Текст книги "Туман войны"
Автор книги: Алексей Колентьев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Расчёт был прост: скажи радист о том, что партизаны уничтожены сюда тут же слетится хренова туча федералов и быстро обнаружит обман. Совсем другое дело, если поисковая партия сама стала обузой, перестав приносить пользу. Помощь невезучим, конечно, окажут и пришлют вертолёт, но сделают это не сразу, а только по окончании прочёсывания района. Более того, поняв, что в ущелье есть минные поля, сюда вряд ли сунутся другие поисковые группы, без сопровождения сапёров. И нас тут тоже искать не станут, но на месте охотников я бы оставил заслоны на входе и выходе из ущелья. И таким образом, мы получаем часа два передышки, за которые можно увеличить разрыв между преследователями и нашей группой, спокойно просочившись между заслонами. То, что это реально, я даже не сомневался, ведь федералам станет известно про минные поля, а значит, никто особо караулить надёжно перекрытое минами направление особо не захочет.
Спустя неполные тридцать минут, наша потрепанная группа собралась на западном склоне в десятке метров выше высохшего русла реки и двинулась вперёд. Состояние раненого командира было скверное, но стабильно скверным. Рану, стараниями Лиса, снова прочистили п прижгли, прекрасно осознавая, что так вечно продолжаться не может. Дорога с трудом, как бы нехотя, отдавала нам километр за километром и вот уже впереди в нарождающемся предрассветном небе, показались пологие склоны гор – выход из ущелья Теней.
На этот раз, впереди шёл Лис и просидевший всё это время с раненым батей Симон. Парень вымотался, это было заметно невооружённым взглядом: глаза обрамляли чёрные круги, лицо осунулось. Двигался проводник порывисто, казалось, что вот сейчас он споткнётся, повалится в заросли и больше не встанет. Когда долгое время живёшь под угрозой смерти, но не знаешь откуда она придёт, усталость накапливается во много раз быстрее обычного. Постепенно, приходит ощущение безразличия к тому, что будет дальше, а апатия и уныние становятся главными нотами в настроении. Вот тогда-то и приходит то, что на казённом языке называется «случайная смерть». Человек либо сам совершает глупый, необдуманный поступок, лидо делает так, что подобное совершают его товарищи, гибнущие или калечащиеся с ним за компанию. Подозвав Лиса к себе на коротком привале, спустя час быстрой ходьбы, я указал глазами на проводника:
– Лис, следи за парнем внимательно, похоже, выдыхается.
– Та вижу я – Боец отстегнул с пояса флягу в матерчатом чехле, сделал скупой глоток воды и прополоскав рот тихо сплюнул влагу – Держался хорошо, но это ж пацан совсем, я в его годы ещё из рогатки по крысам шмалял.
– Приглядывай, короче – Я указал стволом «калаша» вперёд и влево – Вон по той ложбинке пойдём. Если кто тропу и сторожит, там скорее всего только пару «сигналок» поставят. Место глухое, для прохода с грузом мало удобное…
– Трудно пройти будет – Лис пристально разглядывал место прорыва в бинокль – Там метров тридцать полоса открытого пространства, да камни со склона осыпаются.
– Знаю, придётся рывками перебегать. Ну, давай пошли, а то рассвет совсем скоро, нужно успеть проскочить до того, как свет включится. Тронулись, помаленьку…
Мягкие предрассветные сумерки, да скрадываемая зарослями заря, сделали всё вокруг того неповторимого серо-сизого цвета, когда мир вокруг соткан из оттенков и полутонов. Время для рывка я выбирал не специально, но по опыту охотника знал, что в такое время, чувства обманывают даже зверя, не полагающегося на разум и слепо следующего инстинкту. Шанс проскочить мы не упустили: двигаясь быстрым, но осторожным шагом след в след, наш маленький отряд через сорок минут вышел по ложбинке к северному склону ущелья и незамеченный ни кем скрылся в сельве. Спустя ещё час, мы остановились на днёвку, настало время сеанса связи, да и от точки эвакуации нас отделяло каких-то десять километров. Люди устали, дорога в постоянном цейтноте вымотала нас до последней степени: все мечтали хоть на полчаса замереть в полной неподвижности, глотая холодную, ломящую зубы воду.
