Текст книги "Попаданка. Колхоз - дело добровольное (СИ)"
Автор книги: Алёна Цветкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
– А я с Валисом, – счастливо улыбнулась Нана и всхлипнула.
– А я с Крием, – даже моя тяжелая на эмоции Рыска плакала.
И все остальные тоже закивали подтверждая, что и они сейчас вспомнили тех, кого любили.
После такого как-то закончилось наше застолье. Ни пить уже, ни плясать, ни петь не хотелось. Стали по домам все расходится, шепчась и делясь друг с другом дорогими воспоминаниями.
А я осталась Салине помочь прибраться, Дайра в уголочке так и сидела, струны перебирая, словно с инструментом разговаривая.
– Пойдем, Дайра, – позвала я ее, когда мы закончили. Слишком сильно увлеклась она беседой с гуделкой и ничего вокруг не замечала. Я давно знала, все музыканты немного с придурью. Был у Орландо знакомый гитарист. Играл, как Бог, а пил как дьявол.
Попрощались мы с Салиной и вышли вместе с Дайрой во двор. А там ночь уже давным-давно наступила. Густая, темно-синяя, и звезды высоко-высоко в небе искорками светили, не складываясь в знакомые созвездия. Луна здесь тоже была, но очень маленькая, и от того ночи казались мне гораздо темнее, чем в нашем мире. Ветерок еле слышно шелестел нескошенной травой во дворе, надо будет завтра с горбушкой в гости наведаться. Некогда сестре двором заниматься, целыми днями она в правлении торчит. То с купцами договаривается, то овощи принимает с огорода, то сыры от Сайки, то отгружает купцам заказы.
Я зевнула, как-то внезапно навалилась усталость и хотелось побыстрее попасть домой и лечь в кроватку…
– Малла, не знала я, что песенница ты, – обняла меня за воротами Дайра, – Приду я завтра на собрание. Обязательно.
И рассмеявшись, убежала прочь по улице. А я не поняла, что она имела в виду, но переспрашивать не стала. И, широко зевая, пошла к себе, думая, как хорошо, что я живу по соседству. И через все поселение мне домой возвращаться не надо.
Я уже взялась за калитку, как кто-то схватил меня за запястье и резко дернул в сторону.
От неожиданности я не удержалась и кулем повалилась на землю. Но господин Орбрен, а это был он, не дал мне упасть, схватил за плечи, затряс, как грушу, и зашипел зло:
– Ты что творишь, дура безмозглая! – а глаза фиолетовые прямо сверкали от негодования, – идиотка бестолковая! Хорошо, что я сегодня в поселении был, вовремя заметил и прикрыл!
Ну до чего наглый! Мне даже рот открывать не пришлось, я как раз зевала в этот момент, так что сходу зашипела в ответ. Хотела заорать, но мгновенно поняла, потом не отмоешься, Все соседи увидят нас вдвоем с этим негодяем, и все, пиши пропало. Ни в жисть никто не поверит, что у нас ничего не было.
– Вы, бесстыжий негодяй! Немедленно отпустите меня, и не смейте ко мне прикасаться! – я даже шею вытянула, и глазами сверкала не хуже чем господин Орбрен до этого, – и, вообще, что вы делаете возле моего дома?! Следите, чтобы потом все доложить его сиятельству? Так вот, запомните, и доложите своему начальству. Я слово держу, молчу и никому ничего не рассказываю. И от вас мне ничего не нужно! И пусть герцог даже не вздумает приезжать за мной через год! Я лучше на всю жизнь вдовой останусь, чем по его указке замуж выйду.
Я уперлась двумя руками в твердую и мускулистую грудь господина Орбрена и изо всех сил толкнула опешившего от моей отповеди шпиона в сторону, прямо в заросли крапивы у калитки. Как-то упустила я этот момент… надо бы и за забором горбушкой пройтись. Папа-то постоянно межу обкашивал…
Пока господин Орбрен барахтался в крапиве, я, гордая одержанной победой, прошмыгнула во двор и закрыла калитку. Сразу стало спокойнее. И я даже вздохнула свободно. А то адреналин-то в крови плескался концентрированный. Очень уж нешуточной мне показалась эта ситуация.
