Текст книги "Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы"

Автор книги: Алексей Вульф

Соавторы: Павел Щеголев,Евстафий Атачкин,Петр Губер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

1832

9 июня. Варшава.После четырех лет кочующей жизни, в продолжение которой почти все связи мои были прерваны со всеми, исключая своей семьи, начинаю опять понемногу входить в прежний круг людей, с которыми в разные времена моей жизни я встречался и с коими я более или менее был связан узами дружбы или любви. Первый шаг к тому была поездка в отпуск, в продолжении которого я возобновил одну после другой все нити, которые соединяли меня с людьми мне милыми. Я отыскал Языкова, Лизу, а мой единственный Франциус, прекраснейшее из созданий, украшающих этот мир, – над раннею могилой, куда его низводит неизбежная судьба, вспомнил об отдаленном друге его молодости и, несмотря на многолетнее его молчание, которое всякий бы принял за забвение, подал мне дружескую руку, чтобы еще раз в этом мире приветствовать меня. Возвратившись таким образом опять к обществу, я берусь с новым удовольствием за ежегодный отчет о самом себе.

10 июня.В Варшаву ехавши, я ожидал найти здесь кучу удовольствий, но чрезвычайно ошибся, потому что никаких не нашел, кроме встречи с двумя или тремя молодыми людьми. Из них, Лев Пушкин, с детства мне знакомый, более всех меня утешает. С ним я говорю о домашних моих, о поэзии и поэтах – наших друзьях, о любви, в которой мы тоже сходились к одному предмету, и даже о вине и обеде, которым он искушает мой карман.

1833

16 июня.С большим удовольствием перечел и сегодня 8-ю и вместе с тем последнюю главу «Онегина», одну из лучших глав всего романа, который всегда останется одним из блистательнейших произведений Пушкина, украшением нынешней нашей литературы, довольно верной картиною нравов, а для меня лично – источником воспоминаний весьма приятных по большей части, потому что он не только почти весь написан на моих глазах, но я даже был действующим лицом в описаниях деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас, «в губернии Псковской». Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы – суть образцы его деревенских барышень, и чуть ли не Татьяна одна из них. Многие из мыслей, прежде чем я прочел в «Онегине», были часто в беседах с глазу на глаз с Пушкиным в Михайловском пересуждаемы между нами, а после я встречал их, как старых знакомых. Так, на глазах моих написал он и «Бориса Годунова» в 1825 году, а в 1828 читал мне «Полтаву», которую он написал весьма скоро – недели за три. Лето 1826 года, которое провел я с Пушкиным и Языковым, будет всегда мне памятным, как одно из прекраснейших. Последний ознаменовал оное и пребывание свое в Тригорском прекрасными стихами и самонадеянно прорек, что оно

 
…из рода в род,
Как драгоценность, перейдет,
Зане Языковым воспето.
 

14 июля.…Прочел я теперь две драмы Гете: «Тассо» и «Незаконная дочь». Первая имеет свое достоинство, как живое изображение восторженной страсти поэта и своенравия его; к тому же в ней высказано прекрасно много истин. Вторая же пьеса так слаба, что едва находишь в себе терпение ее дочитать: просто это одни возгласы, декламация. Трудно узнать в ней первостепенного поэта Германии.

22 июля.Моя отставка вышла. Принес сейчас Мануйлов мне радостное известие, и все заботы мои кончились; настали другие, только более утешительные. Не могу опомниться от радости.

24 июля. Понедельник.Вслед за получением моей отставки начались поздравления моих сослуживцев с оною. Приехал ко мне мой бывший эскадронный командир Аминов, с ним Голубинин. Пили чай, а после оного я угостил их емкою, «сим напитком благородным», прославленным Пушкиным и Языковым.

29 июля.Булацелю вздумалось третьего дня вдруг пригласить меня съездить с ним в Грубешов, и я, которому так трудно отказывать, согласился с ним ехать, несмотря на то, что очень не люблю поездки. За мое снисхождение я и был награжден, во-первых, тем, что Шепелев отдал мне небольшой должок, а во-вторых, что у него я прочел знаменитого Бальзака, коего по сию пору знал только по слуху. Небольшая его повесть «La Vendetta» передо мною оправдала его европейскую славу. Слог его истинно превосходный и мне показался выше всего, что я бы ни читал из нынешних и прежних произведений французских писателей.

