Текст книги "Журналисты не отдыхают"

Автор книги: Алексей Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

(* Почерпнуто из "Дневника белогвардейца" генерала А.Будберга, в РИ – военного министра Колчака.)

А вот тот священник-то людей вытаскивал. Всех, несмотря на то, за кого они воевали. И ведь он знал, что за укрывательство партизан у Колчака, как и у нацистов, полагался расстрел.

Так что люди были разные. Но вообще-то, Православная церковь являлась бюрократической структурой Российской империи, которая, как и все структуры, работала омерзительно. Да, никакого особо православного народа я во время своих поездок не встретил. К религии относились так же, как в 70-х – к коммунистической идеологии. То есть, ну, так положено, так и хрен-то с ними. Всерьез верующих людей я видел только среди старообрядцев, многие из которых большевикам сочувствовали. Как мне сказал один старец в Сибири:

– Если бы Христос пришел сейчас, он пошел бы к вам.

А в самом деле. Вон в США в шестидесятые годы ХХ века был очень популярен плакат – изображение Иисуса с надписью "Разыскивается особо опасный анархист". А разве не так?

Но в любом случае Церковь всё-таки являлась политической силой. И раз позвали – надо ехать. Пока что Советская власть и Церковь находились в состоянии, так сказать, вооруженного нейтралитета.

Дорога в Сергиев Посад была непростая для машины этого времени. Но всё рано или поздно заканчивается – и я с некоторым даже понтом подкатил к резиденции Патриарха.

Приняли меня без промедления.

Я прошел в кабинет, где увидел немолодого человека. Встреча была, как договаривались, неофициальной. Так что был он в "домашнем" – то есть, в черном подряснике без всяких там регалий. Выглядел он устало, но судя по внимательному взгляду, которым меня "срисовал", человеком Патриарх был серьезным.

– Здравстувйте, Ваше святейшество.

– Здравствуйте, Сергей Алексеевич. Присаживайтесь.

Я сел в большое и навороченное, но не слишком удобное кресло. Патриарх некоторое время глядел на меня, а потом начал.

– Сергей Алексеевич, вот вы, насколько я знаю, атеист, но ко мне обратились как положено у православных.

– Так я и к генералу Пепеляеву обращался "ваше превосходительство". Как говорят военные, по Уставу.

– Это хорошо, что вы со своим уставом в чужой монастырь не лезете. В отличие от многих ваших товарищей.

– Товарищи у нас есть разные, это верно. Но ведь и священники разные попадаются. Вот мы у одного посреди голодающего уезда нашли огромные запасы зерна. Его отче давал в рост, под двести процентов. Это такое теперь христианство? Но давайте так. Я – не работник НКВД. Если у вас есть претензии к власти – то обратитесь к товарищу Дзержинскому. Я занимаюсь идейно-политической работой. Так что по этому поводу какие у вас ко мне вопросы?

Патриарх усмехнулся.

– Да, вы, большевики, не любите ходить вокруг да около. Я не зря захотел побеседовать именно с вами. Вы человек очень интересный. Вот как именно вы видите отношения власти и Церкви?

– Я лично выступаю за полную свободу совести. Кто хочет молиться – пусть идет и молится. Кому хочет.

– Но вы будете проповедовать атеизм?

– Да, будем.

– Но ведь это подрыв нравственных устоев народа.

Во мне начинало закипать бешенство. В конце-то концов мы не на официальной встрече.

