Текст книги "Безумные затеи Ферапонта Ивановича"

Автор книги: Алексей Югов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Вот что, вы спрячьтесь покудова, Ферапонт Иванович, а я сделаю... – подумав немного, сказал Силантий и, захватив костыли, зашагал к мосту.

– Слушай, друг, – сказал он, подходя к слепому, который сидел все на том же месте, уступленном ему Силантием. – Ты мне карету свою дай-ка на часок – съездить в одно место.

– Бери, – равнодушно сказал слепой.

Силантий впрягся в оглоблю двухколесной тележки, в которой возили слепого, и потащили ее к месту, где спрятался под берегом Ферапонт Иванович.

– Вот что... Я заеду за киоску, а вы, Ферапонт Иванович, бережком, бережком, да и вылазьте там, – сказал он мимоходом.

Под прикрытием киоска Силантий усадил Ферапонта Ивановича в тележку и закрыл ему ноги мешком.

– А вы кепочку-то сымите да под себя. А глаза-то закройте – будто слепой, – посоветовал он Ферапонту Ивановичу, впрягаясь в оглобли.

Силантий спрятал в тележку свой ящик и поверх ног Ферапонта Ивановича положил свои костыли. Они ему были не нужны, так как его поддерживала поперечная перекладина оглобель, на которую он налегал грудью.

Он беспрепятственно увез Ферапонта Ивановича. Правда, на них кое-кто оглядывался из прохожих, так как пара была довольно необычная: калека вез калеку, но все-таки никаких особенных подозрений они не вызвали.

Приблизительно через полчаса из-под обрыва вылетела собака, а за ней тяжело вылезли два человека.

Это были – Гера, Коршунов и Макинтош.

Гера тяжело «пыхала», вывалив язык. Коршунов и Макинтош остановились, переводя дух.

Макинтош дал волю собаке. Она уверенно привела их к киоску, возле которого Силантий усадил в тележку Ферапонта Ивановича. И как раз с этого места след исчезал. Гера засуетилась. Макинтош несколько раз направлял свою растерявшуюся собаку. Но каждый раз это кончалось неудачей. Лицо Коршунова передернулось презрительной улыбкой. Макинтош вытирал платком вспотевший лоб. Он сделал с собакой несколько кругов наугад. Растерянность у Геры и у хозяина ее была полная. Все трое собирались уже уходить.

Вдруг собака резко дернула в сторону. Макинтош выпустил цепочку. Гера подбежала к какой-то бумажке, лежавшей на земле, и усиленно и неотступно принялась ее обнюхивать.

Макинтош подошел и поднял бумажку. Это был «дензнак» неизвестного благодетеля, оброненный Силантием в то время, когда Ферапонт Иванович окликнул его сзади.

Сыщики многозначительно переглянулись.

– Спросим? – кивнул Коршунов в сторону милиционера.

Они подошли к постовому.

– Скажи, пожалуйста, – обратился к нему Коршунов, предварительно назвав себя, – ты сейчас за тем вон киоском ничего не замечал?

– Так как будто ничего особенного не замечал, – ответил милиционер. – А нищий один все время тут сидит.

– С деревяшкой? – спросил Коршунов.

– Вот-вот.

– А где он теперь?

– А вот только что, должно быть, приятеля своего отвез. Другой тут есть, нищий тоже, слепой, да и безногий вдобавок, – так вот он его и потарабанил куда-то... Только что вот провез на тележке...

Пальцы Макинтоша впились в локоть Коршунова, – А где этот слепой сидит? —продолжал расспрашивать Коршунов.

– А он обыкновенно... Да что за черт?!.. Вон он сидит! Никуда, значит, не уезжал... – растерянно пробормотал милиционер, опуская палец, которым указывал в сторону слепого.

– Вот что, спроси-ка ты его пойди, куда у него тележка девалась, – распорядился Коршунов.

Милиционер подошел к слепому.

