Текст книги "Волхв-самозванец"
Автор книги: Алексей Зубко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
И таким способом необходимо преодолеть по меньшей мере метров сто. И это без страховки, не чувствуя за спиной поддержки Троих-из-Тени, которые поддержат, вытянут, если нога оскользнется или веревка лопнет. А учитывая древность моста – это вполне ожидаемое событие.
Впору взвыть от тоски и безнадеги.
А неугомонный клубок прыгает под ногами, квакает, зовя за собой.
– Нас мост не выдержит, – оглашает и без того очевидный факт Гнуси к.
– Может, поищем другой путь? – предлагает Бианка.
– Нет времени, и едва ли другой путь существует.
– Что же делать?
– Пойду один, – решаю я, подхватив клубок и засунув его в карман.
– Мы будем ждать тебя здесь.
– Спасибо. Я вернусь, – пообещал я. Продолжив про себя: «Если не сорвусь с моста и он не оборвется, если одолею Кощея и спасу Аленушку… если…»
Глава 39
ЧТО МНЕ В ВЕЗЕНИИ БЕЗ СЧАСТЬЯ?
Каждой твари – в харю.
Конан-варвар
– Опусти ее, – выходя на лесную прогалину, расположенную у самой пропасти, говорю я Кощею. – И я не стану преследовать тебя.
– Давай договоримся, – соглашается Бессмертный, убрав руку с перекрестья своего меча. Его слова звучат гулко, обрастая многоголосьем эха, отражающегося от внутренней поверхности рогатого шлема.
Бросив быстрый взгляд в сторону сгорбившейся у корневища сухого дуба Аленкиной фигуры, с головы до ног закутанной в пестрый плед, я не замечаю ни малейшего признака того, что она узнала меня.
Ну, если только он обидел ее… – Волна жгучей ненависти захлестывает меня, я готов изрубить его на куски, но благоразумие берет верх.
Остановившись в нескольких шагах от бессмертного злодея, я повторяю:
– Отпусти ее.
– Хорошо, – следует неожиданный ответ. – Но прежде ты выполнишь мои условия.
– Какие? – Если он потребует то, что выполнить в человеческих силах, Ярило свидетель, я сделаю это.
Сверкнув глазами, Кощей Бессмертный раскатисто хохочет. Я терпеливо жду, пока он продолжит, не опуская меча, но и не делая угрожающих движений. Просто неподвижно стою и смотрю.
Отсмеявшись, Кощей примирительно поднимает руки пустыми ладонями ко мне:
– Без обид… просто я рад, что ты оказался именно тем человеком, каким я тебя себе представлял. Почему не спрашиваешь, каким же я тебя представлял?
– И каким?
– Разумным. Да-да… я знаю, многие считают меня бесчувственным маньяком, которого интересует лишь богатство, власть и кровопролитие. Но это же полный бред. Да, меня привлекают власть и то пьянящее чувство, которое дарует раболепие подданных, но основное, что дает власть, – это свобода! Ты со мной согласен?
– Она же налагает и ответственность.
– Совершенно верно. Ты, как разумный человек, способен понять, что моя жестокость – это тяжкая обязанность правителя. Мне не доставляют удовольствия казни, но без них народ не будет трепетать предо мной. Страх – вот один из столпов, на котором зиждется свобода. Кого не боятся, тот становится чужой добычей. Вторым столпом является богатство. Способность окружить себя роскошью – признак сильного.
Увлекшись, Кощей принимается ходить туда-сюда, размахивая руками и с жаром доказывая свою правоту.
– Наше с тобой нынешнее положение – следствие недоразумения. Признаю, в том моя вина. Не смог вовремя рассмотреть твою сущность. Знай я раньше, кто ты, не стал бы зариться на царевну. Я-то как думал: «Третья дочь, кому она нужна? Ведь царства делятся только на две половинки, да к тому же весьма неказиста наружностью, чтобы сама по себе являться приданым». Вот я и решил, что царь будет не прочь пойти навстречу моему выгодному предложению. А оно вишь как обернулось… Да и ты тоже не прав! Мог бы просто объяснить все, а то затеял… только я понимаю – молод, горяч…
Против воли мне стало стыдно. В одном бесспорно прав Кощей: именно я первым проявил агрессию. Не Чудо-Юдо на поединок вызывать нужно было, а попытаться уговорить Далдона вежливо отказать сватам Кощеевым – и вся недолга.
