Текст книги "Светлые очи мага Ормана"

Автор книги: Алена Даркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Раныд. Поединок сильных. Битва вторая

Диригенс осознал, что зар остановился. Как много он передумал, пока бриллианты крутились! Отдохнул душой, сбросил лет десять. Не иначе, как ареопагит помог. Спасибо, что не оставляет смиренного слугу.

Зар и теперь благоволил к нему: Дерд-чар. Сразу два рыцаря устремились вперед, плечом к плечу. Лучше этого зара может быть только… Джют-се! Зар, который чуть не уничтожил его в первой битве, теперь помог противнику. У него тоже с места сорвались два рыцаря, но заняли более выгодные позиции: один прикрывал переход остальных, а другой устремился вперед.

Диригенс полностью сосредоточился на битве. Зар – воины, снова зар – снова воины. Он напряженно следил за действиями Ланселота. Иногда всматривался во тьму по другую сторону поля. Удача вновь улыбнулась ему. Получится! У него непременно получится победить. И тут же ехидный смешок:

– …Ученик не выше учителя. Сумасшедший учитель – сумасшедший ученик!

«Опять он насмехается над наставником! – оскорбился диригенс. – Как смеет он говорить такие слова об этом святом человеке?» Мысли невольно отвлеклись от Раныда.

У Мар-ди всплыл в сознании волнующий момент – его посвящали в диригенса. Старик Бадиол-Джамал тогда был жив. Мар-ди стало жаль его: наставник не смог добиться высокого звания. Но когда Бадиол-Джамал подошел к нему и с радостными слезами поздравил бывшего ученика – жалость ушла. Разве в звании дело? Разве не радует тот факт, что еще кто-то присоединился к служителям Света, поэтому еще немного – и орден сможет изгнать тьму из каждого уголка вселенной, не будет силы, способной им противостоять…

Будучи минарсом, Мар-ди путешествовал по мирам, вербовал минервалсов, как когда-то обратили его. После повышения обосновался при храме, воспитывал других минарсов. Мар-ди присутствовал на погребении праха Бадиол-Джамала – его сожгли в одном из миров, который пытался просветить орден – Гоште. Славная жизнь, славная смерть… Теперь он понимал чувства старика так хорошо, как никогда. Если бы его ученики смогли сделать больше, чем он – это сделало бы его счастливым. Ведь главное не в том, чего добился именно ты, а чего добились они вместе. Сколько света принесли во вселенную…

Еще один бросок зара и Мар-ди замер от ужаса: Ланселот знал, что делал – в размышлениях диригенс стал рассеянным, перестал контролировать зар – и пожалуйста – белый воин присоединился к первым двум, а черные заняли ключевые позиции, не позволяя его отряду сделать ни одного шага по полю. Конечно, не все еще потеряно…

Диригенс поторопился бросить зар, чтобы что-то исправить, но… Не может быть! Ек-эк. А черный рыцарь надменно усмехается – наверняка так же, как его повелитель. Никому из отряда нельзя сделать ни шага, а тройка первых рыцарей уходит все дальше и дальше. Черные встали стеной. Один шанс из шести, что ему удастся выбраться из этой ловушки. Нет. Ни одного шанса.

Диригенс потеряно смотрел на поле. Потом на зар. Вслед за этим мимо бриллиантов, не обращая внимания на точки-глаза зара, потемневшие в предвестии беды. «Где ты, Ланселот? Как бы я хотел увидеть тебя… Впрочем, зачем? Этот управитель не знает пощады. Он не может щадить, ведь проигрыш означает для него потерю мира»

– А как бы поступил ты? – услышал он голос.

О да, он поступил бы так же – сражался бы до конца. Но… Но он никогда не стал бы Управителем. Не потому что не способен на это, а потому что уверен: те, кто берет на себя смелость творить миры, подлежат осуждению. Есть один Творец, а все прочие – жалкие подобия, оскверняющие вселенную.

– Ты ошибся, Ланселот, – выдавил он, наконец. – Ты ошибся в тот момент, когда взял на себя смелость сотворить мир. Ты не должен был этого делать. И мы это исправим.

– Вам придется постараться, – Ланселот не насмехался. Не проявлял самоуверенную глупость, недооценивая врага. Он произнес фразу веско, как воин, готовый к сражению. Мар-ди оценил это – им действительно придется постараться.

