Текст книги "Журналисты не отдыхают"

Автор книги: Алексей Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– А ведь это очень интересная тема... – Сказал Брюсов. Ему идея явно понравилось. В это время многие теоретики "революционного искусства" кричали: единоличные герои – это буржуазно, в пролетарской литературе действовать массы. Но я-то знал, чем именно все эти теории накроются.

– Более того. Тема очень актуальная и для нас. Но у нас этот печальный процесс только намечается, а там мы знаем, чем он закончится.

– Я обязательно за неё возьмусь.

Про себя я добавил, что если произведение получится, то я обязательно организую наезд на Брюсова каких-нибудь подобных "левых" теоретиков. А вот тогда-то можно будет поговорить и всерьез...

Процесс "перерождения" партии пока что остро не стоял, но тенденции явно намечались. Того, что массового появятся местные красные феодалы, которые решат, что теперь настала их пора хорошо пожить. Особенно – если дойдет до нэпа. Именно он, а не военный коммунизм, сыграл главную роль в разложении партии. К середине двадцатых партия как единая организация фактически перестала существовать, развалилась на враждующие кланы. Да и вообще – началась "перестройка". А господа за рубежом радостно потирали руки. Дескать, господа большевики, кончилось ваше время. Скоро начнем делить Россию.

А ведь до нэпа доиграются. По уму, пока не поздно, надо было отменять продразверстку. Но я уже убедился, что это совсем не просто. Дело даже не в противодействии леваков. Дело в том, что страшно было. Система через пень-колоду, но работала. А сельхозналог – это совсем иная вещь. Да ведь многие коммунисты иначе и не умели руководить, кроме как с помощью нагана и чьей-то матери. В РИ их подвигнуло на это только Кронштадтское восстание.

Но тут дело было не по моим зубам. Если даже Ленин и Сталин всё понимали, но не решались.

* * *

Кафе "Домино" на Тверской продолжало функционировать. Мне долго было непонятно, откуда они в условиях военного коммунизма брали хоть какие-то продукты. (Спирт, разумеется, подавали контрабандно). Но потом разобрался. В законах царил такой хаос... К примеру, завод имел право послать собственный продотряд. Половина добытого шло государству, половину – профкому. А уж дальше... Сами понимаете.

В кафе, как всегда, висел тяжелый запах махорки. Другое курево купить было можно – но по соответствующим ценам. Вокруг не слишком чистых столиков сидели обычные посетители этого заведения – мелкие уголовники, анархисты, а также представители творческой богемы. В углу шумела пьяная компания в которой солировал небритый мужик в потертой кожаной куртке и фуражке защитного цвета. Вокруг него группировалась какая-то околопоэтическая публика.

– Коля, так ты был у Махно? – Спрашивала одна из девиц.

– Ну, был. Только не тот стал батька. Дисциплина у него теперь. Лишний раз выпить нельзя.

– И ты что?

– Ушел я оттуда. А тут – сплошная кислятина. Но... мне большевики помогли. Они мне честно сказали – исчезни с глаз долой, пока не расстреляли. Приносил пользу в другом месте.

– Где?

– Парень оглянулся и прошептал. То есть, это ему казалось, что прошептал, слышно было далеко.

– В Ирландии...

Один из сидевших за соседним столиком, парень в не слишком опрятном пиджаке, но с бантом на шее, поднялся и направился к выходу. Он работал в "Пролеткульте", ну, и подрабатывал кое-где. Эти сведения были очень интересными.

Получатель информации, тоже трудившийся в "Пролеткульте" бывший профессор, большевиков ненавидел всеми фибрами души. Его бесила власть хамов. К тому же англичане платили деньги. Профессор собирался уехать, но он бывал за границей – и понимал, что с пустым карманом там делать особо нечего.

Так что оказывал англичанам посильную помощь.

А вот фраза в "Комсомольской правде":

"Самым слабым звеном в цепи империализма является Ирландия с её вековым стремлением к свободе." И на заводе Гужона на митинге кто-то проговорился... Это надо сообщить, куда следует...

