Текст книги "Страж. Тетралогия"

Автор книги: Алексей Пехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 100 страниц) [доступный отрывок для чтения: 36 страниц]

– Ты у нас страж или я? – Проповедник остановился как можно дальше. – Вот и объясни мне сам.

– Это делал человек, не владеющий даром.

– Да ну?! Если даже и так, то у него здорово вышло.

– Рисунок отходит от всех канонов, у фигуры материальная природа, и питается она от крови, пролитой на углы. Здесь, здесь и здесь. Темная магия, очень сильная. Это дело рук вёлефа. Значит, истории не врут.

– Не врут о чем?

– Что у этих тварей есть опыт получения силы из таких вот рисунков. Кровь служит проводником, а затем он открывает ворота во тьму и тянет силу. Пугало сейчас этим как раз и занимается через одушевленный предмет.

– То есть ты не собираешься ничего делать?

– Еще как собираюсь, друг Проповедник. Нашему приятелю уже достаточно, иначе он лопнет. Так что пора перекрыть поток.

Повозиться пришлось изрядно. Стереть одну из линий рукой значило выпустить на волю столько силы, что она бы разнесла не только меня, но и хутор со всеми окрестностями. Пришлось вокруг материальной фигуры выстраивать целый сонм нематериальных, а затем накладывать на нее заплаты, одну за другой, пока поток не перестал хлестать, а затем и вовсе иссяк.

Птица к тому времени доросла до приличной курицы, и буквы на ее боках можно было прочитать издали. Я вытер мокрый лоб рукавом и стал втыкать кинжал в землю на всех выступающих углах рисунка, нейтрализуя чужую магию. Думаю, у Геры все это получилось бы гораздо изящнее, мне же пришлось импровизировать и использовать молот вместо швейной иглы. Но результатом я остался доволен.

Как мне показалось, прошло не меньше двадцати минут, прежде чем я разобрался с этой проблемой.

– Надеюсь, ты наелось на год вперед, – сказал я тяжело взлетевшей «птахе» Пугала.

– Держи карман шире, – возразил мне Проповедник. – Оно никогда не бывает сытым. Даже после кровавых ванн.

Я вернулся на дорогу, где и застал господина Хюбера, разговаривавшего с ученицей. Солдаты уже впрягли лошадей в воз и готовились выступать назад, в город.

– Куда вы пропали, господин ван Нормайенн? Мы уже начали беспокоиться. Ждем только вас. Пора ехать.

– А брат Курвус?

– Я не смог его остановить. Да он и слушать, если честно, меня не желал. Отправился по следам вёлефа, попросив рассказать о случившемся приматору. Мы с вами должны проследить, чтобы городской глава отправил гонца к епископскому легату в Вазень и копию письма епископу Карлу. Они знают, что делать.

– Вот вы этим и займетесь, господин Хюбер. К сожалению, у меня есть куда более важные дела.

– Твое молчание говорит само за себя, – сказал я Проповеднику.

Он зыркнул на меня, рассеянно вытер кровь на щеке, посмотрел на оставшуюся чистой ладонь.

– Знаешь, Людвиг. Что бы я там ни говорил, тебе это все равно, что пиво для беса. Не изгонишь.

Проповедник сегодня только и делал, что проводил дикие сравнения, которые, впрочем, были мне вполне понятны.

– Ты неправ. Я часто к тебе прислушиваюсь. Иногда ты даешь прекрасные советы.

– Но те, что касаются твоей шкуры, ты отметаешь не глядя. Кыш, проклятущая!

Он отмахнулся от бумажной птицы, крутившейся вокруг него наподобие гигантской летучей мыши. Пугало не спешило являться, отправив с нами своего представителя. Я перепрыгнул через небольшую канаву, где собиралась дождевая вода, обошел кусты уже успевшей завязаться малины и какое-то время слушал щебетание птиц, затем ответил:

– Твое желание сохранить мое здоровье делает тебе честь, старина. Но моя работа предусматривает риски.

– Охотиться за сбрендившим колдуном в твои обязанности не входит.

– Охотиться за сбрендившим вёлефом, способным без всякого дара насыщать силой не только себя, но и души.