16 июня (35 Дождливого), около восьми вечера

Второе перемещение Ариса прошло не так удачно, как первое – сказывалась усталость. Он пытался выполнить две задачи: во-первых, попасть ближе к замку, во-вторых, так, чтобы его не заметили. Для этого минарс выбрал небольшую расселину рядом с дорогой, ведущей в замок, где стражи не смогли бы рассмотреть, что творится внутри. Позже, когда он отдохнет, для дальнейшего пути наложит на себя заклинание невидимости и сможет прямиком попасть к Иситио – правителю горных эльфов находящегося с магом Орманом в состоянии военного перемирия. Ничего, Арис сделает все, чтобы это противостояние переросло в полноценную войну…

При телепортации он все рассчитал правильно, но… Пещера оказалась не с плоским дном, а полого уходила вниз. Так что, переместившись чуть дальше от входа, ноги, попав на наклонную поверхность, поползли в пропасть. Он еле успел отбросить посох и, срывая ногти, вцепился в камни. Падение прекратилось, но Арис боялся шелохнуться. Это надо же так влипнуть? Все тело пылало от использования магии, из-под пальцев сочилась кровь. Посох валялся где-то на дороге. Кто-нибудь пройдет – и прости-прощай верный друг. Но этого мало – сегодня тридцать пятое Дождливого, надо быть в замке до заката, а осталось всего-то около получаса. Или как тут у местных? Десять песен. Минарс заставил себя успокоиться.

«Первым делом надо остыть, – скомандовал он себе. – Когда кожа не будет так пылать, силы появятся, чтобы выбраться». Он прижался к скале щекой. Камень прохладный, значит, его союзник. Так в детстве он прижимался щекой к ледышке, после разгоряченных боев за снежную крепость. Только ледышку выбирал гладкую, а камень неприятно царапал кожу.

Он перебрал в памяти события, которые помогут остыть… Блины! Они горячие, но это неважно. Главное – приятное воспоминание. Мама пекла рано утром. Арис просыпался от сладко-жареного аромата и пулей летел в кухню, а на столе, покрытом скатертью (красные полоски на белом фоне), стояло большое плоское блюдо – самое большое в доме. На нем лежали огромные желто-коричневые, блестящие от масла блины. Если сидеть в тени, заметно, как от них подымается светлый парок. Рядом на столе глубокая тарелка. В ней яйца. Мама варила их чуть жиже, чем в мешочек. Ломала сверху скорлупу, вычищала чайной ложечкой содержимое в тарелку, солила и тщательно перемешивала. Поскольку яйца недоваренные – желток жидкий. В нем плавают кусочки вареного белка. Берешь гигантский блин, сворачиваешь треугольником и макаешь в жидкое яйцо. Пока мама отвернется, чайной ложкой кладешь начинку в рот. Если мама заметит – не страшно. Погрозит пальцем, но великодушно скажет:

– На таких едоков и пять яиц мало. Не блины с яйцом едят, а яйца с блинами.

По малолетству он не ощущал в чем разница. Он осознавал одно: блины с такой начинкой – это потрясающе. А вот Яна этого не понимала. Чуть не в первый день совместной жизни заявила:

– Если любишь такое – вари и ешь без меня. Мне смотреть противно. Зачем он вспомнил про Яну? Он же про блины вспоминал.

Блины – это солнечная погода круглый год. Они никогда не ели блины в грозу или снегопад. Может, тут действовала какая-то магия? Начинает мама замешивать тесто на блины и погода меняется: тучи развеиваются, выходит солнце…

Воспоминания сработали безотказно. Всего несколько минут – а стало намного прохладнее. Тело уже не так болело. «Можно попробовать вылезти. Хоть бы посох никто не взял», – с тоской взмолился он. Чуть двинул ногой, чтобы найти опору. Удалось сразу. Для верности надавил сильнее. Кажется, можно не волноваться. Арис приподнял голову, отыскивая уступ покрепче. Вот он – всего в двадцати сантиметрах от правой ладони. Потянулся. Попробовал дернуть вниз. Камень сидел крепко. Итак, потихонечку. Он подтянул тело выше, и, кряхтя от напряжения, поискал ногой новый камень для опоры. Нашел. Расслабился, тяжело дыша. Теперь надо поискать уступ выше. Этот подойдет. Перехватился, подтянулся… Камень под ногой хрустнул и обвалился. Он повис на руке, лихорадочно ища опору ногами. Не находя ничего, за что можно зацепиться. Пальцы ныли от напряжения и вот-вот могли сорваться. «Как глупо…» – мелькнуло в глубине души. Тут же ноги уперлись в камень. Он не дал себе отдыха. Собрав последние силы, рывком подтянулся вверх. Еще рывок. Он перекатился ко входу в пещеру. Посох валялся далеко на дороге вне пределов досягаемости. «Вот это я его швырнул от страха!»