Вести с фронтов

А на фронтах Гражданской войны творилось следующее.

Из Мурманска англичане убрались. Для начала – потому, что в Ирландии началась война за независимость*.

(* Она случилась и в РИ и закончилась в 1922 году провозглашением Ирландского свободного государства в сегодняшних границах Ирландии. То есть без Ольстера.)

А чекисты вели "секретные" (то есть такие, чтобы об этом узнали в Лондоне) совещания о том, что, мы пошлем туда эсеровских и анархистских боевиков. Дескать, у нас они мешаются под ногами, вот пусть там воюют за счастье трудового народа. Уж ряд "случайных" сливов информации в прессе устроил уже я. Точнее, Миша. Он "сливы" делать очень любил.

Честно говоря, я сомневался в эффективности такой дезы. Но Дзержинский меня успокоил.

– Они всерьез нас не воспринимают. Впрочем, англичане всегда себя считали самыми умными. Да и в любом случае мы ничего не теряем.

К тому же, в Англии начали бастовать докеры под лозунгом "Руки прочь от Советской России!" Да и на судах матросики стали волноваться. А то! Мурманск того времени – это скопище бараков, а многие вообще жили в вагонах. Ничего хорошего там не было. Сидеть на Севере диком им стало надоедать. Несколько английских офицеров были найдены на берегу убитыми. Причем, очень многое свидетельствовало, что их грохнули не большевистские подпольщики, а соотечественники. Англия славится своим флотом. Но она же славится и бунтами на кораблях. К тому же население Мурманска фактически приходилось кормить. Своего продовольствия на Кольском не было, а из Петрограда его понятно, не везли.

На этом решили сделать себе политический капитал лейбористы, которые включили в свою программу невмешательство в дела Советской России. Как выяснилось позже, в правящих кругах существовали две тенденции. Одни выступали за интервенцию. Другие говорили: а на фига нам лезть в эту кашу и обострять обстановку с собственной стране?

Ллойд-Джордж сказал в узком кругу:

– Господа, как известно в Советской России набирает силу тенденция, которая провозглашает главной целью "защиту социалистического отечества". Главным их пугалом является именно иностранная интервенция. По нашим сведениям, они серьезно готовятся к партизанской войне. Вы помните Англо-бурскую войну? Россия побольше, чем Трансвааль и Оранжевая республика. А Русские такие же дикари, они будут сражаться очень упорно. Но, господа! Никакая идеология не способна преодолеть экономические законы. С разрухой большевики не справятся. Им придется обратиться к нам за помощью. А я напомню, что большевистская Россия – это конгломерат формально независимых государств. Вот мы и станем оказывать помощь Армении, Украине и Грузии. Долго ли продержится их единство? А там дойдет очередь и до России.

А на фронтах Гражданской войны творились следующие дела. Противостояние на Кубани постепенно сходило на нет. Пока что спокойным местом этот регион назвать было трудно, но те, кто продолжал воевать, уже окончательно потеряли свой "цвет". Так что это уже было задачей ЧОН. Одной из причин было то, что Сталин протолкнул отмену продзразвестки на Кубани. Правда, без всякого шума. Для товарищей по партии это было обставлено как чисто политический ход – дескать, мы должны лишить поддержки банды. На самом-то деле создавался прецедент. Мы о данном событии молчали. Вместо этого пустились в туманные разговоры о том, что одно из преимуществ Советской власти – она может поставить эксперимент в отдельно взятом регионе. Если не выйдет – свернуть. Если выйдет – распространить.

Затея имела успех. За два года кровавый хаос достанет кого угодно. Народ решил: лучше уж большевики. Самым непримиримым предлагали уехать в Турцию – и даже предоставляли корабли. Среди них ходили смутные слухи: ничего, мы скоро вернемся. Вот бы узнать – кто эти слухи запускал? Для отмазки эвакуацией занималась шведская миссия Красного креста. "Международные силы" в Стамбуле не препятствовали – у них, возможно, имелись на казачков свои планы. Впоследствии так и оказалось.