– А то, что ваши священники благословляли расстрелы крестьян у Колчака – это как? Послушайте. Давайте честно. Вы ничего не смогли противопоставить крушению великой страны. Ничего! Потому что большинство из вас слишком любило вкусно кушать и хорошо жить при той власти. Когда вас отделали от государства, вам сразу стало плохо, вы начали поддерживать всех наших врагов. Но я понимаю историческое значение Церкви. Так что я войны не хочу. Но если вы хотите... Вы получите войну! А закон войны один – уничтожить врага. Я не стану, подобно французским якобинцам, призывать расстреливать священников и жечь церкви. Я поступлю проще. Структуры РОСТА напомнят жителям России, что реакционный царь Алексей Михайлович в интересах феодально-помещичьего класса провел церковную реформу. И потому возник раскол. А истинно русское Православие много лет томилось под пятой царского режима. Вы думаете, не найдется ученых богословов, которые это грамотно обоснуют? Да я завтра отдам распоряжение основать журнал "Наука и религия", где они будут выступать. И проповедников мы найдем. Раскольники-то ведь только и ждут, чтобы мы к ним обратились. И что вы думаете – когда народу объяснят, что, дескать, ошибочка-то вышла, креститься надо двумя перстами... Многие ли за вас останутся? А среди вас многие ли готовы пойти на костер?

Такого поворота Тихон явно не ожидал. Он был явно готов, что я буду ему грозить разными карами, и, возможно, даже стучать по столу рукояткой Маузера. Патриарх трусом-то не являлся. С воинствующим атеизмом он был готов бороться. В моей истории попов атеисты победили, но он-то об этом не знал. Он думал, что сможет нагнуть большевиков своим духовным авторитетом. Но, честно говоря, победили большевики очень коряво.

А так? Вот в моё время попы говорили – "вековая традиция Православия". Так вот она – именно вековая традиция! А какие-то гады устроили раскол. Протопопа Аввакума убили, фашисты. Так что Советская власть призовет поддержит тех, кто выступает за возвращение к нашей настоящей, народной вере.

На самом деле меня всегда веселило подлое поповское лицемерие. Устроили раскол, то есть революцию ради своих шкурных интересов – а когда такое же сделали другие – так это извините нельзя. Они старообрядческие книги и иконы жгли – а когда их реликвии стали передавать в музеи и библиотеки – это видите ли святотатство. Я атеист – но мне протопоп Аввакум нравится больше, чем слетевший с катушек на почве мании величия Никон.

Я чуть не заржал, представив, что если такое и вправду сделать – сколько у меня в приемной будет толпиться представителей многочисленных старообрядческих "согласий". И как они будут лупить друг другу морды, выясняя, кто из низ самый православный. Вспомнив это, я продолжил:

– Так нам даже будет лучше. Есть много старообрядцев, которые уже приняли Советскую власть без всяких там разговоров. Разумеется, никто не станет возражать и против вашей веры.

В моей истории большевики действовали несколько по иному, поддержав так называемых "обновленцев" – попов, стремившихся к церковной реформе. И Тихону пришлось прогнуться. Но возврат "к старой вере", по-моему, красивее. Тем более, что у раскольников огромные капиталы. Добраться до которых у большевиков руки коротки. А, может, и в самом деле, вместо нэпа попробовать вот так?

Патриарх, уж на что был крепкий и изощренный в политике мужик, но в его глазах мелькнуло смятение. Потому что перспектива-то и в самом деле была страшная.

– И вы ведь это сделаете...

– Я если что говорю, то всегда делаю. Попусту болтать мы, большевики не приучены.

Патриарх задумался. Разумеется, я не рассчитывал, что он станет меня уверять в своей лояльности. Не те фигуры. Всё-таки я по сравнению с ним – мелкий чиновник. Но что он задумается – а стоит ли пытаться гадить власти – это точно. И это хорошо. Ведь в той истории именно Тихон объявил войну. А коммунисты отбивались... Уж извините, как умели.

Вдруг Патриарх сказал:

– Сергей Алексеевич, а ведь вы не атеист. Как и лучшие из ваших товарищей. Мы верим по-разному. Но... Бог поймет.

На обратном пути я думал над словами Патриарха. А ведь в самом деле. Был бы я просто авантюристом... Кайф от власти я не испытываю. Тоже мне радость – с любимой девушкой толком не пообщаться. По умному – надо было в октябре семнадцатого натырить золотишка и двинуть в бега. А ведь теперь перспектива того, что меня вскоре вынесут вперед ногами, чем дальше, тем больше. Не враги убьют, так свои.