– Слушай, – спросил он его, – тележку-то у тебя украли что ли?

– Нет, – ответил слепой, поворачиваясь в сторону милиционера и уставив на него незрячие глаза.

– А где же она?

– Силантий с ей уехал.

– Куда?

– Не знаю, – не сказывал. Он сичас приедет, – сказал слепой.

– Ну, ладно. А то я думал, что украли, – сказал милиционер и отошел.

Он сообщил Коршунову, что рассказал ему слепой. Коршунов остался весьма доволен.

– Подойди-ка сюда поближе, – сказал он милиционеру.

Коршунов передал ему деньги, оброненные Силантием, и на ухо стал инструктировать. Потом они с Макинтошем завернули за угол. Милиционер остался на посту.

Ждали они часа два..

Наконец, показался Силантий с пустой тележкой. Он поставил тележку возле слепого. И сказал ему что-то.

В это время к нему подошел милиционер.

– Слушай, это не ты деньги обронил, вон тут, возле киоска? – спросил он Силантия.

Силантий узнал свои деньги. Но для уверенности он вытащил кисет и заглянул в него.

– Нету... Мои это, мои это, я обронил. Вот спасибо, вот спасибо! Видать, что на хорошего человека попал, – засуетился он.

Коршунов и Макинтош подошли к нему.

– Так это твои деньги?!? – грозно спросил инспектор угрозыска.

– Мои...

– От кого ты их получил?

– Милостыня...

– Милостыня?!.. – переспросил насмешливо Коршунов. – Кто же это тебе по миллиону милостыню дает?!..

– Ей богу, милостыня.

– Врешь! – крикнул Коршунов. – Говори, кто!

– Вот те истинный Христос, милостыня! – клялся Силантий.

– Не ври, мерзавец! – заорал Коршунов, выхватывая браунинг. – Ты это кого на тачке возил?!.. Ну-ка, говори! – он направил на Силантия револьвер.

Силантий заплакал.

– Капустина, Ферапонта Ивановича отвозил... Душа-человек! – проговорил он сквозь слезы. – Он мне и деньги жертвовал.

– А ну, веди! – скомандовал Коршунов, пряча в карман револьвер. И Силантий повел. Он повел их в Нахаловку, в свою мазануху, где спрятал он Ферапонта Ивановича.

Макинтош и Гера сияли.

Таким-то образом Силантий и Ферапонт Иванович были арестованы и доставлены в угрозыск за несколько часов до ареста Елены.

6 «Крыть нечем»

– Скажите, вам известен этот гражданин? – спросил начальник угрозыска Елену, указывая на Ферапонта Ивановича.

– Нет, – спокойно ответила Елена.

Она произнесла это «нет» вполне искренне, потому что не признала сначала Ферапонта Ивановича в этом жалком, запущенном, грязном и бородатом субъекте. Но в следующую за ответом секунду ей уже мелькнуло что-то странно знакомое в его лице и, наконец, когда он повернулся к ней левой стороной и она увидела рубчик на его левом ухе, который она когда-то ощупывала в темноте, она уже не сомневалась больше, что в кресле напротив нее – отец ее невидимой дочери.

Выражение лица Елены в этот момент не ускользнуло от внимания начальника.

– Итак, значит, не знаете? – иронически переспросил он.

– Нет, не знаю, – со злостью ответила Елена,

– Ах, как жаль, как жаль! – продолжал иронизировать тот. – А знаете, на вашем месте я отдал бы многое, чтобы узнать имя и фамилию этого гражданина.

Елена молчала.

– Да... Очень жаль, – не смущаясь, продолжал начальник угрозыска. – Неужели вам не интересно знать, как зовут обладателя этой руки? – сказал он, внезапно схватив за кисть правой руки Ферапонта Ивановича и поворачивая ее перед Еленой. – 11осмотрите-ка, – рука, как видите, небольшая, тонкая, но довольно хваткая, судя по тому, что... эти вот пальцы раздавили гортанные хрящи... вашего покойного мужа...