Лис накинул на сук антенну и взялся за свою шарманку, вслушиваясь полный треска статических помех и бормотания множества голосов эфир. Взгляд у радиста стал отсутствующий, движения затормозились, теперь придётся приглядывать ещё и за ним, парень совсем скис. Обойдя по периметру стоянку, я отошёл метров на сорок, затаившись у группки тоненьких древесных стволов, тоже прислушивался стараясь вычленить чуждые утренней какофонии джунглей звуки и… Услышал уханье филина, что для джунглей почти так же необычно, как если бы человек запел в голос.
Вскинув автомат, лишённый теперь за ненадобностью ночного прицела, я повёл стволом вправо и увидел машущего оружием Детонатора. Славка! Живой и невредимый стоял в просвете между древесными стволами, а у его ног кулём валялся наш бегунок – Пако. Осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, я вынул из кармашка разгрузки обычный камешек и кинул им в сторону «певца», чтобы прервать его затянувшуюся арию. Заливистую трель мог услышать не только я. Снаряд попал бы Славке ровно в середину груди, но тот ловко отвёл камень автоматом. Тихо звякнул металл, сапёр весело улыбаясь, зашагал в мою сторону подгоняя впереди себя аборигена. Тот семенил довольно шустро, несмотря на подбитый глаз и пару ссадин на унылой физиономии. Когда до живописной парочки осталось метров десять, я выступил им навстречу, от чего Пако шарахнулся было назад, но Детонатор ловко подсёк тому ноги и жирный родственник команданте снова рухнул в траву.
– Салют, брателло Мигель! Смори, кого я тебе приволок… Se levanta, la mierda![62]62
Поднимайся, дерьмо – исп.
[Закрыть] – Славка пнул поскуливавшего местного, от чего тот с трудом поднялся и потрусил вперёд, в то время как неунывающий Детонатор принялся вполголоса излагать мне историю поимки беглеца.
– Ты как в поиск подался, этот хмырь жирный всё на месте не сидел – В полголоса вещал подрывник, пока мы все втроём шли к небольшой полянке, где остановились на привал – Понял я, что свинтить чурка хочет и автомат у него отнял. Так он чего удумал: нажрался ягод каких-то и ну воздух портить… У, падла! – Славка наддал по корме семенящего впереди Пако носком берца и продолжил – Само собой я сплоховал, когда жиробас в кусты запросился, но веришь, камрад, вонища такая стояла, что глаза резало. Потом отвлёк он паренька нашего и тягу дал. Да хитро так след путал, но видно ягод своих пережрал, я его по кучам говна и нашёл. Потом прихожу, смотрю нету никого, а под камнем весточка лежит. Правду говорят, что нет хуже занятия, чем ждать, да догонять. Это ты опять шухер среди местных навёл, ползают по округе как вши перед банным днём, еле протащил пассажира в лес.
– Ущелье шерстят?
– Уже нет. Трупы в вертушку подняли на тросах. Потом со своими у северной горловины перетёрли, а те побожились, что не проходил мимо них никто…
– А ты всё сидел и слушал…
– А чё?! – Вскинулся Детонатор, остановившись и с толикой обиды продолжил – Кабы они сказали, что вот, мол, проходили тут советские военные специалисты, да привет вам передали, то всяко разно облава уже в лесу шерстила. А так, покрутились возле горловины и назад повернули, подумали, что вы обратно ушли, не смогли пост тихо обойти.
– Так а сам-то, чего вслед за федералами не пошёл – Подначивал я подрывника чтобы проверить, не врёт ли, но делал это автоматически, по привычке – Или…
– Да иди ты!.. Совсем-то за дурня не держи, если знаю, что до точки рандеву в обход пилить и пилить, то найдёшь лазейку. Вот я подождал, пока ищейки отойдут подалее и по ложбинке слева и проскочил. Увалень этот мешал, но как только я пояснил, что яйца ему обрежу, то аж вперёд меня ломился, вот так и дошли.