Я еще раз сделал глубокий вдох и расслабленно выдохнула. Все закончилось. Все хорошо. Сейчас я пойду домой и лягу спать.
Сделала шаг по двору в сторону дома и услышала, как еле слышно скрипнул забор за моей спиной. Сердце рухнуло в пятки, во рту пересохло. Неужели это еще не конец?! Я медленно повернулась…
Господин Орбрен вплотную к калитке, держась обеими руками тонкие бревнышки забора. И смотрел на меня с каменным лицом. Только глаза, светящиеся во тьме каким-то потусторонним светом, выдавали его злость… или даже ненависть.
Страх снова шевельнулся во мне, шустрой змейкой пробежав по позвоночнику вниз, собираясь ледяным облаком в районе копчика. Резко ослабли колени и захотелось сбежать и спрятаться далеко-далеко. Чтобы никто не нашел меня. Но я не могла перестать смотреть в глаза господина Орбрена.
Не знаю, сколько времени то продолжалось, но мне показалось, что прошли годы или даже века. Но тут резко, так что я вздрогнула, взвизгнула дверь у Салины. Сестра выскочила на крыльцо и тихо крикнула:
– Малла, ты забыла тарелку из-под блинов! Малла… все хорошо?
Господин Оррен выругался одними губами и, еще раз особенно недобро взглянув на меня, исчез в темноте, будто бы его и не было.
– Малла, – встревоженная Салина, шипя от укусов крапивы, разросшейся с ее стороны вдоль заборчика между нашими дворами, окликнула меня снова.
Я. как замороженная, с трудом ворочая вдруг ставшим непослушным телом, посмотрела в сторону сестры. Сердце колотилось, дышала я так, как будто бы пробежала стометровку на время.
– Малла, что с тобой?
– Все хорошо, – выдавила я онемевшими губами, – все хорошо, Салина. Просто задумалась.
Я забрала тарелку и, пожелав сестре спокойной ночи, пошла домой. Надо было спокойно подумать о том, что произошло.
А дома, чинно-важно сидя на лавочке, меня ждали арровы ведьмы. Но они выбрали не тот день, и я готова была уже выгнать их из дома и запретить входить без моего ведома, как Грайя вскочила, шагнула ко мне и заглянула в глаза.
– Орбрен?! – цокнула она недовольно, – не переживай, Малла, мы сможем защитить тебя от братьев. Давай, дочка, выпей отвар. – Мушка поднесла мне кружку. – И ложись спать. Нам нужно поработать. Это наглый мальчишка почти размотал наши нити.
Горький отвар привычно обжег язык. Но сегодня я безропотно выпила все до дна. Я не знаю, чего хотят арровы ведьмы. Не знаю, добры ли их намерения или они тоже держат камень за пазухой. Но господин Орбрен, шпион двух братьев: короля и герцога, наглядно показал мне, что церемониться со мной не будут.
Меня снова передернуло от той злобы и ненависти, что плескалась в его глазах. Пощады мне не будет Моего сына, или дочку, заберут сразу и еще неизвестно, что сделают со мной. Я никогда не увижу своего ребенка, а этого я допустить не могу. Пока ведьмы на моей стороне, просто потому, что против братьев. А когда я почувствую угрозу от них… не знаю, но почему-то не верю я в их бескорыстную доброту. Хотела бы, но не верю. И я что-нибудь придумаю.
А сейчас послушно легла в постель, закрыла глаза и приказала себе: «Спать». Сейчас главное, чтобы ведьмы снова наложили свои чары, или поколдовали, или что там они делают, чтобы никто не заметил, что я ношу под сердцем ребенка. А завтра я подумаю и о том, что случилось сегодня ночью во дворе, и о том, как мне сбежать от ведьм.
Только проведем с господином Гририхом колхозное собрание…
И надо еще помидоры пасынковать, уже да дня откладываю…
И огурцы подвязать…
И школку свою проверить. А то с этими треволнениями уже несколько дней мельком только смотрела…
И еще овцы у меня… надо с ними то-то решать.
И…
– Проклятые арровы ведьмы! – мелькнула последняя осознанная мысль.