На Восточном фронте дело дошло до "промежуточного финиша". 15 сентября красные вошли в Иркутск. А вот дальше дело застопорилось, а 27 – в Верхнеудинск. На этом деле застопорилось. Дальше находились части Семенова. К ним присоединились и белые под командованием Каппеля, который пока что был живее всех живых. Там же околачивались японцы.

Красные тоже находились не в лучшей форме после похода через всю Западную Сибирь. Да и воевать с Японией особенного желания не было. Хотя... Имелись разные мнения. В общем, в ЦК начались дискуссии.

* * *

День для меня начался довольно бурно. Я шел со Светланой от своей квартиры до рабочего места. Благо, недалеко. Заодно любовался ранней осенью. Большая Никитская, несмотря на запущенность, смотрелась лучше, чем в моем времени. Честно говоря, бетонная коробка будущего офиса моей конторы эту улицу никак не украшала.

– Вот так, просто погулять, когда время найдешь... – Сказала моя подруга.

– Так ведь революция.

– Так всё понятно. Сама всегда мечтала о настоящей жизни.

Навстречу мне шел рослый красноармеец. И тут вдруг из-за него выскочила очкастая девица в руке которой был револьвер. Глаза у нее были совершенно безумные.

Я толкнул Светлану в сторону и метнулся в другую. Это мгновение стоило того, что она не попала. Но и мой выстрел прошел мимо.

Девица вдруг полетела вперед и врезалась физиономией в мостовую. Я сообразил, что красноармеец от души врезал ей по башке. В следующую секунду он уже подлетел к ней, вывернул руку и вырвал шпалер – как раз к тому моменту, когда подоспел и я. Светлана тоже уже держала в руках наган, но она, похоже не сориентировалась в калейдоскопе событий.

– Вот ведь стерва,– сказал красноармеец. – Контра поганая. Вас ведь хотела убить, товарищ Сергей. На пару с товарищем Светланой.

– Хрен бы у неё что вышло. И не такие пробовали. Но всё одно спасибо. Я бы её сразу пристрелил. А так она чекистам пригодится.

В самом деле. Будь я один, так попытался бы взять её живой. А когда могут и в товю девушку попасть...

– Товарищ, а ты откуда нас знаешь?

– Я с Колчаком воевал. Взводом командовал. Видел там вас обоих. В Москву прислали в новой части роту возглавить.

А, тогда понятно, откуда у парня такая четкая реакция.

Между тем мы подхватили девицу. Вид она имела не слишком симпатичный – очки разбились, на физиономии смешались грязь и кровь.

– Но она пришла в себя и завопила:

– Палачи! Душители свободы!

– Ишь, как орет, – усмехнулся парень.

– Эсерка, видать, – подала голос Светлана.

Хм, давно на меня не покушались. И снова эсеры.

– Куда её?

– К нам в РОСТА. Там есть телефон и охрана.

Здание нашей конторы охраняли чекисты. В основном, от каких-нибудь уголовников.

Мы звякнули в ЧК, сдали туда девицу.

– Тебя как зовут? – Спросил я красноармейца.

– Ефрем Селиванов.

– А нас ты знаешь. Пойдем, чайку попьем. А можем по такому случаю и что покрепче.

– Чаю – это со всем удовольствием. А вот вина не пью.

– Из старообрядцев? – Спросила Светлана.

– Нет, я партийный. Но у меня батька от вина сгорел. Мы и остались у матери – пятеро мал мала меньше. Сами понимаете. Так что я зарекся.

В моем кабинете я разглядел, что форма на Ефреме новенькая.

Надо сказать, что мы совместными усилиями провалили знаменитую красноармейскую форму. В моём времени был распространен неведомо откуда взявшийся миф, что буденовская форма – это новая форма русской гвардии, которую нашли на складах. Как, никто не мог по этому поводу привести ни одного документа. Все ссылались на некие сайты, где ссылались на другие сайты... В общем, "все знают". На самом-то деле, я все документы по этому поводу видел – форма была разработана при Советской власти. Только вот от большого ума большевики привлекли к этому художников-романтиков Бориса Кустодиева и Виктора Васнецова. Вот они и создали стилизацию под дворянский костюм XVI-XVII веков*, годный, скорее, для оперной постановки, нежели для войны ХХ века.

