Текст книги "Страж. Тетралогия"

Автор книги: Алексей Пехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 100 страниц) [доступный отрывок для чтения: 36 страниц]

Благодаря колдовству опавшие листья вокруг нас были теплыми и уютными, словно пуховая перина. У меня возникло ощущение, что сейчас не холодная осень, а середина лета. Лишь запах увядания да шелест промозглого дождя за пологом разрушали это впечатление.

Я обнял Гертруду, она благодарно засопела, устраиваясь, и сказала:

– Извини, что втянула тебя в это.

– Все будет хорошо, выберемся. Мы с тобой побывали в переделках гораздо худших. Помнишь того безумного короля мертвых, с Полынного холма? А огненную душу в подземельях инквизиции?

Я почувствовал, как колдунья слабо улыбнулась, а затем уснула. Некоторое время я лежал, слушал шум дождя, несколько раз мимо прошел Проповедник, затем туман стал еще более густым, окутал лес и наше убежище дымчатым одеялом, и я заснул следом за Герой.

Мы шли через Кайзервальд уже довольно долго, преодолев искушение двигаться по тропе, которой ранее прошли возвращающиеся с шабаша ведьмы и колдуны. Я опасался засады.

– В чем дело? – спросила у меня Гертруда, видя, что я остановился, отведя в сторону гибкие ветви.

– Не уверен, что мне не померещилось, – сказал я, пристально вглядываясь вперед. – Голубое платье. На какой-то момент мне показалось, что я увидел душу из Кобнэка. Ту девушку, о которой я тебе рассказывал, помнишь?

Она кивнула, встала рядом, изучая лес.

– Душа из замка здесь? Считаешь, она с теми, кто нас ищет?

– Я не вижу других причин ей идти за нами, а, следовательно, нас ждут скорые неприятности, потому что она приведет погоню.

– Куда провалилось это Пугало, когда оно так нужно? – буркнул Проповедник.

Всю дорогу он был необыкновенно молчалив и впервые подал голос.

– Ты же его знаешь. Оно принадлежит самому себе. Вернется, когда захочет.

– Ну да. Мне твоя позиция известна – пусть бродит, где хочет, лишь бы людей не резало.

Нам пришлось пробираться через мшистые угодья, где жили лохматые, похожие на ежей создания, ухающие, воющие и пытающиеся изгнать нас со своей территории, распространяя гнусную вонь. Затем в еловом лесу мы наткнулись на берлогу какой-то твари – вокруг были разбросаны лосиные, оленьи, кабаньи, медвежьи и даже человеческие кости, над которыми основательно поработали чьи-то зубы. Пришлось возвращаться, обходя это место по широкой дуге. На наше счастье тот, кто разбросал эти кости, либо спал, либо был далеко и так и не узнал о приходе чужаков.

Когда начались бесконечные рябиновые рощи, мы встретили сутулого жгуна, неспешно обвязывающего веревкой большую вязанку дров. Он дружелюбно поздоровался, спросил, нет ли лишнего табачка, с сожалением вздохнул, когда мы виновато развели руками.

Я внимательно поглядывал по сторонам, но больше мне не удалось увидеть девушку в голубом платье. Погоня, следовавшая по небу, днем летать не решалась или просто моталась где-то в других краях, далеко от нас, и мне очень хотелось верить, что нас потеряли. Но, зная не понаслышке о том, как иногда хитро преследуют дичь, давая ей возможность расслабиться, успокоиться, потерять бдительность, а после добывают с легкостью, – я все время ожидал неприятностей.

– Очень жалею, что у меня нет арбалета с двумя десятками болтов. И палаша, – пожаловался я на судьбу.

– Надо было взять один из трезубцев козлоногих, – укорил меня Проповедник.

– Ты пробовал их поднять? Они тяжелее двуручников, и по лесу с такими шестами ходить очень непросто.

– Ну-ну. Драться кинжалом, конечно, проще, – возразил он мне, но я не стал влезать в спор.

Тыква, наш новый бессловесный спутник, плыла то впереди, то позади, порой исчезая из видимости на долгое время. При других обстоятельствах я бы посвятил ей все свое внимание, как явлению крайне необычному, но не сейчас, когда один герцог хочет вернуть украденное и наказать воров.