– Если мои предположения верны, брату Курвусу потребуется моя помощь. Он даже не увидит своих врагов, пока не станет слишком поздно.

– Ах, ты у нас теперь спасителем каликвецев заделался. Очень благородно.

– На Чертовом мосту он вместе с отцом Мартом спас мою шкуру. И Львенка тоже.

Проповедник отмахнулся от меня. Он был против идеи следовать за монахом и считал, что мы давно уже должны были убраться из этого кантона.

Я шагал через лес, залитый солнечным светом, мимо золотистых старых сосен, все сильнее забирая на юго-запад, к горам, все больше удаляясь от населенных мест. Брат Курвус ушел ненамного раньше меня, но догнать его никак не удавалось, несмотря на всю мою прыть. Могучий монах двигался в таком темпе, что по прошествии трех часов я все еще значительно отставал от него.

Связываться даже с обычным колдуном – себе дороже, а уж с тем, кто использует темную кровь, и подавно. В школе я достаточно наслушался легенд о вёлефах и о том, как император Семптимий, еще до завоевания северных стран варваров, сражался со своим сенатом, где было трое таких колдунов, которые, я уверен, были не чета нынешнему. Историки рассказывают, что в той бойне за четверть часа пало два легиона, и в древней Ливетте разверзся настоящий ад.

Так что я понимал всю степень риска. Но мало того, что эта тварь мутит с кровью, она еще и пытается как-то влиять на души, а это уже сфера моих прямых обязанностей. То, к чему меня готовили, то, за что мне платят. Моя работа – избавлять мир от темных сущностей, и интуиция говорила мне, что там, где вёлеф, там и души, которым не слишком хочется в ад, где их с распростертыми объятиями ждут твари вроде мастера Титко или того демона, которому отец Март дал крепкого пинка на Чертовом мосту.

Брат Курвус появился на моем пути в пяти шагах, выйдя из-за соснового ствола, за которым прятался. Обнаженный меч в его руках, острием направленный мне в грудь, говорил сам за себя.

Я резко остановился, раздумав браться за кинжал, посмотрел в прищуренные, подозрительные глаза монаха. Он был напряжен и собран, готов к прыжку и удару, если я сделаю хоть одно неосторожное движение.

– Отличный поворот, – язвительно изрек Проповедник. – И что ты намереваешься делать теперь?

– На всякий случай хочу сказать, что мы знакомы, – осторожно произнес я, – Людвиг ван Нормайенн. Страж.

Мои слова не уменьшили его подозрения, и он не сказал мне ни слова. Тяжелый крест, который он сжимал в левой руке, по краям начал мерцать.

– Мы встретились в конце прошлого года, в ущелье, под Чертовым мостом, рядом с водопадом, где погиб другой страж. Вы были с отцом Мартом, инквизитором, также прозванным Молотом Ведьм, действующим по распоряжению коллегии кардиналов.

– Что было на камне в ущелье? – после секундной паузы спросил у меня каликвец.

– Знак Алгол, ложный след, которым пытались навести на городскую ведьму. Второй раз мы встретились у нее в доме.

– С кем я оттуда ушел?

– С Львенком, – сказал я и поправился: – С Вильгельмом дер Клюром.

– Куда мы пошли?

– К художнику.

Брат Курвус усмехнулся, опустил меч:

– От кого вы вчера убегали, Людвиг?

– От старг.

– Да. Это вы. – Он убрал меч в ножны и кинул мне крест.

Я поймал его правой рукой:

– Как видите, я не обжег руку и не исчез в облаке серы.

– Извините, страж, но колдун может принять любой облик. К тому же я совершенно не ждал вас увидеть. Зачем вы пошли за мной?

– Чтобы помочь. И предупредить. Вёлеф что-то делает с душами. Я нашел фигуру, которую он нарисовал.

– Я знаю это.

– Знаете? – нахмурился я. – Но тогда… почему не сказали?

– Не хотел впутывать вас еще больше. Существуют границы, которые не следует переступать, Людвиг. Вёлеф – не ваше дело.

– О! – оживился Проповедник. – Слышал?! Он такого же мнения, что и я! Давай пойдем назад, пока не поздно! Пугало, наверное, уже соскучилось.

– И все же я останусь.