Арис лежал на спине, не обращая внимания на то, что спину колет. Тело мелко дрожит, в глазах темно. Он глубоко дышал, чтобы прийти в себя. «Ничего. Выбрались. Еще повоюем», – ободрил он себя. Наконец, сознание прояснилось, он сел. «Все в порядке. Прежде всего, надо подлечиться», – Арис взглянул на ладони – ободранные, словно он не за камни хватался, а пытался остановить ими наждачный круг. Такими и посох не возьмешь. Он сотворил простенькое обезболивающее заклинание. Посидел в раздумье. Чтобы сделать что-то большее, нужен посох. Но для этого надо выйти на дорогу и показаться стражам – сделать то, чего он так старательно избегал. Но, похоже, другого выхода нет. «Будем надеяться, что поскольку я внезапно появлюсь и так же внезапно исчезну, меня либо не заметят, либо подумают, что померещилось», – он знал, что серый дорожный плащ в этом смысле очень удобен: издалека он почти сливался со скалой.

Арис непослушными пальцами накинул капюшон, шагнул на дорогу, одним движением подхватил посох – и тут же шагнул обратно в спасительную темноту пещеры. «Надо бы просканировать окрестности, – решил он. – Узнать, заметили его или нет, что собираются предпринять, если заметили… Но сначала исцеление».

Арис сотворил вязь заклинания. Раны перестали кровоточить, затянулись некрасивыми шрамами с бугристыми синеватыми краями. Затем края выровнялись и опустились, вскоре шрамы превратились в беленькие ниточки и стали незаметны. Еще минута – и он мог любоваться новыми, ни разу не стрижеными ногтями. «Вот и все. Синяки – это мелочь, пройдут. Теперь еще немного переждать жар от магии».

Все что он сделал, мог совершить любой человек. Но обычно процесс заживления сильно замедлен, Арис же его ускорил. Можно сделать еще быстрее. Так что зрение постороннего не сможет уловить этот процесс. Секунду назад сочилась кровь – и тут же появились целые пальцы. Те, кто видел, говорят со значением: «Гипноз» или «Морок». На самом деле – магия. Он не исцелился с максимальной скоростью, потому что тогда жар бы усилился и дольше продлился. Ему нужно экономить силу, чтобы «посмотреть» вокруг.

Сканирование успокоило. Никто не заметил, как он выходил на дорогу. Через каких-то двадцать минут солнце сядет, поэтому стражи спешили в замок.

«Что ж, тем лучше. Они думают, что сегодня замок не нуждается в охране, поэтому я могу попасть туда, не тратя лишних сил. Может, заработает лишние очки…», – в этом мире считалось невиданной смелостью – окончить путь, когда горизонт уже наливается зловещей синевой.

16 июня (35 Дождливого), около восьми вечера

От удара камнем перед глазами Влада поплыло. Высоко над ним, в лучах закатного солнца, мелькнули пологие холмы, на которых словно мелкие волоски торчали деревья. Потом на него стремительно бросилась скала. Притормозить не успел – стукнулся лбом так, что искры посыпались. Раньше он считал это преувеличением. Мир погрузился во тьму. Очнулся он от боли в виске. Во рту солоно, но челюсть свело судорогой, и сплюнуть невозможно.

Влад застонал и с усилием поднес ладонь ко лицу (она почему-то казалась слишком тяжелой, прямо-таки неподъемной), потер гудящий лоб. Пальцы испачкались в теплом и липком. Вторая рука так и болталась вверху. Ей там было очень комфортно.

Снизу донеслось кряхтение с подвыванием. Влад расслабил испачканную руку. Она устремилась вверх, присоединившись к сестре. Да и всего его тянуло вверх, так и упорхнул бы аки бабочка. Вот только ноги что-то держит. Держит так, что больно.

