Текст книги "Журналисты не отдыхают"

Автор книги: Алексей Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

В общем, в сельском хозяйстве сам черт ногу сломит. Но кормили нас в этом кабаке хорошей кавказской кухней – и армянской, и грузинской и кулинарными изысками северокавказских народов. Я это мог оценить – бывал я на Кавказе и в той жизни, и в этой.

Цены были в этом кабаке... Даже квалифицированному рабочему и зайти-то страшно. Члену партии, казалось бы, тоже. Существовал закон о партмаксимуме – согласно ему члены ВКП(б) не могли получать зарплату больше квалифицированного рабочего. Но имелись и обходные пути. Гонорары за разные публикации под пармаксимум не попадали. А мы-то все были журналистами!

Так что если хочешь хорошо посидеть – напиши заранее статью. К тому же всем ребятам из РОСТА там делали большую скидку.

А вообще-то я понял многие вещи, которые раньше... ну осознавал умом, но по-настоящему не врубался. Это была бешеная ненависть к нэпманам. Данные типы и в самом деле являлись отвратительными персонажами. Для сравнения. Бандюки начала девяностых были своеобразными ребятами. Но трусами они точно не были. Их было за что уважать. Это были серьезные парни, готовые убивать и умирать. В данном времени большинство таких ребят было среди наших или околачивались у Махно. А кто не понял политическую ситуацию, так вечная им память.

А тут вылезла какая-то мерзкая мразь. После общения с которой хочется вымыть руки. Ну, в самом деле. Как рассказывали, в том самом кабаке на Большой Никитской Сергей Есенин возил одного такого буржуя мордой по салату – а его трое спутников сидели на ж... ровно и ничего не сделали.

А вот о Есенине. Имелся в Москве кабак на Тверском бульваре. Там располагалась Российская и Московская ассоциации пролетарских писателей. Этот дом описан Булгаковым под именем "Грибоедов". Так вот, при этом заведении имелся и кабак. Он ничем не напоминал то, что описано в знаменитом произведении. Туда пускали всех – и выглядел он как обычный привокзальный шалман. В небольшом зале имелось столько столиков, что не повернуться. Оно ясно – налог-то с данных мест брали исходя из площади помещения, так что владельцы старались максимально использовать доступное пространство. Подавали тут пиво, водку и самую немудреную закуску.

Вокруг столиков кучковались кампании, которые чуть ли облепляли столики. Время от времени тот или иной человек перемещался от одной кампании другой. Это была своя тусовка. И ведь там пьянствовали ТАКИЕ люди...

К примеру, в это кабаке Есенин утверждался в имидже пьяного скандалиста. На самом-то деле пил он в это время не слишком много. И никогда не докапывался до тех, кто может ему всерьез навалять. И для тех, кто может ему испортить карьеру – тоже.

Вот мы зашли со Светланой в данный кабак. Есенин был в своем репертуаре. Он наезжал Осипа Мандельштама.

– Это кто тут поэт? Я поэт! А ты вообще не знаю кто!

Есенин явно держался в определенных рамках. Он-то был здоровенным парнем – и, если бы захотел, хлипкого Мандельштама мог бы смести одним ударом. Но Сергей просто "бычил", демонстрируя, кто в этом кабаке главный. А будущая "жертва сталинского режима" выглядел полным чмошником. Он откровенно ссал. Глядел, как вокруг его морды машут кулаками и не пытался защищаться. Хотя бы словесно.

– А вот я сейчас тебе объясню, кто такой настоящий поэт, – продолжал орать Есенин.

Я бы не вмешивался. Я испытывал рефлекторное отвращение к Осипу Мандельштаму. И поэт не виноват. Меня его стихи вообще не трогали. Ну, сочинял чтой-то человек. Мне-то какое дело? Тем более, кто он по сравнению не только с Маяковским, Блоком, Брюсовым, Хлебниковым – так даже с Асеевым или Тихоновым? Или если уж зашла речь о евреях – так Багрицкий, который пока что не проявился – но будет покруче него. В эту эпоху на такую мелочь как Мандельштам просто внимания не обращали. Но вот визг, который подняли по поводу Мандельштама в моё время всякие либерасты... Я очень хорошо знал по именам этих тварей.

