Текст книги "Хроники Раскола (СИ)"

Автор книги: Алена Сказкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Без разницы! Что бы я ни сделал, мне уже не вернуть уважения Аратая. Можно воздать хвалу достойному врагу, признать доблесть бившегося до последнего за собственную веру противника, но трус… трус не заслуживает снисхождения! Я целую ночь провел в гнетущих раздумьях, то беря в руки нож, то отбрасывая его прочь, но так и не отважился исполнить последний приказ Повелителя Севера.

Эсса умер вчера. Сегодня Совету предстоит судить ничтожество, не способное ответить за сделанный выбор.

Наверно, мне следовало гордиться незаслуженным вниманием. Немногие нарушители закона удостаивались пристального интереса Ареопага, возможно, этот случай первый за всю многолетнюю историю драконов. Обыкновенно наказание определял Альтэсса того клана, к которому принадлежал провинившийся.

Зал собраний, мрачно-торжественный, дышал пылью и древностью – таким и надлежит быть месту, где принимаются решения, влияющие на судьбу мира. От шершавых плит под коленями веяло могильным холодом. Камень – символ незыблемости, основательности – был повсюду. Четыре гранитных престола – четыре стороны света четырем Повелителям Пределов: бархат, ковры, расшитые драгоценной нитью подушки для востока и юга, меха и шкуры – северу и западу. Двенадцать кресел эсс образовывали круг, заключая ярко освещенную арену-мир и троны Альтэсс в кольцо. Убегая вверх, тонули во мраке пустые зрительские скамьи – сегодня Совет не нуждался в лишних свидетелях.

В Ареопаге извечно правил бал камень. Камень и металл. Бьющееся в чугунных клетках пламя ослепляло. Я на секунду зажмурился, давая отдых усталым глазам. Перевел взгляд выше, где сквозь витражи горела белым круглобокая луна. Передернул плечами, заставляя напрячься лежащую на загривке руку. Прикусил губу.

Сколько можно тянуть! Начинайте!

– Давайте уже приступим? – промурлыкала женщина, сидящая вполоборота на подлокотнике трона, озвучивая мои мысли. Коварный бархат восточной ночи плотоядно оскалился из-под густых ресниц. – Право, не вижу особых причин тратить на это весь вечер.

Повелитель скал и цветов[11] не любил покидать Город Знаний, предпочитая общаться через своего представителя – Селену тиа Харэнар, укутанную в шелка и золото ведьму. Пусть клан гор и занял нейтральную позицию в войне, надеяться на милосердии его голоса было по меньшей мере глупо.

– Альтэсса Исланд? – мягко напомнила Харатэль. Сегодня, как ни странно, южную леди сопровождало лишь две эссы – Каттера и Астра. Кресло покойной Тоньи, должное принадлежать младшей сестре Песчаной Кошки, пустовало. Как и мое собственное: нелепо, но в полном согласии с древними законами я до сих пор оставался членом Совета.

Аратай медленно кивнул. Один из немногих зрителей неспешно спустился по широким ступеням. Долговязая тень вступила в свет факелов. Исхард, кузен Вьюны. Значит, вот кто выбран глашатаем нынешнего вечера. Хорошо, не Цвейхоп – с отца бы сталось преподать младшему сыну жестокий урок, приказав участвовать в суде над старшим.

В холодных глазах наследника рода Иньлэрт плескалась ненависть, но голос звучал ровно, когда дракон обратился к судьям.

– Из уважения к находящимся в зале магистрам Братства я прошу позволения вести собрание на всеобщем языке, – Альтэссы молчали, не выказывания возражений, и Исхард продолжил. – Девять тысяч девятьсот сорок шестой год от Исхода, серпень, восемнадцатое…

Заскрипели перья. Этому протоколу суждено навсегда упокоиться в секретных архивах Ареопага сразу после заседания.

– Именем Совета, что есть проводник воли Древних в подлунных королевствах, и в его присутствии Риккард тиа Исланд, эсса снежного клана, известный также как Демон льда…

Глашатай запнулся, посмотрел на своего Повелителя. Тот заговорил не сразу, оценивая вес слов, готовых сорваться с его выцветших губ.