– Я не смогу вас защищать и одновременно драться с ним.

– Он создает фигуры, а это попадает под ответственность Братства.

– Хорошо, страж. Идемте со мной. Надеюсь, вы знаете, чем рискуете, – сдался монах, и Проповедник огорченно вздохнул.

– Давно вы за ним охотились? – спросил я, когда наступил вечер, и мы остановились на крутом песчаном берегу какой-то лесной речушки.

Брат Курвус посмотрел вниз, на темноватую воду, где все еще шли круги от спугнутого нами топлуна, ушедшего куда-то на глубину, в омут.

– С конца зимы. Юг Лезерберга, затем через весь Фрингбоу, сюда. Знаете, как можно найти вёлефа, если он достаточно осторожен, чтобы брать кровь не самостоятельно, а у нечисти и иных существ? По мертворожденным. Они – его след.

– Такое случается и не по вине колдуна.

– Конечно. Я уверен, что практикует он гораздо дольше, чем с конца зимы. Если нигде не задерживаться надолго и смирять свои аппетиты, то можно долго не привлекать к себе внимание. Но он потерял бдительность, и в одном городе появилось четверо мертвых младенцев за неполный месяц в одном городском квартале.

– А вот такое редко бывает случайностью и совпадением, – заметил я.

– Каноник местного собора, храни его Господь, был такого же мнения и сразу же написал письмо в святой официум. Они переправили дело нам. С тех пор мы им и занимаемся. Вёлеф питается душами нерожденных детей. Они так же важны для его жизни, как темная кровь для его магии. Мы несколько раз теряли его, в середине весны – почти на месяц. Пришлось постараться и побывать во множестве городов и поселков, прежде чем удалось вновь выйти на его след. Последняя смерть была в Битцинене, куда он вернулся спустя год, и, судя по внешнему виду погибшего младенца, кровь у вёлефа подходила к концу.

– Вы знали, что он постарается пополнить запасы?

– И начнет искать кого-то из иных существ. На старг мы не рассчитывали, но кто-то из мелочи мог пойти с ним на сделку. Мы вызвали того, кого вы знаете под именем мастера Титко, он чует кровососов и мог привести нас к ним, а от них мы бы уже добрались до колдуна. Не сложилось…

Я отогнал звенящего над ухом комара, переглянулся с Проповедником.

– Не могу понять, откуда он взялся, брат Курвус, – сказал я. – Последнего вёлефа убили довольно давно, книги уничтожены, церковь сообщила всему миру, что больше этого зла в мире нет. И теперь мы преследуем одного из них. Как же так?

– Знания удивительно живучи. Сколько книги ни сжигай, сколько ни уничтожай, сколько ни прячь под замками, всегда найдется еще один том в каком-нибудь старом сундуке, шкафу, на чердаке, у коллекционера или в тайнике. Со временем книги, в том числе и запрещенные, появляются и часто попадают в плохие руки. Думаю, тут произошло то самое.

Внезапно он резко повернулся в ту сторону, откуда мы пришли, положив руку на рукоять меча:

– Слышали?

Я покачал головой:

– Ничего необычного.

– Кто-то идет. Голоса.

Его клинок бесшумно покинул ножны в тот момент, когда из леса появились господин Хюбер и Ханна.

– Даже не знаю, что хуже – морок колдуна или настоящие законники, – поделился я своим мнением с монахом.

В ответ на его лице появилась кривая усмешка. Я обнажил кинжал и встал чуть сбоку от каликвеца.

– Не слишком теплая встреча для тех, кто пришел помочь. – Господин Хюбер сделал шаг в сторону, закрывая собой Ханну. – Есть основания?

– Брат Курвус заразил меня паранойей, господа. Он считает, что вы, вполне возможно, не вы.

– Ничего не понял, но спешу заверить, что я – это я, а она – это она. – Он сохранял дружелюбный тон, но его рука на тяжелом пистолете говорила сама за себя.

– Что ты вчера пила у меня в комнатах, Ханна?

– Сок. Яблочный, – хмуро отозвалась она. – Это имеет значение?

– Как и все, что происходит сейчас. Ну а вы, господин Хюбер, не припомните ли ошибку своей ученицы?

