Текст книги "По запаху крови"

Автор книги: Алексей Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

– Можешь выйти, Гвен, она ушла.

Пригнувшись под низкой притолокой, из внутренней комнаты вышел высокий человек, укутанный в плащ. Он сел на скамью и устало опустил голову.

– Что ты думаешь о ней, Гвен? – спросила Веда на удивление почтительным и ласковым голосом, какого Морейн от нее никогда не слышала.

– Она – человек, – грустно ответил Гвен, – нашей крови в ней мало.

– А что сказал Мидир? – последнее слово Веда произнесла с трепетом и безграничным уважением.

– Он не успел изучить Морейн, его спугнула внезапно появившаяся птица Поэннинского жреца, – ответил Гвен.

– Ты думаешь, она не справится?

– Не знаю. То, что дерево узнало ее, а Прен Дук открыл ей вход в наш мир, говорит о том, что она обладает силой. Но сила эта спрятана где-то глубоко, так глубоко, что сама Морейн о ней не знает. О каких глупостях вы с ней говорили? – Гвен вопросительно посмотрел на старуху. – Боюсь, все наши усилия будут напрасны. Трудно поверить, что она дочь Эохайда.

– Не суди ее слишком строго. Она измучена и напугана. И ты правильно заметил, она всего лишь человек, и то, что ты называешь глупостями – это обычные человеческие чувства, – мягко проговорила Веда, убирая со стола грязную посуду и ставя чистую для гостя. – Гвен, она женщина, а не воин, чего ты от нее хочешь, чтобы она рвалась в бои, как молодой конь?

– Увы, – вздохнул Гвен, – и это на нее мы возлагали столько надежд.

– Может быть, тебе стоило ей показаться? Ты наверняка смог бы повлиять на нее, – уважительно проговорила старуха.

– У меня еще будет такая возможность, – ответил Гвен. – Быть может, позже, когда ее глупые человеческие чувства сменятся боевым духом Туатов и желанием бороться.

– Что-то я с трудом представляю себе эту девочку, охваченную боевым духом, – покачала головой Веда. – Она не предназначена для боя.

– Если я не ошибся в ее силе, возможно, в нужный момент белая кровь сыграет свою роль и разбудит в ней дух нашего народа, – торжественно произнес Гвен. – Что ты видела в огне?

– Видения не очень ясные, из Морейн не выйдет предсказательницы. Но все же есть вероятность того, что она поссорит братьев, и они убьют друг друга…

В темноте слонялись охотники, они провели в лесу уже полночи в безрезультатных поисках пропавшей девушки.

Белин закрыл лицо руками, представив, как напуганная женщина мечется между деревьями, утопая в грязи, и падает, настигнутая черной тенью. «Нет, – подумал король, – это пора прекратить. И как мог я, в ком тоже течет белая кровь, позволить так унизить принцессу Туатов». Ему самому захотелось выхватить меч и с боевым кличем броситься в лес на ее спасение.

Кто знает, не судьба ли послала ему Морану. Два последних в Поэннине Туата-полукровки, наверное, не случайно встретились в этой мрачной крепости. Король встал. Расхаживая вокруг костра, он прислушивался к доносившемуся из леса лаю собак и перекрикиванию людей. «Интересно, – подумал король, – посмеет ли кто-нибудь возразить мне, если я женюсь на пленнице, как это сделал мой отец? Да и кому какое до этого дело? Никто не сможет отнять у нее ее происхождение, а значит, она всегда остается принцессой». Никого действительно не интересовала личная жизнь короля, никого, кроме его брата, принца Бренна. Да и того волновал только один вопрос – наследник. Пока король не дал законного наследника королевству, Бренн будет спокоен, но кто знает, как изменится его поведение, если у короля родится здоровый ребенок? Впрочем Белин об этом уже не мечтал. Пять жен и сотни женщин не смогли дать ему живого ребенка, и он уже смирился что в этом только его вина. Размышления короля были прерваны появившейся из леса процессией, во главе которой шел разъяренный Бренн.

– Рыжая ведьма! – возмущался он. – Она исчезла! Просто растворилась в лесу.

Белин усмехнулся:

– Только идиот может отпустить Туата в лес и надеяться поймать его там.

– Но, Белин, ведь это только сплетни наших дворовых. Неужели ты и вправду думаешь, что она способна использовать эти колдовские штучки? – Бренну было стыдно перед другими охотниками, что он так опростоволосился.