– Как глава рода Исланд я отрекаюсь от Риккарда, недостойного сына семьи, клятвопреступника и кланоубийцы. Как Альтэсса Северного Предела я поддерживаю решение главы рода Исланд.

Слова лишь звук, что сотрясает воздух. Они не могут физически ранить, не могут резать и убивать, как острый клинок. Они вообще не способны причинить вред. Я еще вчера сумел бы повторить все, что произнесут на сегодняшнем суде – до мельчайших деталей. Но почему же мне сейчас так горько?!

Писарь оживленно водил пером, врезая в память листа слова, забравшие у меня семью.

– …Риккард, сын дома Льда, эсса северного клана, обвиняется в преступлениях против Небес и Земли, – озвучил Ис церемонную формулу, – как то злостное попрание Завета, что есть наследие Древних, их воля и закон, и дерзновенное неподчинение приказу Альтэссы, воплощению Дракона. Обвиняется в развязывании мировой войны, предательстве собственного народа, убийствах драконов и людей…

Катастрофа надвигалась медленно и неотвратимо.

– …напал на хранителей памяти в доме семьи Иньлэрт… возглавил штурм Южного Храма Целителей…

Минута за минутой, строка за строкой Исхард озвучивал содержание длинного свитка в его руках. Слова растворяли в висящей над ареной тишине бесконечный список моих прегрешений.

– …в битве у реки Вийска, также известной как Черная…

Казалось, глашатай никогда не прекратит говорить. Мне хотелось и одновременно не хотелось, чтобы он замолчал.

– Все вышеперечисленное освидетельствовано, задокументировано и подтверждено, а потому не вызывает сомнений в подлинности.

Исхард наконец-то закончил обвинительную речь, обернулся к Повелителю снегов. Отец ждал, позволяя стихнуть последним отголоскам эха. Невидимые зрители затаили дыхание.

Сердце сдавило в тисках дурного предчувствия.

– Северный клан изгоняет тебя и объявляет своим врагом, Риккард, сын дома Льда. Так говорю я, Альтэсса, и слово мое – закон.

Приговор обрушился на голову неподъемной могильной плитой.

– Южный клан объявляет тебя своим врагом, Риккард, сын дома Льда, – сухо повторила Харатэль.

Селена, последние минут десять едва удерживающаяся, чтобы не зевать, замерла, прислушиваясь к чему-то. Откинула за спину водопад черных волос, промурлыкала.

– Восточный клан присоединяется к выбору присутствующих Владык, – женщина выразительно кивнула на пустые скамьи западного сектора. – Полагаю, Альтэссу Кагероса можно не ждать?

– В соответствии со вторым пунктом Роксонского соглашения от девять тысяч девятьсот сорок первого года, – заметил Исхард, – закатный клан временно, до изменения политики и доказательства верности Завету, лишен права голоса.

Тонкости протоколов звенели где-то на краю сознания. Глаза застила пелена гнева.

Враг Пределов?!

Некто без имени и рода! Совет не мог придумать худшего унижения! Отказать в чести уйти за Порог как часть клана! Забрать жизнь не воина, нарушившего закон и должного искупить вину! Не эссы, дерзнувшего пойти против воли Повелителя, чтобы показать драконам возможность другого пути.

Меня собирались изничтожить, как уничтожают опасную безумную тварь! Как тлетворную болезнь! Как плесень!

– Именем эссы северного клана я прошу Совет дать мне…

Я рванулся, собираясь встать. Алые держались настороже: на плечи надавили, пригибая к земле, скулы онемели, обрывая сопротивление еще до начала. Сволочи! У меня есть право на последнее слово!

Заклятие сковывания поползло дальше, охватило не только лицо, но и грудь, руки, ноги. Я повис безвольной куклой, способный только слушать.

– За совершенные преступления обвиняемый приговаривается к смертной казни. Приговор будет исполнен в течение недели, – Исхард вопросительно обернулся к Аратаю за подтверждением. Тот рассеянно кивнул – мысли Альтэссы витали далеко от зала суда: меня для отца уже не существовало.

– Южный клан поддерживает решение Севера.

– У Повелителя гор нет возражений, – прощебетала Селена, увлеченно полируя ногти.

Исхард медленно скатал свиток, приказал.

– Увести!