Но на самом-то деле мне всегда были симпатичны даже такие ребята, как боевики RAF или "Красных бригад"*.

(* Ультралевые террористические организации 70-х годов ХХ века. Первая немецкая, вторая итальянская.)

Я-то всегда думал, что из-за ненависти к "обществу потребления". Но на самом-то деле выяснилось – я всё-таки верю, что можно построить какой-то иной мир. Не такой, как та всемирная помойка, из которой я попал сюда. В чём главное паскудство того мира? В бессмысленности. Я видел только закат Советской власти, но и этот мир был гармоничнее и человечнее, чем то, что я видел в США. Про нашу "демократию" я уж помолчу. А общаясь со старыми людьми, я понимал – где-то вот она была, та самая жизнь, ради которой люди шли на смерть. Есть шанс попробовать. Хуже-то не будет. Хуже некуда.

Старательно укрепляенмый маразм

Еще подходя к кабинету Миши, я услышал из-за двери двухголосое жизнерадостное ржанье. Войдя, я увидел своих двух помощников – Мишу и Светлану, которые веселились, читая какой-то текст.

– Миша, это вы пишете очередной фельетон в "Крокодил"? Но я никогда не слышал, что бы ты смеялся над собственными материалами. Или это Светлана что-то такое придумала?

Миша, вот уж двужильный парень, регулярно поставлял материалы в начавший недавно выходить сатирический журнал. Планы у меня на него были большие. Ильфу и Петрову, Зощенко и Булгакову, и многим другим незачем будет работать в профсоюзных газетках. Пусть сразу идут трудиться по специальности – сатириками. Но они пока ещё не проявились. Хотя уровень журнальчика был очень даже ничего. Вышло всего пять номеров, но моя секретарша уже завела у себя на столе отдельные папку: "Доносы на "Крокодил"".

Но Миша пояснил.

– Тут дело в другом. Почитай. Ты, вроде, немецкий более-менее освоил?

– Маркса в оригинале читать не возьмусь. А так...

– Здесь не Маркс, но тоже интересно.

Я присел за стол, Миша протянул мне тоненькую брошюру, исполненную на плохой бумаге.

– Всё читать не имеет смысла, я вот подчеркнул красным карандашом.

Брошюра называлась "Истинные причины Великой войны". Мюнхен, 1919 год.

Я стал читать помеченное.

"Причинами войны справедливо называют алчность представителей крупного капитала, которые нажили огромные деньги за счет миллионов погибших. В самом деле – никаких особых изменений в мире не произошло. Если не считать краха Австро-Венгрии, но эта империя, лишенная национального духа, была обречена в любом случае. Очевидно, что нажились на этом представители крупного капитала и стоящие за ним масонские круги. Более всего выгод получили богачи САСШ, известного центра масонства.

Сейчас эти господа мирно договариваются друг с другом. Дескать, вышло маленькое недоразумение.

...

Но мы упускаем из виду другое обстоятельство. Автор этих строк сражался в штурмовом батальоне. Мы брали Аррас. Сейчас буржуазные свиньи, жиревшие в тылу, не жалеют красивых слов о "героях Арраса". Да, наши ребята сражались мужественно. Но... Вы знаете, какие были у нас потери? Между тем в штурмовики трусов и слабаков не брали.

Мне приходилось воевать и против наступавших французов и англичан. С той стороны были тоже настоящие ребята. Им мы их убивали. Как и они нас.

...

Что получается? В великой войне гибли самые смелые, самые решительные, самые мужественные. Международный буржуазно-масонский капитал поставил цель уничтожить наиболее активных представителей каждой нации.

...

Они полагали, что останутся только ни на что не способные трусы, которые будут готовы подставить под них шею. К счастью, они просчитались. Народ России сумел не только выйти из войны, но и скинуть со своей шеи капиталистов и масонов. Мы должны следовать их примеру..."

– Это что? Наши написали? – Спросил я.

