Текст книги "Оживи покойника"

Автор книги: (Алексрома) Ромаданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Он набросил на себя кожаную портупею, переложил пистолет из болтавшейся на бедре кобуры в просторный карман галифе (так ему показалось удобнее), подхватил с пола автомат, играючи взяв его за цевье, как рыбу за жабры, и в полном обмундировании, поскрипывая обтягивающими икры хромовыми сапожками, подошел к экрану телевизора.

– Не узнаете, Ваше Стукачество? – спросил он притихшего Царя.

– Жаль, что мы с тобой на Том Свете не встретились, серьезно сказал бородатый субъект в телевизоре.

– Еще будет такая возможность, – успокоил его Федор, которому отчего-то стало весело. Он даже не стал разбивать прикладом экран, как только что хотел сделать. – Живи до поры до времени.

Выходя из комнаты, Федор понял, отчего ему захотелось рассмеяться: встревоженный Царь со взлохмаченной бородой сильно напоминал барахтающегося на спине насекомого... эдакий живущий в телевизоре электронный паразит, жуткий, но беспомощный.

Маринка уже сидела в мотоциклетной коляске, держа на коленях корзинку с запасом сухих пайков.

– Давно мечтал подержать за рога такого зверя, – сел Федор за руль тяжелого и мощного "Урала".

– Ты водить-то умеешь? – настороженно спросила Маринка.

– Если бы ты видела, как я двадцать лет назад рассекал на мопеде, то не задавала бы таких глупых вопросов.

– О, Боже, спаси и помилуй! – вздохнула Маринка.

Федор резко рванул с места, и они с грохотом затряслись по ухабам, отпугивая ночную тьму светом единственного мотоциклетного глаза. "Да не гони ты так – дорвался! – у меня сейчас все яйца из корзинки повыпрыгивают!" – крикнула Маринка сквозь рев мотоциклопа... Короче, до знатока астрономии они добрались только к исходу ночи.

Маринка позвонила в дверь и, притулившись к уголку, тут же захрапела. Через минуту послышалось шарканье тапочек по паркету, и Федор ясно представил себе, как в следующий момент на пороге появится плюгавый старичок в тапочках с загнутыми кверху мысками, в халате, расшитом золотистыми знаками зодиака, и в коническом колпаке со сверкающими на нем звездочками восточный звездочет, одним словом. Однако его предрассветному бреду не дано было реализоваться в действительность: дверь открыл атлетического телосложения высокий мужчина лет сорока, которого с учетом одетого на нем спортивного костюма можно было вполне принять за десятиборца, если бы не роскошная эйнштейновская грива, придававшая ему сходство с африканским львом.

– Вы за мной? – спросил он Федора.

– Скорее, к вам, – Федор растолкал Маринку и впихнул ее в дверь.

– А, Бонифаций! – Маринка обхватила хозяина квартиры, повиснув на нем, как пьяный на столбе, и снова захрапела.

– Ну вы, ребята, корки мочите! – засмеялся хозяин. – Я думал, меня "брать" пришли.

– Есть за что? – усмехнулся Федор, поправляя на плече автомат. – Федор, – представился он.

– Лев.

– А Бонифаций – это фамилия?

– Скорее, прозвище, – улыбнулся Бонифаций. – Как бы то ни было, все меня именно так называют. Подержи, а я постель приготовлю, – он передал Федору Маринку и скрылся в гостиной. Вам вместе стелить? – донесся оттуда его голос.

– В данном случае это не имеет значения, но лучше вместе меньше постельного белья понадобится.

– А ты, Федор, рационалист! – засмеялся Бонифаций.

– Разбуди нас через четыре часа, – попросил Федор, – время дорого.

Через четыре с половиной часа все трое завтракали на кухне привезенными яйцами, которые хоть и были сварены вкрутую, все равно изрядно побились. Маринка взахлеб рассказывала Бонифацию историю о том, как "Федька проучил Степку": Федор в этой истории, естественно, выглядел настоящим героем, смелым и решительным, а о его превращении в кровожадного монстра тактично не упоминалось.

– Хватит про мои суперменовские подвиги рассказывать, нетерпеливо перебил Федор, кроша яичный желток в чашку с желудевым кофе. – Лучше доложи, зачем мы приехали.