23 ноября. Четверг.Я застал еще здесь [в Тригорском] отцов Пушкиных [Сергея Львовича и Василия Львовича], собиравшихся в путь ко Льву в Петербург, и которые обрадовались моему приезду, как радуются приезду родного. Провожал их до Врева – баронского владения Евпраксии.

…Хотя я нисколько не сожалею о том, что оставил службу военную, и не желаю снова начать гражданскую, разве только в таком случае, что представились бы мне в какой-либо особенные выгоды, – но все же сельская жизнь землепашца, помещика, пугает меня своим однообразием и отчуждением от движущегося и живущего мира.

Вчера я приписал в сестрином письме к Ольге Сергеевне и так расписался в душевном удовольствии, как никакой из приятельниц моих не писывал.

1834

 
Я руки в боки упираю
И вдохновенно восклицаю:
«Здесь дома я, здесь лучше мне!
Вот так-то мы остепенимся»!
 

18 февраля. Село Малинники.Вот эпиграф к настоящему моему быту из последнего послания ко мне возлюбленного Николая Михайловича. На пути из Псковской губернии в сию заезжал я на несколько дней в Петроград, чтобы в день именин Анны Петровны навестить ее, и нашел у А. Пушкина, что ныне камер-юнкер, послание ко мне, про существование коего мне и не снилось. Эти четыре стиха я выписал из оного.

19 февраля. Понедельник.Кроме удовольствия обнять Анну Петровну, после пятилетней разлуки, и найти, что она меня не разлюбила, несмотря на то, что я не возвратился с нею к прежнему нашему быту, имел я еще и несколько других, а именно: познакомился с двумя братьями моего зятюшки Бориса – с баронами Михаилом Сердобиным и Степаном Вревским, людьми в своем роде очень милыми; потом представлялся я родственницам и приятельницам матери – госпожам Кашкиным, на свидание с коими мать теперь поехала туда же; рад я был видеть и недоступных Бегичевых, из коих старшей я подрядился чинить перья; наконец, у стариков Пушкиных в доме я успел расцеловать и пленившую меня недавно Ольгу. Вот перечень всего случившегося со мною в столице севера, если я прибавлю еще то, что видел моего сожителя варшавского Льва Пушкина, который помешался, кажется, на рифмоплетении; в этом занятии он нашел себе достойного сподвижника в Соболевском, который по возвращении своем из чужих краев стал сноснее, чем он был прежде. Я было и забыл заметить также, что удостоился лицезреть супругу Пушкина, о красоте коей молва далеко разнеслась. Как всегда это случается, я нашел, что молва увеличила многое. Самого же поэта я нашел мало изменившимся от супружества, но сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачева и несколько новых русских сказок. Он говорит, что возвращается к оппозиции, но это едва ли не слишком поздно; к тому же ее у нас нет, разве только в молодежи.

1 апреля.…Две недели тому назад познакомился я с родственницами, довольно дальними, с которыми можно бы было даже законно сблизиться священными узами: с девицами Бакуниными. Числом их шесть сестриц, очень милые, кажется, к тому же и певицы, и плясавицы, но все это никак не манит меня к супружеской жизни. Отец их – препочтенный и преобразованный старик, которого я очень полюбил; и хозяйка настоящая, тоже родственница наша, прелюбезная женщина, которая меня обласкала, как истинно родного.

23 августа. …Шесть месяцев, что я живу в одиночестве здесь, прошли так быстро, что я их не заметил. Ежедневный надзор за хозяйством оставлял мне мало времени для других занятий, а еще менее – для жизни умственной с самим собою. Физическая деятельность и отдых после оной сменялись только разъездами к почтенной моей родне.

Заехав однажды в Троицын день в Тверской уезд в дом Ушаковых (они – родня моей родне, и у сына их я служил три года в эскадроне), нашел я там, кроме трех премиленьких девочек (хозяйка дома – одна, а две – мои здешние соседки Ермолаевы), очень приятное общество и молодежь нынешнего и прошлого века, так что три дня, которые я там провел, кажутся мне теперь столь приятными, как редко я их проводил. С Ермолаевыми я врал и нежничал, а с одним юношей – поэтом князем Козловским – твердил стихи Языкова; это я впервые встречаю человека, который, не знав лично Языкова, знал бы наизусть столько же стихов, сколько и я их знаю. Чего же мне нужно более? Потом я опять встречался с некоторыми из лиц, там бывших: с двумя темнорусыми сестрицами Ермолаевыми, но все же мне не казалось столь приятным их общество, как это было первый раз. Они пленяли меня в разных видах и уборах, и песнями, и плясками, но очарование новизны исчезло, точно так же и надежды на быстрые успехи, которые всегда сначала мне льстят…

Е. Ф. Атачкин [24]24
  Евстафий Федорович Атачкин родился в 1927 году, участник Великой Отечественной войны, полковник в отставке, кандидат технических наук, в прошлом старший научный сотрудник Института космических исследований. Е. Ф. Атачкин многие годы занимается изучением жизни и творчества Пушкина, автор многочисленных публикаций по этой теме. В подготовке публикуемых нами материалов также принимала участие его жена Нина Васильевна Атачкина.


