Текст книги "«Если», 2011 № 06"

Автор книги: Алексей Пехов

Соавторы: Марина и Сергей Дяченко,Аркадий Шушпанов,Майкл (Майк) Даймонд Резник,Николай Романецкий,Борис Руденко,Сергей Шикарев,Пол Корнелл,Дмитрий Витер,Владимир Семенякин,Юджин Мирабелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Франк Хаубольд
Возвращение домой

^{Иллюстрация Николая ПАНИНА}

Уже смеркалось, когда Кравитц свернул с автобана на федеральную трассу, ведущую в Нидерлар. Он не ожидал встретить на своем пути полицию, особенно перед Рождеством. Пробки на этой дороге были редкостью: собственно говоря, он видел их здесь только один раз – непосредственно после События. И все же он старался вести машину особенно осторожно и аккуратно. Постоянное присутствие полицейских и регулярные проверки были частью «политики разрядки», которую проводило правительство. Когда схлынула первая волна туристов, спешивших полюбоваться на последствия катастрофы, готовых преодолеть сотни километров и перетерпеть сотни часов ожидания, для того чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на таинственный Барьер, обстановка в городе более или менее стабилизировалась.

Разумеется, слова «взглянуть на Барьер» – всего лишь оборот речи, ведь он всегда оставался невидимым. Тем не менее понять, где он проходит, было нетрудно. Кравитц хорошо помнил те первые дни, когда вокруг Барьера был воздвигнут еще один периметр из заграждений и кордонов и сотни парней в униформе следили за тем, чтобы любопытные туристы не подходили слишком близко. В то время фотографии маленького городка в Северных Альпах не сходили со страниц газет, и всякий считал своим долгом высказаться о сущности События и о том, какие последствия оно может иметь для человечества. Множество смельчаков клялись, что измыслили надежный способ проникнуть за Барьер. Однако все они ошибались, и никому до сих пор не удалось разгадать хотя бы физический механизм События, не говоря уже о его причинах и значении. Единственным ощутимым результатом этих попыток были упавший вертолет и несколько обезображенных трупов. Исследования ни на шаг не приблизили людей к пониманию того, что на самом деле произошло в Нидерларе в ночь на 23 декабря 2012 года.

* * *

Когда Кравитц впервые услышал о Событии, журналистская истерика была в самом разгаре. 21 декабря он улетел в Бостон на интернациональную конференцию по планетологии. Конечно, он мог отказаться от участия в конференции и даже, наверное, должен был, поскольку испытания еще шли полным ходом, но ему очень хотелось увидеться со старым другом – профессором Сергеем Комаровым, который был в списке приглашенных.

Друзья одинаково не доверяли средствам связи – и телефонный звонок, и электронное письмо можно легко перехватить. А у них имелась тема для разговора, в которую они не хотели посвящать посторонних.

Участники конференции с интересом выслушали реферат Кравитца о работе немецких ученых в проекте ANSMET (The Antarctic Search for Meteorites Program). А вечером двое ученых собрались на «военный совет» в номере отеля. К сожалению, им было нечем похвастать друг перед другом: исследования обоих не принесли существенных результатов. Однако их по-прежнему согревали смутные надежды и бутылка «Столичной», которую привез Комаров. Наутро Кравитц проснулся со страшным похмельем и едва не опоздал в аэропорт. В самолете он попросил у стюардессы таблетку снотворного и уже начал проваливаться сон, но тут бросил мимолетный взгляд на монитор. На всю жизнь он запомнил надпись на красном фоне: «Авария ядерного реактора в Исследовательском институте. В Нидерларе введен карантин». Потом по экрану поплыли знакомые пейзажи – городские улицы, церковь, ратуша, корпуса института, вид города с высоты птичьего полета. «Какой ядерный реактор? – удивился Кравитц. – В институте отродясь не было ничего подобного!» Он потянулся к карману за мобильником, но тут же вспомнил, что разговаривать во время полета запрещено. «Как только приземлимся, надо тотчас же позвонить Мириам и выяснить, что это за шутки…»

Позже он не раз спрашивал себя, как удалось ему так долго оставаться столь безмятежным? Почему у него не возникало никаких подозрений? Разумеется, все это были вопросы без ответов. Кравитц с завистью вспоминал свое прежнее, такое наивное «я». Но смог бы он сделать что-нибудь, будь у него второй шанс? Окажись он каким-то чудом снова в 2012 году со всеми своими теперешними знаниями и опытом? Честным ответом было бы: вряд ли.

