Текст книги "Сводный враг (СИ)"

Автор книги: Алёна Снатёнкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Что-то подсказывает мне, что лучше этого не делать.

– Почему? Боишься, что в твой чай добавлю чистящее средство?

Демид, поднявшись на две ступеньки, разворачивается. Что-то в его взгляде заставляет меня тяжело задышать. Он так посмотрел на меня. И не было в его глазах злости или раздражения. Было что-то непонятное мне. Загадочное. Отчего дыхание на секунду перехватило.

– Все может быть. Ты как-то говорила, что с удовольствием закатаешь меня в бетон.

Становится смешно.

Он помнит?

– Ну, это только малая часть моих планов. На самом деле есть несколько вариантов покруче.

Его губы дергаются.

Я с удовольствием наблюдаю, как в его глазах мелькает удивление.

– Сейчас я точно уверена, что ты не в себе, Покровский.

– Почему?

– Больше часа прошло, как мы с тобой уехали с той вечеринки, а ты до сих пор не начал мне угрожать. Это странно. И пугает немного. Начинаешь думать, что все угрозы до этого были цветочками, а сейчас ягодки пойдут. Расскажешь, что ты задумал?

Его смех сбивает меня с толку.

– Цветочки и ягодки? Котова, ты такая странная. Зачем мне угрожать тебе, если мы перешли на новый уровень отношений? – задумчиво произносит он. – Кстати, я передумал. Давай свой чай.

Вопросительно смотрю на него, когда он проходит мимо меня. Сердце уходит в пятки, когда Демид делает шаг назад, берет меня за руку и ведет за собой.

– Вот об этих ягодках я и говорила, – бурчу себе под нос. – И я не странная, странный ты.

С трудом, но у меня получается делать вид, что его прикосновения для меня совершенно ничего не значат. А то, что от этого в горле пересохло, так во всем жажда виновата. Воды попью, и все пройдет.

– Про новый уровень отношений ничего не скажешь? – долетает до меня колкий вопрос.

Где злость? Где испепеляющий взгляд, который способен заморозить?

Начинает казаться, что Покровского клонировали и сейчас передо мной его двойник.

– Нет у нас никаких отношений. Меня просто в клетку посадили, а ты мой сокамерник, – резко выдергиваю руку из его хватки. – Как только мама поймет, что надо бежать от твоего отца, все закончится.

– Ты уверена, что она поймет?

Его издевательский тон заставляет меня поморщиться.

– Да. Поймет. Она просто забыла, каково это – быть женой твоего отца. Одиночество вытеснило из ее памяти все воспоминания. Наверное, ей и правда было плохо все это время. Я этого не замечала. Не поддержала. Возможно, если бы я не съехала от нее, то…

– Ты не можешь отвечать за ее поступки, – голос парня становится немного резким. – Она взрослый человек.

– Не могу. Но у нее же была причина вернуться. Просто так не возвращаются к тому, кто выгнал и растоптал. Их стараются забыть и никогда о них не вспоминать. Значит, быть одной и свободной для нее хуже, чем быть женой твоего отца.

Демид качает головой.

– Ей выгодно быть его женой, – тихо говорит он. – Поэтому она так и будет терпеть и помалкивать.

– Возможно, все так и есть. Ей точно нравится вся эта новая жизнь. Но любому терпению приходит конец. Когда с тобой обращаются как с вещью, которая не имеет права разговаривать, любому человеку когда-нибудь это надоест.

Повисает пауза. Из посторонних звуков только свист чайника.

– И что он будет делать?

Демид подходит ко мне сзади и протягивает руку, чтобы сдвинуть чайник с плиты. Он не касается меня, но я все равно чувствую его присутствие. Внутренний голос кричит, чтобы я тут же отскочила в сторону или оттолкнула парня, но я его не слушаю. Я просто наслаждаюсь той теплотой, которая окутывала меня сейчас.

Даже не прикасаясь ко мне, Покровский делает так, что мне становится жарко.

– И что будет делать человек, с которым плохо обращаются?

– Сначала он станет сильнее.

– А потом?

Я не тороплюсь с ответом. Почему-то казалось, что от моего ответа зависит многое. Будто мы сейчас говорили не про какого-то выдуманного человека, а лично про меня. Я быстро пытаюсь сообразить, зачем Демиду знать об этом. Почему он подошел и почему продолжает стоять за моей спиной?