– Не знаю, – мстительно произнес король, наслаждаясь растерянностью брата. – Но я бы не пропал в лесу, а ведь во мне меньше белой крови, чем в ней.

Охотники уже заждались отправления домой. Белин решил оставить нескольких воинов для дальнейших поисков пропавшей принцессы. С ними остался и Бренн, несмотря на возражения короля.

– Привези ее мне живой, – сказал Белин брату и зло добавил, – если не найдешь ее, ты ответишь мне за свою выходку.

Бренн озадаченно смотрел вслед черным всадникам, скрывшимся в ночи. «Не к добру Белин вспомнил о ее происхождении, а заодно и о своем», – подумал он.

Не зная, что предпринять, Бренн приказал воинам искать принцессу в лесу с собаками, хотя думал, что если Белин окажется прав, то это, конечно, не поможет. Оставив Харта сторожить угасов и на тот случай, если Морейн, незамеченная остальными, выйдет на поляну, вся группа разбрелась по лесу.

Бренн ругал себя за глупую шутку. Но кто же мог предположить, что эта бестия задумает колдовать в лесу. Да нет, этого просто не может быть. Если бы она была способна на это, то давно бы уже проучила своих обидчиков. Конечно же, глупая девчонка просто заблудилась и теперь сидит где-нибудь под деревом, перепуганная до смерти. Хорошо еще, что не слишком холодно, попади она в лес в феврале, до утра можно было бы и закоченеть. «Дуреха, дрянь, – ругал ее Бренн. – Теперь меня высмеют мои же братья. Если мы ее не найдем, все решат, что я упустил добычу, не смог поймать девчонку в лесу». Бренн рассерженно пнул старый пень. Только бы она не набрела на какого-нибудь дикого зверя. И, как будто в подтверждение его тревожным мыслям, раздался где-то очень далеко волчий вой. Бренн перехватил копье и закричал своим товарищам, чтобы те были внимательнее. Он помчался в ту сторону, откуда, как ему казалось, раздался этот звук, и вскоре выбежал к старой, раскинувшей свои голые, озябшие ветки, липе. Перед деревом сидела освещенная осенней луной Морейн и раскладывала на мокрой листве какой-то странный узор из маленьких веточек. Бренн стал пробираться за деревьями, боясь спугнуть девушку.

– Я слышу тебя, Бренн, – громко сказала Морейн, и когда он вышел из тени деревьев, добавила: – Вы, люди, не умеете ходить тихо по лесу: листья шуршат, ветки трещат.

– А что умеете вы, нелюди? – зло проговорил Бренн.

Подойдя ближе, он стал разглядывать фигурки, выложенные из палочек. Неожиданно он сделал прыжок в сторону девушки и, обхватив ее руками, повалил на землю. Сжав одной рукой ее горло, он разметал копьем палочки, разрушив их стройный узор.

– Ах ты, маленькая ведьма, что за жуткий обряд ты здесь затеяла? – Видя, что она задыхается, он отпустил руку.

— Ты всегда начинаешь сразу душить? – спросила она, ощупывая свою шею, – или, может быть, сначала спросишь у меня, что случилось? Я не умею колдовать, успокойся.

– Тогда что за руны ты пыталась сложить из этих сучьев? – спросил Бренн, несколько успокоившись, но на всякий случай раскидал ветки подальше от девушки так, чтобы их трудно было собрать.

– Нельзя же быть таким суеверным, мой принц. Я просто устала и присела отдохнуть, а эти ветки валялись кругом, и я с ними играла. Увы, – Морейн подняла на него глаза, – я не обладаю магией, иначе бы я не сидела здесь.

Бренн, чувствуя неловкость за свой малодушный страх, пытался все же найти ему причины.

– Если ты не обладаешь магией, как могла ты скрыться от моих охотников и собак так надолго, где ты была?

