Текст книги "Оживи покойника"

Автор книги: (Алексрома) Ромаданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

7. Через годы, через расстоянья

Федор очнулся на холодном бетонном полу. Сверху, на месте потолка, синело подсвечиваемое ярким, но не горячим солнцем небо с размазанными по нему перистыми облачками, а снизу раздавались громкие детские голоса: "Прикрой, Колян! Получай, фашистская гадина! Стреляй! Стреляй же!" Федор спустился на один этаж и увидел на лестнице мальчишек с длинными пластмассовыми трубками во рту, через которые они обстреливали рябиной, с шумом выплевывая-выдувая ее, укрывавшегося за стенами недостроенной квартиры "противника" – таких же шалопаев, как и они сами. "Атас!" – закричал один из них, увидев Федора. Загрохотали ступени: пацаны стремглав бросились наутек, очевидно, приняв Федора за строительного рабочего. Перепрыгнув сразу через несколько ступеней, Федор подскочил к бездверному выходу из оборонявшейся квартиры и схватил за шиворот одного из выбегавших сорванцов.

– А-а-ай! – закричал испуганно мальчишка, дрыгая ногами, как пойманный за уши кролик. – Что я вам сделал?!

– Да не бойся, в милицию не отведу... если скажешь, где Веревкин, – прижал его к стене Федор, чтобы не дергался.

– Ванька? Нету его тут, – заныл мальчишка. – Он домой убежал: ему Женька рябининой в глаз зафигачил.

– Давно убежал?

– Не знаю... Минут пять... Отпустите, а?

– Иди и запомни, что стройка – не место... – не успел Федор закончить свое напутствие, как мальчишки и след простыл.

Федор взбежал на последний недостроенный этаж, девятый или десятый, и прошелся взглядом по 3-му Богородскому переулку и улице Александра Ульянова: мальчика в синих шортах и клетчатой рубашке нигде не было видно... Где его теперь искать? Федор еще раз внимательно осмотрел окрестности и заметил в самом начале улицы Александра Ульянова быстро приближающуюся машину скорой помощи. "Неужели, та "вредная женщина с работы" говорила правду? – лихорадочно соображал Федор, сбегая по лестнице. Ваня пошел домой... но мог вернуться, не дойдя до дома, ведь он и не дошел на самом-то деле. Вернулся, а приятелей уже нет, потому что я их вспугнул... И никаких свидетелей!" Когда Федор подбежал к дыре в заборе вокруг стройки, машина с большим красным крестом была уже метрах в двадцати от него. Ехала она теперь не очень быстро и не вполне уверенно, словно водитель что-то высматривал по сторонам дороги. Расстояние – пять метров: водитель повернул голову в противоположную от Федора сторону... Воспользовавшись удобным моментом, Федор проскочил в заборную дыру и прыгнул на передний капот машины... Истерично завизжали тормоза, и, соскользнув с капота, Федор полетел вперед и вниз, ударился плечом об асфальт, несколько раз перевернулся, задев головой за бетонный бордюр проезжей части, и со снятым с макушки скальпом распластался поперек дороги без сознания.

Ударившая в голову боль отлетела, обернувшись черной птицей, и Федор плавно вспарил вверх, на небеса, радуясь удачному исходу дела: медикам теперь придется его подобрать и отвезти в трамвпункт, а когда они вернутся, если они, конечно, вернутся, Ваня Веревкин наверняка уже будет в другом месте: эти мальчишки – шустрые, как ртуть, на одном месте долго не устоят. В таком вот прекрасном настроении Федор прибыл на небеса и увидел сидящих на ватном облаке двух ангелов в белых одеждах, один из которых задушевно говорил другому:

– Мать твою через коромысло! Зря мы мальчишку взяли.

– Зря-зря... Он же видел, как мы этого ханурика сбили... Если бы ханурик пьяным был, тогда другое дело, а он, вроде, трезвый, не пахнет даже, поди докажи, что ты не виноват... И откуда он взялся, как с неба свалился, ебать-колотить! Мальчишка – единственный свидетель, так что мы сразу двух зайцев убьем: мальчишку к нам отвезем – задание выполним, – а этого где-нибудь по дороге выбросим, ищи нас потом!