Елена вздрогнула.

Ферапонт Иванович вырвал свою руку.

– Это ложь! – прохрипел он.

– Крепко сказано! – рассмеялся начальник. – Итак, значит, гражданин Капустин, вы по-прежнему отрицаете все остальные грехи, кроме этих изнасилований?

– Да, – угрюмо сказал Ферапонт Иванович.

– Стало быть, Яхонтова убили не вы, и этих коммунистов убили тоже не вы?

– Я не убивал...

– Та-а-ак, – протянул начальник угрозыска, переставив пресс-папье и, видимо, наслаждаясь разговором. – А, скажите, вы, как психиатр, я полагаю, знакомы с дактилоскопией?

– Ну? – грубо и злобно сказал Ферапонт Иванович.

– Итак, стало быть, вы, без сомнения, знаете, что здесь ошибок не бывает и, вероятно, разбираетесь в дактилоскопических формулах. Тогда не угодно ли взглянуть...

Он взял со столика три картонки величиной со страницу книжки т ^иа^^о и поставил их рядышком, прислонив к письменному прибору. По лицевой стороне этих картонок, обращенной к Ферапонту Ивановичу, можно было с первого взгляда посчитать их за снимки с аэроплана запутанных горных хребтов.

Это были сильно увеличенные снимки с отпечатка большого пальца правой руки, наклеенные на картон.

– Ну, что? – сказал, улыбаясь, начальник угрозыска. – Как видите, копытце одно на всех трех. Это, вот, – говорил он, постукивая поочередно по снимкам, – получено нами со спинки яхонтовской кровати, это – с железины, которой убит был один из коммунистов, а это дало нам одно из ваших похождений по части женского пола... Ну, как? – крыть нечем, а?

Ферапонт Иванович молчал.

– Теперь, может быть, вы узнаете этого человека? – неожиданно спросил начальник угрозыска Елену.

– Да. Я знаю этого человека, – тихо, но решительно сказала она.

– Ну, вот, и хорошо. Тогда мы с вами сейчас побеседуем. Это тем более необходимо, что мы скоро должны будем расстаться с гражданином Капустиным. Вас мы передаем в чека, – обратился он к Фе-рапонту Ивановичу. – Квартирный кризис там гораздо менее острый, чем у нас.

Начальник уголовного розыска сделал знак сотруднику, который привел Ферапонта Ивановича. Его увели.

Начальник угрозыска и Елена остались наедине...

В ту же ночь Ферапонта Ивановича перевели в чека.

На утро он был уже на допросе у следователя.

Здесь Ферапонт Иванович совершенно не пробовал отпираться и сразу признался во всем.

– Какие у вас были мотивы к убийству этих трех? – спросил его следователь.

– Месть. Ненависть, – отрывисто ответил Капустин и замолчал.

Он вообще ограничивался только ответами на вопросы, явно не желая распространяться. Вид у него был сонный и тупой.

Это раздражало следователя.

– Вы что же, не выспались? – спросил он, наконец, с раздражением.

– Нет... устал я, – ответил Ферапонт Иванович. – Вы бы лучше сделали, товарищ следователь, если бы дали мне продолжительный отдых, тогда бы я рассказал все.

Следователь рассмеялся.

– Да, предложение, во всяком случае не лишенное остроумия, – сказал он. – Только, к сожалению, у нас много спешных дел – не подойдет... Но, может быть, я чем-нибудь другим мог бы поднять ваше настроение? – добавил он. – Может быть этим, например, а?

Он пододвинул Ферапонту Ивановичу раскрытую пачку папирос.

– Традиционно, – криво усмехнулся Капустин. – Однако, спасибо. Я не курю. Да и это мне не поможет.

– Что же вам угодно?

– Мне?.. Понюшку кокаина! – с неестественным смехом сказал Ферапонт Иванович. Глаза его тревожно блеснули.