[Закрыть]
ЖЕНЩИНЫ В ЖИЗНИ А. С. ПУШКИНА

Глава первая
ДЕТСТВО, ЛИЦЕЙ И ПОСЛЕЛИЦЕЙСКИЙ ПЕРИОД

Александр Сергеевич Пушкин родился 26 мая (по новому стилю – 6 июня) 1799 года в Москве в небогатой семье отставного майора Сергея Львовича Пушкина, снимавшего квартиру в доме И. В. Скворцова, бывшего управителем у графини Е. А. Головкиной. Иван Скворцов был сослуживцем отца будущего поэта по Московскому комиссариату.

Воспитанию Александра, как и других своих детей: Ольги (рожд. 1797) и Льва (рожд. 1805), отец Сергей Львович и мать Надежда Осиповна уделяли особое внимание. Основу домашнего воспитания у них составляли изучение иностранных языков (французского, немецкого, английского, латинского), приобщение к поэзии, живописи, красноречию, музыке, а также арифметике и катехизису, что явилось в дальнейшем исключительно полезным.

В доме Пушкиных было принято общаться на французском языке. Но с пяти лет бабушка Мария Алексеевна Ганнибал начала учить Александра читать и писать по-русски.

В начале 1811 года был издан указ сената об открытии в Петербурге Лицея – учебного заведения нового типа, призванного соединить среднюю и высшую школы. М. А. Милорадович, будущий петербургский генерал-губернатор, высказался так: «Да, это не то что университет, не то что кадетский корпус, не гимназия, не семинария – это ЛИЦЕЙ!»

Отец будущего поэта Сергей Львович и дядя Василий Львович, пользуясь авторитетом и знакомствами, особенно с А. И. Тургеневым, занимавшим важный пост в министерстве народного просвещения, подали прошение о приеме в Лицей Александра. Вступительные экзамены мальчик сдал успешно: оправдало себя целенаправленное домашнее образование.

О подготовке Пушкина в то время его лицейский друг И. И. Пущин говорил: «Все мы видели, что Пушкин нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали, все, что читал, помнил; но достоинство его состояло в том, что он не думал выказываться и важничать, как это очень часто бывает в те годы (каждому из нас было 12 лет)».

Учеба в лицее продолжалась до возраста 18 лет, после чего будущий великий поэт вступил в пору светской петербургской жизни молодым и свободным, но уже с солидным поэтическим багажом и некоторой жизненной обеспеченностью – коллежский секретарь, да еще в Коллегии иностранных дел.

Наталья. Крепостная актриса

Наталья была крепостной актрисой домашнего театра и любовницей графа В. В. Толстого в Царском Селе. Известно, что актрисой она считалась посредственной, но была юна и очаровательна. Молодой Пушкин был ей так увлечен, что вызвал сильную ревность хозяина театра.

По-видимому, именно ей Пушкин посвятил послание «К Наталье» (1813) и стихотворение «К молодой актрисе» (1815).

Наташа. Горничная

Наташа – «премиленькая горничная», по описанию И. И. Пущина, фрейлины императора В. М. Волконской (1781–1865), некрасивой старой девы. За Наташей ухаживали многие лицеисты. Пушкин тоже бегал к ней на свидания, пока не нажил серьезных неприятностей. Однажды, когда лицеисты шли в темноте по коридору мимо комнат, в которых жили фрейлины Плюскова, Валуева и Волконская, а Пушкин шел позади всех в одиночестве, вблизи раздался шорох платья. Вообразив, что это непременно горничная Наташа, Александр бросился к ней, крепко ее обнял и принялся целовать. Но в этот момент отворилась дверь одной из комнат и осветилась сцена: Пушкин обнимал княгиню В. М. Волконскую. Александр испугался и убежал. Но он был узнан. Княгиня пожаловалась своему брату П. М. Волконскому, а тот – государю. Царь вызвал директора Лицея к себе и потребовал объяснений. Е. А. Энгельгардту удалось представить выходку Пушкина как неудачную шутку.