Федор осторожно разлепил глаза и увидел сидящих к нему спиной на передних сидениях водителя в черной водолазке и санитара в белом халате, а рядом с собой, на соседних носилках, – тихо спящего Ваню Веревкина. Надо было срочно что-то предпринимать, но боль ударила в голову, и Федор поспешил сожмурить чугунные веки...

– А может, этого тоже к нам? – спросил санитар, совсем молодой еще, судя по голосу, парень.

– Ты что, охерел?! – ответил шофер, очевидно, обладавший некоторым авторитетом в силу своей романтически-рваческой профессии.

– Тогда может...

– Нет, лучше не надо. С мальчишкой все шито-крыто будет, потому что задание сверху, государственной, можно сказать, важности, а если мы этого... За такую самодеятельность по головке не погладят!

– Ладно, положим тихонько где-нибудь под забором, и ничего не знаем... Кто сбил, где сбил...

– Опасно, брат.

– Так ты ведь сам только что такой вариант предлагал! удивился санитар.

– А теперь подумал и решил, что опасно: вдруг какая-нибудь сука увидит, как мы его из машины выбрасываем.

– Опасно... Работа такая: по лезвию скальпеля ходим.

– Ну, ты выдал! Зачем рисковать?! Отвезем в ближайший травмпункт и скажем, что нашли на дороге: сволочь какая-то сбила и уехала, а мы подобрали.

– Да, пожалуй, так лучше всего.

Минут через пять машина остановилась.

– Пойду "договорюсь с таможней", а ты тут ханурика покарауль, – сказал санитар. – Если зашевелится, сразу марлечку с хлороформом на морду. Не дай Бог, очухается и мальчишку увидит! Садись возле него – я подожду.

– Не боись, у меня не шелохнется, – над ухом Федора булькнуло, и он почувствовал приторный запах.

– Смотри, сам не захрапи.

– Иди-иди!

"Что делать? – думал Федор, старясь не шевелиться, чтобы не получить "марлечку на морду". – Ладно, пусть они меня из машины вынесут, а там что-нибудь придумаю... Если бы еще не голова разбитая..."

Хлопнула дверь, и раздался злой голос вернувшегося санитара:

– Поехали!

– Куда?

– На х-х... хутор бабочек ловить! Не принимают, сучары, увидели по машине, что мы из четвертой управы, и говорят "к себе и везите". Не знаешь, что ли, завидуют нам, пидоры гнойные, думают, раз мы в "кремлевке" работаем, так и сами как сыры в масле катаемся, чуть ли не спецпайки получаем.

– Не повезло мужику, придется ему в канаве полежать, вздохнул водитель, трогая с места.

– Черт, и время поджимает... Давай вон к тому кусту! распорядился разозленный санитар.

"Ничего, – успокоил себя Федор, – пусть они меня сначала бросят, а только повернутся, чтобы уйти, я их чем под руку попадется сзади огрею. Главное – внезапность".

Машина затормозила, и санитар с водителем вынесли Федора на носилках.

– Это куда ж вы его тащите, милые?! – раздался тонкий женский крик.

– Откуда ты взялась, ведьма старая, – пробормотал себе под нос санитар.

– Да это мы, мамаш, так... так просто, – начал оправдываться водитель.

– Не волнуйтесь, бабуля, мы его только развернуть хотим, а то он у нас вперед ногами в больницу ехал, – пришел ему на помощь санитар.

– Вперед ногами одних покойников возют, – наставительно сказала бабуля.

– Ага, я и говорю... Сразу-то не заметили, а теперь вот перевернуть решили, чтобы все по-человечески.

– Это правильно, соколики! А то молодежь больно ученая пошла, в народные приметы не верют...

– Всего хорошего, мамаш, – перебил ее водитель. – Торопимся мы... жизнь спасать.

– Бог в помощь вам!

– Придется к нам везти, – сказал санитар, заталкивая носилки обратно в машину.

– Может, еще попробуем? Дубль номер два?

– Времени нет, и так опаздываем... Да и бабка нас засекла.

– Хорошо бы, он окочурился по дороге, тогда и вопросов к нам никаких.

– Поехали, по дороге обсудим, чего в приемке врать будем.