– Кокаина, говорите? – повторил следователь. – Что ж, это можно.

С этими словами он подозвал одного из красноармейцев-конвоиров и, написав что-то карандашом на листочке бумаги, подал записку красноармейцу:

– Товарищу Петрову.

Красноармеец вышел.

Следователь снова обратился к Ферапонту Ивановичу.

– Ну, а пока не объясните ли вы мне, почему эта женщина говорит такие нелепости, что вы – бывший невидимка и тому подобное. Что она – сумасшедшая?

– Нет. Она говорит правду. Я, действительно, – «бывший невидимка», – мрачно усмехнувшись, сказал Ферапонт Иванович и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

Следователь рассмеялся.

– Мне нравятся такие люди, как вы, – сказал он. – Ну, а почему же вы превратились в «бывшего невидимку»? – спросил он, тоном своих слов ясно подчеркивая, что он не прочь поддержать шутку.

Ферапонт Иванович долго не отвечал ему. Наконец, левый глаз его медленно приоткрылся и уставился на следователя.

– Не раз-врат-ни-чай-те, молодой человек! – произнес он, тяжело ворочая языком, и левый глаз его опять закрылся.

Следователь не знал, чем ему ответить на эти слова и вообще, как ему отнестись к ним.

В это время вошел красноармеец. В руках у него была маленькая широкогорлая склянка с белым порошком.

Ферапонт Иванович сразу воспрянул.

– Вот, пожалуйста, – сказал ему следователь, ставя возле него кокаин.

Ферапонт Иванович дрожащими пальцами вынул стеклянную притертую пробку и, высыпав в левую ладонь маленькую кучку порошка, поднес ладонь к носу и жадно втянул кокаин в одну и в другую ноздрю. На ладони было чисто. Только кое-где поблескивали отдельные пылинки кокаина.

Несколько минут Ферапонт Иванович сидел молча, уставившись в потолок, и нервно подергивал носом и губами. Это похоже было на затихающее подергивание лица после рыданий.

Чекист, подперев рукой голову, с любопытством смотрел на него.

Ферапонт Иванович снова взял щепотку кокаина.

Минут через двадцать действие кокаина было в полном разгаре. Ферапонт Иванович совершенно преобразился. От сонного и тупого человека с отвислыми губами ничего не осталось. Капустин сидел выпрямившись, лицо его выражало энергию. Он быстро-быстро говорил и жестикулировал. Голос у него сделался звонким. Глаза горели.

Он без всякой просьбы со стороны чекиста разматывал теперь перед ним клубок своих похождений. Он рассказал ему все о своей жизни, о трудах и надеждах, о том, как собирался он спасать Омск, о том, как достиг невидимости и, наконец, о том, как утратил ее. В общем он говорил почти то же самое, о чем рассказывал когда-то Елене, но на этот раз так широко, с таким энтузиазмом и огнем, что следователь время от времени встряхивал головой, по-видимому, ловя себя на том, что начинает заслушиваться и даже верить этому субъекту.

Следователя поразило на сей раз столь небывалое действие кокаина на способность человека к вранью, и он несколько раз пытался вставить вопрос, но Ферапонт Иванович совершенно не давал ему этой возможности. Он говорил и говорил без конца, время от времени вынюхивая новую щепотку кокаина. Вся грудь его рваного пиджака усыпана была порошком.

Наконец, следователь поймал удобный момент и спросил его, не скрывая насмешки:

– Значит, вы утрапиш вашу невидимость, потому что слишком предавались разврату?

– Да, – совершенно серьезным тоном ответил Капустин. – Я безумно расточил энергию, лежащую в основе всех психических процессов. Я сделался невидимкой, я нарушил все социальные запреты и этим самым подписал себе смертный приговор. Скрученная пружина, если она размотается до конца, перестает быть двигателем, пока снова не скрутят ее.

– Так, не потому ли вы просили у меня длительного отдыха? Признавайтесь! – сказал следователь, многозначительно подмигнув ему.