Так что я собирался попить пивка и поглядеть, что случится дальше. Если даже Есенин выбьет Мандельштаму пару зубов – мировая культура от этого ничего не потеряет.

Но вмешалась Светлана. Она Мандельштама не уважала, но Есенин ей тоже не очень нравился. Именно за то, что раскручивал свою популярность на богемных скандалах. "Богема – это мелкобуржуазная мерзость" – говорила моя подруга. А ведь в данное время слово "мелкобуржуазный" среди коммунистов означало примерно то же, что в моём времени "пидор".

– Сергей, вы что тут хулиганите? – Обратилась она к Есенину.

Тот обернулся, увидел нас и сразу как-то потух. Мы, разумеется, не были его начальниками. Но в наших структурах его печатали. Так что ссориться Есенину с нами было совсем ни к чему.

Он, до этого выглядевший абсолютно пьяным, мигом протрезвел.

– Светлана, Михаил. Как я рад вас тут видеть! Идите к нашему столу.

Как по волшебству, оказался свободный столик. Возле него сидели только Есенин и Мариенгоф. Нам быстро принесли пиво и закуску – порезанную соленую рыбу и какие-то изделия из муки типа крекеров. Впрочем, Сергей снова отвалил – он присоединился к компании его поклонников, среди которых имелись девушки. Он начал увиваться возле одной из них, явной еврейкой. Что у него, судьба такая*?

(* В РИ Есенину нравились еврейские девушки.)

Ну, это ладно, не мне ведь Есенина учить, с кем спать. А вот Мариенгоф, хлебнув из кружки, завел интересный базар.

– Товарищ Коньков...

– Давайте уж Сергей, раз мы тут пиво пьем.

– Сергей, я говорю о нашей группе...

Вопрос был интересный. Дело даже не в том, что среди имажинистов был Есенин. Ведь их метод уже в моё время вполне пришелся ко двору в текстах русских рок-групп. Ведь в самом деле – а что такое тексты Кинчева, Шевчука или Цоя? Именно то, о чем говорили имажинисты. Набор крутых образов. На бумаге читать эти произведения невозможно. Но под музыку они звучат. А если... До рока пока далеко. Но...

А тут вдруг у меня всплыла дикая мысль. Рок-н-ролл! Ведь метод имажинистов – это как раз нагромождение "крутых" образов, которое вполне работало в русском роке. А что... Нет электрогитар и прочей аппаратуры? Фигня война. Ведь в пору моей юности у Гребенщикова, Кинчева и многих иных ребят имелись акустические концерты. В которых музыканты играли на обычных гитарах и всякой ритмической хрени. Значит, рок – это не гитарные риффы, и не обвал киловатт. Это нечто... А вот у футуристов и имажинтстов это "нечто" есть. А нет электрогитар – так саксофоны имеются. А вместо бас-гитары сойдет и бас-балалайка. Если даже её нет – создадим! Большевики и не то создавали! А ударные установки – если их и нет, то скоро будут. А в чем дело-то. Главное в роке – не стучать по барабанам, а лупить. И не петь, а орать*.

(* Специально для любителей уличать автора в ошибках. ГГ – не музыкант, он в музыке не слишком разбирается. Он любит хард-рок 70-х.)

– Анатолий, а вы знаете, что такое регтайм?

– Я музыку терпеть не могу. Я просто не понимаю её смысла.

– А насчет музыки это вы зря. Поговорите с друзьями. Музыка – это великая сила. Нужно только грамотно её использовать. Давайте попробуем. Я не о том, чтобы положить ваши стихи на музыку. Я о новом виде искусства. В котором будет сочетаться музыка и поэзия.

Мариенгоф задумался. И сделал правильные выводы. Это был шанс обойти Маяковского и его дружков. Все представители левых направлений хотели пробраться поближе к власти. А вот тут такое предложение.