"А что, если... вот "очнусь" сейчас и ляпну что-нибудь по-английски, представляю, как они..." – не успел Федор додумать, как ощутил на лице сладкую влажную марлечку... Все пошло кругом, и его засосало в вязкий водоворот тяжелого сна. В привидевшемся ему кошмаре Федор сидел внутри электрической лампочки под потолком той самой комнаты, из которой отправился в прошлое, и наблюдал сквозь кривое и пыльное стекло, как внизу на плюшевом диване сидят в обнимку перед телевизором Маринка с Бонифацием. Впрочем, Федора в данный момент интересовал только телевизор... По экрану шла сильная рябь, и изображение было неконтрастным, но все же можно было рассмотреть прерывавшиеся частыми помехами подвижные, но беззвучные черно-белые картинки: вот бесшумно едет по проспекту карета скорой помощи; вот крупным планом – лицо водителя сквозь лобовое стекло: выбритый до синевы раздвоенный подбородок, нависающий над круглым воротником черной водолазки, тонкие губы, из одного острого угла рта в другой перескакивает прилепленная к языку спичка; вот стоящий к экрану спиной санитар в белом халате и белой шапочке пирожком склонился над лежащим в машине пациентом с кровавой плешью на голове; вот спит на носилках мальчик с припухшим левым глазом; вот вахтер в фуражке открывает ворота подъехавшей машине с широким крестом на боку... "Я сплю и вижу во сне по телевизору, что происходит на самом деле, – сообразил Федор, наблюдая, как машина заезжает внутрь аккуратного двухэтажного особняка в современном стиле. – Пора просыпаться". Он попытался встать, но... куда там встанешь, если сидишь в электрической лампочке! Санитар тем временем вышел из машины и зашевелил губами: он что-то говорил, но ничего не было слышно. "Тут же вакуум!" – дошло до Федора. Он прижал ухо к горячей стенке светящейся лампочки и услышал отзванивающий стеклом голос:

– Поможешь мне мальчишку на второй этаж поднять.

– А этот как же, не сбежит? – хлопнул дверцей водитель.

– Сбежит, и хер с ним, нам главное, чтобы он мальчишку не увидел. Потом отвезем его в главный корпус: здесь всего одна койка, да и та – для "большого человека"... Халат одень, а то пиздюлей надают!

– Да ладно, и так сойдет, с водилы спрос маленький.

Они занесли носилки с Ваней в лифт и уехали. "Все пропало! – схватился за волосы Федор. – Остается только смотреть по телевизору, как из Вани будут выкачивать кровь". И тут его осенило: он прыгнул на раскаленную вольфрамовую нить и, превратившись в электрон, промчался со скоростью света по проводам, оказавшимся на самом деле безбрежной рекой, и влился с потоком электричества в электронно-лучевую трубку телевизора... его швырнуло на экран, и он размазался по его внутренней люминесцентной поверхности слабым пятном сознания.

Федор резко проснулся и, припомнив услышанный в полусне разговор, надел халат водителя; морщась от боли, натянул на голову жесткую крахмальную шапочку и посмотрелся в зеркало заднего обзора: видок был что надо, только лицо замазано кровью. Он вытряхнул на сидение содержимое попавшейся под руку аптечки и, отыскав пузырек со спиртом, протер лицо смоченной в нем ваткой. Затем он вышел из машины и хотел вызвать лифт, но только он протянул руку к кнопке, как сверху послышался грохот неавтоматической железной двери, кнопка загорелась красным, и шахта загудела приближающимся гулом. "Неужели, водитель так быстро возвращается?! Придется его вырубить". Федор снял со стены тяжелый огнетушитель, положил его на грудь и встал так, чтобы оказаться за дверью, когда она откроется... Дверь открылась, и из лифта вышла женщина с непривлекательно озабоченным лицом.

– Вай! – вскрикнула она, увидев за спиной человека с занесенным над ней огнетушителем.

– Чего вы кричите?! – сказал Федор как можно более спокойно, водружая импровизированное оружие обратно на стену. Я из хозяйственного управления, проверяю срок годности пенной жидкости в огнетушителях.

– Ох, а я так напугалась, что чуть ведро не выронила, женщина перехватила другой рукой ведро с водой.