– Это ты, Федя, сам доложи – ты командир, тебе и карты в руки, – Маринка поняла "намек" на болтливость и примолкла.

Федор извлек из внутреннего кармана кителя фотографии, вытер рукавом воду на столе и разложил их перед Бонифацием: "исходные ориентиры: останкинская телебашня и солнце – смотри последнюю фотографию. Время: около полудня, конец мая. Задача: определить место, в котором был сделан снимок". Бонифаций аккуратно взял со стола фотографию и стал молча ее рассматривать. На губах его заиграла непонятная улыбка.

– Сколько тебе понадобится времени, чтобы все вычислить?

– Нисколько, – положил Бонифаций фотографию на стол.

– Ты что, Боня, отказываешься?! – удивилась Маринка.

– Да, я отказываюсь вычислять, – кивнул Бонифаций.

– Все ясно! – поднялся Федор из-за стола.

– Не горячитесь, господин портупей-юнкер, – хитро улыбнулся Бонифаций. – Ответ готов!

Маринка кивнула Федору с открытым ртом, мол, я ведь говорила, что он гений.

– Ну и?.. – спросил Федор недоверчиво.

– Юго-восточная сторона парка Сокольники! – победно выдал ответ Бонифаций. – Не верите?

– Я верю, но не понимаю, откуда такой быстрый ответ, сказал Федор. – Может, ты нам и имя мальчика скажешь, не сходя с места?!

– Мальчика я не припоминаю, хотя его лицо мне кажется знакомым, а вот ограду я как облупленную знаю: в детстве через нее в парк по выходным лазил, когда вход платным был.

– А что, такая ограда только с юго-восточной стороны есть? – спросил Федор, не до конца еще веря в столь быстрый успех.

– Да нет, но ты сам указал ориентиры... А кто сей отрок, взирающий на нас с фотографии?

– Ивашка-Барабашка, – сказала Маринка.

– Неужели, царевич? – искренне удивился Бонифаций.

– Этот снимок я сделал с экрана телевизора, – пояснил Федор.

– Любопытное явление! Было бы крайне интересно разгадать его природу.

– Я думаю, ключ к разгадке нужно искать в прошлом: не родился ведь Барабшкин царем... а может, и и Барабашкиным не родился, – сказал Федор.

– Действительно, кто сказал, что его зовут Барабашкиным? Он сам и сказал, – согласился Бонифаций.

– Поди проверь у него документы! – добавила Маринка.

– Вот я и предлагаю установить его личность, – подвел черту Федор. – Наверняка сохранились какие-то составленные на него документы, и где-то еще живут люди, знавшие его до прихода к власти, ведь каждый человек оставляет след...

– Если это действительно человек, – прибавила Маринка серьезно.

– Отбросим мистический подход как ненаучный, – отрубил Бонифаций. – Довольно мистики!

– Оставим этот академический спор, коллеги! – усмехнулся Федор. – Будем действовать эмпирическим путем... Бонифаций, сколько средних школ в округе этой самой юго-восточной стороны?

– Три, включая ту, в которой я учился.

– Отлично! Покажешь нам дорогу в ближайшую из двух других, а сам отправишься в родную "цитадель знаний". Мы за тобой потом заедем. Вопросы есть? Вопросов нет. Всем оправиться и выходить на улицу... Отставить! Чуть было не забыл: Бонифаций, возьми фотографию – пригодится, когда будешь потрошить архивы.

Через десять или около того минут, высадив по дороге Бонифация, Федор с Маринкой разыскали вторую школу и поднялись по широкой лестнице с блестящими деревянными перилами, некогда отполированными съезжавшими по ним сорванцами, в кабинет директора. Там царил полный разгром: длинный директорский стол был перевернут, шкафы повалены на пол, классные журналы сожжены тут же на паркетном полу, а единственный сохранившийся на стене портрет – первого советского министра просвещения – нещадно разрисован жирным черным фломастером, так что вместо министра со стены лукаво смотрел упитанный усатый котяра.

– Мя-я-у! – раздалось вдруг.

– Ай! – вздрогнула стоявшая под портретом Маринка.

– Лучше отойди, а то на голову прыгнет – прическу испортит, – засмеялся Федор.