Дорога вела через лес, и Кравитц включил фары. Яркий белый свет разогнал тени и заставил искриться снег на лапах вековых елей. Кравитц любовался этой рождественской картиной вот уже восемь лет. В этом году, как и обычно, дни перед Рождеством выдались холодными и снежными. Казалось, у погоды есть свой ритуал, подобный тому, какой Кравитц придумал для себя. Столь же бессмысленный. Физик сам не мог понять, что год за годом приводит его в Нидерлар. Взрослые наряжают елки на Рождество, чтобы на несколько часов вернуться в детство. А он едет сюда, чтобы вернуться в прошлое. Домой, хотя дом для него недоступен.

Когда машина вынырнула из волшебного леса, Кравитц увидел город, лежащий в долине. Казалось, здесь тоже ничего не изменилось с 2012 года, но ученый хорошо знал, как ошибочно это представление. Городок в нижнем течении Аарнау с каждым годом терял обитателей. Они уезжали, покидали свои дома, свою прежнюю жизнь. Поток туристов схлынул, новенькие мотели и гостиницы, построенные на пике популярности, теперь стояли пустыми и заколоченными. Но дело было не только в этом. Кравитц подозревал, что жителей заставляет уезжать так называемый синдром Робинзона – одно из таинственных последствий таинственного События. Так это было или нет, но местные не очень-то любили распространяться о причинах массового исхода, особенно в разговорах с чужаками. А он теперь был здесь чужаком. Может быть, он всегда им был, несмотря на годы, прожитые в городе. Для местных старожилов, все, кто приехал из большого мира, всегда оставались гостями – более или менее желанными. Институт был построен в семидесятые годы прошлого столетия и очень быстро завоевал себе репутацию в научном мире, так что все молодые физики Германии стремились попасть сюда. Кравитц был одним из счастливчиков. Параллельно со строительством синхротрона возводились и дома для молодых ученых, каждый – на одну семью. Вскоре они встали на границе институтского городка стройными рядами, похожие друг на друга как две капли воды.

Через годы после События господин Долдингер, владелец «Льва», сказал Кравитцу: «Что-то такое должно было случиться. Мы этого давно ждали. Почитай с самого начала. Просто чудо, что эти ученые не прихватили с собой половину города». Он не знал, что Кравитц сам был из «этих ученых», думал, что перед ним один из приезжих. Обитателей научного городка редко помнили в лицо.

На окраинах города запустение было особенно ощутимо – темные здания мотелей и жилых домов, сплошь занесенные снегом, щиты на окнах, ржавеющие остовы машин. Многие мусорные контейнеры были перевернуты, ветер гонял над дорогой листки бумаги, сорванные с заборов. Печальное свидетельство рухнувших надежд инженеров и бизнесменов, которые хотели подняться на строительном буме в Нидерларе. Ажиотаж оказался кратковременным – он, скорее, истощил силы города, чем принес кому-то прибыль.

Ближе к центру город выглядел более обыденно – на улицах горели фонари, окна и витрины были освещены. Начали попадаться пешеходы и машины. Правда, тех и других Кравитц мог буквально пересчитать по пальцам. И только здание ратуши на главной площади выглядело в точности как в старые добрые времена. Рядом с ним располагался «Золотой лев» – самая дорогая и комфортабельная гостиница в городе. Из окон холла лился золотой свет, фонарь над дверью качался под ветром, играя бликами на двух бронзовых статуях львов, стоявших справа и слева от входа. Кравитц зарулил на стоянку и припарковался рядом с синим внедорожником, на дверце которого можно было различить логотип UNSCET.