– Какая она? Душа, которую ты забрала? – спросил я у Гертруды.

– Девочка, не больше двенадцати лет. Ее держали в фигуре, так что мне пришлось разрушить чужую работу, чтобы вызволить пленницу.

– Ее, конечно же, убили?

– Несчастного ребенка ударили по голове или чеканом, или молотком.

– Что она знает такого, что может быть опасна для целой династии Бьюргона? – с недоумением пробормотал я, совершенно не ожидая, что мне ответят.

– Судя по одежде, она из тех времен, когда пришел конец прошлой династии. Остального не знаю и не желаю знать. Это смертельные тайны, и даже мне опасно к ним прикасаться. Предпочитаю доставить душу в Арденау, а там уже пускай с ней разбираются те, кто любит возиться с политикой.

– Ты очень нелюбознательная ведьма, – заметил Проповедник.

– Когда дело касается моей жизни – совершенно нелюбознательная. У меня было несколько знакомых ведьм, их страшно распирало любопытство, действительно ли Ситризаил столь красив, как об этом пишут в демонических книгах.

– И как? Книги были правы?

– Ведьмы не смогли рассказать. Представь себе, демон заставил их съесть собственную требуху, а затем утащил в ад оставшееся.

Проповедник долго оценивал услышанное, затем прочистил горло и произнес:

– Очень… образный пример.

Гертруда усмехнулась, и тут мы услышали отдаленный собачий лай.

– Иисусова плащаница! – подскочил Проповедник. – А вот и охотнички по ваши души! Бежим!

– Псы бегают быстрее, – не согласилась Гертруда, оставшись на месте. – Разве не слышишь, что они взяли след? Теперь их должны спустить с поводка. Стоим на месте. Я смогу с ними справиться.

Лай приближался, становился звонче, злее, азартнее. По мне, здесь и хороший охотничий арбалет не поможет – пока прибьешь одного, начнешь перезаряжать, остальные с радостью вопьются тебе в глотку.

Четыре черных лохматых пса выскочили из рябинника, летя, словно выпущенные стрелы. Они едва касались лапами земли, в три секунды преодолев большую часть расстояния между нами.

Гера ничего не делала. Ровным счетом ничего. Но псы, словно почуяв что-то, замедлили бег, заскулили и поползли к ней на брюхе.

У Проповедника челюсть отвалилась в буквальном и переносном смысле.

– Это же йомернская порода. Они с щенячьего возраста признают лишь одного хозяина и слушаются только его!

– Я все-таки ведьма, – с достоинством ответила Гертруда.

Она шевельнула пальцем, и звери, страшно зарычав, бросились назад. Туда, откуда только что прибежали.

– Пусть охотники сами разбираются с теми, кого выпустили, – мстительно произнесла колдунья.

Мы поспешили прочь. Разумеется, я прислушивался, но крики были столь слабы, что я счел их своим разыгравшимся воображением.

– Скоро вечер, – напомнил нам Проповедник в очередной, кажется, двадцатый раз. – А мы до сих пор торчим в Кайзервальде.

– В отличие от нас, ты можешь этого не делать, – напомнил я ему. – Бери Тыкву за компанию, и дождитесь нас на границе леса.

– Боюсь, с такой скоростью, как у вас, я сам скоро стану Тыквой или Пугалом на том месте, где стоит вас дожидаться. Так мы заблудились?

– Нет. Направление верное.

– Тогда почему мы еще в лесу?

– Потому что Пугало высадило нас там, где это было можно.

– Говорил я вам, Людвиг – идите по дороге. Тут безопаснее, тут безо… Опасность! – завопил он, глядя куда-то мне за спину и тем самым спасая жизнь.

Я машинально прыгнул в сторону, и арбалетный болт, пролетев мимо, ударился в древесный ствол.

Гертруда уже швырнула в высыпавших из-за деревьев охотников лиловое проклятие, и мы бросились прочь. Тыква летела у меня над головой и издавала хрюкающие звуки, что я расценил, как глумливое хихиканье. Ее (или Пугало, которое ею управляло) погоня чертовски забавляла.