– …ну да что толку в рассуждениях о том, что могло бы быть? Ведь мы не в силах что-либо изменить. Так не лучше ли задуматься о будущем? Как ты считаешь?
Я неуверенно развожу руками:
– Назови свои условия.
– Так ты согласен не биться до смерти?
– Согласен.
– Вот и чудесно! А условия, по-моему, выгодные и для меня, и для тебя. Вернее, условие всего одно…
– И…
– Ты прекращаешь преследовать меня, чинить мне каверзы и прочие неприятности, я тоже не держу на тебя зла. Идет?
– А царевна Алена?
– Я ее не держу… Захочет идти с тобой – так тому и быть. По рукам?
Кощей Бессмертный протягивает мне руку. Бросив взгляд на Аленку, которая сидит недвижимо, я перекладываю меч в левую руку и отвечаю на Кощеево предложение рукопожатием. Которое должно было закрепить наш договор, но вместо этого позволило Кощею обмануть меня. Сжав руку так, что слезы брызнули из моих глаз, он ножом, невесть как появившимся в левой руке, срезал мой пояс.
– Ква! – Клубок выскочил из кармана и стукнулся о Кощеев сапог.
Попытавшись ударить противника мечом, я чуть не выронил оружие, получив резкий удар в грудь. Кольчуга остановила стальное лезвие ножа, но сила удара опрокинула меня навзничь.
Отбросив меня словно тряпичную куклу, Кощей поднимает с земли мой пояс и, закатившись торжествующим смехом, бросает его в бездонную пропасть.
Прощайте, надежды на победу. Без куклы и иглы, которые были спрятаны в потайном кармашке пояса, мне вовек не одолеть Кощея, ибо теперь он действительно бессмертный. Придут за мной герои, они, может, и одолеют его. Я же свой шанс упустил. И Аленушку не спас.
– Прости… – шепчу, надеясь, что она услышит.
– Как мило! – торжествует Кощей, выхватывая свой меч. – Я бессмертный!
– Ква… – увлекаемый нитью, прочно привязанной к поясу, волшебный путеводный клубок соскальзывает с края обрыва.
Медленно поднимаюсь. Беру меч двумя руками и замираю, готовый к поединку с Кощеем. Поединок этот не грозит затянуться, учитывая мое аховое мастерство владения клинком и бессмертие противника. Он тоже не виртуоз, филигранно управляющийся с мечом, его движения скорее напоминают не танец, столь любимый режиссерами, а отлаженную работу лесоруба. Даже такой неумеха, как я, способен добраться до него и нанести теоретически смертельный удар, но… как очень часто бывает в жизни, теория отличается от практики кардинальным образом.
Рассекая воздух, гудит Кощеев меч. Я не пытаюсь блокировать удар. Вместо этого отскакиваю, отступая в сторону леса, где мало места для размаха и больше возможности зайти Кощею за спину. Главное – не споткнуться…
– Я бессмертный! – подняв забрало, хохочет Кощей. Его глаза полыхают огнем, острый рог, выступающий из лобной пластины шлема, угрожающе сверкает, пена, хлопьями падая с губ, оставляет мокрые следы на металле подчелюстной пластины шлема и на нагрудном щитке доспехов.
Зацепившись за ветку, меч Кощея меняет траекторию и с силой обрушивается на ствол векового дуба, войдя в прочную древесину почти на ладонь.
Не теряя времени, я бросаюсь в атаку, не давая противнику возможности освободить застрявшее оружие. Это грязно, нечестно, но… я ведь не на дуэли, где на кону вопросы чести, да и в сэры меня не посвящали.
Мой меч со скрежетом рассекает наплечную пластину Кощея, погружаясь в плоть.