– В том-то и дело, что нет. Чистая баварская самодеятельность. Так называемая "Группа национал-коммунистов" из Мюнхена.

Встряла Светлана.

– Обрати внимание на интересный поворот. Тут интернационализм противопоставляется космополитизму. Трудящиеся всех наций должны жить в мире – но нация – это основа всего. Товарища явно сильно контузило на фронте.

– А ведь что-то в этой идее есть. Это хороший ход. Мы ведь тоже не отрицаем национальные различия. Мы отрицаем буржуазный национализм. То есть тот, который нам не нравится.

– Это и есть "творческий марксизм", о котором говорит Сталин?

– Именно.

– Я тоже считаю, что мысль интересная, – встрял Миша. Мы говорим "мировой империализм", этот тип пишет "масоны". А разница-то, по сути, в чём? Я думаю, что в "Красном журналисте" эти выдержки надо перепечатывать. Разумеется, с правильным идеологическим комментарием. Вроде ребята не всё правильно понимают, но мыслят в нужно и направлении.

– Согласен. Да и связаться с ними стоит. Чтобы товарищу Зиновьеву жизнь медом не казалась.

Я в том мире плохо относился к Коминтерну – потому как считал их халявщиками. Однако, выяснилось, что дело обстоит совсем не так. Для начала – агентуру ЧК набирала именно из европейских коммунистов и им близких. Но самое интересное – в этом мире коммунистическое движение в Германии и Франции стало не только окупаться, но и приносить некоторую прибыль. Одна из причин как раз в том, что война закончилась, по сути, вничью. И все спрашивали: а зачем тогда это было? Политики наперебой говорили о "справедливом мире", но этому решительно никто не верил. Всем было ясно, что вторая серия просто неизбежна.

Мирные переговоры шли вяло, каждая из сторон искала случая кинуть подлянку другой. Демобилизацию обе стороны провели лишь частично. Это было глупее всего. Те, кто вернулся – не добавляли спокойствия. Те, кто остался, спрашивали – а зачем мы продолжаем сидеть на фронте?

Подлянки друг другу кидали с энузиазмом. Тут коммунисты были на своём месте. Немецкая разведка подкидывала денег французским товарищам, французская – немецким. Они не понимали, что это одна структура? Они, как всегда, считали себя самыми умными. Рассуждали так: Во Втором Интернационале тоже много говорили о солидарности трудящихся. А он в одночасье рухнул. Вот и эти рухнут.

Мы непосредственно в коминтерновские дела не лезли. Это была политика. Ленину и так не слишком нравилось, что Сталин и его приспешники (включая меня) набрали уж очень много силы. Поэтому что-нибудь надо было необходимо отдать и другим товарищам.

Да только вот денежки от иностранной разведки шли через западные коммунистические газеты и всякие "Фонды помощи РСФСР", а их контролировало РОСТА. Да и сами мы старались выйти на самоокупаемость. Так, я нашел в Москве Илью Эренбурга. Этот тип был именно космополитом чистой пробы. Он всю жизнь стремился жить в Париже, только вот там жрать было не на что. Так что Эренбург пытался устроиться так, чтобы получать тут, а жить там. Я предложил ему иной вариант – ехать в Париж и клепать там шпионские романы при нашей поддержке. Благо этого жанра ещё не существовало. Ну, разумеется, романы должны были быть про мрачных империалистов, которые хотят превратить всех трудящихся в рабов. Затея имела успех. Эренбург писать умел, а прибыль мы делили по-братски.

Так или иначе, во Франции правительство опасалось лишний раз дернуться, чтобы не получить новый подъем забастовок.

В Германии имелись свои погремушки. Ситуация у них была лучше, чем в моей истории, но тоже не очень. С продовольствием особо лучше не стало. А пропаганда не нашла ничего умнее, как завести шарманку: погодите, мы ещё покажем этим лягушатникам. Причем, громче всего кричали герои тыла. А генерал-полковник Людендорф и в этой истории озвучил свою теорию об "ударе в спину". То есть, мы бы победили, если бы не предательство тыловиков.