Или я опять все надумала?

В любом случае надо ставить точку в этом разговоре.

Я так чувствовала.

– У тебя голос хриплый. И ты тяжело дышишь. Если не примешь лекарство, утром будешь вредным, сопливым и не сможешь встать с кровати.

Не знаю, как так получилось: или Демид меня развернул к себе, или я сама повернулась, но секунду назад я буравила взглядом стену над плитой, а сейчас уже смотрю в глаза парню, подняв голову вверх. По телу пробегает дрожь, когда Демид берет мою руку и подносит к своему лицу.

Набираю в грудь побольше воздуха.

– Что… Что ты делаешь?

– Наглядно доказываю тебе, что я не заболел. Жара, как видишь, у меня нет. Да и обычная простуда не уложит меня в кровать.

Я судорожно вздыхаю.

А что тогда уложит?

Стоп! Я запрещаю себе думать об этом.

– Но твой голос… – уже неуверенно продолжаю я.

Его щетина щекочет кончики моих пальцев.

– И правда хочешь узнать, что с моим голосом? – еще тише шепчет он, все ближе наклоняясь ко мне. – Ты уверена в этом?

Я хочу сказать, что мне все равно. Что мне уже плевать на все. Что он может идти в свою комнату или куда захочет. Что я его больше не держу. Но я ничего не говорю.

Сердце стучит в груди.

Демид уже нависает надо мной.

И это не сон.

Моя рука на самом деле касается щеки парня. Это я завороженно смотрю на губы Покровского. Это я проглатываю ком в горле.

Это я киваю головой и тут же замираю, когда губы Демида впиваются в мои.

Когда наши языки сплетаются, кто-то из нас издает стон. По телу тут же пробегает предательская дрожь. Я чувствую, как руки Демида медленно скользят по моей спине, а губы… Его губы все так же продолжают атаковать мои, с каждой секундой все сильнее и сильнее опьяняя меня.

Внезапно меня подхватывают на руки и сразу же опускают на холодную столешницу. Обхватив Демида за шею, притягиваю его к себе, не разрывая поцелуя. Кажется, никто не в силах этого сделать. Мы будто нуждались в этих прикосновениях. Наплевали на все, забыли о том, что нам нужно дышать.

Сердце бешено стучало в груди. Черт, оно разрывалось на мелкие кусочки.

Чувствовала на коже горячие ладони Покровского, и меня бросало то в жар, то в холод.

Губы раскрывались ему навстречу. Руки тянулись к нему, а собственные прикосновения становились все смелее и смелее.

Я уже начинала думать, что схожу с ума.

Ловила ртом воздух, когда Демид влажными губами опускался ниже, нежно целуя шею. Но этого было недостаточно. Мало. Слишком мало. Я хочу чувствовать его губы, хочу касаться их своими губами. Хочу…

Провожу ладонью по груди Демида, чувствуя жар на кончиках пальцев. Дыхание перехватывает, когда, оторвавшись от моей шеи, он смотрит мне прямо в глаза. В этом омуте можно утонуть. Раствориться и никогда не вернуться в реальность.

Боже.

Этот взгляд. Жадный, восхищенный… Пронизывающий. Это самый шикарный взгляд, который я когда-либо на себе ловила.

Затаив дыхание я жду, когда Демид притянет меня к себе. Жду этого, как новогоднего чуда, но он не спешит. От разочарования хочется выть, но, когда я вижу, как тяжело он дышит, оно исчезает.

Я кусаю губы, разглядывая руки парня, которые все так же продолжают гладить мою кожу. Тело все так же продолжает дрожать, и я клянусь, это самая приятная дрожь на свете.

– Что… Что мы делаем? – шепчу я.

Демид делает глубокий вдох.

Вместо ответа он целует меня, притягивая к себе настолько ближе, насколько это вообще возможно.

Я громко вскрикиваю, когда, наклонившись назад, спиной касаюсь горячего чайника. Боль резкая, но секундная. С губ Демида слетает какое-то грубое слово, а затем он подхватывает меня, снимая со стола.

– Черт. Это я виноват. Прости.

Что? Почему его голос кажется таким испуганным?

– Я в порядке. Совсем не больно.

