Текст книги "Чекисты рассказывают..."
Автор книги: Алексей Зубов
Соавторы: Леонид Леров,Алексей Авдеев,Виктор Егоров,Рудольф Абель,Андрей Сергеев,Владимир Листов,Василий Митин,С. Стрельцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)
Уже рассвело, а партизаны все шагали, стараясь подальше уйти от деревни. Они остановились только перед болотом, устроили дневку на пологом берегу под густой березкой. Маркин и Правдин с длинными шестами пошли на болото. Прыгая с кочки на кочку, прощупывали дно и отмечали тропу вешками. Андреев разжег костер, подвесил над ним котелок с водой. Сырой валежник упорно не хотел загораться, трещал и дымил. Андреев усиленно дул на него, кашляя от дыма, ругался.
– Эй, сестра милосердия, не копти небо, – бурчал Щербаков, отворачиваясь от едкого дыма.
Андреев, не обращая на него внимания, продолжал трудиться у костра. Ему надо было побыстрее вскипятить воду, чтобы напоить раненого. Галушкин, внимательно осмотрев местность вокруг непредвиденного бивуака, послал Щербакова подежурить у дороги, а Головенкову приказал нарезать еловых ветвей и настелить их вокруг костра. Он решил дать ребятам отдохнуть, прежде чем идти через болото.
Уходя из отряда, партизаны захватили с собой несколько противопехотных мин, усиленных добавочными зарядами тола. При необходимости эти мины можно было успешно использовать, что они уже и сделали, покидая сарай предателя. Теперь Галушкин решил проверить оставшуюся партизанскую артиллерию. Он достал из мешка два зеленых квадратных ящичка – мины, внимательно осмотрел часовые замыкатели.
Вскоре Головенков притащил огромную охапку веток. С болота возвратились Маркин и Правдин. Оказалось, что только метров сто можно пройти по твердым кочкам, а дальше надо брести по воде или жидкой грязи. Андреев подбросил в костер еще охапку хвороста. Костер задымил, затрещал, но на этот раз пламя быстро прорвалось через хворост и жадно потянулось вверх, обжигая молодые листочки березы. Маркин и Правдин придвинулись поближе к огню, наслаждаясь теплом. Глаза слипались. Обсохнув немного, Маркин стянул сапоги и повесил их на воткнутые перед костром палки.
– Ты что это, Паша? Не думаешь ли, как Иисус Христос, босиком через болото топать? – засмеялся Правдин.
Маркин даже не посмотрел в его сторону, а занялся портянками.
– Паша, я знаю, что у тебя ангельская душа, но с боженькой тебе все равно не сравняться, – не отставал Правдин.
Маркин вытянул грязные, истертые в кровь ноги.
– Посмотри-ка, чем я хуже твоего Иисуса Христа? Знаешь, Витя, хочется хоть минуту почувствовать, что ноги сухие и в тепле.
– Правильно, Паша, цивилизация дело великое. За нее боролось не одно поколение передовых людей.
Андреев хмыкнул, косо глянул на Маркина, пробасил:
– Ох и нежная у тебя, Пашка, натура. Смотри, «цивилизатор», как бы тебе не остаться без сапог. Нагрянут фрицы – запрыгаешь, как заяц.
– Нет, Леха, пусть хоть сотня фрицев на меня прут, а сапоги я им не отдам.
– Дело твое, а по-моему, лучше б тебе не разуваться. Грейся, а то еще зачихаешь. Возись тогда с тобой.
Николай зашевелился на носилках, попросил пить. Всю дорогу от деревни до болота он молчал. Только изредка стонал. Андреев пошел к носилкам, дал ему попить. Раненый успокоился.
– А вообще-то, Паша, Леха прав. Подумай, – сказал Правдин и повернулся к носилкам. – Ну, Коля, как дела?
Рыжов рассматривал что-то в траве у носилок. Облизав потрескавшиеся губы, вздохнул.
– Какие дела? Горю весь... Витя, посмотри, какие они, – сказал Рыжов.
Правдин нагнулся, но ничего не увидел.
– Да вон, росинки блестят... Помнишь, в лагере на Истре? Костер на берегу жгли. Рано утром трава вся в алмазных искорках, лес от птичьих голосов звенит. Уже год прошел...
Скрипнув зубами, Николай вопросительно глянул Виктору в глаза.