– Да. Я рассчитывал на это, – словно не замечая иронии, ответил Ферапонт Иванович. – Половая энергия, – продолжал он, —пружина всего организма. Половые импульсы – перводвигатель всей психики человека. Волевой акт в самой сути своей пронизан половой тенденцией. Творческая фантазия любого гениального человека живет исключительно богатствами подсознания, содержание которого определяет половая доминанта. Горе опустошившему свое подсознание!..

Ферапонт Иванович взял еще щепотку кокаина.

Чекист с тревогой посматривал на него. Он давно уже решил, что данные сегодняшнего допроса пропали. Воспользовавшись тем, что Ферапонт Иванович, увлеченный своей речью, забыл обо всем, он незаметно взял у него кокаин и спрятал в нижний ящик стола.

Он нагнулся на одну только минутку, а когда разогнулся и посмотрел в сторону Ферапонта Ивановича, того уже не было.

Перед следователем было пустое кресло.

– К двери! – крикнул следователь красноармейцам и сам, выскочив из-за стола, подбежал к двери, закрыл ее на ключ, а ключ положил в карман.

Потом он вернулся к столу, взял телефонную трубку и вызвал коменданта.

– Восемь человек, сюда, ко мне! – сказал он в трубку. – Что? Ну, конечно!..

Минуты через две тяжелый топот множества ног послышался возле двери. Следователь приоткрыл дверь и одного по одному стал впускать красноармейцев, загородив руками дверь, так что они подлазили, сильно нагибаясь.

Он быстро захлопнул дверь за последним красноармейцем и снова закрыл ее на ключ.

– Плечом к плечу, от стены до стены! Щупай штыками воздух! – крикнул он красноармейцам.

Те выстроились с ружьями наперевес.

– Начинай! – скомандовал следователь. – Не пропустить ни одного места!

Цепь двинулась, растянувшись через всю комнату. Правый фланг дошел до противоположной стены. Тогда следователь направил красноармейцев так, чтобы они загоняли невидимого в один из углов.

Через минуту оставался «непрощупанным» один только угол. Кто-то из красноармейцев слегка ткнул штыком.

– Брось! – послышался голос невидимого. – Ты мне живот распорешь!

Винтовка тряслась в руках красноармейца.

Следователь бросился в угол, где прижат был Ферапонт Иванович. Еще через минуту невидимый сидел в кресле, привязанный к нему ремнями красноармейцев. Следователь возобновил допрос.

– Скажите, – было первым его вопросом, – как эта чертовщина случилась?!..

– Благодаря кокаину, – ответил невидимый. – Он парализовал тормозящие корковые центры в моем мозгу и вообще сыграл роль кнута для моего организма и психики. Временно он возвратил мне прежнюю силу, и вы стали жертвой отрицательной галлюцинации.

– Так, значит, вы это сделали нарочно – кокаина-то у меня попросили?

– Да. Я рассчитывал на это. Только я дурак, – мрачно сказал Ферапонт Иванович, – мне нужно было это сделать потом, когда бы меня увели.

– А долго вы будете сидеть невидимым?

– Пока не ослабнет действие кокаина и не наступит реакция, – ответил невидимый.

Его предсказание сбылось довольно рано.

Через полчаса перед следователем сидел опять жалкий, трясущийся человек с непрошедшими еще признаками кокаинного возбуждения.

– Н-да... Вы социально-опасный тип, – сказал следователь.

– Я... я могу быть и социально-полезным, – шепотом сказал Ферапонт Иванович, вытягивая к чекисту шею. – Я мог бы принести пользу советской власти...

По лицу следователя прошла брезгливая гримаса.

– Уберите его! – сказал он красноармейцам.

Конвоиры отвязали Ферапонта Ивановича и подняли его с кресла. Он упирался в оборачивался в сторону чекиста, пытаясь сказать что-то.

Его увели.

В два часа пополуночи Ферапонта Ивановича расстреляли.