– Как жаль, что песики не прикончили всех ублюдков!

Я хотел сказать Проповеднику, что надо довольствоваться тем, что имеешь, но берег дыхание. За спиной загудел ловчий рожок. Гертруда легко подпрыгнула, крича сущую бессмыслицу, ударила рукой по воздуху, тот со звоном отозвался, и снежный отпечаток ладони, висящий в двух с половиной ярдах над землей, медленно угас.

Когда впереди загудел второй рожок, мы изменили направление, побежав вправо, тем самым надеясь сбить погоню со следа.

Тыква продолжала хрюкать, и я с раздражением подумал, что было бы здорово оставить ее здесь. Еще один болт пролетел ярдах в четырех, теперь уже целились в Гертруду. Заклинание, оставленное девушкой за спиной, грохнуло и взвыло, когда мы пробрались через цепляющийся за одежду кустарник и вывалились на большую поляну.

А затем появились шестеро всадников в одеждах цветов герцога. Они тут же пустили лошадей в галоп, показывая тем самым, что не собираются брать пленных.

– Не думай обо мне! Защищай себя! – крикнула Гертруда, взлетев в воздух, словно птица, и сделав кувырок через голову, так что подол ее перепачканного платья раздулся пузырем.

Мне стало не до того, что там происходило в дальнейшем, потому что один из этих господ едва не перерубил меня пополам. Я отскочил, он пролетел мимо, лишь для того, чтобы уступить место своему товарищу. Я не нашел ничего иного, как воспользоваться фигурой искажения пространства, обратив ее на себя. Человек к такому нечувствителен, он даже не увидит, что произошло, а животных это сильно смущает.

Лошадь, чтобы избежать столкновения с непонятным для нее препятствием, резко остановилась, и всадник, не удержавшись в седле, перелетел через голову, со всего маха грохнувшись на землю. В полете он потерял эспадон, чем я тут же воспользовался, но применить оружие так и не успел. Все было кончено.

Останки людей и лошадей пожирали появившиеся из ниоткуда отвратительные мучнистые черви. Они пульсировали, поглощали плоть, двигая оранжевыми мощными челюстями. Проповедник всем своим видом показывал, что его сейчас стошнит, Тыква хранила задумчивое молчание, а Гертруда сидела на изрытой копытами земле, баюкая сломанную левую руку. Ее белые губы скороговоркой шептали одни и те же слова. Сущая бессмыслица, кроме четырех строчек:

 
Жилы и мясо,
Кости и кровь.
Все, что сломалось,
Сложится вновь!
 

От мертвецов к ней стягивались бледно-сизые дымки, которые окутывали острый осколок кости, выпирающий из разорванного рукава платья.

Ловчие рожки прогудели совсем близко, и мне стало понятно, что с поляны мы не уйдем. Тащить находящуюся в колдовском трансе Геру опасно, прежде всего для нее самой. Случаи, когда колдунов отвлекали во время создания заклинания, и это боком выходило и им самим, и окружающим, бывали. Гертруда еще во время нашего с ней знакомства предупреждала, чтобы я не трогал ее, когда она находится в таком состоянии. Девушка никогда не бросала слов на ветер и никогда не шутила с тем, что касается магии, и я хорошенько запомнил ее слова.

На дальнем конце поляны, в просветах между деревьями, появились ловцы.

– Проповедник, ответь мне на один вопрос, – спокойно произнес я, не реагируя на то, что один из охотников целится в меня из арбалета.

– У? – Он смотрел в том же направлении, что и я.

– Тебе еще не наскучило со мной находиться? Потому что в ближайшие несколько минут я собираюсь умереть, если, конечно, ты мне не поможешь.

– Что надо сделать?

Удивительно, он почти не колебался, хотя в его голосе проскользнули нотки сомнения.

– Беги к ним как можно быстрее. Если поторопишься, и нам повезет, мы с тобой еще пообщаемся.

– Хочу напомнить, что они меня не увидят. При всем своем желании я не смогу их напугать даже своим голым задом, и взаимодействовать с ними у меня тоже не выйдет. Я ведь не темный.