***

Ожидание казни само по себе кара.

Каждый рассвет ты встречаешь с благодарностью за дарованную отсрочку, каждый вечер провожаешь проклятиями, потому как отмеренная тебе нить жизни становится все короче, и ее разлохмаченный шелковый кончик так и норовит выскользнуть из неуклюжих пальцев. Ты цепляешься за него из последних сил: мир – скучный привычный мир, который ты принимал как данность – теперь, когда пора уходить, неожиданно заиграл яркими красками, зовя неисследованными горизонтами, лишая покоя незавершенными делами и воскрешая в памяти все хорошее, что уносится прочь бурлящим потоком времени. А впереди ждет тьма, пугающая неопределенностью: есть ли что-нибудь там, где обрывается земной путь? Ты держишь истончающуюся нить, словно драгоценные бусины нанизывая на нее ускользающие мгновения: сияющее ярче обычного солнце, манящее невероятной голубизной небо, кружащихся вдалеке беркутов, за чьим полетом хочется наблюдать вечность… Это все иллюзия. Ты еще ешь, дышишь, чувствуешь, мыслишь, надеешься. Но ты уже мертв. Мертв в глядящих на тебя глазах.

Я не знал, как и когда меня убьют. Будет ли конец моего пути быстрым и безболезненным, или самого злостного преступника Пределов ждут долгие пытки, после которых приход Серой Госпожи покажется желанным? Сгину ли я в неизвестности, или Совет выберет публичную казнь в назидание прочим – тем, кто решит забыть о собственном предназначении? Я не притрагивался к пище, опасаясь яда, не спал, прислушиваясь к шагам убийц в ночи. Я понимал, что только продлеваю агонию и следовало закончить все после визита отца, но… Никто никогда не торопится на встречу с собственной смертью. Любое существо в силу заложенных природой инстинктов желает жить, и логика пасует перед этим исконным, вечным стремлением.

Конвой явился в ночь на пятые сутки. Шестеро алых в полном доспехе с закрытыми лицами – мрачный и торжественный эскорт, должный сыграть роль моих провожатых в Небесную обитель.

Драконы молча и терпеливо ждали у порога, позволяя мне вознести последнюю молитву Древним и собраться с мужеством самому встретить предначертанную судьбу. Я был благодарен алым за эту видимость уважения: могли ведь вытащить из камеры силком, враг Пределов – никто и не заслуживает особого отношения.

В окно скалилась луна. Тишина давила, неожиданно захотелось услышать звук человеческого голоса, пусть даже собственного.

– Пора? – не вопрос, невнятный хрип, руки дрогнули – встать удалось только со второй попытки.

Один из стражей кивнул, пропуская.

Коридоры, неожиданно пустынные, хранили сонное уютное молчание, нарушаемое тяжелыми шагами рыцарей серебра. Стук набоек, точно щелчки гигантского метронома, отсчитывал последние мгновения. Каждая деталь остро врезалась в память: шершавый ворс вытертых половиков и холод векового камня под босыми ступнями, мягкий желтый свет ночных ламп, запах розового масла, вечерняя свежесть, ворвавшаяся в приоткрытое окно, болезненная белизна небесной странницы, капля пота, щекочущая спину.

Привычная тяжесть оков.

Двери зала собраний раскрылись как голодная пасть. Я невольно замер на пороге, смотря на центральную арену, ярко освещенную факелами… на два столба в центре. Что мне готовят?

Кресла Совета пустовали. Зрительские ряды скрывались во мраке. Тяжелое выжидающее молчание висело в воздухе, давило глухой ненавистью, смеялось затаенным торжеством. Пугающая атмосфера, словно встречный поток ветра, требовала повернуть обратно, понуждала сгорбиться, опустить лицо.

Прикосновение к плечу напомнило, что следует идти.

Ноги налились свинцом, покрытая пурпурным ковром лестница казалась бесконечной… и слишком короткой. Сколько раз я входил в этот зал? Гордый, уверенный в своих силах, купающийся во внимании клана. Сегодня внимание драконов тоже принадлежало мне – жестокий лед сменивший былое восхищение и доверие.

И лишь в одних глазах я не заметил льда. Дядя, ждущий у края арены в сопровождении двух алых, смотрел на запутавшегося птенца со светлой грустью и сочувствием.