«Опять этот Вильямс здесь, – раздраженно подумал физик. – Все ему неймется…»

Профессор Вильямс руководил международной наблюдательной группой, с ходом лет постепенно превращавшейся в мощную и отлично финансируемую компанию, занятую переливанием из пустого в порожнее. Как Вильямсу удалось до сих пор удержаться на плаву, оставалось для Кравитца загадкой. Было очевидно, что Событие современной науке пока не по зубам. Разумеется, рано или поздно прорыв произойдет, и движущие механизмы явления станут ясны, но сидеть в Нидерларе и ждать, пока на чью-то голову свалится пресловутое Ньютоново яблоко, бессмысленно. Они выложились здесь полностью еще в первые годы. Сейчас необходимо искать обходные пути – так всегда поступали люди науки, когда проблему не удавалось взять с наскока. Поэтому, будь он на месте Вильямса, то украшал бы сейчас елку у себя дома.

«Может быть, он это делает, чтобы казаться самому себе более значимым», – предположил Кравитц.

Он вылез из машины, достал из багажника сумку, захлопнул дверцу и направился к крыльцу гостиницы. Сумка была та же, что и восемь лет назад, и внутри лежали те же вещи. Даже это было частью ритуала.

– Добро пожаловать, господин профессор. По вам можно часы сверять, – поприветствовал его охранник, не выходя из своей будки.

Кравитц печально усмехнулся – наконец его стали узнавать в лицо в Нидерларе.

Кроме него в холле находились двое: Вильямс и его спутник – молодой азиат, то ли японец, то ли кореец. Они сидели в глубине зала за маленьким столиком и о чем-то беседовали.

Завидев Кравитца, Вильямс воскликнул:

– Ваше здоровье! – И поднял бокал с пивом.

Молодой человек пил чай. Он вежливо улыбнулся и кивнул Кравитцу.

– Номер тридцать два, как всегда? – спросил портье.

– Да, если можно, – Кравитц взял ключ.

В «Золотом льве» карточки так и не прижились – все пользовались старомодными ключами с бирочками, на которых был обозначен номер комнаты. Поднимаясь по лестнице, он услышал, как Вильямс говорит своему спутнику:

– И так – каждый год.

Потом звякнул о стол пустой бокал. Кравитц порадовался, что он уже не внизу – иначе точно не удержался бы и нагрубил наглому голландцу.

В коридоре второго этажа было холодно и пахло какой-то дезинфицирующей жидкостью. Запах был знакомым, он вызвал смутное ощущение дежа вю. В интерьере тоже ничего не изменилось – Долингер хорошо знал, что нужно его немногочисленным постояльцам.

Комната номер тридцать два… Открывая дверь, Кравитц почувствовал, что его сердце забилось быстрее. Свет включился автоматически, едва он переступил порог, а штора отъехала в сторону, открывая вид на город. Обстановка в комнате осталась прежней – словно Кравитц и не уезжал отсюда. Физик устало опустился в кресло. Поездка вымотала его. Как всегда, он тщательно следил за тем, не преследуют ли его, хотя и сомневался в своей способности заметить профессиональную слежку – его знакомство с методами шпионов ограничивалось парой фильмов о Джеймсе Бонде. Сейчас бы в душ и поспать… И тут же он понял: нет, не сейчас. Он больше не может ждать ни минуты.

Кравитц достал из сумки футляр, из футляра – прибор ночного видения, активировал микрокомпьютер. Потом выключил свет и вышел на балкон. Все остальные окна на этажах оставались темными: или там никого не было, или постояльцы уже спали. «Значит, за мной никто не наблюдает…» Кравитц тряхнул головой, отгоняя абсурдную мысль. Кто может за ним наблюдать? Кому это нужно? Уж во всяком случае, Вильямс вне подозрений, он изрядно нагрузился пивом еще до приезда Кравитца и сейчас, наверняка, догружается. За восемь лет даже люди из UNSCET могут растерять энтузиазм. Вильямс был здесь с самого начала, когда ученые еще не потеряли надежды «быстренько разобраться» в случившемся, и если бы он в какой-то момент заподозрил, что Кравитц врет или недоговаривает, он еще тогда забил бы тревогу. Нет, скорее всего, он лишь надеялся, что в одно прекрасное мгновение Барьер попросту исчезнет так же неожиданно, как и появился, и тогда он, Вильямс, окажется в нужном месте в нужный момент. «Что-то общее все же у нас есть», – подумал Кравитц с грустной улыбкой. Забавно было сознавать, что оба они лелеют одни и те же мечты, но по разным причинам.