Морейн вдруг почувствовала усталость и холод. Развеялись последние следы восхитительного дурмана, в котором она находилась с момента своего исчезновения у Липы. Воспоминания о чудовище с горящими глазами, промчавшемся мимо нее, нахлынули на принцессу, и она начала рассказывать о нем Бренну, расплакавшись от пережитого страха. Бренн несколько опешил, когда рыдающая девушка трепетно прижалась к нему. На поляну выбежала собака, привлеченная голосом своего хозяина. Увидев такую непозволительную вольность в отношении его господина, Пап вцепился зубами в плащ Морейн. Бренн уже хотел отпихнуть от принцессы Папа, пока он не загрыз бедную девушку, но свирепый пес вдруг завилял хвостом, пытаясь лизнуть Морейн в лицо. Она отбивалась от него, повизгивая. Ошеломленный Бренн понял, что они играют. «Странно, – подумал он, – я сам натравливал на нее Папа».

Бренн протрубил в рог, призывая других вернуться на поляну к угасам. Усталая процессия двинулась в сторону замка.

Глава 14
Самайн

Новые союзники Поэннина – гадирцы – никогда не оставались в замке дольше, чем требовала беседа с королем, какая бы погода ни бушевала за его стенами. Поэннинцы привыкли к этой странности своих новых союзников и не удивились, когда гадирские посланцы потребовали немедленной встречи с королем. К тому же в преддверии приближающегося праздника Самайн Гвидион сам стремился поскорее избавиться от гостей.

Морейн была удивлена, когда ее пригласили в качестве переводчика. Прежде эту работу выполнял сам друид.

– Разве ты не знаешь их языка? – изумилась Морейн и испугалась: в Антилле о «змееголовых» ей приходилось слышать самые отвратительные вещи.

– Когда я сам занимаюсь переводом, это мешает мне сосредоточиться и читать их мысли. Если переводить станешь ты, я смогу, не отвлекаясь, углубиться в собственную работу.

– Ты им не доверяешь? – поинтересовалась Морейн.

– Я должен проверить, насколько они искренни, – уклончиво ответил друид. Морейн никогда прежде не видела жителей Гадира, хотя и была о них много наслыiпана. В Город Солнца не пускали иноземцев, даже послов встречали в его окрестностях.

Морейн была приятно удивлена, обнаружив, что «змееголовые» не так ужасны, как ей представлялось прежде. Гадирские посланники Икха и Двир, похожие друг на друга, как две капли воды, были невысокими и смуглыми. Черные жесткие волосы, низкие лбы, раскосые глаза и желтая кожа, вот и все, что заставляло антильцев делать такое неблагоприятное сравнение со змеями. Странный разрез глаз придавал лицам гадирцев коварное выражение.

Послы были недовольны тем, что на их тайных переговорах присутствует женщина, да еще и знающая их язык. С тех пор как в Антилле воцарилась Кийя, в Гадире стали недолюбливать женщин, особенно умных и всезнающих, какой и показалась им принцесса. Но в ее поэннинском имени Морана они не смогли угадать имя антильской царевны Морейн, ее же лица прежде никто из них не видел.

Переводя речи Икхи и Двира, Морейн с холодеющим сердцем вникала в коварный план послов. Гадир хотел привлечь поэннинцев для отвлекающего маневра, втянуть Антиллу в войну на два фронта, в качестве платы предоставив варварам на разграбление Город Солнца и все его окрестности.

– Антильские сокровища не представляют для нас ценности, шелестящим голосом говорил Икха, – моей стране нужна только земля Антиллы. В окружении бескрайних вод главная ценность для нашего быстрорастущего населения – эта земля. Вы получите все, что на земле, а мы получим землю.

Морейн понимала, что это не так. Она знала, что гадирцы всегда считались жадными до сокровищ, они нередко грабили прибрежные поселения. Город Солнца неприступен, и совершенно ясно, что Гадир заманивает поэннинцев и пытается использовать их в своих целях. Но, боясь выдать себя, Морейн только переводила слова Икхи, решив поделиться с королем собственным мнением после окончания переговоров. А Икха все говорил, щуря свои раскосые глаза на бледное лицо Бренна, описывал местность и дороги, ведущие к Городу Солнца, и переправы на бурных речках, и крутые горные перевалы, и огромные стоячие камни, установленные в антильских горах какой-то древней расой.

Когда переговоры закончились и начался, по обыкновению, пир, Морейн заметила, как старательно слуги подливают гостям крепкий поэннинский эль. Гвидион сверлил послов темным, тягучим взглядом. Уже заплетающиМс языком Икха сообщил забытую прежде новость:

– Эта глупая антильская ведьма просила послов Гадира поговорить с королем варваров о выкупе за ее невестку.

