Текст книги "Хроники Раскола (СИ)"

Автор книги: Алена Сказкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Я покачал головой. Повелитель Запада прекрасно знал: встретиться с Владыками могли только избранные.

– Если я скажу, что Аратай просто повторяет те слова, которые нашептывают ему хранители памяти? Если скажу, что лиаро лгут, выдавая свои желания за слово Древних? Кому ты поверишь: мне или им? Ведь чтимый как проявление божественной воли Завет – никчемная пустышка. Существование Ключа – скрытая за семью печатями тайна, – синие глаза разъяренно блеснули. – Почему бы остальному не оказаться фальшивкой?! Тебе предали, эсса! Предали весь твой клан!

– Mii Gard, – руки Вьюны нежно легли на плечи, обнимая. – Если тебя убьют, я покончу с собой. Не хочу быть игрушкой хранителей.

Я сжал ее тонкие пальцы, тщась найти в теплоте прикосновения уверенность, решить, что мне следует делать. Моя драгоценная фея снегов… если я сдамся, кто защитит ее? Кто защитит драконов, ропщущих за тонкой парусинной стеной шатра? Растерянных, недоумевающих, ошеломленных необходимостью биться против своих. Что ждет их, следовавших за объявленных предателем эссой?

– Это раскол, – я впервые произнес слово, которое впоследствии зазвучит невыносимо часто, приобретет зловещий смысл, станет синонимом погибели. – Кланы, воюющие друг с другом… Прольются реки священной крови.

– А ты хотел обойтись без жертв? – недобро оскалился Кагерос. – За все надо платить, командор. Разве я не предупреждал: ради нового, доброго к потомкам Древних мира нам сначала придется разрушить старый, уничтожить всех несогласных… кто бы они ни были.

Ради процветания драконов, ради их безоблачной жизни… отважиться на все? Дойти до крайней черты, за которой начинается бездна, и даже дальше? Я думал, что готов. Но… в открытую выступить против отца, против избранного Небесами Альтэссы?

Я посмотрел на свиток с приказом, который смял в кулаке Кагерос. Аратай без колебаний приказал отдать Вьюну хранителям памяти, убить меня… во имя блага Предела.

Драконы – пресмыкающиеся на брюхе, угодливо виляющие хвостами верные псы охотников, да? Таким ты видишь мир, отец?

Не позволю!

Раз не желаешь слушать слова, я заставлю! Мечом заставлю признать всю глубину заблуждений!

– Уже лучше, – прищурился Кагерос, напоминая объевшегося сметаны кота. – Гораздо лучше. Я не ошибся в тебе, командор. Ты настоящий дракон, а не трусливая ящурка, что шмыгает в нору при первом дуновении опасности.

Повелитель ветров откинул полог, впуская яркий свет и гвалт собравшейся у входа нетерпеливой толпы.

– Иди и скажи им, эсса! Скажи, ради чего вы будете бороться!

Сказать? Я секунду колебался, шагнул наружу. Солнце ударило по глазам, жестокое и бескомпромиссное, как ожидающее Пределы будущее.

– Эсса, что…

Я миновал когтей, не удостоив вниманием.

– Объявите общий сбор. Я намерен говорить с кланом.

Скользнул взглядом над головами оборачивающих драконов. Кивнул сам себе. Неспешно направился по гребню холма к дальнему краю, за которым синела широкая лента реки. Прочь от командирских шатров. Сейчас я собирался изъясняться со своим народом, с теми, в чьих жилах течет одна со мной кровь северного Владыки. Мы сообща выберем наш путь. И Западу лучше не вмешиваться.

Гомон и разговоры за правым плечом стихали. Степь пришла в движение: словно вода и масло, которые никогда не становятся одним, кланы разделились – воины льда потянулись следом, алые ветров, подчиняясь приказу своего Повелителя, воротились к сиюминутным заботам. Я мысленно поблагодарил Кагероса за эту видимость уединения.

Камешек вылетел из-под носка сапога, покатился по обрывистому склону и плюхнулся в воду. Я замер на краю, зажмурился, отдавая власть пяти чувствам. Мокрым прикосновениям ветра к коже, горячей ласке солнца, бьющего в спину. Пряному дурману луговых трав. Соленой капле пота, разъедающей губы. Жужжанию насекомых, тихому плеску волн. Безграничным просторам перед лицом, безлюдным и обманчиво свободным. Затаившейся ожидающей моего слова армии за плечом.