Он пристроил трубу на штатив. Аппарат был цейсовский, дорогущий и лучший, который можно достать за деньги. Гостиницу и Барьер разделяли не более двухсот метров: он начинался сразу за рыночной площадью. С балкона Кравитц видел немногочисленные огни в обитаемой части города – уличные фонари, фары машин. За Барьером царила тьма. Событие произошло в десять часов двадцать три минуты по среднеевропейскому времени, а в это время обычно все источники искусственного света отключены.

«Почти все», – подумал Кравитц, наводя фокус. В окуляре царила тьма, пока он не поймал слабый отблеск оконного стекла и не запустил программу распознавания. Его глупое сердце заколотилось как сумасшедшее, когда на мониторе появилась картинка: маленький почтовый грузовик, застывший всего в дюжине шагов от Барьера, но уже «по ту сторону», за ним стена дома, угол витрины с косо висящей рождественской гирляндой, окно на втором этаже, переплет, стекло, погруженная в темноту комната – и россыпь слабых, едва различимых огней в дальнем углу. Красный, зеленый, золотой, снова зеленый и индигово-синий. Гирлянда на рождественской елке. Гирлянда, которая горит уже восемь лет. Когда-то он сам купил ее на распродаже, и с тех пор Мириам каждый год вешала ее на елку.

Кравитц прильнул к окуляру. Где-то там, в темноте – Мириам. Он знал, что не увидит ее, но ничего не мог с собой поделать: он должен был снова и снова пытаться ее отыскать, иначе вся его жизнь лишалась смысла. Может быть, она ходила в кладовую, чтобы взять пакет с другими елочными украшениями? А может, была на кухне? Или прилегла отдохнуть в спальне? Либо она стоит в двух шагах от его письменного стола и держит телефон, чтобы позвонить ему и сказать что-то важное? Где она находилась в тот момент, когда невидимое поле накрыло ее и заставило застыть навсегда, как мушку в янтаре?

Нет, это бессмысленно. Разве UNSCET не просвечивала весь район приборами, в сравнении с которыми его цейсовский аппарат был все равно что мыльница по отношению к серьезной фототехнике? Они ничего не нашли – почему же он думает, что найдет? Он может провести на балконе всю ночь, и это ни на миллиметр не приблизит его к Мириам.

И все же Кравитц всматривался в окуляр, пока голова не закружилась, а перед глазами не поплыли алые круги. Его руки дрожали, когда он развинчивал трубу и укладывал ее в футляр. Наверное, от холода.

* * *

Примерно через полчаса Кравитц спустился в ресторан. Сначала он думал пропустить ужин, но потом вспомнил, что с утра не ел толком. Контрастный душ быстро вернул ему бодрость – этому трюку он научился еще в студенческие годы. Кравитц твердо пообещал самому себе, что даже присутствие Вильямса не испортит ему аппетит.

Эти двое, разумеется, были там. Кравитц быстро кивнул им и, не глядя больше в ту сторону, сел за свободный столик у окна. На ужин спустились и другие гости: пожилая пара и компания мужчин, которые, судя по их красным лицам и громким голосам, злоупотребляли местным вином.

– Что будете заказывать, господин профессор? – Долингер в белом фартуке замер в почтительном ожидании.

Кравитц изучил меню и заказал, как всегда, суп из белых грибов, отбивную и красное вино – это тоже было частью ритуала. Вино принесли быстро, и Кравитц налил себе бокал, надеясь, что ему удастся поужинать без помех – может быть, у Вильямса достанет такта не тревожить его сегодня. Следом прибыли грибы и отбивная, и в заключение – творожный мусс с ромовыми вишнями, знак любезности хозяина. Кравитц наслаждался едой, и это заставило его забыть на время о Вильямсе и его играх.

Поэтому он вздрогнул, услышав за спиной знакомый голос:

– Простите, у вас не занято?

