Текст книги "Грани судьбы"
Автор книги: Алексей Шепелёв
Соавторы: Макс Люгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
Впрочем, к эльфу у морпеха был и ещё один разговор. Пользуясь моментом, что все были чем-то заняты, Гаяускас незаметно увлёк Наромарта в сторонку.
– Хочешь спросить меня о себе?
– Хочу спросить, зачем ты мне врал. Неужели трудно было сразу сказать правду?
– Ты думаешь, я сразу всё знал?
– С самого начала…
– Ты ошибаешься, – серьёзно и тихо ответил эльф. – Кто ты на самом деле я понял только сегодня, у городских ворот. А с самого начала я знал только то, что ты не просто человек.
– У нас говорят, что маленькая ложь рождает большое недоверие.
Наромарт вздохнул.
– Может быть, я был не прав. Не знаю. Но я хотел, как лучше. Разве я врал ради своей выгоды?
– Вот я и не понимаю – почему ты врал? Зачем?
– Я священник, Балис. А для священника самое главное – не навредить тому, кто обратился к нему за помощью.
– Я не просил помощи у священника, я спрашивал совета у друга.
– Я тот, кто я есть. Ты с самого начала знал, что я служу Элистри: ведь я этого не скрывал. Я не заставляю тебя верить в богов, тем паче – молиться какому-то определённому богу или богине, но свои слова и поступки я всегда соизмеряю с тем, во что я верю. По-иному я не могу. И этого я тоже не скрывал.
Балис недобро усмехнулся
– Значит, это твоя вера заставляла тебя лгать? Или твоя богиня?
– Я тебе не лгал. Я не говорил тебе того, в чём сам не был уверен. Ты ведь хотел услышать от меня полный, исчерпывающий ответ, а у меня его не было. Да, я бы мог тебе долго рассказывать о своих догадках и подозрениях. Это бы тебе помогло? Ты считаешь, что это было бы честнее?
– Да, честнее. Зачем нужно изворачиваться? Зачем была та ложь в изонистском приюте… Далёкие предки с волшебными способностями… Ведь архимаг сказал правду: я не человек.
– Гаттар – дурак! – запальчиво воскликнул Наромарт, пробудив в Балисе совсем неуместные воспоминания о детском садике. В три годика "Пашка – какашка!" звучит уместно. Но эльфу-то что-то около двухсот лет.
Впрочем, в отличие от малышей, целитель взял себя в руки и пустился в объяснения. Правда, его тон никак нельзя было назвать спокойным:
– Конечно, не его вина, что он придаёт такое значение крови, но он не прав. А вот почему такое значение придаёшь этому ты, я вообще не понимаю. Разве тебе нравятся законы, по которым живёт этот мир? Законы, по которым не человек может быть рабом и только рабом. Хранящая чистоту крови Инквизиция? Разве ты считаешь Риону или Рию ущербными существами, достойными лишь прислуживать "настоящим чистокровным людям"?
– Да при чём здесь это? – досадливо отмахнулся Балис.
– При том. Ты меня который день изводишь: человек ты, не человек. Ты себя об этом спрашивал?
– Себя? – пораженно переспросил Гаяускас.
– Себя, – серьёзно кивнул Наромарт. – Кем сам ты себя считаешь? Человеком? Так какая тебе тогда разница, кто там у тебя в предках? Нет, я не в том смысле, что пример брать с тех убогих, что своего роду-племени знать не желают, да этим ещё и гордятся. Встречал, наверное, таких?
– Попадались, – дипломатично кивнул Балис.
– Так вот, не про них речь. Предков, конечно, чтить надо, тут спору нет. Но и считать кого-нибудь ущербным потому, что дед его деда был, возможно, не очень чистых кровей… дикость.
– Да не считаю я никого ущербным, – возмутился морпех. – Я разобраться в себе хочу, понимаешь? В себе.
Он устало махнул рукой.
– Ничего ты не понимаешь. У тебя-то всё просто: эльф и есть эльф.
– Я – полукровка, Балис, – спокойно проговорил Наромарт.
– Что?
– Мой отец был драконом глубин, мать – подземной эльфийкой, драу. Моим родичам ни с какой стороны не нужен был ребёнок. Но я выжил. И я знаю, что я – эльф. Я ощущаю себя эльфом, понимаешь?
