принц. – Это моя вина… Никогда себе этого не прощу.

Рядом взревели двигатели.

Издавая низкий пульсирующий рокот, сверху спустились три мотоцикла и зависли над брусчаткой.

Шлемы гонщиков раскрылись, и я увидел Грега, Алекса и Бонзо в обтягивающих черных костюмах ближнего космоса.

– Прокатимся вдоль экватора… – пояснил Принц.

Он коснулся броши в виде стилизованного черного паука на лацкане пиджака, и одежда на нем превратилась в обтекаемую черную кожу стратосферного гонщика без единого шва.

– Звони и заходи в любое время, – сказал мне Принц. – Всегда рад тебя видеть.

Повернулся к Илье:

– И ты, бро… Заходи, когда захочешь. Или все вместе…

– Ладно… – кивнул Илья.

Принц согнул руку и поднял ладонь в блестящей черной перчатке.

– Станцуем?

Илья улыбнулся, и они с Принцем исполнили танец крыльями в брутальном байкерском варианте.

Бонзо освободил свой мотоцикл. Пересел на заднее сидение к Алексу.

Грег непонятно смотрел на меня, словно решал, стоит ли мне сказать что-то важное… Потом скрыл лицо черным стеклом и приготовился к старту.

Принц хлопнул Илью по плечу, прощаясь.

Прикоснулся к пауку, вокруг головы Принца соткался из пустоты черный шлем, а лицо полностью закрылось непроницаемым темным стеклом.

Перекинув ногу, Принц оседлал мотоцикл, газанул. От рокота, переходящего в рев, задрожали камни и стекла. Силовое поле закрыло обтекаемой каплей машину и его наездника.

Потом Принц включил передачу, мотор изменил звучание, и мотоцикл, зарычав, стремительно ускорился. Следом взревели, рванулись мотоциклы Алекса и Грега, на ходу облачаясь в капсулы силового поля.

Они догнали Принца, выстраиваясь черным треугольником.

Треугольник взмыл в небеса и через несколько секунд с оглушительными хлопками преодолел звуковой барьер.

Мы проводили его взглядами.

Затем они развернулись, оставляя за собой инверсионные следы, сделали плавный полукруг, разогнались до немыслимой скорости, и одновременно вспыхнули, исчезая из текущего уровня реальности.

Илья восторженно посмотрел на меня:

– Во дают!

Издалека с запозданием донеслись громовые раскаты.

– Он классный… – проговорил Илья. – Принц.

Я вздохнул:

– Ага…

И закрыл глаза, растянулся на горячем парапете.

Сердце билось ровно.

Я прошел тест. Меня не сотрут.

#

11.

Абуминог все-таки заманил меня в ловушку… Ничего не подозревая, я шел за ним.

Мы прошли от Института Верификации квартал по тихим улочкам и свернули во дворы. Спустились по лестнице в помещение цокольного этажа. Пахло влажной штукатуркой и опавшими листьями.

Илья толкнул дверь с облупившейся краской, и мы оказались в студии.

– Заходи… – сказал Илья, он заметно волновался.

И посторонился, пропуская меня вперед.

Я слишком поздно понял, что попался. Что это была студия абобусов… Дверь за спиной со щелчком закрылась.

Ловушка захлопнулась.

Марк и Виктор сидели на колонках, негромко разговаривая. Они явно кого-то ждали…

Илью?

Увидев меня, близнецы одновременно соскочили вниз.

– А он что здесь делает? – удивленно спросил Марк.

Абуминог немедленно выложил все карты.

– Может помочь с песней. Есть текст…

– Я ухожу, – сказал я Илье, – мне тут не рады… И мы так не договаривались.

Он встал перед дверью:

– Пожалуйста… Очень нужно. Я обещал…

Оказывается, абуминогам известны и такие волшебные слова.

– Стой, – проговорил Виктор. – Пусть говорит.

Я поднял ладонь в жесте отрицания.

– Нет… Вы скажите мне.

Близнецы быстро переглянулись. И, по очереди развивая мысль, поведали историю:

– Нужна песня на конкурс. Не кавер, своя… Скопировать не получится, будет верификация. Пробовали сочинять, все стихи тупые. Принц уже смеется в голос…

– Понятно… – остановил я их скорбное повествование.

Была у меня одна незаконченная вещь, ожидавшая своего времени. Может быть, как раз оно и пришло?

Абобусы уловили мои мысли и смотрели с надеждой.