– У-у-у, – донеслось снизу. И далее хриплое, с надрывом. – Тораст, Тооррраст!

Владислав сделал усилие и поглядел туда. Пришлось шею вывернуть, потому что скала мешала.

Побелевшие пальцы судорожно сжимали штанины. Ладони обхватили голени Влада. Сергей? Тут до Влада дошло, где он находится. Упорхнуть аки бабочка? Вот и будет тебе бабочка. Точно как в той песне: «Он взлетел, как взлетала она, но не вверх, а вниз».

– Х-х-х-х, – прохрипел Серый и крикнул из последних сил. – То-о-раст! – лицо перекошено, зажмурился так, что чуть не плакал. Он сидел в окружении обломков деревянного забора. Ноги упирались в камень, но уже шли юзом.

В ушах Влада пошел звон. Бездонная пропасть, в которой он болтался вниз головой, стала гигантским колоколом и завибрировала, будто ударили в набат.

– А-а-а! – взвыл он. – Кто-нибудь! – и уже тише, себе под нос. – Где вас черти носят?

– То-о-раст, – еле слышно просипел Серый. Вечерние облака сдвинулись, словно кто-то оттуда наблюдал за ними.

Тут же его выдернули вверх, как репку из грядки. Острые камни проехались по лицу, расчерчивая щеки кровавыми полосками. В довершение его хлопнули о каменные ступени. Сквозь мутную пелену разглядел, что рядом лежит Сергей. Лицо пацана покраснело от натуги, грудь ходила ходуном. Вылетающие изо рта хрипы нарушали гармонию горной тишины. И еще неприятно резал ухо свист летящих камней, и резкие щелчки, когда они ударялись о стены и ступени.

Мелькнуло встревоженное лицо Ута. Затем его подхватили, ткнули лицом во что-то мягкое. Пахнуло вольфьей шубой. Миг – и перед глазами появился потолок из обструганного дерева, потемневший от времени и местами закопченный. И снова тьма.

Когда все вошли в башню, двери прикрыли. Серый кое-как поднялся на дрожащих ногах и, перебравшись к деревянной стене, сел возле нее. Все тело ныло и вопило. Казалось, каждая связочка, молчавшая с его рождения, заявила о себе во весь голос. Сильнее всего ныло колено и плечо. Обе эти части тела получили удар камнем и остро вибрировали, словно кто-то вгонял туда сверла. Он вспомнил, как камни свистели над ним, а он держал мента. Держал. Раньше никогда бы не подумал, что способен на такое… Что это на него нашло? Сначала-то жутко испугался, что один останется в незнакомом мире. А дальше ладони, будто конвульсивно сжались, так что пальцы захочешь разжать – не сможешь. Парень огляделся. Они находились в круглой каменной башне. Напротив деревянных врат узкий темный провал – дверь на верхние этажи. Слева и справа от входной двери подмигивали синим небом полукруглые окна около полутора метров высотой и сантиметров семьдесят шириной. Никакой мебели, никаких вещей Сергей не увидел, лишь пустую круглую комнату. «А нам-то тут чуть ли не рай обещали: и кров, и еду нормальную, и постель, и ванну…» – парень почувствовал, как где-то в глубине его души потихоньку закипает. «Может, обещанные блага находятся выше? – размышлял он. – Но почему тогда никто не спешит наверх? И башня-то называется Башня СТРАЖЕЙ. Где, собственно говоря, стражи? Кругом только свои».

Асуэл покопался в напоясной сумке, достал что-то похожее на влажные бинты и направился к нему.

– Хуту, – остановил его Тораст.

Эльф без слов отдал часть бинтов урукхаю и пошел к лежащему на полу без сознания Владу.

Тораст подошел к Серому, сел перед ним на японский манер на колени и жестами показал, чтобы тот снимал футболку, а когда парень подчинился, начиная с плеча, смазал ему один за другим каждый кровоподтек и ссадину. Раны от прикосновения бинтов покрывал липкий холодок, и они тут же переставали болеть.

– Спасибо, – от всего сердца поблагодарил урукхая Сергей. Тораст похлопал его по плечу. Затем ударил себя в грудь.