Утром я проснулась с первыми лучами солнца удивительно отдохнувшей. Казалось каждая клеточка тела звенела от переполнявшей ее энергии. Я потянулась и положила ладони на живот… надо же… у нас с Орландо будет ребенок.
Мой зайка-алкоголик где-то там далеко-далеко, так далеко, что я никогда его больше не увижу. Но он смог оставить мне частичку себя. И я сделаю все, что угодно, лишь бы у меня никогда не забрали нашего малыша.
Я немного полежала, прикидывая как выкрутиться из этой ситуации. Но вот так сходу ничего не придумывалось. Тем более вчерашний вечер вспоминался как сквозь туман. А ведь вчера я видела не только ведьм. Был же еще кто-то. Немного раньше…
И тут я вспомнила. А даже села на кровати от неожиданности. Это что получается, я забыла и то, что встретила господина Орбрена, и то, что было потом? Но почему все стерлось из моей памяти? Ведьмы же не стали бы этого делать? Или стали? Проклятые арровы ведьмы! И господин Орбрен с его сиятельством! Как же меня это злит. А вдруг и раньше было что-то подобное. И я просто не запомнила, как видела этого негодяя? Или ведьм!
– Малла, – в спальню заглянула Салина, – вставай. Сегодня же собрание.
На собрание идти было страшно. Как же иначе, ведь мне снова придется держать речь перед всеми. А я не привыкла к публичным выступлениям. Их было-то в моей жизни по пальцам руки пересчитать. И все здесь, в Гвенаре. Ну… не назвать же выступлениями мое тихое блеянье у школьной доски. У меня всегда коленки тряслись и я забывала все, что учила. А сейчас… сейчас же надо было не просто рассказать, но и убедить вдовушек, что не нужно сидеть на попе ровно, нужно двигаться и развивать колхоз. И помогать тем, кто не может работать в поле. Как Дайра. И привлекать другие поселения вдов…
А тут еще куча других нерешенных вопросов в голове крутилось. Ох уж этот Гвенар! Как я хочу обратно домой, чтобы не думать, не выступать, жить своей тихой и спокойной жизнью… Орландо тоже ведь там остался. А у нас ребенок теперь. И хотя умом-то я понимала, что ничего моя беременность не исправила бы, где-то в сердце жила надежда – «а вдруг!»
– Малла, ешь быстрее, – это снова Салина меня отвлекла, – уже идти пора, а ты еще завтракать не закончила.
Я вздохнула. Надо как-то решать все эти вопросы. А может забить на все проблемы? И пусть все идет так, как идет? Я же всегда так делала раньше. И тут мне поплохело. Это что же получается, я просто никогда ничего не решала, перекладывая ответственность за свою жизнь на других? Сказала мама: иди на швею – пошла. Сказала подруга: иди продавцом в торговый центр – пошла. Сказала другая подруга: не отказывай Орландо, он же красавчик…
– Малла! – снова позвала меня Салина.
– Подожди! – отмахнулась я, – успеем! Мне надо подумать!
Но подумать так и не получалось. То, что я поняла о себе оказалось гораздо важнее тех проблем, что меня окружали. И я будто бы со стороны увидела всю свою жизнь там. Всегда не сама. Всегда на поводу у других. И я никогда не задумывалась, устраивает ли меня результат чужих решений. Что вышло – то вышло. Я просто плыла по течению дальше, не замечая, что выбранная другими дорога привела меня в болото. Ненавистная работа, муж алкаш, смертельно скучная жизнь. И я не выбралась бы из этой трясины, если бы не… не кто? Его величество, который притащил меня сюда? Его сиятельство, который привез меня во вдовье поселение? Господин Гририх, который почему-то поверил малознакомой девице и поддержал ее глупую идею?
Или… я сама все это сделала. Сама поставила подножку его величеству. Сама сказала, что не пойду замуж за Илью Муромца. Сама придумала колхоз и убедила господина Гририха, что это стоящая идея.
Вот странно. Вроде бы то же самое. А как все изменилось!
