Текст книги "Туман войны"

Автор книги: Алексей Колентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Алексей Колентьев
Гелион – колыбель цивилизации – 1
Туман войны[2]2
  «Туман войны» – военно-теоретический термин (нем. Nebel des Krieges; англ. fog of war). Введён Карлом фон Клаузевицем для обозначения недостоверности данных о положении на театре военных действий, в постоянно меняющейся ситуации на поле боя. Применительно к общей обстановке, выражает состояние информационной неопределённости, когда командир вынужден принимать решения интуитивно, по наитию и часто вопреки имеющимся данным разведки.


[Закрыть]
Книга первая

Книга о событиях из жизни советского офицера Егора Шубина, военного советника, сотрудника отдела «С» службы «А», Первого Главного Управления КГБ СССР.[1]1
  Первое главное управление КГБ СССР (ПГУ) – структурное подразделение Комитета государственной безопасности Советского Союза, ответственное за внешнюю разведку. Отдел «С» (нелегальная разведка), Служба «А» (дезинформация, тайные операции, в т. ч. советническая деятельность по подготовке личного состава дружественных стран и режимов).


[Закрыть] Группа советских военных специалистов сталкивается с необъяснимыми явлениями, происходящими в Колумбии в 1990 г. Шубину предстоит выжить и открыть дорогу в новый загадочный мир планеты Гелион – прародины всех цивилизаций, оставивших след на планете Земля.

Спокойно, дружище, спокойно,

И пить нам и весело петь,

Еще в предстоящие войны

Тебе предстоит уцелеть.

Уже и рассветы проснулись,

Что к жизни тебя возвратят,

Уже изготовлены пули,

Что мимо тебя просвистят…

Ю. Визбор

Земля. 17 февраля 1990 г
Южная Америка
Северо-восточная граница республики Колумбия
Лагерь «El frente publico-liberador de Colombia».[3]3
  Все события, персонажи – вымышлены. Место действия изменено.


[Закрыть]16:32 по местному времени
«Товарищ Мигель» – старший лейтенант Егор Шубин, военный советник

Преодолевая навалившуюся после ночного выхода усталость, надвинув панаму на глаза, я шёл к хижине, в которой нас разместил команданте Рауль – предводитель шайки наркоторговцев, гордо именующих себя «повстанцами», борцами за народное счастье. Но на самом деле, это была почти армия, общей численностью до двух тысяч бойцов, не считая глубоко законспирированных подпольных ячеек в городах. А если брать приграничные районы и сельскую глубинку, то были организованы самодеятельные отряды милиции, с верными людьми подчиняющиеся разведотделу штаба армии во главе с лидером EFPLC – Франсиско Вера, по прозвищу «Снайпер». Генералу было уже под шестьдесят, но он крепко держал все нити управления в своих не знающих дрожи руках. Рауль и его сорок бойцов были лишь небольшим отрядом этого мощной, и хорошо вооружённой армии, соперничающей за влияние на наркотрафик с семьями крупнейших колумбийских картелей вроде того, что базировался в Медельине. Снайпер получал в среднем по 130 долларов с каждого килограмма продукции, что позволяло ему закупать современное оружие и нанимать лучших военспецов по всему миру. Меня и ещё нескольких ребят собрали на подмосковной базе Минобороны и окольными путями забросили сначала в Перу, а потом уже сюда в эту колумбийскую глушь.

«Герильерос»,[4]4
  Герильерос – общее название лесных партизан на латино-американском континенте. Горных партизан называют, соответственно – «монтаньерос».


[Закрыть] захватили пленного – молоденького полицейского капрала, и целую кипу документов, включая свежую карту городка Лас Ниньос. В документах содержались данные по размещению опорных пунктов и расписание патрулей на северной дороге и в окрестностях военной базы прикрывающей подходы к городу и стерегущую подходы в оперативный район батальона Рауля, перерезая партизанам подходы к трём основным дорогам ведущим к побережью. Недавно, натасканные американцами коммандос, перехватили караван с провиантом и лекарствами шедший в лагерь. Теперь Рауль неистовствовал, самолично прострелив башку назначенного всего две недели назад начштаба. Потом он вызвал к себе нашего «батю» и потребовал этот груз вернуть. «Команданте» через местных индейцев прознал, что военные груз перепродали другой банде «повстанцев» и повезут его к месту встречи через два дня своими силами. Маршрут был известен: троп через сельву, по которой смогут пройти гружёные мулы, в здешних местах всего три, две из которых контролируют люди Рауля.