Бессмертный скалится, не обращая внимания на рану, из которой почему-то не течет кровь, и, по всей видимости, не чувствуя боли.
Еще один удар. Лезвие высекает искры, один из шипов, которыми украшены доспехи противника, отлетает.
– Я бессмертный! – Оставив застрявший в дубе меч, Кощей руками закрывается от моего удара.
Обрубленная кисть в кольчужной рукавице падает на землю, а лезвие, продолжая свое смертоносное движение, пропахивает борозду в нагрудной пластине и вонзается ему в бедро.
Игнорируя повреждения, Кощей хватает уцелевшей рукой меня за горло.
Вскрикнув от боли, я напрягаю все свои силы, чтобы разжать смертоносные клещи.
Перед глазами появляется кровавая пелена, в ушах шумит.
Презрительно хохоча, Кощей отталкивает меня и, направив мне в лицо рог своего шлема, бросается вперед.
Продолжая отступать, я попадаю ногой в вырытую каким-то сусликом нору и начинаю падать. Небо кувыркается перед глазами. Что-то тяжело проносится надо мной, с треском врезавшись в дерево.
Пелена, застившая взор, немного проясняется, и я, перевернувшись на живот и приподнявшись, вижу спину Кощея Бессмертного. Мой меч торчит из его бедра, раскачиваясь в такт рывкам. Но он не делает попытки освободиться от него. Вместо этого он, обхватив ствол дерева, пытается вырвать его из земли.
Пошатываясь и утирая пошедшую носом кровь, встаю и иду к бессмертному врагу своему, который продолжает терзать дерево. Берсеркеры в припадке безумства начинали грызть края своих деревянных щитов, Кощей, видимо, решил пойти дальше. Использовать для этого, так сказать, натурпродукт в чистом виде.
Присмотревшись, я понял причину столь странного поведения Бессмертного. Он не грызет древесный ствол в припадке неистовства и не пытается выворотить его из земли – все дело в его шлеме, острый рог которого вонзился глубоко в древесину. Все действия Кощея Бессмертного направлены на то, чтобы освободиться, но дерево держит крепко, не выпуская шлем, который в свою очередь держит владельца.
Поймав раскачивающуюся из стороны в сторону рукоять своего меча, я рванул его, освобождая. Остатки вложенной ведьмами в клинок силы мягко струятся по моим жилам, пощипывая кончики пальцев и проясняя сознание.
Если Кощея нельзя убить, то привести в неопасное состояние можно. Отсечь все конечности и, пока он будет регенерировать их, сбросить его в пропасть. Кто знает, что случится раньше: он достигнет дна бездонной пропасти или отрастит себе руки-ноги? Возможно, второе. Если судить по тому, насколько быстро отросла отрубленная мною кисть руки.
Непрекращающиеся рывки способны расшатать рог раньше, чем я смогу осуществить свой план. Нужно торопиться, хотя от нечеловеческой жестокости предстоящего действа меня бросает в дрожь. Но я пересилю себя, ведь на кону не только моя жизнь…
А пока забью-ка я этот рог поглубже, для пущей надежности.
Размахнувшись, ударяю рукоятью меча по шлему. Загудело так, что зубы заныли.
Кощей разражается бранью, чередуя ее с регулярными сообщениями о собственном бессмертии. Можно подумать, я мог об этом забыть.
Еще удар – для надежности.
Замахиваюсь… и тут Кощей, извернувшись, ударом в грудь отбрасывает меня. Мой меч это не остановило, только удар пришелся не рукоятью по шлему, а лезвием по шее.
Сталь легко рассекла сухую плоть и кости и вонзилась в ствол дерева.
Кощей страшно кричит. Его обезглавленное тело отскакивает на несколько метров, прижимая руки к месту сруба, и колодой падает ниц.
Перерубленные крепления вместе с забралом и нижней частью шлема скатываются на землю, зашуршав в сухой листве.
Голова Кощея, вывалившись из шлема, подкатилась к моим ногам и, плюясь желчью и кровавой пеной, уставилась на меня медленно стекленеющим взором.