– Да ну тебя, Федька-редька! – шутливо обиделась Маринка. Пойду посмотрю в коридор, может, кошечку поймаю, я давно себе хотела...

Маринка вышла, а Федор принялся выгребать из шкафов сваленные в кучу бумаги. Видно, до него тут уже кто-то постарался, потому что ничего интереснее секретной инструкции Городского отдела народного образования "О проведении обязательного анонимного медицинского осмотра учащихся-девочек 8-10-х классов средних школ г. Москвы" найти не удалось. Можно было уезжать, но Маринка куда-то запропастилась. Федор обошел коридоры на всех четырех этажах – нигде ее не было. "Маринка!" – крикнул он в лестничный пролет. В ответ раздалось мяуканье, но мяукал явно человек, а не кошка. Федор снял с предохранителя автомат и, держа его наизготове, поднялся на второй этаж. "Маринка!" – крикнул он в гулкую пустоту длинного коридора. "Мяу!" – послышался басистый мужской голос из-за закрытой двери одного из классов. Федор пальнул одиночным вверх для острастки и сквозь снег осыпающейся с потолка побелки подскочил к двери, распластавшись вдоль стены на тот случай, если через дверь будут стрелять.

– Эй, контра, бросай оружие, если не хочешь, чтобы мы разрисовали бритвой твою бабу! – донесся из-за двери тот же басистый голос, временами переходивший в фальцет: очевидно, он принадлежал подростку. – А ну, мяукни.

Послышался сдавленный маринкин крик.

– Просунь автомат в дырку, и без шуток! – приказал тот же голос.

Делать было нечего: Федор просунул автомат в широкую дырку в нижней части фанерной двери.

– Теперь пистолет! – последовал очередной приказ.

"Вот кретин, кобуру нацепил!" – обругав себя, Федор вынул из кармана галифе пистолет и бросил в ту же дыру. В дверном замке клацнул ключ, и раздался крик: "Заходи!" Федор пнул дверь ногой и вошел в комнату: парты в ней были сдвинуты в один угол, и на ближайшей из них сидела Маринка со связанными руками; рядом с ней стоял, поигрывая опасной бритвой в длинной руке, высокий прыщавый парень, а по бокам – угловатый мальчонка с пистолетом и рыжий верзила с автоматом, все трое – не старше пятнадцати. В дальнем, свободном, углу, сидели, сбившись в кучку, ребятишки лет семи-восьми, а среди них – худенькая девушка лет двадцати с небольшим, очевидно, бывшая учительница.

– Руки подними! – скомандовал рыжий. – Ты чего здесь вынюхивал?

– Да не контрик он, а подпольщик переодетый, мы тут одного мальчика искали! – закричала Маринка со слезами на глазах.

– Знаем мы таких подпольщиков! – зло усмехнулся рыжий. Один такой меня уже как-то привел в "штаб вооруженного восстания": до сих пор кровью харкаю... но и он в земле лежит. Может, вы меня искали? Только я вам не "мальчик"!

– Не контрик он! – снова закричала Маринка, обращаясь на этот раз к угрюмо молчавшей девушке как ко взрослому человеку.

Девушка побледнела и напряглась, но с ее задрожавших губ так и не слетело ни единого слова.

– Ольга Дмитриевна сказала "в расход", – бесстрастно пояснил рыжий.

– Как в расход? Как в расход! – вскочила с парты Маринка. Живого человека?!

– Сидеть! – схватил ее прыщавый за волосы.

– А ты, дядя, что молчишь? – робко спросил мальчонка с пистолетом.

Федор ничего не ответил – доказывать, что он "свой", было бессмысленно, да и сам виноват: влез в шкуру контрика – вот и расплачивайся за все контриковские дела. Кроме того, им завладела странная апатия, полное пренебрежение к собственной судьбе, и на все происходящее вокруг него он взирал с чувством отстраненности и легкого недоумения, как если бы он был зрителем, неожиданно для себя очутившимся на сцене в роли недостающего для кульминации представления героя. Смерти он не боялся. (Смерть? Это вон та закутанная в белую простыню тщедушная старушка с намазанным мелом лицом, прячущаяся за кулисами в ожидании своего выхода на сцену?!) Он боялся лишь того, что с ним случится припадок, как в маринкином доме, и он превратится в отвратительного монстра, рвущего всех на куски, чтобы лакнуть из лужи теплой крови... Да и пацанов было жаль, хоть и наглые не по годам ребята.

