Текст книги "Хватка (СИ)"

Автор книги: Алексей Войтешик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

       Кстати, Винклер, вас, как представителя определенного направления в нашей службе, не настораживает то, насколько Отто Гафн распускает язык, повествуя о своих похождениях на войне?

       – Нет, – коротко ответил командир, у которого раскалывалась голова, – меня это не настораживает.

       – Отчего же? – Судя по всему, не ради простого любопытства, спросил медик. – Это же сплошь проявление пессимистических настроений в самой элите войск, в разведке.

       – Конрад, – обратился Винклер к задумчиво всматривающемуся в окно и попутно потягивающему воду из металлической кружки «крестьянину», – объясните ему вы. У меня от каждого произнесенного слова в голове стоит звон…

       – А вы попейте, Фридрих, – бросил через плечо Бауэр, – я тоже поднялся с чугунной головой, но сейчас чувствую себя значительно лучше.

       Медик подошел к говорившему и, взяв трясущейся рукой вторую кружку, набрал воды и, следуя примеру товарища, напился:

       – Оуф-ф-ф, – отдышавшись, выдохнул он, – вы правы, Бауэр, надо выводить из организма эту отравляющую нам существование гадость.

       Конрад, глядя на него, улыбнувшись заметил:

       – Я ведь о том вначале и говорил, но мне кажется, гораздо разумнее не начинать ее выводить, а прекращать каждый вечер вводить в наши организмы этот омерзительный шнапс.

       – М, – остановившись на половине второй кружки, вспомнил Вендт, – отчего вчера он не казался вам таким уж омерзительным, верно? Но вы, Конрад, так и не ответили, почему не стоит обращать внимания на отношение Отто к войне?

       – Наш командир, – покосившись в сторону поднимающегося Винклера, заметил «Крестьянин», – имел ввиду только то, что слова лейтенанта Гафна в первую очередь, лишь проявление доверия к нам.

       – М? – Удивился медик.

       – Именно так, Вилли, – продолжил Бауэр, – да, Отто не боится доверить нам свои мысли. В его понимании, Вендт, он уже находится в аду, и дальше фронта его не сошлют. Потому и не стесняется говорить правду.

       – Правду? – Неподдельно удивился медик. – То есть вы тоже имеете схожие с ним суждения относительно происходящих здесь боевых действий?

       – Да, – не стал спорить «Крестьянин», – пусть это вас пугает, но я вполне его понимаю и во многом разделяю его точку зрения. Впрочем, кто знает, – подойдя к скамейке, стал одевать китель Бауэр, – не окажись я непосредственно перед тем, как попасть сюда, в одной из частей той же мясорубки, я точно так же, как и вы сейчас стал бы упрекать боевого лейтенанта в трусости и подрыве дисциплины. А меж тем, Вилли, во вчерашних словах Отто только жесткие выводы, опирающиеся на немалый боевой опыт. Он умница и очень ответственный человек. И, нужно отдать должное полковнику Эбербаху, лично я рад тому, что нам в распоряжение дали именно Гафна.

       Вендт, сменив на «посту» у окна Бауэра, смотрел в окно и с удовольствием потягивал воду. Наконец, придя внутри себя к какому-то выводу, он поставил на скамью кружку и, направляясь к своей постели, заметно пойдя в разрез со сделанным только что умозаключением, произнес нечто нейтральное:

       – Надеюсь эта мясорубка до нас не докатится?

       «Крестьянин», услышав это, замер, перестав застегивать пуговицы:

       – Вы что, Вилли? – Округлил он глаза. – Скажите еще, что не видели воронок, перепахавших всю эту деревню и других приметных памятников этой чертовой мясорубке, в виде сожженной техники и прочего? Очнитесь! Отто сто раз прав, мы все уже давно внутри этой гигантской, смертоносной машины и, что самое гадкое, к ручке ее попеременно тянутся многие и, заметьте, то и дело яростно проворачивают шнек и с нашей, и с советской стороны.