Заливаясь пьяным смехом, Икха пообещал:

– Гадир даст за антильскую царевну выкуп вдвое больше против любого, предложенного Гелионой.

Морейн, не моргнув глазом, перевела все это Белину. Она бы пропустила этот пьяный бред гадирца, не будь рядом Гвидиона, который, безусловно, все понял, и коротко усмехнулся.

– Может, это был бы лучший способ избавиться от нее, – криво улыбаясь, проронил Бренн.

На другой день, когда гадирцы покинули замок, Морейн яростно доказывала королю и его братьям, что не все, обещанное Икхой, так доступно. Город Солнца невозможно взять никакой осадой или приступом. Бренн элился:

– Ты быстро позабыла про свой неприступный Эринир. У него тоже были каменные стены и окованные железом ворота. Однако он нал под нашим натиском за три дня, или даже быстрее, – Бренн рассмеялся, – я уже не помню.

Морейн дернула плечом, почувствовав, как подступают предательские слезы обиды и горьких воспоминаний.

– Силы были неравными, это ты тоже, наверное, не помнишь, – сказала она.

– Какая разница? – скривил губы Бренн. – Все крепости сдаются моему войску рано или поздно. Мне остается только забирать сокровища и женщин, – Бренн говорил это со злой насмешкой, пытаясь задеть Морейн. – Как и ты, Гелиона будет стоять на коленях и просить пощады.

Морейн сердито сжала губы. Хотя она не могла припомнить подобную сцену, но не решилась сказать об этом Бренну, чего доброго он решит исправить упущение. В этой войне она была на стороне Поэннина, мстительно представляя, как падет Город Солнца, как будет рыдать и молить о пощаде ненавистная Гелиона. Но она понимала, что не менее вероятна и обратная ситуация. Упрямство и самовлюбленность заведут Поэннинского вождя в ловушку, где он и погибнет вместе со своим диким воинством.

Вокруг Поэннинского замка горели костры, сжигая в своем пламени старые вещи и горести, которые люди не хотели брать с собой в новый год. Наступали дни Самайна – дни безвременья, когда граница между верхним и нижним мирами становится совсем тонкой. Поэннинцы встречали Самайн не так, как это было принято в Эринире: другие обряды, другие молитвы, другие жертвы. В мрачной крепости Хребтовины и праздники казались зловещими. Со всей округи согнали скот. Жрецы, обретя невероятную важность, проводили обряды очищения.

Остров черным чудовищем уснул на поверхности озера, подставляя ветру свою колючую спину. На берегу у воды горели костры, варилось в котлах мясо, пестрели полосатые женские юбки и мужские цветные плащи вперемешку с длинными белыми одеяниями жрецов. На берегу Черного Озера был сооружен помост, расставлены столы. Жрецы, вернувшиеся со своих тайных служб, пели ритуальные песни вокруг высоких костров. Кружили хороводы ряженых.

Холодно и неуютно на осеннем ветру, скорее бы все закончилось и наступила ночь. Тогда погасят костры и все огни, и король со своими людьми вернется под своды замка в пиршественную залу, разогретую очагами, укрытую от ветров и злых духов. Начнется самый торжественный момент праздника – возжигание священного огня, от него зажгут другие и факелы, и дом оживет новым светом.

Бренн сидел, нахмурившись, подле короля, ему тоже не терпелось покинуть берег озера. Наконец Королевский друид закончил свои обряды, направился к Белину и братьям. Бренн поднялся навстречу Гвидиону, отвел его в сторону, что-то взволнованно объясняя. Живописная, вырази. тельная внешность и ледяное спокойствие жреца еще резче подчеркивали бледность и нервозность альбиноса. Когда они стояли рядом, то казалось, что природа специально создала две противоположности в дополнение друг другу.

Король поднял свою свиту и повел в дом. Квелин помахала рукой принцессе.

– Становится холодно, Морана, пойдем! – крикнула она.

Морейн уже собралась последовать за ней, но увидела, как Бренн садится в лодку, и направилась к берегу по шуршащей гальке.

– Ты не идешь в дом? – равнодушно спросила Морейн.

Бренн раздраженно обернулся и промолчал. Тогда она, стараясь не выдать голосом своей обиды, спросила:

– Составить тебе компанию?