Армия стала раскалываться. У немцев потери офицеров были не столь катастрофичными как в Российской армии. А в Германии, как известно, ордунг. Большинство из тех, кого произвели во время войны, назывались "офицерами военного времени". Так что если кадровые готовились получать ордена и прочие пряники, но для "военных" светило идти на гражданку. А ведь они чаще всего ничего не умели.

А кроме того, имелись ещё и земли, населенные поляками. Пилсудский старательно создавал там свои структуры. Не немцы делали вид, что их не замечают – поскольку рассчитывали использовать поляков на Восточном фронте. Но в 1917 году надобность в них пропала – и немцы их ликвидировали. Кое-что Юзеф сумел возродить – но его авторитет очень сильно упал после появления ЗУНР и бодрых прогулок махновцев. Тем, кстати, очень понравилось совершать рейды в Польшу. При этом они грабили лишь крупные поместья и буржуев. Кроме того – демонстративно не трогали евреев. Трудно сказать – были ли это хитрый замысел батьки, или просто так вышло. Но дело было сделано. Формирования Пилсудского стали отрываться именно на евреях. В результате кто-то пошел к махновцам, кто-то стал создавать свои отряды. Так, по лесам под Сельцем рассекал отряд "Моссад", под черным знаменем с красной Звездой Давида...

Так что "немецкие" поляки действовал каждый во что горазд. Имелись красные, были те, кто выступал за любимую сказку про "Польшу от моря до моря", находились сторонники автономии в составе Германии... Начались террористические акты против местных властей.

Кайзер пытался навести порядок, но это этого выходило только хуже.

Атака «Синих беретов»

Дождь шел с самого утра. Не сильный, с неба всего лишь моросило. Но за несколько часов одежда под таким дождем промокает насквозь. Впрочем Такая погода стояла уже пять дней. Окружающий лес был по-осеннему неприветлив. Впрочем, по такому голосу лесу сложнее подкрасться и устроить в кустах засаду. Хорошо хоть лес был высоким, сосновым – на дороге не было грязи.

По узкой дороге, пролегавшей в сосновом лесу, двигались всадники. Они были в насквозь мокрых серых австрийских шинелях и конфедератках. На лошадях они сидели угрюмо сгорбившись. Да и лошади едва переставляли ноги. Словом, отступавший уланский полк являл собой классическую картину под названием "отступление".

Командир, полковник Сигизмунд Каминский вытащил папиросу и закурил. Папироса была предпоследняя. Это его подвигло на философию. Командир полка! С ним идет двести сабель. Боеприпасов нет, продовольствия нет, фуража нет. А сзади настигают "Синие береты". Совсем недавно польские офицеры смеялись над этой странной формой большевиков, делающих их похожими на художников с Монмартра. Но теперь-то было не до смеха. У буденовцев синие береты носили отборные ударные части. Которых, к тому же, вели местные, дико обозленные на то, что поляки тут натворили.

Полковник затянулся табаком. А ведь начиналось-то хорошо! Пилсудского долго ругали за то, что он не предпринимает решительных мер против анархистских банд и формирований ЗУНР.

Однако, видимо, Пилсудский понял игру большевиков – для ликвидации этих банд нужны крупные силы, которые без толку распыляются. Да и, судя по всему, красные выпихивали в Польшу тех, кто для них был опасен. Так что они выигрывали в любом случае.

Но Пилсудский втайне от всех копил силы и планировал решительный удар. 25 октября Войско Польское в количестве 50 тысяч человек начало наступление на советскую территорию. Белосток и Гродно были взяты почти без боя на следующий день. Вильно взяли 2 ноября. Впрочем, особо напрягаться и не пришлось. Вильно изначально являлся польским городом – так что внутри у Пилсудского имелось множество агентуры. Началось восстание – и город упал в руки наступавших поляков как перезревшее яблоко.