– Коля, ты помолчи, а я буду разговаривать и за себя и за тебя. Спортивный лагерь на Истре я хорошо помню. И то помню, как в первый день войны Пашка чуть было не утопил там одну девушку. А ты помнишь?
– Точно, – чуть слышно промолвил Николай, и его губы дрогнули в улыбке.
От костра послышался смешок. Смеялся Борис. Он тоже хорошо помнил, как его скромнейший друг Павел Васильевич Маркин, который при упоминании о девушках густо краснел до самых своих «великолепных ушей», тогда проявил безрассудную храбрость, достойную настоящего мужчины.
– Смотри какой! А я-то думал, что ты один из тех монахов, что в новоиерусалимском монастыре обитали. «Здесь, на земле, мы – странники и пришельцы», – забасил Андреев. – А ты, Пашка, оказывается, Сергею пять очков вперед можешь...
– Ну? Что могу? Договаривай! – нарочито грубо перебил Андреева Маркин, стараясь скрыть свое смущение.
– Ой! Ха! – хохотнул Андреев, довольный тем, что Маркин вышел из терпения. – А я думал, что Виктор шутит. Выходит, что правда?
– Что правда?
– Да это самое. Ну, как его? – Андреев завертел перед своим крупным носом грязным пальцем, чмокнул, вопросительно поглядел на Маркина.
Ребята развязали мешки, вытряхнули из них остатки сухарей, размочили в кипятке. Каждому досталось по ложке кашицы. Неприкосновенный запас – по пачке галет и по банке мясных консервов на каждого они не решались начинать.
Раскаленное солнце висело над лесом. Туман над болотом почти рассеялся. Тучи комаров поредели. Можно было растянуться около костра, расслабиться и бездумно смотреть в легкое майское небо, по которому медленно плыли редкие ватные облака. Лежать и думать о чем-нибудь довоенном...
X– Эх, братцы, сальца бы покусать, – вслух рассуждал Головенков, шаря по углам отощавшего вещмешка, в котором, словно желуди, пересыпались патроны, лежал замасленный мешочек с принадлежностями для чистки оружия, дырявые портянки и не было ничего съестного, кроме «НЗ».
Ребята начинали подремывать.
– И чего я, дурак, не захватил вчера со стола остатки хлеба и сала? – снова заговорил Головенков, отбрасывая мешок.
– Не сожалей о сделанном, Иванушка, – лениво перебил его Правдин. – Такова, брат, наша жизнь. Вот, например, раньше, говорят, на белом свете были не только Иванушки-дурачки, но встречались и Иванушки-царевичи. А вот в наше время нет тебе ни царей, ни царевичей. Вот и приходится нам довольствоваться лишь одними Иванушками...
– Дурачками, – зло добавил Маркин и продолжал: – Витька, что это за люди? Был бы рад, что голова уцелела, а он – «сальца бы покусать».
Ребята ругали Головенкова, а у самих слюнки текли от воспоминаний о вчерашнем сытном ужине. Сейчас они пили кипяченую болотную воду.
– Да, ребята, если бы не та женщина и не мальчишка, то сейчас бы нам и этого болотного бульона не пришлось хлебать. Отдали бы концы без завещания.
– Точно, Лаврентьич. А Пашке без завещания умирать никак нельзя, – заметил Правдин, увертываясь от вещевого мешка, которым в него запустил Маркин.
– Пашенька, спокойно, я имею в виду не материальные ценности, а духовное твое богатство, – закончил свою мысль Правдин.
– Да ну тебя, остряк! – сказал Маркин и повернулся к Галушкину.
– Лаврентьич, а мальчишка тот – твой тезка.
Галушкин улыбнулся.
– Правильно, Борисом Петровичем представился. Мать его до войны учительницей в Рудне работала. Отец – на фронте. Хороший паренек.
– Точно. Молодец парнишка, – продолжал Маркин. – И как это он ловко через чердак на крышу выбрался, а с крыши спустился по дереву. Староста, сволочь, уезжая за карателями, избу снаружи запер...
– Ребята, фрицы! – крикнул Щербаков, неожиданно появляясь перед костром.
– Брось, Сергей, разыгрывать, – отозвался Правдин.
– Какой тут розыгрыш! Лаврентьич, точно фрицы!
– Тьфу! – со злостью плюнул Галушкин, вскакивая на ноги. – Где? Много?