       Отбросьте эту тупую прямолинейность мышления, никто и не думает трусить, Вендт. Просто всем нам и здесь, и, тем более в Германии, обязательно нужно понимать, никто просто так нам эту землю не отдаст. Вы ведь слышали вчера о том, что рассказывал Ремер о бое в этой деревне?

       – Слышал, – спокойно ответил медик, – но кроме странной, мистической атаки псов, меня в этой истории ничего особенно не впечатлило.

       – А напрасно. – Упрекнул его Бауэр. – Горстка солдат, пара пушек с десятком снарядов и старые танки, такие смешные, что больше похожи на металлические консервные банки. О, …и, конечно, собаки! Да, вот такой цирк, Вендт, по сути, просто ничтожные силы, а задержали наше наступление на этом направлении на целый день.

       При случае не поленитесь, спросите у инженеров, они вам расскажут о том, что даже пара песчинок, незаметно попав в подшипник прекрасно отрегулированной, высокоскоростной техники, легко способны разрушить целый агрегат и, более того, заставить пойти вразнос всю машину.

       Хм, Вы говорите, что вас впечатлили собаки. Но мистика-то не в них, Вилли. Это я вам говорю, как человек видевший и знающий многое. Как, в конце концов, сотрудник организации …сами знаете какой. Именно по причине проявления мистики и неких странных, нереальных сил, я и направлен сюда.

       Хотите верьте, хотите нет, но не будь вблизи этого села источников той самой силы, я говорю о древних курганах скифов и других, еще более древних племен, наши войска прошли бы мимо, не замечая особого сопротивления со стороны русских.

       Мы ищем нечто подобное везде где это ещё уцелело. Это очень сложно понять, почему в последние три сотни лет вся власть России самым странным образом и с заметным успехом старалась стереть с лица земли как можно больше древних замков, храмов, литературы и прочего, что было построено или хранилось в местах природной силы. Ведь здесь, на поистине огромной территории практически ничего не осталось из их наследия, однако курганы стоят.

       В них спит страшная Сила, Вилли, а зачастую сокрыты еще и такие артефакты, что, имея их на руках, можно положить к ногам Германии все человечество…

       – Не пытайтесь меня обмануть, Конрад, – одеваясь, решительно вклинился в его монолог Вендт, – Вы совсем не похожи на мистика или романтика, и, я подчеркиваю это, выглядите, как человек думающий и подвергающий все глубокому анализу. Я медик, и у нас здравомыслие в цене, но, раз уж вас так раскачали мои слова, разрешите, пока наш командир отмалчивается, задать вам несколько вопросов? Замечу, все они касаются только того, что я сейчас услышал…

       – Спрашивайте, – внутренне соглашаясь со словами Вендта о том, что его по какой-то причине в самом деле с утра что-то здорово завело, стал успокаиваться Бауэр.

       – Вы говорите, что в русских курганах спит некая большая сила, способная поставить на колени все человечество…

       – Нет, – возразил Бауэр, – я говорил о том, что в курганах скифов и других древних племен, – поправил его «Крестьянин», – я ничего не говорил о русских. Славяне часто используют понятие «русский», но мне кажется, лишь для того, чтобы попытаться отождествить себя с белыми народами арийской расы. Между прочим, это очень глубокий вопрос, но, если смотреть на него с современной точки зрения, эти курганы и на самом деле можно считать русскими.

       – Бросьте вилять, Конрад, – вознегодовал медик, – и не цепляйтесь к словам. Я ни в коей мере не собираюсь оспаривать глубину ваших знаний или подвергать сомнению квалификацию. Важность деятельности вашей организации сложно переоценить. Многим, несмотря на всю секретность, что царит вокруг нее, все же известно, что сам фюрер живо интересуется изысканиями «Аненербе». Но я сейчас о другом, о здравомыслии. Вот скажите, люди, коих все же будем называть русскими, имея с десяток таких важных в оккультном смысле курганов…

       – Вилли, – не удержался Бауэр, – этих курганов не меньше тысячи.