Прежде чем он успел ответить, Вильямс уселся за стол напротив него. Азиат примостился сбоку, не сводя с Кравитца темных внимательных глаз. «Обложили, – подумал профессор с неудовольствием. – На что он надеется… старый дурак?»

– Позвольте представить вам мистера Кванга, – начал Вильямс.

Кравитц кивнул и пробормотал свое имя. «Вильямс подтягивает резервы, – думал он. – Боже, как мне все это надоело!»

– Господа что-нибудь желают? – Долингер внимательно отслеживал перемещения своих гостей.

Кравитц покачал головой. Вильямс заказал еще пива, мистер Кванг попросил чашку зеленого чая.

– Надеюсь, поездка вас не утомила? – начал Вильямс, получив свой бокал.

– Нисколько, но вряд ли именно это вас интересует, – ответил Кравитц немного резче, чем собрался. – Может быть, не будете тратить время на расшаркивания и перейдете сразу к сути дела?

– Это довольно любопытно.

– Что именно? – поинтересовался Кравитц холодно.

– Разве вы не хотите узнать, зачем я пригласил мистера Кванга?

– Не особенно. Но вижу, вы очень хотите мне это рассказать.

– Мистер Кванг – специалист по информатике и… по информации, – ответил Вильямс невозмутимо. – Он умеет вылавливать из Сети несвязанные на первый взгляд факты и сопоставлять их.

– Вот как? И что же вы выловили, мистер Кванг?

Но азиат лишь вежливо улыбнулся, предоставив Вильямсу вести разговор.

– Он нашел для нас одно имя, – продолжал голландец. – Комаров. Профессор Сергей Комаров. Вы знакомы с ним, Кравитц?

– Разумеется. Мы работали в смежных областях и часто встречались на конференциях.

– И одна из ваших встреч состоялась как раз накануне События?

– Возможно. Тогда я был на конференции в Бостоне. Думаю, Комаров ее тоже не пропустил, следовательно, вполне вероятно, что мы там встречались.

– Но вас связывало нечто большее, чем мимолетное знакомство, не так ли? У вас есть общие научные интересы.

– Если вы имеете в виду «The Antarctic Search for Meteorites Program», то да, мы оба принимали участие в нескольких экспедициях. Однако это не секрет, вам не нужно было привлекать хакера. Достаточно выйти на официальный сайт проекта.

– У вас также было общее хобби, – продолжал голландец как ни в чем не бывало. – Вы оба собирали осколки метеоритов. В том числе покупали их на интернет-аукционах.

– Ну да, и это тоже не секретная информация, – улыбнулся Кравитц. – Все мои коллеги хорошо знают о моей маленькой слабости. Но каков будет ваш итог? Какое отношение подробности моей биографии имеют к деятельности вашей конторы?

– Потерпите немного. – Голландец отхлебнул пива. – Мы как раз переходим к этому. Вы в курсе, что не все исследования Комарова… скажем так… имели академический характер.

– Боюсь, не совсем вас понимаю, – отозвался Кравитц.

«У этого типа ничего нет, – думал он. – Просто закидывает удочку наудачу».

– Тогда позвольте я расскажу вам одну историю. – Вильямс открыто усмехнулся. – Факты вам, скорее всего, знакомы, но вся соль в их интерпретации.

– По всей видимости, я не могу вам помешать, – сухо ответил Кравитц. – Рассказывайте: чем скорее мы закончим с этим, тем лучше.

– О, такой настрой мне по душе! – Вильямс просто лучился энтузиазмом. – Тогда без долгих предисловий – к делу. Итак, однажды ваш друг… о, простите, ваш знакомый профессор Комаров купил на одном полулегальном аукционе нечто особенное. Нечто такое, что показалось ему очень необычным.

– Возможно, хотя и маловероятно. – Кравитц пожал плечами.

– Уверяю вас, это чистая правда. – Вильямс приложил руку к груди. – Благодаря мистеру Квангу у нас есть доказательства.

– Ну хорошо, я вам верю. Что дальше? О каком именно метеорите идет речь?

Кравитцу надоел этот уклончивый разговор. Если им есть, что предъявить, пусть говорят прямо, если нет – пусть проваливают.

