Текст книги "Помни войну"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Прибыв на Дальний Восток, «Тунгус» стал, по мнению неуемного Макарова, совершать бесцельные прибрежные плавания. Да еще с постоянными проблемами снабжения паровой шхуны углем. Обязанности хозяйственника – судового ревизора и постоянные конфликты по службе с капитаном заставили молодого офицера подумывать над поступившими перспективными предложениями перейти в Амурское пароходство, оставив военную службу.

Поводом для таких размышлений стали встречи во Владивостоке со старым знакомым по плаванию на «Богатыре», тогда гардемарином Генрихом Изенбеком. Оставив флотскую службу, он основал коммерческое «Товарищество пароходства по рекам Амурского бассейна». Пароходы «Товарищества» совершали рейсы и в китайские порты, в том числе в Ханькоу за чаем. Владелец амурского пароходства, хорошо зная капитанские достоинства и богатейший опыт морехода Степана Макарова, рисовал перед ним вполне реальные, увлекательные перспективы после оставления военно-морской службы:

– Степан, ты только осознай факт: не с твоим капитанским и штурманским дарованием ходить провизором на какой-то шхуне. Она же ни корвет, ни броненосец.

– Генрих, я надеюсь, что должность провизора в моем послужном списке не будет последней. Надеюсь, что такая служба продолжительной по годам не будет.

– Но какая тебе может быть карьера на Сибирской эскадре. Здесь-то и больших кораблей нет.

– Они еще будут. А чем у тебя в товариществе можно увлечься мне как моряку?

Многим, скажу откровенно. Получишь пароход постройки последних лет. Новейшее коммерческое судно, на котором все топки в исправности. И с углем проблем нет. Команду подберешь сам – я тебе в этом доверяю.

– Но ходить только по Амуру – для меня это не перспектива. Ведь я мореход с опытом.

– Про тебя, Степан, я давно все знаю. Будешь ходить из Николаевска в китайские порты за чаем. Брать придется и другие купеческие грузы.

– Генрих, дай мне подумать. Все же надеюсь, что у меня по службе все уладится.

– Подумай хорошенько. Но поверь мне, что жизни тебе на «Тунгусе» не будет. Так что становись, Макаров, гражданским капитаном парохода...

Скажем прямо, к счастью для России, такого не произошло. В декабре 1872 года лейтенанта Макарова срочно вызывают в Санкт-Петербург. По бесконечному сибирскому тракту, по санному пути, в лютые морозы, он спешно выехал с амурских берегов на берега невские. Он торопился в столицу, ожидая нового назначения и интересной для себя службы.

Еще по пути в Санкт-Петербург Степан Осипович из газет узнал о своих новых научных победах, то есть о применении вновь и вновь его пластыря. В Финском заливе, недалеко от Кронштадта, была спасена благодаря его изобретению железная баржа с плавучей баней. Ее команда не справилась с самым малым переходом, когда барже было приказано переменить место стоянки.

Большой шум вызвало в 1871 году столкновение фрегата «Адмирал Лазарев» с фрегатом «Адмирал Спиридов». Первый из них, считавшийся по конструкции корпуса образцом «непотопляемости», получил серьезную пробоину и лег на борт, начав быстро заполняться водой. От вполне реальной гибели новейший корабль спас подведенный «пластырь Макарова», благодаря которому поступление забортной воды в трюм совершенно прекратилось.

Свою эффективность пластырь показал и при спасении монитора «Лава». Там пластырь удалось подвести под пробоину ниже ватерлинии всего за три минуты! В борьбе за живучесть броненосного судна в условиях открытого моря о таком можно было только мечтать.

Вице-адмирал Григорий Иванович Бутаков в официальном документе рекомендовал макаровский пластырь «Обществу подания помощи при кораблекрушениях». Было такое в старой России. При этом Бутаков ссылался на всем хорошо известные случаи использования пластыря на русском флоте. И на то, что он мог спасти от гибели знаменитый «Атлантик» – трансатлантический пароход линии «Уайт-Стар» , получивший смертельную пробоину от удара о скалу. Позднее, разбирая все эти случаи, Степан Осипович на служебном заседании укажет на причины случившихся аварий:

– Несчастий можно было избежать при одном условии, соблюдении правил борьбы за живучесть корабль. Это есть часть морской культуры.