       – Тем более! – Дабы все же быть услышанным, надавил на связки Вендт. – Так вот, имея тысячу курганов, в которых таится огромная Сила, и лежат, поистине волшебные артефакты, что я, как медик, все же подвергаю сомнению, почему, …по-че-му они нам тогда проигрывают? Ведь пройдет месяц, полтора и мы захватим Москву…

       – Вилли, – снова распаляясь и едва сдерживая себя, чтобы сгоряча не наговорить лишнего, ответил «Крестьянин», – что им …эта Москва? Русские без всякого сожаления уже сжигали ее дотла, когда к границам города приблизился Наполеон. Но и это не единичный случай! Еще задолго до того, они по непонятным причинам попросту бросили все, как есть и ушли еще из одного древнего и великого города, который сейчас называют Ленинград.

       То, что всему миру известно из истории Руси о том, что их царь Петр построил на болотах это великолепие – чушь! Он никоим образом не мог этого сделать. В таких условиях, напомню, это суровые, северные широты, построить такой красивый город могла только высокоразвитая цивилизация, народы, умеющие это делать. Россия же на тот момент ходила в лаптях. Так что великолепие архитектуры Петербурга, это только тихое эхо великой арийской культуры. Город простоял брошенным многие сотни лет до того, как русскому императору доложили об этом. Попав на занесенные илом, грязью веков улицы, он, будучи впечатленным этим слегка потерявшим блеск великолепием, тут же решил обосновать там свою столицу.

       Не надо так на меня смотреть, Вендт. В отличие от русских, у нас есть доступ к древним источникам информации, и все они четко намекают на это…

       – Я не этому удивляюсь, Конрад, – примиряюще поднял руки Вильгельм, – кстати, сразу соглашусь с тем, что вы сказали ранее: обсуждать нечто подобное, тем более трезвым, намного интереснее, чем валяться на кровати. Но вернемся к вашему рассказу о городах. Простите меня, Бауэр, но я никак не могу поверить в то, что можно поднять на ровном месте, а тем более в северных широтах, город, а потом его просто бросить. Развитая цивилизация и подобное глупое решение просто никак укладываются в рамки логического объяснения.

       – Вам придется в это поверить, Вилли.

       – Вот как? Почему?

       – Дело в том, что это не единственный случай в их истории. В славянских летописях, хранящихся в одном …укромном месте, но доступных к изучению, говорится о десятках подобных случаев, происходивших сотни, и тысячи лет назад. Подобное было в районе уральских гор. После победы я отвезу вас туда, куда уже тысячи лет не ступала нога человека, и где, по сведениям нашей разведки, лежат десятки древних арийских городов, заросших лесом. Наши предки жили везде, господа.

       Но Урал, это только часть подобных свидетельств. Об одном, подобном случае переселения мне рассказывал наш сотрудник, работавший с материалами по древней Персии. В летописях, которые он в то время изучал, говорилось об арийском народе Ванов, живущих в районе озера Севан в Закавказье. Улавливаете созвучие в названии этого озера, или города Ереван с самоназванием этого народа? Судя по косвенным фактам, указывающим на их быт, у них были великолепные, богатые города, они активно торговали с армянами и персами, живущими по соседству, знали ювелирное дело и умели множество прочих вещей, позволяющих говорить о том, что по сравнению с другими древними государствами, они находились на очень высокой ступени развития.

       Затем говорилось, что в течение долгого времени, места их проживания попадали в немилость Богов. Проще говоря, на них свалилась страшная засуха, длившаяся более семи лет. Ваны, потерпели немного, а затем, послушав своих волхвов или чародеев, это не важно, они с легким сердцем оставили свои города и села! Что называется, подняли паруса и всей огромной компанией ушли куда-то на северо-запад, куда волхвам указывали путь звезды.