Разворачивает меня спиной к себе, медленно приподнимая края топа. Пальцем проводит по болезненному участку кожи, и я замираю. Закрыв глаза, наслаждаюсь каждым прикосновением, искренне боясь того, что оно может быть последним.

– Надо приложить лед.

Демид отходит от меня, но я успеваю поймать его за руку. Его глаза распахиваются, и он смотрит на то, как мои пальцы крепко вцепились в его ладонь.

Мой мозг отключается. Я переплетаю наши пальцы. Продолжая тяжело дышать, тяну парня к себе.

– Кажется, по всем правилам, сбегать должна я. Или правила изменились и теперь парни сверкают пятками?

Демид небрежно трет щетину.

– Еще раз: со мной все нормально. Думаешь, горячий чайник меня убьет? Серьезно? Сам Покровский не смог, а какой-то чайник сможет? Бре-е-ед.

– Не болит? Точно?

– Нет. Слабость небольшая, но это…

Хотела сказать, мол, из-за твоих губ, Покровский, меня ноги не держат, но меня в этот момент уже на стул посадили, поэтому не было смысла договаривать.

– Да что с тобой такое? – от непонимания начинаю злиться.

Судя по его лицу, он к казни готовится.

– Я сделал тебе больно.

В голосе Демида было столько страдания.

– Ну, ты же не специально, – уверенно говорю я. – И вообще, это я сама. Не могу на одном месте усидеть. Шило где-то застряло, не дает расслабиться.

Знаете, что я могу сказать? Тупо смеяться над своими шутками в полном одиночестве.

– Ты уверена? Не хочу, чтобы ты мучилась.

Я в недоумении смотрю на него.

– Поверь, я буду мучиться, пытаясь понять, что сейчас произошло. Скажешь за себя?

– Не сдержался.

Может, не надо было спрашивать?

– Ладно. Понятно. Ты не сдержался.

Черт. Ничего ведь непонятно. Но я не говорю вслух об этом, жду, что парень сам продолжит. И он продолжает:

– Приложи лед на всякий случай, – бормочет он, а затем его тело напрягается. – В аптечке должна быть какая-нибудь мазь.

Больше ничего не говоря, Демид подхватывает со стула свою куртку, торопливо покидая кухню. Не знаю, какая из эмоций меня накрыла, но скажу точно, что она мне не понравилась.

Я не успела даже со стула встать, когда услышала голоса, а затем звук ключа в замочной скважине. Я чуть под столом не спряталась, когда узнала голос старшего Покровского.

Ночь. Я на его кухне с горящими щеками, точно лохматая, а мои губы все еще покалывает от поцелуев. Мне и правда захотелось спрятаться. Демид вовремя ушел.

– Еля? – удивляется мама. – Ты давно вернулась?

Я с облегчением выдыхаю, когда бывший отчим проходит мимо двери, не оборачиваясь ко мне.

– Нет. Недавно. Уже иду спать.

– Конечно. Отдыхай, родная. Ты Демида не видела?

– Он в своей комнате.

Мне не хочется сейчас разговаривать о нем. Тем более с мамой. Казалось, если я просто назову его имя, как она тут же все поймет. И я очень сомневалась, что ей понравилось бы то, чем мы с Покровским здесь занимались.

– Ой, хорошо, что он домой приехал. Вова несколько раз звонил ему, но он не отвечал. Этот мальчишка совсем не думает о своем отце.

– Понятно. – Прохожу мимо мамы, направляясь к лестнице. – Ничего, если мы завтра поговорим? Уже поздно, я правда устала и хочу спать.

– Конечно, – охотно кивает, следуя за мной. – Слушай, у меня идея. Может, ты завтра останешься дома? Поболтаем, потом можем прошвырнуться по магазинам. В одном бутике я видела такую прекрасную шубку на тебя. Когда ты ее увидишь – упадешь. Еще и сумку тебе надо купить. Твоя… – Мама смотрит на мои пустые руки. – Не годится. Уже давно не в моде.

Ох, тут она ошибается.

Моя сумка исчезла. Сама она уйти не могла. Значит, кому-то приглянулась.

– Мам, скоро сессия. Нельзя пропускать.

– Тогда на выходных? – продолжает настаивать она. – Устроим девичник в СПА. Ну же… Соглашайся. Мы так давно не проводили время только вдвоем.

Такую надежду в голосе сложно игнорировать.

– Да. Давай на выходных. Я и правда не могу сейчас пропускать занятия.