(* Цветные полосы поперек груди символизируют "разговоры" – такие же шнурки на дворянском костюме. Как это выглядело в старину – можно увидеть хотя бы по одежде князя Милославского в известном фильме Гайдая.)

В этой истории идея введения формы появилась позже – в июле 1918 года*.

(* В РИ – в мае).

Концепция новой формы широко обсуждалась – и мы смогли преодолеть один из главных тезизов – она типа должна "отличаться от старой". Тем более в этой истории генералам и офицерам было больше голоса. Они тоже сказали – а на фига?

Тем более, что на складах было полно старой формы. А с экономикой в стране было плохо.

Так что в итоге форма была примерно образца 1935 года. Только вместо "богатырки", она же "фрнузевка", она же буденовка мы пробили берет, а в виде зимнего головного убора – ушанку*.

(В РИ зимнюю буденовку отменили только после Зимней войны)

Опять же – упирая на экономию. Береты и ушанки шить проще. Да и вот вам и отличие от старой формы. В это время береты носили только французские и итальянские горные стрелки. А ушанки вообще нигде, кроме России, не носят.

– Ефрем, если ты командир роты, почему на тебе кубиков нет?

– Так на днях обещали выдать. Дело-то обстоит как? Командир должен сам договариваться, как все обеспечить. Вот наш комполка и бегает.

Да, уже лично я пробил идею знаков различия. Они вообще-то появились сами собой – жизнь заставила. Но в каждой части извращались на свой манер. Тут меня послушали. Благо я ввел звезду, серп и молот, да и партийные значки пользовались огромной популярностью. К тому же многие элитные части, вслед за нашим бронепоездом, стали вводить себе собственную символику. Так что ко мне в этом случае прислушивались.

Разумеется, ни о каких погонах речь идти не могла. Их не приняли бы, даже если к этому призвал бы лично Ленин. Выдумывать я ничего не стал. Просто предложил петлицы, которые у нас были до 1939 года. То есть у генералов – ромбики, а не звезды.

Но только вот ввиду слабой промышленной базы, у каждого командира полка или дивизии должна была болеть голова – где всё это достать или изготовить.

Вскоре позвонили из ЧК. Девушка особо не запиралась. Она была слегка чеканутая. Ну, из тех, кого можно зарядить темой и двинуть на что угодно. А на горизонте снова виднелся Савинков. Нет, в Россию, он не приехал, действовали его люди.

– Нежели он тебя так возненавидел?

– Вряд ли. Как говорят в Америке, "ничего личного, просто бизнес". А я – очень хорошая фигура с их точки зрения. Глава пропагандисткой машины. Всё в духе эсеров. Они наносят удар не по реальному врагу, а по символу.

– Но с Савинковым придется разбираться.

– Есть кое-какая идея...

А приключения продолжались. Ко мне обратилась секретарша. А как же – большой начальник и без секретавши.

– Сергей Алексеевич, с вами хочет поговорить журналист "Чикаго трибьюн" Стенли Ворд.

– Что ему надо? Если интервью – пусть идет к черту.

Он для вас передал визитку.

Я просмотрел карточку. С лицевой стороны обычная визитка представителя масс-медиа. А вот с обратной была надпись на английском: "Стели Ворд приветствует Макса Полански. Есть конфиденциальный разговор, который может оказаться взаимовыгодным".

Кто такой Макс Полански я не знал. Однако догадался, что это одно из имен моего реципиента. А журналист наверняка в штатском.

– Хорошо. Зовите.

В кабинет вошел просто типичный американец. Точно – журналист в штатском. С такой открытой улыбкой, что сразу захотелось проверить – на месте ли бумажник. Он заговорил на хорошем русском языке.

– Добрый день, товарищ Коньков. Очень рад познакомиться, так сказать, очно, с таким человеком.

Я кивнул ему, чтобы садился.

– Неужели в САСШ я так известен?