– А вы тут убираетесь? – спросил Федор, подумав про себя: "А ведь это, пожалуй, и есть та самая "вредная женщина".

– Да, – вздохнула женщина, поправляя белую косынку на голове. – Заставляют влажную уборку делать, а горячая вода только на втором этаже... В холоднойто руки мерзнут, а они и так хлоркой разъеденные...

– Одевайте резиновые перчатки, – посоветовал Федор, поспешно ретируясь в лифт.

– Я просила в "хирургичке", так не дали! – крикнула женщина в опустевшую шахту через решетчатую дверь.

Кабина лифта остановилась на втором этаже, и Федор увидел в окошко ее деревянной створки приближавшегося по коридору водителя. "Что делать?!" Федор надвинул шапочку на глаза и быстро вышел, пригнув голову. Поравняться с водителем он все же не решился и свернул в дверь с табличкой "М" – мужской туалет для персонала. Хлопнувшая за Федором дверь тут же вновь распахнулась, и вслед за ним зашел злополучный водитель. Федор подошел вплотную к писуару и, уперев лицо в кафельную стену, расстегнул дрожащими руками ширинку для видимости.

– Закурить случайно не найдется? – раздался за его спиной громкий голос.

– Свои иметь надо! – неожиданно для себя буркнул Федор.

Водитель недобро хмыкнул, но ничего не ответил и молча зашел в кабинку с унитазом.

– Гляжу в озе-о-ра синие, в поля-а-х ромашки рву, – запел он под звон расстегиваемого брючного ремня.

Федор сплюнул в писуар и поспешил выйти в коридор. Коридор заканчивался застекленной дверью, через которую просматривался еще один коридорчик, устланный зеленым ковром и заканчивающийся, в свою очередь, глухой стеной с портретами двух Ильичей – Ленина и Брежнева. Перед дверью возвышался специалист узкого профиля с широкими плечами, прямо-таки "шкаф" двухметрового роста. "Все ясно, – сказал себе Федор. – Раз перед дверью телохранитель, то за дверью должно быть само "тело". Стоять посреди коридора на виду у охранника было глупо и опасно, поэтому Федор пошел в сторону той самой двери, надеясь по дороге свернуть куда-нибудь еще. Проходя мимо одного из кабинетов, дверь в который была приоткрыта, Федор уловил настороженным ухом знакомый голос. Он присел возле двери, сделав вид, что завязывает шнурок, и стал подслушивать.

– Ты хоть группу крови сверил? – спросил тусклый женский голос.

– Конечно, Майя Геннадиевна, сразу как только его... взяли, – ответил недавний попутчик Федора. – Не верите?

– Ты мне этот детский сад брось: веришь – не веришь. Верю, но проверю. В случае чего головой отвечать придется, а у меня дети. Раздень его, пока не проснулся, а я инструмент приготовлю.

"Теперь они от него не отойдут, – стал быстро соображать Федор. – Можно их, конечно, нейтрализовать, но останется "шкаф", а его голыми руками не возьмешь... Главное для меня внезапность, значит, нужно оказаться в таком месте, где появление постороннего наименее вероятно. Хорошо бы пробраться в палату к "телу", Ваню ведь рано или поздно туда привезут на прямое переливание..." Федор поднялся и неспешным шагом двинулся дальше по коридору. "Шкаф" стоит ко мне левым боком и, скорее всего, лицом к хозяину, значит, палата с "телом" на левой стороне". Времени на раздумья больше не было: Федор открыл последнюю перед "шкафом" дверь с левой стороны коридора, успев прочитать на ней "Процедурная", и обнаружил за ней широкоплечего детину, увлеченно массажировавшего обнявшую кушетку пухленькую медсестру в задранном до подмышек халате.

– Что здесь происходит, товарищи? – строго спросил Федор. Как ваши фамилии?

– Зачем же сразу фамилии, – виновато улыбнулся детина, натягивая халатик на белые ляжки сестры.

– Он мне искривление позвоночника лечит, – встала с кушетки сестра, пряча покрасневшее лицо. – Вы не подумайте чего-нибудь...

– Идите помогите Майе Геннадиевне, – сказал Федор, закладывая руки за спину.