– Нашел тоже "дядю"! – усмехнулся рыжий. – Давай на выход, – мотнул он автоматным стволом, показывая Федору на дверь.

– Прощай, Маринка! – помахал Федор рукой, словно перед отправлением не в мир иной, а в длительную командировку.

В ответ послышалось лишь рыдание. Рыжий верзила и угловатый мальчонка вывели Федора в дальний угол школьного двора, заваленный ржавым железом. "Все ненужное на слом – соберем металлолом!" – вспомнился Федору старый школьный лозунг.

– Эй, молодогвардейцы, мне хоть могила полагается? крикнул Федор.

– А ты чего веселишься?! – заволновался рыжий.

– День сегодня хороший, – посмотрел Федор в синее небо без единого облачка.

– Тащи лопату, Букварь! – распорядился рыжий.

"Букварь" быстро разыскал лопату в кабинете трудового воспитания, и Федор принялся копать где помягче, осторожно вываливая на траву вместе с грунтом красных дождевых червей: им, наверное, тоже жить хочется.

– Привет землекопам! – раздался за спиной голос Бонифация.

– А ты кто такой? – беспокойно спросил рыжий, переводя дуло автомата с Федора на Бонифация, державшего по мышкой широкую доску.

– Ты, пацан, еще в коленках слаб меня на "ты" называть, неожиданно для Федора заявил астроном-любитель. – Документы у него проверяли?

– Мне на его документы насрать большую кучу! – сплюнул рыжий под ноги Бонифацию.

– Караськин, прекрати грубить и сейчас же проверь документы! – донесся из окна второго этажа слабый, но строгий окрик Ольги Дмитриевны.

– Действуй, Букварь, – сказал рыжий, поморщившись, как от зубной боли.

Не выпуская из рук пистолета – ценная игрушка! – мальчонка просунул тонкую руку во внутренний карман контриковского кителя и выудил оттуда книжицу в черной картонной обложке.

– Волобуев Степан Трофимович, – объявил он, полистав книжицу.

– Да что ты мне фамилию говоришь, шиза! – разозлился рыжий. – На фотографию смотри: похож или нет?

– У того рожа толще... и старее, – всмотрелся мальчонка.

– Что же ты молчал, как рыба об лед?! – заорал рыжий на Федора, явно досадуя на то, что не получится выстрелить из автомата.

– Забыл про документы, – вздохнул Федор.

– Ты, может, еще извиняться перед этими сопляками будешь?! – удивился Бонифаций.

– Никто ни перед кем извиняться не будет, – твердо сказал Федор, вновь обретая утерянный на время командирский голос, потому что никто не виноват, просто времена такие... лихие.

– Лихолетье, – согласился Бонифаций.

– А вы, мужики, поразборчивее будьте и горячки не порите, Федор стянул с себя через голову китель вместе с портупеей и бросил в свежевырытую могилу. – Пусть меня лучше контрики к стенке поставят, хоть умру с честью. Пошли, Бонифаций!

Федор забрал у сникших пацанов оружие, и они с Бонифацием обогнули школу и вышли к парадному входу, где их поджидала Маринка.

– Живой! – бросилась она Федору на шею.

– Он у тебя пуленепробиваемый, – улыбнулся Бонифаций, – его можно одевать на себя вместо свинцового жилета.

– Хорошо ты с ними поговорил, спасибо, что выручил, сказал Федор.

– Мне это ничего не стоило при моем богатом опыте общения с детьми: когда-то я подрабатывал в профессионально-техническом училище преподавателем... Помнишь, Марина?

– Как не помнить, – засмеялась Маринка, – два раза в неделю то с подбитым глазом, то с засосом на шее приходил.

– Маринка, не утрируй! – шутливо погрозил ей пальцем Бонифаций.

– Слушай, Бонифаций, а что это у тебя за доска? – спросил Федор, когда они подошли к мотоциклу.

– Крышка от парты, – Бонифаций поставил доску на тротуар. На ней нацарапана гвоздем "уфомка".

