Текст книги "Волхв-самозванец"
Автор книги: Алексей Зубко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Часть VI
КТО ИЩЕТ, ТОТ ВСЕГДА НАЙДЕТ
ГЛАВА 34
УНЕСЕННЫЙ ВЕТРОМ ИЗ-ЗА СОБСТВЕННОЙ ГЛУПОСТИ
Оставь одежду – всяк сюда входящий.
Надпись у входа в ад, после очередного кислотного дождя, слегка разъевшего краску
Огромное море бушующей магмы жадными языками пламени тянется к раскаленному небу, на алой, до боли яркой палитре которого мерцает пара глаз. Загадочно раскосых, с сияющими в непроницаемой черноте зрачков багровыми искорками. Они с холодной заинтересованностью изучают бескрайние просторы колышущейся багровой лавы и затерянный среди этой потрясающей бесконечности крохотный островок твердой земли. Аспидно-черная плита непонятного происхождения шириной не более десятка метров и вдвое больше длиной.
Пылающие небеса пронзает белый луч света и, отразившись от гладкой поверхности плиты, на черной поверхности которой тают даже отблески пламени, исчезает в небытии. А на месте соприкосновения тьмы и света появляется крохотная фигурка человека. Он испуганно озирается и в недоумении поднимает глаза вверх. Их взоры встречаются, и в глазах на небе впервые появляется оттенок каких-либо чувств… Растерянность. И это беспомощное существо должно защищать вселенское добро? И против кого?
Бушующая магма вздыбливается, и из ее недр поднимается волна, которая со страшной скоростью устремляется на крохотный черный прямоугольник, на котором застыла точка – человек. Скорость несущейся волны уступает лишь скорости ее роста. Она достигает небес, глаза слегка щурятся, словно в попытке защититься.
Тонны магмы обрушиваются на черную поверхность, накрыв испуганного человека с головой.
Яркая вспышка… нечеловеческий крик…
Пушистые ресницы дрожат, отчего небеса покрываются мелкой рябью, словно поверхность пруда от утреннего ветерка.
На черной поверхности остаются человек и некто, закутанный с головы до ног во все черное.
Теперь уж глаза на небе совсем растерялись. Они недоуменно перескакивают с одной фигурки на другую. Что здесь происходит? А как же вечная борьба добра и зла?
Но нет дела маленьким человечкам на вечном поле битвы до космического масштаба предстоящего действа. Они слаженно обнажают мечи и движутся один к другому с твердым намерением решить затянувшийся поединок. Сейчас и здесь…
Мощный толчок сотрясает Вселенную. Море смешивается с небесами, глаза тают, фигурки исчезают, и вот… шар для гадания, подпрыгивая, скатывается к краю стола. Я чудом успеваю подхватить его, не дав разбиться, но второй, более сильный толчок выбивает из-под меня стул, и я лечу под стол. Из-за резкого выхода из транса в глазах плывет разноцветный хоровод огней.
Рядом вверх тормашками падает Баба Яга, не забыв помянуть чью-то матерь по имени-отчеству. Ее костяной протез чувствительно бьет меня под ребра, вышибая дух.
А свихнувшаяся избушка продолжает выделывать коленца. Она то подпрыгивает, то приседает, то прытью мчится куда-то, то столбом замирает на месте.
Мы с Бабой Ягой катаемся по полу, налетаем на движущуюся мебель и стены и яростно взываем к рассудку свихнувшейся избушки.
Результат нулевой.
При очередном скачке хозяйка избушки вылетает в раскрывшуюся дверь и, пронзительно ругаясь, летит с крыльца, потеряв отвязавшийся протез. Последний отлетает мне в лоб, а затем в угол, где со звоном врезается в самовар.
И тут скачки прекращаются, сменившись мелкой дрожью.
Потирая ушибы, на дрожащих ногах выхожу на крыльцо.
Свернутый набок череп скалится мне в лицо, но молчит. Зато Баба Яга – Костяная Нога не собирается, по всей видимости, замолкать в ближайшее время. Ее выражения, наполненные метафорами, аллегориями и гиперболами, достойные быть занесенными в скрижали народной мудрости, хлещут почувствительнее иного урагана.
Не завидую я тому, кто умудрился вызвать на себя праведный гнев Бабы Яги… хотя вообще-то она очень милая старушка…
Держась за дверной косяк, задираю голову к небу и медленно опускаюсь на крыльцо.