– К чему весь этот фарс?

– Будет гораздо проще, если вы ответите, – сказал брат Курвус, поведя мечом. – Также припомните о той беседе, что вы вели с братом Феломиченцо в прошлую среду.

– Мы разговаривали с ним во вторник, то есть позавчера, и обсуждали трактат мастера Альберутто, а конкретно – второе издание «Alchimie minor», вышедшее год назад в Пануе и попавшее под запрет с главы семнадцатой по главу двадцать шестую включительно. Ханна ошиблась в оценке светлых душ в вашем кинжале, господин ван Нормайенн.

– По мне, так они настоящие, – с разочарованием сказал я брату Курвусу и убрал кинжал. – Было приятно поменяться местами, господин Хюбер. Не всю же вечность только вам задавать мне вопросы.

Законник улыбнулся исключительно из вежливости, хотя по его лицу было видно, насколько он раздражен.

– Самое время объяснить им природу нашей подозрительности, брат Курвус. Возьмете на себя эту нелегкую задачу?

– Охотно.

– Чудесно. А я пока наполню наши фляги водой.

Я с трудом спустился к реке, песок то и дело осыпался под ногами, а тропка вниз была достаточно крутой. Проповедник сопровождал меня, распевая гимн во славу Богородицы. Он был чертовски доволен тем, как мы заставили понервничать представителей Ордена Праведности.

– А где Птаха?

– Шут ее знает. По мне бы, век ее не видеть, как и Пугало.

– Ты даже меня не обманешь, не то что себя. Хотя одушевленный и не сказал тебе ни слова, но ты не против его общества.

Конечно же, он возмутился и начал все отрицать, а я лишь хмыкал в нужных местах и виновато вздыхал, когда его речь становилась особенно обличительной.

– Надоели мне эти леса и дороги! Ты как из Темнолесья вернулся, так и носишься по свету, словно пес, которого блоха в хвост укусила. Никакого перерыва!

– Лето – горячая пора. Какой отдых? О чем ты? Отдыхать буду не раньше зимы, когда пути заметет, и то если повезет оказаться далеко от центральных трактов и почтового сообщения. Иначе магистры обязательно придумают мне задание. Стража ноги кормят.

– Ты скопил достаточно денег на безбедную старость, Людвиг. Почему никто из вас никогда не может угомониться, пока не становится уже слишком поздно?

Я задумался над его словами, одновременно закручивая крышку на фляге:

– Наверное, потому, что иначе мы умрем от скуки.

– Три ха-ха. Так я и тебе поверил. Нет, тебе-то я поверил, но ты хочешь сказать, что все остальные такие же, как ты?!

– А что тут такого? Нас воспитала одна школа, в нас вдалбливали одни правила. Когда тебе внушают, что главное в твоей жизни – уничтожение темных душ, что это достойная работа и богоугодное дело – спасать людей от злобных сущностей, ничего иного быть не может. Я так воспитан и начинаю лезть на стенку, когда нет никаких дел.

– В жизни нужны приключения? – ехидненько хихикнул он.

– В жизни нужен смысл, старина. У меня он есть. Большой или маленький – судить не мне, но я считаю его вполне достойным этой самой жизни. Подумай над этим.

– Мне-то чего думать? Мне поздно. Я уже мертв, Людвиг.

– Как мы с тобой знаем, смерть – это далеко не конец, и с ней смысл жизни никуда не теряется. Я встречал много душ, и некоторые из них живее многих людей. Подумай над этим.

К небольшой стоянке углежогов, расположившейся у края вырубки, мы подошли в ранних сумерках, когда воздух звенел от комарья. Огромная, покрытая толстым слоем дерна куча[69] все еще испускала волны нестерпимого жара, но рядом не было ни одного человека, чтобы следить за горением.

Мы замерли у границы стоянки, притаившись за кустами в поисках скрывающейся опасности.

– Запрещенная вырубка, – сказал Хюбер. – Кто-то подрабатывает без городского разрешения, слишком далеко от жилья, слишком хорошо спрятались. Их здесь никто не найдет.

– Кроме вёлефа, – проронил брат Курвус. – Его следы ведут сюда.

На той стороне, за возом, я заметил движение и сказал:

– Все, кто тут был, мертвы.