– Что?? – переспросили Федор и Маринка в один голос.

– Универсальная формула организации материи, которую я вывел в конце десятого класса и всю остальную жизнь тщетно пытался вспомнить... Чепуха, конечно, но занимательно. А тут захожу в физический кабинет, сажусь за свою парту – она, родимая, прямо на меня смотрит, – Бонифаций шутливо чмокнул губами доску. – Только вот не знаю теперь, куда ее деть...

– Да-а-а, – протянул Федор насмешливо-озадаченно, – с такой громоздкой формулой далеко не уедешь, да и сопротивление воздуха в ней не учтено... Что ни говори, а это не "Формула-1"!

– Заначь в кустах, – посоветовала Маринка.

– А как насчет интересующего нас лица? – спросил Федор.

– Ничего не обнаружил: все бумаги кто-то уже забрал, ответил Бонифаций, аккуратно приставляя доску к школьной ограде.

– Хотел бы я знать, кому они понадобились, – озадаченно произнес Федор. – Ладно, поехали пока в третью школу.

– В принципе, можно и не ездить, потому что она недавно сгорела, одни черные стены остались.

– Посмотрим, – закричал Федор, с ревом выжимая газ.

Школа и правда погорела, но только в верхней своей части, а дальше помешал, по словам Бонифация, внезапно хлынувший проливной дождь. Оставалась слабая надежда на то, что директорская канцелярия не пострадала, но эта надежда не оправдалась: в пыльной золе удалось раскопать лишь стальные кубки межрайонной спартакиады. Они уже собрались уходить, когда Бонифаций заметил в углу изрядно закопченный несгораемый сейф с торчащим из дверцы ключом.

– Нутром чую: что-то в нем есть интересное, – Федор опустился на колени и чуть ли не засунул голову в сейф, но его ожидало очередное разочарование... Вместо важных документов он обнаружил в темноте железного ящика пустую бутылку из-под коньяка "Наполеон" и питейный сервиз на две персоны – две стопочки-наперстка.

– Видно, директор школы был мужчина, – применила Маринка на практике дедуктивный метод Шерлока Холмса.

– Причем пьющий, – уточнил ее "догадку" Федор.

– А завуч был слабого пола, – внес Бонифаций свою лепту в расследование.

– Почему? – удивилась Маринка.

– Ну это же элементарно, коллега, – пожал плечами Бонифаций, извлекая из сейфа пачку презервативов. Производство Баковской фабрики резиновых изделий, цена 4 коп. Теперь мы все выяснили и можем спокойно возвращаться в исходную точку.

– Но хоть что-то должно отыскаться! – Федор с досады схватился за заднюю стенку сейфа, чтобы перевернуть его, но это не так-то просто было сделать...

– Смотри, штаны не порви, – засмеялась Маринка.

– Стойте, там что-то есть! – воскликнул Бонифаций.

– Где, в штанах? – пуще прежнего захохотала Маринка.

– Под углом сейфа... Подержи еще секунду, Федя, – Бонифаций вытащил из-под сейфа сложенную в несколько раз обгорелую бумажку. – Майна!

Федор опустил сейф, и все трое принялись рассматривать находку.

– ...здрав... пре... рение... оно... вья, – прочитал Бонифаций на полуистлевшей бумажке.

Федор задумался, наморщив лоб, но тут же лицо его прояснилось, и он стукнул себя кулаком по лбу:

– Минздрав СССР предупреждает, – начал он.

– ...курение опасно для вашего здоровья! – закончили все хором.

– А какие это сигареты? – спросила Маринка. – А ну, Боня, разверни... Ой, вижу: кобыла с крыльями!

– Это "Пегас", – сказал Федор.

Ломкие бумажные клочки осыпались на пол, и под ними показалась серебристая фольговая обертка с прожженной полосой на сгибе. Бонифаций развернул сложенную пакетиком фольгу, и из нее выпала на поверхность сейфа туго свернутая бумажка. Бонифаций осторожно распрямил многочисленные сгибы на желтой бумаге, опаленной жаром пламени, и взорам неутомимых следопытов предстал портрет Царя в детские годы.

– У меня в кармане точно такая же фотография, – поднес Федор руку к майке. – Зараза, выбросил вместе с кителем!