– А что если речь идет не о метеорите, а об инопланетном артефакте? – спросил Вильямс, безуспешно пытаясь скрыть свое жгучее любопытство за нарочитой небрежностью.

Кравитц не мог отказать себе в удовольствии его поддразнить.

– Большая часть метеоритов имеет внеземное происхождение, – сказал он. – Некоторые несомненно попадают в космос с других планет. Например, при извержении вулканов.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, – проворчал Вильямс, едва заметно раздражаясь. – Об искусственном артефакте, который был создан не природой, а разумными существами.

– То есть вы говорите о «летающей тарелке», – «догадался» Кравитц. – Очевидно, об очень маленькой «тарелочке»…

– Давайте оставим сарказм, пока я не расскажу историю до конца, – попросил Вильямс. – Обещаю, вы убедитесь, что смеяться тут не над чем. Что касается размеров артефакта, то здесь у нас нет достоверных сведений. Однако нам точно известно, что профессор Комаров не стал публиковать данные о своей находке и предпочел исследовать ее самостоятельно, не ставя своих коллег в известность.

– Звучит интригующе, – согласился Кравитц. – Что же было дальше?

– По неизвестным нам причинам Комарову не удалось добиться удовлетворительных результатов. И тогда он обратился за помощью к вам.

– Интересно, почему именно ко мне?

– Вероятно, потому что Комаров был минералог, а вы – физик.

– Я не единственный физик, который был знаком с Комаровым, но предположим на минуту, что вы правы. Что дальше?

– Комаров выделил вам часть купленного им материала для исследований, и вы провели некоторые тесты, но тоже предпочли избежать официального оформления протоколов.

«Все правильно, – подумал Кравитц с сожалением. – Мы не хотели лишних свидетелей, пока сами во всем не разберемся».

Вслух же он сказал:

– И все равно я не понимаю, какую связь вы усмотрели между этими гипотетическими фактами и Событием, которое вас интересует.

– А разве не могло быть так, что именно ваши эксперименты вызвали реакцию артефакта, которую мы описываем как Событие? – Вильямс испытующе взглянул на собеседника, но потом тут же отступил. – Разумеется, это только предположение. Мы знаем лишь, что центр образовавшегося временного пузыря находится в районе синхротрона – то есть непосредственно рядом с вашим местом работы. А также, что профессор Комаров бесследно исчез то ли первого, то ли второго января 2013 года. И никто до сих пор не имеет представления о его теперешнем местонахождении. Еще мы знаем, что профессор Комаров встречался с вами за четыре недели до Бостонской конференции на российско-польской границе – вероятно, для того чтобы передать вам образец материала.

Кравитц почувствовал, что краснеет. Черт, откуда Вильямсу известно все это? Они оплачивали билеты и счет за отель наличными и зарегистрировались под чужими именами, полагая, что никто ничего не узнает. Похоже, они с Комаровым оказались никудышными заговорщиками.

Вильямс угадал его мысли.

– Вы тут ни при чем, – сказал он с улыбкой. – Агент ФСБ оказался в отеле совсем по другим делам и сфотографировал вас случайно. Ну разве не ирония судьбы?!

И он вытащил из сумки смазанную черно-белую фотографию, на которой Кравитц и Комаров пожимали друг другу руки в холле отеля.

– А вы случайно нашли информацию в интернете? – сыронизировал физик.

– В Сети, – поправил его Вильямс.

Азиат скупо улыбнулся.

– Что ж, я впечатлен, – признал Кравитц, возвращая фотографию. – Не пойму лишь одного: почему вас это так интересует?

– Но вы еще не дослушали историю до конца, – возразил Вильямс. – Возможно, вы получите ответ на ваш вопрос, если проявите немного терпения.

– Хорошо, но не могли бы вы сократить ваш рассказ?

– Он уже подходит к концу. Итак, мы полагаем, что в Польше Комаров передал вам часть артефакта внеземного происхождения, изготовленного существами, о научных знаниях и технических возможностях которых мы не имеем представления. Своего рода ящик Пандоры. И вы попытались открыть его.