Парило совершенно непереносимо, а мелкие, злющие мошки вились вокруг головы и не скрытых курткой рук. Я всегда носил американский «тигровый»[5]5
  «Тигровый» камуфляж – вариант тропического камуфляжа «Woodland», где искажающая расцветка наносится в виде горизонтальных, строчных полос, напоминая рисунок на шкуре тигра. Такая расцветка идеальна для войны в джунглях, т. к. полосы сливаются с тенями. отбрасываемыми растительностью.


[Закрыть] камуфляж, который поставляли партизанам местные контрабандисты, чтобы не выделяться среди людей Рауля. Его, с лёгкой руки нашего командира подполковника Серебрянникова, спецы называли просто – «зёбра». У группы военных советников были только свои мелкие отличительные признаки, по которым мы всегда распознавали друг друга: широкая, тоже в разводах полос, бандана, да закатанные по локоть рукава. Мошки зло пищали, но не кусались: состав из местных трав, который готовил знаменитый на всю округу «курандейро»,[6]6
  Курандейро – знахарь, некоторым из ни приписываются паранормальные способности. Чаще всего это слово приблизительно равно русскому понятию – «травник».


[Закрыть] покрывал руки, лицо и шею, придавая коже зеленовато– коричневый оттенок, делающий малозаметным на фоне густой листвы сельвы, не оставляя лёгкого шанса для вражеского охотника на партизан. Ботинки носили британские, а не американские как все тут. Британская обувка была с хорошей вентиляцией ступней, гораздо лучше амеровских хвалёных берцев. Ходить было удобно и комфортно, потому как только местные могли расхаживать по сельве босиком, не боясь особо укусов змей и насекомых. Белому человеку всегда приходится тяжелее: прививки и курс выживания дают едва ли треть от необходимых здесь знаний. А по субъективным ощущениям, гринго просто казались для местной фауны вкуснее аборигенов, может быть даже деликатесом. Многому приходилось учиться у индейцев, которые охотно делились своим опытом, в обмен жадно обучаясь приёмам рукопашного и ножевого боя, стрельбе из понравившегося им АКМ. Один парень, щуплый и худющий как черенок от метлы, до того полюбил выданный ему автомат, что не расставался с ним даже во сне. А в замен индейцы показывали как слушать лес, находить незаражённую воду, какие корешки и зверьё можно употреблять в пищу. И самое главное, как тихо и неслышно срубить пендостанских[7]7
  Пендостан – презрительное название США; пиндосы – американцы.


[Закрыть] диверсов, которые в последнее время действовали почти в открытую. Лишь изредка утруждая себя испанским языком в радиопереговорах, но такие меры маскировки своей принадлежности были скорее исключением, нежели правилом. По идее, среди американских военспецов, должны были преобладать испаноговорящие, не так выделяющиеся на общем фоне парни с подходящим фенотипом. Этнические кубинцы, например, или испаноговорящие выходцы из Флориды вполне бы сошли за местных. Однако по какой-то причине, мне часто случается сводить короткое знакомство и слышать трёп в эфире исключительно на английском языке. Преобладал так называемый «южный» говор, когда слова растягиваются, иногда сбиваясь на маловразумительную скороговорку, в которой еле улавливается общий смысл. Видимо «испанцев» берегут или просто выбраковывают по каким-то своим внутренним стандартам. На моём личном счету были уже две большие стычки с амерами. В последней из таких «встреч», мы подошли к расположившейся на днёвку диверсантам, миновав развешенные чуть ли не всюду мины и растяжки, практически вплотную. Бой получился коротким, почти всех удалось взять в ножи, без единого выстрела, лишь одного Серебрянников приложил из пистолета почти в упор. Там я во второй раз в жизни сошёлся в рукопашную с живым противником. Страх был, только помня свой предыдущий опыт, он застрял где-то на задворках сознания, временами, только подстёгивая рефлексы. Выпад – блок, уход вправо – удар! Его глаза… Вот, пожалуй, единственное, что запомнилось мне в тот момент: удивлённые серые глаза американца, с уже затухающей искрой жизни в них…