– Не беда, – Бонифаций вынул из своего кармана фотографию, выданную ему Федором перед отправлением на поиски. – Да, действительно, снимки лица идентичны, но фон разный: на этой бумажке он просто белый... Но давайте прочтем, что написано под фотографией.

– Читай вслух как самый грамотный, – сказала Маринка.

– "Разыскивается пропавший без вести Ваня (Иван Ильич) Веревкин, 1960 года рождения, проживавший в г. Москве в 3-м Богородском переулке. 31 августа 1970 года около полудня Ваня вышел из дома поиграть во дворе. В последний раз его видели в четыре часа вечера возле строящегося дома на углу 3-го Богородского переулка и ул. Александра Ульянова. На нем были синие шорты от летней пионерской парадной формы и рубашка в мелкую голубую клетку. Всем, кто видел Ваню Веревкина после четырех часов вечера 31 августа 1970 года или знает о его местонахождении в настоящее время, просьба обратиться в ближайшее отделение милиции или опорный пункт охраны общественного порядка". Дальше перечисляются приметы, но мы их и так знаем.

– Все оказалось так просто, что даже не верится: сразу тебе и фамилия, и адрес, – сказал Федор.

– Как это просто?! – удивилась Маринка. – Три школы объездили, тебя шпана чуть не кокнула!

– К тому же мы получили ответ с одним неизвестным: куда пропал Ваня Веревкин? – поддержал ее Бонифаций.

– И все-таки я не совсем понимаю, как эта бумажка оказалась под сейфом, как будто ее кто-то специально для нас подложил.

– Не для нас, но специально, – вдохновился Бонифаций озарившей его догадкой. – Здесь паркет просел – видите? – вот бумажку и положили, чтобы сейф не качался и по полу не стучал.

– Я понимаю, что пол кривой, но сейф – это не обеденный стол, чтобы его раскачивать, – возразил Федор.

– А что завуч был женщиной, забыли?

– Почему обязательно завуч?! – пожала плечами Маринка.

– Не знаю, кто: завуч, сторожиха или председательша родительского комитета, – но сейф как раз удобной высоты для амурных дел... Вот вам и раскачка!

– Преклоняюсь перед мощью вашего интеллекта, дорогой Бонифаций, – шутливо склонил голову Федор. – Если вы еще скажете, как проехать в 3-й Богородский переулок, то получите за ужином двойную порцию помидоров, аж две штуки!

– В 3-м я не бывал, а во 2-м мой приятель жил, – улыбнулся Бонифаций. – Мы с ним в его комнате лет тридцать назад машину времени построили.

– А где она сейчас? – заинтересовалась Маринка.

– Мы ее во время испытаний в двухтысячный год в автономном режиме отправили, так что, может быть, она нас там как раз и дожидается, – засмеялся Бонифаций.

– Ничего, подождет, – почти серьезно сказал Федор. – Поедем в 3-й.

На улице смеркалось: несмотря ни на что, Земля продолжала свое вращение точно по установленному графику, и все с тем же завидным постоянством Солнце садилось на западе, чтобы взойти на востоке... В 3-м Богородском переулке было, как и везде, безлюдно, только на одном из балконов белокирпичного пятиэтажного дома иссохшая бабушка-старушка поливала кактусы в фанерных ящиках. Федор заглушил мотор, чтобы лучше было слышно, и спросил без особых предисловий:

– Добрый вечер, мамаша, Веревкиных знаешь?

– Добрый вечер, – послышался ответ. – Заходите.

Все трое поднялись на второй этаж, в небольшую скромно обставленную однокомнатную квартирку.

– Вы и есть Веревкина? – спросил Бонифаций.

– Была ей когда-то, – вздохнула старушка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж и старой, не старше семидесяти.

– А теперь? – открыла рот Маринка, ожидая услышать нечто особо интересное.

– Теперь Бесфамильная, как в девичестве.

– Без фамилии? – переспросил Федор для полной ясности.

– Зовут меня так, – терпеливо пояснила старушка. – Наталья Егоровна Бесфамильная.

– Вы нам и нужны, – сказал Федор. – Просто удивительно, как мы сразу на вас попали: мы ведь даже номера дома не знали.