– Ладно, Слава, не серчай – Я хлопнул приятеля по плечу и пошёл к рации – Все на нервах сейчас, привяжи кабана этого и отдыхай, скажи Дуге, что его очередь в караул садиться.
В эфире ничего необычного не услышалось и спустя ещё двадцать минут, мы двинулись к точке эвакуации. Место это лежало в двух часах хорошей ходьбы от стоянки, но учитывая состояние раненого, который уже почти не подавал признаков жизни, я приказал увеличить темп марша. Мы добрались до приметной скалы, откуда удобно будет забирать и нас и носилки, спустя семьдесят одну минуту. В глазах темнело, пот уже не струился а капал из пор словно мы были сочащимися влагой губками. В воздухе постоянно слышался гул патрульных вертушек, операция по нашей поимке не сбавляла оборотов. Мы вповалку лежали на горячих камнях, вдруг Лис выпучил глаза и сорвав с головы наушник, передал его мне.
– Стрекоза – Мигелю! Стрекоза – Мигелю! Как приём, как приём?
Это был позывной нашей вертушки, но вот только сеанс получался внеплановый: время подлёта оговорено заранее и выход в эфир означал экстренную ситуацию. Я взял мокрый и вонючий от пота наушник с микрофоном.
– Здесь Мигель, говори, Стрекоза…
– Меня обстреляли… Машина повреждена!.. – Голос пилота был спокоен, но сквозь вой помех я различил надсадное завывание двигателя вертолёта – Всех вас на борт принять не могу. Подниму максимум двоих – троих.
– Понял тебя, Стрекоза – Блин, да что ж это за неделя-то выдалась – Возьми раненого и двоих наших, потом уйдёшь.
– Понял… Троих возьму. Подлётное время – двадцать минут.
– Ждём, не свались по дороге…
Обернувшись к бойцам, я внимательно окинул взглядом всё моё воинство. Ребята были даже не на пределе, израсходовав второе, третье и даже десятое дыхание они отдали всё, на что были способны. Да и я сам представлял по большому счёту зрелище более чем жалкое: измочаленная одежда, грязь и травяной сок по всему телу, хриплое с посвистом дыхание. Вот так приходи и бери нас тёпленькими.
– Дуга, Славка, Симон – идёте со мной. Лис, на тебе батя и этот жирдяй-побегунчик. Мне некого больше отправить, боец, не серчай.
Радист только посмотрел в мою сторону с немым, невысказанным укором, но промолчал. Мы оба знали расклад: с батей обязательно должен быть кто-то из нас, а Лис, как самый молодой мог надломиться в самый неподходящий момент. Мы оба чуяли слабину, свившуюся внутри него тугой пружиной, только я на инстинкте, а радист точно знал, что в какой-то момент в ущелье он дал волю приступу малодушия и не имеет права настаивать на том, чтобы остаться.
С севера, чадя дымным шлейфом приближался надсадно воющий движком вертолёт. Это был американский «ирокез», без опознавательных знаков и какого бы то ни было бортового вооружения. Я запалил дымовую шашку, чтобы обозначить нашу позицию. Жёлтый дым использовали и федералы, но если район так плотно обложен войсками, долго ждать гостей не придётся. Местность обязательно прочешут и будет это по моим прикидкам примерно через час-полтора. Вертушка зависла метрах в двадцати над скалой и сбросила с обоих бортов тросы и корзинку для раненого. Когда я привязывал Серебрянникова к хромированной корзине, раненый неожиданно пришёл в себя и что-то прошептал. Но даже наклонившись к самому его лицу, ничего расслышать не получилось, поэтому я только ободряюще похлопал его по руке и подал сигнал на подъём. Остальные поднялись на борт без видимых усилий, даже Пако шустро перебирал конечностями. Предвидя скорую безопасность и, возможно, повышение по службе.