Я добавил:

– Анатолий, я знаю, что вам по ушам стадо слонов прошло, поэтому вы музыку не воспринимаете.

– А вы поэт! Нет, какой образ. Но вы правильно сказали. Для меня музыка просто шум. Но вот для Сережи... Погодите, я его позову...

Вскоре к нам подошел Есенин. У него-то с музыкальным слухом было всё в порядке. Недаром говорили: "Есенина в России не читают, Есенина в России поют". И в моем времени группа "Альфа" неплохо запузырила песню Есенина. А найти музыкантов и сформировать группу – это уж вопросы чисто технические. Если получится – и сотню групп сформируем.

For those above to rock! We salute them!

Итак, я запарился идеей внедрить в это время рок-н-ролл. Дело тут даже не в моих личных пристрастиях. Хотя и в них тоже. Революционные песни по драйву были покруче рока. Но вот хотелось к ним добавить басов и барабанов... Что мне нравилось в роке, кроме собственно музыки? А то, что группы собирали не профессионалы. Ребята с нашего двора. Я дико ненавидел "творческую интеллигенцию". Которая продала мою страну за грошовые подачки. Так что пусть будет им альтернатива.

Но с реализацией моей светлой идеи оказалось много проблем. Я знал рок как слушатель. Я в той жизни слушал, в основном, "харду" семидесятых. Ну, там Deep Purple, Led Zeppelin, Black Sabbath, Rainbow, Nazareth и прочую подобную ботву. Из русского рока мне нравились "Алиса", "Кино", и архангельская группа "Облачный край".

А как там они играли – я не очень представлял. Ну, понятно, знал, что рок-музыка развилась из блюза. Так ведь сейчас мало кто знал, что такое блюз. Светлана умела играть на фоно, но как она честно признавалась, всего лишь "блямкала". То есть, умела изображать то, чему её учили. А больше никак.

А гитары в этом времени вообще не котировались. Они считались мещанским инструментом, на котором можно исполнять лишь душещипательные баллады. Так что к гитарам относились так же, как в моё время – к Филиппу Киркорову или Донцовой. Их презирали все – и коммунисты, и разные там эстеты. А как объяснить, что гитара способна на большее? Если я её держать в руках не умею.

В общем, моя идея прогорела и стала чадить. Но вот тут... Мы сидели со Светланой на кухне своей огромной квартиры и тихо-мирно пили чай из самовара. Квартира, кстати, производила мрачное впечатление – она выглядела полностью запущенной. А что вы хотите от парочки журналистов? У настоящего журналиста ведь нет ничего, кроме его работы. Вот и у нас не было. Так что кухня являлась для нас (кроме постели) более-менее обитаемым местом.

А тут раздался дверной звонок. Мы отреагировали грамотно – встали по обе сторону двери. Ну, и понятно, достали оружие. Светлана открыла дверь. И вдруг завопила.

– Андрей! Это ты!

Она сунула в карман наган и бросилась гостю на шею.

Да, это был наш товарищ Андрей Савельев, командир бронепоезда, с которым мы проехали сотни километров. Он был весь в коже, на лацканах его тужурки виднелись на черных петлицах красные ромбы комбрига. За его спиной стоял огромный бородатый мужик в шинели. На шинели этого товарища имелись черные петлицы с четырьмя "шпалами". На голове у него был черный берет с красной звездой.

У гостей с собой было. Сибирская самогонка – это дело серьезное. Так что после второй мы разговорились. Андрей на Дальнем Востоке очень преуспел. Он командовал бригадой бронепоездов. Его спутника звали Никифор Воскресенский. Он был из старообрядцев, но водочку-то пил как православный. А занимался он формированием "десантных" подразделений. Как я понял, это был спецназ. Да, товарищ Слащов очень опередил своё время.

Парни приехали в Москву для того, чтобы решить какие-то там темы.