– Группа конных! До взвода будет! Идут по нашему следу! – доложил Щербаков.
Разобрали оружие, снаряжение, приготовились к бою. Только Маркин беспомощно прыгал на одной ноге, пытаясь обуться. Мокрый сапог не лез на ногу. Предсказание Андреева сбывалось.
– Маркин и Щербаков со мной! Остальные с носилками – через болото, быстро! – приказал Галушкин и побежал к дороге.
Маркин выругался, сунул сапоги голенищами за пояс и через несколько секунд уже лежал рядом с Галушкиным у дороги.
Метрах в шестистах на просеке виднелись всадники. Они растянулись в колонну по двое, держа оружие в руках. Не опуская бинокля, Галушкин сказал:
– Вот сволочи! Двух овчарок ведут, – потом спросил: – Как там наши ребята?
– Бредут.
Впереди отряда карателей шел солдат. Он с трудом удерживал на поводке лающих псов.
Гитлеровцы двигались медленно. Они то и дело разглядывали дорогу, шарили в придорожных кустах, заходили в лес и снова появлялись на просеке. Немцы, видимо, опасались партизанской засады. Галушкин оглянулся. Андреев и Головенков, увязая в болоте, с трудом несли носилки с раненым, а Правдин – мешок с минами и взрывчаткой. Они то скрывались по пояс в болоте, то поднимались на твердую тропу. Галушкин видел, как трудно было носильщикам.
Ребята прошли не больше половины пути. Вот Головенков споткнулся, упал. Николай вывалился из носилок. Андреев кинулся к нему, поднял на руки. Потом перевалил его через плечо, как мешок, медленно побрел дальше, балансируя правой рукой и широко загребая ногами. Над болотом повис короткий, словно крик подстреленной птицы, стон раненого и тут же прервался. Галушкин сжал зубы, отвернулся.
Каратели вдруг остановились, сгрудились, стали о чем-то совещаться, указывая руками в сторону молодого леса, в котором притаились партизаны. Может быть, они увидели дым от костра, что все еще тянулся над верхушками деревьев?
– Борис, давай-ка я чесану их, а? Больно удобно, как воробьи на дороге, – попросил Маркин.
Щербаков молча щелкнул затвором, тоже готовясь стрелять.
– Отставить. На стрельбу они пойдут быстрее. Эх! Посмотри-ка вон, – кивнул Галушкин на дым. – Тоже мне партизаны.
– Ух ты! Прямо фейерверк! Может, залить?
– Поздно, Паша. Видишь, они уже разворачиваются. Значит, заметили дым.
– Это все черт рыжий, – ругался Щербаков. – Я ж говорил. Всегда ему надо целое пожарище разводить!
– А ты где был?
– Я, Пашенька, к теще в гости ходил, – зло ответил Щербаков.
– Наверно.
Всадники тем временем рассыпались по лесу. Похоже было, что они решили окружить стоянку, не дать партизанам уйти лесом, а прижать к болоту.
– Да-а. Неплохо придумали, сволочи, – бурчал Галушкин. – Это нам еще один урок на будущее. Если, конечно, оно у нас будет.
По болоту медленно брел Андреев с раненым на спине. До противоположного берега, на котором стеной темнел лес, оставалось не более пятидесяти метров, но Галушкину казалось, что у Андреева не хватит сил, чтобы дойти. Уж больно медленно шагал он, покачиваясь из стороны в сторону.
– Эх, черт! – вырвалось у Галушкина, когда Андреев опять споткнулся. – Пашка, Сергей, давайте-ка на помощь Алексею. Быстро!
– Но один ты их не задержишь! – сказал Маркин, испуганно глянув на Галушкина.
– Идите! Я еще успею отойти без боя. Вот, возьми. Бросишь последней, – он протянул Маркину гранату, сильно утолщенную и обернутую медицинской клеенкой. – Это документы, ясно?
Маркин кивнул, но не двигался.
– Борис, я останусь с тобой.
– Приказываю идти на поддержку Алексею и другим, понятно? – Галушкин гневно глянул на Маркина, что случалось с ним очень редко. – Марш!
– Ну чего ты орешь?! – сказал Маркин и с обидой глянул на друга.
Повернувшись, он пошел к болоту. За ним молча двинулся Щербаков.