Детина с сестрой обошли застывшего посреди комнаты Федора и быстренько удалились. "Интересно, за кого они меня приняли?" улыбнулся Федор, когда захлопнулась дверь. Он выглянул в открытое окно и заметил в предвечерних сумерках прогуливавшегося по дорожке вдоль дома коротко стриженого крепкого парня в больничной пижаме. "Этому "больному" только на медведя с ножом ходить вместо зарядки", – усмехнулся про себя Федор, продолжая осмотр местности. К облюбованной внешней охраной дорожке вплотную подступал небольшой лесок, за которым возвышался огромный главный корпус. Федор осторожно высунул голову в окно и посмотрел направо: окно в палату с "телом" было открыто... "Большой человек" любит свежий воздух, возрадовался Федор, замечая под окнами карниз шириной в полступни, – но как бы он ему не повредил!" Он снял ботинки, чтобы не скользили ноги, и, взяв со столика резиновокрасную грушу клизмы, забросил ее в кусты за дорожкой. Охранник обернулся на шум и полез в кусты проверять, в чем дело, а Федор не мешкая, вылез в окно и, распластавшись по стене, прошел по карнизу к соседнему окну. Ухватившись за раму открытого окна, он заглянул в палату и удивился своему везению: серолицее "тело" почивало с низким храпом на широкой кровати, а его персональная сиделка смотрела по включенному на минимальную громкость телевизору юмористическую передачу "Терем-теремок", почти вплотную придвинувшись на стуле к экрану. Федор влез на мраморный подоконник, бесшумно слез с него на паркетный пол и, пройдя несколько шагов на цыпочках, залез под кровать. При этом он задел ногой за железную утку – утка металлически крякнула, и Федор замер, но сиделка, по-видимому, ничего не услышала, потому что уже в следующую секунду довольно хмыкнула в ответ на какую-то теремковскую шутку. От нечего делать Федор стал прислушиваться к телевизору и уловил обрывок диалога двух бессменных участниц передачи Авдотьи Никитичны и Вероники Маврикиевны.

– Вот я и говорю, он стреляет как Телль, – кокетливо заявила Вероника Маврикиевна.

– Коктейль? – каркнула Авдотья Никитична.

– Хо-хо-хо-хо-хо! – засмеялась в кулачок Вероника Маврикиевна. – Как Те-е-лль. Как Вильгельм Телль.

"Кажется, я это где-то уже слышал, – озадаченно подумал Федор. – Ах да, должно быть, в детстве", – спохватился он. В этот момент над ним послышалось шевеление, сиделка быстро выключила телевизор и подбежала к кровати.

– С пробуждением Вас, дорогой Кузьма Кузьмич! – сладко проговорила она.

– Спасибо, Машенька, спасибо, – хрипло проскрипел Кузьма Кузьмич. – Что, скоро меня на тот свет отпустите революцию делать?

– Ой, что Вы, Кузьма Кузьмич, Вы еще тысячу лет жить будете! – всплеснула руками Машенька, не оценив большевицкого юмора.

– Можно? – со стороны открытой двери послышался деликатный стук.

– Заходите, Эдуард Аркадиевич, светило вы наше, – почти что радостно прохрипел Кузьма Кузьмич. – Скоро отпустите на тот свет революцию делать?

– Придется тамошним пролетариям немножко подождать, ответило "светило", имевшее, судя по фамильярному тону, звание не ниже академика. – Сейчас вот кровку молодую в Вас зальем сразу на пятьдесят лет помолодеете, снова в комсомол вступите.

– М-м, – неопределенно промычал Кузьма Кузьмин.

– Не беспокойтесь, здоровью ребенка ничто не угрожает, поспешил заверить его Эдуард Аркадьевич. – Он вызвался добровольно. Пионер, отличник, из рабочей семьи, русский. Подходит по всем статьям.

– Молодец, – похвалил Кузьма Кузьмич. – Не зря мы в гражданскую свою кровь проливали!

– Приступим, Кузьма Кузьмич?

– Приступайте, Эдуард Аркадьевич.

– Майя Геннадиевна, мы вас ждем, – сказал академик по телефону.

Не прошло и десяти секунд, как в палату въехал на колесиках столик с инструментами и медикаментами, а за ним – каталка с Ваней, который уже проснулся, но отчаянно надеялся, что все еще спит.