– Эсса, все готово.

Я обернулся, жестом велел когтям присоединиться к алым. Оглядел сотни неподвижных темных фигур, расположившихся полукругом, словно зрители в амфитеатре. Уселся сам, скрестив ноги.

Свет заливал степь, превращая воинов в неясные тени. Ветер шуршал в листве ив за спиной. Драконы ждали. Я сморгнул невольную слезу, начал.

– Я расскажу, что случилось час назад. Расскажу, почему северный клан у Когтей беркута сражался с собственными братьями и сестрами.

Слова, подхваченные магией, неслись к каждому.

– Я задам вам вопрос. Всего один, но очень важный. Я позволю детям снегов самим сделать выбор, и приму любое решение как волю клана, и буду следовать воле клана как его эсса.

Пауза.

– Но прежде я прошу, чтобы меня выслушали до конца.

Я задержал взгляд на Кейноте, поднял глаза вверх, к эфиру, исчерченному полупрозрачными клинками облаков. Заговорил, напевно растягивая слова, на истинном языке, языке, которым единственным и пристало пользоваться наследникам Крылатых Властителей:

«Chrono-terron nih hav’e-terron vinga, e nih own’e-terron sky, e nih own’e-terron land. Oilrand goud-mare-terron dargon-ka. Oilrand ‘est-terron aler-tel’ e kozit-tel’ v’iuna-oilrand-ka.

Nih loaret’e.

Niha aro fer’e tin’iu-ast retara dargon-kagor.

Niha kastoteig ‘est kastoteig-terron mirror-mar.

Niha ‘uimedri e’st otima hionoro e freezel’ adel’ kertolo… freezel’, loto maran’e nih ferstoil’e sel’, loto maran’e nih na-r’e n’e hide’n’e».[1]

Когти хмурились, переглядывались. Даже они, изучившие меня лучше кого-то ни было, не догадывались, к чему я веду.

«Tin’iu-nih-ka learn-mar’e, n’e-oil n’e kantar’e own’e oilrand. Oilrand e’st Dargon nar, oil-v’iuna nar, n’e dargon-ka olli n’e huamon-ka. Nih-ka learn-mar’e, Dargon powert r’essembl’e oack-e’na, loto perish’e tin’iu growset, loto perish’e holpe-itron, b’e-loto net’iu oack marter’e veral’t illiesk, marter’e chrono e bietliwyck wons-itron. Dargon sel’er’e sky-n’eka e hide’n’e ‘iumedri-ka. Dargon sel’er’e nih-n’eka…»[2]

Я видел, как драконы заинтригованно тянулись ко мне, инстинктивно ища в командоре и озвученных им незыблемых догмах опору. Задумчиво кивали, внутренне соглашаясь со сказанным мной… с иллюзией, что внушали наставники с юных лет!

«Nih-ka toll’e, nih e’st Dargon harateig-v’iuna, nih aler’e kalmat-oilrand e blans-oilrand. Nih-ka freezel’-otim’e Czavet, loto e’st harateig Dargon-ark’eto. Nih-ka b’elaiv’e-mar’e oil-ferstoil, nih e’nzel’-adel’ rankert huamon-ka, b’e-loto e’dult n’e answar-rankert’e chinito».[3]

Я сделал паузу и закончил, резко, отрывисто.

«Nih-ka aidarst lailai!»[4]

Смысл слов доходил до драконов постепенно, точно тень от облака, наползавшего на солнце. В смотрящих на меня глазах страх смешивался с растерянностью, а возмущение с непониманием. Произнесенную кем-либо другим мою речь сочли бы безумием. Меня же еще слушали, то ли из-за взращенного с младенчества благоговения перед титулом эссы, то ли уважая мой собственный авторитет умелого воина и опытного командора.

– Seisin, – молодая женщина опустила глаза, смущенная пристальным внимание соседей. – Zealot lian’-‘iunion kagor-kiliot’e yui tin’iu sei-ar vino yais-terron. Yu ark’ete asori salvag’e sei-ar-ka, bart yu-ka d’en’e-answar’e.[5]

На побледневших щеках маком разгорелись лихорадочные пятна. Из прокушенной губы по подбородку побежал темный ручеек.