– Тораст Улпа, – потом уставил палец на него и снова на себя. – Тораст Улпа, – и снова показал на Сергея.

– Серый, – догадался парень, чего от него хотят, и тут же поправился. – Сергей.

– У, Сэрый Сэргей, – закивал урукхай.

– Нет-нет, – замотал он головой. – Сергей. Сергей и все. Сергей, – для верности повторил он трижды. Урукхай кивнул.

– Сэргей… Чакша, – закончил он с видом заговорщика и опять кивнул. Затем вытащил из-за спины огромный тесак. Серый застыл. Урукхай же, положив тесак на колени, вынул из-за пояса небольшой мешочек, и вытряхнул на ладонь камушек кровавого цвета. Чиркнул им по лезвию, а затем быстро провел тесаком плашмя по щеке Серого.

– Ёх монах, – дернулся Серый. – Ты что делаешь?

– Есна, есна, – Тораст похлопал по плечу. Помог встать, повторил. – Сэргей Чакша. Серый потрогал щеку в месте, где прошелся орочий тесак.

– Что это было? – спросил себя.

Тораст обернулся и что-то зарычал. Мимо проходил Ут с огромным мотком влажных бинтов.

– О! – прокомментировал хоббит походя. – Тораст просит передать, что ты обрел имя. И статус.

– Что?

– Статус верного путника. Это тебя ни к чему не обязывает, но любой урукхай из племени Тораста будет тебя уважать. Зовут тебя теперь Сергей Чакша. По урукхайски – Верный. А его – Улпа, что значит, Смельчак.

Хоббит ушел к Асуэлу, где отдал ему бинты. Эльф принялся наматывать их на голову Влада. Тот уже напоминал индуса, а ему все мотали и мотали.

– Есна. Шетона вдун, – отвлек Сергея Тораст и провел пальцами по синей татуировке на лбу, на зеленоватой коже она смотрелась очень красиво. Затем продемонстрировал такой же рисунок на плече доспеха. – Урукхай.

– Урукхай, – повторил Серый. – Это мне знакомо. Читал. И даже смотрел. Только в кино урукхаи другие были. Ты намного красивей.

– Еше зедай? Людь?

– Я-то? Человек.

– Чело-вэк.

– Нет, правильно говорить «человек». Слитно и буква «в» мягкая. Человек. Очень легко!

– Чело-вэк, – урукхай показал во всей красе четыре желтоватых клыка.

– Тебе бы зубы почистить, – пробормотал Серый, – вообще был бы неотразим: конский хвост сзади, четыре бивня впереди, – тут его озарило. – Слушай, а может, ты мне телефон отдашь? По дружбе. Как Верному путнику урукхаев… – Тораст не понимал его, и парень начал с ним разговаривать как с глухонемым, знаками. – Ну, вот такой, – изобразил маленькую коробочку. – У меня отобрал, – изобразил, как его обыскивали. Тораст возразил резко:

– Хлоиш атзэй, – и ушел.

– Он у нас прижимистый, – сообщил издалека Ут, не отвлекаясь от лечения Влада. – К тому же может быть это оружие. Оружие ты пока не заслужил. Только имя и статус. Сергей испустил вздох и прислонился к каменной стене.

– Ут, а че тут творится-то? Где обещанная ванна?

– Я не смогу ответить на твой вопрос, – не оборачиваясь, забасил хоббит. – Вольфы осматривают Башню. Как только они выяснят что-то, я сразу сообщу. А пока можешь провести время, обрабатывая раны. Лучше если ты будешь здоров до наступления ночи.

– А как их обрабатывать? – удивился Серый.

– Точно так же как это сделал для тебя Тораст, – Ут, наконец, повернулся к нему, держа небольшой кусочек бинта. – Осмотри себя целиком. Если где найдешь ссадину или синяк, делай вот так, – Ут прижал бинт к коже. – Очень легко. Вон тебе Тораст оставил лекарство.

Серый послушно задрал штанины. Комком влажных бинтов начал утирать раны на ногах.

– Вот так, так и еще раз так, – бормотал он. – Одну прижали – стало их девять. Еще одну поймали – стало их восемь… Интересно, что бы сказала мама, о таких бинтах?