– Просто беги, а? – раздраженно рыкнул я, потому что теперь в меня целились четверо, и у одного из них была аркебуза. – А когда я закричу, тут же мчись обратно со всех ног.

Слава господу, хоть я и редко возношу ему молитвы, Проповедник перестал спорить и задавать глупые вопросы. Подобрал сутану, чтобы было проще бежать, тем самым оголив бледно-синие щиколотки и волосатые ноги, и бросился в сторону наших преследователей. Тыква было увязалась за ним, но, почувствовав, какую фигуру я создаю, осталась на месте. В пустой Тыкве ума оказалось на десять Проповедников. Я ощущал «руку» Пугала в этой штуке, и оно, кажется, было без ума от свалившихся на нас приключений.

Я сделал шаг в сторону, закрывая собой Гертруду, продолжающую находиться в трансе, на тот случай, если они все-таки будут стрелять, и поднял руки вверх, показывая, что не вооружен. Это несколько смутило преследователей, потому что подобного шага они от меня никак не ожидали. Мой поступок дал мне еще двадцать секунд, чтобы как раз закончить задуманное и чтобы Проповедник успел до них добраться. Душа, оказавшись рядом с восьмеркой людей и десятком ангжисов, стала прыгать, махать у них перед носом руками и всячески поносить их, но они, как и следовало ожидать, ничего не видели и не слышали.

Пес Господень был прав, когда говорил, что волшебство стражей не может причинить вред живым существам и опасно лишь для тех, кто уже давно мертв. Ни у кого из нас нет атакующих заклинаний, чтобы остановить врага, как это сделает любой мало-мальски опытный колдун или священник-инквизитор. Ни проклятий, ни благословений. Лишь черные кинжалы с сапфирами на рукоятках. Но, как говорится, у любого правила есть свои исключения, а точнее хитрости, которыми некоторые из нас время от времени пользуются, несмотря на возможные серьезные неприятности со стороны Ордена Праведности.

Мой дар не мог повлиять на охотников, но он отлично работал на Проповеднике. Хитрость в том, что у меня не получится использовать дар, если поблизости не окажется подходящего объекта – души. Именно на этом строился мой расчет, и именно это я использовал, вызвав знаки. Они тремя круглыми шарами замерцали над лесом и камнем рухнули на находящегося рядом с охотниками Проповедника.

– Беги!!! – что было мочи гаркнул я, приведя преследователей еще в большее замешательство.

Душа поняла, что должно произойти через несколько секунд, и понеслась так, что пятки засверкали. Невидимые знаки упали туда, где только что стоял Проповедник, и исчезли, не обнаружив своей цели. Но каждый из них, прежде чем отправиться в небытие, лопнул, разбрасывая вокруг неиспользованную силу.

Клочья вздыбившейся земли, сухой травы и человеческих тел взлетели высоко-высоко в небо. Проповедника тоже хорошо приложило по спине, он пронесся над поляной, словно святой, обретший умение летать, вопя от ужаса. Впрочем, приземлившись, кричал он уже от злости и негодования.

Я же, не слушая его, бежал к огромной воронке, сжимая в руке эспадон. Тыква летела рядом, хрюкая довольно и важно, словно свинья, которую только что облагодетельствовали корытом сытных помоев.

Вся влажная пожухлая трава была в крови. Останки лежали не только под ногами, но и кровавыми лохмотьями висели на древесных ветвях. Одуряюще воняло пижмой (побочное проявление возникновение знака в этом мире) и смертью. Я впервые в жизни использовал подобный «фокус» и был несколько поражен эффектом. У меня появилась кощунственная мысль, что, возможно, в какой-то степени Орден Праведности поступает верно, запрещая стражам совершать подобное.

Не скажу, что я был опечален гибелью преследователей, но мне, человеку, которому приходилось убивать в силу обстоятельств, убивать честным железом, в поединке, было не слишком приятно смотреть на то, что произошло благодаря моим способностям. Все-таки уничтожение душ и живых существ – вещи разные. Как-то Карл говорил мне, что в подобные моменты можно ощутить себя равным богу. Но я почему-то ощутил себя равным какому-нибудь демону или злокозненному колдуну, что мне совершенно не понравилось.