Теперь-то полковник понимал, что самое умное было бы – это укрепиться в Виленском крае а потом уже думать о чём-то большем. Тем более, с территории Германии повалили толпами добровольцы.

Но... Скажи кто-нибудь такое тогда – его подняли бы на смех. Все обуяла эйфория. Оказалось – большевики ничего из себя не представляют! Так что, вперед, на Минск!

Тем более, что почти одновременно, 3 ноября была взята Лида. Полк Сигизмунда принимал участие в это деле. Красные из ЧОНа, надо отдать им должное, дрались мужественно – но что они могли! Город пал. До Минска оставалось 140 километров. А там и до Смоленска рукой подать. Да что там Смоленск! Многие офицеры говорили и о Москве.

И тут с юга на них обрушился жуткий паровой каток под названием Первая Конная армия. ТАКОГО никто никогда не видел. Каминский дослужился до капитана Русской армии на Великой войне. Но там кавалерия была, в основном, мишенью для пулеметов. На окопы с проволочными заграждениями верхом не особо попрешь. Махновцы и прочие? Полковник знал историю Речи Посполитой. Что ж, анархисты просто-напросто усовершенствовали тактику, которую применяли украинские казаки и крымские татары.

Но Первая Конная – это что-то небывалое. Кроме огромных масс конницы, усиленных тачанками, там имелась артиллерия, пехота и даже аэропланы. Были и броневики – но, к счастью, в эту погоду они не слишком могли продвигаться по пересеченной местности. Хотя при штурме Лиды буденовцы их применили хорошо. Именно тогда от полка Каминского осталась половина.

Но главное – Первая Конная отрезала польскую. армию. Попытки некоторых частей уйти в Германию немцы встречали пулеметами.

Сейчас остатки полка Каминского пробирались к Белостоку. Разумеется, в город они лезть не собирались. Они рассчитывали обойти его по лесам с севера.

Впереди послышался стук копыт. Это возвращалась разведка.

– Пан полковник, впереди, на железной дороге, стоят бронепоезда. Вокруг них – многочисленные конные разъезды.

Это был конец. Мимо бронепоездов можно проскочить – найти "дырку", разобраться пути... Тут, среди лесов, есть шанс. Но если есть кавалеристы – то они быстро направят железные гусеницы, куда надо. А изобретать какие-то хитрые маневры просто нет ни сил, ни времени. Сзади идут "Синие береты". Которые, как говорили, в плен вообще не берут.

– Что ж, панове, я думаю, надо сдаваться, – Обратился полковник к своим офицерам.

– То есть как? – Послышался чей-то голос.

– А вот так. Кто не хочет – я никому не препятствую пустить себе пулю в лоб. Я я ещё Польше пригожусь.

Через час бойцы бронепоезда "Луганский рабочий" наблюдали приближавшуюся к ним колонну под белым флагом...

* * *

Ранним утром в только что открывшееся кафе на улице де Любек зашел элегантно одетый моложавый человек лет сорока. При всей своей элегантности вид он имел несколько помятый. Усевшись за столик, он заказал кофе и рюмку коньяку.

Гарсон, много лет, проработавший в Париже, ничему не удивлялся. Тем более, что удивляться-то? Мсье можно только позавидовать – он провел веселую ночь. Сейчас, после войны, люди живут весело. Разумеется, те, у кого есть на это деньги.

Борис Савинков и в самом деле провел бурную ночь, шатаясь по каким-то кабакам, но ему было совсем не весело. В последнее время он чувствовал себя очень паршиво. Так же он ощущал себя только после разоблачения Азефа. Дело даже не в том, что главный боевик партии оказался сотрудником охранки. Куда худшим для Савинкова было иное. Борис Викторович всегда ощущал себя необыкновенным человеком. Творцом Истории. А тут оказалось – он являлся всего лишь марионеткой в руках проходимца. Тогда он всерьез сорвался. Эсеры, несмотря на случившееся, сдаваться на собирались. В Петербурге возникла группа молодежи, собиравшаяся начать подготовку убийства великого князя Николая Николаевича. Однако Савинков сидел в Париже и просто не мог заставить себя начать "ставить" дело. Он шатался по кабакам и девкам. В конце концов террористы разбрелись.