Удар мне ставил весёлый, совсем непохожий на матёрого кровопускателя, седой майор в учебном центре под Москвой. С шутками-прибаутками он долго со мной возился, ни разу не используя деревянные муляжи клинков, а сами удары отрабатывались на хитрых манекенах. Ощущения от работы с ними, почти не отличались по ощущениям от тех, как если бы клинок вонзался в человеческое тело. Был потом и более жёсткий практикум, но об этом не хочется вспоминать, хотя стыдиться и не чего…

Потом всё было очень просто: трупы раздели и сбросили в небольшую скальную расщелину: в тех местах пещеры иногда попадаются почти на ровном месте. Заросшие всякой вьющейся мерзостью, эти каверны в земле, представляют для человека не меньшую угрозу, чем небольшая яма-ловушка с заострёнными деревянными колышками смазанными жиром какой-то местной разновидности землеройки, или просто растяжками и хитро развешенными по деревьям противопехотными минами. Амеры очень хорошо выучили эту науку во время вьетнамской войны и довольно успешно применяли полученный опыт на практике. Теперь они, все шестеро, стали кормом для десятка-другого падальщиков и мириадов мелких насекомых и неизвестно ещё, что хуже: хищников можно и отпугнуть, но вот жуки пожирают даже живого человека стоит ему только чуть пораниться и на минуту задержаться на одном месте.

В сельве от трупов очень скоро уже ничего не останется: двое суток и даже кости зверьё растащит по норам. Так здесь исчезает очень много народу; местный лес напоминает мне огромный зелёный океан, не затихающий ни на минуту в бесконечном танце жизни. Тут постоянно идёт война, все воюют против всех и люди с их передышками на сон и просто праздный отдых, кажутся жалкими, слепыми и глухими кусками мяса. Сельва просто терпит их присутствие какое-то время, забавляется, глядя на их страдания и суетливую беготню, которую мы, люди, зовём войной и в конечном итоге всё равно берёт своё, поглощая людей без остатка, не оставляя на зелёной поверхности ни малейшего следа…

Я поправил панаму и надвинув её сильнее на глаза, пошёл на северную окраину лагеря, где «батя» или как его зовут местные – команданте Сильверо, уже приступил к допросу пленного. Картина напоминала фотографии, какие часто печатали в своё время в газете «Труд», под общим названием: «зверства эскадронов смерти в Сальвадоре». Батя стоял скрестив руки за спиной, расставив ноги почти на ширину плеч, На голове его было армейское кепи с длинным козырьком, куртка «тигровой» камки была расстёгнута, рукава засучены, тёмно-зелёная майка открывала фрагмент широкой волосатой груди с цепочкой, местного «собачьего жетона»,[8]8
  Имеется ввиду бирка с личным номером (в СССР и России там только личный номер, иногда буквенная абривиатура ведомства, и название страны, показывающей принадлежность военнослужащего). Американцы зовут её «dog tag» («собачья бирка»), подчёркивая свое подневольное положение и выказывая пренебрежение этому напоминанию о возможной скорой смерти.


[Закрыть] который батя носил скорее из некоей издёвки, нежели следуя правилам. Умри любой из нас, никто даже не чихнёт два раза, поскольку нас тут вроде как и нет вовсе. Я – на Алтае, в командировке, откуда Наташа исправно получает письма, которые, пишу ей каждую неделю, «Батя» в своём долбаном Подмосковье, муштрует новобранцев в пехотной части, где он числится заместителем командира полка и сейчас с салабонами лазит по тамошним буеракам. О чём его жена и двое уже взрослых детей тоже получили соответствующее известие. Остальные ребята тоже имеют свою, официальную отмазку, согласно которым нас можно как поощрить, если останемся живы, либо списать в чистую, если пропадём в местном винегрете из противоречивых интересов и запредельных амбиций.

Вообще, батя, любит вживаться в образ, вот и сейчас, он закурил вонючую чёрную сигару – страшное оружие массового поражения, от которого дохнут не только местные комары, но и слабые на дыхалку люди. Сам я не курю, поскольку избавился от этой привычки после прихода в группу к Серебрянникову. Сам он баловался табачком только на базе, а перед делом всегда завязывал на то время, что мы будем в рейде и других на это выдрессировал строго. Вот я и решил завязать с куревом насовсем, чтобы не перестраиваться каждый раз тереть пухнущие от нехватки никотина уши. Стало легче жить, но иногда всё ещё тянет выкурить сигаретку, под которую так легко соображается…

– Ты мне сейчас не просто всё скажешь, cabron![9]9
  Козёл – исп.