В живых остались лишь двое. Ангжис, контуженный и окровавленный, встал на колени и выстрелил в меня из арбалета, промазав шагов эдак на тридцать. Пока он перезаряжал, я подскочил к нему и ударил клинком по горлу, не желая становиться мишенью. Оставив мертвеца, я поспешил к человеку в ливрее слуги герцога, который полз прочь, надеясь скрыться в кустах.

Я догнал его, и он, слыша шаги, повернулся в мою сторону, показывая пустые руки. Его уже немолодое лицо было искажено от ужаса и отчаяния.

– Пожалуйста, господин! Не убивайте! Окровавленный эспадон в моей руке произвел на него самое удручающее впечатление.

– Пожалуйста! Я всего лишь слуга! Пощадите!

– Расстегни пояс.

– Что? – не понял он, дернувшись от звука моего голоса.

– Пояс. На нем корд. – Острием длинного клинка я указал на оружие.

Он дрожащими руками сделал, что велено.

– Встань. Сколько вас?

– Я не знаю, господин. Три, может, четыре отряда в разных местах. Я правда не знаю.

Может, он врал, а может, и нет. Мне было все равно.

– Знаешь, где город?

– Д-да. Недалече. Там. К утру можно управиться.

– Тогда уходи туда. И не возвращайся. Второй раз я могу тебе не поверить. Уходи.

Он не заставил себя упрашивать, смылся в лес, только его и видели. Тыква выразила всем своим видом неодобрение моему мягкосердечию и демонстративно поплыла обратно к Гертруде и Проповеднику. Я беспокоился о колдунье, но прежде взял арбалет ангжиса и четырнадцать болтов.

– Ты сукин сын, Людвиг! – безапелляционно заявил Проповедник, наставив на меня дрожащий палец. – Да падут тебе на голову все кары небесные, как мне едва не упали твои ублюдочные знаки! Я чуть не погиб!

– Тебе ровным счетом ничего не грозило.

– Святая невинность Девы Марии! Ты что, весь разум потерял, когда связался с этой ведьмой?! – завопил он. – Ты разве не видел, как этих несчастных перемололо невидимыми жерновами! Да мука получается и то крупнее! Представляешь, что бы от меня осталось, если бы я не был столь проворен?!

Я склонился над Гертрудой, все еще находящейся в трансе. Кость больше не торчала из ее руки, но кровь до сих пор сочилась.

– Тебе представилась уникальная возможность спасти нам жизни. В раю это зачтут. А пока просто позволь сказать, что я очень благодарен.

Это несколько примирило его со случившимся и теми моральными травмами, которые он заработал. На всякий случай я влил еще немного меда:

– Позволяю тебе напоминать мне о твоем подвиге в любое время и по любому поводу.

– Я непременно этим воспользуюсь, – ядовито произнес он, все еще дуясь. – А также попрошу запомнить, что это был первый и последний раз, когда я попался на твою удочку. Больше я в таких фокусах не участвую. От них слишком сильно попахивает дьявольщиной.

Я не стал ему говорить, что и сам не горю желанием использовать свой дар подобным образом, так как увидел, что на краю поляны стоит уже знакомая мне девушка в голубом платье. Я сделал шаг в ее сторону, и она поспешно отступила за деревья.

– Удивительно, – произнесла Гертруда, задумчиво разглядывая свою руку и осторожно шевеля пальцами. – Проповедник, ты меня поразил до глубины души.

– У ведьм не может быть души, – буркнул тот.

– Крайне философский вопрос, – улыбнулась она. – Не знаю, как у других, но поверь, моя душа находится при мне. Так вот, ты меня поразил, и я беру свои слова обратно. От тебя все-таки есть толк.

Проповедник громко, презрительно фыркнул, но было видно, что он очень доволен этим неожиданным признанием.

Мы остановились на краткий отдых уже в сумерках, когда осенний лес засыпал, а ледяной ливень вытекал из низких облаков с неторопливой покорностью судьбе, заливая все вокруг холодной безнадегой. Свод волшебного купола, как и в прошлый вечер, защищал нас от влаги, земля нагрелась от колдовства, даря комфорт и уют. Единственное, чего не было, так это еды. Мы были голодны, и наши животы то и дело требовательно напоминали нам о себе.