При воспоминаниях о матери не появилось ни тоски, ни маленького сожаления. Вряд ли она заметит, что он исчез. Вот бабушка бы заметила. Но ее год, как нет. А мама – красивая женщина, которая всю жизнь искала счастье, вернее мужчину, который посвятил бы себя ее счастью – подумает о нем только тогда, когда ее в очередной раз бросят. Это происходило примерно один раз в два года. Она вваливалась в их с бабушкой квартиру с чемоданами. Громко рыдала, размазывая по лицу косметику. После месяц лежала на диване. То глотала валерьянку литрами. То хватала нож и, прицеливаясь к венам, требовала «немедленно позвонить этому гаду и сказать, что моя смерть на его совести». В промежутках она еще умудрялась воспитывать его: «С этой девочкой не дружи, она же красивая фифа, только деньги с тебя вытрясать будет». Серый многозначительно хмыкал: почему это мама осуждает в других то, чем всю жизнь сама занималась? Или еще скажет: «Не воруй, Сереженька. Помнишь, в старом фильме показывали? Тебя посадят, а ты не воруй!» Серый опять хмыкал. На этот раз потому, что по большому счету ей ведь все равно ворует он или нет. Ей всю жизнь на него наплевать. Так, обуза ненужная. Вскоре «суицидная депрессия», как называла ее мама, заканчивалась и она упархивала в новую жизнь с новым мужчиной, оставляя за собой тонкий аромат французских духов. Конечно, следует отдать ей должное, в периоды счастья, она их с бабушкой хорошо обеспечивала. «Это мой родительский и дочерний долг», – с пафосом нудела она по телефону, сообщая, что в банке можно снять значительную сумму. Так что Серый никогда не бедствовал – тут мент как в воду глядел. Но ему было гораздо веселей добывать деньги самому. А главное, у него здорово получалось. Кто этого не испытал, никогда не поймет, какой кайф получаешь от ловкой кражи. Стоишь на остановке мило беседуешь. Глазками стреляешь. Тетка радуется: молодой ее клеит. А он клеит ее мобилу. Прямо сама к ладоням липнет. И замечает пропажу тетка обычно уже дома. Так что приятного мальчика, который к тому же и номер телефона ее выпросил, уже никак не заподозрит. Начинает лихорадочно соображать: когда в последний раз мобилу держала, с кем разговаривала. На Сергея, этакого Ивана царевича с обаятельнейшей улыбкой как можно подумать? Либо еще и жалела, что он не может позвонить – мобилу-то стырили. Ах да! С ней же ехал в маршрутке такой противный тип. Она еще сразу определила, что он преступник. Сергей хихикнул.

Вообще-то, пока бабушка за ним присматривала, он редко этим занимался. Не любил ее огорчать. Она-то все равно заметит, что у него лишние деньги или новые вещи. А вот как бабушка умерла, у него совсем тормозов не стало. Потому и попал под Барина. Чтоб на него понос напал, когда воду в районе отключили. Взял пару мобил на чужой территории, а потом его раз и прижали два молодчика в подъезде дома родимого. Еще через десять минут он, шипя сквозь зубы и кривясь от резкой боли в отбитой печени, выслушивал, что за «охоту без лицензии» должен он теперь Барину пять штук баксов и пока не отдаст, раб он. Серый умудрился отдать за неделю. Позвонил маме и слезно вымолил, на аборт залетевшей подружке. Часть занял у друзей, Игорька Крота и Марата Татарина. Татарин – верный как собака и сильный. И глупый. А в Кроте ума на троих, но силы нет. Хотя опять же какого ума. Если по части, как в мире прожить, то Сергей его, пожалуй, переплюнул бы. А вот по части физмата Крот неоценим.

Остаток набрал мобилами. И сволочь эта еще барыга. Прознал про нужду его и цены в два раза снизил. Паскуда.

Серый расплатился. А позже, идиота, на крутых потянуло. Насмотрелся за эту неделю, как Барин и его парни на шестерок цыкают, и представил себя на их месте. От радости аж в зобу дыханье сперло. В общем, стал он на Барина работать. И друзей подключил, дурак. Барин сволочью порядочной даже для своих оказался. Проценты драл немереные, и за просчеты тоже драл, но уже с провинившихся. А главное, выяснилось, что не отвяжешься от него. «Сдам, – говорит, – если уйдешь. У меня и мент знакомый есть. Ради процента повышаемости раскрываемости преступлений засадит на полную катушку. И за себя пойдешь и за того парня сверху добавят».