– Но разве команды не боролись за живучесть «Атлантика» или «Адмирала Лазарева»?

– Боролись, но как? Те переборки, которые должны быть непроницаемы, пропускали воду. Двери, которые следовало закрыть моментально, запирали более пяти минут. И вообще, в экипажах никто не знал, каким образом суда тонут.

– Значит, в этом причины случившихся аварий?

– Да, только в этом. В конструктивном изъяне кораблей и слабой обученности моряков на случай аварии судна. Такое на войне может дорого обойтись любому флоту.

– На войне?!

– Да. По-моему, уж ежели воевать, то воевать не тем, кто больше людей перебьет, а тем, кто возьмет уменьем действовать храбростью.

– Чем, скажите, воевать?

– Воевать быстротой, сметливостью и знанием своего дела. Только этим добывается победа...

В столице лейтенанта Макарова, прибывшего в Санкт-Петербург на несколько дней раньше «графика», ожидала приятная новость: он поступает в распоряжение адмирала А. А. Попова. Россия, как и все морские державы, строила броненосный флот. Новая государственная кораблестроительная программа начиналась с «поповок» – броненосцев с круглыми корпусами.

Относительно их практического использования на войне существовало два толкования. В первом случае эти броненосцы предполагалось использовать как корабли огневого боя с действительно мощным артиллерийским вооружением. Но сам их автор видел в них плавучие форты, которые усиливали собой береговые батареи. Применения же на войне (Русско-турецкой 1877-1878 годов) круглые броненосцы-«поповки» так и не нашли. Вернее – боевого применения им на флоте Черного моря было просто сложно найти.

В течение последующих четырех лет лейтенант Степан Макаров разрабатывал водоотливные средства для броненосных кораблей. За это время он стал ведущим специалистом по вопросам непотопляемости одетых в броню кораблей. Именно в те годы будущий создатель первоклассного русского ледокола «Ермак» в совершенстве освоил кораблестроительное дело.

На страницах популярного «Морского сборника» появляются новые научные работы Степана Осиповича, привлекавшие внимание не только специалистов, но и самую широкую читательскую аудиторию. Примечательно то, что макаровские статьи иностранные морские агенты (военно-морские атташе) в столице изучали самым пристальным образом. Они переводились, и «выжимка» из них, как конфиденциальная информация, отправлялась в европейские столицы. Говоря иными словами, посольская разведка черпала немало ценной информации из научных публикаций русского лейтенанта.

«Морской сборник» печатает не только новые «публикаторские» работы, но и очередные макаровские идеи. Все они оригинальны и новы. Что стоит, например, только одна идея о «водяном корабле». Макаров писал:

«Надо, чтобы люди видели, что такое пробоина, как вода бьет через плохо закрытые двери, почему необходимо должным образом задраивать горловины и прочее. До сих пор мы учим трюмному делу рассказом; пора, однако, начать учить показом».

В те годы осуществить свою идею о создании учебного «водяного корабля» Макарову не удалось. Но в военно-морских флотах будущего такое учебное судно станет неотъемлемой материальной частью процесса обучения военных моряков и по сей день. Лучшего тренажера в обучении моряков борьбе с водой, борьбе за живучесть корабля морская наука и практика пока не придумала.

Под макаровские «водяные корабли» используются отслужившие свой век подводные лодки и эскадренные миноносцы, плавучие базы и просто вспомогательные суда военного флота. Именно на них сегодня обучаются борьбе за живучесть в реальной обстановке экипажи надводных и подводных кораблей. Лучшего учебного судна флотские новаторы пока не нашли.

Труды лейтенанта Макарова не остаются незамеченными. При своем звании он награждается по представлению все того же адмирала Г. И. Бутакова двумя орденами – Святого Станислава 3-й степени и Святой Анны 3-й степени. Два ордена, полученные в мирное время с интервалом всего в три года, свидетельствовали прежде всего о личных достоинствах награжденного. И его несомненной полезности Российскому Императорскому военному флоту.

К слову сказать, такие орденские награды порой «высвечивали» службу в двадцать и больше лет очень многих флотских офицеров. Особенно тех, кому по разным причинам так и не удалось побывать на войне или быть на ней, но не отличиться в боях.