       Кстати, этот, уверяю вас, весьма неглупый парень считает, что нынешние голландцы, это далекие потомки тех самых ванов. А что до городов и сел, то торговцы из Персии, те же торговцы из армян и кто там еще тогда жил по соседству, как обычно приехали на их рынки торговать. Осмотрелись и не поверили своему счастью, пустые города! Для людей недалеких, неспособных создать что-либо, а умеющих только менять или торговать, а еще грабить, чем не возможность устроить жизнь своего народа? Как известно, природа не терпит пустоты, поэтому все брошенные города и села тут же заселили.

       – Хм, – твердо решил не сдаваться медик, – и все равно это более чем странно. Те же ваны, как сыны высокоразвитой цивилизации просто не могли не знать того, что их города займут. Тогда зачем все оставлять? Могли же сжечь?

       – Ну, – не стал в это раз оспаривать мнение товарища Бауэр, – кто их знает. Возможно, они думали вернуться. Или, скажем, находились на таком высоком уровне духовного развития, что подобная щедрость или великодушие было для них нормой. Но если опустить налет юмора, лично я думаю, что им просто было жалко рушить и сжигать то, что создавалось ими самими и их предками. Но, так или иначе, а фактов, говорящих о привычке славян легко оставлять свои города, много.

       – Хорошо, пусть будет так, – заметил Вендт, – но отчего-то же они сейчас не так легко отдают свои города? Куда девалось их великодушие, а Бауэр? Кому, как не вам или тому же Отто, кстати, что-то его долго нет, знать о том, сколько пролито чистейшей немецкой крови в битвах за их города, под тем же Киевом.

       Здорово распалившийся в своих исторических зарисовках Бауэр потерял много энергии, и понемногу стал остывать:

       – Все из-за странности их миропонимания, – ответил он и, улыбнувшись, добавил, – сейчас они воюют, а к тому же никто не предлагал им отдать города добровольно. А если серьезно, то я думаю, что раньше они делали это еще и потому, что были в крайней степени доверчивы. Кстати, и об этой черте ванов писали древние армяне. Все же это были больше славяне, или словане, раз они ваны, раз всегда легко было их обмануть, обхитрить и даже угнетать, но, повторюсь, это происходило только до того момента, пока они не начинали осознавать ту несправедливость, которая творится вокруг. После этого они снимают свои лапти земледельцев, вы видели такие, помните, Отто еще смеялся. Плетеные из древесной коры. Так вот, когда славяне их снимают и начинают воевать, с ними становится трудно.

       Даже если не касаться древности. Есть легенда, что в XIX веке что-то около пяти сотен русских противостояло сорока тысячам персидского Баба-хана, так вот...

       – И что? – С нескрываемым скепсисом спросил Вендт. – Русские победили? Это уж точно сказки, Конрад…

       – Я же и говорю, – не сдавался тот, – это просто легенда. Конечно, может быть до нашего времени эта история дошла слегка приукрашенной, но говорят, где-то в 1800-1810 году это происходило на самом деле. Славяне несколько раз отбивали у персов крепости, рвали в рукопашных схватках войска хана штыками и саблями. Тот, бедняга, едва не лишился ума, когда ему сообщили о том, что треть его войска погибла…

       – Вранье! – Не выдержал Вильгельм. – Уж в это я поверить отказываюсь решительно и бесповоротно! Вы, Бауэр, впрочем, как и Отто смешны в своих попытках заставить меня уважать нашего врага. Я отказываюсь это делать!