[Закрыть] Я ещё буду затыкать твою поганую пасть. – Батя вплотную подошёл к привязанному к столбу пленному, парню лет двадцати. Тот держался храбро, хотя люди Рауля уже основательно ему наподдали. Судя по всхлипам, издаваемым пленным полицейским при каждом вздохе, у него был двухсторонний перелом рёбер. Между тем, батя продолжал, мешая английские и испанские слова: – Сегодня ты видишь солнце в последний раз muchacho![10]10
  Паренёк – исп.


[Закрыть] Если ты не бросишь играть в молчанку и не расскажешь, когда твои друзья повезут украденное у нас продовольствие, тебя заживо сожрут муравьи. А для этого, мелкие твари сначала заберутся тебе в брюхо, пролезут в башку и выедят твои глупые мозги… Эй, – Он обратился к двум местным бойцам, явно индейской наружности, невысоких и черноволосых задохликов, данных Раулем в помощь. – Развяжите этого придурка и пойдём навестим Долорес.

Парни заулыбались, предвидя хоть какое-то развлечение, которыми сидящие в чаще повстанцы и так не были избалованы. «Прогулка к Долорес» – это изощрённая пытка позаимствованная у одного воинственного индейского племени, её часто применяли как партизаны, так и местные армейцы. Муравьи здесь, не строят домов из веточек, а предпочитают жить в древесных стволах, образуя целые колонии. Привязанный к такому дереву человек через пару часов сходит сума, а через неделю его объедают до костей. Смерть под такой пыткой медленна и мучительна, видимо полицейский об этом знал, потому что округлил глаза и быстро затараторил, как и предсказывал «батя». Посмотрев, как парня отвязывают и готовят к транспортировке в горы, откуда его родне передадут «весёлый» снимок с отрубленной головой на шесте и обязательно в форменном берете, я подошёл к командиру вплотную и тронул за плечо. Серебрянников быстро обернулся, нахмурив морду, но узнал меня, улыбнулся и выплюнув изжёванную сигару в сторону, приветливо подмигнул.

– Ловко я его, а старшой?

– Как всегда, Пал Николаич… Ты зверюга. Что спел этот мальчишка?

– Всё нормально, Егор. Припасы повезут послезавтра, по южной тропе. Сопроводилово будет небольшое: пятеро солдат, капрал и местный проводник. Но думаю, что паршивец врёт, либо сам мало что знает. Сам смекай, кто же местных идиотов по нашей территории одних пустит. Пошлют «нянек», голов десять, чтобы те издали караван пасли, да за местными приглядывали хорошенько. А самих лоялистов будет голов пятнадцать вместе с погонщиками. Ну да мы их не глупее. Перехватим их после развилки, когда они будут переправляться через ручей: берега там глинистые, размыто всё, да и вода ещё не спала толком. Караван вынужден будет полноценную переправу устроить. Так это будет достаточно далеко – километрах в тридцати от последнего их пикета, а маневренная группа подойти к ним сможет только через пару часов. «Няньки» скорее всего разделятся: часть сядет в охранение на другом берегу, а ещё человека три, будут тылы пасти. Если застанем мазуриков врасплох – возьмём груз чисто.

– Согласен, давай готовиться. Местных будем брать?

– А то! Надо же будет кому-то ослам хвосты крутить. Придержим их, пока дело делать будем, а под конец и высвистим, чтобы скотину собрали. А так по-прежнему работаем в ввосьмером, чего зазря выдумывать, пиндосов наверняка не меньше придёт.

– Ладно, пойду, сообщу Раулю хорошие новости.

– Добро. Только скажи ещё, что людей я сам отберу. Его родственнички мне в группе не нужны.

– Я постараюсь, батя, постараюсь. Но ты же знаешь, что без балласта ни как не выйдет, мы тут только гости.

– Ты его уломаешь, не даром он тебя уважает и, по моему, слегка побаивается. Не знаешь, почему?

– Без понятия, командир. Но думаю, что это из-за старого Родриго. Местный шаман, до сих пор меня привечает за тот случай с радикулитом. Хотя я просто защемление снял, магии там ноль. У меня дед всю жизнь маялся, вот и пришлось выучить пару фокусов.