Лейтенант командируется в австрийскую столицу Вену на Всемирную промышленно-техническую выставку, где с успехом экспонируется пластырь «системы Макарова». Интерес к нему там был немалый. В мировом океане становилось все больше паровых судов, а значит, и больше случаев кораблекрушений. Мореходы разных стран мира искали способы борьбы с авариями. Главными врагами для них продолжали оставаться вода и ветер, хотя больших парусников становилось все меньше и меньше.

В те годы лейтенанту Степану Осиповичу Макарову приходится много плавать на Балтике – на корвете «Гридень», фрегате «Адмирал Спиридов», эскадренном броненосце «Петр Великий». Учебные походы совершались один за другим. Корабельный офицер совершенствует свою и без того огромную личную морскую практику, которую успешно начал осваивать в двенадцать мальчишеских лет.

Проводятся успешные испытания водонепроницаемых переборок на фрегатах «Адмирал Чичагов» и «Адмирал Спиридов». Сослуживцы только поражались удивительной работоспособности Степана Осиповича, его самоотдаче службе и морским наукам:

– Надо подумать и о личной жизни. Ведь нельзя же всего себя отдавать флотскому делу.

– А если оно любимое? А если дело спорится? То тогда как мне поступать?

– Надо соизмерять полезное с приятным.

– Пока у меня такое не получается. А вот задумок на будущее накопилось страшно много. Успеть бы только их в дело воплотить.

– Успеешь, Макаров. Ведь ты же такой неуемный трудяга. Тебе ли не успеть...

В те годы служения на Балтике в личном макаровском дневнике, который едва ли не каждодневно полнился авторскими откровениями и сокровенными мыслями, появляется и такая запись:

«Работа по части непотопляемости – не видная, результаты ее скажутся только после аварии...

О наградах и карьере я никогда не мечтал и не буду мечтать».

В этих словах был весь Макаров, верный, говоря громким словом, ратному долгу и российскому Отечеству. Иначе бы он не стал тем человеком, да еще в ранге флотоводца и полярного исследователя, который вошел в российскую историю, в мировую историю военного флота и в историю двух больших войн – Русско-турецкой 1877-1878 годов и Русско-японской 1904-1905 годов. Одной – на Черном море, второй – на Тихом океане.

Глава третья. «Нападать дерзко и бесстрашно!»

Грянула Русско-турецкая война 1877-1878 годов, война за освобождение славянской Болгарии от векового османского ига. Русские «братушки» пришли на помощь братьям по крови и вере православной. Вызванное освободительным походом на Балканы всенародное воодушевление, царившее в России, можно было сравнить разве только с Отечественной войной 1812 года.

Непосредственным поводом к новой Русско-турецкой войне послужили события на славянских Балканах. Летом 1875 года в горной Герцеговине вспыхнуло восстание христианского населения против османского владычества. Затем началось восстание в соседней Боснии. После герцеговинских и боснийских народных «возмущений» скрестили оружие с турецкой армией свободолюбивые сербы и черногорцы.

Наконец, в мае 1876 года вспыхнуло антитурецкое восстание в Болгарии. Османы подавили его с неслыханной кровавой жестокостью, что вызвало возмущение во всей христианской Европе, и особенно в православной славянской России. Только в одном Филиппопольском округе турки вырезали в течение нескольких дней двенадцать тысяч мирных жителей.

Канцлеры трех европейских держав – российский Горчаков, германский Бисмарк и австро-венгерский Андроши – попытались воздействовать на Стамбул по дипломатическим каналам. Они собрались в Берлине и подписали так называемый Берлинский меморандум. Державы потребовали от султанской Турции проведения серьезных реформ в пользу христианского населения. Однако Британия пошла на дипломатическую защиту Оттоманской империи.

Тогда Россия, заручившись нейтралитетом Австро-Венгрии на случай войны с Турцией и получив разрешение Румынии на проход русских войск через ее территорию к Дунаю, совместно с другими европейскими державами предложила Стамбулу немедленно начать демобилизацию своей армии. Такое требование было вызвано тем, что Сербия и Черногория потерпели поражение в войне с Турцией. Одновременно последней предлагался разработанный российской дипломатией проект автономного устройства славянских Боснии, Герцеговины и Болгарии.

Турция ответила решительным отказом, уповая на поддержку официального Лондона. Всероссийский император Александр II счел это достаточным поводом для объявления войны. 12 апреля 1877 года он подписал о том высочайший манифест. Однако боевые действия начались лишь в конце июня. Тогда русская армия успешно форсировала полноводный Дунай и вступила как освободительница на болгарскую землю.