       В их огромной стране у руля стоят сотни проныр-евреев. Сама их страна – курорт для этого нечистого народа. И, если непобедимые с ваших слов славяне дали им себя поработить, то это проблема славян. Вспомните, в Польше! Приходилось буквально носом тыкать тех, кто сочувствует нам в нечистоплотность дел их руководителей. Что ни чиновник, даже захудалый, то еврей! Народ, докатившийся до подобного, просто не имеет права на жизнь, и никакие легенды не заставят меня думать иначе! И не бросайте тень на ариев. Если Ленинград город, созданным ими, почему они его бросили? Или это были славяне? В таком случае следует вывод, что арийцы и славяне братья? Мы сейчас воюем с братьями?

       – Нет, ну что вы, – спокойно заметил «Крестьянин». – Я же четко указал на то, по какой причине славяне заслуживают к себе самого скотского отношения. Но и отрицать того, что они умеют воевать нельзя. Такая агитация для нас вредна. Взять хотя бы июнь. Знаете, сколько держалась пограничная крепость в городе Брест?

       – Нет, – начинал закипать Вендт, – и знать не хочу! Это уже большевицкая пропаганда и ничего больше. Столько держаться не мог никто…!

       – Хватит! – Не выдержал гауптман. – Заткнитесь, …оба! Вендт, если у вас нет работы, то хотя бы не взводите нервы коллегам. Вы сами-то себя слышите, господа? До чего вы тут вдвоем договориться можете?

       Да, ситуация непростая и складывается она таким образом, что в данном месте работает только направление Бауэра. Что тут поделаешь? Будем всячески ему помогать, не валяться же днями на кровати? Только вот вопросы, Конрад, они к Вам есть и у меня.

       – Спрашивайте, командир, – на удивление спокойно приготовился отразить еще одну атаку «Крестьянин», – только прошу заметить, я не виноват в том, что Вендт такой нервный. Итак, что вас интересует?

       – Цель, Бауэр.

       – Цель? – Не понял тот.

       – Да, – морщась, стал подниматься гауптман, – я не совсем ее понимаю.

       – Если при раскопках мы находим артефакты…, – с готовность собрался изложить план своих действий «Крестьянин», но командир перебил его:

       – Нет, с ними-то, с артефактами, как раз все понятно. Нашли, упаковали, организовали охрану, сопровождение и увезли, но. Что, если там ничего из того, что ищет по всей земле Аненербе? Вскроем, а там просто кости, или гнилые доски…

       – Боюсь, Винклер, – «Крестьянин» заметно понизил голос, – что эти кости, или доски, особенно с письменами, могут интересовать нас даже больше, чем многие ценные артефакты.

       На первом этапе самое главное, это понять кто лежит в этих курганах. Для начала в только том, о котором ходят легенды. Кстати, должен вас предупредить, не пугайтесь ничего, что мы можем там обнаружить, даже если вы увидите человеческий череп, размером с половину нашего армейского тягача.

       Винклер, в этот момент натягивающий на себя брюки, замер на месте и вопросительно посмотрел в лицо обер-лейтенанта. Так и не поняв говорит тот правду или шутит, он перевел взгляд на Вендта. Тот выглядел растерянным.

       – Вы в своем уме? – Сдержанно произнес командир группы, продолжив одеваться.

       – Зачем Вы так? – Без какой-либо эмоциональной окраски ответил Бауэр. – Я всего лишь предостерег вас. Если вдруг подобное случится, вы просто не удивляйтесь.

       Винклер повторно смерил обер-лейтенанта взглядом:

       – Конрад, – потихоньку начиная давить на связки и теряя самообладание, подобно тому, как это недавно делал Вилли, заметил он, – для того, чтобы предполагать наличие в курганах того, о чем вы сейчас говорите, надо как минимум видеть хотя бы раз в своей жизни нечто подобное!

       Бауэр несколько секунд молчал, испытующе сверля глазами коллег. Наконец, он собрался, глубоко вздохнул, и произнес тоном человека, собирающегося свидетельствовать в суде:

       – Командир. Я бы не говорил об этом, если бы не видел подобного дважды…

       В крохотной комнате колхозного Правления, выделенного им майором Ремером для проживания, повисла мертвая тишина. Сек по окнам колючий дождь, лениво капало откуда-то из-под оконной рамы на подоконник, а Винклер и Вендт чувствовали себя так, словно вдруг оказались на краю бездонного обрыва.