– Осторожно, капельницу не заденьте... Левее ставьте, заботливо распоряжался Эдуард Аркадьевич.

– Не волнуйся, малыш, все будет хорошо... Я поправлюсь, вот увидишь, – "успокоил" Ваню Кузьма Кузьмин.

Возле самого лица Федора повисли прозрачные эластичные трубки, соединившие Ваню с "большим человеком". Ваня вскрикнул, и одна из трубок наполнилась темно-красной жидкостью.

– Потерпите, Кузьма Кузьмич, сейчас будет немножко больно, – ласково предупредила Майя Геннадиевна, вводя иглу в вену сановного реципиента.

Кровать задрожала, но старый большевик подавил в себе крик, спокойно выдержав "пытку". "Надо срочно что-то делать!" занервничал Федор. Не придумав ничего лучшего, он стащил со столика с инструментами хромированные ножницы и чикнул ими по трубкам. Крупные красные капли разбились о вощеный пол...

– Что такое? – удивился академик, замерявшим пульс "большому человеку" с другой стороны кровати. – Майя Геннадиевна, почему не поступает кровь?

– Она пролилась, – послышался плаксивый ответ.

– Что?!!

В следующий момент началось нечто такое, на что вряд ли мог рассчитывать сам Федор. В просвете между кроватью и полом быстро замелькали ноги, и палата потонула в криках: "Порвалась! Как порвалась?! И эта тоже?! Иглу вынь! Убить тебя мало! Кровь подотри! Жгут давай! Жгут давай!! Жгут давай!!! Забыли! Забыли!! Забыли!!!" Раздался дробный топот, и все ноги унеслись. "В тюрьму вас всех, в тюрьму!" – глухо донесся из коридора голос поддавшегося общей панике академика. Воспользовавшись моментом, Федор выскочил из-под кровати.

– Вы по какому... вопросу? – пролепетал ничего не понимающий Кузьма Кузьмич.

– По вопросу жизни и смерти, – ответил Федор, перезая окровавленными ножницами идущую от капельницы трубку. – Привет от грядущих поколений!

Прихватив со столика что потяжелее – толстую бутыль, начиненную ватными тампонами, – Федор уперся в ручку каталки с ошалелым Ваней и, быстро разогнав ее, выбежал в коридор. "Кузьма Кузьмин просит вас помочь ему позвонить по кремлевской вертушке", – крикнул он явно забеспокоившемуся "шкафу". "Шкаф" молча повернулся, чтобы пройти в палату... Федор высоко подпрыгнул и долбанул его бутылью по голове – толстое стекло загудело, но не разбилось, а "шкаф" закачался, но не упал. Федор размахнулся пошире и хрястнул по лбу безмолвно развернувшегося охранника – стекло глухо звякнуло, и на серый костюм осевшего по дверному косяку "шкафа" крупным снегом посыпались белые тампоны. "В чем дело?" – послышался сзади взволнованный голос Эдуарда Аркадиевича. Федор быстро обернулся и увидел посреди коридора группу из нескольких человек перепуганного персонала во главе с самим академиком. Вместо ответа Федор снова разогнал каталку и направил ее прямо на скопление белых халатов... Меньше всех повезло академику: он почему-то был уверен в том, что с ним ничего не случится, и вовремя не отскочил к стене, а в результате был отброшен на ту же стену, но со сломанным ребром. Вырвав на бегу жгут из рук одуревшей от горя Майи Геннадиевны, Федор устремился к лифту, и пока он дожидался шедшую с первого этажа кабину, все, кто был в коридоре, замерев в безмолвии, смотрели на него с испугом и любопытством, как на пришельца из другой галактики. В лифте с Федором случилась истерика от нервного перенапряжения и, перетягивая Ванину руку резиновым жгутом, он хохотал до слез, вспоминая эту немую сцену.

Федор вышел из лифта, оставив дверь открытой, чтобы кабину нельзя было вызвать наверх, выбежал в полумрак вечерних сумерек, обогнул цветник и по широкой асфальтовой дороге, проходящей через всю огромную территорию пригородного больничного комплекса, помчал каталку в сторону ворот. "Главное, чтобы нас заметило как можно больше людей: "слуги народа" как огня боятся слухов – об огласке говорить не приходится, – лучше бы даже устроить небольшой скандал", размышлял Федор.