– Но…
Ошарашенный Балис с трудом приводил в порядок мысли. Казалось бы, за время путешествия он узнал о Наромарте практически всё. А оказалось, что в запасе у целителя ещё целый ворох тайн, да ещё каких тайн.
– Скажи, а ты можешь что-то такие, чего не могут обычные эльфы?
– Обычных эльфов не бывает. Как не бывает и обычных людей.
– Знаешь, мне сейчас не до игр в высокую философию.
– Я не играю, Балис. Ты сомневаешься в праве назвать себя человеком, потому что превратился в косматого силача и поднял решетку? Тогда скажи мне: смог бы ты выдержать ту боль, которую перенёс Серёжа?
Балис вздрогнул. Вопрос, разумеется был из категории запрещённых. Нет, конечно, в теории выглядело всё однозначно: советский офицер обязан бла-бла-бла… И в призывах предпочесть героическую смерть во время допроса с пристрастием гнусному предательству недостатка в СССР никогда не ощущалось. Только вот многие ли из таких призывающих знали, как пахнет горелое мясо? И, требуя героизма от других, были ли готовы выбрать судьбу героя для себя?
В предатели мало кто стремится по доброй воли, но Гаяускас был убеждён, что для каждого человека существует предел боли, за которым тот ломается. Только предел у всех свой, потому что люди разные. Серёжкин оказался задран необыкновенно высоко, про таких ребят обычно складывают легенды. А где предел у самого Балиса… Не приведи судьба узнать ответ на этот вопрос на практике.
К счастью, Наромарт на ответе не настаивал. Он продолжал говорить:
– В каждом человеке, эльфе, гноме есть что-то необычное, особенное. Какой-то талант, дар который отличает его от других. Это не всегда заметно, порой даже для него самого. И тем не менее, это так.
– Ты не понимаешь, – досадливо скривился Балис. – Одно дело уметь чуть лучше делать, то, что в принципе способен делать всякий человек. И совсем другое иметь возможность совершить то, что другие не сделают никогда, потому что не могут этого физически.
– Да нет никакого другого дела. Драу умеют левитировать, наземные эльфы – нет…
– Умеют делать что?
– Левитировать. Вот так, смотри.
Целитель медленно начал подниматься в воздух. Когда между подошвами и землёй оказалось с полметра пустоты остановился. Гаяускас, в полном соответствии с традицией, присел и провёл рукой между Наромартом и грунтом. Понятное дело, ничего кроме воздуха не зацепил.
– Значит, ещё и летаешь…
– Это левитация, а не полёт, – теперь полуэльф медленно опускался. – Я могу перемещаться вверх или вниз, но не вперёд или в сторону. Скажи другое: что-то изменилось после того, как ты это узнал?
– Пожалуй, ничего, – пожал плечами морпех. – Но пойми, ты – эльф. Или не совсем эльф. Неважно, на самом деле. Для меня ты – сказочное существо. В сказках возможно всё. Если ты сейчас выдохнешь огонь, то я тоже не удивлюсь.
– Огнём не дышу…
– Это я для примера. Пойми, сказка – это сказка. А реальная жизнь – это жизнь. И совместить это – нельзя.
– Что значит – нельзя? А то, что сейчас происходит с тобой – это как? Разве всё кругом не похоже на то, что ты называешь «сказкой»? И разве всё это не реальная жизнь? Будешь говорить, что ты сегодня днём рисковал головой, чтобы спасти мальчика от какой-то призрачной опасности, а на самом деле ему ничего не угрожало?
– Слушай, Нар, я тебя не узнаю. Ты не понимаешь, что мне неприятно об этом говорить? Извини, будто в рану пальцем лезешь…
– Отлично понимаю. Но раз ты только что выругал меня за излишнюю деликатность – значит, мне следует говорить с тобой жёстче. Говорю как лекарь: в иную рану не то, что палец, руку по локоть запускать надо, иначе раненому не выжить. А не хочешь отвечать, так можем закончить этот разговор. Всё равно ты мне, похоже, не веришь.
– А можно без соплей? – очень недовольно, но спокойно поинтересовался морпех. – Я тебе верю – это раз. И опасность Серёжке угрожала самая реальная – это два. Но это – другой мир, не наш. У нас там всё по-другому, понимаешь?