       Самым простым в этой ситуации было бы просто посчитать «крестьянина» сумасшедшим. Мало ли, идет война, а он сам говорил, что только-только явился из какой-то мясорубки, о которой они с лейтенантом Гафном отзывались одинаково – это был ад! Однако, Фридрих слишком хорошо знал Конрада. В чем-чем, а в слабоумии того никак нельзя было заподозрить, а этот быстрый мозг и гибкую, словно лозовый прут психику сложно было бы пробить давлением любого «ада». Все эти его воспоминания о страшных боях, не больше, чем царапины на идеальной, толстой стенке глиняного кувшина, коим Винклеру рисовалась жесткая воля «крестьянина». Однако, все эти рассуждения так и останутся рассуждениями, а что касается слов Бауэра про огромный человеческий череп, то что тут греха таить, у впечатленного услышанным Фридриха где-то в районе груди до сих пор ощутимо холодило от необъяснимого страха. Чувствуя это, гауптман зашел на новый круг рассуждений.

       Сделав быстрый и поверхностный анализ тех, кого Винклер знал из службы Бауэра, Фридрих сделал вывод, что все они, как один, были с какой-то чудинкой. Однако, в равной степени можно быть уверенным и в том, что на полевые поиски, в которых, к слову сказать, Винклер уже не раз встречал «крестьянина», их отбирали через такое мелкое сито проверок, что сомневаться в здравом уме Конрада просто не приходилось. Отсюда вывод: обер-лейтенант говорит правду, какой бы дикой и нереальной она не казалась. От осознания этого, у Винклера начинали холодеть пальцы.

       – Хорошо, – с тяжестью в голосе и после ощутимой паузы произнес он, – в случае чего, мы будем к этому готовы.

Но скажите, Бауэр, что, если там не окажется ничего подобного? …Что, если там будет что-то другое, совершенно не интересное по вашей линии поиска?

       Конрад вздохнул:

       – То, что я скажу сейчас, – полушепотом сказал он, – является частью моих личных, секретных инструкций, поэтому прошу, отнеситесь к полученной информации в крайней степени ответственно.

       В случае, если в связи с каким-то быстрым и неуправляемым нами развитием событий я, по какой-то причине, не смогу успеть дать нужные распоряжения, пусть за меня это сделает любой из вас.

       А теперь давайте перейдем и непосредственно к ним, к этим самым распоряжениям. Дабы не опускаться к скучному и длинному описанию деталей, я изложу вам только основное. Запомните, господа, в том случае, если нам ничего не удастся добыть из курганов, а такое вполне может быть, как Вы, Винклер и говорили, нужно сделать все, чтобы после нас больше уже никто не смог этого сделать. Понимаете, о чем я говорю? Там, где не осталось и следа от былой возвышенности, ни в будущем, ни сейчас никто и ничего уже искать не станет, верно? Фридрих, мы знаем друг друга уже достаточно давно, и в прошлый раз я был гауптманом, посмотрите на меня, вы точно понимаете, о чем я говорю?

       – Думаю, что да, понимаю, – задумчиво ответил командир группы, – проще говоря, если мы не сможем каким-то образом достать спящую там Силу, то нам нужно чтобы после нас и русские никогда не смогли этого сделать?

       – Все верно, – заключил «Крестьянин», – а сейчас тише, похоже кто-то идет к дому...

        Метамфетами?н (сокр. от N-метил-альфаметилфенилэтиламин) – производное , белое кристаллическое вещество, используемое в войсках Вермахта в виде «танковых таблеток» и пр. Метамфетамин является с высоким потенциалом к формированию , в связи с чем отнесён к . На до этих пор ограниченно применяется в медицине.