Александр I не стал давать делу хода, объявив Энгельгардту: «…Я беру адвокатство за Пушкина, но скажи ему, чтоб это было в последний раз. Между нами, старушка, быть может, в восторге от ошибки молодого человека».

Пушкин посвятил этому предмету своей страсти стихотворение «К Наташе» (1815).

Бароцци-Пущина Евдокия Ивановна

Евдокия Ивановна Бароцци-Пущина, ур. Пущина (1798–1860) – сестра близкого друга, лицейского товарища Пушкина Ивана Пущина, впоследствии сосланного в Сибирь декабриста, жена «втрое моложе мужа» участника Отечественной войны 1812 года, полковника, действительного статского советника Я. И. Бароцци.

Первые ее встречи с Пушкиным состоялись в начальный период обучения лицеистов, даже, возможно, еще в период их набора (август 1811 года). Евдокия заметно взволновала сердце юного Александра. Об этом свидетельствуют два его стихотворения, написанные на французском языке: «Стансы» и «Мой портрет» (оба 1814).

Выйдя замуж, Евдокия Ивановна уехала с мужем на место его военной службы в Бессарабию, где снова встретилась с Пушкиным.

После смерти мужа (1854) Евдокия Ивановна поселилась в родительском доме в Петербурге, куда в 1856 году возвратился из сибирской ссылки И. И. Пущин.

Горчакова Елена Михайловна

Елена Михайловна Горчакова (1794–1855) – сестра лицейского товарища Пушкина А. М. Горчакова, жена князя Георгия Кантакузина, участника Отечественной войны 1812 года.

Пушкин познакомился с Еленой Горчаковой в 1814 году в Царскосельском лицее, когда она пришла туда к брату Александру. За время обучения он много раз виделся с ней в Царскосельском парке и на лицейских балах. Во время южной ссылки Пушкин снова встретился с Еленой Горчаковой, переехавшей жить в Кишинев после замужества с князем Георгием Кантакузиным.

Проживавшие вместе с женами в одном большом доме братья Георгий и Александр Кантакузины с большим удовольствием приняли у себя поэта, который в скором времени стал завсегдатаем этого гостеприимного дома.

В марте 1821 года на территории Греции вспыхнуло восстание против 400-летнего владычества Оттоманской империи, в котором решили участвовать и греки, проживавшие в Бессарабии. Вместе с ними на войну отправился и Георгий Кантакузин. После полученного тяжелого ранения он вернулся к жене, и они вместе переехали в имение Кантакузина – деревню Атаки на севере Молдавии. Там Елена Михайловна прожила вдали от светской жизни почти 30 лет.

Как утверждал друг Пушкина И. И. Пущин, увлеченный Еленой Горчаковой поэт посвятил ей стихотворение «Красавице, которая нюхала табак» (1817).

Кочубей Наталья Викторовна

Наталья Викторовна Кочубей (1800–1854) – дочь Марии Васильевны Кочубей, ур. Васильчиковой (1779–1844) и министра внутренних дел, впоследствии председателя Госсовета и кабинета министров, вице-канцлера В. П. Кочубея.

«Она была первым предметом любви Пушкина», – вспоминал лицеист Корф. Пушкин познакомился с ней в Царском Селе, где она проводила с родителями каждое лето. В своем плане автобиографии под периодом «1813 год» поэт записал: «Гр. Кочубей».

Вот свидетельство ее современницы: «У нее изящная фигура, она прелестно танцует, в общем, она в точности такая, какой нужно быть, чтобы очаровывать. Говорят, что у нее живой ум, и я охотно этому верю, так как лицо ее очень выразительно и подвижно».

Долли Фикельмон оставила нам свое описание внешности Натальи Кочубей, ставшей уже Строгановой, в 1830-х годах: «У Натали Строгановой пикантная физиономия; определенно, не будучи красавицей, она, видимо, нравится значительно больше многих других красивых женщин. Капризное выражение лица ей очень идет. Особенно прекрасны у нее глаза – в них ее главная красота. При этом она весьма остроумна…»

В 1820 году Наталья Викторовна вышла замуж за графа А. Г. Строганова, родственника Гончаровых и брата Идалии Полетика. Ранее ее сватали за графа М. С. Воронцова, будущего новороссийского генерал-губернатора. Наталья Кочубей ему нравилась, но по каким-то причинам свадьба не состоялась. В итоге Воронцов женился на Елизавете Ксаверьевне Браницкой (ставшей после замужества Е. К. Воронцовой).