Я испуганно отползаю в сторону и в недоумении осматриваюсь. А как же его хваленое бессмертие? Или голова сейчас отрастет? Тогда нужно поспешить и сбросить тело в пропасть.
– Сейчас, – приказываю я сам себе и, ухватив обезглавленное тело за ногу, тащу его к краю парящего в воздухе островка.
Бросается в глаза, что раны, которые я нанес Кощею буквально минуту назад, уже почти полностью затянулись, но только не на шее. Там, словно прочерченная, через серую поверхность среза пролегла пурпурная линия, края которой довольно медленно, но вполне различимо даже невооруженным глазом расплываются. С каждой секундой зона покраснения становится все обширнее и начинает кровоточить, словно плоть обычного человека, а не серая нетленная оболочка бессмертного.
Неужели отсечение головы смогло лишить тело Кощея защиты бессмертием? Но Конан говорил, что он дважды отсекал голову Бессмертному, да только безрезультатно.
Отложив решение неразрешимых задач на потом, я подталкиваю безголовое тело к обрыву, и оно, расправив руки словно крылья, падает вниз.
– Король мертв. Виват король! – пытаюсь я пошутить, чтобы немного взбодриться. А то предательская дрожь, подобравшись исподволь, колотит меня так, что руки-ноги ходят ходуном.
– Ква! Ква! – доносится из пропасти. Подпрыгнув от неожиданности, я оскальзываюсь на забрызганной черной кровью земле и едва не ухаю вниз следом за Кощеем. Благо в последний момент рука ухватилась за ветку и удержала меня на краю. – Ква!
Я высовываюсь и вижу болтающийся в воздухе волшебный клубок, чей крик едва не стоил мне жизни и уж точно добавил седины в волосы, и мой пояс.
– Ква-ква! – увидев меня – довольно удивительно, учитывая отсутствие у шерстяного проводника малейших признаков органов зрения, – радостно кричит клубок, раскачиваясь на зацепившейся за сухой сучок нитке, словно маятник.
Как только клубок и пояс оказались у меня в руках, из кармашка к моим ногам упала тряпичная кукла с торчащей из шеи иглой. От удара набитая соломой голова оторвалась и откатилась в сторону, уставившись на меня стеклянными глазами. Сама же кукла, словно подброшенная пружиной, отлетела и устремилась в пропасть вслед за прототипом.
Понимание символизма случившегося молнией пронзает мой мозг, но я тем временем уже бегу к Аленушке:
– Любимая!
Однако она вскакивает на ноги, закрываясь руками и низко опустив голову, так что лицо остается скрытым за плотной тканью капюшона, стремительно бежит к обрыву, и без единого крика бросается вниз.
– Нет!!!
Упав на колени, я поднимаю окровавленное лицо к небу и, с трудом шевеля прокушенными губами, вою. Тяжело, протяжно.
– Почему-у-у…
Глава 40
КУДА ВЕДЕТ ДОРОГА ДОМОЙ?
Все, что происходит хорошего, – происходит с кем-то, все, что плохого, – со мной.
Эгоист
Чтобы двигаться вперед, совсем необязательно хотеть этого, достаточно поочередно делать шаг за шагом. Левой. Правой. Левой…
Волшебный клубок тянет меня вперед, не издавая ни звука, словно боясь потревожить громоздящийся на дне моей души пепел. Я послушно передвигаю ногами – так нужно. Нужно моим друзьям, не мне. Мне хочется упасть на землю, зарыться головой в прелые листья и утонуть в отчаянии. Но они ждут меня, возможно, надеются на мою помощь.
Левой.
Пустые ножны сползли набок и путаются в ногах.
Правой.
Ветер приносит мне имя любимой.
Я поднимаю голову и кричу проклятия в равнодушные небеса.
Левой.
Споткнувшись, безразлично смотрю в пустые глазницы скалящегося черепа.
Настойчивое натяжение нити, и шаг вперед правой ногой.
Сухой хруст белой кости под каблуком, словно озвученный символ тленности бытия.