Серый так углубился в мысли, что, когда в зал ввалились вольфы, вздрогнул всем телом.

– Пусто, – сообщил Свирепый всем сразу. – В башне никого и ничего нет: ни стражей, ни оружия, ни одежды, ни мебели. Только посуда битая кое-где. Можно подумать, что все ушли, если бы не запах смерти.

– А крови нигде нет? – поинтересовался Асуэл.

– Крови нет, – вольф медленно произнес. – А вот запах смерти: смесь ужаса и отчаяния – еще уловить можно.

– Может, те, кто напал, выгребли все что есть, как добычу?

– Очень вероятно, – поскреб щеку Ут. – Хотя удивительно, что нет крови. Они ведь должны были сражаться. Может, магия?

– Что мы гадаем? Я попробую слиться, дерево должно хоть что-то увидеть, – эльф вышел из башни. Сергей проводил его взглядом.

– Что он попробует? – уточнил Сергей.

– Слиться с деревом. Когда он сделает это, он увидит то, что видело дерево за последние сутки.

– Здорово! А посмотреть можно? Ут пожал плечами:

– Можно, только лучше не выходи, а то тоже камнем по темечку получить можешь. Сергей перебрался к выходу и выглянул одним глазком в самый краешек.

Асуэл подошел к тополю, прислонился к нему, обняв его. Вор наблюдал, затаив дыхание. Но так и не заметил, когда все изменилось. Миг – и эльфа не стало. А дерево осталось на месте. Может, только ствол чуть потолстел. Для верности он протер глаза. Нет эльфа и все тут. Растеряно оглянулся, поймал насмешливый взгляд урукхая. Когда взглянул во двор, Асуэл сделал шаг от дерева. Медленно пошел обратно.

– Что? – тут же начал выпытывать Ут.

– Тут было что-то вроде урагана. Крики, стоны, вопли ужаса. Но ураган совсем не угрожал дереву. Только стражам. Оно даже не испугалось. Странно, правда? Тораст промычал что-то.

– И еще – ураган старательно срывал ставни.

Хоббит подскочил как заяц и исчез в дверном проеме. Все остальные переглядывались в тягостном ожидании. Ут вернулся через пять минут.

– Сорвано все, – тревожно сообщил он. – Даже на лестнице все освещается. В кладовых разрушены стены. Там тоже не спрячешься.

– Моргот, – рявкнул Тораст. – Сугхор и теза арк Саурон.

– Не ругайся, – буркнул Ут.

– Щета.

– Постойте, вы о чем? – слабым голосом поинтересовался Сергей.

– Кто-то позаботился, чтобы у нас не было укрытия, – объяснил Асуэл.

– Однако Красные Шапки тоже не торопятся прятаться, – рыкнул Лютый, – у выхода засели.

– Кто-кто? – переспросил Серый.

– Красные Шапки, – пояснил Ут, – это такой народец, ростом где-то мне по пояс… – пробасил он.

Серый глянул на поясной ремень Ута. Красные Шапки выходит где-то с полметра. Представил милое белокурое существо с синими глазами и корзинкой в ручках: «Я несу бабушке пирожки. Она живет за тем лесом».

– …Злобные. Живут в здешних горах, – продолжал хоббит. – Обычно занимаются тем, что нападают на путников, закидывая их камнями. После того, как убьют, они макают шапки в их кровь. Поэтому и называют себя так.

– Все ясно, – воодушевился Сергей. – Служба 09. Будут еще вопросы – сразу к тебе. Ут нахмурился.

– Сначала цифра шесть, теперь ноль девять…

– Не парься. Все нормально. Ут пожал плечами и тоже устроился у стены.

– Так ты говоришь, – обратился Асуэл к Лютому, – что Красные шапки гуляют по горам? Непонятно. Тридцать пятого Дождливого все боятся и нос высунуть. Тораст прорычал несколько слов и покрутил пальцем у виска.

– Красные Шапки, они прибитые, – перевел Ут. – У них навязчивая идея, пойти и всех захватить. И вождя себе какого-то вечно придумывают, что со всеми договориться.

Двери приоткрылись, впуская двух вольфов. Урукхай тут же с силой захлопнул створки и заложил дверь огромным засовом. Серый еще раз поразился его силе. Они бы, наверно, и вдвоем с Владом такой засов не подняли.