– С чего вы взяли, Людвиг? Отсюда я не вижу тел.

– Зато я вижу душу углежога, судя по ее одежде и испачканному лицу.

Я сделал шаг, выйдя из укрытия, обошел шалаш из ветвей и парусины, где летом жили рабочие. Ханна и Проповедник увязались за мной.

Брат Курвус и законник стали обходить стоянку по кругу, отправившись в противоположную от нас сторону. Дышать здесь было тяжело, тлеющая в куче древесина выделяла в воздух какую-то дрянь, и в горле сильно першило.

– М-да. Не повезло тебе, приятель, – с сочувствием сказал Проповедник, глядя на вскрытое горло души, из которого беспрерывным, неостановимым потоком текла и исчезала кровь.

– Что со мной? – спросил черный от угольной пыли человек с покрасневшими глазами. – Я… там…

– Ну да. Ты умер. – Старый пеликан был очень «тактичен». – Окочурился. Отдал богу душу. Впрочем, с последним я поторопился. Ты все еще в нашем грешном мире. Как и я, кстати говоря. Чем тебе рай не угодил? Там-то всяко лучше поляны с углем?

– Помолчите хотя бы минуту! – одернула его Ханна. – Не видите разве, что он страдает!

– Я тоже страдаю! – не смутился Проповедник. – Только мой срок страдания гораздо дольше, чем его.

– Кто это сделал с тобой? – Я присел рядом с углежогом.

Он, все еще ошеломленный, промычал:

– Какие-то люди. Вышли из леса, оттуда же, откуда вы. Несколько часов назад. Я ничего не понял и… умер.

– Людвиг! – окликнул меня брат Курвус. – Посмотрите!

Девушка осталась с Проповедником и углежогом, а я поспешил к монаху и законнику.

Пятеро углежогов, все с распоротыми шеями, лежали рядом с кострищем и перевернутым котелком, в котором артель готовила себе еду. В двух шагах от них, привалившись к березе и опустив голову на грудь, сидел златокудрый молодой человек без правого запястья. Его культя была перевязана, и рука вплоть до локтя почернела, в одном месте сквозь гниющее мясо торчала локтевая кость.

– У вёлефа больше нет ученика, – равнодушно сказал я. – Нам будет легче.

Господин Хюбер подошел к мертвому, взял его пятерней за прекрасные волосы, поднял голову так, чтобы мы смогли рассмотреть красивое лицо.

– Он не из Битцинена. Похож на уроженца Лезерберга. Только у них такие светлые глаза.

– Не отпускайте! – попросил я законника, присев рядом с мертвецом. – Его губы окровавлены, как и подбородок. Да и верх рубашки весь красный. Кажется, его пытались напоить кровью.

– Так и есть, – согласился со мной господин Хюбер. – В него вливали то, что лилось из шей этих несчастных. Вёлеф пытался спасти своего подопечного.

– Не слишком-то он пытался, господин Хюбер, – не согласился каликвец. – Люди умирали слишком быстро, чтобы кровь напиталась их болью. Почти без мучений. Этого недостаточно для мощной темной магии. Он просто вспарывал горла и пытался хоть что-то сделать на скорую руку.

– Он торопился? Знает, что мы его преследуем?

– Не думаю, иначе бы уже давно устроил на нас засаду. Скорее всего, время жизни ученика подходило к концу.

– Это не объясняет ваши слова о том, что он не старался вырвать из рук смерти этого парня, – не согласился я с монахом.

– Еще как объясняет. У него при себе была кровь братьев Феломиченцо и Пульо, умерших не так легко, как эти несчастные. В ней магии достаточно, но еретик даже не подумал ее тратить и использовал ту, от которой не было толку, зря убив людей. Магическая сила для него была гораздо важнее ученика.

– А если бы колдун использовал другую кровь? Это бы спасло его спутника? – спросила подошедшая к нам Ханна.

– Не думаю. – На лице брата Курвуса появилось жесткое выражение. – Таких Господь не защищает.

Он подошел к телу, легко поднял его:

– Следует сжечь эту тварь, пока не случилось никакой беды. Брошу ее в чрево печи, даже костей не останется.