       Появился в 1930-е годы. Фармацевты фирмы (нем.) в Берлине использовали его как стимулирующее средство, получившее коммерческое название «первитин» ( Pervitin). Начиная с 1938 года его применяли систематически и в больших дозах, как в армии, так и в оборонной промышленности (таблетки первитина официально входили в «боевой рацион» лётчиков и танкистов под названием «Panzerschokolade»– танковый шоколад). Накануне военнослужащим Вермахта было выдано 35 миллионов доз первитина.

        Разговоры о правдивости этой версии ведутся уже давно, слишком уж много фактов говорит о том, что город там стоял и раньше. Что-то из материалов по этой теме можно прочесть, пройдя по этой ссылке или статьях в поисковике под заголовками: «Откуда город», «история кто ты дама, или продажная девка?»

        События этой легенды вдохновили Франца Рубо написать картину (см. ссылку) https://ru.wikipedia.org/wiki/Живой_мост_(картина).

       часть 2 глава 1

ЧАСТЬ 2

       Полыни горький цвет.

       ГЛАВА 1

       Майор Эрих Ремер, помня опыт прошлых дней, дал выспаться квартировавшим у него в Правлении офицерам. Вообще, ему очень нравилось это слово «Правление», переведенное ему Юзефом, как Vorstand. В самой большой комнате, где перед портретами коммунистических правителей, еще совсем недавно проходили общие собрания колхозников, он обустроил себе большую приемную, начисто освободив нижнюю часть зала от ненужных скамеек. По его мнению, это было бы в крайней степени глупо – собираться с крестьянами и спорить о чем-то, или что-то выяснять, а еще, не приведи господи, судить кого-то за провинности. Ремер был твердо уверен: все равно, будь то времена царей и королей, буржуа или коммунистов, заигрывать с крестьянами дело последнее. Во всяком случае, сам майор этого делать не собирался ни в коем случае. И в самом деле, стоит ли менять шаблон организации германского порядка, не раз доказавший свою состоятельность? На этих территориях, отошедших в пользование Рейха все будет строиться иначе, чем в их недавнем прошлом. Германия не станет лицемерно обманывать крестьян, обещая им на всякого рода собраниях или съездах светлое будущее за какие-то эфемерные трудодни. Больше никаких шумных посиделок! Скамейки для них выбросить вон! Хочешь достойно жить – старательно работай и получай деньги.

       По мнению майора Ремера, высказанному гостям накануне и получившему у них полное одобрение, русские поступали глупо. Какой смысл высылать несогласных работать лентяев и демагогов куда-то в Сибирь? Ведь это до крайней степени невыгодно!

       Взять, скажем, какого-нибудь ничего не производящего еврея, покупающего подешевле товар в одном месте и продающего его в другом – подороже, и отправить его с семьей к Уралу. Обеспечить транспорт? Затраты. Обустроить их там хоть как-то? Опять вложения, причем впустую. Они все равно не будут работать, это же евреи. Станут, будто стая голодных галок, на все окрестности поносить тех, кто их выслал с насиженного места и в результате государству придется бороться не с этой, отдельно взятой семьей озлобленных переездом евреев, а еще и с целым селом, которое они смогут настроить против Германии! А уж это-то они умеют делать, как никто другой, они целые страны способны стравить, не то взбудоражить возмущением какое-то село с доверчивыми славянами.

       «Нет, – говорил себе майор Ремер, – это крайне экономически и политически невыгодно. Гораздо дешевле и, заметьте, поучительнее сразу же пристрелить тех, кто исподтишка, или во все горло начинает возмущаться. И не надо никуда их возить. Зарыли и забыли. Конечно же, здоровая полемика в каких-то хозяйственных вопросах, это даже интересно, но разве возможна она, здоровая полемика, с евреями? «Иуды» способны обмануть самого дьявола, чему в мировой литературе имеется немало примеров».