Мама довольно кивает, и мы расходимся по разным сторонам. Подходя к двери своей комнаты, я останавливаюсь, прислушиваясь к звукам. Но их нет. В соседней комнате кто-то спит или умер. Лучше, конечно, первое. Ведь второе должно произойти только от моих рук.

Я уже успела переодеться, когда услышала леденящий душу рык, доносящийся из другого крыла дома.

Кабинет Покровского.

На цыпочках подходя к двери, я высунула голову, прислушиваясь к голосу.

– Сколько раз я говорил тебе не появляться там? Сколько раз?

От крика отчима мороз по коже.

– Какого черта ты опять лезешь в эту помойку? Отвечай, Демид! Я с тобой разговариваю!

Ответа Демида я не слышу, поэтому приходится отойти от двери.

– Будешь! Ты будешь передо мной отчитываться! Будешь делать так, как я тебе скажу. Чтобы я больше не видел тебя рядом с этими отбросами. Никогда. Это мое последнее предупреждение, Демид. Больше повторять не стану.

– Запрешь меня в комнате? – насмешливо переспрашивает Демид. – Ты действительно думаешь, что я стану тебя слушать? Смешно.

– С завтрашнего дня Пётр будет за тобой присматривать.

Я прям чувствую, как в этот момент покраснел от злости старший Покровский. Он всегда краснеет, когда злится. Судя по крику – выглядит он сейчас как спелый помидор.

– О, опять няньку ко мне приставишь? – с сарказмом говорит Демид. – Вроде стареешь с каждым днем, а методы не меняются. Ладно. Я спать пойду. С друзьями хорошо посидел, устал.

– Я тебя не отпускал.

– Не помню, чтобы я спрашивал у тебя разрешения.

Ловлю себя на том, что, пока подслушиваю, жую нижнюю губу. Почему я так переживаю? Демид взрослый парень, он может справиться со своим родным отцом.

А я все равно нервничаю. И мне не нравится мысль, что я хочу побежать к ним и вытащить парня из кабинета. Увести его оттуда. Сделать все, чтобы разговор отца и сына закончился.

– С кем ты уехал?

Тут я уже начинаю напрягаться. Пока представляла, как буду спасать парня, пропустила что-то.

– Что за девчонка села в твою машину?

– Ты жениться собрался, бать. Мои девчонки не должны тебя интересовать. Твоей будущей жене это вряд ли понравится.

– Мне не нравится, что ты цепляешь баб в этом гадюшнике. Других мест не нашел? Самому не противно?

– Противно вот эту всю чушь лично от тебя слушать, – голос Демида изменился. Стал серьезнее. Громче. – Я не сопливый пацан, которого ты можешь отчитывать. Мне и няньки твои не нужны. Ты захотел, чтобы я переехал, я здесь. Все! Больше я тебе ничего не должен. Будешь жизни меня учить, останешься здесь с Викой. Но я сомневаюсь, что ее надолго хватит.

– Вика со своей дочерью никуда не денутся.

Слова прозвучали как приговор. Мой приговор.

– В клетке их держать будешь?

– Не твое дело.

Я не слышу, что отвечает Демид, а через секунду уже дверь открывается и парень выходит из кабинета.

По его ироничному взгляду сразу становится понятно, что меня он увидел. Приложив палец к губам, дает знак, чтобы я ничего не говорила, а сам ленивой походкой идет в мою сторону.

Невольно, но я начинаю засматриваться на его губы, которые даже сейчас выглядят немного припухшими.

Делаю шаг, переступая порог комнаты, когда Демид уже нависает надо мной.

Он ухмыляется, качая головой.

– Мама не говорила, что подслушивать нехорошо?

– С чего ты взял, что я подслушивала?

– Нет? Тогда придется сделать вид, будто я поверил, – заявляет он, выглядывая из-за двери, а затем закрывая ее.

Из моей головы сразу же вылетает все, что я успела услышать совсем недавно.

Демид здесь! Он в моей комнате. Он там, где мои вещи и где я сплю.

Боги!

Надо собраться. Нельзя забывать, что этот парень бросил меня на кухне после того, как…

Ангелина, не будь дурой.

– Мне все равно, веришь ты или нет. Понятно? – ворчу я.

– Ты врешь. – Демид пристально смотрит мне прямо в глаза. – Тебе не все равно. Обиделась?