Он понес труп к пышущей жаром куче.

– Людвиг, этот парень попросил меня прочитать заупокойную над ним и его товарищами, – поделился со мной Проповедник. – И он просит тебя об услуге.

Я подошел к душе:

– Чего ты хочешь?

– Освобождения. Мне больше нечего тут делать. Я хочу уйти, страж.

Я обернулся и увидел, что законники смотрят на меня.

– Ты уходишь добровольно, без принуждения?

– Верно.

– Хорошо. Я могу освободить тебя, – сказал я. – Но прежде ответь: если идти в ту сторону – куда мы придем?

Я указал направление, в котором скрылся вёлеф.

– Там несколько хуторов. Ближайший – в шести часах хода. Он заброшен, как и следующие три. Через день можно выйти на Свиловский тракт.

Я отпустил его, как он и желал, убрал подрагивающий кинжал, поднял взгляд на господина Хюбера:

– Есть возражения?

– Отнюдь, – ответил он мне. – Закон не нарушен, и мне нет дела до того, что случилось.

– Тем лучше для всех нас.

– Я слышал о вас, господин ван Нормайенн. В основном не слишком лестные отзывы, хотя вы ни разу не нарушали правила.

– Понимаю, что слухи на виселицу не потащишь.

– Конечно. Но выводы сделаны. Я далек от политики, однако многие говорят, вы были рядом с маркграфом Валентином, когда тот умер.

– Все это слухи, любезный господин Хюбер. Такому человеку, как я, нечего делать рядом со столь благородными господами, а уж тем более стоять у их смертного ложа.

– Я просто хочу сказать, что у маркграфа были влиятельные друзья, и они могут не забыть, кто был рядом с ним в его последние минуты. И станут задавать вопросы. Например, о его предсмертных словах или… еще о чем-то.

– Не понимаю, почему вы мне это говорите.

– Как я уже сказал, я далек от политики и служу своему делу так же, как служите своему вы. Мы вообще с вами очень похожи, господин ван Нормайенн, – серьезно сказал законник, и я сдержал усмешку. – Поэтому мне не нравится, когда кто-то мешает таким людям, как мы, на моей они стороне или на вашей. Я слышал краем уха, что несколько моих… скажем так, коллег желают поговорить с вами.

– Спасибо за предупреждение, хотя я и удивлен, что вы рассказываете мне об этом.

– Они плохие люди. А я не люблю таких, неважно, чужие это или свои. Свои еще хуже, неприятности они причиняют не только себе, но и тем, кто стоит с ними рядом.

Я мельком глянул на птаху, слушавшую наш разговор, спрятавшись в ветвях:

– Запомню ваши слова, господин Хюбер. Но сначала нам следует разобраться с вёлефом и остаться в живых.

– Вера нас защитит, господин ван Нормайенн, – сказал брат Курвус, вытирая на ходу почерневшие от угля руки. – Господь не даст нас в обиду, потому что наши поступки ему угодны. Надо уйти отсюда, пора останавливаться на ночлег. Ночью гоняться за колдуном – дурная затея.

Никто из нас не возражал, мы слишком устали.

Мы нашли удобное место в редкой сосновой роще, где гулял ветер, и комаров было поменьше. Огонь разжигать не стали. Законники, прежде чем идти за мной в лес, позаботились о еде, так что от голода никто из нас не страдал.

Когда ночь воровато расползлась по лесу, Ханна укрылась курткой и уснула, подложив себе под голову сумку. Девчонка вымоталась гораздо больше нас, и мне оставалось только предполагать, насколько тяжело ей дался этот бесконечно долгий день.

– Почему вы вернулись? – спросил я у Хюбера.

– А вы? Наверное, потому, что должны. И потому что после вашего ухода я, как и вы, обнаружил недалеко от дороги странную фигуру. – Он улыбнулся. – Все преступления, совершенные с душами и при помощи душ, расследует Орден Праведности. Мы не могли оставаться в стороне.

– Вы – да. Но зачем потащили ее? Девочке здесь не место.

– Ей шестнадцать, и она законница.

– Она ученица.