– У эльфов не бывает соплей, – совершенно серьёзно ответил Наромарт. – У нас другая физиология. Простудных заболеваний нет вообще.
Не смотря на всю серьёзность момента Балис вдруг приглушенно рассмеялся. Медленно соображающие и не имеющие чувства юмора прибалты, значит? Да рядом потрясающе прямолинейным полудраконом любой герой анекдота сойдёт за образец молнейносной сообразительности и понятливости.
– Ты что? – не понял целитель.
– Трудно объяснить. Это наши местные… фольклорные истории.
– Что? Какие истории?
– Ох… Ну, рассказывают у нас люди друг другу всякую забавную ерунду.
– А, вот ты о чём. Как-нибудь мне расскажешь, ладно? У вас занятная Грань. Хотя вы намного опередили нас в техническом прогрессе, а я никогда не блистал успехами в естественных науках, но всё равно – мне очень интересно… А насчёт по-другому… Это сейчас у вас по-другому… А что было несколько сотен лет назад? Женя мне рассказывал ваши сказки и легенды, да и Мирон тоже. Знаешь, очень многое – узнаваемо. Я абсолютно уверен, что не всегда в вашем мире жили одни только люди.
– И что?
– И то, что другие народы могут уйти, но следы их пребывания остаются. Их забудут, они превратятся в легенды, но они – были. И потомки от смешанных браков будут нести в себе частичку крови своих далёких предков. Частичку нечеловеческой крови. Ты им откажешь в праве считать себя людьми?
– Да ни в чём я им не отказываю.
– Тогда, не отказывай в этом и себе. Ведь ты такой же, как и они. Помнишь, тогда, в убежище изонистов, ты сказал, что готов поверить в далёких предков, наделённых магическим даром.
Балис согласно кивнул.
– Помню, конечно.
– Что меняется от того, что кто-то из этих предков был не совсем человеком?
– Совсем не человеком…
– Не совсем человеком, – строго поправил Наромарт. – Ты самый настоящий лемур, Балис. Я не солгал Олху.
– Послушай, говори яснее. Думаешь, я знаю, кто такие лемуры? Вроде, есть такая порода обезьян, но ты же не их имел ввиду?
Полудракон усмехнулся.
– Обезьяны? Забавно. Конечно, я не хотел сказать, что ты – потомок обезьяны. Всяким чудесам есть свой предел. Лемуры – это потомки союза людей и существ с высших планов бытия, если ты понимаешь о чём я.
– Не очень. И не вижу разницы, скажем, с полуэльфом.
Наромарт сокрушенно вздохнул.
– С тобой трудно говорить. Это не твоя вина, но, извини, порой ты словно младенец. Не заметить разницу между обитателями этого и внешнего миров – это надо уметь. Кому рассказать – не поверят.
– А если я расскажу, как разговаривал с наполовину эльфом, наполовину драконом, то мне, разумеется, поверят без единого вопроса. Особенно в моём мире.
– Ладно, извини. Очень тяжело объяснять то, что кажется тебе самому очевидным, как трава или хвоя. Неужели не ясно, что существа этого мира есть то, что они есть? Человек всегда останется человеком, эльф – эльфом, а дракон – драконом. Если в близость вступают представители разных народов, то ребёнок наследует от родителей те способности, которые заложены в них от природы.
– От природы? Не от бога?
– Боги могут преступать законы мира, могут даже отменять их на время, но не способны их изменить. Это под силу лишь Тому, Кто сотворил мир.
– И кто же его сотворил? – упорствовал Гаяускас. Не из упрямства. Просто, хотелось понять, что думает Наромарт о той черте, что провели между ним и собой святые.
– Не знаю. Когда-то я вопрошал об этом Элистри, но она не пожелала мне ответить. Возможно, Создателю не угодно было открываться перед обитателями созданного им мира. А может, у Него есть на это другие причины. Не знаю.
– И ты вот так сдался? Не пытался узнать?
– Даже бога нельзя узнать, если он того не желает. Что уж говорить о Творце. Я был бы счастлив узнать хоть что-то, но… Пока остаётся надеяться на то, что впереди у меня долгая жизнь, и я узнаю ещё немало интересного. А может быть, ответ на этот вопрос я смогу получить после смерти, в чертогах Элистри.