А водки было много, к тому же говорить о том, зачем приехали товарищи, не стоило. Так что разговор сполз на мои проблемы. В том числе и о музыке. И тут Никифор изрек:

– Товарищ Сергей, ты вообще не тем концом думаешь. Я понимаю – ты жил в Америке. Но у нас не Америка! А мы тоже кое-что можем. Есть инструмент?

Инструмента у нас не имелось. Но Светлана вспомнила, что у дворника, дяди Паши, была гармонь. Она сбегала и одолжила.

Воскресенский опробовал инструмент.

– Вы знаете, как я играть научился? Был у нас на германской парень. Хорошо играл. Да потом его убили. Гармонь мне досталась. А что делать? Вот научился.

Итак, инструмент прибыл. Никифор развернул меха. И заорал хриплым голосом.

Эх яблочко, да на тарелочке

Погибает беляк в перестрелочке.

Эх яблочко, да оловянное

Колчаковская власть окаянная.

А пароход идет, дымит кольцами.

Будем рыб кормить мы японцами.

Эх, яблочко, да корни цепкие

А Советская власть очень крепкая*.

(* Это подлинные частушки времен Гражданской войны.)

Я стал выбивать ритм по столу. А Светлана подхватила припев.

Эх, яблочко, куда ты котишься.

К партизанам попадешь – не воротишься!

А ведь это и был рок! Самый настоящий. Том Вейтс и Ник Кейв отдыхают. И на фига этот самый блюз? Вот тут ну, чуть баса поддать, чуть ударных...

Никифор поддался мои уговоры и сделал пару концертов. А дальше уже подоспели леваки.

Традиционный русский строй, который очень отличался от всяких ямбов и хореев, многим понравился. Как и идея исполнять стихи под музыку. Как и возможность использовать ритм-секцию. Тут разобрались и без меня. Наша страна богата талантами. В итоге появились многочисленные молодежные группы. Они были все очень бедные. К примеру, ударные установки они делали из того, что имелось под рукой. Кастрюли, сковородки и всё такое прочее. И их музыка построена была совсем не на блюзе, а на русской песне. Настоящей. Люди моего времени за "русскую народную песню" считали то, что сочинили в XIX веке профессиональные композиторы. Ну, а потом уже был полный позор вроде великого казачьего певца Александра Розенбаума. А реальная русская песня была совсем иной. Большевики были виноваты, что русскую культуру забыли? Ну, где-то виноваты и большевики. Но вот я знаю по фамилиям товарищей, из-за которых это произошло. И почему-то у них совсем не русские фамилии. Кроме Бухарина. Но я так и не понял, почему этот товарищ настолько ненавидел свой народ.

А мы раскручивали свою тему. А тема-то поперла. Это в моём времени Федя Чистяков выглядел офигенно крутым*. Прости меня, Федя, что ты уже первым не будешь. Но революционная целесообразность...

(* Федор Чистяков, лидер рок-группы "Ноль". Главной "изюминкой" этой группы было то, что лидирующим инструментом был баян, на котором играл Федор.)

А сейчас люди быстро просекли, что гармошка плюс ударные – это сильно. Так что появилось множество групп. В большинстве они исполняли революционные тексты. А тексты-то были такими, что продирали до костей.

Слушай, товарищ. Война началася.

Бросай своё дело, в поход собирайся.

Смело мы в бой пойдем за власть Советов

И как один умрем в борьбе за это.

Рвутся снаряды, трещат пулемёты.

Но их не боятся красные роты*.

(* Для тех, кто хочет сказать, что примерно такая же песня была у Дроздовцев – можете идти лесом. Я это знаю.)

Песня и так сильная. А вот когда она исполняется в "тяжелом" варианте... Ребятки-комсомольцы быстро сообразили. Соло – баян, вторая гармошка, если есть, подыгрывает. А ритм-секция – уж что придется. Кто лабал на бас-балалайке, кто на контрабасе. Ну, а ударные установки ребята собрали быстро. Всё-таки основная масса большевиков – это рабочие, а не брехливые интеллигенты. К сожалению, пока не было особых возможностей тиражировать эти группы. Пластинки... Ну, да. Но вот качество записи меня вводило в ступор. Это был просто ужас, помноженный на кошмар.