Галушкин почти не следил за противником, пока Маркин и Щербаков не догнали Андреева, не взяли у него раненого и не вышли на берег. Только после этого он кинулся к костру, взял мины, осторожно подсунул их под подстилку у костра и запустил механизмы. «Тик-так!.. Тик-так!» – неторопливо застучали часы, сдвигая стрелки – замыкатели электрической цепи. Проверив на слух их работу, Борис побежал к болоту.
Борис бежал по болоту, каждую секунду ожидая, что вот-вот фашисты пустят ему в спину очередь. На ходу он выдергивал вешки, указывающие безопасный путь через трясину, и отбрасывал их в стороны. Не раз он срывался с кочки, падал, барахтался в болотной жиже, с трудом выбирался на тропу и снова бежал. Он хорошо знал, что теперь его жизнь зависит от того, как далеко он отбежит от берега, на котором вот-вот должны были появиться каратели. Пробежав метров сто, Галушкин невольно замедлил шаг: не хватало воздуха, грудь разрывало будто когтями. Тучи комаров назойливо липли к мокрому лицу, слепили глаза, попадали в рот, нос и мешали дышать, вызывали тошноту. Намокшая одежда и вещевой мешок тянули вниз. Стена высокого леса, как казалось ему, не приближалась, а, наоборот, удалялась. Когда он падал лицом в воду, лес исчезал. Поднявшись, Борис снова видел желанный лес, облегченно вздыхал и упорно брел к нему. Стиснув до боли зубы, Галушкин выдернул шест, поставленный ребятами вместо последней вешки, и, балансируя им, чтобы не упасть, зашагал дальше.
Наконец выбрался на берег.
– Все-таки успел? Вот молодчина! – встретил его Маркин.
Остальные ушли вперед с носилками.
– Рад стараться! – сказал Борис, едва переводя дыхание, и тяжело повалился на землю.
Они лежали за толстыми корнями огромной ели, поросшими мягким мхом. Ждать не пришлось долго. Каратели по одному стали осторожно выходить к болоту. Никого не увидев у догоравшего костра, они возвращались в лес, метались по берегу. Псы повертелись на одном месте, затем настойчиво потянули в болото. У костра появился офицер на коне. За ним второй всадник. Офицер что-то крикнул и указал рукой на костер. Двое соскочили с коней, стали ползать по земле. Вдруг грохнул взрыв. Фриц, державший собак, исчез, словно растаял. Лошадь под офицером взвилась, бешено понесла его по лесу. Один кавалерист рухнул на землю вместе с лошадью.
Взрыв мины разметал карателей. Посыпались поднятые взрывом комья земли, они засыпали вторую мину, она тоже взорвалась.
– Ого-го-го-го-о-о! Держи-и-и! – перекатываясь, понеслось над болотом.
Это Галушкин и Маркин не сдержали своей радости. На их голоса к костру снова выскочило несколько всадников.
– Пашка, огонь!
Дружный треск партизанских автоматов сдул карателей с полянки. Не выходя больше к костру, они открыли огонь.
Освободившись от проводника, овчарки рванулись в болото. Зло рыча и повизгивая, псы неслись по кочкам.
– Глянь-ка, Паша, как звери чешут! – указал рукой Галушкин.
– А почему они рядом?
– Да они ж спаренные. Немец не успел снять с них ремни.
– Правильно... Да-а, Боря, видать, много мы запаху на болоте оставили. Смотри, они точно по нашему следу идут, – сказал Маркин.
Галушкин серьезно глянул на друга.
– Это тебе не фрицы. Овчарок криком не испугаешь. Надо не выпустить их на берег, а то они нам быстро штаны спустят.
Прыгнув с последней кочки, овчарки поплыли. Но скоро потеряли след, заскулили, завертелись на месте. Одна стала отставать. Видно было, как ремень, спаривавший собак, натянулся. Задняя еле-еле держалась на поверхности воды. Вот она окунулась с головой, а вскоре вовсе перестала подавать признаки жизни и потащилась на буксире. Наверно, ее задело взрывом и она двигалась еще несколько минут в горячке. Второй пес, почуяв опасность, сильными прыжками рвался к берегу. Но ему мешала мертвая собака. Рывки становились все слабее и слабее. Выбившись из сил, вторая овчарка замерла, и обе они вскоре исчезли в болоте.