– Ваша нынешняя деятельность не нашла пока особого признания, но прошлая... В Джорджии до сих пор помнят, как вы застрелили двух агентов Пинекертона. Нет, я понимаю – они тоже парни не подарок, тоже любят пострелять – и бой был честный. Многие вам восхищаются. Журналисты назвали вас последним ганфайтером.

Так, если этот тип не врет, а врать ему нет смысла, то в Америку в этой жизни мне путь заказан. Ну и черт с ней. Только вот что ему надо? Шантажировать? Так он должен знать, что с РСФСР как с Дона – выдачи нет.

– Так что вы хотите? Если вам нужен автограф – то я могу его дать.

– Ладно, я американец, и вы в какой-то мере тоже. Поговорим как деловые люди. Мне вы интересны как член правительства.

– Я не член правительства. Я член ЦК. Это совсем не одно и то же. Но вы имеете влияние. Причем, как заметили люди, которых я представляю, вы примыкаете к группе, чья позиция дает возможность договориться.

– Что это за люди? О чем договариваться?

– Очень влиятельные люди. Вы не хуже меня знаете, что в САСШ не всегда решают те, кто сидит на Капитолийском холме. Так вот. Коммунисты хотят построить коммунизм во всем мире. Мы не хотим, чтобы в Америке был коммунизм. Но вы и ваши друзья не желаете это делать прямо сейчас. Значит, временно у нас есть возможность действовать ко взаимной выгоде.

И тут до меня дошло.

– Дальний Восток?

– Именно. Насколько я знаю, у кого-то из вашей партии есть план создания буферной республики на Дальнем Востоке.

Так, про план ДВР они знают. Отлично!

– И что?

– А вы не боитесь, ваши противники тоже учредят там что-нибудь своё? И их признает Япония. А потом и Англия? Мы совершенно не заинтересованы в усилении Японии.

Да, в том-то и дело. Американцев не тянет снова воевать через океан. Но только в этом случае – без нормальной базы. А вот усиление Японии – это им серпом по одному месту.

– А что вы хотите от нас? Вы ведь не зря снабжали Колчака? Снабжали. Бизнес есть бизнес. Но убедились, что большевики – не Колчак. Мы готовы в виде акта доброй воли надавить на японцев. А там уж как пойдет. Вам мы предлагаем подготовить встречу в кем-нибудь из лидеров большевиков, кто принимает решения.

– Почему вы обратились именно ко мне?

– Скажу вам честно. Я не понимаю большевиков. Их никто не понимает. А вы, видимо, понимаете, если сумели с ними ужиться. С другой стороны – вы выросли в Америке. И мы с вами может друг друга понять.

Ха, они меня считают авантюристом который волей судьбы вылетел на высокое место.

– А какая выгода мне? – Решил я задать проверочный вопрос.

– Я не дурак, чтобы предлагать вам деньги. Но, согласитесь, это может помочь вашей политической карьере. Не говоря о такой мелочи, как то, что вас помилуют – и вы сможете посещать САСШ.

– Что ж, я думаю, мы поняли друг друга.

– Надеюсь, что нам ещё доведется сотрудничать.

Позиция америкосов понятна. Та же, что нынче у англичан. Лучше воевать деньгами. Интересно, нэп пока ещё не провозглашен, а западники ведут себя так, будто он уже есть. Вот бы узнать – почему? Кстати, если так, то мне сделали ТАКОЕ предложение. Это не вшивые пара миллионов баксов. Быть посредником с США – это ну такие деньги...

В принципе, единственной неожиданностью было то, что америкосы выйдут именно на меня. Хотя именно издания РОСТА начали упоминать о ДВР. А эта идея была, скорее, разведкой боем. Я помнил, что в той истории янки тоже ведь нажали на японцев. Только красным пришлось дойти до Читы. Что ж надо звонить Ильичу.

И при чём тут общественный строй?