Вертушка как бы нехотя развернулась носом на юго-восток и чуть вихляя стала удаляться набирая скорость. Не смотря больше в ту сторону, я кивнул оставшимся бойцам и хрипло проговорил:
– Фора по времени у нас минут пятьдесят, может чуть больше. Погонятся за вертушкой или нет, для нас не имеет значения, район будут шерстить плотно, раз идёт войсковая операция. Наша задача – выйти за пределы оцепленного района в направлении северо – северо-восток. Там болота и есть вероятность, что не все выходы оттуда перекрыты заслонами. Пойдём, как сможем быстро, привала в ближайшие десять часов не ждите, принять стимуляторы. Задача ясна?
В выборе оставшихся я не прогадал: три пары глаз смотрели на меня с усталым безразличием, но без толики отчаянья. Никто не проронил ни слова, ответом на мой вопрос были только едва уловимые кивки. Симон уже не был тем пареньком, который вышел с нами несколько дней назад, теперь мальчик исчез, его место занял прошедший боевое крещение воин. Построившись в походную колонну, группа перешла на волчий шаг и вскоре мы уже вышли на звериную тропу ведущую к болотам, гонка на выбывание началась…
Планета Гелион. 1-ый день первого месяца, года 5690 от окончания Передела. 12.38 по местному времени (соответствует примерно 06.00 ч. 10 февраля 1990 г. по земному летоисчислению). Понт Эвксинский, дворец «Гелиофор» – главная резиденция правителя острова Эвксин. Митридат II Бессмертный
Ему снова виделся один и тот же сон, вернее даже грёза, когда бодрствуешь, но настоящее не занимает тебя так, как что-то произошедшее много лет тому назад. Тогда отец, сильный и красивый в окружении гвардейцев и высших офицеров замер у командно-штабной машины, а перед ними на портативном планшете пляшет в сполохах помех тактическая карта восточного побережья. Аккадцы уже высадились, их винтокрылые коптеры и боевые авионики утюжат форты понтийского укрепрайона. Эвксинские войска повсеместно гибнут, но почти никто не бежит: на пути отступления точно работает аккадская артиллерия, сжигая технику и людей смертоносным дыханием плазменного, всепроникающего огня. Днём ранее, исчез в вихре коричневой чумы прекрасный Понт Эвксинский, мать Митридата и трое его братьев болезнь пожрала за считанные часы. Его самого, спас раб ромуланец, воспитывавший Митридата с раннего детства. Рослый и умелый воин, Луций попал в рабство к аккадцам и был выкуплен отцом царевича, много лет назад. Он учил Митридата драться без оружия и с оным, а позже обучал тактике и стратегии, приличествующей будущему правителю и полководцу. Когда же началась бомбёжка, и люди словно безумные стали срывать с себя покрывающуюся коричневой пеной плоть, воспитатель не растерялся. Он стащил с манекена лёгкую броню, предназначавшуюся для него самого и быстро надев доспех на мальчика, каким Митридат себя уже не помнил, и до последнего вздоха тащил его к тайному тоннелю в подвале дворца. По пути им попадались слуги и стражники, корчащиеся в судорогах на полу или бестолково мечущихся по коридорам и залам дворца. Митридат хотел увидеть мать, ища её взглядом, почти не замечая, что кружится голова и почти нечем дышать; наномехи уже разъели дыхательные фильтры брони и попали в кровь, начиная свою разрушительную работу. Потом, он всё помнил смутно: вот упавший, почти потерявший человеческий облик, Луций, втолкнувший царевича в открывшуюся дверь потайного хода, вот незнакомые воины с эмблемами «Вечного пламени» – личные телохранители отца, срезающие с него изъеденную наномехами броню, приклеивая к коже, покрывшейся коричневой коркой нарывов, оранжевые блоки медицинских анализаторов. Потом пришло забытьё и вот он уже видит озабоченное лицо отца, который обернувшись и бросив что-то стратегу Хавларию, быстрым шагом направившегося к нему. Митридат не мог сказать ни единого слова из-за трубок во рту, но отец лишь успокаивающе приложил палец к губам и сам начал говорить:
– Сын, мы с тобой остались вдвоём. Твои мать и братья погибли, мы не смогли пробиться в столицу вовремя и спасти всех вас. Ты болен и болезнь эта неизлечима… Пока неизлечима. Нужно выжить, сын. Я верю, Арес не откажет тебе в праве на месть. Тебя отправят в катакомбы Малиариса, на север, а потом…
Потом был новый атрудар и Митридата спас только захлопнувшийся люк бронемашины. Отец сгорел в плазменном огне, как и последние из совета архонтов– командующих остатками разгромленной в считанные часы армии маленького, утопающего теперь в огне пожаров Эвксина. Больше некому было отдавать приказы. Превозмогая боль, Митридат вырвал трубку изо рта и хриплым шёпотом приказал растерянно глядящему на него пилоту:
– В катакомбы… Нам ещё нельзя умирать, солдат.