– На что мне обижаться? Не придумывай, Покровский. Я не сопливая девчонка, чтобы дуться из-за какого-то парня.

– А говоришь, не подслушивала… – растягивает он слова. – Я услышал, как подъехала машина отца. Кому-то надо было уйти, чтобы избежать лишних вопросов.

– Почему сразу не сказал?

– Что я должен был сказать? «Прости, Ангелина, но мне надо охладиться, перед тем как отец увидит меня и поймет, что мы делали»? Даже я понимаю, как бы бредово это прозвучало.

– Ты и до этого момента стал странным.

Демид качает головой, продолжая нависать надо мной.

– Странным? Котова, я переживал. Ты спину обожгла.

– Вот это и странно.

– Что именно? То, что я не хочу, чтобы тебе было больно?

Это не странно. Это нормально.

На его лице появляется усталость.

– Раньше тебя это не заботило. Плевать тебе было, больно мне или нет. Столько гадостей от тебя наслушалась.

Демид резко дергается, будто я его с силой ударила по уху.

И мне сразу же хочется забрать свои слова обратно. Со стороны веду себя как маленький ребенок, вспоминая старые обиды.

– Так! Иди в свою комнату. Ты спать хотел, вообще-то. С друзьями нагулялся, устал, спать хочешь.

Я с открытым ртом наблюдаю за тем, как парень, который секунду назад морщился, начинает смеяться.

– Ты и сейчас будешь рассказывать, что не слышала нас с отцом?

– Ой, да вас и подслушивать не надо. Вы кричите так, что вас на другом конце города услышит глухая собака. – Замираю, когда где-то в доме хлопает дверь. – Уходи уже. Если твой отец увидит тебя в моей комнате, расскажет маме, в итоге достанется всем. Она будет есть мой мозг чайной ложечкой. Пожалей, а?

– Да плевать на них.

Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до лица парня.

Не горячий.

Не бредит, значит.

Поднимаю голову и смотрю в его глаза.

Он не шутит.

– Хочешь позлить своего отца?

– Нет.

– Мою маму?

– Тоже мимо. Еще варианты будут?

Я уже начинаю думать, что он издевается, поэтому и психую.

– Тогда чего ты хочешь? Сначала делаешь все, чтобы я тебя ненавидела, а потом резко меняешься. И я уже ничего не понимаю. Чего ты добиваешься?

– Ты меня вообще слушаешь? Говорил же несколько раз, что хочу изменить наши отношения. Я их меняю. Пытаюсь менять.

– Зачем? – почти кричу в ответ.

– Больше не хочу быть трусом, – тихо шепчет парень.

В следующую секунду Покровский прижимает меня к себе.

Клянусь, мое сердце почти разорвалось.

Глава 16

– Мам, ты опять ругаешься с продуктами?

Думать о вчерашней ночи – все равно что облизывать вот этот лимон, на который мама так громко ворчит. Кисло, морщишься, но потом делаешь это снова. Нет, я не жалею: выталкивать из своей комнаты Покровского, у которого вид такой, будто его предали и прокляли одновременно – лучшее, что случалось со мной за последнее время. Ну ладно, поцелуи лучше.

– Готовка – не мое. Не мое это, и все.

– Зачем тогда страдаешь с утра пораньше?

А ведь и правда страдает. Обычно – вся такая при параде. Особенно в последнее время. Сейчас – растрепанные волосы, заляпанная соком футболка, мука на лице. Вот эта женщина, которая лимон рубит, а не режет, не особо похожа на мою мать. Интересно, что это с ней? Могу предположить, удар метеорита в темечко.

Мама фыркает.

– Решила побаловать вас завтраком, – сухо бурчит она, продолжая издеваться над лимоном. – Еля, как мы с тобой выжили и не умерли с голода? Я же ничего не умею.

– Поэтому учиться пришлось мне.

Видно, что маме неприятны мои слова, но я не вру, а правда не всегда должна нас радовать.

– Ладно. Я помогу.

Смотреть на чужие муки – не про меня. Поэтому я отбираю у мамы нож и занимаю ее место. Она с такой радостью отбегает от стола, что меня чуть ветром не сносит. Громко выдыхает, присаживаясь на стул и вытягивая ноги.

– Раз ты сама ко мне пришла, то спрошу: где ты на самом деле вчера была?