Сквозь густые заросли терновника, в которые забилась избушка на курьих ножках, окружающая действительность просматривается выборочно – фрагментами, кроме того места, где, потирая ушибленный зад и потрясая кулаком, состязается сама с собой в изощренной словесности Яга. Мечущаяся избушка протоптала сквозь заросли просеку, да такую, что хоть сейчас начинай засыпать гравием и заливать асфальтом – отличная трасса для гонок получится…
Чуть правее и выше, задевая килем за верхушку огромного дуба и хлопая обвислыми парусами, сквозь огромные прорехи в которых видно голубое небо, мерно покачивается корабль. Самый обычный: крутые бока, бюст пятого размера неизвестной античной героини на корме, наиболее выпирающая часть которого вырезана с поражающим воображение натурализмом, две мачты – посередине высокая, с бочкой на самой макушке, где обычно несет вахту впередсмотрящий, а та, что спереди, – поменьше.
Видеть такие корабли мне уже доводилось. И не раз. Время от времени, при высокой воде, купцы отваживались проходить до самого Царьграда, дабы не везти товар посуху – так и дорожный налог меньше, и возможность уберечь товар от грабителей и прочих лиходеев выше. Но те корабли вели себя как предписано законами природы, а этот? Форменное безобразие! Вместо того чтобы, как положено всякому порядочному судну, плыть по воде, он преспокойненько парит в небесах.
– Так заикой стать можно, – косясь на зависший над дубом корабль и облизывая перепачканную в белом мордочку, сказал кот-баюн.
– Не боись, – успокоил я пушистого поэта. – Это обыкновенный сказочный летучий корабль. Про него даже одноименная сказка есть.
– Да при чем здесь это корыто… эка невидаль!
– Тогда что?
– Да я только перекусить собрался…
– Опять сметану воруешь? Уши надеру!
– Кто ворует?! Я? – Задохнувшись от возмущения, кот перестал облизываться. – Во-первых, это не сметана, а сливки. Во-вторых, воруют чужое, а это общее. И вообще…
– Ну ты наглец…
Словно не слыша меня, кот Василий выдержал паузу и продолжил:
– …поскольку я занят умственным трудом, постоянно в душном и тесном помещении, то и трачу значительно больше килокалорий, чем вы, которые постоянно на воздухе.
– О чем же ты таком важном думаешь?
– Я готовлю речь, с которой ты обратишься к народу царства Кощеева после того, как свергнешь тирана и кровопийцу и примешь в свои окровавленные руки державный скипетр.
От сказанного я просто растерялся.
– Да что, тебе крынки сметаны для меня жалко? – неожиданно закончил кот.
– Да нет… просто…
– Спасибо! Только ты сам скажи об этот Прокопу.
– О чем?
– О том, что разрешил мне кушать сметану, когда захочется.
– Я разрешил?
– Ты! – уверенно заявил кот.
В этот момент из-за борта корабля показалась чья-то рука и выбросила глиняный сосуд. Пустой, как стало понятно после того, как он разбился о землю у самых моих ног.
– Смотри, куда бросаешь! – заорал кот-баюн, который из двух талантов барда: идеальный слух и сильный голос, обладал в избытке только вторым, причем за счет первого. – Бросают тут всякие… Я на вас в Гринкисс заявлю, вы мне все пустыни кактусами засадите, все реки вспять и моря наизнанку…
Неизвестно, до чего бы договорился баюн, но тут вместо руки показалось заплывшее салом лицо в крохотной короне, удерживаемой на макушке посредством шнурка, пропущенного под подбородком на манер ремешка военной каски. Широкое лицо расплылось в улыбке, став еще шире, и радостно закричало:
– Люди! Люди!!!
Кот Василий презрительно ухмыльнулся и извлек из-под обломков кувшина небольшую тряпицу, на которой косо-криво было что-то нацарапано, внимательнейшим образом изучил, понюхал даже, затем, сохраняя маску непробиваемого превосходства, протянул мне.
А на корабле продолжали надрываться:
– Люди! Люди!!!
Странный какой-то…
Баба Яга тем временем несколько притомилась, поток ее красноречия иссяк, и она переключилась с теории на практику. Оружие пролетариата свистнуло в воздухе, брошенное слабой женской рукой, но с применением нешуточной магической силы.
– Лю…
Со звонким: «Бум-с!» крик оборвался, и неохватное лицо скрылось с наших глаз.