Зачем Марелон здесь? Пришел… потому что знал, как остро я нуждаюсь хоть в малейшей поддержке? Отправляться в Последний Предел одному невероятно трудно.

Спустя пару секунд я заметил еще кое-что – браслеты-блокираторы на запястьях родича. Дядя под арестом? Но почему? Неужели размолвка с Альтэссой оказалась настолько серьезна?

Старый мастер без труда угадал невысказанный вопрос, кивнул, печально улыбнулся.

– Покорись.

Покориться? Бестолковый совет: назначившая мне свидание дама не потерпит свободомыслия. Она тяжелой кавалерийской поступью растопчет надежды и желания, бросит на колени, уложит ниц, наслаждаясь беспомощностью выбранной игрушки. А затем, враз изменившись, как ласковая мать запеленает корчащегося в агонии призрака и отнесет в Последний Предел… край вечного сна, край, откуда не возвращаются и не возвращают.

Я горько скривил губы, угрюмо и решительно взошел на эшафот. Кейнот, ты еще наблюдаешь за мной? Мой путь близится к концу, и если души драконов действительно продолжают жить после смерти, скоро мы встретимся.

Руки приковали к свисающим со столбов цепям, щиколотки обхватили вплавленные в камень кандалы, почти полностью лишив свободы – муха, прилипшая к паутине, да и только.

Алый последний раз убедился в надежности оков. В глазах, прорвавшись сквозь отрешенность долга, полыхнула ненависть.

– Благодари Древних, тварь.

Благодарить? С момента вынесения приговора что-то изменилось? Спросить – не ответят. Впрочем, скоро я узнаю все сам.

Зашелестела, отворяясь, дверь. Я обернулся, смотря на собственного убийцу. По ступеням неспешно, исполненная достоинства и величия, спускалась женщина в белоснежном ритуальном балахоне. Лицо скрывала серебряная полумаска. Сегодня Харатэль не Альтэсса, она палач, исполняющий вынесенный приговор, посланница Серой Госпожи, орудие закона. А орудие всегда безлико.

Даже несмотря на блокираторы, я чувствовал пламя, заключенное в этой невысокой драконице, словно укутанная в многослойные развевающиеся одежды фигура не более чем сосуд для живущего внутри солнца – такого же неукротимого и рыжего, как бьющийся в светильниках огонь, как дерзко выглядывающая из-под капюшона прядка волос. И эта рыжина на фоне светлого балахона привлекала внимание, невольно притягивала взгляд, а потому я поздно заметил оставшегося в коридоре отца. Альтэсса Севера, несгибаемый дуб, склонил голову вослед Повелительнице Юга, благодаря за какую-то неизмеримо важную услугу.

Двери захлопнулись, вынуждая усомниться, было ли увиденное взаправду или просто померещилось.

– Цепи долга иногда кажутся неподъемными.

Харатэль замерла, в ее голосе – бархатном рокотании сытой, а потому ленивой тигрицы – прозвучало сожаление.

– Вы должны ненавидеть меня, мастер Марелон.

– Я благодарен вам за то, что вы взяли на себя чужую ношу.

Альтэсса сделала шаг навстречу заключенному.

– Мастер, я уверена, Альтэсса Аратай сожалеет о проявленной несдержанности и изменит свое решение, если вы… отступитесь от своего.

– Цепи долга иногда кажутся неподъемными, но тем больше чести вынести их тяжесть.

Харатэль на несколько мгновений задумалась, подыскивая слова, так ничего не сказав, отвернулась, поднялась ко мне. Замерла напротив. Металлическая маска не выражала эмоций. Серебряная фея. Хрупкая, прекрасная. Безжалостная, как отточенный клинок. В этот миг я почти любил ее, очарованный внешней хрупкостью, болезненно напомнившей мне о Вьюне. И ненавидел – ненавидел ее почти божественное высокомерие, выдержанность, насмешливую рыжую прядку, золотистой змейкой свернувшуюся на плече.

Пламя, живущее в женщине, обжигало.

Невольно я отшатнулся, вцепился в оковы.

Альтэсса заговорила.

– Риккард тиа Исланд, Демон льда, решением Совета ты признан врагом Пределов и будешь казнен как враг Пределов.