– Ладно, бог с ним, с богом. Значит, получеловек-полуэльф получает природные возможности родителей. А в чём разница с лемуром?
– В том, что у лемура один из родителей не принадлежит к этому миру. О природных возможностях речи не идёт. Какие возможности могут быть у потока света?
– Постой, – Балис удивлённо вскинул брови. – Так это что, ангелы что ли?
– Я не знаю такого слова: "ангелы".
– Задача… Ладно, давай дальше. Может, будет понятнее.
– Чтобы вступить в близость с женщиной, они как бы превращаются в существ нашего мира, но именно как бы. Здесь они не совсем являются собой. А их тела – это нечто искусственное, привнесённое в этот мир извне. Понимаешь? Всё, что в тебе есть настоящего – это человеческое и только человеческое. Настоящее нечеловеческое в тебе не здесь.
– А где же?
– Там, в высших планах бытия.
– Занятно, – Гаяускас вымученно улыбнулся. – Тогда почему я этого до сих пор не замечал?
– Да потому что только боги могут полноценно существовать и тут и там. А ты, извини, далеко не бог.
– Хоть на этом спасибо.
– Меня тут благодарить не за что. Знаешь, есть существа, которые могут жить, например, на суше и в воде. Но только одна среда обитания для них является родной, вторая же остаётся чужой, хотя и приемлемой для жизни. Понимаешь?
– Пока, кажется, понимаю.
Вспомнился прочитанный первый раз лет в девять, а потом многократно перечитанный, роман Александра Беляева «Человек-амфибия». Роман, и кинофильм по роману. Ихтиандр не мог слишком долго находиться на воздухе, он должен был возвращаться в море, чтобы не погибнуть.
– Тогда пойми, что всё, что в тебе есть от этого мира – человеческое и только человеческое. Чтобы существовать в этом мире, как ты говоришь, «ангелы» обретали тела, но эти тела не были их истиной природой. Для нас, живущих здесь, они – свет. Для них, живущих там… Мы можем только гадать, какими кажемся им оттуда. Придя в наш мир, они одеваются плотью, но эта плоть – не отражение их природы… Извини, я тебя кажется совсем запутал.
Эльф смущенно умолк.
– Напротив, я теперь хоть что-то стал понимать.
Значит, потомок людей и ангелов. Дальний, очень дальний потомок. Отсюда перстень и кортик, сработанные не ведомо когда и способные неведомо на что… А дед, получается знал… Но тогда… Может быть, и гибель Риты и Кристины связана с этой тайной Гаяускасов. Может быть, убить хотели его, Балиса, наследника полулегендарного короля, отдававшего приказы Горлойсу Корнуольскому. Но перстень защитил его, предупредив об опасности, и он остался жить, а погибли жена и дочь, которые никакого отношения к этой истории не имели. А то, что это произошло наутро после штурма Вильнюсского телецентра – просто совпадение. Ну, да на Дороге "отец Эльфрик" прямо сказал…
Вы напрасно связываете убийство жены и дочери с тем, что произошло накануне ночью. Если бы Вы не участвовали в том бою, а провели бы ночь дома, это ничего бы не изменило: утром Вас всё равно попытались бы убить.
А Балис тогда ему не поверил. Почему? Да потому что не понимал: за что. А теперь ясно. Не понятно только, кто мог это сделать? Если на Земле когда-то действительно жили потомки ангелов, эльфы, кентавры и прочая, прочая, прочая, что сейчас считается сказками и выдумкой… Если от них остались не только легенды, но и вполне осязаемые могущественные талисманы, вроде перстня и кортика… Если ещё кто-то из ныне живущих наделён длинной памятью… Почему бы и нет? Дед знал, наверняка знал, на что способно его наследство, потому и оставил его Балису. Но, если знал дед, то могли знать и другие. Попади талисманы в недобрые руки, тогда бы… Знать бы ещё, на что они способны. Известного Гаяускасу хватало, чтобы подготовить супердиверсанта. Конечно, непобедимых воинов в природе не существует, но за двадцать лишних процентов к вероятности успеха любой командир разведовательно-диверсионной группы отдаст… Сложней придумать, чего он не отдаст…
А кто сказал, что он знает про талисманы всё? Больше похоже, что он не знает об их возможностях почти ничего.