– Ладно. – Серебрянников хлопнул меня по плечу, чтобы избежать развития темы прострелов и защемлений. – Постарайся только свести к минимуму тот вред, который он нам может причинить. Сам видишь, шутки кончились, амеры оскалились и в нашу сторону, зубки показали, мать их начисто. – Тут батя выматерился от души и сплюнул коричневый харчок на землю, растерев его носком берца. – И не этому ряженому попугаю их подпиливать. Задача ясна?

– Так точно. Есть, постараться свести к минимуму.

– Ты ещё под козырёк возьми, шут гороховый, рысью к Раулю. А то поди опять кого пристрелит с досады.

Батя не зря волновался: команданте Рауль имел массу непутёвых родственников, которых он старался пропихнуть в структуры организации на всякие хлебные должности. Но для того, чтобы стать резидентом или того выше – казначеем в каком-либо отделении организации, нужно было проявить себя вроде как бесстрашным бойцом. Система хорошая и в большинстве случаев на ключевых постах оказывались действительно эффективные кандидаты. Но иногда проскакивали на тёплое местечко разное ворьё и просто чьи-то родственники ни разу не державшие в руках оружие, да и просто не имевшие к организации прямого отношения. Но бывали случаи и гораздо хуже: в боевую группу могли навязать вот такого левого человека, чтобы тот мог с чистой совестью сказать: был «на боевых». Этот балласт часто портил всю игру и в двух случаях из пяти, операция летела ко всем чертям. Поэтому спецом для Рауля, «батя» придумал некий аттракцион, когда мы неделю таскали такого родственничка по сельве, давали пару раз пострелять по кустам. В ведомость команданте Рауль записывал, что проведена боевая операция и якобы имевшие место потери среди многочисленного и жутко специального противника. А записывались они на нашу группу, но конкретно на новичка, который вроде как не растерялся и так сказать проявил себя с лучшей стороны. У нас была негласная договорённость – команданте не портит нам реальную боевую статистику, а мы иногда таскаем его родню по лесу и всем хорошо.

Я вышел из-под навеса, душная жара сильнее обволокла, давая ещё один повод матюгнуть про себя местный климат. Несколько раз я здоровался с бойцами, большинство из которых знали, что наша гоп-компания это советские военспецы, присланные им в помощь. Некоторых наш третий товарищ, которого тут звали Ставо, научил русским матерным частушкам про новгородского купца Садко, чем очень гордился. Слава Белых, скрывавшийся под псевдонимом Ставо, был нашим подрывником и обучал местных обращению с амеровскими и нашими ВУ. Этот белобрысый, загорелый дочерна коренастый крепыш мог смастерить бомбу из чего угодно и прилепить её куда прикажут. Сейчас Славка что-то вдохновенно втолковывал на корявой смеси русского мата и жутчайшего по выговору испанского языков, шестерым аборигенам из сапёрного взвода, чьим неформальным командиром он сам и являлся. Я кивнул другу и почти уже прошёл дальше, как Славка окликнув меня, рысцой пробежав десяток метров уже очутился рядом.

– Эй, амиго Мигель! Как оно в целом?

– Нормально всё. Ты, завязывай с наставничеством, вечером выходим. Я иду с Раулем ругаться, чтобы опять свою родню нам не навязал. Собери всё по минимуму – груз нужен вместе со скотом вьючным, там почти четверть тонны всякого добра.

– А тебя Анютка просила в медчасть зайти. – Славка состроил весёлую, по его мнению, рожу, от чего его коричневая кожа на лице стала напоминать ягоду чернослива. – Очень так настоятельно просила: пусть, говорит, команданте Мигель, обязательно зайдёт до вечера.

– Не зубоскаль, знаешь же, что она не простая медичка. Да и женат я…

– Так не узнает же никто.

– Я буду знать. Этого вполне достаточно. Да и зачем мне эти заморочки, Слава. Девка она симпатичная, но Наташа – моя любимая жена. Про такое понятие как «однолюб» слышать приходилось?

– Не. То зверь редкий в красную книгу занесённый, не попадается в естественных условиях. Выловили поди всех, да окольцевали. – Потом, словно ему в голову пришла светлая мысль, Славка замер на месте и с наивным видом глянул на меня. – Знаешь чего сделай? Гарем заведи, вот и будешь всех любить как одну, но по очереди… – И тут же отскочил, зная, что я такие шутки пресекаю только одним способом: прописывая ему бросок через бедро.

– Славка! Не жужжи, поймаю – накажу.