– Ну что ж вы так, бабушка? – Я укоризненно покачал головой. – Ведь можно было сначала поговорить…
– Че с ним, нарушителем спокойствия, байки травить, – отмахнулась Яга и направилась к избушке, ласково успокаивая перепуганное строение.
Получив минутную передышку, я расправил найденную записку и прочел:
«Тому, кто меня найдет…»
Ага!
«… и вернет на землю, дарую свою царскую благодарность и руку дочери».
Вместо подписи – печать с лаконичной надписью – «ЦАРЬ».
Понятно. Будем опускать… э-э-э… лучше скажем иначе. Будем обеспечивать спуск на грешную землю. Только сперва насчет царевны нужно уточнить, а то мало ли что?
– Васька, пособи!
– Морду бить будем? – топорща усы, предположил кот-баюн. – Разумеется, только в целях воспитания.
– Нет. Спасать.
– Эт зачем? Он, значицца, в нас кувшинами, избушку нервенной сделал – в клинику на реабилитационные курсы нужно отдавать, а мы помогай?
– Он царь.
– Тьфу на него!
– За спасение награду обещает.
– Я и говорю – нужно спасать. А большая?
– Кто?
– Награда.
– Написано: царскую благодарность и руку дочери.
– А про половину коня за царство там ничего не написано?
– Чего?
– Ну, полконя за царство!
– Наоборот. Полцарства за коня.
– Так написано?
– Нет. Про половину царства ничего нет.
– Жмот. Больно нужна нам его дочка. С этими прынцессами одно беспокойство. Крадут кто не лень.
– Так ты поможешь мне?
– А что надо?
– Кошкой поработать.
– Да ты че! – Поджав хвост и сделав глаза по полтиннику, кот-баюн поспешно попятился. – Ну повязала Аленка разок бантик, но это ни о чем не говорит…
– О чем ты?
– А ты?
– Я хочу обвязать тебя веревкой и забросить на корабль, чтобы потом подтянуть его к дереву.
– А… – воспрянул духом кот. – А я-то… Сказано – сделано.
Не прошло и часа, как мы приступили к реализации моей идеи.
Придерживаясь одной рукой за макушку дуба, я привстал и, удерживая кота-баюна за шиворот, раскачал его и перебросил через борт летучего корабля.
Со словами: «Не жди меня, мама, хорошего сына…» – Василий оказался на корабле.
Ослабив петлю, он пропустил бечевку через кольцо на палубе и осторожно спустил ее вниз. Следом пошла крепкая пеньковая веревка, вполне способная исполнить роль буксирного троса.
Крепко привязав корабль к дереву, я, поддерживаемый Троими-из-Тени, перебрался на корабль.
Кот-баюн с дотошностью налогового инспектора производил ревизию корабельного имущества, – пользуясь тем, что коронованный толстяк пребывал в бессознательном состоянии, – с целью определения вероятного размера вознаграждения.
– Василий!
– Да? – пересчитывая уцелевшие кувшины, ответил он.
– Верни корону, пожалуйста.
– Какую корону?
– Ту, которая была на царе.
– Каком царе?
– Вот этом. – Начиная терять терпение, я указал на толстяка, раскинувшегося в позе загорающего курортника.
– Не брал я никаких корон! Может, закатилась куда?
– А что это у тебя на шее?
– Где?
– Вот!!!
– А… это ошейник.
– Ага… Вот и положи его на место. Он чужой. И к тому же совершенно не твоего размера.
– Ну и ладно…
С показной брезгливостью сняв с шеи корону, он бросил ее под ноги, а сам занялся дегустацией напитков. Выковыряв из кувшина залитую воском пробку, он нюхнул, пригубил и жадно припал к горлышку.
– Жажда мучит, – между глотками пояснил он. Уважительно оценив богатство оттенков и величину набухающего на лбу царя синяка, я принялся приводить его в чувство.
– Что со мной? – открыв глаза, поинтересовался царь.
– Шел, поскользнулся – упал. Очнулся – гипс, – пояснил слегка осоловевший кот.
– А? – Лицо толстяка, и без того не обремененное интеллектом, стало совсем идиотским.
– Не волнуйтесь, – успокоил я его. – Мы вас спасем.
– Мы раз… бо-бо… бобойнички… к нам не подходи, а то зарежем, – старательно, но мало похоже на оригинал запел кот Василий.
Пора что-то делать с этим юным дарованием, пока он меня под монастырь не подвел…
– Может, спустимся на землю и там поговорим?