Партизаны переглянулись, облегченно вздохнули. У покинутой стоянки каратели больше не появлялись. Затихли вдали их выстрелы. Разметанный взрывами костер погас, и только облачко черного дыма от взорвавшегося тола еще стлалось над болотом. Галушкин улыбнулся, смахнул пот со лба, спросил:
– Ну как, Пашка, кажется, все?
Маркин кивнул, потом пристально посмотрел на свои босые ноги, принялся молча натягивать сапоги.
Оторвавшись от противника, Галушкин повеселел. Он стал шутить, смеяться, а Маркин мрачно пыхтел, топал ногой, ему было не до шуток. Наконец, натянув сапоги, он облегченно вздохнул.
– Теперь, кажется, все в порядке... Лаврентьич, откуда они такие берутся?
– Кто? Сапоги?
– Да нет, я про старика.
– A-а. Видать, осколок от разгромленной российской империи. Или какой-нибудь затаившийся кулачище.
– А вел себя, как дед мороз. Гад!
– Ничего. Мы еще с ним увидимся!
– Не мешало бы посмотреть ему в глаза, когда он снова окажется перед нами.
Галушкин ничего не сказал, только кивнул.
– А промокли мы с тобой, Паша, как всегда, по самые уши. Ну ладно, пошли. Обсохнем по дороге.
XIГалушкин внимательно рассматривал карту-пятиверстку. Правда, это была уже не карта в полном смысле слова, а то, что от нее осталось после того, как она несколько раз побывала в воде и расползлась по сгибам. Многие надписи бесследно исчезли. Борис старался разобраться в обрывках карты, чтобы привязать к местности собранные им по пути следования свежие данные об объектах противника.
Пока Галушкин работал с картой и дневником, ребята отдыхали, перебрасывались шутками...
– Эй вы, голодранцы... Чего расшумелись? – спросил Галушкин.
Ребята прекратили борьбу, встали и подошли к Борису.
– Ну что, Лаврентьич, будем храпеть? – спросил Щербаков, потирая глаза. – Алеша Попович уже дрыхнет.
– Спать будем позже, а сейчас потренируемся. Посмотрим, как вы, лесные бродяги, умеете строить переправу. Так ли, как языком чесать? Давай-ка, Паша, приступай.
– Какую переправу? – поднял растрепанную голову Правдин.
– Ночью будем форсировать Березину, – сказал Маркин.
– И ты, Пашка, такой речушки испугался? Или шутишь?
– Остынь, герой, – заметил Галушкин. – Наполеон не таким воякой был, как ты, и то от Березины с мокрыми штанами удрал.
– Так то ж Наполеон, а Виктор не любит штаны мочить. Помню, еще в детстве он всегда снимал их на ночь, – сказал Щербаков.
Ребята засмеялись. Правдин, не найдя сразу достойного ответа, пожал плечами, принялся приглаживать волосы. Щербаков подошел к Андрееву. Тот, сунув лицо в траву, крепко спал. Андрееву разрешалось отдыхать сразу, как только останавливались на дневку. От охраны стоянки он тоже был освобожден.
– Эй, привилегированная личность, вставай, а то все царство небесное проспишь! – сказал Щербаков и бесцеремонно потянул Андреева за ногу.
Андреев проснулся, перевернулся на спину, потер глаза, вопросительно посмотрел на ребят, зевнул, снова потер глаза и, наконец, сказал, глянув на Щербакова:
– Ну, чего ты порядок нарушаешь?
– Ха! Смотри, какой блюститель отыскался! Давай-ка сюда поближе.
– Зачем я тебе потребовался?
– Да не мне. Сейчас Пашка будет мозги нам начинять.
– Внимание! – сказал Маркин.
Он расстелил плащ-палатку на траве, разделся. Одежду и снаряжение, кроме автомата, уложил горкой на плащ-палатку, углы которой соединил и крепко связал поясным ремнем. Получился большой тугой узел.
– Вот и все, мальчики, видели? Представьте, что это сооружение не тонет и свободно удерживает на воде человека, если он не забудет болтать задними конечностями. Сами видите – ничего сложного. Я думаю, что при вашем образовании вам будет нетрудно соорудить такой понтон.
Ребята молчали. Павел стал развязывать узел.
– Э-э-й, постой, Пашка, постой, – задержал его руку Щербаков. – Разреши-ка еще разок взглянуть на твое произведение.
– Ладно тебе! Вот свяжете свои – тогда и любуйтесь. А сейчас – разостлать плащ-палатки! – скомандовал Маркин, стуча зубами, и принялся быстро одеваться.