Балис шумно выдохнул, вытер ладонью вспотевший лоб.
– Тебе плохо? – участливо поинтересовался Наромарт.
Нет, всё-таки наивность целителя была настолько искренней и как-то особенно беззащитной, что на него даже сердиться было невозможно. Да и чего сердиться. Он действительно хотел как лучше. Не его вина, что душа земного человека конца двадцатого века была ему непонятна. Зато на Дороге и на Вейтаре Нар оказался надёжным другом, о котором можно было только мечтать. Да за одно то, что он вылечил Серёжку, Гаяускас был готов простить ему всё.
– Нормально. Скажи только одно: я теперь знаю всё или мне ещё предстоит узнать про себя ещё много нового?
– Ну и вопрос. Разве ты не понял, что с тобой всё настолько непросто, что я мало в чём могу быть уверен? Сегодня у ворот ты удивил меня до глубины души. Откуда я знаю, что принесёт завтрашний день?
– Но сегодня ты про меня что-то ещё знаешь? Да или нет?
Лицо Наромарта исказила гримаса, в которой было очень трудно опознать улыбку. Но Гаяускасу, который знал целителя не первый день, это удалось. Даже без особого труда.
– Знаешь, у нас тоже есть свои… фольклорные истории. Есть вот такая поговорка:
У эльфа и у ветра
Не спрашивай совета:
Получишь в ответ,
Что да, то и нет.
Я не ведаю твоих тайн, Балис. Но в любой момент может случиться так, что я что-то почувствую. Это будет не знание, скорее – видение. Образ, который может означать одно, а может – и совершенно другое. И мне снова придётся размышлять, сказать тебе или нет о том, что мне привиделось. А если сказать, то что именно говорить. Мне жаль, но по-иному у меня не получится.
Гаяускас вздохнул.
– Ладно, раз не получится, значит, не получится. Не могу же я разобрать тебя на части, а потом заново слепить другим.
– Это уж точно…
– Пойдём обратно. Наверное, не стоит надолго оставлять Серёжку без твоего присмотра.
– Да говорю же тебе: ему ничего уже не грозит. Надеюсь, он мирно проспит до утра, а утром будет почти как новенький. Кости, хвала богам целы, а юные организмы, как правило, крепкие. Через три дня будет бегать, будто ничего с ним и не было.
– Будем надеяться, всё будет именно так, как ты говоришь.
Кроме самочувствия Серёжки у Гаяускаса нашлись и другие поводы для беспокойств. Пока они с эльфом выясняли отношения, Олх и Реш развели костёр и довольно сильный. Конечно, наивно было бы ожидать, что жители условного Средневековья озаботятся установкой дымового рассеивателя, но уж пламя-то могли бы и не делать столь заметным.
– Гостей заманиваем? – хмуро поинтересовался морпех.
– Каких гостей? – не понял Глид.
– Огонь, дым, запах… Всё сделано, чтобы нас поскорее заметили.
– А, ты об этом… Не волнуйся, костёр нам не повредит.
– Это почему же?
– Огня с дороги не видно, проверено.
– А что, погоня обязательно должна ездить по дороге? Они не могут лес прочесать?
– Могут, – спокойствие местного воина выглядело поистине прибалтийским, что невольно помогало Балису выдерживать нужный стиль общения. – Могут, но если начнут лес прочёсывать, то по-всякому на нас выдут. Хоть с костром, хоть без костра.
– Только с костром заметят быстрее.
– В любом случае, дозор заметит их раньше, – равнодушно пожал плечами Глид.
Морпех быстро окинул взглядом поляну.
– Бараса?
– Он самый.
– Двоих поставить – повернее будет.
– Повернее, – согласно кивнул воин. – После ужина кого-нибудь из своих отрядите. И на вторую, и третью стражу хорошо бы вам людей назначить.
– Обязательно назначим.
– Вот и ладно… Теперь дальше. Дым, говоришь? Посмотри на погоду.
Погода поискам, конечно, не благоприятствовала. Низкие обложные тучи не пропускали света лун и звёзд, верхушки сосен расплывались в туманной мути.