– На землю? – словно не веря своему счастью, переспросил царь.
– Да уж, – многозначительно изрек кот-баюн, – Бабе Яге много чего захочется сказать…
Царь побледнел и приложил руку к шишке:
– А она меня не съест?
– Сейчас спрошу.
Перевесившись через борт, я прокричал:
– Яга Костеногова, можно вас на минутку?
Кряхтя и держась за поясницу, она вышла на крыльцо:
– Аиньки, голубчик?
– Здесь вот интересуются: вы его есть не будете?
– А он царевич?
– Нет!
– Тодыть, может, королевич аль прынц какой залетный?
– Нет! Он царь.
– Не… Цари, они для здоровья вредные. Пущай не трусит, есть не буду.
– Она не будет, – успокоительным голосом сообщил я царю.
– Ик! Она на дио-ие-иете, – едва ворочая заплетающимся языком, сообщил Василий, с сомнением изучая опустевший кувшин. – Ик!
– А что с кораблем? Почему вы его посадить не можете?
– Куда посадить?
– На землю.
– Понимаешь, тут такое дело… – Толстяк заметил валяющуюся корону, сдул с нее кошачью шерсть и водрузил на макушку, зацепив резинкой за подбородок. – Слова заветного не знаю.
– Забыл? – участливо спросил я.
– Нет. Просто не знаю. Знай я слово заветное, способное корабль на землю опустить, так неужто по небу аки перекати-поле по воле ветра туда-сюда носился бы?
– Ик! – Любовно обняв кувшин, кот-баюн свернулся калачиком и сладко засопел.
Законченный алкоголик.
Осмотревшись, я обнаружил бухту каната. Полсотни метров будет – должно хватить. Размотав, я перебросил один его конец через борт. Извиваясь, словно аспид, просмоленная пенька достала земли, свившись невостребованной частью в несколько широких кругов.
– Сейчас я привяжу ее к мачте, и вы спуститесь.
– А как?
И правда, сомнительно, чтобы эти хилые ручонки были в состоянии выдержать огромный вес шарообразного тела. Остается еще возможность использовать для транспортировки ступу Яги – Костяной Ноги, но, во-первых, вряд ли она разрешит – после того разгрома, который учинился благодаря летучему кораблю, а во-вторых, у меня нет уверенности относительно грузоподъемности ступы. При всем желании я вместе с Васькой и Прокопом потяну не более чем на треть царя.
Впору от такой незадачи добру молодцу головой поникнуть.
– Может, попросить Ягу, пускай вас в лягушку превратит? Я в карман посажу и на землю снесу.
– Нес-солидно, – возразил кот-баюн и снова засопел.
– А она сможет?
– Легко, – уверенно пообещал я.
– А обратно сумеет?
– Суметь-то сумеет, но…
– Может не получиться?
– Если захочет – получится.
– Тогда в чем сомнения?
– А если не захочет?
Царь мгновенно позеленел, словно примеряясь к образу, в котором, может статься, ему придется прожить остаток дней.
– А может, как-нибудь так?
– Как?
– Ну так… как-нибудь…
– А он плавать умеет? – почему-то шепотом спросил Гнусик. – Может, сбросить его в озеро, авось не разобьется…
Уж очень это «авось не» на «наверняка» похоже. До воды метров сорок будет. И тут мой взгляд упал на якорный барабан, на который навита целая бухта крепкого каната, почему-то наискось обрезанного на конце. Интересно, кто и для какой цели обрезал якорь. Не на металлолом же его, в самом деле, украли…
Вот и приспособление, которое послужит нам для создания лифта.
Внимательно осмотрев каждый сантиметр каната, я удостоверился в его прочности и перепачкался по локоть в черном дегте. Затем проверил работу тормоза. Сдается мне – выдержит.
Поставив царя на ноги, я, не обращая внимания на его тяжелые вздохи, принялся его привязывать. Нелегкая это работа, скажу я вам, и неблагодарная – то жмет ему, то камзол выпачкался… все нервы вымотал.
Затем настал мой черед отомстить ему, но я ограничился кратким:
– До скорой встречи на земле!
Барабан нехорошо затрещал, но канат послушно начал стравливаться, приближая царя к твердой земле.
К тому времени, когда пассажир импровизированного лифта опустился на землю дрожащими ногами, а следом и пятой точкой, что обозначилось тем, что рукоять тормоза перестала вырываться из моих рук, я уже чувствовал усталость и боль в натруженных предплечьях.