На заплеванном вокзале Верхнеудинска было большое оживление. Мела первая метель. Солдатики достаточно бестолково пытались образовать оцепление вокруг главной платформы вокзала. А вот молодцы, одетые, несмотря на уже наступавшую позднюю осень, в кожаные куртки, действовали совсем по иному. На этих ребятах висели маузеры, из карманов торчали ручки гранат. Они-то очень грамотно выставили внутреннее оцепление. Наконец, суета прекратилась – и на перрон вышла группа военных. Вдалеке показался столбик дыма – и через некоторое время к перрону подкатил поезд, украшенный бронеплощадками с пулеметами. А иначе ездить в Сибири было трудно. Встречали нового командующего Восточным фронтом.

В центре поезда находился салон-вагон, из которого, не спеша, спустился дочерна загорелый человек в кубанке и бекеше, на стоячих воротниках которой виднелись по четыре врезанные в мех темно-красных ромба командарма. Этому человеку было 34 года, но он смотрелся, самое большее, лет на 25. Да к тому же он как-то криво и ехидно ухмылялся. В общем, на вид человеком он был несерьезным. Но встречающие отнеслись к нему со всем почтением. Хотя эти красные командиры, буквально из ничего создавшие армию, которая раскатала Колчака, были не из тех, кто будет кого-то уважать, только из-за того, что он приехал с приказом из Москвы. Они прошли с боями всю Западную Сибирь и видали такое, что лучше бы никому не видеть. Но... Они как-то приняли прибывшего за своего. Хотя он был мало того что полковник и дворянин, так ещё и гвардеец.

– Здравствуйте, товарищ комфронта.

– Здравствуете, товарищи.

Вот черт знает, что это был за человек. С ним как-то сразу шутить не хотелось.

– Давайте не терять времени, поедем в штаб.

Новый комфронта был не слишком известен советской общественности из-за своего слишком "белого" происхождения. Но в армейских кругах он уже получил прозвище "красный Скобелев". Его звали Яков Александрович Слащов.

Фрагмент из материала "Трудный путь в Революцию". Журнал "Красный журналист", Љ2, 1920*.

(*Специальное уведомление для либерастов. Которые скажут, что такой материал не мог быть в то время напечатан. Не засоряйте мне комменты. Оторвите задницу от компа и сходите в библиотеку, возьмите газеты 1919-1920 годов – и вы убедитесь, что в то время и не то печатали. Даже без всяких попаданцев. )

Беседа редактора Светланы Баскаковой с комфронта Яковом Слащовым.

"– Итак, что вы делали после заключения мира?

– Я подался на Дон, где формировалась Добровольческая армия Корнилова.

– Что вас на это подвигло?

– Я потомственный военный. Жизни вне армии я не представлял. После заключения мира армия развалилась. Да и многие большевики говорили, что на смену армии должна придти партизанщина. Вот и представьте, что я думал. К тому же – вопрос окружения. Все мои знакомые ненавидели большевиков. Вот я и подался на Дон. Там и начал войну.

– Почти в одних местах...

– Я воевал севернее*. Про ваш бронепоезд я слышал. Правильно вы навели порядок в Ростове.

(*Автор знает реальную биографию Слащова. А это АИ)

А я потом ушел в зимовники с этим... Львом с головой барана. Корниловым. Я был начальником штаба Партизанского полка. Но это полк составлял триста человек.

– Я не военная, но вот скажите, разве у белых был иной выход? Вас было всего полторы тысячи человек.

– Поверьте, выход имелся. У Корнилова был шанс собрать вокруг себя всех противников большевиков. А воевать... Повоевали бы.

– Да, хорошо, что не вы командовали Доброармией. А что дальше?

– Во время сидения в зимовниках я понял – ничего хорошего из этой затеи не выйдет. К тому же, на что рассчитывали Корнилов и остальные? На то, что закончится Великая война и в Россию придут их выручать "союзники". Мне это не нравилось. Я стал об этом говорить со своими товарищами. В руководстве Доброармии уже решали, что со мной делать. А я ушел в Ростов вместе ещё с пятнадцатью офицерами и сдался большевикам.

Приняли меня, конечно, неласково. Но, в конце концов, поверили. Большую роль ту сыграл товарищ Дзержинский.