Но ребята не торопились.
– Чего вы возитесь? Раздеться и делать то, что делал я. Ясно?
Они нехотя повиновались. Но хороших узлов не получалось: то узел был рыхлым, то с углов плащ-палатки соскальзывал ремень.
– Я искренне сожалею, друзья мои, но ничем помочь вам не могу. Главное в этом деле – не торопиться, – поучал их Маркин.
На посиневших лицах ребят улыбки постепенно сменялись гримасами нетерпения, на голых телах все больше и больше появлялось красных мазков от раздавленных комаров. Но Маркин словно ничего этого не замечал. Заложив руки за спину, он ходил взад и вперед, говорил:
– Безукоризненное изготовление узла-понтона, дорогие юноши, достигается путем последовательного и тщательного выполнения всех операций с начала и до завершения полного цикла. Итак, работать будем по методу – от частного к целому, и наоборот. Однако, – тут он сделал паузу и, зачесывая растопыренной пятерней волосы, голосом заправского лектора продолжал: – Сейчас я продемонстрирую это на одном экземпляре. Вот вы, молодой человек, – небрежный жест в сторону Андреева, – да, да, конечно вы. Возьмите-ка, пожалуйста, свой узелок. Вот так, не стесняйтесь. Станьте поближе, чтобы всей аудитории было видно. Кстати, я должен заметить, молодой человек, что выражение вашего лица совсем не соответствует данной ситуации. Что с вами?
– Что?! – вдруг забасил Андреев и угрожающе замахал руками. Он еще не пришел в себя от сна, его покачивало из стороны в сторону.
– Да, да, дорогой мой, – продолжал Маркин. – Что с вами?
– Иди ты...
– Милые юноши, я не ослышался? Он, кажется, возражает?
– Да брось, Пашка, к черту!
– Это что же получается, товарищи? Бунт? – сказал Маркин, отступая от Андреева подальше.
Рассвирепевший Андреев схватил узел и швырнул его в Маркина. Тот увернулся.
– Спокойно, мальчик, спокойно, не шалить. Надо уважать старших. Да и движения такого я вам, кажется, не показывал, – урезонивал Маркин обидевшегося ученика. – Этот случай мы разберем отдельно, а сейчас приступим с самого начала.
Тем временем Галушкин вбил четыре кола, привязал к ним сверху жерди, набросал на жерди лапчатых ветвей. Под навесом стал разводить костер, не обращая внимания на ребят. Раненый, укутанный полушубком, изредка открывал глаза, поглядывал на них. Что-то похожее на улыбку кривило его губы. Четверо голых партизан, ворча, снова и снова вязали узлы. Наконец Маркин сказал:
– Ну вот, теперь совсем дело другое. Отлично! Видите, что значит быть внимательным. Вольно! Можно отдохнуть.
Посиневшие партизаны бросились развязывать узлы.
– Отставить! Опять спешка. Поймите – это же только полуфабрикат. Неужели вы думаете, что узлы потребуются для переправы ваших собственных персон? Ошибаетесь, друзья мои. Узлы нужны для постройки плота. Я понимаю, что вашим изнеженным телам непривычны резкие скачки температуры. Но, к сожалению, дорогие мальчики, ничем помочь не могу. Закалка, то есть умение организма противостоять холоду, или, как можно выразиться, температурный иммунитет, приходит с ежедневной тренировкой, – говорил Маркин, расхаживая перед строем посиневших ребят, – Чтобы не быть голословным, я расскажу вам интересный случай из моей практики...
Но он не успел начать. Пошептавшись, ребята вдруг бросились на него, свалили и стали раздевать. Возясь, нагрелись и, довольные, выстроились перед Маркиным.
– Мы вас слушаем, товарищ лектор, – с улыбкой обратился к нему Правдин.
– Да. Теперь можно и о закалке, – поддержали его другие.
Оставшись в одних трусах, Маркин словно потерял дар речи. Поеживаясь, он сказал:
– Ну что ж, можно и покороче. Я ж для вашей пользы. Эх вы, варвары!
Четыре двухметровых шеста связали квадратом. По углам прикрепили по узлу. Получился легкий и устойчивый плот. На нем укрепили носилки с раненым. Галушкин проверил прочность плота и только после этого разрешил отдыхать.