Во рту пересохло. Внутренности сковало льдом. Сейчас?..

Повелительница безразлично продолжила.

– Мудрость Древних не знает границ. Ослепленные ненавистью, мы забыли о милосердии, забыли о том, что изничтожая зло, мы лишаем его возможности искупить грех. А потому магия в твоей крови будет запечатана, ты изгоняешься из рода и клана, да не ступит до конца дней твоя нога на земли драконов, да проклянут имя твое и вычеркнут его из памяти, – Харатэль взяла паузу, устало закончила. – Живи. Осознай ошибки, раскайся и исправь хотя бы малую их часть.

Слова, слова, слова… хрустальные бусины, способные воскресить, запутать, ослепить, подарить цель и лишить ее. Слова едва цеплялись за оглушенный разум. Проблеск надежды сменился беспросветной ночью отчаяния.

Не смерть.

Изгнание.

Вечное.

Лишение.

Неба.

Полное отторжение.

Сердце стукнуло, замерло, обрушилось… не в пятки, значительно ниже. Когда меня объявили врагом Пределом, я думал: хуже быть не может.

Я ошибался.

Хуже, чем умереть в позоре, это жить в позоре.

Женщина подошла. Руки ласково легли на плечи. Серебряная маска приблизилась вплотную, словно собираясь подарить поцелуй.

Огонь, что так долго бушевал внутри Альтэссы, сдерживаемый хрупкой телесной клеткой, вырвался на волю, устремился ко мне, жадными искрами впиваясь в кожу, проникая внутрь, захватывая целиком.

Алая вьюга боли вернулась. Вернулась беспощадным багровым бураном.

________________________________________

[1] Приветствую, Повелитель Севера. Я прошу дать мне слово.

[2] Говори.

[3] Быстрее, воин. Время идет. Меня ждут и другие дела.

[4] Драконы должны сражаться не друг с другом.

[5] Не я начал эту войну.

[6] Этот мир изначально принадлежал драконам! Так почему же наследники Крылатых Властителей скрываются по углам, словно полудохлые ящерицы? Почему склоняют головы и покорно сносят все обиды?! Доколе?! Мы должны взять судьбу в свои руки! Если потребуется, мечом завоевать почет и достойную жизнь для кланов. Уничтожить Братство и всех врагов! Вернуть то, что наше по праву перворожденных!

[7] Довольно. Я ожидал от этого разговора большего, чем бред обиженного птенца.

[8] У тебя больше нет семьи, воин.

[9] Зачем вы хотели меня видеть, Повелитель?

[10] Драконы всегда, даже ожидая наказания за проступок, преклоняют только одно колено, выражая готовность подчиняться решениям Повелителей. И даже если проступок заслуживает смерти, об ушедшем будут вспоминать с уважением, как о том, кто с честью принял ответственность за свое преступление.

[11] Один из титулов Альтэссы Востока.

========== Глава шестнадцатая. Жизнь ==========

Пламя – это все, что я запомнил о казни. Слепящее, беспощадное пламя, выжегшее меня изнутри. Превратившее в безжизненный пепел наполнявшее мою кровь дыхание Северного Владыки, убившее во мне волшебство. Отныне и до конца дней, словно прохудившийся сосуд, я обречен мириться с грызущей изнутри пустотой. Помнить, чего лишился.

Тусклые лучи солнца, поникающие сквозь шатер листвы, падали на влажный мох россыпью позолоченной меди. Лес, потерявший треть красок, казался блеклым и безрадостным. Воздух, мертвый, безвкусный, царапал нёбо. Зажмурился – стало хуже: я не чувствовал ауру предметов, не слышал голоса окружающего мира.

– Пей. Боль утихнет, тебе полегчает. Сможем идти дальше.

Марелон настойчиво впихнул в мою безвольную ладонь щербатую кружку с отваром дикого шиповника и каких-то незнакомых трав. Рука ненароком дрогнула, расплескав половину.

– Прости, – тихо извинился я. Горло до сих пор саднило – неприятное, незнакомое ощущение.

Старый дракон неодобрительно качнул головой, вздохнул.

– Тебе не следовало сопротивляться Печати, малыш. Это было безрассудно.