– Ура… – прошептал абуминог, он знал, что я соглашусь.

Близнецы сделали ко мне шаг, и Марк спросил:

– Поможешь?

– Да… – сказал я. – Но одно условие.

Марк не спросил, какое, сразу подал руку:

– Идет…

И мы скрепили соглашение рукопожатием.

– Как автор текста, – выдвинул я свое требование, – могу сделать три правки в музыкальной части.

Близнецы согласились:

– Хорошо, если мы сможем сделать столько же в текстовой.

– Идет… – сказал я.

И удалился сочинять в тихую комнату звукооператора.

Три куплета, практически готовые, появились у меня перед глазами. Надо было подобрать точнее некоторые слова, завершив пару строк, и кое-где причесать рифмы.

Через полчаса заглянул Илья:

– Пернатый, ты скоро там разродишься?

Следом влез Марк:

– Где яйцо?

Я молча протянул лист.

Они посмотрели на исчерканную бумагу и сказали:

– Пойдет…

И ушли колдовать. А потом явился абуминог, который вежливо выставил меня из студии прочь.

– Иди, пернатый, полетай немного… – извиняясь, сказал Илья.

Я открыл окно и толкнулся вверх.

Прилетел в парк, сделал круг около колеса обозрения и сел в самую верхнюю корзину.

Колесо обозрения не работало, был единственный в месяце выходной. Солнце уже клонилось к полудню. Я тянул за обруч в центре корзины и крутился в горячем воздухе, слушая ритмичный скрип металла.

И в моей голове появилась мелодия…

Оттолкнувшись от ограждения корзины, я полетел к скалам, о которые разбивался прибой, и сидел там, напевая ее про себя, и потом полетел в студию.

Вернулся через час, предполагая, что близнецы толком и не приступали к сочинительству. Но Марк с Виктором с гордостью представили черновой вариант.

Услышав который, я побледнел.

Вместо неспешной романтической баллады в песне ожило и пульсировало металлическим сердцем новое существо… Быстрое, жестокое, мелодичное. Лирический герой был распят гитарными рифами в завораживающем ритме. Все завершалось умопомрачительным соло.

Заглушив струны, Илья с торжеством посмотрел на меня:

– Ну как?

– Эпичное соло… – потрясенно сказал я. – Импровизировал?

– А то…

Я медленно вздохнул:

– Ладно.

Близнецы смотрели на меня выжидающе, как и тогда, на балу. Но теперь к ним примкнул Илья.

У меня было три попытки остановить их затею. Их желание превратить мои незаконченные стихи в монстра. Либо три попытки сделать из монстра песню.

И я начал разыгрывать свой первый шар.

– Во-первых… Медленнее. Куда понеслись? Это лирическая песня.

– А во-вторых? – спросил Виктор.

– Все еще, во-первых… Меньше железа и скрежета.

Я подошел к синтезатору, включил его.

И бросил второй шар:

– Во-вторых… Хочу, чтобы появилась эта тема.

Наиграл одной рукой на клавишах мелодию, которая пришла в голову на колесе обозрения. Втайне надеялся, что они не смогут ее вклеить и бросят затею.

Но они переглянулись:

– Круто… шикарная вставка. Нам как раз нужна… В другой размерности и темпе, сделаем к ней мост.

Два первых шара, похоже, ушли в никуда…

Оставался третий.

– И еще… – выложил я последний козырь. – Не нужно все время страстно орать слова, как стадо абуминогов… Вот здесь, в конце, оставляем просто гитару и спокойно поем.

Я взял у Марка инструмент и проиграл рифы куплета. Затем оборвал ритм и перебором завершил последние такты.

И, делая паузы, пропел или, вернее, проговорил:

– Но моя… звезда… не та…

Отложил гитару.

Посмотрел на близнецов, а потом на Илью и развил мысль:

– И так каждую последнюю строку куплета… Герой ищет, борется, преодолевает, находит. Но понимает, что это не то, что искал.

– Почему? – одновременно спросили близнецы.

Я испытующе посмотрел на них.

Марк и Виктор оказались умнее, чем выглядели на первый взгляд.

И ответил:

– Потому что… это всегда было с ним.

Илья молчал.

А Марк с Виктором сидели на стульях, смотря в пол.

Я с облегчением подумал, что теперь точно ничего не выйдет, и песня останется со мной пусть и в незавершенном виде.

Но они сказали:

– Это будет бомба…

– Про «искал», «не нашел», «было с ним» и прочую лирику – напишешь. Прямо сейчас.