– Дядя, ты кто? – неожиданно спросил несколько пришедший в себя на свежем воздухе Ваня.

– Посланец, – ответил, задыхаясь, Федор, – из будущего.

– Уя-а, – восхитился Ваня. – Из коммунизма?

– Что-то вроде того...

Федор скосил взгляд в сторону остававшегося слева главного корпуса: рядом с ним никого не было видно, должно быть, больные ужинали. "Стой, стрелять буду!" – послышался сзади крик. Федор на секунду обернулся и увидел метрах в пятидесяти борзо догонявшего его с пистолетом в руке поджарого охранника, того самого, которого он отправил в кусты за клизмой. "Врешь, не будешь ты стрелять, – мысленно ответил ему Федор, – здесь тебе не полигон, а правительственная больница". Однако разрыв между ними быстро сокращался. Когда сзади уже было слышно азартное дыхание налегке бежавшего охранника, Федор отпустил каталку с привязанным к ней Ваней и, резко затормозив, приготовил для набегавшего охранника подкат. "Ха!" – весело выдохнул охранник, перепрыгивая через согнувшегося перед ним Федора. Моментально среагировав, Федор успел поймать его за ногу – охранник дернулся в руке Федора, увлекая его за собой, и хряпнул носом об асфальт. Федор вскочил и, наступив ногой на запястье охотника, вырвал из его руки пистолет.

– Не штреляй, – попросил разбитыми губами перевернувшийся на спину охранник.

– Отдыхай! – Федор подпрыгнул и опустился пяткой на его солнечное сплетение.

Нейтрализовав преследователя, Федор подбежал к перевернувшейся на обочине каталке.

– Ты как, нормально? – потрепал он по вихрам боком висевшего на ремнях Ваню.

– Ээ!

– Что такое "ээ"? – улыбнулся Федор, ставя каталку на колеса.

– Здорово ты его! – восхищенно сказал Ваня.

"Ну-ну, – подумал Федор. – Знал бы ты, что сейчас решается судьба твоего царствования..."

– Потерпи еще немного, скоро тебя отвяжу, – сказал он вслух, впрягаясь в каталку.

До ворот уже оставалось недалеко. Возле самого забора Федор увидел пруд, по бережку которого прогуливалась парочка в больничных халатах. "Привет влюбленным!" – крикнул Федор. Парочка тут же растворилась в темноте: скандала не получилось... Зато в световом пятне от фонаря промелькнул престарелый привратник в фуражке.

– Эй, дед, иди сюда! – закричал Федор, останавливаясь.

– Чем могу?.. – вышел дед на освещенную дорогу.

– Отпирай ворота, не то пиджак для посмертного ордена продырявлю, я псих! – взмахнул Федор пистолетом.

– Не... нет... нет ключей, – пролепетал дед, заикаясь.

– Как нет?!

– Позвонили, сказали в пруд выбросить, честное пенсионерское! – затрясся дед.

– Веди через будку!

При помощи деда Федор перетащил каталку через две ступеньки и вышел сквозь будку за территорию больницы, на дорогу, обставленную с правой стороны жилыми пятиэтажками. Не теряя времени, он начал расстегивать ремни на Ване, но тут же заметил несколько мчащихся по дороге к больнице черных "Волг" с потушенными фарами. Бежать было бесполезно... Тогда Федор вытянул вверх руку с пистолетом и высадил в ночное небо всю обойму. В окнах ближайших домов отдернулись занавески... "Рай отменяется!" – крикнул Федор из последних сил и отключился.

* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

1. Тайна Белой звезды

13 декабря 1985 года. Возвращаясь с работы домой, Федор уже вставил ключ в замочную скважину, когда вдруг вспомнил, что не зашел в булочную у метро. По инерции он повернул ключ на один оборот и замер, прикидывая, как ему лучше поступить: вернуться и купить свежего хлеба или обойтись черствым, лишний раз не утруждая уставших от стояния в метро ног. После непродолжительной внутренней борьбы голод капитулировал перед ленью...