– Это ничего не меняет. Разница лишь в жетоне, а свой серебряный она получит, как только мы вернемся назад. Не считайте ее ребенком, она сама принимает решения и осознает последствия ничуть не меньше, чем вы. Я не вправе ей отказывать или приказывать в таких ситуациях.

Я не стал продолжать беседу, и он вскоре уснул. Если законник считает, что у Ханны хватит опыта противостоять вёлефу, то я рад за него. Лично мне не слишком весело оттого, что придется мериться силой с колдуном.

Брат Курвус долго молился, а затем опустился на землю недалеко от меня:

– Ложитесь спать, Людвиг. Вставать придется до рассвета.

– Думаете, нагоним его?

– Он всего лишь человек. Ему тоже требуется сон.

– У вас есть план, как с ним справиться?

Монах пошевелился, затем сел – массивный черный силуэт на фоне облачного неба.

– Он не знает о нас. И ему надо провести несколько ритуалов, прежде чем собранная кровь даст ему колоссальный приток силы. На это требуется три-четыре дня. Потом совладать с ним будет весьма трудно.

– А то, что у него есть сейчас?

– Вполне достаточно, чтобы причинить нам много проблем. Его можно убить, Людвиг. Он силен, но не всесилен. Раньше мои братья справлялись с такими. Сейчас будет точно так же.

– Убить? Значит, никакого процесса? Инквизиция в этом не заинтересована?

Он рассмеялся, словно громыхнул далекий гром:

– Святой официум предпочитает публично сжигать кацеров, ведьм, заключивших сделку с демонами, и прочую шваль. Опасных противников надо убивать, Людвиг. Наслаждаться их смертью на костре – непозволительная роскошь, и такое случается крайне редко. Так что не будет никакого аутодафе, как это происходит в Дискульте. Никаких процессий по улицам, никаких гробов с костями умерших осужденных, никакого покаяния и зевак. Никто не наденет карочи на его голову и сабениты на плечи. Никто не поднесет факел к его костру. Он умрет здесь, в лесу, а после я разделаю его вот этим клинком и засыплю солью с берега святого Арафейского моря.

– Я не буду возражать насчет этого, – промолвил я, и Проповедник, присутствующий здесь же, серьезно кивнул. – Хотел спросить. Та цепь… она подействует на вёлефа так же, как и на его ученика?

– Полагаю, ему будет больно. Но не настолько, чтобы он перестал сражаться. Я предпочитаю меч. Цепь принадлежала брату Феломиченцо, ему ее дали в Ливетте. Когда все закончится, надо будет вернуть ее к могиле Петра. В Риапано.

– Что в ней такого? Кому она принадлежала, раз хранится во дворцах Папского Престола?

Монах помолчал, но все же ответил:

– Одному солдату, служившему императору Тиберию. Он бичевал Христа.

– Этим?! – ужаснулся я.

– Розгами, бичами, крюками и цепями. На той, что лежит в моей сумке, когда-то была Его кровь.

– Как же можно было терпеть удары таким…

– Он терпел и умер за грехи наши, указав всем людям путь и подарив им веру. Эта цепь впитала Его святость.

Я покачал головой:

– Подвалы Папского Престола хранят удивительные вещи, брат Курвус. Быть может, там и Святой Грааль припрятан?

– К сожалению, он остался в землях хагжитов, Людвиг, – серьезно сказал мне монах. – Спите. Завтра важный день.

Над домом, сложенным из потемневшего бруса, поднимался бледный дымок, запах жареного мяса расползался над лугом и щекотал мне ноздри. Для еще большей обыденности не хватало только пасущихся коров и бегающей возле колодца детворы. Вот только здесь уже несколько лет никто не живет, часть крыши давно провалилась от веса снега, накопившегося на ней зимой, и где-то в доме находится вёлеф.

Мы лежали на границе леса, отсюда до построек было почти триста шагов по открытому пространству, и колдуну надо было быть слепым, чтобы нас не заметить, если мы направимся к дому.

Проповедник вернулся из разведки, сегодня он оказал нам такую любезность без всякого нытья и ворчания:

– Там он, пакость мерзкая. Только не в доме, а в сарае.

– Дым поднимается из дома.

– А шум доносится из сарая.

– Но ты его не видел? – уточнил я.

– Нет. Сами эту тварь разглядывайте, я туда даже сунуться не решился.