– Нет… – обреченно сказал я.

– Да, – расширив глаза сказали близнецы. – Напишешь!

– Напишешь, – сказал Илья. – Не вздыхай…

И я снова побрел в тихую комнату сочинять.

Через пятнадцать минут заглянул Виктор.

– Ну?

Они посмотрели текст и отвергли.

– Не-не-не… Мимо кассы…

– Почему? – поникнув, спросил я.

– Ты грузишь философией, а все это уже и так есть. Между слов.

Отправили еще раз переписывать завершение.

Я взял гитару и наигрывал последние такты куплета… И так ничего и не смог придумать.

Когда они вошли, я протянул бумажку.

– Что это?

– Заказывали яйца… Отложил.

Они посмотрели. Борьба, поиск, разочарование и осознание уложились в одну фразу.

Там была пять раз написана карандашом единственная строка – «но моя звезда – не та…»

Илья уставился на бумагу, а близнецы сказали:

– Гениально.

– Да. На разные голоса.

– Я это слышу… – сказал Илья.

– И под конец в замедление…

Они скрылись за дверью.

Взревели гитары, и снова проснулось металлическое существо. Но оно уже не было диким и чарующе жестоким. Оно искало ответы, искало себя. Теперь в нем жил человек.

Мне было слышно, как они подбирали нужное звучание, и добившись его, пару раз прогнали композицию от начала до конца. Начали экспериментировать с окончанием.

И затихли…

Я достал телефон Ильи из кармана. Пролистал видео с точек наблюдения.

Ничего необычного.

К двери номера никто не подходил, кроме горничной.

В кабинете Принца тоже никого, паук сидел, уставившись в одну точку. На Лестнице Богов, в городе, в каньоне, в часовне с колодцем, в тайной переговорной. Везде без происшествий.

Снова проснулись гитары, проигрывая варианты завершающейся мелодии. Она повторялась на разные лады, замедляясь с каждым разом все сильнее.

И опять все затихло. Близнецы явно что-то задумали… Я подозрительно косился на дверь.

Наконец, дверь распахнулась, и они появились втроем.

– Значит, вот наше решение… – сказал Марк.

Я вопросительно смотрел на них.

– Все окончания куплетов «…но моя звезда одна», «…чиста», «…холодна» и так далее… Все заменяем на «но моя звезда – не та…»

От неожиданности я издал мяукающий звук протеста.

– Что? – одновременно спросили близнецы, округляя глаза.

Не дождавшись от меня ответа, Марк продолжил:

– Для этого правим куплеты, переписываем, меняем рифмы.

Я издал второй мяукающий звук.

Посмотрел на Илью и не нашелся, что сказать.

– Что? – снова спросили близнецы на мое протестующее мяуканье.

Я молча смотрел на Марка и Виктора.

– Бедняга, пернатый… – произнес Илья. – Держись, мне твой вариант больше нравится. Но так нужно.

Они были правы… Их вариант делал песню строже, чище, сильнее. Профессиональнее.

– Я согласен, – тихо сказал я.

Близнецы отдали отпечатанный текст, и через четверть часа я вернулся с исправлениями.

Они посмотрели на бумагу, и я опять услышал:

– Пойдет…

– Надо все переписать начисто, – сказал Илья Марку.

И мне, загадочно подмигивая:

– Все, пернатый, иди полетай, нам надо работать…

Когда я вернулся, текст уже был набран вместе с нотами и стоял на пюпитрах… В студии сидела Ма и слушала запись, кивая головой в такт музыке.

Закончив прослушивание, она сказала:

– Будет лучше, если попробуем сыграть так… а здесь так…

Ма внесла исправление на своем экземпляре, и они сразу проявились во всех бумажных листах.

– Пилим… – скомандовал Марк.

И они втроем сыграли отрывок несколько раз. А потом начали всю песню с начала.

– Ну как? – спросила меня Ма, стараясь перекричать гитарный рев.

Я улыбнулся:

– Не могу это слушать…

– Не нравится?

– Как-то не по себе… – сказал я. – Я, пожалуй, пойду.

И я вышел во двор, а потом на улицу. Сзади раздались быстрые шаги, меня догоняла Ма. В ее руках был рюкзак Ильи.

– Постой, я с тобой… – сказала она. – Мы же хотели заниматься, помнишь?

Я кивнул.

Забрал у нее рюкзак и надел его на плечи.

– Ты как? – спросила Ма.