Но лучше хоть что-то, чем ничего. Пластинки пошли, их покупали. В том числе – они стали продаваться и за рубежом. И там тоже стали создаваться подобные группы. В каждой стране есть народная музыка. Вот её просто сделали немного жестче... Тут нам очень помогли наши противники. Они стали кричать, что эта музыка "вульгарная" и "плебейская". Ну, вы поняли? Да плебейская! Значит – пролетарская.

Значит – наша.

Идет вперед СССР

В феврале 1922 года случилась международная встреча в Цюрихе. Как я понимал, она замещала Генуэзскую конференцию в моей истории. Только в Генуе встречаться было уж точно нельзя. Там бегали по улицам отряды леваков и папистов – и палили друг в друга. Правительственные войска предпочитали сидеть и казармах и не высовываться – потому что рисковали получить люлей с двух сторон сразу...

А в Швейцарии было пока что тихо. Хотя намеченная конференция обещала быть веселой. Ведь никакой Лиги наций не имелось. Франция и Германия продолжали стоять друг против друга как два готовых в схватке кота. Положение Великобритании было странным. Германия требовала вернуть ей колонии, которые англы прихватили во время Великой войны. Гордым сынам Альбиона не то чтобы были особо нужны Камерун и пустыня Намиб. Но в свете того, творилось в Ирландии – отдать что-то полагали неправильным. Тем более, что и в Афганистане, и в Персии были свои повстанцы, которые англов гоняли только в путь. Так что выполнить германские требования – получалась полная утрата престижа. А вот САСШ ослабление Великобритании явно нравилось. Там ребята были менее зашоренные – они понимали: колониализм в классическом виде отжил своё. А для грабежа и угнетения имеются более прогрессивные способы...

И уж для того, чтобы точно никому скучно не было, на конференцию прибыла делегация СССР во главе с Лениным. Это было бомбой. Речь пока что не шла об официальном признании нашей страны, то, что её пригласили на тусовку международного политического бомонда говорил о многом. А куда было деваться? Рушиться СССР пока не собирался, и невозможно уже стало делать вид, что такой страны не существует. Тем более, что многие деловые круги хотели тут подзаработать.

К примеру, незадолго до конференции мы сидели в Москве в кабаке на Большой Никитской с одним американцем. Разговор был неофициальный и достаточно откровенный.

– Сергей, что бы вы там не говорили, но людей не переделать. Вот как было во время Великой французской революции. Начинали с разговоров про свободу, равенство и братство, а потом пришли к власти деловые люди.

– Но там закончилось всё Наполеоном.

– Потому что противники революционеров были идиотами. Они хотели вернуть старый порядок. А вот для американских деловых людей нет никакой разницы, какой у вас флаг. Это закон жизни. Был слабый правитель, его убрали, пришли сильные. И почему бы нам не сотрудничать?

В общем, представителям европейских стран пришлось воспринимать появление делегации СССР как данность. А вот представители эмигрантов взвыли диким воем. Ведь они оказывались на обочине. Кое-кто даже решил послать в Женеву боевиков-террористов. Но тут выяснилось, что швейцарская власть совсем не такая "игрушечная", как мне всегда казалось. Большинство из было выловлено именно швейцарскими службами безопасности. А мы послали руководителям эмигрантов очень толстый намек, что в случае чего мы жалеть никого не станем. И ведь мы бы ответили за базар. Товарищу Дзержинскому я уже подсказал идею, про использование крупнокалиберных английских "слонобоев" с разрывными пулями в качестве снайперок. Штука надежная – при попадании в любую часть тела летальный исход гарантирован. Пока что это ноу-хау не применяли. Ждали подходящего случая.

Но, видимо, главари эмигрантов пятой точкой почувствовали: мы шутить не намерены. А это ведь большая разница – посылать кого-то за кордон на смерть – или ждать, что и тебе может в любой момент прилететь.

Так что эмигрантские организации ограничились воем в прессе.