       О, в тот момент, когда рассуждения майора коснулись литературы и чтения, он глубоко и с сожалением вздохнул. Сказать одной скупой фразой: «Эрих Ремер любил читать», означало не сказать ровным счетом ничего.

       Он всегда читал взахлеб, читал с детства, все свое свободное время. Это происходило беспрерывно до тех пор, пока, в огромном списке литературы он, сначала просто из любопытства, а потом уже и с интересом не углубился в смысл статей и работ лидеров Национал-социалистической немецкой рабочей партии, благо дома, у отца, этого материала было всегда предостаточно.

       Вскоре Эрих стал вместе с отцом посещать их собрания, и вошел в круг активных членов одной из ячеек. Его так вдохновляло: стоять у порога событий, переворачивающих окружающий тебя, затхлый мир к чему-то непонятному, но бесспорно лучшему. Молодой Ремер был просто уверен в том, что эти события обязательно будут отображены в современной литературе, иначе просто не могло и быть, а это значило, что он должен был сделать все, чтобы в этом участвовать. Время шло, Эрих все больше увлекался общественной деятельностью, что несомненно шло в ущерб его любимому занятию.

       Потом началась военная служба: Франция, Дания, Польша и, не идущая ни в какое сравнение со всем этим Россия. Впрочем, если говорить откровенно, сейчас, когда ритм боевых событий сменился с безумного кавалерийского галопа, на расслабленный шаг дремлющей лошади, Эрих легко мог себе позволить чтение, но прибывшая несколько дней назад особая группа всячески его отвлекала по вечерам от книг и газет.

       Вот уже который день они, пользуясь тем, что непогода не позволяет заниматься курганами, каждый вечер приглашали его в компанию: поиграть в карты, покурить, поговорить и, разумеется, выпить.

       О, как же трудно было майору сегодня просыпаться, но, как лицу должностному ему требовалось всегда блюсти порядок и пунктуальность. На сегодняшний день у Ремера были намечены дела, коим не имели права помешать ни дурное самочувствие, ни утренний дождь.

       Майор, проживающий в одном доме с переводчиком Юзефом, а также солдаты армейской разведки Отто Гафна вместе с командиром, были расквартированы вблизи Правления. Как уже говорилось, в самом Vorstand, в боковой комнате, где стояли пустые советские сейфы из-под каких-то картотек, жили только офицеры специальной группы.

       Исполнение секретных директив командования никто не мог отменить, будь они хоть трижды противоречивы, поэтому, для исполнения одной из них еще вчера Эрих Ремер распорядился вызвать к себе для беседы кого-нибудь из представителей евреев, проживающих в Легедзино.

       В «приемной» было пусто. Так майор называл тот самый зал заседаний, в котором на похожем на сцену возвышении в виде литеры «Т» были установлены два длинных, дощатых стола, сидя за которыми он частенько принимал местных посетителей, доносящих до его сведения важную информацию о своих соседях и односельчанах вообще. Юзеф с приглашенным главой еврейской общины задерживался.

       Где-то в глубине коридора были слышны глухие голоса команды Винклера. Ремер, стараясь шагать так, чтобы его приближение было слышно, прошёл краем зала, и вскоре добрался до тонкой двери гостей. Бодрые возгласы офицеров, доносящиеся из-за нее, говорили о том, что вся их веселая компания уже давно бодрствует. Эрих постучал и толкнул сворку:

       – А вам все нипочем, – снимая фуражку и пригибая голову так, чтобы не задеть ей низкую для его роста перекладину, с наигранным укором заметил майор и вошел, – где вас, черт возьми готовят к подобному? Должен признаться, что лично у меня в голове стоит такой звон, будто я спал под церковным колоколом.

       – Не судите себя строго, Ремер, – хмуро поприветствовал его гауптман, – мы все сегодня спали в одной «церкви». Наверное, нам все же придется поменять поставщика шнапса…