– Немного грустно. Столько лет носил ее здесь… – Я приложил ладонь к груди. – И в один миг отпустил.

Она взяла меня за руку, и мы пошли по узкому переулку в сторону моря. На пустом перекрестке поднялись к небесам.

Ма заглянула в мои глаза:

– Не грусти. Она всегда будет с тобой.

– Знаю… – ответил я. – Но моя звезда – холодна…

Посмотрел на серьезную Ма и улыбнулся:

– Куда летим?

#

День Третий. Сцена 12–13

12.

Ма выбрала место для приземления.

Я опустился недалеко от линии прибоя на уступ желтого песчаника поднимающийся над галечным пляжем. Он тянулся вдоль побережья, примыкая к скалам и валунам, теряясь в кустарнике.

Песок на возвышении был влажным, порывистый ветер срывал брызги с верхушек волн.

Ма глянула на меня испытующе и произнесла:

– На колено, милорд.

Я опустился перед Ма на колени.

Она присела рядом.

– Смешной… – щелкнула меня легонько по носу. – Что творишь, дурашка? Можно на одно колено…

– Это еще надо заслужить, – ответил я.

Она внимательно посмотрела в мои глаза и серьезно кивнула:

– Ладно…

Поднялась и вынула танто из ножен с тонкой красной лентой, удлинила его, и положила сталь клинка на мое левое плечо.

Замолчала.

Ветер разметал наши волосы. Волны одна за другой равномерно накатывали на берег. Так же, как дни и годы накатывают на наши жизни.

И произнесла:

– Открываю доступ и передаю права владения этим прекрасным клинком моему верному другу, кого сейчас он касается. Отныне вы посвящены… Пусть ваши сердца взаимно откроются навстречу.

Ма замолчала.

Ветер шуршал песком в тишине. Где-то за спиной разбивался о дальние скалы прибой.

– Вставай, – сказала она. – Это все.

Я, не торопясь, поднялся, отряхнул влажный песок с коленей.

Ма посмотрела на меня, прищурившись от солнца, и кивнула головой в сторону от обрыва:

– Иди за мной. Не отставай…

Подхватив рюкзак, я пошел следом, буксуя в текучем песке. За день солнце раскалило его, и жар проникал сквозь тонкие подошвы.

Ма вела к зарослям кустарника за грядой желто-серого камня.

Обогнув песчаник и кусты, мы остановились в укрытом от солнца и ветра месте, среди множества ржавых труб.

– Начнем, – сказала Ма.

Я быстро оглянулся, оценивая обстановку.

Трубы выходили из земли на высоту человеческого роста в шахматном порядке. Верхушки прикрыты оголовками на одной высоте. Это было похоже на заброшенный фундамент какого-то строения.

Ма дождалась, когда я посмотрю на нее:

– Я расскажу не словами наставника, а как сама поняла.

Она протянула мне танто в ножнах с тонкой красной ленточкой.

– Возьми меч. Держи его так, словно это твоя душа… – произнесла Ма строго. – Теперь он твой, навсегда в твоем сердце. Не отпускай, не забывай, не теряй его и не предавай.

И добавила:

– Никогда.

Потом она вытянула правую руку и прикоснулась кончиками пальцев к центру моего лба.

Вздохнула:

– Передаю акцепты меча.

Вдруг резко ударила в лоб основанием ладони. Туда, где только что находились кончики ее пальцев.

От неожиданности я сделал шаг назад.

Не обращая внимания на мой удивленный взгляд, Ма начала урок без каких-либо лирических отступлений.

– Меч – это рука. Ты чувствуешь им, как рукой.

Она взмахнула мечом в сторону одной из железных труб, торчащих из земли:

– Рука может быть мягкой…

И клинок, став мягким и гибким, обернулся вокруг трубы, будто обнял ее.

– … и жесткой.

Ма плавно и медленно ударила мечом по другой ржавой трубе, оставшейся от скважины или незаконченного фундамента.

Я улыбался…

Пять секунд будущего показывали, как меч отскакивает от нее, высекая искры и куски ржавчины.

Это и без предпросмотра линии времени было очевидно.

Но за миг до столкновения, что-то изменилось, и в пятисекундном отрезке я вдруг увидел… как Ма разрубает трубу.

Ироничная расслабленность в миг слетела с меня.

То, что я видел своими глазами, было невероятно… Происходило прямо здесь, передо мной. Гибкая и стройная Ма творила чудеса.