– Я уже говорила – занималась.

Готова поспорить, она мне не поверила.

– Да? А давно ты стала заниматься с Вадимом Рудовым? – протягивая, интересуется мама. – Кстати, чем вы с ним занимались? Не хочу, чтобы ты думала, что я лезу в твою жизнь, мне просто интересно.

– Он меня подвез. Не придумывай того, чего нет.

На лице мамы отражается скука.

– Еля, ты же знаешь, что можешь обо всем со мной разговаривать? Серьезно. Я всегда тебя поддержу.

Вместо того чтобы ответить ей, я просто киваю.

– Я немного общалась с Вадимом и могу сказать, что он достойный парень. Серьезный, умный, с манерами. Да и Вова его всегда хвалит. Мне кажется, именно о таком сыне он мечтал. Вадим точно не будет трепать нервы, разгуливая неизвестно в каких компаниях и непонятно где.

– Неужели? Так пусть усыновит. Для Вовы это не будет проблемой. Может, хоть тогда Демида перестанет доставать.

Я сразу же прикусываю язык. И вдруг понимаю, что мне неприятно слушать гадости о Демиде. Мне не нравится, когда его песочат за его спиной. Появляется желание заступиться, хотя сама еще недавно готова была дать премию тому, кто закидает парня тухлыми яйцами. То есть я не знаю, что между нами сейчас происходит, но я точно знаю – что-то изменилось.

– Вова заботится о нем, мальчишка этого не понимает и делает все назло отцу, – холодно заявляет мама, выпрямляя спину. – Если бы ты знала, что он вытворяет, ты бы не заступалась за него.

– Я и не заступаюсь. Но никому не понравится, когда кто-то контролирует каждый твой шаг.

– Это и есть забота, родная. Просто ты этого не понимаешь. И это моя вина. Я у тебя немного бракованная мама. Упустила момент. Не думала. Всегда считала тебя взрослой. Даже взрослее меня. Поэтому сейчас ты такая.

– Ну и какая же я?

– Упертая. Споришь. В нормальных семьях дочери к матерям тянутся, а ты от меня бежишь постоянно, – она говорит с такой обидой в голосе, будто я во всем виновата. – Ой, зря начала. Не будем портить нам утро, лучше вернемся к Вадиму. Согласись, парень очень красивый. Может, в гости его пригласим?

– Зачем? – я осторожно убираю нож в сторону, решив, что с готовкой покончено.

– Как зачем? Чтобы поближе познакомиться. Ты слишком много времени уделяешь учебе. Погрузилась в свои книжки и никого вокруг не замечешь. А между прочим, жизнь одна. Ты молодая. Красивая. Не упускай возможности веселиться. Гулять. Ходить в клубы. Знакомиться. Встречаться и расставаться. Это же… Боже, кому я это рассказываю.

Тянусь к салфеткам и одну протягиваю маме.

– Возьми. У тебя тут слюна потекла.

Пф-ф-ф. А может, я не хочу встречаться и расставаться? Может, я одна из тех дур, которая мечтает встретить одного и единственного?

Судорожно вздыхаю, когда взгляд падает на чайник.

Воспоминания ударяют в голову, и щеки тут же начинают пылать.

– Ты покраснела!

Подпрыгиваю, когда над ухом раздается визг.

– Я знала, что он тебе понравился! Как только вас вместе увидела, сразу это поняла.

У меня на лбу мысли транслируются, что ли?

– Ты о ком?

– О Вадиме. О ком же еще? Так! Сегодня позвони ему и пригласи к нам.

– Кого вы приглашать собрались?

Резкий голос заставляет нас с мамой развернуться и замереть. В дверях стоял угрюмый Демид, смотрящий на меня сверху вниз.

– Твоего друга, – мама отходит от меня, делая вид, будто появление Демида ее совсем не напрягло. – Вадима.

– Зачем? – сквозь зубы переспрашивает Демид, занимая соседний от мамы стул. – Вик, ты опять что-то задумала?

Это нормально, что у меня сердце стучало так, будто сейчас взорвется? Нет. Это к кардиологу надо ехать.

– Ничего, – осторожно протягивает мама. – Твой друг понравился Ангелине. Ангелина понравилась ему.

На мгновение мама замолкает.

– Мы не будем тебя беспокоить, Демид. Я прекрасно знаю, что у тебя есть свои дела.