Для читателей поясняем: товарищ Дзержинский сказал: "Ему мы можем доверять более, чем всем другим военспецам. У него обратного пути нет."

– А потом вас послали в Финляндию...

– Да, затихшая там война снова вспыхнула в апреле 1918 года. К Маннергейму стали присоединяться шведские добровольцы. Они взяли Тампере. Но там нужно было просто навести порядок. Я это сделал. А дальше было всё просто.

– Скажем честно, красные солдаты и матросы не слишком любят бывших офицеров.

– И они правы. Они не любят напыщенных бездарностей, которые громоздили трупы солдат в бессмысленных атаках во время Великой войны. Кутепов, который вел строем солдат на пулеметы... Но, надеюсь вы мне поверите, я не из тех.

– А вот ходят легенды в Финляндии про ваши страшные бронепоезда, про воздушные шары...

– Так что тут особенного? Насколько я знаю, вы сами ездили на бронепоезде. А у наших были просто пушки помощнее. Мы их сняли со старого эсминца. Моё мнение – командир должен думать головой, а не следовать шаблону. Я поставил на два бронепоезда дальнобойные морские пушки. Я организовал наблюдение с аэростатов. Так это очевидно. А Маннергейм... Ну кто такой Маннергейм? Как он был кавалергардом, так им и остался.

– А потом вас послали в Туркестан. Очень сложная местность, много разных народов, много противоречий...

– Да, там было непросто. Но я решил, что если невозможно развязать Гордиев узел, его надо рубить. Я решил показать, кто в доме хозяин. Есть Советская власть. Кому она не нравится – что ж делать. Я не виноват.

– Но вам ведь там пришлось поработать и дипломатом?

– Пришлось. В Ферганской долине имелась так называемая Крестьянская армия. Это русские крестьяне, объединившееся, чтобы отбиваться от местных феодальных князьков. Там ведь чистый феодализм. У каждого бая есть банда, которая грабит всех, кто слабее. Так вот, русским крестьянам не нравились некоторые мероприятия Советской власти. И они решили объединиться с кем-то из этих банд. Что ж, мне пришлось встретиться с лидерами Крестьянской армии и объяснить: либо вы с большевиками, либо вы окажетесь в "восстановленном Кокандском ханстве", как декларировали местные национальные лидеры. Я им честно сказал: даже если большевизм рухнет, то новая власть доберется до вас лет через десять. Они местные реалии знали, поняли, что за это время их всех перережут во славу Аллаха. Они поняли.

– А ваш захват Мешхеда?

– Так а зачем оттуда лезли англичане в Туркменистан? Там имелась английская миссия, так её и нужно было нейтрализовать.

– А потом вас назанчили командующим Дальневосточным фронтом..."

* * *

Слащов – в самом деле уникальный человек. Вот есть, к примеру, люди, которые в любой ситуации сумеют сшибить себе денег. Классики описали такого человека в лице Остапа Бендера. А вот Слащов мог из любого дерьма создать боеспособные подразделения. Когда в моей истории ему выпало защищать от большевиков Крым, так у него в распоряжении был только деморализованный драпающий сброд. А он в итоге красным навалял только в путь. Ну, потом не один раз вваливал. А затем появился барон Врангель, который всё провалил.

В этом времени он сумел завоевать доверие матросов в Гельсинфорсе. Дворянин! Гвардеец! Но вот так. И они за "командарма Яшу" всем были готовы глотки порвать. И порвали, кому надо. Теперь существует Финляндская Советская республика, так сказать, в полном объеме. А кому это не нравится – так тех уж нет. У Слащова методы-то те ещё. Его братва даже Маннергейма сумела захватить. Вот теперь все у нас в ЦК парятся – а что с ним делать? Расстрелять – это вроде как не по-хозяйски. Отпустить – так жалко.

Что Слащов натворил в Средней Азии – так это и вообще никому не понять. В моей истории в Ферганской долине были басмачи, которые гуляли чуть ли не до сорокового года. Теперь, говорят, туда, где были эти басмачи, даже вороны залетать боятся. А уж с Мешхедом – это полное веселье.