Где-то далеко что-то ревело и трещало, ломая подлесок, а затем угомонилось, оставив лишь шелест бесконечного дождя по буро-желтым, опавшим листьям.

Рука у Гертруды зажила, хотя по ее осунувшемуся лицу было видно, что заклинание лечения далось ей нелегко. Я сказал об этом, на что колдунья усмехнулась и заметила:

– По гримуару Марбаса,[41] для лечения лучше использовать свежую кровь младенца и только что убитого с помощью удушения пожилого человека в пропорции два к трем. Желательно, чтобы она настоялась несколько ночей на перекрестке, рядом с которым растет таволга. Как ты помнишь, мне пришлось употребить для этого собственные силы. Ничего. Завтра все будет в порядке. А уже сегодня я планирую ночевать в трактире.

– Мы пойдем ночью?

– До темноты почти час. Мы успеем. Тьма!

С неба, на плаще, словно на распахнутых крыльях, на нас упал человек. Я прыгнул к арбалету, но тот словно свинцом налился.

Гертруда сдула с ладони проклятие, оно окутало незнакомца и растаяло, не причинив ему вреда.

– Будем считать, что вы переволновались, и поэтому вашу встречу нельзя назвать гостеприимной, – сказал он, касаясь ногами земли.

Этого громилу я уже видел на балу – тот самый, что скакал на лохматой лошадке, а теперь прибыл налегке. Приметный плащ из желтого меха, шляпу и платок, закрывающий лицо, я узнал без труда.

– Чего тебе здесь понадобилось, Януш? – зло спросила Гертруда, вскакивая на ноги, и вокруг нас замерцал купол.

– Сядь и убери кинжал, страж, – велел колдун. – Я терпелив, но отнюдь не свят. Не стоит тебе делать глупости. Ты слишком ослабла, Гертруда, чтобы быть для меня опасной, и это меня не остановит. – Он ткнул пальцем в мерцание. – Вас было очень сложно найти, в Кайзервальде оказалось слишком много людей. Отдай то, что ты взяла, и я уйду.

– Не понимаю, о чем ты.

– Прекрасно ты все понимаешь, – глухо сказал он. – Я прилетел в Кобнэк за тем же, за чем и вы, но ты меня опередила. Душа нужна мне.

– Скажи честнее – она нужна Ордену Праведности, которому ты служишь, – холодно отозвалась девушка.

– Пусть так, – не стал спорить мужчина. – Важно другое, сейчас я смогу справиться с вами. Ты перешла мне дорогу. Он – использовал дар для убийства людей, хотя стражам это запрещено. Я могу арестовать его и в цепях отвести в тюрьму Ордена. И даже Братство его не спасет оттуда, Гертруда.

Во время этого разговора Тыква флегматично летала вокруг стоянки, изредка клацая челюстями, но когда Гера упомянула Орден, одушевленный овощ остановился как вкопанный и недобро уставился на Януша. Человек заметил, что я смотрю в сторону, скосил глаза, но ничего не увидел. Слуга Ордена не обладал даром, он был всего лишь колдуном.

– Возможно, стоит отдать ему душу, Гертруда, – тихо сказал я.

Она удивленно воззрилась на меня. Проповедник сдавленно кашлянул.

– Если он из орденцев, у нас могут быть неприятности, – уточнил я. – Но если мы заключим сделку, то Орден Праведности о нас забудет?

– Да, – тут же ответил Януш. – Вы отдаете мне душу. Я оставляю вас в покое. Орден ничего не узнает.

Тыква понимающе хрюкнула и подлетела к нему сзади, буравя затылок колдуна взглядом.

Гертруда наконец тоже обратила на нее внимание, но пока не поняла, что происходит. Хотя догадалась, в каком направлении следует действовать.

– Ты скотина, Януш! – прорычала она, вытащив из-за ворота цепочку с кулоном. – Сколько тебе заплатили законники за эту работу?

– Гораздо больше, чем тебе. Потому что не в правилах Братства оплачивать труды собственных стражей. Как видишь, быть с Орденом гораздо выгоднее.