Правда, появились новые противники. Это были попы. Нет, не наши. Патриарх Тихон относился к Советской власти куда лояльнее, чем в моей истории. Белых Церковь не поддерживала – просто потому что не успела. К тому же, Церковь добровольно выдала достаточно крупные средства на помощь голодающим в Поволжье. Здесь была и некоторая моя заслуга. Я, если помните, намекнул патриарху, что мы в случае чего станем раскручивать старообрядцев. А чтобы попам было не скучно – время от времени мы поднимали дискуссию на тему возрождения язычества. Бред, конечно, в это время язычеством баловались лишь редкие представители интеллигенции. Но у большевиков уже сложилась репутация: они могут всё и кое-что сверх того.

Но самое главное было в другом. Патриарх Тихон видел то, что происходило в Италии. И он прекрасно понимал – у нас тоже имеется достаточно отморозков, которым надо только дать команду "фас!" А потом разбираться большевикам будет уже не с кем.

Тем более, что Его святейшество в людях-то разбирался. Он видел: я не открытый конфликт идти не хочу. Так что время от времени его люди мне даже жаловались на разные выходки наиболее радикально настроенных атеистов.

Но это были настроения в СССР. А вот за рубежом – совсем иные. И дело даже не в том, что идейную девственность куда легче хранить, когда ты сидишь в безопасности, а не ожидаешь, что к тебе могут заявиться чекисты с наганами или какие-нибудь воинствующие безбожники с тяжелыми предметами. Дело-то в ином. В моей истории разные невнятные представители "православной общественности" много вопили про "возвращение церковной собственности". А вот попы помалкивали. Потому что они-то знали: никакой собственности в Российской империи у Церкви в 1917 году не было! Вся она находилась на балансе Священного синода – то есть, государственного учреждения. Исключением являлись только храмы, построенные кем-то за собственный счет.

А вот за рубежом дело обстояло не так. По чисто прагматической причине. Законодательство большинства стран отнюдь не приветствовало наличие на своей территории собственности чужого государства, тем более, не всегда дружественного. Как, например, в Палестине, где до Войны рулили турки.

И кому это принадлежало сейчас – было не очень понятно. А раз так – так и нашлись желающие прибрать данное хозяйство к рукам. Как и в моей истории, антисоветски настроенные попы собрались в Карловых Варах и вынесли настолько резкое решение, что Тихону просто не оставалось ничего иного, кроме как от него откреститься. Так что в это истории тоже нашлось место РПЦЗ. Той самой мрази в рясах, которые благословляли эсесовцев.

Я тоже приехал в Швейцарию в составе советской делегации. Однако в официальных переговорах участия не принимал. Зато по-тихому из Женевы я смотался в Берн. В одном из отелей средней руки я встретился с Бенито Муссолини. Он типа "нелегально" проник в Швейцарию. Хотя, как я догадывался, всем, кому надо, об этом было известно. Но ведь никто не понимал, что с Италией делать. Там имелось фактически три власти – в Турине, Риме и Неаполе. И лезть в это дело никому особо не хотелось. Тем более, что во Франции и Австрии имелось множество ребят, сочувствующим туринским левакам.

...Товарищ Бенито "вживую" производил гораздо более сильное, чем его фотографии. В чем-то он мне напоминал своего соотечественника, Адриано Челентано. Тот ведь тоже был не писаный красавец – но это не мешало ему иметь множество поклонников (а уж куда больше поклонниц) во всём мире. Вот и у Бенито имелось некое обаяние. Что ещё обращало внимание – так это явная его "театральность". Он постоянно принимал красивые позы и изрекал громкие фразы. Словом, вел себя как актер уже отжившей театральной школы.

Начал Муссолини с "наездов". Оно понятно. Он-то явно видел себя, как минимум, равным Ленину. А тут с ним встречается какой-то не очень понятный человек. Но выбора не было. Попытки наступления чернорубашечников не юг провалились. А на территории, находившейся под их контролем, уже ощущался недостаток продовольствия.