– А больше и нет никого на всей улице, – улыбнулась Наталья Егоровна.

– Одна я одинешенька... И по какому вы ко мне делу будете?

– Да тут такая история... – замялся Федор.

– А вы, бабушка, телевизор смотрите? – пришла ему на помощь Маринка.

– Не приведи Господь! – отмахнулась Наталья Егоровна. Слышала я, если выключишь этого зверя сатанинского, то тебя заарестуют, так я его и не включаю... чтоб не выключать.

– Логично, – похвалил Бонифаций.

– Почему же вы из города не уходите? В деревне сейчас легче прожить, – сказал Федор.

– Не могу я уйти, – кротко ответила Наталья Егоровна и замолчала.

– Наверное, привыкли здесь? – участливо спросил Бонифаций.

– Не могу я, – вздохнула Наталья Егоровна. – Мальчик у меня пропал...

Вдруг он, сынок мой, домой придет, а меня нет... Боюсь, не разыщет, если уйду.

– Как же он пропал у вас?

– Ну... После обеда пошел во двор погулять, это накануне начала учебы было, в четвертый класс он перешел у меня, я ему еще форму новую на последние деньги купила, до сих пор в шкафу висит... Пошел во двор с ребятами поиграть, потом – на стройку... 12-этажный дом там тогда строили... Я-то не разрешала на стройку ему, а он с ребятами пошел... Повздорили они там или даже раздрались... Побежал Ванечка домой, но так до сих пор и не пришел...

– И никто его после этого не видел? – спросила Маринка.

– Нет, никто, – покачала головой Наталья Егоровна. Правда, одна у нас на работе сказала мне как бы по секрету, будто она Ваню моего в больнице для больших начальников видела... Она там уборщицей работала, а у нас подрабатывала... И якобы она видела, как Ваню в эту больницу привезли... У них там какой-то кремлевский начальник лежал, большая шишка, и ему кровь нужна была молодая, чтоб не помереть, вот сыночка моего и привезли, – рассказала Наталья Еговровна со странной дрожащей улыбкой. – Но я ей не поверила, потому что она вредная была, все мне завидовала, что у меня сыночек есть, хоть и без мужа, а она с мужем и никак родить не может... А потом она тоже пропала, это ее Бог наказал, чтобы глупостей про Ванечку не болтала.

– Спасибо вам, Наталья Егоровна, – поднялся Федор со стула.

– Может, чайку выпьете? Из зверобоя.

– Спасибо, бабушка, нам пора уже, – сказала Маринка.

– А вы зачем приходили-то? – спросила Наталья Егоровна, провожая гостей.

– Увидели человека на балконе и решили в гости зайти, сказал Бонифаций. – Не слишком много нас, людей, в городе осталось, чтобы мимо друг друга так просто проходить.

– А говорили, Веревкину искали... Но вы еще заходите, дорогу теперь знаете, я что-нибудь к чаю испеку.

– До свидания, бабушка, – поцеловала ее Маринка на прощанье.

Из дома вышли молча. "Все обсудим за ужином", – сказал Федор, как будто кто-то собирался что-то обсуждать на голодный желудок. Они проехали мимо злосчастного 12-этажного дома, ничем не отличавшегося от своих типовых собратьев, и уже через четверть часа сидели за тем же столом, за которым утром начинали расследование.

– Следствие зашло в тупик, – констатировал Бонифаций, задумчиво поглощая премиальный помидор. – Мальчик пропал, свидетель пропал... Все провалились сквозь землю!

– Завтра поедем во 2-й Богородский переулок за твоей машиной времени, – усмехнулся Федор. – Сами станем свидетелями.

– А это идея! – подпрыгнул на табурете Бонифаций.

– По-моему, тебе достаточно, – отодвинула от него Маринка бутылек с самогонкой.

– Вы меня не так поняли, – улыбнулся Бонифаций. – Я имел в виду не машину времени, а саму идею перенестись в прошлое, чтобы стать очевидцем происшествия.

– Как же ты перенесешься, Боня?! – покачала головой Маринка.

– Я вряд ли смогу перенестись, а Федор, вполне вероятно, сможет.

– Каким образом? – Федор посмотрел на Бонифация, как неуспевающий студент на свихнувшегося профессора.