– Я так не думаю, – негромко произнес я, и Януш подавился воплем, потому что Тыква, перестав церемониться и примеряться, в один укус оторвала ему руку.

Я отвернулся, не желая смотреть на кровавое пиршество. Вопли продолжались всего несколько секунд, затем раздалось поспешное чавканье, сытая отрыжка, и на месте, где только что стоял человек, остался лишь окровавленный плащ и пустая тыква, без всякого намека на присутствие одушевленного.

– Что это было, Людвиг? – От случившегося проняло даже Гертруду, о Проповеднике и речи не было. Из-за кустов раздавались молитвы вперемешку с богохульствами.

– Надо полагать, мастер Пугало решил принять участие в беседе, – осторожно произнес я. – Оно с чего-то крайне невзлюбило представителей Ордена. В Вионе прирезало Александра, а здесь ему никакого дела не было до того, что происходит, пока оно не узнало, что это человек Ордена.

– Оно его сожрало, Людвиг! – крикнул Проповедник из-за кустов. – Сожрало с костями и потрохами! Ничегошеньки не оставило!

– Спасибо, я вижу!

Я подошел к тыкве, поднял ее, изучил, отбросил в сторону.

– Ушло, – сказала Гертруда.

– Верно. Отобедало и решило не задерживаться.

– Ты ведь ему не разрешал набрасываться на людей! – Проповедник, наконец, явил свой бледный лик из кустов.

– В данном случае при всем своем желании я не могу сказать, что не рад его помощи. Впрочем, я поговорю с ним, когда мы увидимся.

– Очень тебе советую! Пока оно не сожрало тебя!

– Проповедник, погуляй где-нибудь, – негромко сказала колдунья.

– Зачем?

– Затем, что двое людей, которым надо поговорить с глазу на глаз, тебя об этом просят, – ответил я.

– Нужны мне ваши тайны, – процедил он и отправился в лес.

Гертруда проводила его взглядом, убедилась, что он ушел, и произнесла:

– Я уже говорила тебе несколько раз и скажу еще – мне не нравится Пугало.

– Я тебя вполне могу понять. Но, согласись, в данном случае без его помощи нам бы пришлось нелегко.

– Не стану спорить. Это так. Но ты ведь понимаешь, что ходит рядом с тобой. Тот, кто зародился в обычном полевом пугале, – натура черная. Темная душа, Людвиг. Очень сильная. Я бы сказала даже – сильнейшая. Пока он под твоим контролем. Но что будет, если он озвереет? Набросится на кого-то… – И, видя, что я хочу возразить, продолжила на тон выше: – Не говори мне, что дело в шляпе! С демонами ни в чем нельзя быть уверенным!

– Ты считаешь, что это демон?

Она вздохнула, посмотрела на окровавленный плащ Януша, мокнущий под дождем:

– Это существо очень сильно и необычно. И если это не кто-то из демонических легионов, то точно равный им. Не знаю ни одного одушевленного, который был бы столь странен, от которого веяло бы такой угрозой и которое было способно переливать себя из одного предмета в другой. Ты никогда не задумывался, что надо было твоему Пугалу, раз оно присоединилось к тебе?

– Я сам пригласил его. Потому что оно убило многих из тех, кто прошел мимо. Я уже как-то говорил – лучше оно будет рядом со мной, чем без меня.

– Почему ты сразу его не уничтожил?

– Ты сама сказала, что этот одушевленный, истинную природу которого мы не знаем, очень силен. Да ты посмотри – кто из темных может себя так сдерживать, чтобы не насыщаться кровью и смертью каждое мгновение! К тому же я ощутил его отчаянье. Там, на ржаном поле. Оно было на грани, и я…

– Сжалился над темным одушевленным, – покачала головой колдунья. – Только ты способен на столь странные поступки, Синеглазый. Я не знаю, куда заведет тебя это знакомство. Честно, не знаю. Но склонна предполагать самое худшее. Я говорю об этом в последний раз, но тебе стоит подумать о последствиях прежде, чем они произойдут. Пугало недоброе. У него могут быть свои цели. И когда оно их достигнет, ты можешь пострадать.