Меч рассек трубу по диагонали без задержки и сопротивления со слабым металлическим скрежетом. Ма повторно ударила ниже, под другим углом, и снова клинок прошел через железо без задержки.

Труба разделилась на отрезки, которые тяжело упали к нашим ногам. Из них сыпался песок, нанесенный за много лет ветром.

Я ошеломленно смотрел на Ма, но она даже не заметила.

Ма продолжала урок:

– Может быть горячей и холодной…

Она шагнула к следующим трубам и быстро ударила по одной, а потом по другой трубе, срубая верхушки. Первая раскалилась докрасна и отрубленный кусок загорелся и, упав, расплавился на земле. Вторая труба покрылась инеем, земля, куда упал этот кусок замерзла.

Я отступил назад, ощутив через тонкие подошвы лед и пламя.

Ма посмотрела на меня и сказала:

– Может превратиться в песок и попасть противнику в глаза.

Я прикрыл ладонью лицо до того, как струи песка хлестнули по нему.

И услышал голос Ма:

– Может исчезнуть и внезапно появиться.

Убрал руку и успел заметить, как клинок мгновенно исчез из одной и появился в другой ее руке.

Ма остановилась напротив и улыбалась, глядя на меня. Я смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

– Рука может быть какой угодно, – сказала Ма. – Свойства задаешь ты.

Она произнесла последнюю фразу, глядя на белую бабочку, которая вылетела из кустарника и теперь порхала над нами.

И вдруг преобразилась, стала безжалостной Ма, не знающей сомнений.

– Может убивать… – она взмахнула клинком, и бабочка, кувыркаясь, упала к моим ногам.

– А может… исцелять.

Ма коснулась ее острием, бабочка шевельнулась, взмахнула крыльями и взлетела.

Продолжила свой полет.

– Ничего себе… – проговорил я, – «фехтую средне»…

– Наставник был хороший, – просто сказала Ма, – и тетины магические способности передались.

Ма убрала прядь волос со лба и спокойно добавила:

– А фехтую я средне.

Я смотрел на нее во все глаза…

Потому что знал: сейчас это произойдет. И понял, что это уже произошло, и не сейчас. А намного раньше…

Размышляя, стоял, опустив голову. Не ожидал, что это так внезапно меня настигнет.

Ма опять легонько щелкнула по кончику носа и сказала:

– Эй… Застыл. А теперь смотрит…

Она рассмеялась:

– Хватит так на меня смотреть… Давай, начнем.

– Давай, – сказал я.

– Акцепты меча передала… Начнем с простого. С управления длиной клинка.

И, помолчав, Ма начала первый урок.

Глядя мне прямо в глаза, отчетливо повторила еще раз:

– Меч не продолжение руки. Меч – твоя рука.

Я поднял танто и вытянул руку с мечом.

– Представь, что это рука… И теперь удлини его.

– Как?

Ма выставила в отдалении от острия ладонь:

– Представь, что хочешь дотянуться.

Я представил, как клинок тянется и касается ее ладони между линиями жизни и сердца.

Клинок достал руки Ма, и что-то в моем лице изменилось.

– Ты чего? – испугалась Ма.

Я опустил меч, который вновь стал коротким и посмотрел в ее бездонные глаза.

– Зачем мне это? – проговорил я. – Я поклялся никого не убивать.

– Когда это случилось? – спросила Ма, и потому что я не ответил, задала другой вопрос:

– Расскажешь?

Я отрицательно покачал головой.

Она внимательно смотрела на меня.

А потом сказала:

– Не имеет значения… Ты учишься для мастерства. И для того, чтобы защищать себя и других. Не дать им погибнуть.

Ма заглянула в мои глаза и спросила:

– Ты защитишь нас?

Она знала ответ, я давал его еще на Земле.

И я сказал без задержки, глядя в ее просвеченные солнцем глаза:

– Всегда.

– Тогда продолжаем… – Ма снова откинула прядь волос с лица.

И дала следующий урок.

– Лучшее момент для боя – сейчас и здесь.

Она без замаха выхватила меч из ножен и, удлиняя его, в одно движение ударила меня по ноге.

Я взмахнул танто, парируя удар, он удлинился и наши клинки встретились.

Раздался звон и скрежет стали.

Удивленно посмотрел на Ма.

Хрупкая девушка оказалась невероятно сильной, значительно сильнее Грега. Мне с трудом удалось удержать меч и остановить ее удар.

– А это третий урок… – проговорила она. – Главного глазами не увидишь. Чутко лишь сердце.