– Loshort, – я кивнул дракону в первом ряду. – Yui idmi’a al’er’e lono-vi’yama, ‘iuskad’e dargon-kagor, kiliot’e huamon, kavlit-sel’er’e. Krest-f’er’e v’er’e yui idmi’a na-ra, b’e-loto lasher d’en’e Czavet. F’erwing, yui ali-s’ev’eral na-ra-marter’e haint’er…[6]

Я называл имена, скользил взглядом по лицам, ни на ком не задерживаясь. Недоумение сменялось болью и негодованием. У каждого из сотен сидящих передо мной драконов имелся свой кровавый счет к людям.

«Nih kiliot’e idmi’a. Nih d’en’e-sapp’iert’e tia-na-ra. Nih bi-tr’ei’e tia-na-ra. Nih d’en’e-krest’e alidmi’a, b’e-loto Czavet arged’e.

Czavet…

Ne-na-ra sei-rit vaik’e answar, e mi liabrity-toll’e! Mii toll’ e’st-sitk’e-ka illiesk imaga olli learn-lailai. Mii toll’ e’st retara. Mi simen’e mii aro, simen’e mii na-ra e n’eidma-marter sky, loto nih ver’e-niha-itron. Mii ark’eto e’st retara!

Czavet – rut ali-chrono loareto, kazerna, loto mar’e-ka falling aro-kagor dargon tel’ haint’er-‘iunion».[7]

Я замолчал, давая время осмыслить прозвучавшую вслух истину. Давая шанс поверить мне. Чутко внимал заполняющим эфир эмоциям – главное угадать момент, не раньше, но и не позже.

«Nih kiliot’e idmi’a, b’e-loto huamon arged’e nih-ka! Nih bi-tr’ei’e niha tia-na-ra e niha tel’, b’e-loto huamon shaihan’e! Nih e’st v’iuna-v’iuna Dargon, bart nih e’st kwittes, nih marter’e freezel’ haint’er-‘iunion e huamon!»[8]

Я чувствовал, как разгорается гнев – жаркие угли ярости под золой видимого спокойствия. Видел в смотрящих на меня глазах отражение собственных чувств.

«Al’t tel’ Is Aratai imag’e, loto falling kalmat chrono delr’e ali chrono.

Al’t tel’ Is mar’e-toll’e, mi e’st bi-tr’ei.

Al’t tel’ Is mar’e-toll’e-itron, mii-slav’e ali e’st bi-tr’ei. Mi ark’et’e: va ferstoil’e Al’t tel’ Is, va sel’er’e tel’ Is, loto e’st d’en’e-freezel’ t’eon? Va rut’e haint’er?

Olli va ferstoil’e mii vaikna itron? Va diar’e vai na-ra, vai tel’, Al’t tel’ Is ag’enr? Va shaihan’e ver’e-ka vinga e hionoro?! Va shaihan’e ver’e-ka Sky?!»[9]

Я встал, побрел к командирским палаткам, не оглядываясь, позволяя воинам самим принять решение.

– Отличная речь, командор. Вьюна оказалась права: ты умеешь увлечь толпу, – Кагерос пару раз шутливо хлопнул в ладоши. Я миновал Повелителя Запада, пригнулся, ныряя в палатку. – Что намереваешься делать дальше?

Я запнулся, сухо произнес.

– Эсса не существует без своего клана. Если все уйдут, я добровольно отправлюсь в Иньтэон и приму любое наказание, которое определит Альтэсса. Если останется сотня отрядов, десяток, даже один, я поведу воинов вперед и не отступлюсь, пока алые следуют за мной.

– Поверь: тех, кто сбежит, будет немного, – ударило в спину замечание Повелителя ветров.

***

Ночь дышала прохладой и горьким запахом трав, пересыпалась песком под шагами часовых, чадила факелами за тонкой парусиной палатки, смеялась тихим ржанием лошадей.

Кейнот и Валгос, Вьюна и даже Кагерос – все понятливо оставили меня наедине с самим собой и невеселыми мыслями. Я все еще не мог поверить и принять происходящее. Залитая солнцем степь; сотни растерянных глаз, внезапно утративших путь; чужие слова, правильные и нужные, но чужие, срывающиеся с моих губ, – случившееся походило на кошмар, бессмысленный и беспощадный.

Я выступил против Альтэссы!

Бред. Чушь. Нелепость.

Бескомпромиссная реальность.