– Не догонишь. Зараза ты, амиго: единственная на всё местное население красивая девчонка попалась, а ты всё нос воротишь. Вот верно люди говорят: фартит тому, кто не играет…

– Прибью!

Тут я притворно подался корпусом в сторону похотливого подрывника, но Славка снова отбежал, разорвав дистанцию и состроив уморительную рожу ускорился. Весёлый детонатор, как он сам себя называл, убежал, только махнув на прощание рукой. День для «команданте Ставо» был прожит не зря – план по приколам был выполнен процентов на сто пятьдесят.

Девушку, о которой говорил «весёлый детонатор», на самом деле звали Анита. Это была стройная, высокая смуглянка с коротко стриженными под пацана, чёрными волосами, которые были того оттенка чёрного, что отливает на солнце синевой. Миндалевидные и огромные бархатно-чёрные же глазищи, прямой, аккуратный с тонкими крыльями ноздрей носик. И ещё были очаровательные ямочки на щеках высокоскулого, овального лица… Было в девушке природное изящество, которое дополнялось чуть низковатым контральто и некоей картавости, ничуть не портящей её. Не характерное для местных дам сложение: те всё больше коренастые, крепко сбитые, коротконогие, с визгливыми как на подбор высокими голосами. В Аните чувствовался некий аристократизм и изрядная доля испанской крови.

Мы познакомились месяца три назад, когда я руководил группой герильерос, которую натаскивал на диверсионные акции. Группу нужно было обмять в боевых условиях и случай быстро подвернулся, тогда мы эвакуировали подпольщиков, среди которых была и Анита. Девушка уже была ранена, но девятимиллиметровая пистолетная пуля прошла сквозь мягкие ткани икроножной мышцы левой ноги, навылет, и кровь быстро удалось остановить. Вояки высадили десант прошедший обучение у амеровских советников у нас в тылу, отрезав путь к отходу. По местным меркам это была элита: вооружённые и обученные на манер амеровских рейнджеров, ребята могли доставить нам массу неприятностей. Но я предусмотрительно взял в группу пару местных метисов. Они отлично знали местность и провели группу под носом у местной десантуры, без единого выстрела. Я даже видел вражеского пулемётчика притаившегося возле тропы. По ней мы бы непременно пошли, не предупреди нас о десанте и не будь в группе хорошего проводника. Это как раз тот случай, когда меры предосторожности оправдали себя на все сто процентов.

После этого случая, Анита стала как-то странно на меня поглядывать при встрече и мы по долгу говорили. Иногда про всякие пустяки, но чаще всего она спрашивала о моей Родине. Многого нам говорить было нельзя, но я буквально покорил девушку всякими охотничьими байкам, коих знаю великое множество, поскольку вырос в небольшом посёлке в Восточной Сибири и часто ходил с отцом на промысел. Но сам не пристрастился: зверя люблю только наблюдать, убивать ради шкуры рука не поднимается. Само собой рассказывал без подробностей и имён. Но думаю, что девушка хотела просто проводить со мной время и наверное испытывала некие нежные чувства. Тогда я рассказал, что счастливо женат, но и это не сильно остудило пыл девчонки. Казалось она даже удвоила усилия, стараясь доказать, что она лучше моей Наташи. После этого встреч приходилось избегать, отговариваясь разными делами. Но вскоре меня вызвал Рауль и просветил, что я спас не просто девушку а прямую внучку самого генерала Франсиско. Потом, меня долго прорабатывал «батя», сначала оттаскав на… Ну понятно на чём, доходчиво разъяснив, что раз девка непростая, то лучше бы мне быть посговорчивее. И вот с тех самых пор я и играю в прятки с этой знойной красавицей, поскольку не смог бы прямо смотреть жене в глаза, если бы что-то действительно произошло бы между мной и Анитой.