Была такая Туркменская Советская республика. Но только коммунистов там было маловато, зато были меньшевики, эсеры, дашнаки (в Ашхабаде жило много армян) и прочая сволочь. А с юга подпозли англичане. Дело-то в чем? Помните фильм "Белое солнце пустыни"? Так вот, там разборки идут как раз в Турменистане, на берегу Каспийского моря. Фильм, кстати, очень достоверный. Там про каждого героя, даже эпизодического, можно рассказать, кто он и откуда. А где прячется товарищ Сухов с гаремом Черного Абдуллы? В нефтяном танке*.

(* Я понимаю, что слово "танк" имеет и другое, куда более известное значение. Но подобные емкости называются именно так.)

Для тех, кто не понял. Нефтяные танки – это не грибы, они сами по себе не растут. Если они есть – значит, есть и нефть, которую в них наливают. И она в натуре в Туркменистане имелась. Не так много, как в Баку – но хватало, чтобы английские сэры из близлежащей Персии решили подначить местных жителей на борьбу за демократию и что-то там ещё против власти проклятых большевиков.

В общем, произошел переворот, большевиков свергли, пришли эсеры, во главе которых состоял никогда не протрезвлявшийся товарищ Фунтиков. Ну, а чтобы демократия цвела и пахла, англичане подвинули туда свои войска.

Но товарищ Слащов решил, что это неправильно. Собственных сил, то есть большевиков и к ним приравненных у него было очень мало. Все были в разгоне. Но он как-то сумел договориться с ребятами из Хивинского ханства. Поясню. В Российской империи были два таких образования – Бухарский эмират и Хивинское ханство. Они считались вассалами России. То есть, во внутренние дела этих государств русские особо не лезли. А там цвело и пахло самое настоящее Средневековье. Их Слащов во время наведения порядка в окрестностях оставил в покое – потому что приказа разбираться с ними из Москвы не было. Пока.

Так вот, добровольцы из Хивинского ханства, следуя указаниям Слащова, налетели темной ночкой на Ашхабад. Англы такой борзости не ожидали, они мирно дрыхли. Так что умерли без мучений. Но Яков Александрович решил, что заразу надо выдирать с корнем. И они двинулись на персидский город Мешхед, где вырезали на хрен всех англичан. Как это получалось у Слащова с дикими и необученными отморозками – непонятно.

Но Слащов был из тех полководцев, которые могут побеждать там, где победить невозможно.

Так что я, узнав, что Слащов стал во главе Восточного фронта, только хихикнул. Белые могут стреляться сразу.

Религия – дело тонкое

Никто не мог -

Ни царь, ни бог

Сломить большевиков

(С.Михалков)

Меня пригласил на встречу Патриарх Тихон. Вот это в натуре дела...

В моем времени попы вызывали у меня омерзение. Слишком явно они стремились присосаться к кормушке. Добил меня подонок в рясе, который заявил, что жертвы Блокады – это, дескать, божье наказание за репрессии против церкви. Вот так изощренно плюнуть в лицо всем коренным петербуржцам, у каждого из которых кто-то из родственников лежит на Пискаревском кладбище – это надо постараться.

В этом времени я видел всяких священников. Вот был один такой борзый. Он стрелял по нашим ребятам с колокольни. Вот ведь козел, в натуре. Нашел тоже позицию. Двоих бойцов ранил, сука. Мы в ответ из пушек немного постреляли – стало одной колокольней в России меньше*. И одним попом, соответственно, тоже. А потом будут писать про такого гада комиссара Конькова, который церкви разрушал и убивал священников.

(* Эпизод взят из воспоминаний Н.И.Никифорова, командира красного бронепоезда.)

Были и другие. Видал я одного – у него в тесном домике вповалку лежали раненые – рядом партизаны и белогвардейцы. А у белых с медициной и прочей санитарией был полный завал. В их госпитали, которые нам доставались в процессе наступления, войти-то было страшно. Люди валялись в дырявых палатках на прелой, пропахшей мочой соломе без элементарной помощи. А медперсонал по соседству спирт бухал*. Подумаешь, какое-то быдло подыхает.