Очнувшись от воспоминаний, Бессмертный увидел величественный зал, отстроенного заново «Гелиофора», где всё было восстановлено по старым чертежам и воспоминаниям самого царя. Опустив взгляд. Он увидел склонившегося в глубоком поклоне посла и окончательно сосредоточился на настоящем. Путь к мести был длинным, а шаги тяжелы…
– Мой повелитель, посланник александрийской колонии, комес Калистрат, прибыл для вручения личного послания от своего господина Феоктиста Александрийского.
Прислужник, разодетый в расшитый золотым позументом синий камзол, мягко ступая по зияющему зеркальными отражениями купола тронной залы полу. Царь любил, выступающих с особым достоинством высоких и статных ромулан. Этот раб не был исключением: в традиционном камзоле, бриджах и высоких мягких с круто загнутыми к верху носами сапогах без каблуков, он смотрелся очень величаво. Бронзовая маска полностью скрывала лицо прислужника, отчего лицо его застыло в постоянной полуулыбке, не вяжущейся с чёрными бусинками глаз – фотоэлектронных умножителей. Белый кудрявый парик скрывал шевелюру, совершенно обезличивая ромуланина, отнимая даже толику индивидуальности. Прислужник встал слева от замерцавшего сиреневыми всполохами деактивируемого на короткое время защитного экрана, склонившись перед вошедшим в зал послом лишь в лёгком полупоклоне. Митридат всем давал понять, что ни один правитель Элисия, будь он хоть трижды олигарх или, не приведи Олимпийцы, самозваным императором, не стоят даже поясного поклона самого ничтожного раба эвксинского царя. Где уж этим однодневкам тягаться с ним, прожившим три с лишним века, видевшем гигантские ковчеги Ура, отплывавшие от пылающих берегов того, что теперь именуется единственным островком цивилизации. Он, помнил железную поступь легионов Ашшутры, на фоне которых меркнет мощь всех армий известного мира. Царь до сих пор чувствовал ужас, заставляющий тревожно перемигиваться датчики в левом нижнем углу монитора, зависшего перед внутренним взором Бессмертного, теперь уже навсегда. Синтеты дали ему бессмертие и почти полную неуязвимость, но у всего есть цена: он не мог больше видеть свободное от непонятных ему символов окружающее пространство, всё было подёрнуто паутиной координатной сетки и мигающих таблиц и цифр.
Синтеты обещали, что попытаются убрать это ненужное ему сочетание цифр и окружностей, охватывающих видимое пространство цепкими зеленовато-жёлтыми нитями. Боль, поселившаяся в теле почти три века назад и сжигавшая кожу, превратившуюся в подобие тёмной прожаренной шкуры цыплёнка, теперь ушла. Сейчас, Митридат не чувствовал абсолютно ничего: даже самое малое беспокойство исчезло совершенно. Теперь царь не нуждался во сне, пище и мог неделями заниматься своим любимым детищем – шагающими «асписами».[63]63
«Аспис» – шагающий танк. Как правило имеет ракетное вооружение, несколько тяжёдых пулемётов, безоткатное орудие. Название образовано от древнегреческого слова «аспис» (круглый ростовой щит). Асписы – наследие войн Передела, имеются в небольшом количестве в войсках армии Митридата. Из-за высокого уровня автоматизации управляются только воинами-синтетами.
[Закрыть] Новые танки били на полигонах и в мелких стычках имперские «ирбисы»[64]64
«Ирбис» – единый многоцелевой танк имперских вооружённых сил.)