Издавна говорили: день – время дел, ночь – сомнений. Я был прав и одновременно не прав уже тем, что моя истина перечила лжи Совета, лжи, которую поддерживал Альтэсса северного клана, Владыка ледяного неба. Я прекрасно понимал: за сделанный сегодня выбор придется заплатить немалой кровью. Готов ли я? Или же следует все прекратить? Сдаться, пока не поздно… Не поздно ли?

Резкий неприятный крик птицы разорвал тишину.

Я очнулся. Назойливым жужжанием на грани восприятия зудел чей-то ментальный вызов. Кто-то упорно старался связаться со мной, не исключено, что довольно долго. Я создал светлячок, вытащил клинок – отполированная поверхность подмигнула мне бликом.

Несложное плетение, и мой хмурящийся взгляд сменился растерянными глазами Цвейхопа.

– Риккард, слава Року! Наконец-то! – брат облегченно выдохнул. – В столице творится полная неразбериха! На дворцовой площади днем по обвинению в предательстве казнили несколько полевых командиров! Магический глашатай на весь город зачитал приказ о твоем аресте, – Цвейхоп волновался, тараторил. – Я пробовал добиться встречи с Альтэссой, получил отказ. Матушка рвет и мечет в своих покоях… Что происходит?!

Хотел бы я сам понимать.

Значит, Повелитель не пощадил оступившихся, наказал даже тех, кто оставался верен Завету и ему. В назидание прочим заставил расплачиваться обычных воинов за выбор их командора.

В таком случае брат, просто разговаривая со мной, находится не в меньшей опасности – тот, кто пожертвовал одним сыном, без колебаний избавится и от второго, если сочтет его недостаточно лояльным.

– Цвейхоп, некоторое время нам лучше не общаться. Я объясню все… позже. А пока даже не пытайся искать связи со мной, хорошо? Цвейхоп?

Хлопнула дверь. Зарычала собака. Лицо брата неожиданно скакнуло в сторону. Перед глазами сумасшедшей каруселью пронеслись знакомые стены, пол, потолок. Снова брат, бледный, напуганный.

– Идм! Назад, Идм!

Темный бесформенный предмет с силой врезался в огромную картину над креслами, опал бесформенной неподвижной грудой. Рука невольно дрогнула, когда я понял, узнал собственного пса. Собственного Спутника. В горле застрял комок, в груди разливалась пустота оборванной навсегда связи.

Зачем? За что?!

Глаза, отразившиеся с той стороны, походили на мои и все же принадлежали не мне – тяжелый гипнотизирующий взгляд, змеиный, властный, убийственный.

Несколько мгновений канули в абсолютной тишине, а затем отец разорвал заклинание, предоставив мне любоваться моим отражением.

Копис дрогнул и выпал из рук. Я вспомнил, что нужно дышать.

________________________________________________________

[1] Некогда у нас были крылья, и небо принадлежало нам. И земля была нашей вотчиной. И мир был доброжелателен к драконьим кланам. Мир для своих первых чад был безопасным и уютным домом.

Мы еще помним то время.

Наша кровь хранит крупицы исконной магии.

Наши традиции – отражение обрядов стародавних времен.

Наши сны – реквием по потерянной гордости и свободе… свободе самим выбирать собственный путь, жить, не скрывая истинной сути.

[2] Нас с рождения учат, что никто не должен править над целым миром, что подлунные королевства, творение богов – дар всем их детям. Что власть могущественных – это тень вековых дубов, губящая молодую поросль, губящих надежду на будущее, ибо даже несокрушимые исполины рано или поздно падут перед гнилью, временем и жуками-древоточцами. И потому Древние благородно оставили Небеса, скрывшись в мире грез. Оставили нас…

[3] Нам говорят, мы, преемники Крылатых Властителей, – стражи, хранящие покой и равновесие. Нас ограничивают жесткими рамками Завета, слова Древних, данного кланам в наследство. Вынуждают верить в собственную избранность, и как избранные мы прощаем людям нанесенный удар, ведь взрослый никогда не станет мстить неразумному ребенку.

[4] Нам безбожно лгут!

[5] Сейсин… Три года назад твою младшую сестру сожгли фанатики из секты чистоты. Ты просила организовать спасательную операцию, но получила отказ.

[6] Лошорт… Твой друг, защищая девушку, уничтожил с применением магии несколько человек, бежал из города и был казнен карателями за нарушение Завета. Фервинг, ты потерял отряд в схватке с охотниками…

[7] Мы убиваем друзей, бросаем без помощи, предаем родных, отказываемся от мести за павших товарищей, потому что так велит Завет.