Бренн демонстративно не замечал Морейн, может быть, надеясь, что это обидит ее, и она уйдет. Но она растерянно стояла на берегу, наблюдал за ним. Не дождавшись от него приглашения, Морейн сама забралась к нему в лодку, намочив юбку в холодной воде. Бренн удивленно вскинул брови, но ничего не сказал. Он легко работал веслами, и вскоре их лодка оказалась далеко от берега. Остров мрачной тенью приближался к ним. Бренн молчал, погрузившись в собственные мысли. Морейн склонилась к воде, опустив руку. И, чувствуя неловкость от возникшего молчания, решила заговорить:

– Какой странный сегодня вечер.

Поняв, что ответа она не получит, Морейн продолжила:

– В это время у нас, на севере, уже морозы.

Бренн молчал. Морейн окончательно смутилась под пристальным взглядом его бледных глаз.

Спускались сумерки. Легкий ветер доносил запах костров, лодка медленно огибала остров. На берегу начали гасить костры, и в потемневшее небо взвились серые столбы дыма. Голоса гуляющих стихли, на озеро опустилось безмолвие. Бренн продолжал грести, не отрывая взгляд от Морейн. Она, не зная, куда деваться от этого взгляда, уже начала жалеть, что напросилась ему в попутчики.

– Какой мрачный закат, – тревожно проговорила Морейн – Я замерзла.

Она действительно стала замерзать. Плащ, который дала ей Тара, согревал плохо. Бренн, наконец, оторвал от нее тяжелый взгляд и поднял глаза к небу. Вечер переходил в ночь, небо погасло. Полная луна только изредка успевала глянуть на землю сквозь сгустившиеся тучи. Поверхность воды была абсолютно черной, как крыло ворона.

Морейн несколько раз померещился бледный розовый свет, мерцающий на острове меж деревьев. Ей стало страшно и захотелось в теплый замок, полный гомона, лая, песен, в общество доброго и веселого короля.

Она взглянула на Бренна, он перестал грести и застыл, словно каменный. Морейн, наклонившись, дотронулась до его руки. Он вздрогнул от прикосновения. Морейн вдруг услышала его надрывное дыхание и испуганно одернула руку. Казалось, ему не хватало воздуха, он задыхался и издавал сиплые звуки, его начал душить кашель. Зрачки его глаз сузились, превращаясь в вертикальные полоски, кровь подступила к ним, и сквозь бледно-серую радужную оболочку засветился красный огонь. Волосы свисали клочьями, мокрые от пота. Черты лица преобразились до неузнаваемости. На высоком лбу вспухли две фиолетовые вены, щеки ввалились еще больше. Узкие губы вздулись над выступившими вперед желтыми клыками, Светящиеся в темноте красные глаза, не мигая, смотрели на Морейн. Она почувствовала, как по спине под платьем стекают струйки пота. Он пристально смотрел на нее. Она вскочила и, с трудом удерживаясь на раскачивающейся лодке, оглянулась: кругом вода, бежать некуда. Лесное чудовище, встреченное ею на охоте подалось вперед напряглось, приготовившись к прыжку. Морейн инстинктивно бросилась в воду.

Если бы она не была в состоянии истерики, платье не замедляло движений и ноги не сводило от холода, возможно, ей и удалось бы доплыть до земли. Она с трудом удерживалась на плаву, стараясь разглядеть в темноте берег. Черную воду было трудно отличить от такого же неба, но она поплыла, как ей казалось, к берегу, предпочитая утонуть в ледяной воде, чем снова оказаться в лодке. Сзади раздался хриплый хохот, похожий на карканье, и послышались удары весел. Лодка быстро нагнала ее и плыла рядом на небольшом расстоянии. Морейн видела ее, но все равно плыла дальше, в надежде, что ее крик услышат люди на берегу.

Когда силы ее были уже на исходе, выглянула луна, осветив на миг все вокруг, Морейн поняла, что плывет к острову. Она развернулась и поплыла в другую сторону. Лодка обогнула ее, преграждая путь. Морейн пришлось развернуться снова, чтобы не попасть под весло. И эти вынужденные повороты окончательно выбили ее из сил.