– Ну, и запах. Ты сам с какого расстояния костёр унюхаешь?
Чистый воздух в плюс, дождь в минус, поправка на ветер, навыки наверняка изрядно растеряны… За километр с подветренной стороны должен учуять. По местному это будет…
– Если по ветру, так за шестую часть лины.
– Сухопутной или морской?
– Обижаешь. Сухопутной, конечно.
Глид одобрительно прицокнул языком.
– Уважаю. Я за шестую не учую, разве за десятинку. Барса – может и за пятую возьмёт. Олх – за четверть, а то и за треть. Ну а Льют – за половину, на то она и эльфийка.
– Ты льстишь мне Глид, – наверное, воительница уже давно прислушивалась к разговору, но вмешалась только сейчас. – За пол-лины я узнаю о костре только в эльфийском лесу. И то не по запаху.
– Говорят, Угольный Лес когда-то был эльфийским лесом, – присоединился к разговору и Мирон, удачно вспомнив слова Йеми.
– Когда-то был, теперь перестал. Ваш друг Наромарт подтвердит, что убить душу леса не слишком сложно.
– Убивать всегда проще, чем созидать, – промолвил полуэльф. Он хотел добавить ещё что-то, но промолчал. Неожиданно возникла неловкая пауза, которую с грацией медведя прервал Глид.
– Как бы то ни было, а преследователи наши и за десятинку костра не почуют.
– Это почему же?
– Городские наёмники, – презрительно хмыкнул воин. – Кто идёт на службу Ордену? Как правило, те, кто не способен честно себе заработать на жизнь топором. Живут в городе, за стены почти не выходят. Да они севера-то в лесу не сыщут, а ты – костёр.
– Где деревья сильнее мхом обрастают, там и север, – хмуро бросил сидящий у костра Женька. Как всегда, подростка злила взрослая самоуверенность. Тоже выискался Зверобой по кличке Соколиный Глаз. Если человек вырос в городе, так значит, непременно должен в трёх соснах заблудится.
Глид только одобрительно кивнул.
– Не думаю, что хоть один из воинов Ордена знает даже об этом простейшем ориентире.
– Случаи бывают разные, – школа «Кировухи» Балису отступать без боя не позволяла.
– Да, один на сотню. Или даже один на три сотни. И мы останемся ради этого без горячего ужина? Лично я предпочитаю набить брюхо не только сытным, но и горячим. Клянусь кораблём Серого Капитана Руи, мы её заслужили.
– Ужин готов, – провозгласила наблюдавшая за котлом Рия. – Давайте миски.
Никого упрашивать не пришлось. Путники моментально расселись возле костра и принялись с аппетитом поглощать солидные порции тушеной репы с копчёной грудинкой, заедая крупнонарезанными ломтями хлеба. Даже вампирята, в человеческой еде не нуждавшиеся, тоже уселись в общий круг, облюбовав себе места по обе стороны от Наромарта: Женька справа. Анна-Селена – слева, рядом с Рионой. Йеми такое соседство, похоже, не слишком радовало, но отказать племяннице, чуть ли не за рукав притащившей его сесть рядом с вампирами, кагманец не решился.
– А почему именно кораблём? – по-простому дуя на горячее варево, поинтересовался Сашка. – Разве ты моряк?
– Э, парень, каждый марин – моряк от рождения и до смерти, куда бы не забросила судьба. Я уже пятую весну не выходил в море, но, Изон свидетель, для меня нет мечты желаннее, чтобы оказаться на палубе дракара и вдохнуть полной грудью солёный морской воздух. Надеюсь, она ещё исполнится.
– А что, в городе воздух был недостаточно солёный? Или недостаточно морской? – издевательски серьёзно спросил Женька. Анна-Селена отвернулась и хмыкнула.
– И то и другое, – словно не заметил подвоха Глид. – Настоящий морской воздух только там, где не видно берега. А в порту… Конечно, неплохо, но всё же это не то… Вообще-то у нас считается, что мужчина должен умереть как воин: в бою, с топором в руке. Но если боги ссудили иначе, и жизнь завершается в родном доме… Тех, кто не может выходить, наследники каждое утро выносят наружу и оставляют там на весь день: чтобы видели море, слышали море, чувствовали запах моря… Тот, кто всё же умирает в четырёх стенах и под крышей, считается навлёкшим на себя проклятье богов. Не хотел бы я себе такой доли…
Он смолк на полуслове, удивлённо уставившись куда-то за спину Гаяускаса. Балис встревожено обернулся.