А по поводу господина Орбрена и ведьм… возьму у господина Гририха листочек выпишу, все что меня беспокоит и подумаю. Я же как-то видела рекламу про «съесть лягушку» Заинтересовалась. Заглянула. Тогда мне все эти разговоры про поделить большую проблему на мелкие кусочки и решать все по частям, показались скучными до зевоты. И я посмотрела не больше десяти минут. И то, потому что мама читала мне очередную нотацию по поводу родить ребенка. А я делала вид, что меня очень интересует то, что вещает дяденька в телефоне. Но кое-что я запомнила. Жаль мало. Он, наверное, говорил много полезного.
– Все, – решительно поднялась я из-за стола, – пошли, Салина.
– Уже подумала? – усмехнулась сестра.
– Да, – спокойно и серьезно ответила я. И увидела, в глазах Салины мелькнуло что-то похожее на удивление.
– Ну, пойдем тогда, – задумчиво ответила она, – пойдем, Малла.
И чего это она?
На собрание мы пришли почти последними. Но с другой стороны, у меня не осталось времени бояться. Я сразу же прошла к столу господина Гририха, потому что мы решили, что именно я буду проводить собрание, продвигая свои идеи.
Все колхозницы сразу же зашушукались и стали смотреть на меня. А мне почему-то совсем не было страшно. И я, нисколько не стесняясь, рассматривала вдовушек, сидящих передо мной, отмечая, что пришла Дайра. Она сидела в самом дальнем углу, не выпуская из рук гуделку, и беззвучно перебирала струны, как будто бы наигрывая какую-то мелодию.
А еще там же, рядом, стояла Зарна, соседка Глаи. Мы уже отчаялись привлечь ее в колхоз, но сегодня она пришла сама. И вид у нее был… ну, как будто бы она готовилась прыгнуть с обрыва в незнакомую реку. Восторг от собственной смелости или безрассудства и панический страх одновременно. Интересно.
Рядом было еще несколько вдовушек. Думаю, это те, которым пришла очередь вступать в колхоз. Или, скорее всего, как раз те, кто лучше всех прядет, ткет и шьет. Уж в способности господина Гририха привлечь именно тех, кто нам нужен, я нисколько не сомневалась.
– Кхм, – прокашлялся господин Гририх, – итак, колхозницы… бабоньки, очередное колхозное собрание объявляю открытым. И сегодня Малла расскажет нам о своих новых предложениях, которые могут быть нам полезны.
Я согласно кивнула и вышла вперед:
– Девочки, – начала я с воодушевлением, – я думаю, что мы не должны останавливаться на достигнутом. Сыры, мясо птицы и овощи – это все приносит нам очень хорошие деньги. Но
мы можем больше…
Я говорила и говорила. Рассказала, что такое клуб, и чем будет заниматься Дайра в колхозе. И я видела, как загорелись ее глаза, когда бабы одобрительно зашумели на предложение открыть в колхозе клуб. Петь-то у нас многие умели и любили. А под руководством Дайры мы, вообще, как соловьи запоем. Этого я, конечно, не сказала. Побоялась, что вместо соловьев «Малла Вильдо из Хадоа» получится. Нет здесь таких птиц.
– Девочки, – подмигнула мне Салина, я ей немного рассказывала о планах, – а ведь мы можем в другие вдовьи поселения ездить, песнями нашими и музыкой Дайры вдов радовать. Вспомните, как мы сами до колхоза жили. Да разве не рады были бы, если бы к нам хор приехал?
Не забыли вдовы. И понимали прекрасно, о чем Салина говорит. И постановили, что быть у нас в колхозе клубу. И хору. Вдовьему хору. Чтобы все помнили кто мы и откуда.
За клуб проголосовали единогласно. И тут же, не откладывая дело в долгий ящик, записались почти все колхозницы в хор. И я тоже. Не хотела, конечно, не так уж хорошо я пою, но Дайра так умоляюще смотрела на меня, что я не нашла силы отказаться. Теперь буду ходить на репетиции два раза в неделю. И зачем оно мне надо было.
После хора перешла я к рассказу о мастерской ткацко-швейной. Рассказала о наших с господином Гририхом расчетах, о стандартных размерах, о пошиве линий одежды. Тут меня Вилина поддержала. Она-то тоже в курсе была, мы когда с господином Гририхом доходность подсчитывали к ней за помощью обращались.