Завет…

Души мертвых взывают к ответу, и я больше не собираюсь молчать! То, что я скажу сейчас, многие назовут сумасшествием и ересью. То, что я скажу, правда. Клянусь кровью, клянусь своей жизнью и потерянным небом, небом, которое однажды вновь будет нашим, каждое мое слово – правда!

Завет – это позорный акт капитуляции, тайный договор, который заключили лишившиеся магии кланы и воспользовавшееся ситуацией Братство.

[8] Мы убиваем друзей, потому что так велят люди! Мы предаем семью и интересы клана, потому что этого хотят люди! Мы – правнуки Крылатых Властителей – трусы, раболепно склонившие головы перед Братством и людьми!

[9] Альтэсса Аратай, отец снежного клана, полагает, что худой мир лучше войны.

Альтэсса объявил меня предателем.

Альтэсса объявит предателями всех, кто последует за мной. А потому я спрошу: подчинитесь ли вы слову Первого, вернетесь ли вы покорно в Северный Предел, в гетто, отведенное нам охотниками?

Или устремитесь ли за мной к будущему, которого я жажду? Рискнете ли всем – жизнью, домом, неудовольствием Аратая – чтобы обрести крылья и гордость?! Обрести утраченное нами Небо?!

========== Глава шестая. Демон льда ==========

Ветер играл с неплотно привязанным пологом, закрывающим вход в палатку, то вдавливая его внутрь, то приподнимая – и тогда по земляному полу кралась россыпь солнечных зайчиков.

В углу, прилепившись к опорному столбу, дрожала паутина. Толстая черная муха надоедливо и бестолково жужжала, пытаясь освободиться и только сильнее запутываясь в клейких нитях. К ней, быстро перебирая лапками, подполз паук, принялся умело обертывать бьющуюся в агонии жертву в глухой кокон.

– Думаешь, получится? – Кагерос, вольготно расположившийся на застеленной шкурой скамье, скептически приподнял бровь, смотря на собеседницу.

– Разве я до этой минуты хоть раз подвела вас, Повелитель? – почтительно, но с едва заметным раздражением уточнила Вьюна.

– Все бывает впервые, драгоценная.

– Я уверена в результате, – пери недовольно поджала губы. – Согласно расчетам, подходящее время для ритуала наступит сегодня около полуночи. Проклятие уничтожит любого неугодного нам человека… или дракона, невзирая на магические щиты и охранные амулеты.

Слова пролетали мимо ушей, почти не цепляясь за оглушенный разум, не способный смириться. Вьюна и Кагерос, обсуждающие тонкости предстоящего обряда, мнились актерами второсортного театра, нелепыми подделками под оригинал. Моя возлюбленная фея снегов не может… не должна! убивать.

Повелитель Запада заинтересованно подался вперед.

– Нейс, Аратай, эссы и мастера меча – забавно, что могущество Пределов зиждется на жизнях всего лишь полусотни драконов. Если одновременно избавиться от них, южный и северный кланы окажутся обезглавлены, превратятся в легкую добычу.

Девушка нерешительно возразила:

– Аратай – отец Риккарда.

Вьюна… Для победы воин обязан использовать любые доступные средства. Этому учили наставники всю мою жизнь и, надо признать, учили хорошо. Я оторвал взгляд: муха прекратила бороться, паутина затихала, таилась в ожидании новой жертвы. Произнес:

– Делай, что нужно.

***

Звезды смотрели сверху холодными безучастными льдинками, словно насмехаясь над потугами смертных. Застывшие в недоступной людям и драконам вышине, они не испытывали ни страха, ни сомнений, ни горечи, ни ненависти. Я опустил взгляд, больше не веря, что сумею отыскать правильный путь среди рисунков созвездий.

Пламя факелов, яростным голодным зверем рвущее на лоскуты ночные тени, было гораздо ближе и понятнее.

Лагерь засыпал. Шуршали сквозняки в ивах. Плескала вода. Вяло перекликались часовые. Оглушительно стрекотали сверчки.

Луна, поднявшаяся над горизонтом, зловеще отливала алым: она тоже хотела крови.