Возле палатки стоял Серёжка, неумело замотавшийся в плащ.
На несколько мгновений повисла тишина, было слышно, как похрустывают в костре горящие полешки, да стрекочут в траве кузнечики.
Первым пришёл в себя мальчишка.
– Мне нужно… – глухо побормотал он в пространство, покраснел так, что это было невозможно не заметить даже в вечерних сумерках, и торопливо заковылял к кустам. Путешественники продолжали оторопело смотреть ему вслед. Балис, было, дёрнулся подняться, но остался сидеть. Если нянчиться с Серёжкой, как с маленьким, наверняка мальчишке будет обидно.
– А кто-то говорил, через два дня на ноги встанет, – скорее с удивлением, чем с иронией произнёс Мирон.
– Сам поражаюсь, честное слово, – признался Наромарт.
– Хоть бы обулся, чучело, – тихо произнёс на русском Женька. В душе у подростка восхищение Серёжкиной живучестью боролось с неприязнью. Ну, вот раздражал его такой героизм и всё тут. Уж такой положительный получался Серёжка – пробу ставить негде. Анне-Селене помогал, ящера поддерживал, дракона спас, пытку выдержал. Прямо сейчас отливай в бронзе и ставь перед Домом Детского Творчества, который раньше назывался Киевским Дворцом Пионеров. И хоть Женька понимал, что сам Серёжка, будь его воля, не стал бы влипать в истории, где приходится демонстрировать такой вот героизм, раздражение всё равно не исчезало и требовало выхода. Наплевать, что сейчас взбеленится Сашка, а Мирон Павлинович прочитает лекцию. Женька не хуже их знал, что к Серёжке он несправедлив. Знал, но не мог с собой ничего поделать. Да не очень-то и хотел.
Но Сашка не стал ругаться. Он просто спросил:
– Во что ему обуваться было?
И Женькино раздражение улетучилось неизвестно куда. В самом деле, никто не предполагал, что малыш сегодня придёт в себя, ни одежды, ни обуви ему не оставили. А когда нужда припрёт, тут уж кому угодно станет не до долгих поисков.
– Н-да, боевой парень, – уважительно протянул Олх.
Ящер выразительно зашипел, комично вытягивая шею.
– Он говорит, что Шустрёнок – настоящий воин, – перевёл Наромарт. – Пусть ещё и не взрослый.
Мирон вздохнул.
– Воин… Как чуть что – сразу воин… Разве он воевал? Почему так ценится способность сражаться, убивать? Он не воин, он просто – человек.
Балис молча кивнул. Друг высказал то, что давно уже лежало у бывшего капитана морской пехоты на сердце. Да, Гаяускас был офицером и не сожалел об этом, но давно уже чувствовал фальшь в том, что отвагу и стойкость непременно отождествлять с войной. А разве для того, чтобы вывести в море обыкновенный гражданский пароход или поднять в воздух самолёт смелость не нужна? Чтобы спуститься в шахту или начать сложную операцию? Да просто чтобы сказать «нет», когда большое начальство требует «да» и грозит за ослушание всеми мыслимыми и немыслимыми неприятностями. Редко ли в таких ситуациях пасовали те, кто не дрожал на поле боя?
– Ты не прав, – серьёзно ответил Скаут. – Если бы все люди были такими, тогда в твоих словах был бы смысл. Но люди – разные, как разные и орки, и эльфы, и драконы. Он – человек, но и инквизиторы – тоже люди. А воин… Воин не тот, кто умеет убивать других людей. Воин – это тот, кто, когда приходит беда, встречает её лицом и с тем оружием, которое у него есть, не смотря на опасность. А убивать… Это нетрудно. Научить убивать можно кого угодно, но от этого они воинами не станут.
Ящер кивнул, выражая свою поддержку словам полуогра. Мирон собрался возразить, но не успел: вернулся Серёжка. Мальчишка хотел залезть обратно в палатку, но тут его позвал тёмный эльф. Паренёк неуверенно подошел.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально…
– Ничего не болит?