Слова лились легко и непринужденно, словно я всю жизнь только и делала, что выступала перед публикой. И мне даже понравилось видеть восторг в глазах Наны и госпожи Гририх от возможности проявить свои Дары в полной мере, радость в глазах вдов, которые пришли вступать в колхоз, когда они понимали, что для них тоже есть место среди нас.
За мастерскую тоже проголосовали дружно. Тут же распределили обязанности. Нана стала бригадиром ткачей, а Вилина – швей. И права я оказалась, все вдовушки, которые пришли к нам на собрание, шустро по бригадам распределились. И озадачили Салину закупом шерсти и тканей.
– Бабоньки, – поднялась со своего места Сайка, – только у меня к вам просьба, давайте сначала себя сарафанами обеспечим. А то сейчас у каждой по одному да по два платья. Приходится и в мир, и на работу одно и то же надевать…
И тут меня озарило. Спецодежда!
– А давайте мы нашьем накидки из такой ткани, чтоб грязь сходила легко. И будем их на работе надевать? Поработала, сняла и все чисто. А то сарафаны переодевать долго. А так можно даже в поселении быть красивой.
– Так можно и в старом, – возразил кто-то. Но Сайке моя идея понравилась. И благодаря ее настойчивости, у нашей мастерской появился первый заказ.
Собрание подходило к концу. Я открыла рот, чтобы поблагодарить вдов за доверие. И в этот самый момент, перебивая меня и отвлекая внимание слушателей, в правление вошла бригада строителей во главе с господином Орбреном.
– Привет, колхозницы, – весело и непринужденно, сияя белозубой улыбкой, поприветствовал он моментально потерявших голову от мужского внимания вдов.
Бабы, расплывшись от счастья, конечно же забыли про все дела и застреляли глазками в мужчин-строителей и их бригадира.
А я закипела. Почувствовала прямо, как злость во мне поднимается нешуточная.
– Что вам нужно?! – громко зашипела я, а этот негодяй, спокойно прошел ко мне, и слегка толкнув плечом, задвинул назад. Я едва сдержалась, чтобы не ударить эту сволочь как следует. В руках просто ничего не было. А то бы по голове-то огрела.
– Бабоньки, мы закончили строить ваш коровник, – словно сожалея развел руками господин Орбрен, – и нам пора уезжать.
Что тут началось. Бабы взвыли, запричитали, мол, как же так, договаривались же, что строить они у нас и сыроварню будут. И все остальное.
Я тоже огорчилась. Ее неизвестно, какая бригада нам попадется, а господин Орбрен, хотя и негодяй первостатейный, но работу свою выполнял честно и качественно. И так быстро, что я диву давалась. Явно у господина Орбрена Дар подходящий. Коровник у нас получился как игрушка. Добротный, красивый и даже резьбой украшенный. Прелесть какой коровник. Если бы в нашем мире такой коровник построить, то можно гостей из города приглашать на экскурсию. Чтоб полюбовались, молочка свежего попили, коров посмотрели. Были у меня подружки городские, никогда в жизни их не видевшие.
А господин Орбрен еще раз взмахнул рукой, баб к тишине призывая и продолжил:
– Но мы можем и остаться, и более того не возьмем с вас денег за строительство коровника, если, – он выдержал многозначительную паузу, оглядывая баб, забывших как дышать от ожидания, – если вы нас всех к себе в колхоз примете.
И конечно же никто не услышал мой возмущенный вопль. Потому что бабы орали, как на концерте любимой группы. Мне на секунду даже показалось, что они сейчас строителей наших качать начнут.
А я не выдержала и треснула господина Орбрена кулаком по спине. Несколько раз. Ну, да… он даже не почувствовал. Что ему мой кулачок. Хмыкнул только и даже не повернулся. А то бы я ему глазенки-то выцарапала бы.
Когда бабы проорались, этот негодяй снова поднял руки, призывая к тишине. Позер бесстыжий! Ух! Как я его ненавижу! Своими руками придушила бы!
– Если вы одобрите наши кандидатуры, то в таком случае указом его величества вдовье поселение при городе Варде упраздняется с даты нашего вступления в колхоз. А земли и само поселение отдаются во владение колхозу «Светлый путь» за развитие сыроделия и овощеводства в Гвенаре.