Вьюна, с головой укутанная в светлый ритуальный балахон, задержалась у входа, глубоко вдохнула, собираясь с мыслями. Я потянулся, намереваясь схватить фею за выглядывающее из-под просторного рукава хрупкое запястье, удержать, но передумал, так и не коснувшись. Все обговорено и решено на дневном совете, и минутное трепыхание сейчас было бы лишь признаком постыдной слабости.

Пери, не заметив моего невольного жеста, скрылась в шатре, плотно задвинув за собой полог. Мне оставалось только ждать.

Я сел на землю, влажную от выпавшей росы, с ненавистью покосился на ехидно скалящуюся небесную странницу. Сжал кулак, смотря, как дорожная пыль бежит сквозь пальцы тонкой белесой струйкой. Все, что мне дорого, все, что я хотел сберечь, утекало как эта пыль. Родные башни Иньтэона. Доверие клана. Друзья. Семья: какое наказание ждет Цвейхопа за разговор со мной? Идм, мой Спутник. А сегодня Вьюна, нежный невинный цветок, моя небесная пери, запачкается в крови, чтобы помочь мне.

Хаос! Я раздосадовано ударил по опоре ближайшего факела: на землю посыпались искры.

Клятвопреступник. Отцеубийца. До каких еще глубин мне предстоит пасть?! Или дальше уже некуда?

Я зажмурился, напоминая себе: смерть Альтэссы – вынужденная необходимость, благая жертва. Если война затянется, погибнут сотни и тысячи. Что по сравнению с этим жизнь одного? Пусть даже Аратая. Меня отлично вымуштровали, зарубили на костях: клан всегда на первом месте, а уж после – семья.

Вьюна сказала, что конец будет мгновенным и безболезненным. Никто сразу ничего не поймет…

Крик, разорвавший тишину, полнился невообразимым ужасом, непередаваемой мукой.

Не помня себя от тревоги, я вскочил, сдернул полог, ворвался внутрь. Вьюна билась в припадке среди опрокинутых факелов и рассыпанных из жаровен углей, беспомощно пытаясь приподняться на локтях. Одежда, превратившаяся в лоскуты, тлела, нежную кожу испятнали ожоги. На искривленных судорогой губах пузырилась пена. Из-под закрытых век катились черными дорожками кровавые слезы.

– Хаос! – я подхватил девушку на руки, прижимая к себе, словно драгоценный хрустальный сосуд, в котором едва трепыхалась душа. Вывалился наружу. – Целителя! Срочно!..

***

– Судя по всему, план провалился, – безмятежно поинтересовался Кагерос. Прогуливающийся по лагерю среди ночи Повелитель Запада замер напротив, рассеянно прищурился на тени, снующие внутри освещенной палатки. Он не походил на дракона, разочарованного неудачей.

– Да.

Я едва сдержал себя в руках, чтобы не бросится на Альтэссу. Меня выбешивало его равнодушие: как он смеет пренебрежительно относиться к тому, что Вьюна серьезно пострадала?! Доводила до белого каления необходимость полагаться на других. Нестерпимо хотелось пробиться к пери, расшвырять сухонького старика-целителя и его бестолковых помощников. Злила неопределенность: насколько опасен откат? А вдруг… вдруг именно в этот самый момент Вьюна умирает?

Собственная беспомощность сводила с ума.

И одновременно я испытывал непонятное мне предательское облегчение, что ритуал сорвался.

– Пройдусь, подышу воздухом.

Я резко встал, проверил прикрепленные к поясу ножны. Быстрым шагом направился к окраине лагеря и дальше, к реке, раскатавшейся черной лентой с серебристыми снежинками звезд.

Вода пахла свежестью и рыбой. Звенело оголодавшее комарье. Сапоги блестели от росы. То тут, то там из зарослей клевера вспархивали мохнатые ночные бабочки. Отражение луны дрожало в омуте багряным бликом.

Некоторое время я брел вдоль берега. Голоса и теплые желтые светлячки факелов отдалялись, растворялись в темноте. Я всегда любил прогулки в одиночестве: наедине с собой можно отказаться от вечного изнуряющего самоконтроля, выплеснуть эмоции, привести в порядок мысли. Только наедине с собой я имел право быть слабым.

Задумавшись, свистнул, подзывая добермана. Опустил руку, собираясь потрепать пса между ушей. Тут же опомнился: Идм погиб.

Захотелось завыть в голос, кого-то убить, либо же умереть самому.