Поужинав продуктами, заготовленными специально для него родителями перед их отъездом в подмосковный пансионат, Федор побросал грязную посуду в раковину, залил ее горячей водой, чтобы отмокала, и отправился с кухни в гостиную смотреть телевизор. Он включил свой цветной "Рубин" и принялся было искать на журнальном столике "Комсомольскую правду" с программой на неделю, но тут по ушам ему ударил громкий шум помех. Он крутанул тумблер переключателя каналов – по всем программам заливались трелью на белом поле электронные цикады. "Должно быть, опять лампа перегорела, – вздохнул Федор, выключая телевизор. – Ладно, лягу спать пораньше. И так напахался за неделю, а завтра еще черная суббота".

Федор разделся, выключил свет и лег в постель. Ему не спалось, что-то мешало спать. Он открыл глаза и увидел, что комната залита серебристо-белым светом. Что бы это значило? Федор встал и подошел к окну – в лицо ему ударил слепящий ветер Белой звезды... То есть, это был, конечно, свет, но он подобно ветру овевал лицо и путался в волосах. И в этом свете Федор вспомнил все то, чего с ним не было в будущем: заманчивую адскую рекламу по телевизору, путешествие в Хелл-Сити, встречу с земляками, поход на Барабашкин, службу в спецназе, жизнь в горах, возвращение на Землю, дни, проведенные с Маринкой, розыски Вани Веревкина и, наконец, его похищение из больницы.

Вот только про Белую звезду он почти ничего не вспомнил... Разве что приснилось однажды странное существо, передавшее приказ с Белой звезды насчет устранения Царя, но мало ли что приснится, тем более в будущем, которого на самом деле не было. И тут он заметил протянувшуюся от Белой звезды к окну серебряную нить. Оставляя в воздухе светящийся след, нить описала окружность метрового диаметра... Неведомая сила затянула Федора в образовавшийся черный тоннель, и он полетел по нему навстречу белому свету.

2. Встреча на белом свете (от автора)

Давно я готовился к этой встрече – еще бы, первая в истории мировой литературы встреча автора с героем своего произведения! – но вот теперь не знаю даже, с чего начать разговор. Да и сама встреча – только на бумаге... (а теперь вот и в компьютер, ха-ха). А как же иначе, если я соткан из материи, а Федор – из моего воображения? Эх, тяжело все это! Что же сказать ему? Поздороваться, что ли, для начала?

– Здравствуй, Федор. Как долетел?

– Здравствуй, Саша. Хорошо.

– Ты знаешь мое имя? – спрашиваю я.

– Только что узнал благодаря своим экстрасенсорным способностям, – усмехается Федор. – А теперь тебя, кажется, зовут еще и Алексромой. Скажи, зачем тебе все это понадобилось?

– Что "это"?

– Отправлять меня в Хелл-Сити, водить за нос по Барабашкину, подрывать на гранате, лишать памяти, превращать в монстра, забрасывать в прошлое и разбивать там голову?

– Ну... Я ведь не только "водил за нос, подрывал и лишал", одним словом, делал тебе не только пакости, но и что-то приятное: потчевал деликатесами, поил дорогими винами, подкармливал во время всеобщего голода... И потом, я здорово помогал тебе в ущерб достоверности.

– Помогал? – удивляется Федор.

– Конечно, – невозмутимо отвечаю я. – Кто подсунул тебе в маринкином доме фотографию ее подруги, которая навела тебя на след? Кто подложил листок с ваниным адресом под сейф? Кто открыл окно в палате Кузьмы Кузьмича? Кто тебя сотворил, наконец, если у тебя даже папы с мамой нет, одно о них упоминание?

– Тогда скажи, зачем ты меня "сотворил"? – ловит меня на слове Федор.

– Этого я и сам не знаю, – признаюсь я. – Надо мной ведь тоже есть своя звезда, но она мне ничего не объясняет, как я тебе...

– С этого и надо было начинать, – заявляет Федор. – Теперь я вижу, что с тобой говорить бесполезно, придется дойти до твоей звезды и там во всем разобраться.

– Как это ты дойдешь?! – удивляюсь я.

– Очень просто. Книга окончена, теперь я тебе не подчиняюсь и волен идти куда захочу, не так ли?