– Прости, – повторил, больше жалея о доставленных дяде трудностях, чем о нелепой попытке противостоять силе Альтэссы, отбирающей у меня крылья.

Мышцы ныли, суставы тянуло, будто меня подвесили на дыбе и кто-то медленно проворачивает колесо. Пальцы временами не слушались. Собственное, изученное до последней реакции тело воспринималось чужой, неуклюжей оболочкой.

Лучше бы, и правда, убили. Честнее, чем то ущербное, постыдное существование, которое мы приговорены влачить.

– Кто это костерок жжет в нашем лесу без спроса? Разве господам не ведомо, что за все платить полагается? За дровишки, за дичь стрелянную.

Голос принадлежал курчавому бородатому мужику, высокому и массивному, точь-в-точь бурый медведь. Гигант, усмехаясь, держал ладонь на обухе заткнутого за пояс топора. Двое сопровождавших его плечистых дуболомов не снизошли даже до видимости мирных намерений, обнажив кривые серпы.

Стараясь не провоцировать бандитов, я слегка повернул голову, убеждаясь, нас окружили. Раньше приближение чужаков я почувствовал бы саженей за пятьдесят, сегодня их появление стало досадной неожиданностью.

– Разве это ваш лес?

Я быстро пробежался глазами по поляне в поисках того, что смогу использовать как оружие. Приметил сучковатую палку около костра.

– А как же? Пусть королевским указом того и не расписано, – мужик оскалил желтые зубы. – Токмо где король, а где мы? Местные все знают, что во владения Рунды-великана без даров лучше не соваться.

Гиены за его спиной залились безудержным лаем. Ситуация складывалась… неприятная. Девять человек – трое спереди, двое ненавязчиво расползлись по бокам, еще четверо приблизились сзади. В отличие от нас вооружены: кто топором, кто серпом, кто кольями. Висельники, привыкшие безнаказанно измываться над слабыми. Удастся ли мне одолеть этот сброд, не причинив существенного вреда? Справлюсь ли? Раньше я не задавался бы подобным вопросом.

– Ух ты! Какой взгляд нехороший. Неужто убить хочешь? – рыжий гигант, недобро щерясь, направился ко мне.

Марелон вскочил, преградил ему дорогу, угодливо согнулся в поклоне – я едва не заскрежетал зубами от унижения. Дядя, конечно, прав. Сражаться опасно: слишком легко преступить черту, за которой ждет гибель. И все равно мне было больно смотреть на Повелителя Небес, пресмыкающегося перед этими отбросами.

– Племянничка простите. Ученый он, вот и возгордился малость. Мы люди безобидные. Зла никому не желаем, да и взять с нас нечего. Так зачем господам хорошим грех на душу принимать?

– Люди ли? – насмешливый вопрос главаря оборвал разглагольствования Марелона, уничтожив последнюю, и без того робкую надежду на благополучный исход. Они знали, что мы драконы. Охотники?

– Ты, дядя, свободен. Вали, куда хочешь, к тебе претензий нет. А вот принцу, – великан кивнул на меня. – Принцу лучше прогуляться с нами по-доброму, – глумливо добавил. – Тут близко, Ваше Высочество.

Они не просто знали, кого поймали. Они охотились именно на меня. Глупец! Неужели смел надеться, что Совет отпустит на свободу опасного врага. Ради спокойствия Пределов Демону льда следует умереть, пусть это и идет вразрез с волей Древних, так? Альтэссы никогда не чурались загребать жар чужими руками – политика, не более. Впрочем, зря я возвожу хулу на Повелителей: те, если хотели, просто сгноили бы меня в казематах Ареопага. Скорее, следует благодарить многочисленных «доброжелателей»: кто-то настолько сильно ненавидит изгоя, что осмелился мстить вопреки приказу Дракона.

Я горько улыбнулся, оценив изящество расставленной ловушки. Дать себя схватить и бесславно погибнуть от рук людей? Сопротивляться? У врагов в отличие от меня есть одно неоспоримое преимущество – охотникам не нужно щадить мою жизнь. Если же я ошибусь и кого-нибудь случайно прикончу, неминуемо последует возмездие Совета.