...Когда в конце 1876 года выяснилась неизбежность войны с Турцией, Россия стала готовиться к военным действиям. И сразу ее беспомощность на Черном море выступила во всей своей неприглядной наготе. По Парижскому трактату, ставшему унизительным результатом Восточной (или Крымской) войны, Российское государство лишалось законного права строить и иметь на Черноморье военный флот и военно-морские базы. Морская крепость Севастополь оказалась разоруженной.

Только через пятнадцать лет царские дипломаты добились отмены таких унизительных для национального самосознания и крайне опасных в случае даже малой войны ограничений. Российская дипломатия в своей долгой истории не часто сталкивалась с такими сложно разрешаемыми проблемами, касавшимися военной безопасности Отечества.

Это было преступно утерянное время. Россия могла совершенствовать свои военные морские силы только на Балтике. На Севере и Тихом океане большой потребности в них государство пока не имело. На страницах «Морского сборника» из номера в номер публиковались сообщения об изобретениях русских морских офицеров. Один за другим появлялись смелые технические проекты.

Более того, адмиралы А. А. Попов и Г. И. Бутаков, ломая унизительную традицию преклонения перед «иноземщиной», решительно поднимают свой голос против раболепного, некритического отношения к преимуществам иностранной военно-морской тактической и изобретательской мысли. Именно в такой благоприятной обстановке протекало научное для жизни отечественного флота творчество Макарова и многих других флотских новаторов-энтузиастов.

Россия в своем экономическом развитии в последней трети XIX столетия находилась на большом подъеме. Постепенно, с развитием отечественной промышленности и научно-технической мысли, начали строить мощные паровые, обшитые броней корабли. Появляется дальнобойная морская артиллерия. Совершенствуется созданное впервые в России минное дело. Возникают новые боевые средства. Впервые в мире разрабатывается тактика броненосного флота.

Каков же был русский флот в начале офицерской юности Степана Осиповича Макарова?

Совершенство флота шло в ногу с европейским научно-техническим прогрессом. Уже в 1861 году был спущен на воду первый отечественный корабль с броневой защитой. Им стала большая канонерская лодка с чисто символическим названием «Опыт». Броненосный корабль для военных действий в шхерном Финском заливе был построен на санкт-петербургских верфях под руководством известного корабельного мастера Прохорова.

В 1864 году высочайше утверждается правительственная программа строительства броненосных кораблей. В их число входили две низкобортные двухбашенные броненосные лодки «Русалка» и «Чародейка», два трехбашенных фрегата «Адмирал Лазарев» и «Адмирал Грейг», два двухбашенных фрегата «Адмирал Чичагов» и «Адмирал Спиридов».

Обращает внимание на себя то, что броненосные фрегаты носили на своем борту имена только прославленных морскими победами флотоводцев. Это была дань их адмиральским заслугам перед российским Отечеством.

Все вышеназванные корабли вступили в строй в 1868-1869 годах, то есть в самое короткое время. Это были добротные корабли, предназначавшиеся для береговой обороны на Балтике, с толщиной бортовой брони от 70 до 178 миллиметров и артиллерией крупного калибра (280 миллиметров). Броненосная лодка «Русалка» стала первой в офицерском послужном списке Степана Осиповича Макарова.

Россия наращивала свои кораблестроительные программы, совершенствуя их. В 1867 году на воду спускается броненосный «мореходный» фрегат «Князь Пожарский» водоизмещением 4506 тонн и скоростью хода в 11,7 узла. Капитан 1-го ранга СО. Макаров впоследствии командовал этим одним из современных боевых судов своего времени, отдавая должное его техническому совершенству.

С каждым годом наращивалась мощь российских броненосцев. В 1869 году был заложен один из самых сильных броненосцев своего времени «Петр Великий» водоизмещением 10 105 тонн, с бортовой броней до 356 миллиметров и с четырьмя 305-миллиметровыми орудиями главного калибра. Этот корабль стал прототипом современного линейного корабля – линкора. Строителями его стали корабельные инженеры Окунев и Леонтьев.