– Товарищ Муссолини, давайте уж честно. Или вы за нас, или нет.

– Но многие люди из Коминтерна поддерживают мою позицию. Они за то, чтобы бороться как против правительства, так и против популяров.

– Так им судьба Италии безразлична. Им идеи важнее. А любите свою страну? Так вот, придется идти на соглашение с папистами. А уж когда вы окажетесь в Риме – тогда поглядим...

Группы, но не музыкальные

Так уж случается, что некоторые вопросы ходят стаей. Вот так с случилось с литературой. Началось с того, что Светлана ворвалась в мой кабинет, держа в руках пачку листов с машинописным текстом.

– Почитай! Из самотека! Ставим в следующий номер.

– Так ставь.

– Ты почитай! Это ведь находка!

Такое поведение было для моей подруги не характерно. Ей, как редактору популярного журнала, где печатают стихи и прозу, приходилось постоянно отбиваться от авторов. Графоманов в это время было гораздо больше, чем нужно – несмотря на все недавние потрясения. Авторы перли косяком. Одного я даже я чуть не пристрелил. А что – в подъезде дома вдруг выскакивает какой-то тип. В самый последний момент сообразил, что террористы не выскакивают навстречу с рукописью в руках.

Так что в "Красном журналисте" к самотеку во всех видах относились плохо. А вот тут момент моя подруга мало что неумеренно восторгалась, так и ещё отвлекала от работы начальника. Но вообще-то чутьё на литературу у Светланы было что надо. Я не из тех людей, кто ставят на ответственные должности людей только по... дружбе. Так что рукопись я прихватил. Работа большого начальника нервная – всем от тебя что-то нужно, так что к тексту я обратился, только когда мы оказались дома.

Сразу бросилось с глаза имя: "Исаак Бабель".

– Света, ты об это авторе что-нибудь знаешь?

– Наводила справки. Он наш внештатный корреспондент. Направлял заметки из Первой конной во время их боев с поляками. Правда, под псевдонимом.

Надо же! И тут Бабеля занесло в Первую конную.

А текст, большой рассказ или маленькая повесть, назывался "Разгром". В отличие от "Разгрома" Фадеева, в котором покрошили красных, тут шла речь о том, как наваляли полякам. Типа шли вот такие гордые шляхтичи – да огребли хорошо по хлебалу. Бабель явно был в теме – судя по всему, он участвовал в допросах пленных.

По уровню это была ещё не "Конармия" моего времени, но тем не менее... Автор ничуть не скрывал всякие мрачные стороны той войны. А с поляками, поглядев на то, что они вытворяли в белорусских деревнях, порой расправлялись без всякого гуманизма.

Впрочем и я в своем недавно опубликованном цикле рассказов "Комиссарами не рождаются" тоже не приукрашивал реальность. Это не имело смысла. Настроения были такие... Ну, постреляли там кого-то. Может, сгоряча кого и лишнего. Так ведь война. Что ж, как говорилось в моём времени, "автор, пищи ещё".

С нэпом стали возникать многочисленные литературные группировки. И ладно бы просто возникали, создавали бы свои журналы... Благо, теперь проблем не было. Так ведь нет, они все шли ко мне. Это ведь в моей истории, в "перестройку", письменникам казалось – вот создадим собственный журнал/издательство – и сразу

Все поймут, какие мы талантливые. Тут капитализм мину недавно – так что люди понимали: мало создать издание, его надо раскрутить, чтобы оно хотя бы вышло на самоокупаемость. Так что помощь могущественного РОСТА была не лишней. Тем более, продолжались проблемы с бумагой. Вообще-то её можно было купить у спекулянтов, но дорого. А у меня были фонды. Да и типографские мощности тоже имелись. Так что пошли просители.