Именно тогда он начал писать книги о своих приключениях. Хотя за три года до этого гордо заявлял: "обо мне будет писать История". Повесть "Конь бледный" отвратила от него большинство эсеров.

Если честно, то он и сам тогда полагал: с политической деятельностью покончено. Но... Один доктор как-то ему сказал: зависимость от морфина полностью не излечивается. Морфинист может много лет не употреблять наркотик – и в друг раз! И снова началось. С политикой то же самое.

Так с ним случилось в 1917 году. Он снова почувствовал, что может стать Исторической личностью.

Потом... Много чего было потом случилось. Если уж честно, неудач было больше, чем успехов. Но Савинков пер вперед. Ему казалось – он нашел заветную формулу: идею "третьей революции". Крестьяне ненавидят продразверстку, ненавидят большевиков. Надо их только поднять – и красная власть рухнет. И свалит её он, Савинков.

Но для начала по его мечтам прошли копытами махновцы – как раз те, на кого он и рассчитывал. Большевики как-то сумели их приручить. А потом Пилсудский его попросту вышвырнул из Польши...

Савинков хлебнул коньяку, запил кофе и закурил.

Хотя, конечно, Юзеф не виноват. Что ему оставалось делать? Когда не получилось с немцами, он стал рассчитывать на помощь Антанты. После провозглашения независимости Польши он буквально ночевал во французском посольстве, выпрашивая снаряжение и советников. Но те как-то не слишком рвались помогать. Савинкову ситуацию объяснил его друг и соратник Александр Дикгоф-Деренталь, большой специалист в международной политике.

– Понимаешь, Виктор, Германия и Франция похожи на людей, которые ведут переговоры, держа в руках взведенные пистолеты. Каждый боится усиления другого. Если Франция станет помогать Польше, что мешает немцам начать помогать чехам или большевикам? А ведь никто не мешает Германии послать к красным даже пару полков "добровольцев". В случае претензий они смогут сказать, что это немцы, попавшие в плен во время Великой войны, которые в России обратились в большевизм...

Кое-какую помощь французы оказали, кое-каких советников прислали. Только вот польская армия разгромлена, советники попали в плен, о чем радостно кричат большевики. Армия Буденного двинулась на Варшаву, его передовые отряды в знаменитых синих беретах видели окрестностях Праги*.

(*Имеется в виду предместье Варшавы на правом берегу Вислы.)

Хотя, может, там их и не было, а были только слухи... Но Пилсудский предложил начать переговоры о мире. Как это ни странно, большевики согласились. Но условием для их начала они потребовали полную ликвидацию эмигрантских организаций на территории Польше и выдачу Савинкова. Так что единственное, что мог сделать Пилсудский для Бориса Викторовича – это помочь скрыться.

А среди парижской богемы синие береты вошли в бешеную моду...

Савинков допил свои напитки и двинулся домой, он жил на этой улице. По пути ему пришла идея новой повести. Он не очень понимал, о чем она будет, но тема уже обозначилась: "Конь вороной". Однако обдумать свою идею он не мог. Чуть ли не сразу после его прихода в квартире зазвонил телефон.

– Алло.

– Виктор Борисович, вы меня узнаете?

– Мистер Рейли?

– Именно. Есть серьезный разговор. Жду вас сегодня в три в ресторане "Трокадеро".

Ого! А жизнь-то налаживается...

* * *

Если вы думаете, что это я подкинул Буденному идею с синими беретами – то вы ошибаетесь. Конечно, любой приличный попаданец, если уж ему не удалось внедрить автомат Калашникова, должен, по крайней мере, одеть армию в камуфляж и разгрузки. Но я как-то не озаботился. А вообще-то товарищ Буденный и сам умный. Тезис "тупой лошадник Буденный" – из той же серии, что и "недоучившийся семинарист Сталин". Интеллигентов корежит от самой мысли, что кто-то может чего-то достичь без высшего образования. Вообще-то в полудикой армии этого периода такие вот отличительные знаки очень важны.