И она нанесла новый удар.

Он казался небрежным, я встретил его, удлинив танто больше чем вдвое. Но в ударе была невообразимая мощь, словно я пытался остановить бетонный столб. Примерно таким же «столбом» Ма припечатала Грега к ковру.

От следующего удара я увернулся и отскочил.

– Хорошо… – сказала Ма.

И добавила, улыбаясь:

– Опять смотрит… Не спи!

Ма нанесла следующий мгновенный удар. И еще один. И еще.

Она целилась так, что я был вынужден каждый раз удлинять клинок, и через час я уже не думал об этом. Все получалось само собой…

Я отступал, и мы постепенно вернулись на песчаный пляж на уступе песчаника. Текучий песок, поглощал мои кеды, сковывая движения, и я тонул в нем.

Еще через час я задыхался и был мокрым, как абобус. А Ма оставалась спокойной и невозмутимой, словно вышла на прогулку.

Ее фехтовальные Три «А» были безупречны.

– Перерыв… – сказала Ма, и я повалился на песок и, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел на нее:

– Купаться?

– Позже, – кивнула Ма. – И не здесь…

Ма сходила за вещами к ржавым трубам. Раскрыла рюкзак и кинула мне флягу с водой и бутерброд в фольге.

Она опустилась на колени рядом, в руках ее блестела склянка Аманды. Расстегнула на мне рубашку.

Я не мог пошевелиться, все мышцы болели.

В закатном солнце порезы отравленным клинком выглядели розовыми, а магический ожог коричневым.

Ма молча обрабатывала мои вчерашние раны. Мазь впитывалась с легким шипением. На здоровой коже она оставалась, и Ма переносила снадобье пальцем на следующее место.

– Ты чего притих? – вдруг спросила она.

Я опустил глаза:

– Так… просто…

Ма вздохнула и наложила жирный слой мази на ожог. Мазь буквально вскипела на правой руке.

– Тебе оставить бутерброд? – опомнился я.

– Немного…

Я забрал склянку у Ма и закончил обработку на ноге и левой ладони, которой в рапиде удерживал клинок Грега от поворота.

Ма, поглядывая на меня, жевала бутерброд с лососем.

– Ты используешь слишком много силы, – сказала она. – Ты прямо светишься. Твое тело устает.

Она увидела, что я, кажется, что-то понимаю:

– Тебе нужно научиться использовать минимум или обходиться вообще без нее. Словно стать невидимым. Рыба не спорит с водой, а скользит в ней. И лишь при необходимости использует хвост и плавники.

Ма вскочила, и забрала у меня склянку с мазью:

– Повернись… На спине забыли.

Она закинула подол рубашки мне на голову и рисовала пальцем линии на коже спины. Осмотрела бока.

Потом сказала:

– Вероятностные удары – это жутко…

– Жутко – это встреча с твоей тетей, – пошутил я. – Надеюсь, она никогда не состоится… Буду держаться от нее как можно дальше.

Ма звонко рассмеялась.

– Она не кусается… Но может поджарить, как следует. Или спустить шкуру.

#

13.

Мы летели к юго-восточной окраине города к часовне с колодцем. Откуда мы с Ильей впервые появились в этом мире.

Из черной воды ночи в свете луны.

Залив с высоты птичьего полета сверкал в вечерних лучах, мы пересекли его узкую часть, и теперь под нами петлял дорожный серпантин.

Ма рассматривала шоссе среди скал желтого песчаника и кустарника, по которому два дня назад в черном лимузине, в сопровождении мэра и Синга, мы ехали в неизвестность.

Казалось, что целая вечность прошла с того момента…

Я уже бывал у часовни, когда летал на разведку, сразу узнал ее купола, липовую аллею набережной и пляж.

Мы опустились в дворах неподалеку. Вниз по каменным ступеням между стенами домов, а затем через арку вышли к часовне.

За стволами и пышными кронами лип шумело море, волны равномерно накатывали на песок.

– Я зажарился… – сказал я и кивнул в сторону пляжа. – Пойдем окунемся.

– Не здесь… Давай проникнем внутрь… – заговорщически проговорила она. – У меня для тебя есть кое-что еще.

Я вопросительно посмотрел на Ма.

– Еще один урок, – она снова щелкнула меня кончику носа. – Это будет твое домашнее задание… И заодно искупаемся.

Ма подергала высокие входные двери за бронзовые кольца. Замка на дверях не было, но они не поддавались.