Медпункт располагался в центре лагеря. Рядом с хижиной которую Рауль именовал своим штабом. Но туда я пока заглядывать не стал, оба разговора предстоявшие мне в ближайшие полчаса, были не из разряда приятных. Медпункт состоял из трёх комнат, в одной из которых была смотровая. В другой нечто вроде операционной м настоящим хирургическим столом. Который Рауль приволок откуда-то ещё до нашего с ним знакомства. Старый доктор, бывший тут до Аниты, подорвался на мине около пяти месяцев назад и некоторое время бойцы команданте Рауля занимались самолечением. Третья комната была своеобразной девичей светёлкой, в которой кроме кровати и письменного стола ничего не было. Туда-то я и вошёл. Девушка ждала меня сидя с ногами на узкой постели, забранной домотканым пёстрым покрывалом. Штука это очень редкая и дорогая, такую холстину можно только получить в подарок, они как правило не продаются туристам. В орнамент вплетён хитрый оберег. Он защищает того кто спит на застеленной им постели или укрыт этой накидкой от болезней и всяких неприятностей вообще. Бережёт и от сглаза, порчи и многих других разновидностей деревенского колдовства.

– Привет, Мигель… – Лицо девушки осветилось простой, радушной улыбкой, глаз заблестели, а на смуглой коже выступил румянец. – Ты пойдёшь на задание сегодня?

– Здравствуй, Анита. Ты сегодня ещё более хороша, чем обычно.

– Не скажешь… – Анита чуть умерила радость, лицо стало задумчивым. – Это работа. Я понимаю. Но я всё равно буду молиться за тебя… И за всех, кто пойдёт с тобой.

Девушка отвернулась к окну, выходящему в лес. Лагерь наш располагался в самой чаще, поэтому солнечный свет лишь изредка пробивался сквозь мешанину лиан, словно корабельные снасти опутавшие все отдельно растущие высоченные деревья. Но от душной, влажной жары тень не спасала: в комнате тихо месил воздух вентилятор, маленькими пластмассовыми лопастями разгоняя плотный, почти осязаемый воздух. Она снова обратила совершенно спокойное лицо ко мне, справившись с эмоциями. Ох, как нелегко было стоять перед красивой девушкой, на которой только лёгкое, белое льняное платье до колен, почти не скрывающее явных достоинств фигуры. Сглотнув, я мужественно отвёл глаза от узких, изящных щиколоток Аниты и продолжил светский разговор.

– Зачем ты хотела видеть меня?

– Лазарету нужны медикаменты, у меня остался только двухдневный запас, а Рауль кивает на тебя. Группа Серхио Рамиреса напоролась на засаду гринго. Они блокируют выход к побережью, все старые тропы теперь небезопасны.

– Ничего обещать не могу, но сделаю всё, чтобы медикаменты появились у тебя раньше, чем твои теперешние запасы подойдут к концу.

Она усмехнулась, снова сменив позу, сев ко мне вполоборота, спустив босые ноги на пол. Под платьем грудь девушки маняще ворохнулась, линия бедра явственно проступила сквозь ткань. Она знала, что я это вижу, но намеренно смотрела в окно, не встречаясь со мной взглядом.

– Знаешь Мигель, твой испанский стал лучше за последние два месяца. Теперь мне уже не надо сильно напрягаться, чтобы понимать тебя. Научи меня своему языку, тогда я смогу писать тебе письма. Может быть, даже позвоню как нибудь…

Девушка лукаво но с долей затаённой грусти, глянула в мою сторону из под опущенных ресниц. Пришлось снова начинать всё сначала.

– Мы уже обсуждали это, Анита. Не дразни меня. Я обычный мужик и ты само собой когда-нибудь меня переиграешь. Напоишь там, или что… Но как это ни банально будет звучать, жену я люблю, хоть она далеко, а ты рядом. Если это всё, за чем ты хотела меня видеть, то пойду – дел много.

Отлепив взгляд от пола, куда всё время старался смотреть, а глаза словно сами невольно снова перебегали на девушку, я быстро повернулся и уже сделал пару шагов к двери.

– Стой, Мигель!

Анита порывисто подбежала ко мне и почти силой обняла и крепко поцеловала в губы. Вся она пахла смесью терпких трав и пота здоровой женщины. Поцелуй был горьковато-сладким, дурманящим но вместе с тем, он будоражил и бодрил одновременно. Голова закружилась как после стакана водки и я невольно ответил на поцелуй. Потом она сама отстранилась, заглядывая мне прямо в самую глубину души.

– Прости, Мигель, не могла отпустить тебя так. С самого утра меня мучают нехорошие предчувствия. Брухо[11]11
  Брухо – колдун, знаток чёрной магии в некоторых племенах он же выполняет функции знахаря.


[Закрыть] Родриго говорит, что с моря идёт «ветер судьбы», такое не часто бывает: ветер этот дует раз в три года и всегда приносит болезни и смерть. Всё очень скоро изменится: многие умрут, а ты окажешься в беде.