«Все чертовски верно!» – подумал Кравитц, вспоминая небольшую черную капсулу, которую невозможно было повредить ни алмазным сверлом, ни концентрированными кислотами, ни сверхвысокими температурами, ни жестким рентгеновским излучением. Тогда они решили подвергнуть странный метеорит бомбардировке пучками разогнанных электронов. Для этого и понадобился синхротрон.

– Поначалу у вас ничего не получалось. Но вы были настойчивы, постоянно наращивали энергию, и – вуаля! – артефакт наконец отреагировал. И вы оказались совершенно беспомощны.

– Все это очень интересно, – произнес Кравитц спокойно, удивляясь собственному равнодушию.

Да, Вильямс прав. Ну и что? Он все равно никогда не узнает об этом. Кравитц улыбнулся голландцу и решил, что, пожалуй, того есть за что уважать. Настоящий бультерьер. Другой бы на его месте давно отступился. Это сколько же материалов ему пришлось перекопать! С помощью мистера Кванга, очевидно. Но главное, о чем эти двое не догадываются и никогда не догадаются, – все их открытия абсолютно бесполезны.

…Артефакт был действительно куплен на интернет-аукционе. Это был кусочек знаменитого сихотэ-алиньского метеорита: небесного камня, упавшего в Уссурийской тайге в горах Сихотэ-Алинь 12 февраля 1947 года в 10 часов 38 минут. Общая масса собранных осколков составила 27 тонн, поэтому они не относились ни к редким, ни к дорогим. Однако объявление привлекло внимание Сергея тем, что указанные в нем размеры и вес осколка не соответствовали друг другу. Сихотэ-алиньский метеорит относился к группе железистых, в его состав входило также 6 % никеля. Но осколок, купленный Комаровым, оказался неожиданно тяжелым. Комаров связался с продавцом и выехал во Владивосток, где и состоялась сделка. Парень уверял, что осколок достался ему от дедушки. Комаров полагал, что кто-то из них – то ли дедушка, то ли внук – просто стащил метеорит, но это его не слишком интересовало. Он заплатил пятьсот долларов и добавил еще пятьдесят, чтобы продавец забыл его имя.

После возвращения он прямо из аэропорта поехал в свой московский институт, чтобы провести первые тесты и подтвердить свои предположения. Он оказался прав: масса включений в образце превышала норму в четыре раза. Извлечь включения не представляло труда. И через несколько дней в руках Комарова была капсула очищенного от всех примесей вещества. Восемь сантиметров в длину, двенадцать миллиметров в ширину и ровно двести восемнадцать граммов весом. Плотность вещества составляла 25 г/см ³. Даже осмий, самый тяжелый из известных на сегодняшний день металлов, был легче. Радиологические исследования показали, что вещество абсолютно непроницаемо для жесткого излучения. Столь же бесполезной оказалась и спектрометрия. Капсула вообще не реагировала на физические воздействия. Больше всего удивился Комаров, когда попытался расплавить полученное вещество. Ему не удалось нагреть его выше 25 градусов по шкале Цельсия. Оно поглощало энергию без малейших последствий. Позже Кравитц повторил опыт своего друга, воздействуя на вещество плазмой при температуре 2 000 000 000 градусов. И с тем же результатом. Вещество не поддавалось алмазным сверлам и высокому давлению. В конце концов Сергей пришел к выводу, что возможности его лаборатории исчерпаны.

* * *

– Это все, что вы хотите мне сказать? – спросил Вильямс.

– Что?.. Ах да! Очень интересно. Просто фантастическая история. Вам нужно быть писателем.

Вильямс отхлебнул пива и посмотрел на Кравитца.

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете.

К чему Кравитц был совершенно не готов, так это к тому, что его оппонент широко улыбнется. Неужели Вильямс был так уверен в своих козырях?

– Вот как?

– Да. Вы думаете: этот голландец может болтать все, что взбредет ему в голову, в конце концов он ничего не докажет. Пока существует Барьер, его слова – всего лишь сотрясение воздуха.

– А это не так?

– Вы убеждены, что я пытаюсь заставить вас в чем-то сознаться?

– Нет, что вы? У меня и в мыслях не было, – усмехнулся Кравитц.