– Я приглядываюсь к нему и постараюсь разобраться с тем, что оно такое. Если появятся хотя бы малейшие признаки опасности, и я почувствую, что оно перестает быть послушным, я с ним разберусь. Обещаю.

– Пора в дорогу. – Она встала, тем самым показывая, что тема закрыта. – Я страшно голодна и если не поужинаю, то съем твоего Проповедника, который столь бесцеремонно подслушивает.

Мы покинули Кайзервальд с наступлением темноты, почти сразу после того, как перепугали колонию фосфоресцирующих огней, которые вылетели из-под поваленной коряги и, сердито мигая, скрылись в чаще, неодобрительно вереща.

Пустыри, начинающиеся за лесом, были мрачным местом и заканчивались деревенским кладбищем, как оказалось, достаточно беспокойным. Рядом с крестом, завернувшись в новенький саван, стояла какая-то жердина с огромными красными глазами. Она не шевелилась, даже когда мы прошли в двадцати шагах от нее.

– Кто это? – спросил я.

– Не знаю. Кто-то из темной нечисти. Для живых она не опасна.

– Проповедник бы сказал иначе.

– Он ничего не скажет, потому что труслив и решил обойти кладбище стороной.

– Возможно, и нам стоило так поступить, – сказал я, увидев, что возле каменной ограды, где находились самые старые могилы, шевелятся тени.

Они, шелестя, увязались за нами, ловко прячась за крестами и плитами, стелясь по земле, пока Гере это не надоело и она не кинула в них серебристой искоркой. Тени взвизгнули и бросились во мрак.

– А вот от этих ничего хорошего не жди. Кладбище-то запущено, раз нечисть слетается. Стоит поговорить со священником, когда рассветет. Земля теряет свою святость.

– Такое вообще возможно?

– Если поблизости сильная ведьма, то запросто. С десяток темных ритуалов, пара младенцев, пяток ворон и большое желание сделать зло творят недобрые чудеса. Ну, слава богу, наконец-то! – с облегчением вздохнула она.

Впереди показались огни. Вокруг Кайзервальда, хотя лес и считался темным, а порой и проклятым, расположилось достаточно много поселений. Опасностей, как таковых, на окраинах леса было мало, зато выгоды получалось гораздо больше, чем риска. Грибы, ягода, зверье, а также ценная древесина и золотоносные ручьи на самом юге лесов, возле которых уже лет семь растут новые города.

Деревня при ближайшем рассмотрении оказалась небольшим городком в одну улицу. С собственной ратушей и двумя постоялыми дворами, находящимися напротив друг друга, аккурат рядом с Мазацким трактом. Конечно, это была еще та дыра, и до крупных населенных пунктов предстояло добираться на лошади день, а то и два, но, вне всякого сомнения, здесь ночевать гораздо приятнее, чем в ночном лесу.

– Сходи, пожалуйста, проверь, много ли там людей и нет ли кого-нибудь подозрительного, – попросил я Проповедника.

Он не стал как обычно роптать, а просто сделал то, что просили, почти мгновенно вернувшись.

– Только местные. В одном – человек пять, и в другом – четверо. Кто из приезжих будет сидеть в этой дыре? Кстати, тот постоялый двор, что справа, кажется мне более приличным. По крайней мере, у хозяина на роже не написано, что он ворюга.

Мы последовали его совету.

Все четверо посетителей, а также хозяин, хозяйка и две служанки уставились на нас так, словно мы были выходцами из бездны. Впрочем, их можно понять. Двое странных незнакомцев в такой глухомани, в некогда белых, а теперь испачканных грязью и кровью рваных нарядах, да еще и пришедших ночью откуда-то со стороны то ли кладбища, то ли Кайзервальда.

Один из посетителей даже перекрестился, столь поразило его наше появление.

Говорить, что мы стражи, было очень неразумно, нас до сих пор искали, но, оставаясь инкогнито, мы могли нажить еще большие неприятности, особенно если жители здесь суеверны. К тому же с Ночи Ведьм прошло всего ничего, обязательно найдется кто-то, кто «видел» нас в небе на помеле, и хорошо, если все закончится доносом в инквизицию. А вот если они перепугаются настолько, что решат учинить самосуд, то у нас возникнут серьезные проблемы.