[Закрыть] заставляли пятится даже тяжёлые «сциллы»[65]65
«Сцилла» – единый многоцелевой танк ВС Аргоса.
[Закрыть] аргосских еретиков. С таким оружием, царь заставит чванливых конфедератов и этого молокососа в остроконечной тиаре, именующего себя императором всего известного мира, скулить и умолять о пощаде. Но пока это только планы. Теперь же, придётся заняться послом, который вот уже долгих пять минут, стоит на коленях в десяти метрах от низкого ложа, на котором сидит Митридат. Посол замер, под прицелом десятка телохранителей-синтетов, облачённых в боевую броню и небрежно поводящих стволами носимых «круверов».[66]66
«Крувер» – 23-мм автоматическое роторное гаусс-орудие. Носимый вариант часто имеет уменьшенный калибр и ограниченный боезапас. Монтируется как основное оружие на боевом тактическом пехотном комплексе «Ксара», применяемом только в армии синтетов.
[Закрыть] Но оружие у этих солдат всегда деактивировано, о чём никто кроме самого Митридата и двух его самых доверенных людей не знал. Мало устранить угрозу совершающегося покушения, гораздо важнее предотвратить следующее. Поэтому под сводами зала пряталась самая совершенная в обитаемом мире охранная система, не убивающая, а лишь парализующая убийцу или убийц, с помощью скорострельных игломётов и стазис-ловушек, словно невидимая сеть опутывающая жертв необоримыми гравитационными лучами. Игла с ядом парализует, а гравитационная сеть удерживает на месте. И уже после этого служба охраны выступает из-за потайных стен зала, чтобы тут же на месте вживить дерзким преступникам аксон подчинения. Более того, теперь Митридат стал совершенно неуязвим, поскольку его мозг покоился в резервуаре с питательной жидкостью, в подземелье эвксинского дворца, а кибернетическое тело лишь управлялось нервными импульсами, передающимися по выделенному каналу к послушной кукле, которую все считают Бессмертным. Когда случались дальние походы, мозг в бронированном контейнере помещался в один из шагающих танков, что на фоне их слабой уязвимости было вполне разумно…
– Бессмертный и величайший – Начал наконец свою речь хорошо поставленным голосом александриец, после разрешающего кивка головы Митридата – Мой господин, автарх…
– Я знаю, как зовут твоего хозяина, раб – Голос нового тела был приятным басом, но лицо посла вздрогнуло и он замолчал – Говори, чего хочет Феоктист, но говори не увиливая, моё время хоть и бесконечно, но весьма ценно, раб.
– Мой господин – Начал заново уже дрожащим от напряжения и обиды голосом дипломат – Хочет предложить тебе, Бессмертный царь царей, союз от имени Конфедерации семи городов Элисия.
Калистрат замолчал в ожидании, что его опять прервут, но ошибся. Митридат не страдал манией величия, просто ему не хотелось показывать всем своё истинное лицо. На самом же деле, Бессмертный уже давно поджидал, кто же из кичливых автархов Семиградья, первым прибежит к нему на поклон. Этот плод селекционных браков внутри своего семейства – Флоксис, давно уже напрашивается на хорошую трёпку. Загвоздка в том, что выступи Митридат теперь, у всех появится повод забыть старые распри и выступить против монстра, каковым его считают все без исключения СМИ на Элисии, единым фронтом. С полоумным щенком разговаривать бесполезно – он и шагу не ступит без своих триумвиров и сотни другой принесённых в жертву Осирису девственниц. Но имея огромную, хорошо оснащённую армию и второй по численности флот, можно иметь некоторые экстравагантные привычки. Кроме того, Флоксис коварен и легко ударит в спину, чего не ожидается со стороны разобщённых, но таких гордых аристократов Конфедерации. Эти будут блюсти букву договора и скорее отдадутся ему в рабство, нежели нарушат клятву…
– И с чего твой господин решил, раб, что я хочу заключить с теми, кто считает меня богохульником и порождением бездн Аида, какой-либо договор? Оглянись вокруг – Митридат повёл рукой и правая стена залы исчезла, открыв встроенный в неё голографический экран – Моё царство велико, а армия непобедима. Вы не нужны мне, смертные. Это я и мои фаланги необходим вам как воздух!