Однако новый поворот, который принял разговор, ему не понравился. Вильямс слишком много выпил сегодня, он может не сдержаться и перейти к непарламентским методам ведения дискуссии. Пожалуй, пора заканчивать.

– Я понимаю, вы мне не доверяете, – сказал Вильямс. – Но вы должны знать: мне очень жаль, что так случилось. Никто не мог предположить подобный исход.

– Спасибо за сочувствие.

– В любом случае мы здесь не для того, чтобы создавать вам трудности. Но необходимо наконец понять, что мы с этим, – он указал рукой в окно, имея в виду Барьер, – можем сделать.

– Как вы это себе представляете? Вы работаете восемь лет и не приблизились ни на шаг к решению.

– Вы совершенно правы: физические основы феномена для нас до сих пор остаются загадкой. Но есть еще вопрос: почему? И я думаю, он имеет ответ. Особенно, если мы примем во внимание таинственное исчезновение вашего друга.

– У вас есть что-то конкретное?

– Ясно только, что профессор Комаров не ударился в бега. По нашим данным, 7 января 2013 года ровно в семь часов пятьдесят минут по московскому времени он миновал проходную своего института, и с тех пор его никто не видел.

– Звучит очень интригующе.

– Может быть, – Вильямс усмехнулся. – Во всяком случае, исчезновение Комарова наделало шума в узких кругах. Предпринимались самые разнообразные попытки отыскать его, и удалось выяснить по крайней мере, что Комаров не покидал территорию института.

– И что вы предполагаете?

– Что исчезновение Комарова связано с артефактом. Это реакция артефакта на воздействие, которому его подвергли в Нидерларе. Рефлекторная защита или, что вероятнее, разумные действия.

– Разумные действия? – Кравитц не сдержал усмешки. – Вы полагаете: чужие среди нас?

– Я так не думаю, – возразил Вильямс. – Но не исключаю никакой возможности. Если ученым не удалось найти физического объяснения случившемуся, мы должны предположить, что столкнулись с внеземным разумом.

– Если мы говорим о маленьких зеленых человечках, то простите, доктор Вильямс, для меня это слишком фантастично. Сегодня был длинный день, и я чертовки устал.

Он сказал правду. Кравитц чувствовал себя совершенно разбитым. Возможно, поездка оказалась трудной для него, или он выпил много вина за ужином. В любом случае сейчас ему хотелось просто закрыть глаза и забыть обо всем.

– Прошу нас извинить за то, что отняли у вас время, – сказал Вильямс сухо. – Спокойной ночи, герр профессор.

– Спокойной ночи, господа, – попрощался Кравитц.

Он встал и покинул ресторан.

* * *

С замиранием сердца он вошел в комнату. Следов чужого присутствия Кравитц не обнаружил, что, впрочем, ни о чем не говорило. Но портсигар он по возможности носил с собой и сейчас достал его из кармана. Эта вещь принадлежала его деду Джонатану С.Кравитцу, о чем извещала гравировка на внутренней поверхности. Кравитц был некурящим, и портсигар долгие годы валялся на полке без дела, пока для него не нашлось содержимое. Капсула – серый цилиндр со скругленными концами – была толще обычной сигареты и лежала на специальной подушечке, которую Кравитц сделал из теплоизолирующего материала. При некотором усилии фантазии ее можно было принять за патрон, но, скорее, она была не похожа ни на что, существующее на Земле. Когда Кравитц взял ее из футляра, он поразился реакции своих мускулов и нервов – они все еще ожидали меньшей нагрузки, хотя он носил с собой капсулу не первый год. Металл должен был холодить руку, но поверхность капсулы оставалась теплой. На ощупь она была, как полированное дерево. Кравитцу казалось бессмысленным гадать, что из себя представляет этот материал – у него было слишком мало данных. Инопланетянин, в чьи руки попала бы пепельница, никогда не догадался бы, что это такое, если бы на его родной планете не рос табак. И нет никаких признаков, говорящих о том, что эта «пепельница», возможно, меняет пространственно-временной континуум под воздействием разогнанных пучков электронов в синхротроне…