В голове полный сумбур, происходящее вокруг отстранено за непроницаемую перегородку, а внутри лишь пылающая боль утраты.
– Осторожнее…
– Держи крепче.
Визжащий от ужаса инстинкт самосохранения на миг пробивается к сознанию, явив образ раскачивающихся веревок и бездонной пропасти под ногами. Горький комок подкатывает к горлу, пальцы сводит судорогой…
Но тут каменные и вместе с тем теплые руки подхватывают меня под локти и помогают ступить на землю.
– Она умерла, – шепчут мои губы. – Умерла…
Бианка осторожно поднимает меня на руки, я утыкаюсь ей в шею и плачу. Как плакал бы на руках матери, которой мне не дала судьба, ограничив жизнь той женщины, которой я обязан жизнью, мигом, отделившим рождение ребенка от первого крика, которого ей не довелось услышать. Лишь стены и равнодушные от усталости врачи внимали надсадному детскому ору, еще неосмысленно, но уже самозабвенно проклинающему этот мир за несправедливость, царящую в нем. За жестокость накрахмаленных простыней, заменивших нежные, пахнущие молоком руки мамы, за твердую соску и прогорклое молоко, за мокрые пеленки и окружающую тишину, которая не наполнится шелестом ткани, осторожным дыханием и ласковым: «Любимый…»
– Ничего не понимаю! – заявляет Пусик.
Резкий порыв ветра взъерошивает мои волосы, взволнованный голос вопрошает:
– Что это с ним?
Этот голос так похож…
– Плачет, – сообщает Бианка.
– Плачет? – переспрашивает голос Аленушки.
Я медленно поворачиваю голову и сквозь пелену, застилающую взор, смотрю на зависшую в полуметре парочку ведьм. Первая Кэт, а вторая…
Наклонившись ко мне, она спрашивает:
– Кто обидел тебя, любимый?
– Но… – Не веря глазам, я протираю их кулаками. На меня обеспокоенно смотрит пара зеленых глаз, которые одни на всем свете.
– Аленушка, – сиплым шепотом зову ее я.
– Любимый! – Обвив шею руками, царевна целует мои глаза.
Но как?! Я ведь видел… Ничего такого я и не видел – лишь кого-то в плаще с закрытым лицом – и подумал, что это Алена.
– Я думал, ты…
Каменная дева осторожно ставит меня на землю, давая возможность заключить любимую в объятия. Наши губы соприкоснулись, и мир вокруг исчез. Лишь в отдалении замолкли шаги моих друзей, которые со свойственным им тактом удалились, оставив нас наедине. Правда, звук затрещины, которым наставили на путь истинный Гнусика, прозвучал как выстрел, но это мелочи, как и его скорее напускное ворчание: «Так интересно же…»
Тут в моем повествовании идет пропуск, небольшой, страниц пять-шесть, охватывающий события часов десяти – двенадцати, но для истории это несущественно, а редакторы потребовали этого категорически. Один с пеной у рта приказал вырезать «это непотребство, своим натурализмом способное развратить юные умы», второй заявил несколько иное: «это оставить, остальное вырезать», что и осуществил, подкрепив свои аргументы «Договором о сотрудничестве», согласно которому все произведения, подпадающие под графу «После 18…», должны печататься только в их так называемой газете.
Я дрался за целостность текста аки лев, образно выражаясь, разумеется, поскольку кусать работников издательства как-то не принято, да и не поощряется, хотя порой и хочется… но речь не об этом. В конце концов с болью в сердце пришлось разделить произведение на две части: одну вы видите перед собой, а один из экземпляров второй, если кто уж очень захочет, можно найти на дне сундука Бабы Яги. Только без спросу не суйтесь туда, особенно если вы принц или царевич, а то застарелые привычки, ну, вы понимаете… бороться с ними трудно.
К тому времени, когда мы с Аленушкой вышли к компании, на их лицах явственно читались два чувства: демонстративно – тоска смертная, скрыто – уважение.