В 1875 и 1877 годах вступают в строй флота Балтийского моря первые в мире броненосные крейсера 1-го ранга «Генерал-Адмирал» и «Герцог Эдинбургский». Первый имел водоизмещение 4600 тонн, второй – 4800 тонн. Броненосные крейсера отличались техническим совершенством среди подобных себе кораблей в иностранных флотах.

Почти одновременно с развитием броненосного флота в России развиваются флотские минные силы. В этой области отечественного кораблестроения прежде всего используется опыт Русско-турецкой войны 1877-1878 годов (говоря иначе – макаровский опыт). Быстрыми темпами создаются минные катера, а также более крупные мореходные миноносцы. Было ясно, что это один из самых перспективных классов боевых судов.

В 1877 году столичные корабелы сооружают миноносец «Взрыв». Он стал прототипом более крупных миноносцев последующих лет. На «Взрыве», имевшим водоизмещение 160 тонн и приличную скорость хода в 12,3 узла, впервые в мировой практике устанавливается на минном корабле подводный торпедный аппарат. Это было большим военно-техническим новшеством.

Следует отметить, что идея вооружения миноносца подводным торпедным аппаратом принадлежала Степану Осиповичу Макарову. Именно он установил торпедную трубу под килем на одном из своих минных катеров во время последней в истории Русско-турецкой войны. Создание русскими инженерами-кораблестроителями опытного миноносца-первенца «Взрыв», а вслед за ним усовершенствованных миноносцев «Батум» и «Сухум» положило начало строительству нового типа кораблей не только в России, но и в других государствах.

Но все это кораблестроительное дело происходило на Балтике до, в ходе и сразу после Русско-турецкой войны 1877-1878 годов на Черном море. К концу 70-х годов Балтийский флот представлял из себя серьезную боевую силу, способную с успехом оборонять Балтийское побережье страны, прикрывать с известной надежностью не только близкие, но и дальние подступы к столичному Санкт-Петербургу.

На Черном же море Российская империя военного флота фактически не имела согласно одной из статей мирного Парижского договора по итогам Крымской войны.

С той поры прошло два десятилетия. Новая Русско-турецкая война, девятая по счету, грозила вот-вот разразиться, а российские берега на Юге оставались беззащитными. Черное море находилось в полном владении неприятеля. Он имел не просто военный флот, а флот броненосный, достаточно многочисленный и современный, оснащенный по-европейски.

В составе Черноморского флота к началу войны числились две плавучие береговые батареи – «поповки», тихоходные, но с мощной артиллерией – «Новгород» и «Вице-адмирал Попов», четыре устаревших деревянных парусных корвета, несколько военных железных шхун-брандвахт (они предназначались для проводки торговых судов через минные заграждения), четырнадцать паровых катеров, два десятка гребных судов на Дунае. К флотским силам относилась и царская яхта «Ливадия», которую можно было без больших трудов превратить в быстроходный крейсер.

Все они были непригодны для какого-либо серьезного боевого дела ни у своих берегов, ни тем более в открытом море. И для прикрытия российских берегов в их важнейших пунктах этих сил было откровенно недостаточно.

Но, как говорится, худа без добра не бывает. На Черном море к тому времени имелось еще полтора десятка сравнительно небольших торговых пароходов «Р. О. П. и Т.» («Русского общества пароходства и торговли»), обладавших достаточной ходкостью, чтобы годиться для крейсерской службы. Естественно, при вооружении их артиллерией и замены вольнонаемных экипажей военными моряками и добровольцами из числа гражданских мореходов.

Это были все флотские силы, что имела Россия на просторах Черного и Азовского морей. Таков был в 1787 году «отголосок» поражения в минувшей более двух десятилетий назад Восточной для Европы или Крымской для Российской империи войны.

Предыстория появления коммерческого пароходства «Р. О. П. и Т.» была такова. Условия Парижского мирного трактата, касающиеся русского Черноморского флота, следовало хотя бы частично нейтрализовать. Этого требовали интересы государственной безопасности России. Но как можно было это сделать? Выход из непростой внешнеполитической ситуации отчасти был найден.

По предложению адмирала Ф. П. Врангеля было решено начать строительство винтового, быстроходного торгового флота на Юге. С этой целью уже в 1857 году основывается вскоре получившее широкую популярность Русское общество пароходства и торговли (или как его сокращенно называли – РОПиТ). Оно обслуживало порты Черного и Азовского морей. Пароходы для него строились из расчета бывшего превращения в случае войны в легкие вспомогательные крейсера. Это была обычная практика для морских держав не в одно столетие.