После этих слов в правлении воцарила тишина. Я даже услышала, как у меня сердце стучит. Я совсем не поняла, что означает этот дар, но то, что он меняет нашу жизнь, переворачивая все с ног на голову, осознала. Теперь колхоз «Светлый путь» не просто кружок предприимчивых вдов, а предприятие, одобренное королем Гвенара, а значит… что-то это значит. Что-то очень важное. Нужно будет потом спросить господина Гририха.
А то, что все будет так, как хочет его величество – очевидно. Все бабы единогласно проголосуют за то, чтобы этот нехороший человек, господин Орбрен, со своей бригадой стали колхозниками. Если бы не глубоко неприятная мне личность бригадира, то я бы тоже обрадовалась. Все же мужчины нам в колхозе нужны. Слишком много физически тяжелой работы в колхозе. Но вот чтобы Он был членом нашего колхоза, мне жутко не хотелось.
Но по-моему не вышло.
Через секунду молчания, бабы в правлении заорали так восторженно, что чуть окна целы остались. А потом единогласно проголосовали за то, чтобы принять в колхоз господина Орбрена и его бригаду. Почти единогласно. Я проголосовала против.
После того, как новоиспеченные колхозники, довольно гогоча, расселись на скамейках, господин Гририх встал, чтобы закончить собрание. Все равно после таких новостей никому дела на было ни до каких дел. Бабы наперебой зазывали мужчин в свои бригады, хотя было очевидно, что они как строили, так и будут строить.
– На этом все, бабоньки, – махнул рукой господин Гририх, – расходитесь.
– Подождите, пожалуйста! – раздался отчаянный крик Зарны.
Это прозвучало так неожиданно, что все на мгновение замолкли, а Зарна бледная до синевы решительно вышла вперед.
– Вот, – она бросила на стол господина Гририха горсть бус из бутылочного стекла, – я умею варить стекло…
И замолчала. И она, и все остальные тоже. И только я опять ничего не поняла. Ну, умеет, и что? Как же я плохо знаю этот мир! Все же трех месяцев недостаточно, тем более, я не особо и вникала. Не интересно же. И подумаешь, немного странного вокруг происходит. Да только сейчас этих странностей накопилось столько… не забыть бы бумаги взять у господина Гририха.
– Я… – Зарна прокашлялась в абсолютной тишине, – могу делать бусы. Если у меня будут красители, а я знаю секреты, то сумею сделать и цветное стекло.
Она закончила и замолчала, опустив голову и ожидая вердикта. Все молчали, словно признание Зарны их шокировало.
– Зарна, – я попыталась прояснить ситуацию, но тут на Зарной навис грозный и ошеломленный господин Орбрен.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил он сверкая своим фирменным взглядом, которым прожигал меня вчера вечером, – кто тебя научил?
– Никто, – прошептала Зарна и вжала голову в плечи.
– Да ну? – с усмешкой произнес господин Орбрен, нависая на несчастной вдовой, – не может быть. Врешь?
– Нет. Не вру, – вскинулась Зарна, а потом опустила голову и призналась шепотом, – никто меня не учил. Я сама… я… я за соседом-стекольщиком тайком подглядывала… у меня Дар…
Орбрен хмыкнул, Зарна вспыхнула, а бабы вокруг как-то неприятно заулыбались. А я снова ничего не поняла.
– Дар, значит, незарегистрированный? – мерзко хохотнул негодяй.
Зарна мотнула головой из стороны в сторону. Она все так же стояла, опустив взгляд в пол, и чуть не плакала.
– Только как носитель… поварского. Семейного.
Тут до меня стало доходить… Салина же говорила, что есть способы. Кошмар меня подери! Это что же получается, что Зарна… и это в Гвенаре, где походы налево страшно порицаются? Ведь изменщиков сразу сдает справедливый Оракул! Бедная… Ей же всю жизнь приходилось скрывать свой Дар. Вон даже училась тайком. Потому что ее Дар раскрывал то, что ее родители сумели как-то скрыть. Интересно, как ей это удалось?