Бессмертный поднялся с низкого, стоящего на полутораметровом возвышении, ложа устланного шкурами горного барса и одним неуловимым движением оказался рядом с александрийцем. Без видимых усилий, царь поднял посла с колен и развернул опешившего человека в сторону экрана, высящегося от пола до купола зала на двенадцать с половиной метров в высоту и на сорок метров в длину. Карта отображала остров Эвксин, с мигающим пурпурным цветом значками крупнейших полисов – Тавриды и Понта Эвксинского. А также на ней отображались кусок северного побережья Аларийского океана и восточная часть аргосского полуострова.
– Смотри, раб: пурпур, это я – Повинуясь мысленной команде Митридата весь Эвксин, сорокамильная зона океана вокруг него и бОльшая часть северо-западного побережья Элисия окрасились в багрянец – Синине-белый, это твой господин и другие толстосумы – конфедераты…
На экране загорелся обширный кусок суши, простирающийся с юго-восточного побережья, до отрогов Родопских гор. Изрезанная внутренними границами Конфедерация не производила впечатление надёжного монолита. Придворные картографы постарались выразить всё презрение эвксинского деспота к этому слабому, аморфному государственному образованию. Бессмертный продолжал свой монолог, ни сколько не сомневаясь в том, что посол слушает его очень внимательно, ловя каждое слово и интонацию.
– А вот ваш самый злейший враг – Митридат снизошёл до того, чтобы указать на юго-восточную, окрашенную в коричнево-золотые цвета громадный кусок Элисия, в двое перекрывавший, все остальные цвета на карте – Щенок Флоксис и его осиный рой!..
Тут царь отпустил посла и также быстро вернулся на ложе, усевшись на нём закинув ногу на ногу. Митридат был одет в тёмно-бордовую тогу с золотой оторочкой, голову царя венчал венец червонного золота с гранёным в форме восьмиконечной звезды крупным сапфиром. Ноги его, обутые в мягкие сафьяновые сапоги с загнутыми носами, под которыми угадывались чёрные, отороченные золотым же позументом бриджи. Тело, данное царю синтетами, внешне ни чем не отличалось от обычного человеческого, и могло бы принадлежать высокому, под два метра ростом юноше лет двадцати. Правильные черты овального лица, прямые, коротко стриженные чёрные волосы высокие скулы, серые внимательные глаза, прямой, словно очерченный по лекалам нос, бронзового оттенка кожа там, где её не скрывала одежда. Но вот выражение лица было застывшим, его не искажала ни единая эмоция: гнева, радости или малейшего волнения на нём не отражались, словно это была ожившая статуя кого-то из Олимпийцев. Бессмертный единственный не носил маски. На всём Эвксине было принято скрывать свои лица, подобно жрецам, ведь Митридата почитали словно живого бога, сошедшего на землю.