Вопрос этот долго дискуссировался в Морском ведомстве. Адмирал Фердинанд Петрович Врангель доказывал на разных уровнях одно и то же:

– Если победители в Крымской войне указали нам не иметь военный флот на Черном море, то надо обхитрить Париж и Лондон.

– Каким образом? Нам не разрешено строить в Николаеве военные суда. А корабли из Балтики через черноморские проливы не пропустит Стамбул. И сделает он это на вполне законных для международного права основаниях.

– Тогда на что быстроходные коммерческие пароходы? Много ли потребуется времени, сил и средств на переоборудование их в крейсера на случай войны на море? Вооружить пароход пушками? Сменить гражданскую команду на военную? Составить команды из балтийцев?

– Согласны, Фердинанд Петрович. Времени и сил потребуется немного.

– Тогда и надо такие коммерческие пароходы строить в Николаеве. Там же верфи стоят без заказов. Строить по самому последнему слову в кораблестроении.

– А что на такое скажут в Англии и Франций, Фердинанд Петрович? Ведь там больших дураков в их адмиралтействах нет.

– Пусть говорят что хотят. Не им воевать скоро с Турцией за православных болгар, а только России. Одной, без союзников.

– Опять согласны с вами в сказанном. Но все же под Парижской конвенцией стоит российская подпись. Нарушит Россия подписанную ею конвенцию – пойдут международные осложнения.

– Пусть будут. Их нам все равно не избежать из-за Болгарии. Но без флота на Черном море нам воевать против Турции будет сложно. Особенно защищать наши берега...

Перед самой войной с Турцией Россия получила хороший шанс возродить на новом уровне свой Черноморский флот. Такой шанс ей представился после поражения Франции во Франко-прусской войне 1870-1871 годов. Российское правительство заявило об отказе от выполнения «флотских статей» Парижского договора и приступила к строительству на Черном море военных кораблей, воссоздавая, по сути дела, там военный флот.

Однако ввести в строй до начала Русско-турецкой войны удалось только две броненосных «поповки» с мощным артиллерийским вооружением. Это были тихоходные броненосцы береговой обороны конструкции адмирала А. А. Попова, совсем не пригодные для операций в открытом море, не говоря уже о рейдах на Черноморье.

А у вероятного противника в лице воинственно настроенной султанской Турции на морях и на полноводном Дунае имелось 22 броненосных корабля – 13 броненосцев, 2 двухбашенных монитора, 7 бронированных канонерок – и 82 небронированных военных судна. Флот Оттоманской Порты нес на своем борту 763 орудия и 15 тысяч человек команды.

Обучением корабельных экипажей в Турции традиционно занимались иностранные инструкторы, чаще все английские. В туманном Лондоне с известным «пристрастием» следили за состоянием морской силы Блистательной Порты, как любовно называли турки свою державную страну. Такое отношение Великобритании к Турции было вполне понятно: русско-английские отношения в прошлом редко складывались удачно для двух великих государств.

Неприятель имел немало удобных для стоянки морских гаваней, самой восточной из которых была Батумская. Броненосный флот Турции в начале войны базировался больше на удобном для якорной стоянки Сулинском рейде, прикрывая тем самым от русских самый удобный вход в дунайское гирло.

Однако такая преграда не помешала русским морякам перебросить на Дунай из Кронштадта и Николаева 14 паровых катеров, 20 гребных шлюпок и значительное количество морских мин для постановок в виде заграждений на полноводной реке. Вместе с судами и минным оружием на дунайские берега прибыли и балтийские военные моряки. Отправка паровых катеров по железной дороге стала первым в военной истории примером стратегической переброски сил флота по суше с одного театра военных действий на другой.

Металлическими из дунайских катеров было только два – «Шутка» и «Мина», которые способны были давать приличную скорость – до 16 узлов. Остальные, с деревянными корпусами, развивали на широком Дунае скорость по течению реки в 6 узлов, против течения не более 2-3 узлов. То есть они были тихоходными. Первые два катера были вооружены шестовыми минами и буксируемыми минами-«крылатками», деревянные – только шестовыми.

Турецкие броненосцы отличались современностью «начинки» и имели надежную защиту – броню от 3 до 9 дюймов, достаточно хороший ход и мощные по тому времени 7– и 9-дюймовые орудия известной английской фирмы «Армстронг».