Трое-из-Тени, храня каменное спокойствие, приветствовали наше появление дружным: «Здравствуйте», и лишь Гнусик пробурчал себе под нос:
– Уже?
Кэт улыбнулась и обняла нас.
– В путь?
– Поспешим, – сказал я. Мне было стыдно перед друзьями, что забыл про них, позволив чувствам взять верх над рассудком.
– Куда пойдем? – стоя у камня, возле которого расходились три тропинки, спросила Бианка.
Заметив на валуне следы краски и предположив, что, может, где-то тут есть указатель таможенных пошлин за использование тропинок, я отбросил в сторону густую поросль плюща и прочитал следующее: «Иди куда хочешь. Дорогу домой не выбирают».
Спасибо и на том.
Выбрав уже знакомую тропинку, мы пошли дальше, обмениваясь по дороге новостями.
Я рассказал со всеми подробностями про бой с Кощеем и о прыжке неизвестной в плаще, которую принял за Алену.
– Как назад шел, только клубок знает. Я почти и не помню ничего. Дошел – да и ладно. Лучше расскажите, как вы сюда добрались.
– На помеле прилетели, – просто ответила Алена.
– Когда мы расстались… – Кэт спешилась, чтобы нам легче было с ней беседовать, и сунула метлу под мышку. – Так вот, когда мы расстались, я отправилась назад, на поиски лешего, а это верст сто, не меньше; в своих владениях Кощей всю лесную живность повывел, лишь призраки неприкаянные скитаются, гады ползают да воронье пирует.
– Этого добра там с избытком, – вставил более мягкий из бывших братьев из тени, в моральном отношении разумеется. Твердость мрамора не мне сравнивать…
– Только-только на помело села, – продолжала молодая ведьма, – смотрю – летит Змей Горыныч, глаза свои огромные выпучил, вместо огня – дым, а сам дрожит словно осиновый листок. Я встревожился:
– Что-то случилось?
– Не перебивай, – попросила Алена, – сейчас самое смешное будет.
– «Что такое?» – спрашиваю у него. Он на колени бух, окрестные деревья в щепу. «Спаси! – кричит. – Привидение!»
Пришлось заскочить в замок, с привидением разобраться. Оставила Горыныча у входа – идти дальше он наотрез отказался, как и пускать в башню с яйцами кого-то постороннего. Для меня сделал исключение. Вошла я, а саму страх разбирает: «А вдруг буйный попадется?» От Кощеева замка всякого ожидать можно. И тут – на! – башенный призрак. Я как завизжу. Ожидала чего угодно, но такого…
Аленка прыснула в кулачок, видимо находя эти события ужасно смешными. Но что такого смешного во встрече с призраком, от одного вида которого бесстрашная ведьма визжит словно бабка-ростовщица, которой приснился Раскольников?
– …вышла я к Горынычу и поставила условие, чтобы он за лешим меня свозил и привез нас обратно. Все же скорость у него побольше будет. Взамен я гарантировала вывод призрака из башни. Тихо и мирно, по-домашнему можно сказать.
– И он согласился?
– Конечно.
– Так ты избавила башню с яйцами от призрака?
– Ага. Правда, с трудом уговорила его сперва подождать, пока я вернусь с лешим, а уж потом бросаться на охоту за тобой.
– Призрак собирался искать меня?
– Не просто искать – непременно найти.
– Зачем?
– Может, сам у нее спросишь?
– Призрак – это она? И она здесь?
– Да.
– Где? – Я нервно озираясь, поежился. – И что ему, то есть ей, нужно?
– Тебя-а-а… – сделав круглые глаза и имитируя грозный призрак, протянула Аленка, обвила мою шею руками и одарила жарким поцелуем.
– Не понял, – честно признался я.
– Я и была тем призраком, которого так испугался Змей Горыныч, – пояснила царевна.
– Но как он мог принять тебя за призрак?
– О… – улыбнулась Кэт. – Видел бы ты, в каком виде она предстала предо мной. Сарафан весь перепачкан и изорван, волосы растрепаны, все облеплено паутиной и припорошено пылью.