Марелон виновато улыбнулся, пожал плечами, отходя в сторону: каждый сам за себя. Пускай. Я даже рад, что дядя вне опасности.

Двое громил приблизились, разматывая толстую веревку.

Я перекатился, подхватывая сук. Пнул котелок, плеская кипятком на курчавого. Бандит отпрыгнул, но увернуться до конца не успел – самодовольная ухмылка сменилась проклятиями и обещаниями расправы, из которых «конечности переломаю», пожалуй, считалось самым гуманным.

Не вслушиваясь, я бросился на одинокого вояку, сонного как тетеря во время токования: если удастся прорвать кольцо, возможно, сумею сбежать. Пускай бесславно, зато разумнее всего.

Споткнулся о корень, с трудом сохранил равновесие. Проклял заплетающиеся ноги: не хватает ловкости и скорости, нет привычной сноровки.

Серп жалобно звякнул, встретившись с дубиной, застрял. Я без труда вырвал оружие из рук человека, отправив в ближайшие кусты. Ударил, вложив в замах свою тщетную ярость на мир, на паршивку-судьбу… понял, что, словно неумелый птенец, не рассчитал силу и сейчас раскрою противнику башку. Убью.

Прекрасно! Если мне суждено сдохнуть, заберу с собой, по крайней мере, этих ублюдков.

Локоть пронзило болью: пальцы разжались, выпуская сук. Успевший попрощаться с жизнью бандит оглушено затряс головой, еще не осознав, насколько ему повезло. Кто? Какого Хаоса!

Свист рассеченного воздуха.

Следующий снаряд угодил в голову…

***

Разбудили меня неприятное чувство онемения в стянутых за спиной запястьях и острый сучок, упирающийся между лопаток. Пошевелившись, я обнаружил, что крепко примотан к дереву. Локоть противно ныл, в затылке пульсировала боль.

Над поляной плыл терпко-сладковатый запах, слишком приторный и густой, чтобы быть приятным. Марелон, беззаботно насвистывая, сыпал в бурлящую воду травы. На его лице, проглядывая сквозь успевшую отрасти бороду, на шее, тыльных сторонах ладоней неизбежным приговором проявлялись черные линии клейма.

– С добрым вечером, засоня! Очнулся наконец-то, – дракон с лукавой улыбкой отсчитывал листья. – Я уж испугался, что ты пропустишь приход гостей. Жалко было бы потерять отличный шанс преподать моему любимому ученику последний урок.

Как долго я провалялся без сознания? Посланцы Совета наверняка уже взяли след. Сколько у нас времени?

Я напрягся, пробуя ослабить веревки. Понял, что связан на совесть.

– Марелон, ты что творишь?! Освободи меня немедленно! Вдвоем мы сумеем отбиться!

Дядя смотрел на меня. И больше не улыбался.

– Не дури, Риккард! Куда подевалось твое благоразумие? Ты чист. Каратели тебя не тронут.

– К Хаосу такое благоразумие!

Я снова попробовал освободиться – с тем же нулевым результатом. Смирившись, расслабился. Хмуро спросил.

– Зачем?

Зачем без нужды вмешался в бой и уберег меня от моей же ошибки? Зачем пошел против Альтэссы, не позволив убить еще там, у Черной реки? Почему не сопротивляешься? Встречаешь вестников смерти с беспечной улыбкой на лице?

– Послушай, малыш, мне и так немного оставалось до путешествия в Небесную обитель, – дядя присел передо мной на корточки. – Печать и эта… неприятность слегка сдвинули крайний срок, вот и все. У тебя же еще целая жизнь впереди.

– Жизнь? Кому нужна такая жизнь?!

– Не перебивай! – оборвал Марелон. – Жизнь – величайшая драгоценность, впрочем, ты и сам это понимаешь, хоть и не признаешь. Да, сейчас наступили, мягко говоря, не лучшие времена. Но рано или поздно все образуется. Пока ты жив, есть надежда.

Он поднялся, обернулся, приветливо кивнул.

– Добро пожаловать, господа. Проходите, не стесняйтесь, я ждал вас.

На поляну, настороженно озираясь, выбрались двое.