Я почти дожевываю нижнюю губу. Не уверена, что хочу влезать в их разговор. Знаю же, что сейчас Покровский сорвет все грандиозные планы мамы, и никакого Рудова я сегодня не увижу. Проблема лишь в том, как именно он это сделает. Расскажет о том, что произошло вчера ночью между нами или просто пошлет всех, уходя, громко хлопнув дверью? Второй вариант мне нравился больше.

К первому я не готова.

– Вам повезло! – его улыбка выглядит пугающей. – Сегодня у меня нет никаких дел.

Разочарованный писк мамы выдает ее с головой.

– Что? Как это? Я не поняла, ты будешь с нами?

– Ага, – показывает зубы Демид. – Мы же одна семья. Вы все твердите об этом постоянно. Или нет?

Мама зависает.

– Я… А ты… Я…

– Обрадуешь отца? – продолжал давить парень. И я готова поспорить, что он наслаждается каждой секундой спора – Он будет счастлив. Возможно, гонцу с хорошими вестями что-нибудь перепадет.

Демид поднимается и, улыбаясь лично мне, хотелось верить, что эта улыбка предназначалась мне, обходит стол, чтобы встать напротив меня. Вернее, он нависает надо мной, дотягиваясь рукой до чайника.

– Я тебе мешаю?

Демид ухмыляется.

– В данный момент или вообще? – бормочу я, делая шаг назад.

– Я сейчас вернусь, – мама срывается с места и тут же скрывается за дверью.

Готова поспорить, бежит сейчас к своему Вове.

– Покровский, что ты устроил здесь? – говорю я, когда мы остаемся одни. Мне очень хочется понять, что творилось в его голове, когда он про одну семью втирал маме. И он метеорит головой отбивал?

– А ты? Ангелине понравился Вадим? Меня чуть не стошнило прямо на твою мать.

Я качаю головой.

Попался.

– Продолжай. Я думала, мы без этого обойдемся, но давай. Договаривай. Я слушаю.

– Что?

– Мне продолжить? Ладно! – прочищаю горло, перед тем как начать. – Котова, вчера я оставил на тебе метку, и теперь ты не можешь даже смотреть на кого-то кроме меня. Я бешено тебя ревную и буду ходить за тобой по пятам, чтобы и на тебя никто не смотрел. Поэтому я сейчас злюсь. Поэтому мне сегодня придется остаться здесь, хотя я ненавижу это место.

– Котова, ты книги писать не пробовала?

– Попробую. Ты почему ее не остановил? Она же реально Рудова позовет. Да твой отец сам ему позвонит.

– Надо было остановить?

– А ты сам как думаешь?

– После слов «Ангелине нравится Вадим» я как-то перестал думать.

– Это ты для меня так постаралась? – вдруг спрашивает Демид, сканируя цепким взглядом погром на кухонном столе. – Спасибо, Котова.

Я в нерешительности закусываю нижнюю губу. И неожиданно вспоминаю, как в прошлом я делала несколько попыток приготовить что-то для семьи Покровских. Тогда мое рвение никто не оценил, а сам Демид прямым текстом сказал, что никогда в жизни не будет травиться моим варевом. Сейчас же, когда вижу своими глазами, как он запихивает в себя мой бутерброд, меня одолевало какое-то новое чувство.

– Не думала, что ты осмелишься попробовать мою еду.

– Не понял. – Он ставит тарелку на стол, становясь рядом со мной. – Когда это я от еды отказывался?

– От моей. Всегда.

Демид закатывает глаза, улыбаясь такой улыбкой, будто услышал глупую шутку по телевизору.

Не сдвигаясь с места, берет меня за руку и разворачивает к себе так, что я становлюсь напротив, упираясь руками в его плечи, чтобы не рухнуть на мужскую и вкусно пахнущую грудь. Парфюмера надо на кол посадить за такую подставу. Этот запах блокирует какой-то важный участок мозга, отчего пропадает возможность здраво мыслить.

– М-м-м, – с шумом заполняю легкие.

О, зато я мастерски могу мычать.

Блин!

Тот еще талант.

– Это ты так думаешь, – ухмыляясь, начинает Демид. – На самом деле, когда все расходились, я спускался в кухню и сметал все, что было в твоих кастрюльках.

– Неправда.

– Правда.