Оставив царя приходить в себя, я опустился на палубу и с наслаждением вытянулся, дав отдых мышцам и с интересом наблюдая за странной тучей, движущейся под углом ко всем остальным. Если только это не оптический обман, вызванный расстоянием и бьющими в лицо солнечными лучами.
Когда крики снизу стали совсем уж истошными, я поднялся и перевесился через борт.
– Чего вам?
– Отвяжите меня.
– Сейчас, только спущусь.
Ухватив пускающего слюни кота за шиворот, я сунул его в первый попавшийся мешок, проигнорировав праведное негодование, и, закрепив поклажу на спине, начал спускаться, поддерживаемый Троими-из-Тени. Которые, в последнее время, после того как при помощи невольного электрошока их сестра вновь обрела разум, стали менее навязчивы, если не считать постоянного бубнежа Пусика, смешков Гнусика и редких комментариев меньшенькой. С ней мы до сих пор не познакомились – по причине ее врожденной скромности. Даже имени ее не знаю.
Отвязав царя и вытряхнув под куст пьяного кота-баюна, я направился в избушку – вести с Бабой Ягой переговоры по поводу временного размещения нового постояльца. Вообще-то Яга по прозвищу Костяная Нога – очень добрая и отзывчивая старушка, хотя и ведьма, и старательно скрывает положительные черты характера, выпячивая отрицательные, даже те, которых в ней отродясь не было. И делает это так профессионально, что мало кто успевает узнать ее поближе.
Вот и сейчас ради имиджа она заломила такую цену, что управляющий «Хилтона» слюной изошел бы, узнай о подобном. Поторговались маленько и сошлись на относительно приемлемых условиях.
Яга вышла вслед за мной на крыльцо, внимательно осмотрела царя и ткнула меня локтем под бок.
– Представь нас.
Откашлявшись и собравшись с мыслями, я выдал такое, что любой герольд позавидовал бы:
– Яга Костеногова. Магистр черной, белой и всякой разной прочей магии, повелительница духов, обладатель вековой му…
Снова удар под ребра и шепот:
– О возрасте ни слова.
– …виртуоз ступы и помела, ее блинчики божественны.
Последний аргумент произвел на нашего гостя неизгладимое впечатление. С сомнением посмотрев в его заблестевшие глазки, я только и сказал:
– Царь.
– Как мило, – улыбнулась Яга.
Царь, против ожидания, не потерял сознания от ее улыбки, а наоборот, ответил ей тем же. Отчего его глазки совсем затерялись среди складок.
И тут он совершил крайнюю глупость, сказав:
– Вопрос о руке царевны мы оставим пока открытым.
Взгляд Яги полыхнул огнем, отчего мигом протрезвел кот-баюн, а на мне задымились сапоги.
– Этой части вознаграждения я недостоин.
– Может, подумаешь?
– Нет-нет.
– И что мне с ней делать, с дурой набитой? – вздохнул царь.
– Мы лучше половиной царства возьмем, – заявил расчетливый Василий.
Эх, Вася-Вася, не туда ты пошел… не поэт из тебя великий получится, а казначей.
Пока враз помолодевшая Яга крутилась на кухне, расстилая скатерть-самобранку, а царь парился в бане, я прочно закрепил корабль, задал корму Урагану и вымыл руки, с трудом очистив их от смолы.
Расположившись за столом, некоторое время мы были заняты процессом, не очень-то располагающим к разговорам. Позже, когда даже царь успел насытиться, мы с интересом выслушали его историю. Довольно поучительную для тех, кто способен учиться на чужих ошибках.
– Жил я хорошо, спокойно, правил людишками своими: одного накажу, другого награжу, дочку растил – красавицу неписаную – себе отраду, людям государыню будущую. А подошла пора царевну замуж отдавать, разослал гонцов во все концы света, с портретами дочкиными, мастерами изображенными. Сватов понаехало – уйма. Владыки заморские от мала до велика. И всяк, слышь, на руку ейную претендует. Товару, поди, одна штука, а купцов – сотня. Что делать? За одного отдашь – остальные обидятся. Который плюнет да на пиру свадебном с горя напьется, так это еще ничего, а другой и войной попрет. Не в приданое, так оружием царство получить.
– Тяжела доля царская, – вздохнула Яга.