Смуглый южанин с непослушными вихрами цвета спелого каштана и изъеденной солнцем и солью кожей нервно поигрывал «звездочкой», в любой момент готовясь пустить ее в ход. Я не взялся бы сказать, сколько смертельно опасных пластин скрывали расклешенные рукава его накидки и напоминающие юбку штанины. Судя по одежде, «гость» нередко ходил в море на каперах Клибы. На меня корсар покосился с явным разочарованием.

Темноволосый дракон из северного клана на фоне экзотического напарника выглядел еще более бледным и мрачным.

– Мастер… – заговорил он и сразу же неловко замолчал.

Я тщился нащупать узел. Хаос! Не зря Марелон долгое время считался лучшим воином клана.

– Понимаю, Сильвер, – добродушно отозвался дядя. – Это твой долг. Но надеюсь, приказ не требует немедленного исполнения? Позволишь чашку чаю дряхлому старику… напоследок?

Сильвер неуверенно кивнул, радуясь отсрочке. Второй каратель нахмурился, но перечить не стал. Молча наблюдал, как седовласый дракон, насвистывая легкомысленный мотивчик, помешивает отвар в котелке, критически пробует его на вкус, причмокивает и удовлетворенно жмурится.

– Присоединитесь? – Марелон протянул бывшему соклановцу чашку, и тот после секундного колебания взял.

– Разумно ли это?! – не выдержал южанин. Судя по выражению лица, он подозревал напарника во внезапном умопомешательстве.

– Твоему другу не хватает хороших манер, Сильвер, – попенял дядя. – Tai-ho, вы оскорбляете мое гостеприимство недоверием.

– Неаркет, пожалуйста, – попросил северянин, втягивая голову в плечи: каратель словно хотел провалиться под землю от стыда. – Я гарантирую, нам нечего опасаться.

Пират скривился, будто только что разжевал половинку лимона, но присоединился к ненормальному чаепитию.

Скрестив ноги, драконы сидели вокруг костра, грея пальцы о глиняные бока кружек. Дрова прогорели, но никто даже не подумал подкинуть хворост из сваленной неподалеку вязанки. Пламя угасло. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь дымку сгущающихся облаков – предвестников грозы, наполняли мир сказочным рыжим светом. Вздрагивали, осыпаясь, листья с опустившей косы до земли березы. Под слоем золы тлели алые угли, напоминая глаза неведомого подземного чудовища.

Марелон улыбался, поглядывая на собеседников. Балаболил, словно болтливый старик, спешащий передать накопленную мудрость шаловливым внукам, пускай пока они и слишком юны, чтобы понять важность прозвучавших слов.

– Есть напитки, которыми наслаждаются один раз в жизни, иначе бы их вкус попросту обесценился. Мало знать рецепт, нужно выбрать подходящее время: слишком рано – и вам не хватит опыта постигнуть всю красоту букета; слишком поздно – и вы рискуете отравиться, ведь даже вино порой превращается в уксус…

Дядя казался совершенно расслабленным. Сильвер нахохлился, точь-в-точь ученик получивший выговор за неправильно выполненное задание. Южанин откровенно скучал.

– Есть вещи, которые происходят с человеком лишь раз в жизни: его рождение, первый успех и неудача, первая любовь, крик его первенца, только что появившегося из утробы матери…

Картина чаепития рисовалась донельзя мирной… и нереальной. Сквозь завесу беспечной беседы прорывалось внутреннее напряжение, тень близящегося рокового будущего ложилась на вечерний лес и лица драконов. Передо мной разворачивалась нелепая и злая пародия на встречу давних знакомых.

– …первая потеря, похороны ушедшего раньше друга… собственная смерть.

Узел никак не поддавался.

– Закон суров, но это закон, как говорится, – веско добавил дядя после длинной паузы. – И мы будем следовать ему. Молодые люди, Риккард, ваше здоровье. Долгих лет, – Марелон высоко поднял чашу, впервые с появления карателей посмотрел в мою сторону.

Я все понял. Рванулся, до крови обдирая кожу о веревки, как бестолковый мальчишка, как птенец, потерял всю выдержку.

– Не надо!

– Риккард, ты должен выжить. Будет трудно, будет больно, но я верю, что ты не сдашься. Считай это последней волей своего глупого наставника. И прости старика: мне следовало раньше заметить, вмешаться.