Посланник александрийского автарха Калистрат, снова встал на колени, смиряя гордыню и недавнюю дрожь от угрозы почти неминуемой гибели, продолжил заранее отрепетированную интерпретацию речи. Трудно было произносить слова послания текст которого ему передали лишь за час до начала аудиенции у деспота. Сам процесс представлялся делом непростым и даже опасным. Видят боги, это было весьма сложной задачей, ведь Митридат не признавал суверенитета посольств. Последний, кто вызвал неудовольствие своенравного властителя, был имперский адат,[67]67
Так в Ра называли послов и наместников
[Закрыть] осмелившийся назвать своего господина императором во время вручения верительных грамот. Хоть это и было в перечне запретных выражений, доводимых курией иностранных дел до всех представителей суверенных держав при царском дворе. Имперца поджарили живьём путём облучения микроволнами в огромной дворцовой печи, казнь длилась трое суток с шестьюдесятью реанимациями сошедшего с ума от боли человека. Прекратилось это только тогда, когда Митридату надоело слушать вопли транслируемые в торный зал вместе с картинкой процесса. Запись была отослана Флоксису, говорят. Молодой император оценил изобретательность Митридата, повелев сконструировать у себя нечто похожее. Однако, агенты александрийской разведки в имперском дворце доносили, что молодой монарх в ярости и бессильной злобе изрубил в покоях троих прислужников и своё золочёное ложе из драгоценных пород древесины. Ведь казнить в ответ послов Митридата и тем самым дать повод второму воздушному флоту эвксинского тирана сравнять с землёй Гизу, с совершенно безопасного расстояния, он не мог. Воздушная армия Митридата не уступала только аргосским ВВС, да и то, так это или нет проверять ещё никто не решался. Диктатор Константин, далеко не так глуп, чтобы обескровить свою армию в боях с заведомо равным по силе противником…
Долгая жизнь дала Митридату власть над остатками технологий ушедшего на другой конец света народа Ура, о котором мало что известно вот уже более пяти веков. Мобильное и неуязвимое для большинства того, что состояло на вооружении армий Элисия, войско эвксинского деспота громило врагов с пугающей быстротой и эффективностью. Предок нынешнего императора – Селевк IХ, потерял весь флот, включая два новейших на тот момент авианосца и полторы тысячи танков и три тысячи отборной пехоты в попытке открыть военные действия против Митридата. И всё произошло за двое суток, имперские войска и корабли просто перестали существовать. Волны Торгайрского пролива, отделяющие Эвксин от материка просто расступились и весь имперский флот провалился в гигантскую воронку: вода, словно не выдержав веса многотонного груза, ушла из-под килей судов эскадры, в считанные мгновения сомкнувшись над головой почти сорока девяти тысяч человек. Никто так и не выплыл на поверхность, поскольку глубина пролива исчисляется тремяста тысячами метров в самом мелком месте. Больше никто не решался нападать на оставшегося в своих границах эксцентричного… Какими словами можно описать существо, живущее вечно и лишённое всех человеческих слабостей, кроме тщеславия? Богохульство так и просилось на язык, но Калистрат удержал себя и продолжил:
– Автарх Феоктист, предлагает тебе, Бессмертный царь, легитимность.
Вопреки ожиданиям александрийца, деспот не рассмеялся, а подбадривающим кивком головы, предложил послу говорить дальше:
– Александрия берёт на себя посреднические обязательства, во исполнение коих, ты станешь полноправным членом Совета олигархов Элисия, с правом равнозначного запрещающего голоса. Ты станешь равным среди… – Тут посол запнулся, но снова увидев разрешающий жест Бессмертного, продолжил, глотая окончание неудобной фразы – Более того: Олимпийская курия, признает твой божественный статус, в Пантеоне будет воздвигнуто изваяние.
После того, как александрийский посол закончил говорить в зале повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь работой сервоприводов боевой брони синтетов. Неожиданно, приготовившийся к любому развитию событий Калистрат, услышал негромкие хлопки и смех. Глянув в зеркальную поверхность плит пола. Он увидел. Что это царь смеётся и хлопает в ладоши:
– Правильно ли я понял предложения Феоктиста, раб? Ты говоришь, что твой хитроумный господин, сможет даровать мне власть, сравнимую по полномочиям с непримиримым Павлантием, моим извечным гонителем? И жрецы воскурят жертвы мне, как одному из олимпийцев?
В голосе Митридата не читалось недоверия. Скорее, возникало нехорошее чувство, что это существо и так знало, что хотел передать через своего посла Феоктист.
– Точно так, Бессмертный царь – Александриец распростёрся в глубоком поклоне, коснувшись лбом отполированной обсидиановой поверхности пола.
Митридат на мгновение замер, снова увеличив сходство с мраморной статуей. Теперь уже он ни единым движением он не выдавал своих эмоций и без того нечитаемых никакими методами, коим Калистрата как и всех представителей дипкорпуса обучали в «Янусе». Мгновения тянулись словно застывающая патока, заставляя внутренне содрогаться от ожидающей его судьбы человека. Будь его воля, близко бы он не подплыл к Эвксину! Ну почему, его жребий оказался так жесток? Сидел бы в тихом болотце консульской службы где-нибудь в Фивах, попивал тамошнее охлаждённое вино…