Клинок, шипя, распластал воздух, срезав верхушки густо разросшегося дербенника. Еще удар, еще один. Бесполезно. «Бой с тенью» не приносил должного удовлетворения. Мне требовался реальный противник, пусть и не обладающий разумом.

Я выронил испачканный в травяном соке меч. Остервенело стянул рубаху, избавился от сапог. С разгона, рвя покрывало прибившейся к берегу ряски и оскальзываясь на илистом дне, влетел в воду. Разгоряченную кожу обожгло морозом.

Нырнул, погружаясь в беспросветную мглу, сродни занебесной.

Ни света, ни запахов, ни звуков, кроме отчаянного биения собственного пульса, тока крови по венам. Глубже. В самое сердце черноты. Прохладные объятия воды наполняли тело необычайной легкостью, словно во сне, рождали ощущение узнавания, пришедшее из бессознательной жизни младенца в чреве матери. Глубже. Пространство и время стирались, ускользали, теряли смысл. Мир растворялся во всепроникающей тьме. Я обращался бесплотным призраком. Еще глубже – до звона в ушах, до рези в легких. Боль – последняя истончающаяся нить, связавшая мое «я» с жизнью.

Шершавое прикосновение песка к пальцам, острые грани камешков на дне. Глубже уже некуда.

Разворот, резкий толчок. Осмысленное желание бороться. Тонкая грань между водой и небом расползлась как ветошь. Сияние тысяч звезд ослепило, ошеломило яркостью. Глоток воздуха ворвался внутрь живительным до муки нектаром.

Я несколько секунд лежал на спине, позволяя реке нести меня. Слушал шуршание воды. Перевернулся, резкими гребками рванул против течения, вкладывая в борьбу со стихией всю ярость и обиду на озлобившийся мир.

На берег я выбрался полностью обессиленный, рухнул, жадно хватая губами воздух, уткнувшись лбом в неприветливую землю, склоняясь в молитве неизвестно кому, прося непонятно о чем.

Минуты утекали в вечность, просачивались каплями влаги в песок.

Вдоль хребта цепкими мурашками пробежал холодок – то ли случайное дуновение ветра, то ли предчувствие надвигающейся опасности.

Я резко откатился в сторону.

Клинок, должный вонзиться мне в спину, скользнул по ребру, оставив глубокий, досадный, но неопасный порез. В инстинктивно созданный щит врезались стрелы, взорвались, обдав руки ледяной крошкой.

Я, шатаясь, быстро поднялся на ноги, прижимая ладонь к ране. Бок ощутимо пекло. Нападавший – темная сгорбленная фигура без каких-либо знаков отличий – находился в двух шагах. Я чувствовал хищный взгляд, знал, противник не отступит.

Хаос! Попался! Убийца не использовал плетения до последней секунды, а потому я ощутил его приближение слишком поздно. Кописы валялись непонятно где. Когти ждали в лагере. Убежать – если речь идет о жизни, не до глупых предрассудков – вряд ли получится: по пересеченной местности без обуви не поносишься. Да и на помощь звать бесполезно: не услышат!

Мысли промелькнули в голове за долю секунды, рождая понимание: влип по-крупному. Но я не ожидал (а следовало!), что Альтэсса опустится до нападения из-за угла.

Не давая мне времени прийти в себя, враг набросился снова. Я блокировал: ледяная броня, наращенная на предплечье, выдержала удар меча, но руку все равно пронзило болью. Ответная «любезность» – кол из застывшей воды, при ударе о внешнюю броню раскрошившийся на десяток тончайших игл, – увязла в грамотно возведенных щитах. Я едва успел отшатнуться, избегая захвата.

Хаос! Хуже не придумаешь! Мой противник – боевой маг из верховной семьи. Точно, закончивший Пламя. Вероятно, каратель – воинов именно этого крыла отличает агрессивный атакующий стиль.

Осторожно попятился. Холодный мокрый чернозем разъезжался под босыми ступнями. Адреналин, кипящий в крови, на короткое время придал сил ватным от усталости мышцам.

Свист потревоженного воздуха. Я отпрыгнул к реке, но полностью уйти не успел: плечо обожгло, подарив еще одну царапину. Обычное оружие тем и опасно, что его гораздо труднее отследить и обезвредить, чем призванное магией.

Алый сократил дистанцию. Вода под ногами, ощущавшаяся как прочная пружинящая пленка, с легкостью держала нас обоих – значит, и тут мы на равных.