– Мы тут со Звонким по камням поползали, – доложил Ловкий – вольф, который вез Ута. – Вокруг нас около полусотни Красных Шапок. Понять их сложно, но, кажется, все болтают о каком-то вожде, который поведет их на Зэп. Он вроде договорился с Теми, кто живет в свете Ока, и победа за ними.

Тораст вскинул морду вверх и душераздирающе заскрежетал. Серого пробило морозом от этих диких звуков. Если бы он до этого уже не слышал, как урукхай смеется, он бы решил, что Торасту как минимум шкуру живьем снимают. Эльф и хоббит тоже усмехнулись. Ловкий со Звонким уставились на них непонимающе. Тораст замахал рукой. Несколько раз хлопнул по колену.

– Га с молту, – и захохотал

– Я же говорил, – с усмешкой перевел Ут.

На этот раз засмеялись все, и даже Серый, Ловкий и Звонкий неуверенно улыбнулись за компанию, оголив желтые клыки.

– А Шапки эти, на каком языке говорят? – когда все отсмеялись, поинтересовался Сергей.

– Когда-то, говорили по-хоббитски. Потом переняли вольфий, но язык их сильно искажен. Так отдельные слова понять можно, – с готовностью объяснил хоббит.

Серый отвернулся от справочного хоббита и тут обратил внимание, что закат как-то странно изменился – словно в багряную краску густо налили синьки. Разводы местами получились красивые, а местами, содрогание брало от такого чудовищного сочетания. Серый подобрался к проему и выглянул наружу. Там, где еще минуту назад опускалось солнце, небо наливалось синевой, словно откуда-то из-за горизонта выползало все больше насыщенного синего цвета масляной краски, густого как сметана. Над горизонтом появился краешек темного диска.

Серый почувствовал, как его отпихивают в сторону. Он уперся, и Звонкому пришлось делить с ним окно. Вольф высунул наружу нос.

– Око всходит, – встревожился он. – Не задерживайся у окна. Нам надо стать незаметными. Иначе не выживем.

В четыре глаза они всматривались в убегающие каменные ступени и расстилающуюся далеко внизу равнину.

– Нам завтра туда? – осведомился Серый.

– Туда, – подвтердил вольф.

Постепенно темно-синий диск выполз на небосвод. Небо к этому времени полностью окрасилось в ядовитую синеву. Масляная краска залила звезды – свет Ока затмил их.

Диск напоминал огромный глаз. В его темно-синем центре находилось черное пятно, похожее на зрачок. Глаз смотрел налево от башни.

Равнина горела синевой, но густой цвет перекрывался тенями горных пиков. Между этими темными полосками синева концентрировалась, и наливалась жизнью.

– Смотри, – недоумевал Серый, – что это там шевелится?

– Те, кто живет в свете Ока, – откликнулся вольф.

Синий свет пульсировал и лился словно вода. Чем ярче становилась синева, тем тише становилось. Умолкли птицы. Вскрикнуло и тотчас утихло какое-то животное. Деревья не шелестели листьями. Лишь камни все еще сыпались сверху. То и дело слышался злобный писк. Наверное, так разговаривали Красные Шапки.

Между тенями что-то мелькнуло. Быстро, словно рыбка в потоке. Затем еще одна тень, еще.

Проявившись словно из ниоткуда, в лучах Синего Ока плыло нечто живое. И уже не одно. Они напоминали собой спутанный ком шевелящихся волос. Локоны медленно плыли по воздуху. Полупрозрачные, они растекались по воздуху, словно бензиновые струи в воде.

Существа расплывались по равнине и близлежащим горам, купаясь в синих лучах, но тщательно избегая теней, в синем свете казавшихся угольными.

За окном зазвучало испуганное блеяние. Сергей метнулся взглядом в поисках источника звука. По ступеням к башне неслись два горных козла. Тот, что скакал последним, прокричал. Рядом свистнул камень, но не попал. Наверху пронзительно засмеялись. Первый козел заскочил в ближайшую тень и замер там. Второй дернулся за ним, но не успел. Метнулись полупрозрачные щупальца и мигом оплели его. Существо, с бившейся в объятиях жертвой, пронеслось у окна и будто в медленном танце поплыло над равниной.