Турецкий флот, похоже, никогда еще в своей истории не испытывал такого «нашествия» британских военных инструкторов не только в офицерских эполетах, но и в званиях нижних чинов. Последние были специалистами машинных команд, артиллеристами, профессионалами других современных корабельных должностей. Всего перед войной на султанском броненосном флоте служили за хорошее вознаграждение 370 английских военных моряков – 70 офицеров и 300 в унтер-офицерских званиях.

Султанскими военно-морскими силами командовал опытный службой на английском королевском флоте Го-барт-паша, один из многих британских офицеров-наемников на турецкой службе. На одном из приемов в стамбульском султанском дворце он во всеуслышание заявил:

– Россия воевать на Черном море против Турции не будет по одной-единственной причине.

– По какой причине, ваше высочество?

– Ей просто нечем с нами воевать на море.

– Но Россия может успеть построить броненосцы к началу войны. На Балтийском море такие корабли она уже давно имеет.

– Нет, не успеет. Парижский трактат ей такого времени, на наше счастье, не дал...

Все это Степан Осипович знал прекрасно: «пустота» севастопольских гаваней секрета не представляла, а итоги Крымской войны продолжали щемить сердце россиян. И лейтенант, которому еще в юности прочили большое будущее на флотской стезе, задался вопросом: как бороться на море Черном и, вполне возможно, Азовском с броненосным турецким флотом?

Вскоре Макаров подает в Адмиралтейство проект борьбы с бронированной военно-морской армадой Турции на Черном море. Там его проект после первого же прочтения сочли «неприемлемым», а кое-кто даже и «безумным». Но настойчивый лейтенант Макаров с осени 1876 года продолжал осаждать начальство служебными записками, представлениями и докладами.

Одновременно 27-летний лейтенант с завидным упорством хлопочет о переводе с Балтики на Черноморский флот на любую должность, но только корабельную. Вице-адмирал Григорий Иванович Бутаков, получив такой рапорт, спросил полюбившегося ему офицера:

– Степан Осипович, вы хлопочете на своем переводе на Юг и настаиваете на том?

– Да, ваше превосходительство. Определенно настаиваю.

– Но войны со Стамбулом может и не быть. Наши дипломаты обнадеживают в том государя. Тогда вы потеряете место службы на современном броненосном флоте, что лично для вас, как я понимаю, весьма важно.

– Война будет непременно. Хотя бы потому, что турки с нами давно не воевали.

– Как же ваши проекты в кораблестроительном деле? Их перспективность у меня лично не вызывает сомнения.

– Их разработку можно продолжить после войны. К тому же она даст кораблестроительной науке немало полезных опытов.

– Чем вас влечет Черное море? Там сегодня и флота-то настоящего нет. Одни коммерческие пароходы да две «по-повки».

– Тем, что там сегодня труднее, ваше превосходительство. Значит, я должен быть там. Быть военным моряком и оставаться в стороне от большой, справедливой войны – не самая яркая строка в офицерском послужном списке.

– Хорошо, Степан Осипович. Я буду ходатайствовать за вас перед морским министром.

– Благодарю вас...

Лейтенант Макаров был за такое содействие очень благодарен адмиралу Григорию Ивановичу Бутакову. Он считал его балтийскую эскадру «умственной лабораторией флота» Российской державы. Флотоводец Бутаков лично дал очень многое будущему флотоводцу Макарову. Прежде всего в государственном подходе к роли морской силы в военной мощи Российского государства. Может быть, это сказано громко, но дело обстояло именно так. Что подтвердит сам Макаров, но уже в гораздо более зрелом возрасте.

Не случайно две бутаковские работы после публикации стали настольными книгами лейтенанта Макарова. Это были «Несколько отрывков из опыта начальных оснований азбуки пароходной тактики» и «Новые основания пароходной тактики». В предисловии к последней работе Г. И. Бутаков писал:

«Основной идеей моей тактики служит то, что пар должен сделать в морской тактике такой же переворот, какой произошел в сухопутной тактике в конце прошлого столетия. От паровых судов можно и следует требовать мгновенности и внезапности перестроений, поворотов и захождений. Удовлетворить же этим требованиям можно лишь при твердом знании коренных основ этих действий».