– Ох, тяжела, – хлебнув медовухи, признался царь. – Пригорюнился я, не знаю, что делать, а тут мой генерал совет дает: «Скажи, государь, мол, за того дочь отдам, кто задачку мою решит – чудо невиданное, корабль летучий ко дворцу доставит». Что делать? Сказал. Гости поворчали да начали разъезжаться. Ни одного не осталось. Хотел генерала казнить, потом передумал. Приказал в полгода корабль чудесный найти и мне доставить.
– Зачем?
– Как зачем? У соседа моего, который год как помер, сын единственный, красавец – статью и ликом на славу удался, а уж умный… жуть! Но норовом скромен. Вот – за него и отдал бы доченьку. Молодята над внуками да внучками бы работали, я двумя царствами правил бы, силы государству добавляя.
– Ох и хитер… – уважительно заметил баюн.
– Да не вышло по моему желанию, – вздохнул царь.
– Что ж так?
– Не прошло и месяца, как я волю царскую огласил, приходит во дворец холоп, с головы да ног сажей перемазанный.
– Ты, – говорит, – обещал дочь отдать за того, кто корабль летучий ко дворцу доставит?
– Обещал.
– Я исполню твое повеление, а ты за меня царевну отдашь?
– За тебя, холопа неумытого?
Осерчал я, велел кинуть в темницу сырую, крыс полную. Пущай над судьбою своей непутевою помыслит. А сам на крыльцо. Над дворцом корабль висит – чудо чудное. Тотчас за женихом послал, пущай вступает во владение. Уж внуков хочется невмочь. А трубочисту неумытому посулил полный кошель злата да жбан водки опосля свадьбы, и чтоб больше в царстве моем не показывался.
Обрадовался он, руки-ноги целовал, отцом-матерью величал.
– Секрет управления кораблем тебе открою, – говорит, – за доброту твою и справедливость.
Оно и правильно, дело хорошее. Поднялся я на корабль. Паруса на ветру трепещут, снасти аки струны звенят, на столике яства, вина разные. Хорошо царя встречают. Прослезился я. Хотел даже трубочисту шапку с чела царского подарить. Но не подарил – ветер крепко дул.
И тут генерал (далее следует несколько отличающаяся от дарвиновской теория происхождения одного отдельно взятого homo sapiens), язви его душу, выхватывает меч и рубит якорь.
А трубочист – морда неумытая, кричит:
– В добрый путь!
Видать, сговорились за моей спиной, изменники.
– А что дальше? – спросил я.
– Да вот, почитай, уж год болтаюсь по небу, питаюсь чем придется, исхудал совсем.
Конец стенаниям царя положила избушка на курьих ножках. Она сперва подпрыгнула, затем села на зад. Миска со смородиновым вареньем подлетела вверх, размазав свое содержимое по всей необъятной ширине царского лица. Медное блюдо из-под утки, разбросав обглоданные кости, попыталось достать меня, но я оказался проворнее. Еще раньше стул выскочил из-под меня, и ваш покорный слуга опрокинулся на спину, растянувшись на полу и звонко приложившись затылком.
Злой как черт выскакиваю на крыльцо и замираю с раскрытым ртом. Рядом с кораблем кружит огромная тень, стремительно пикирующая в моем направлении.
Не успел я пошевелиться, как меня тут же обслюнявили с головы до ног.
– Нашел! – закричала Правая голова.
– Отыскался, родимый! – Средняя.
– Не ждали? – Левая.
Проведя рукавом рубахи по лицу, я частично стер последствия ласки Змея Горыныча. Который до того разгорячился, что вокруг него витает целое облако пара.
Наверное, очень спешил…
– Я тоже рад тебя видеть.
– И я. Я. Я.
– Только в следующий раз постарайся свое появление не сопровождать таким переполохом. А то Яга осерчает…
– Да я тихо.
Но Баба Яга почему-то не спешила появляться на крыльце, разбрасывая молнии направо и налево. Осторожно заглядываю внутрь избушки. Мои глаза от изумления лезут на лоб. Только представьте себе эту картину.
Посреди комнаты на полу сидит Яга и держит на руках царя, вес которого на порядок больше, чем ее собственный, при этом она нежно качает его и слизывает смородиновое варенье с его довольного лица. Идиллия, одним словом.
– Любви все возрасты покорны, – мурлычет кот-баюн, осторожно выскальзывая из избы.
Я на цыпочках следую за ним, размышляя о непредсказуемости Его Величества Случая.