Луна опять скрылась за тучами, и Морейн уже не могла определить, где берег. Теперь она не плыла, а только пыталась удержаться на поверхности, что удавалось ей все хуже. А лодка все кружила вокруг нее, весла ударяли о воду. Каждый удар был все громче, все оглушительнее. Чудовище наблюдало с лодки, как тонет его жертва. Оно слышало сбившееся дыхание женщины, похожее то на всхлипы, то на стоны. Оно старалось дышать так же сбивчиво, как принцесса, желая попасть в такт ее дыханию, чтобы лучше чувствовать ее страх, ее смертельную агонию. Жизнь, стоящая на краю бездны, волновала его.

Луна выглянула опять, но Морейн больше не надеялась отыскать берег. Последний раз промелькнула перед глазами лунная дорожка, черная вода накрыла ее. Она уже была почти без сознания, когда чьи-то руки подхватили ее и вытащили из воды. Морейн почувствовала, как ее спина ударилась о дно лодки. Бренн нагнулся над ней, схватив ее, перевернул так, что вода полилась у нее из горла, потом стал бить по щекам, пытаясь привести ее в сознание. Морейн мутило она уже не чувствовала своего тела, но, увидев серые глаза нагнувшегося над ней человека, она облегченно вздохнула.

Бренн молча сел за весла и начал грести. Морейн сделала усилие, пытаясь приподняться, но не смогла. Ей оставалось только молиться о том, чтобы они направлялись в сторону замка.

Когда лодка врезалась в прибрежную гальку, Бренн помог мокрой девушке подняться и перелезть через борт. Морейн успела сделать несколько шагов, прежде чем потеряла сознание. Ему пришлось подхватить ее и нести дальше на руках. Дойдя до парка, он позвал слуг, но никто не откликнулся. Бренн почти бегом преодолел парк и внутренний двор и вошел в теплый освещенный холл, где толпились люди, среди которых был и Харт, поджидающий своего вождя. Бренн положил бесчувственную женщину на пол и приказал Харту искать Гвидиона.

В тяжело натопленной комнате на огромной кровати под несколькими одеялами из овечьих шкур Морейн казалась совсем маленькой. Бренну было душно в этом помещении, а те изменения, которые внесла в него Морейн, вызывали в нем раздражение. Он впервые был в этой комнате после смерти матери и с трудом мог избавиться от неприятных мыслей, которые она вызывала. Он вспомнил, как Конвенна точно так же металась по подушкам на кровати под тяжелым бархатным балдахином. Его мать, бывшая пленница отца, на которой Дунваллон женился после побега его первой жены, пыталась утопиться в Черном Озере. Ее успели выловить, но она простудилась, у нее начался жар, усилия лекарей были напрасны. Бренну хотелось, чтобы на этот раз все было по-другому. Он зашел сюда только узнать о здоровье принцессы и был подавлен нахлынувшими воспоминаниями, которые давно заставил затаиться в глубине сердца.

Морейн билась в агонии со вчерашней ночи, так и не приходя в сознание. Жар все усиливался, лицо было мокрым от пота. Гвидион и помогающий ему лекарь-жрец провели возле постели больной остаток ночи. Здесь же сидел и перепуганный Инир. Притирания и отвары не помогали. Выживет ли больная, зависело теперь только от ее собственных сил, но теперешнее ее состояние не внушало никаких надежд. Она часто дышала и кашляла. Бренн хотел нагнуться к ней, Гвидион бросил на него сердитый взгляд и отстранил от постели.

– Что ты сказал королю? – спросил он Бренна.

– Сказал, что она упала с лодки, – Бренн с надеждой посмотрел в глаза Гвидиону, – кажется, это правда.

Друида раздражали виноватые глаза брата. Гвидион приготовил питье, Инир хотел приподнять голову женщины, чтобы напоить ее. Бренн оттолкнул его, выхватив у него из рук глиняную миску, хотел сам напоить Морейн, расплескал половину жидкости. Гвидион взял у брата миску, поднял голову больной, дал ей выпить остатки лекарства, Бренну не сказал ни слова. Тот ушел, сердясь на себя за свою неловкость, на Морейн – за ее болезнь, на Гвидиона – за его молчаливое осуждение.

У Морейн начался бред. Гвидион сначала не обратил внимания на ее прерывистые всхлипы, но потом, вслушавшись в лихорадочный и быстрый шепот, он выставил всех из комнаты, оставшись с больной наедине.

В бреду Морейн рассказала то, что так долго и тщательно скрывала от него, маскируя мысли детскими стишками. Теперь Гвидион знал, почему Морейн позволила привезти себя в Поэннин.