– Да ладно вам. Я бы в любом виде с призраком ее не перепутал.
– При других обстоятельствах Горыныч тоже. Но мы-то считали, что царевну увез Кощей, а тут она, да еще в таком виде… сарафанчик, кстати, сохранили, приданое все же. Может пригодиться…
– Зачем? – простодушно поинтересовался я.
– Тебя пугать, – рассмеялась Аленушка, сверкнув жемчужными зубами.
– Вот испугаюсь до смерти, – пригрозил я, – будешь знать.
– Я не буду, – пообещала Далдонова меньшенькая, – разве что немножко.
– Ну ладно, если немножко, то можно…
– Ладно вам на людях-то ворковать, бесстыдники. Слушайте дальше.
– Слушаем.
– Пока царевну Баба Яга в баньке парила, я на змее огнедышащем в леса наши приграничные смоталась, уговорила лешего с нами полететь. Вредный старикан попался, сперва с руками лез, вроде как аванс за услугу, но потом все же не устоял – никогда ведь не летал на спине Змея Горыныча – и согласился. Летим мы, а я все пытаюсь лешего от рукоблудства отучить и решить проблему с проходом. Войти-то всего один может. Подлетаем, а у Мрачных Чертогов толпа народу, что-то кричат, спорят. Оказалось, Данила вернулся…
– А как же Натка?
– Он и ее принес. На руках. Выворотил пень с корнем и принес, – с восхищением сообщила ведьма. – Богатырь. Там ведь как дело обернулось: ворону, с пня-то согнанному, подмога подоспела – целая туча, видимо-невидимо воронья. Кружат, клювами щелкают, клюнуть пытаются. Пока нес, телом своим прикрывая, проклятые птицы всю спину исклевали. Опустит пень, возьмется за меч, они во все стороны брызнут, пытаются исподтишка достать… только поднимет Наталью, воронье всем скопом наваливается. Насилу прорвался. А тут уж леший снял заклятие, руки Натальи освободились от одеревенелости, колода и отвалилась.
– Значит, все хорошо?
– Какое-то время волоски на них будут расти зеленоватого оттенка, а в остальном никаких последствий.
Показался каменный валун с замершим на его вершине василиском. Тот как будто к чему-то прислушивался. Прислушался и я. Кот-баюн севшим голосом нашептывал гибриду петуха и ящерицы очередную историю.
– А вот и мы, – сообщил я Василию.
– А они не захотели меня сменить, – просипел он, кивая в сторону Аленки и Кэт.
Мне на мгновение стало совестно, но тут я вспомнил бесконечные его песни, выводимые дурным голосом, особенно во время магнитных бурь, когда голова и без того разламывается. Теперь-то как минимум неделя отсутствия проявлений его многогранного таланта мне гарантирована.
– Начинаю скучать, – разевая клюв, лениво сообщил василиск.
– Отвали! – рыкнул на него я и уже спокойнее пояснил: – Ты начинаешь действовать мне на нервы, вон бедного Василия до чего довел. Бедняга совсем замаялся и посадил связки. Отпаивай его теперь молоком.
– Но я зевну… – поникшим голосом прокудахтал василиск. – У меня депрессия.
– Делом займись. Да хоть в крестики-нолики сам с собой сыграй. Или пасьянс разложи. А найдешь еще пару таких же скучающих – пульку распишите, до тридцати одного, – время незаметно и пробежит.
– Что-что? – расправив крылья, вытаращил правый глаз василиск.
Пришлось объяснить ему азы самого примитивного варианта реверси и, вручив палочку, указать на ровную площадку рукой посреди тропинки. Карточным играм обучу позже, когда под рукой будет колода карт и немного времени, чтобы смотаться сюда на денек – отдохнуть на природе, в картишки перекинуться…
Подняв заливисто храпящего домового, который тотчас встрепенулся и пробормотал: «Что такое?», я передал его на руки Троим-из-Тени, где уже находился кот-баюн, бросил взгляд на воодушевленно выводящего кружочки и крестики василиска и, обняв Аленку, направился домой.