– Дело в том, что у человека, находящегося длительное время в коматозном состоянии, накапливается мощный заряд неизрасходованной биоэнергии, поэтому среди бывших "комиков", как их называл мой приятель-медик, изложивший мне эту теорию, очень много экстрасенсов...

– А ты откуда знаешь, что я "комик"? – неприятно удивился Федор.

– Это я рассказала, – призналась Маринка.

– Ну-ну, продолжай, – сказал Федор Бонифацию.

– Так вот, у некоторых эта энергия настолько велика, что они могут отправить свой энергетический двойник в любую точку пространства и времени. Шанс, конечно, небольшой, но можно попробовать.

– А что для этого нужно?

– Абсолютно ничего, кроме энергии и желания.

– Если я туда и отправлюсь, то не как сторонний наблюдатель, а как активный участник событий, – твердо заявил Федор.

– Боюсь, что это вряд ли осуществимо.

– Почему?

– Выполненные вашим покорным слугой чисто теоретические расчеты показывают, что будущее очень трудно изменить путем вмешательства в прошлое. В долгосрочной перспективе будущее инвариантно: можно изменить "ближнее" будущее, но "дальнее" будущее останется прежним. Это все равно что поставить препятствие на пути ручья: вода обогнет препятствие и пойдет дальше по своему руслу. Есть еще такая поговорка: сколь веревочка ни вейся, все равно один конец. Можно изменить причину, но это еще не означает, что следствие тоже изменится.

– А если эту самую причину не изменить, а устранить?

– Если ты имеешь в виду физическое устранение, то это, несомненно, будет означать радикальное вмешательство, которое повлечет за собой далеко идущие последствия, но... неизвестно, будет ли это к лучшему...

– О чем это вы? – насторожилась Маринка.

– Да так... ученая беседа ни о чем, – успокоил ее Федор.

– Слушайте, ученые, вы что же, убить его хотите?!

– Кого? – Федор сделал вид, что не понял.

– Думаете, я совсем дурочка и ничего не понимаю?! разошлась Маринка. – А вы о матери его подумали? Так у нее хоть какая-то надежда есть...

– Никто об убийстве и не говорит, – сказал Федор, не глядя на Маринку. – И вообще, бесполезно что-то планировать на тридцать лет назад. Если я попаду в прошлое, то буду действовать там по обстоятельствам. Кстати, Бонифаций, сколько времени будет в моем распоряжении?

– Это зависит от запаса энергии, которым ты располагаешь, а поскольку он нам неизвестен, точно сказать нельзя. Может, его хватит на минуту, а может, и на час. В любом случае, тебе нужно будет торопиться.

– Все ясно. Отправляюсь прямо сейчас, пока не передумал, встал Федор из-за стола.

– Доешь хоть картошечку, – заволновалась Маринка.

– Вернусь – доем, – улыбнулся Федор. – Давай инструкции, Бонифаций!

– Какие тут инструкции... Просто зайди в темную комнату, прикрой дверь, чтобы не мешали посторонние звуки, устройся поудобнее на кровати, закрой глаза и представляй себе место и время, в котором хочешь оказаться.

– Ладно, я не прощаюсь, – Федор резко повернулся и удалился.

Он сделал все, как сказал Бонифаций, и, лежа на кровати поверх покрывала, рисовал в своем воображении недостроенный дом на углу 3-го Богородского переулка и улицы Александра Ульянова. "31 августа 1970 года, 31 августа 1970 года, 31 августа..." упорно повторял он про себя. Через некоторое время ему стало спокойно и радостно, будто кто-то огромный и всесильный взял его под свое покровительство, и он понял, что все будет так, как он захочет... В следующее мгновение он почувствовал легкий толчок из-под низа, будто его аккуратно пихнули в спину, и он медленно и плавно, как невесомый воздушный шарик, поднялся вверх, оставив свое тело на кровати. "Жаль, что я вижу себя только сверху, было бы интереснее посмотреть снизу", – подумал он, пролетая сквозь стену в другую комнату. Проплыв мимо безмолвно игравших в шашки Маринки и Бонифация, Федор вылетел в открытую форточку и стремительно взмыл ввысь, штопором ввинчиваясь в небесную твердь.