Я перехватил несущийся меч – пальцы свело судорогой – дернул, лишая равновесия, вынуждая нависшего надо мной убийцу склониться. Ударил, целясь в горло. Призванные когти развеялись, наткнувшись на его щиты. Воин увернулся, и мой кулак скользнул по касательной.

Колено противника угодило в порез на боку.

Дыхание сбилось. Я едва не потерял контроль над чарами: стоит мне упустить позволяющее ходить по воде плетение, провалиться, и конец.

Вражеский меч взрезал реку. Отлично! Слегка уравняем шансы. Клинок намертво застрял в мгновенно заледеневшей воде.

Мы одновременно выпустили бесполезное оружие, сцепились, падая. Мне разом приходилось тяжелее и легче: хвататься за одежду сподручнее, чем за голую влажную кожу, но и все неровности с ударами ощущались намного отчетливее.

Да сколько же у него ножей! Я впился пальцами в запястье, отводя еще одну стальную пластину. Извернулся, зазвездил локтем в лицо. Получил чувствительную оплеуху в ответ.

Боевые плетения сыпались, натыкаясь на защитные чары – ни мои, ни заклинания противника пока не достигли цели. Обычный человек давно бы лишился отмороженных магией конечностей, кровь же драконов, наполненная зимним дыханием Северного Владыки, не могла застыть.

Меня не покидала уверенность, что я знаю убийцу! Достаточно молод, чтобы не жалеть сил и стараться взять нахрапом, допускать некоторую небрежность движений. И одновременно умел, что говорило об опыте, полученном отнюдь не на тренировочных аренах. А еще он без колебаний бросил вызов эссе – его род, несомненно, получал северную корону в прошлом и не раз. Если бы у меня появилась пара спокойных секунд, когда все внимание не занято борьбой за жизнь, я бы вспомнил.

Несколько ударов, нанесенных и пропущенных, ни одного точного. Пульсирующие горячими углями раны. Неуклюжее копошение в попытке подмять врага… Заклинания, удерживающие нас на поверхности, развеялись одновременно, и – я едва успел хватануть губами воздух – мы ухнули в реку.

Хаос! Берег светлел саженях в двух, но, похоже, мы угодили в омут – дна под ногами я не ощущал. Вокруг пузырилась черная вода. Я попробовал вывернуться, оттолкнуть недруга, всплыть. Тот бросил бесполезный нож, вцепился в волосы – давно следовало сходить к цирюльнику, отрастил косу не хуже лиса.

Ясно. Тонуть будем вместе? Вопрос один, но жизненно важный: у кого быстрее кончится кислород?

Стремительно холодало. Вода превращалась в лед, окружая толстым панцирем, грозя участью замороженной рыбы. Он еще и самоубийца?! Собирается похоронить нас обоих!

Я бесполезно дернулся. Хватка противника стала жестче: каратель больше не атаковал, полностью сосредоточившись на том, чтобы не дать мне вырваться. Хаос!

Мелькнула безумная мысль. Мы не в озере, реке – и течение тут сильное. Чтобы заключить нас в ледяной кокон, алый распахнул крылья во всю ширь, его связь с магическими сферами должна быть невероятно сильна, а значит, и грань между реальностью и грезами размыта.

Сложно. Опасно. Но, пожалуй, это шанс. Я крепче вцепился во врага, раскидывая нити плетения, против воли утаскивая алого туда, где у меня имелось подавляющее преимущество. В мир снов, в штормящее искрящееся молниями небо, где парили тени драконов…

***

На берег я выползал, трясясь (невероятно!) от холода, с чувством, что наплавался на годы вперед. Бессознательное, но не бездыханное тело оттягивало руку. Я мог бросить убийцу захлебываться в омуте, но очень уж интересно было взглянуть в лицо того, кто едва не отправил меня в Последний Предел.

Во второй раз уткнувшись носом в землю, я подумал, что во всем происходящем есть один неоспоримый плюс: сейчас жить мне хотелось гораздо сильнее, чем полчаса назад.

Раны жгло, синяки ныли, в горле першило от речной воды, которой я наглотался по самое не балуйся. Совместное путешествие в мир снов не такая и редкость: его практикуют и наставники при обучении птенцов сложным заклинаниям, и жаждущие уединения влюбленные, хотя насильно затягивать кого-то в астрал мне еще не доводилось.