Мне это всё не нравилось. Я хорошо знал историю литературы двадцатых. Все эти группировки действовали по принципу "хвали своих, мочи чужих". Уровень таланта значения не имел. Такой подход хорош для банды, но для литературы это как-то не очень. Первым ко мне заявился Осип Брик. Тип тот ещё. Именно он, его жена Лиля и Маяковский жили дружной шведской семьёй. При том, что знаменитый поэт на самом-то деле был крайне инфантильным человеком. И супружники на нём откровенно паразитировали. А потом Осип, как известно, в моей истории сколотил группу ЛЕФ. Благо у него имелись кое-какие связи в ЧК.

Но тут ситуация была иная. Маяковский, Ассев, Дзига Вертов и Родченко работали с нами. А Брик оставался как-то сбоку. Как я узнал, он пробовал закидывать свои статьи к нам в "КЖ", но Светлана их доводила до мусорной корзины. Он-то налегал на теорию литературы, а тут я был согласен с мессиром Воландом: "все теории стоят одна другой".

Так вот, Осип не придумал ничего умнее, чем развернуть передо мной теорию "литературы факта".

– Товарищ Брик, а вот чем занимается "Красный журналист"? Он как раз пропагандирует такую литературу. И для чего нам нужна особая группа и журнал?

Осип как-то увял. Но в принципе – можно и его припахать.

– У меня к вам есть деловое предложение. Разработать теорию социального оптимизма.

– То есть?

– Есть такой жанр как трагедия. В котором герой, а порой и все герои погибают. Зрители или читатели, если произведение талантливое, вытирают слезы. Все мы знаем, что во время революционной борьбы и Гражданской войны погибло много наших товарищей. И мы должны рассказать об их славной жизни и славной смерти. Но читатель должен понимать, что погибли они не напрасно. И примитивные приемы, вроде штурма Мариинского дворца в эпилоге не всегда годятся. Вот и разработайте эту тему.

Осип несколько оживился. Ничего, пусть потрудится. Меньше времени останется на сочинение всякого филологического бреда.

А вот второй тип был куда гнуснее. Его звали Илья Авербах. Он являлся племянником Свердлова. Успел он стать шурином Ягоды или нет, я не интересовался, потому как последний уже лежал на кладбище. Сам Авербах трудился в Коммунистическом интернационале молодежи. В том мире он стал суетиться вокруг литературы куда позже*. Именно его описал Булгаков под именем критика Латунского.

(* В 1923 году)

Но тут связей-то особых, видимо, у Авербаха , да и КИМ тоже являлся не самой могучей организацией. Так что он (или его дружки) созрел раньше. Идея Авербаха была связана с "пролетарской литературой". С тем, что новую литературу должны создавать исключительно пролетарии по происхождению. Дескать, у них классовое чутьё, они фигни не напишут.

Ну, и разговор шел о создании подобной группировки. Вот таких как Авербах я сильно не любил. Так что я очень нехорошо на него поглядел и изрек:

– Такую идею я слышал. Её исповедуют в "Пролеткульте". Но, насколько я знаю, эта организация резко отрицательно относятся к писательству как к профессии. Ладно, такую позицию можно понять. Вы же говорите о чисто профессиональной организации. И вот что интересно. Лично вы, товарищ Авербах, сколько времени проработали на заводе?

Авербах замялся, потому как никакой работой рук себе никогда не пачкал.

Он забормотал что-то о правильной марксистской теории.

Ну, да. Такие вот гниды, не подходившие к заводу будут вещать о том, как должен выглядеть советский рабочий. А те, кто не приближались к фронту – какими должны быть красноармейцы. В моей истории Авербаха и его подельщиков и РАПП в тридцать седьмом шлепнули. Но процесс они уже запустили, его было не остановить. Нет уж, паровозы надо давить пока они чайники.

Но просто его послать – это было не стильно. Я решил показать, что демагогией владеет не только он.

– Вы тут сказали о марксистской теории. То есть, я так понимаю, вы сомневаетесь в том, что я, которого партия и лично товарищ Ленин поставили на этот пост, марксисткой теорией не владею. Так? То есть, получается – вы у нас самый правильный марксист? А ведь так и меньшевики говорили... Мы уж как-нибудь с пролетарскими писателями разберемся без вашей помощи.