Брак оказался несчастливым. Граф Строганов не отличался верностью супруге, и Наталья, в свою очередь, тоже не отказывала себе в любовных связях на стороне.

Известно, что она длительное время буквально осаждала Николая I, добиваясь его взаимности. Кстати, одним из ее любовников был будущий убийца поэта – Дантес.

Наталья Викторовна часто встречалась с Пушкиным не только в лицейский период, но и в последнее десятилетие его жизни, в частности, в Петербурге в домах Карамзиных, Вяземских и др. Она, в противовес своему мужу и его сестре, оставалась верным другом Пушкина как до, так и после его смерти.

Исследователи считают, что Пушкин отобразил свои чувства к ней в стихотворениях «Измены» (1815), «Элегия» (1819).

Бакунина Екатерина Павловна

Екатерина Павловна Бакунина (1795–1869) – сестра лицейского товарища Пушкина А. П. Бакунина, жена (с 1834)

А. А. Полторацкого, двоюродного брата А. П. Керн. Ее мать – Екатерина Александровна Бакунина, ур. Саблукова (1777–1846), жила с ней летом в Царском Селе.

Катерина имела незаурядный талант живописца, училась в мастерской братьев Брюлловых. В нее одновременно были влюблены многие лицеисты: Пушкин, Пущин, Малиновский и др. Лицеист С. Д. Комовский вспоминал: «Первую платоническую любовь, истинно поэтическую любовь, возбудила в Пушкине Бакунина. Она часто навещала своего брата и всегда приезжала на лицейские балы… Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение производили восторг во всей лицейской молодежи».

Пушкин посвятил Екатерине Бакуниной стихотворение «К живописцу» (1815), он писал в своем дневнике 29 ноября 1815 года: «Я счастлив был… нет, я вчера не был счастлив… как она мила была! как черное платье пристало к милой Бакуниной! но я не видел ее 18 часов – ах!.. Но я был счастлив 5 минут».

Поэт был влюблен в Бакунину всю зиму, весну и большую часть лета 1816 года.

Ей посвящены стихотворения (1815–1816): «К живописцу», «Бакуниной», «Итак, я счастлив был», «Осеннее утро», «К ней», «Наездники», «Элегия», «Слеза», «Месяц», «Желание», «Наслажденье», «Окно», «Разлука», «Уныние» и др.

Екатерина вышла замуж только в возрасте 39 лет за хорошего знакомого Пушкина А. А. Полторацкого, участника Отечественной войны 1812 года, отставного капитана, предводителя дворянства Тамбовского уезда. Пушкин сообщал жене в письме от 30 апреля 1834 года: «Сегодня был на свадьбе у Бакуниной…»

Уехав жить с мужем в село Рассказово Тамбовского уезда, она оказалась вдали от светской жизни, но считала себя совершенно счастливой. Екатерина Павловна охотно переписывалась с друзьями, писала пейзажи и портреты, воспитывала детей и… хранила память о встречах с Пушкиным.

Смит Мария Николаевна

Мария Николаевна Смит, ур. Шарон-Лароз – родственница жены директора Лицея Энгельгардта, жившая в его семье, француженка, молодая, очень внешне привлекательная вдова, по второму мужу – Паскаль.

По словам В. П. Гаевского, она была «весьма миловидная, любезная и остроумная женщина». Пушкин увлекся Смит, бывшей в это время уже беременной.

Пушкин посвятил Марии Смит стихотворения «Слово милой» (1816) и «К молодой вдове» (1817). Мария Смит решила вступить в поэтическое соревнование с Пушкиным, написав стихотворение «Когда поэт в своем экстазе». В ответ на ее стихи «Lorsgue je yois de yois? monsier» Пушкин сочинил куплеты «Couplets», которые любили исполнять на вечерах лицеисты. Возможно, Пушкин посвятил ей и другие стихотворения, такие как «Послание Лиде» (1816), «Письмо к Лиде» (1817), «Лиле» (1817–1820) и др.

Энгельгардт, в руки которого попало стихотворение «К молодой вдове», был сильно возмущен. Чтобы прервать связь родственницы с учащимся лицея, он поспешил отправить ее из Царского Села.

Похоже, что очень скоро чувство молодого поэта к Марии Смит совсем угасло, и Пушкин уже больше никогда не вспоминал о ней.