Впрочем какая разница! У нас теперь есть стекло! И бусы эти даром колхозу не сдались, а вот банки! Бутылки! О! Это же золотое дно! Если еще найдем кузнеца какого-нибудь. Или кого там… чтоб нам крышки сделал. Кстати, о крышках… у меня в рюкзачке крышки жестяные были. Тетя Клава передала… и, вообще, почему это за столько месяцев я даже ни разу туда не заглянула? И вещи мои… даже в руки ни разу не взяла. Словно забыла про них напрочь. Не иначе происки проклятья герцогского… чтоб ему пусто было! Я даже про авторучку сколько раз вспоминала, а сама ее ни разу не доставала даже. Но я подумаю об этом позже. Вечером. Когда «лягушку» буду препарировать. Пока надо разобраться здесь. Со стеклом.
– Зарна, – кинулась я к соседке моей подруги, оттесняя в сторону господина Орбрена. Точно так же, как он меня чуть раньше, – это же замечательно. Скажи, а ты сможешь сделать емкости из стекла? Я тебе форму нарисую.
– Емкости? – удивилась Зарна, – не знаю. Смогу наверное… я не знаю силу Дара, Малла. Никто же не проверял никогда. Но зачем тебе стеклянные емкости? Хрупкие же. Лучше из глины…
– Нет, – мотнула я головой, – не лучше. Господин Гририх, можно мы сегодня с Зарной к вам придем? У меня есть еще одна идея. Надо посоветоваться.
Господин Гририх сокрушенно вздохнул и согласно качнул головой… ну, да. Я же его уже сколько дней допоздна мучаю. И это помимо уроков по чтению и письму на гвенарском. А сейчас у меня еще вопросы появились. Другие. С которыми я больше ни к кому пойти не смогу, потому что больше никто не знает, насколько я чужда этому миру.
– Может быть я смогу тебе помочь, – вкрадчивый голос негодяйского негодяя почти заставил меня подпрыгнуть от неожиданности, – мы же теперь тоже колхозники. И ты можешь прийти ко мне за помощью или советом в любой момент…
И тут бабы, до этого молча поворачивающие головы, отслеживая реплики, понимающе заулыбались и захихикали. Кошмар меня подери! Салина же говорила, что уже сплетни ходят про меня и господина Орбрена. И хорошо, если вчера ночью никто не видел негодяя этого возле дома моего…
– Нет, спасибо, – как можно более холодно ответила я. Почему в присутствии этого человека во мне будто бы включалась другая я? Я даже говорила с ним по-другому, – я не нуждаюсь в вашей помощи.
А господин Орбрен громко хмыкнул и подмигнул с наглой, похабной улыбочкой. И конечно же, все это увидели все. По правлению мгновенно зазвучали смешки.
Что на меня нашло? Не знаю. Я размахнулась и со всего маха влепила этому грубияну пощечину.
И такую сильную, что голова у него мотнулась в сторону. И такую звонкую, что ее, наверное, в другом конце поселения было слышно.
В правлении мгновенно все застыли. Тишина воцарила – мычание коровы на дальнем лугу, как гром прозвучало. Это же получается я, простолюдинка, руку на дворянина подняла. Пусть даже он самого низкого уровня и бедный, как мышь церковная.
А моя рука уже замахивалась для второго удара. Но господин Орбрен еще раз ударить себя не позволил, перехватил мою руку. И снова знакомо зашипел, сверкая фиолетовыми глазами:
– Ты что творишь, дура?! Ты на кого руку подняла?! Ты хотя бы представляешь, что тебе грозит за такое?!
Я не представляла. И уже даже пожалела о своем поступке. Надо было словами высказать ему все, что я думаю. Ну, или тихонько, так чтоб никто не видел, треснуть его по спине кулаком. Не больно ему, но зато я бы сейчас не стояла перед всеми, как оплеванная.
Но прощения просить я у этого негодяя ни за что не буду. Пусть лучше меня Оракул испепелит на месте.
– За непреднамеренное публичное оскорбление представителя аристократии, тебе, Малла, полагается три дня в кутузке, – быстро и как-то даже торопливо произнес господин Гририх, – но в город мы тебя повезти не можем, поэтому будешь отбывать наказание здесь. Пойдем, Малла.