– Брось, со мной всё будет нормально. Но если тебе так будет спокойней, я обещаю быть более осторожным. И… не делай так больше, ладно?

Девушка только отстранилась и отошла к окну, зябко поводя плечами и обхватив себя руками за плечи. Анита снова не смотрела в мою сторону, только согласно покивав в такт каким-то своим мыслям, махнула рукой в сторону двери.

– Иди. Колдун был прав: ты всё поймёшь слишком поздно, чтобы буря прошла стороной. Видно судьбу не обманешь. – Она снова порывисто оглянулась, в глазах стояли слёзы. – Но я всё равно буду молиться, ты дорог мне, Мигелино. Теперь иди, Рауль уже ищет тебя по всему лагерю. Прошу тебя, иди. Мне тяжело смотреть на тебя. – Девушка решительно смахнула слезинки с уголков глаз и выпрямилась, голос стал твёрже хотя нотки отчаянья всё ещё звенели в нём. – Отец не верил в Бога, но всё равно буду просить Всевышнего сберечь тебя в том, что грядёт… Уходи.

Больше девушка не произнесла ни слова, я просто вышел вон, направившись к «штабу», где квартировал Рауль. Намёки на некие мистические силы меня совершенно не занимали. В такой профессии как моя, всегда есть вероятность прохлопать некое западло. Тем более, что холодок опасности постоянно существует где-то на фоне остальных эмоций. Скорее, я уж забеспокоился, что перестал его ощущать, потому как если что подобное и случается, то это означает либо потерю чутья, либо тот факт что ты уже умер, но ещё не понял этого. Так бывает, если схватишь сквозное ранение – боль ещё не пришла, адреналин глушит сообщения вопящих от боли нервных окончаний, а мозг продолжает думать, что ты ещё цел и невредим. И в какой-то момент просто приходит осознание того, что не можешь сделать следующий шаг… А потом, всё встаёт на свои места: боль океанами затапливает сознание, тело живёт своей отдельной жизнью и только мозг отказывается повиноваться инстинкту, который транслирует внутрь вопль окровавленного куска мяса. Силясь изничтожить личность, имея целью превратить разумного, тренированного человека в безмозглую тварь. Воспоминания вызвали укол в районе левой верхней трети бедра. Первая и пока единственная серьёзная отметина, подарок от беглого заключённого, с которым не так давно сводила меня судьба, снова дал о себе знать. Стряхнув нахлынувшие воспоминания, я вытер испарину со лба и ускорил шаг.

Хижина вождя местных партизан, состояла из трёх больших комнат, с дощатым полом устланным плетёными циновками из волокна какого-то особого сорта лиан, отпугивавшего змей и всяких ядовитых гадов. Они источали горьковато-приторный аромат, чем-то напоминающий сандаловую эссенцию. Сам команданте, жил в подвале, откуда, как мне известно, прорыто два подземных хода за пределы лагеря. Рауль, несмотря на свои совершенно паршивые как боевого командира, качества, всегда был очень осторожен и часто благодаря почти звериному чутью на опасность, угрожающую лично ему, выводил отряд из хитрых ловушек федералов. Сам генерал Вера, очень чувствительный на всякие подлянки своих конкурентов из правительства, щедро спонсируемого американцами, очень ценил подобную чуйку и у своих подчинённых. Рауля он поднял из самых низов. Хотя ходили слухи, что наш местный вождь, приходился генералу дальним родственником. Никакого портретного сходства лично я между ними не замечал. Франсиско Вера – видный, плотного телосложения мужик, чем-то неуловимо напоминающий Панчо Вилья,[12]12
  Панчо Вилья – герой войны за независимость Мексики. Нечто вроде В.И. Чапаева, для всех латиноамериканцев если провести аналогию с Октябрьской революцией 1917 г. в России.


[Закрыть] может из-за пышных вислых усов и внимательного, чуть с прищуром взгляда умных, карих глаз. А наш Рауль – обычный, ни чем не примечательный субъект, среднего роста, с зализанными назад сальными чёрными волосами, собранными в недлинную косичку. Постоянно бегающими, водянисто-серыми глазами, на круглом, в крапинках оспин лоснящемся лице. В общем, эти двое ни в чём схожи не были, может только это пресловутое чутьё, вот и всё сходство.