Я передал его слова брату Курвусу. Тот по привычке подвигал нижней челюстью, прежде чем сказал:

– Если кто-то из вас хочет отступить, то сейчас последняя возможность. Колдун не нечисть, он проще переносит молитвы и мою магию. Я не знаю, что случится после того, как мы с ним столкнемся.

– Ваша вера нас защитит, брат Курвус, – без колебаний ответила Ханна.

Вера каликвеца против силы вёлефа. Коса на камень. И я надеюсь, что коса будет сильнее, но монах прав – предугадать, что случится, не получится. Божий воин считал своим долгом предупредить нас об этом.

– Никто не уйдет, брат Курвус, – ответил за всех господин Хюбер. – И вы прекрасно это знаете. Мы с вами.

– Кроме меня, – сказал Проповедник. – Я, пожалуй, понаблюдаю за всем отсюда.

– Сила вёлефа в темной крови. Пока она у него есть, его колдовство очень опасно, и справиться с ним будет сложно. Следует уничтожить кровь. Этим займетесь вы, Людвиг.

– Не возражаю.

– Пробраться к самому ценному, что есть у колдуна, будет непросто, – заметил господин Хюбер.

Каликвец кивнул:

– Но я отвлеку еретика, заманю в поединок. Он будет занят боем, ему некогда станет приглядывать за алтарем.

– Хрупкий план, Людвиг, – высказался старый пеликан. – А если вёлеф прикончит монаха раньше, чем ты найдешь алтарь? Он потом тебя на твоих же кишках подвесит.

– Заткнись, Проповедник! – не выдержал я. – И лучше помолись за успех. И ты будешь занят, и нас отвлекать перестанешь, и молитва всем пойдет на пользу.

Он скривился и сложил руки на груди.

– Алтарь может выглядеть как угодно, – продолжил брат Курвус. – Но вряд ли вы его не узнаете, Людвиг. Рядом, полагаю, найдется рисунок – врата, через которые еретик получает силу из пекла. Черная кровь будет в емкости. Не знаю в какой – чаша, кружка, ведро. Ее следует вылить. А затем насыпать на нее сверху вот это…

Он достал из сумки маленький мешочек, перевязанный простым шнурком:

– Соль с берега святого моря, собранная Людвигом Святым, королем Прогансу, во время первого крестового похода. Она выжжет ее силу.

Я убрал узелок в карман.

– Нам не следует больше мешкать. Для него это временная стоянка, и очень скоро вёлеф продолжит путь к Свиловскому тракту. Начнем, как только Людвиг обойдет хутор по лесу и окажется на противоположной стороне. Постойте! Сперва молитва.

Он опустился на колени, перекрестился:

– Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!» Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен…[70]

Брат Курвус молился истово, в его глазах пылало пламя веры, и сила молитвы, льющаяся от него, охватывала нас так, что по коже бежали мурашки, а дыхание перехватывало.

Он закрыл глаза, продолжая читать молитву, и тяжелый крест в его руке разгорался с каждым словом, а трава вокруг того места, где мы находились, расцветала белыми венчиками ландышей, время которых уже давно прошло.

– …ибо Ангелам Своим заповедует о тебе – охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею, на аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона. За то, что он возлюбил Меня, избавлю его, защищу его, потому что он познал имя Мое…

По щекам Ханны катились слезы, молитва окружала нас теплом, дарила силу, храбрость и прогоняла сомнения. В какой-то момент мне стало казаться, что я сверну голову вёлефу голыми руками, что ни одно его заклинание мне больше не страшно.

Я поражался той бешеной, яркой, неприкрытой вере, что жила в сердце брата Курвуса. Она была способна изменить мир и тех, кто находился с ним в этот момент.

Проповедник шептал слова следом за монахом и осенил себя крестом, когда молитва завершилась.

– Ступай, Людвиг, – сказал каликвец, впервые обратившись ко мне на «ты». – И да сохранит тебя Господь.

Я кивнул и поспешил через лес. Птахи нигде не было видно, кажется, она решила не присутствовать при том, как монах молится. Чтобы оббежать поляну и оказаться напротив сарая, мне потребовалось не больше пяти минут.