– Я не согласен, – вальяжно заявил негодяйский негодяй и довольно осклабился, – я отвезу ее в столицу и пусть…
– Вы забываетесь, господин Орбрен, – резко перебил его господин Гририх, выделяя интонацией слово «господин». – Это мое поселение, и здесь я наделен правом решать судьбу каждой вверенной мне вдовы. А с указом его величества, в котором возможно и есть изменения, я еще не ознакомился.
А мне было все равно. Я слушала, но не слышала, что они говорят. Вот так вот, Малла, впервые в жизни попадешь в тюрьму. И за что? За то, что впервые в жизни посмела постоять за себя не на словах, а на деле. Но ничего, господин Орбрен. Я злая и память у меня хорошая. Запомню я. Не забуду.
Бабы сидели молча. Да уж… собрание сегодня выдалось. Скандал на скандале. Теперь год будут косточки перемывать и Зарне, и мне, и господину Орбрену. Надеюсь, хотя бы перестанут говорить, что у нас с ним что-то есть. Должна же быть хоть какая-то польза от того, что я трое суток в камере отсижу.
В камеру, оказавшуюся вполне себе приличной комнатой тут же в правлении, меня отвел господин Гририх. Молча. Вот перед ним мне было ужасно стыдно. Все же именно этот человек завоевал мое искреннее уважение и доверие.
– Господин Гририх, – остановила я его, когда, тяжело вздыхая, комендант нашего вдовьего поселения собрался выходить, – простите меня. Я не хотела.
– Я знаю, дочка, – грустно улыбнулся мне господин Гририх, – Орбрен молодой, горячий. Торопится. Сначала делает, а потом только думать начинает. Прости его, дочка. Он ведь не со зла.
– Нет, господин Гририх, – мотнула я головой, – не могу я его простить. Я, конечно, виновата, что не сдержалась, но он меня нарочно провоцировал. Вы же тоже видели.
– Видел, – вздохнул господин Гририх, – да только… э-эх…
Он сокрушенно вздохнул, махнул рукой, показывая свое отчаяние, и вышел, закрыв меня на засов с той стороны.
А я осталась отбывать наказание.
Комнатка, где мне предстояло прожить три дня, была небольшая. Площадь не больше восьми-девяти шагов. Кроме кровати и стола с табуреткой ничего и не помещалось. Небольшое окошко напротив двери было обычное, без решетки. И если забыть про закрытую на засов дверь можно подумать, что я просто в гостях у господина Гририха.
– Малла, – услышала я приглушенный шепот, и в окно затарабанили, что было сил, – Малла…
– Салина, – тоже почему-то зашептала я, взявшись руками за раму. А то сестра так сильно стучала, что я даже испугалась, как бы все не вывалилось. – У меня все хорошо. Не переживай за меня. Ты овец отведи, пожалуйста, Варле. Пусть присмотрит пока я здесь. А то пропадет скотинка. И пару ведер воды бы им отнести в обед. Я там на лугу колоду поставила.
– Хорошо, – громкий шепот Салины было удивительно хорошо слышно, – если тебе что-то надо, ты скажи, мы здесь с Зарной, она сможет вытащить стекло и вставить обратно так, что никто ничего не заметит.
– Нет, – рассмеялась я, – спасибо. Мне ничего не нужно. Хотя… Салина. Попроси, пожалуйста, у господина Гририха несколько листов бумаги и перо.
– Хорошо, Малла. Я скажу.
Сестра с Зарной убежали, а мне стало так легко и хорошо. Что такое три дня? Да ничего. Я как раз успею не спеша мысли в порядок привести. Зато как я негодяю этому пощечину влепила! От души!
Наверное, Салина сразу же пошла к господину Гририху с моей просьбой, потому что не прошло пяти минут, как он заглянул ко мне на дольку и передал несколько листов бумаги и перо с чернильницей.
Я присела за стол и положила перед собой чистый лист. Было немного страшно. Я растерялась даже, не зная что, как и в каком порядке писать. Посидела немного, глядя на пустые строчки и одинокую кляксу посреди листа… я пока не научилась не ставить кляксы.
И решила, что запишу вопросы в том порядке, в каком они придут ко мне в голову. А уж потом буду разбираться, в каком порядке нужно искать ответы. Писать решила по-русски. Никто не прочитает, и на генарском я еще читала и писала с трудом.