А синий стал кавалерийским цветом как-то сам собой*.

(* В РИ в РККА кавалеристы носили синие петлицы.)

А вообще-то для нас данный период вышел очень тяжелым. Причем, именно контрнаступление. Почему? Да потому что снова из всех закоулков вылезли сторонники немедленной мировой революции. Блин, ну почему бы их всех было не собрать, да не кинуть на штурм Лиды или Вильно? К счастью, настоящих буйных было мало. Троцкий вонял теперь из Парижа, Тухачевский в качестве комдива воевал под началом товарища Слащова. Хотя воплей хватало.

На одном из бурных заседаний ЦК Сталин сказал:

– Эти товарищи называют себя интернационалистами. Но это не так. Они самые настоящие красные империалисты. Они хотят нести революцию на штыках. Часто положение в Польше сравнивают с Финляндией и Закавказьем. Но там мы только помогали местным товарищам. Я хочу спросить товарища Зиновьева: где он видит в Польше революционное движение?

Товарищ Зиновьев обтек. В Польше ничего в сторону большевиков не двигалось. Все убежденные коммунисты оттуда давно уже сидели в России. Висарионыч продолжал:

– Но, допустим, мы установим на наших штыках Советскую власть в Польше. И что мы получим? Для начала – зеркальное повторение того, что мы сами там делаем. Немцы с удовольствием выпихнут всех собственных польских националистов воевать с нами. И мы получим бесконечную партизанскую войну. Вам мало крестьянских восстаний? К тому же мы влезем в европейскую, для которой у нас просто нет сил... Давайте для начала очистим от контрреволюционеров и интервентов Сибирь. Сталин и компани явно его дожимали по поводу отмены продразверстки. РОСТА тут постаралась, поставляя нужную информацию. А это никак не сочеталось с новой революционной войной.

В общем, с Пилсудским начали переговоры, базар шел, в основном, о том, сколько с него содрать денег. Пускай занимает хоть у немцев, хоть у французов. Да, ещё одним условием было провести переговоры с ЗУНР. Напрямую вписываться за них ни у кого желания не имелось. Но пускай у Юзефа голова болит.

Если кого-то беспокоит Гондурас, то меня очень беспокоила Венгрия. В моей истории там тоже провозгласили Советскую власть. Не сразу, после краха двуединой империи, некоторое время там тоже пытались что-то делать демократы. Но тут всё было по иному. В конце концов, в Венгрии укрепился правый лидер Иштван Бетлен. Очевидно, кто-то его хорошо проспонсировал. Интересно, что Хорти был убит при непонятных обстоятельствах.

Были в этой истории интересные моменты. Мы лишний раз раскрутили тему про красный патриотизм. Благо польских газет с которых склонялась идея о Польше до Смоленска было захвачено много. Кроме того, в Вильно мы захватили некоторое количество французских военспецов. В том числе и офицера по имени Шарль де Голль...

На пороге новых перемен

У нас в РОСТА уже давно существовал аналитический отдел. Сегодня на совещании руководителей нашей структуры выступал немолодой осанистый человек по имени Григорий Рогожин – наш главный спец по крестьянским делам. В Российской империи он много лет работал землемером – ну, заодно и статьи пописывал. В определенных кругах Рогожин приобрел известность, после того, как ещё в 1906 году опубликовал материал, в котором очень точно обосновал, почему столыпинские реформы закончатся полным провалом. А ведь тогда и многие убежденные противники Столыпина, Ленин в том числе, допускали, что у премьера может и получиться*.

(* Хрестоматийную работу "Последний клапан" Ленин написал ПОСЛЕ провала реформ. А в 1906 году писал несколько иное.)

Так что теперь он заканчивал просвещать работников идеологического фронта по поводу тонкостей выполнения последнего задания партии.