Он всматривался в черты ее лица, качал головой и вздыхал: «Как я был слеп!» Если бы он послушался внутреннего голоса и настоял на ее казни прежде, скольких проблем ему удалось бы избежать. Теперь было уже поздно. Он больше не видел в ней врага. Просидев у постели больной весь день он обдумывал возможные варианты дальнейших событий. Все они ему не нравились, Гвидиону очень не хотелось в них участвовать, но изменить что-либо он уже не мог. Он вынес, наконец, свой приговор Морейн и нашел средство вылечить ее.

О том, что во время болезни к ней заходил Бренн, принцессе сказ Инир. Ученик Королевского Друижа, не отходивший от ее постели на протяжении всей ее болезни, этот белобрысый юноша с большими влажными глазами и по-детски пухлым ртом был безнадежно влюблен в Морейн. Он давал ей питье, приготовленное Гвидионом, он кормил ее, ухаживал за ней, сжимаясь в комочек от мысли, что Морейн может умереть. Первое, что она спросила, очнувшись, приходил ли Бренн. А узнав, что заходил лишь раз много дней назад, расстроилась, уткнулась в подушки, а потом прогнала Инира. Он невольно сравнил ее с Вороном – такая же неблагодарная.

Инир брел к своим пещерам, бесился, вспоминая, как Морейн в бреду звала на помощь Бренна. Сколько всего мог бы рассказать ей Инир, он навсегда отбил бы у нее желание даже видеть альбиноса. Но нет, Инир не мог это сделать, не мог нарушить клятву, выдать тайну, предать Гвидиона. Инир не умел предавать.

Но Морейн не нужны были рассказы Инира. Она и сама о многом догадалась. То, что Бренн безумен, Морейн поняла еще при первой встрече. Это не испугало ее, безумцем можно управлять – рассудила она. Но в нем было еще что-то, чего ей долго не удавалось понять. Теперь она узнала, что Бренн – оборотень. Оборотень! Морейн сжалась под одеялом, вспоминая горящие красные глаза с вертикальными зрачками. Она не боялась оборотней, она многое знала о них. Но решимости бороться с ним в ней поубавилось.

«Все, – сказала себя Морейи, – я больше не хочу влачить это жалкое существование, рисковать своей жизнью. Я всех прощу и изменю свою жизнь к лучшему».

Поднявшись с постели, она удивилась, обнаружив на себе длинную рубашку из плетеного кружева. Наверное, ее дала Квелин. Морейн не нашла своей грубой туники, на ее месте лежало платье: простое, но новое и красивое. Квелин каждый день заходила к больной, помогая Иниру ухаживать за ней. Морейн надела темно-зеленое шерстяное платье, расчесала волосы, пожалела, что нет зеркала, в которое можно было бы полюбоваться на себя, и вышла в коридор. Стены качнулись перед ней, поплыв красными пятнами, она оказалась еще слишком слабой, чтобы ходить. Но спустя два дня она уже входила в королевскую залу, бледная, но живая. Белин поднялся ей навстречу, забыв про этикет, подошел, испугался: Морейн казалась почти прозрачной, невероятно худой. Он сказал ей:

– Я рад видеть тебя здоровой. Ты заставила нас поволноваться.

Морейн кротко улыбнулась, сделав попытку поклониться.

– Нет, нет, – остановил ее Белин. – Иди сядь, ты еще очень слаба.

Он подвел ее к креслу у очага, помог ей сесть, спросил:

– Теперь объясни мне, Морана, как ты оказалась в воде?

– Лодка качнулась, и я упала, – ответила Морейн, не поднимая глаз.

– Тебе попался плохой гребец, если на ровной воде у него качалась лодка, – заметил король и бросил на Бренна уничтожающий взгляд. – В следующий раз, Морана, осторожнее выбирай себе попутчика.

Прощаясь с королем, перед тем как покинуть пиршественную залу, Морейн сказала Белину тихим, теплым голосом:

– Спасибо тебе за заботу, мой король, – она провела пальцами по его щеке. – Только настоящему, поистине благородном мужчине дано испытывать сочувствие к слабому существу.

Принцесса ушла. Озадаченный Белин растерянно стоял посреди залы, пытаясь понять, можно ли рассматривать слова Морейн как признание.