Демид не дает мне возможности освободиться. Наоборот, прижимает к себе еще сильнее. Его пальцы путаются в моих волосах, играя с каждой прядью. От этих легких прикосновений сердце начинает бешено стучать в груди.

Лицо Покровского находится так близко от моего, что мне приходится прикусить нижнюю губу, чтобы не начать умолять парня поцеловать меня, наплевав на свою гордость.

Держись, Котова.

Покровскому нас не сломить.

– Закончим погружаться в прошлое. Мама сейчас вернется. Если не отпустишь меня, то останешься без головы.

Глаза Демида вспыхивают, а губы растягиваются в ухмылке.

– Твоя мать сейчас пытается сломать дверь в кабинет отца. И если у нее это получится, она еще какое-то время будет спорить с ним, убеждая, что мне нечего делать на ваших смотринах. Так что в ближайшее время она здесь не появится, и никто не увидит, как я…

Покровский еще что-то бурчит себе под нос, а потом целует меня, заводя мои же руки за мою спину. От неожиданности я почти падаю на него, и, судя по тому, как парень ухмыльнулся, именно на это и был расчет. Вырваться не получается. Да я и не пробовала, если честно. Отключила рассудок. Льнула к нему, потому что даже во сне меня преследовало это желание.

Вскоре до меня доходит, что меня уже никто не держит. Руки свои нахожу под футболкой Демида. Я глажу его кожу, и жар, который исходит от нее, обжигает ладони.

Мое сознание отключается.

Губы Демида продолжают атаковывать мой рот, от этого я уже готова послать к чертям весь мир, лишь бы каждое мое утро начиналось именно с этого.

Если бы я знала, что Покровский так целуется, то я в нашу первую встречу вместо «привет» кинулась бы ему на шею.

Господи, столько всего упустила.

Ненормальная.

Черт, как у него получилось так быстро пробить мою броню?

Один вечер. Одна поездка в машине. Один поцелуй на кухне. Котова стала другим человеком.

Кому расскажу – не поверят.

Пожалуй, сейчас я стала понимать Горскую. Сама бы пыталась отвадить от этого парня всех девчонок.

На втором этаже громко хлопает дверь, отчего я отлетаю от Демида, как хоккейная шайба от клюшки.

– Мне надо в универ.

Сердце выпрыгивает из груди, а ноги сами несутся к выходу.

Демид догоняет меня, прижимая к себе так, что уже я чувствую его сердцебиение.

Оказывается, не одной мне надо кардиолога посетить.

У нас с Покровским один диагноз.

Надеюсь, не смертельный.

– Поедем вместе.

От этих слов тихим шепотом на ухо – становится так радостно и спокойно.

– Твоя сумка в моей машине.

– Что? Как она там оказалась? – пытаюсь развернуться, чтобы посмотреть на парня, но он удерживает меня в том же положении, а затем и вовсе отпускает.

– Еще ночью привезли. Собирайся. Свалим отсюда, пока никого нет.

Это Демид попросил кого-то найти и привезти?

Ой, ну божечки. Какая прелесть.

Блин, что я за человек такой?

Мне просто вернули мою же сумку, а я уже собралась умирать от умиления.

– Ничего там не украли? – по-деловому спрашиваю я.

– Не проверял. Там было что-то важное?

– Ага. Компромат на тебя. Не хотелось бы без него остаться в такое непростое время.

Прежде чем он начинает что-то говорить, я уже двигаюсь к лестнице, беспокоясь лишь о том, что мне придется столкнуться с мамой, которая продолжит разговор о Вадиме.

Я смотрю на телефон. Надо поторопиться, если я не хочу быть убитой тяжелой рукой Марины. Забегаю в комнату, и у меня уходит всего лишь несколько минут, чтобы схватить парочку тетрадей со стола, посмотреть на шариковую ручку, решить, что Липатова поделится со мной запасной, и выскочить за дверь как раз в тот момент, когда в коридоре появляется мама.

– Иногда мне кажется, что в этом доме всем плевать на мое мнение, – говорит она, поправляя ремень на юбке.

Уже переоделась.

– Уходишь?

Она явно расстроена, но пытается держаться.

– Да. Покровский подбросит меня до универа.

– Почему он? Вадим не может заехать за тобой?

В ответ мне хочется закатить глаза. Что она там в своей голове успела надумать?