– Не…
– Есть хочешь?
– Ага…
– Так садись с нами.
Серёжка хлопнул глазами и смущённо, но с затаённой радостью спросил:
– А можно?
Женька в голос хрюкнул. Вот отколол малыш. Сначала проявлял чудеса героизма, а теперь косит под домашнего мальчика, который без разрешения со двора не выходит.
Но никто маленького вампира не поддержал, а Анна-Селена бросила на него такой взгляд, словно он посмел обидеть её любимую куклу. Подросток в ответ равнодушно пожал плечами, а тёмный эльф совершенно серьёзно спросил:
– А почему же нет?
Серёжка совсем смутился. Потупил голову, переступил босыми ногами и выдавил из себя:
– Раз меня положили в палатке, значит я раненый, и мне надо лежать, да?
– Вообще-то да, – всё так же серьёзно ответил Наромарт. – Но раз ты всё равно уже встал, и у тебя ничего не болит, то давай-ка ужинать.
– Ага, – мальчишка радостно вскинул голову, большие глаза счастливо сияли. Чёрный эльф чуть сдвинулся в сторону, освобождая место между собой и Балисом. Совершенно счастливый Серёжка плюхнулся на траву, но тут же снова вскочил на ноги: приветственным свистом разразился сидевший по ту сторону костра ящер.
– Шипучка?! Быть не может!
С непривычной для его габаритов подвижностью сауриал обогнул костёр и оказался рядом с мальчишкой, показывая, что так оно и есть. Серёжка от избытка чувств прижался к холодной зелёной коже, даже не вспомнив о том, что при первой встрече планхед показался ему воплощением безобразия. Ящер в свою очередь, застыл на месте, не зная, как реагировать на такое поведение детёныша. И взрослые и маленькие сауриалы выражали свои эмоции иначе, чем люди. Шипучка не был даже уверен, что именно означает поступок Шустрёнка, не сомневался он только в одном: чувства у детёныша были самые добрые.
Ящер ещё раз прошипел что-то ободряющее, Серёжка отступил на шаг, повернулся к Балису и Наромарту и спросил:
– А та девочка… Риона… она тоже свободна?
Женька хмыкнул. Совсем тихо, про себя. В любом случае малыш не пытался играть роль героя: так претворяться просто невозможно. Серёжка был таким, каким был, значит, таким и надо его принимать. В конце концов, должны же быть на свете чудаки. Женьке всегда было немного жалко осознавать, что описанные в книгах смелость, честность и дружба – всего лишь красивая выдумка. На самом деле, конечно, каждый за себя и любой человек нужен только своим родителям, да себе самому. Что ж, теперь он будет знать, что из этого правила бывают приятные исключения.
– Вот беспокойное существо, – с одобрением пробормотал Глид.
– Здесь она, садись уж, – заверил Наромарт.
– Я тут, – откликнулась девочка.
Серёжка снова уселся, глянул через плечо на Балиса. Искорка в глазах вдруг погасла, мальчишка виновато моргнул, уголки губ поехали вниз. Морпех вдруг ясно понял: паренёк чувствует себя виноватым, что обратил внимание сначала на других, а не на него. Гаяускас усмехнулся и потрепал Серёжке вихры: какие, мол, счёты между своими. Мальчишка облегчённо перевёл дух и снова улыбнулся.
Пока Серёжка осваивался у костра, практичная Анна-Селена успела наполнить едой ещё одну миску и теперь протянула её мальчишке:
– Держи. Тушеная репа с копчёным окороком. Наверное, очень вкусно.
Девочка незаметно вздохнула: ведь вкуса пищи вампиры не чувствуют.
– Спасибо, – с чувством поблагодарил паренёк, принимая плошку. Похоже, он действительно не на шутку проголодался: сразу зачерпнул полную ложку и отправил в рот. И тут же выплюнул всё назад в миску: слишком горячей оказалась пища. Незнакомые воины рассмеялись, особенно громко хохотал молодой длинноволосый парень.
– Вот тебе и герой: пареной репой подавился. Инквизиторы-то хороши, накормить не догадались. Тут бы они всё и узнали.
