Текст книги "Жданов"

Автор книги: Алексей Волынец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 51 страниц)

Непосредственным поводом к созданию такого объединения послужила ситуация с коммунистической партией Франции. На тот момент партия французских последователей Ленина и Сталина являлась крупной политической силой, насчитывала тогда почти миллион членов, объединённых жёсткой дисциплиной, многие из которых имели опыт подпольной и вооружённой борьбы. Председатель ФКП Морис Торез, когда-то приговорённый в своей стране к смертной казни и вернувшийся во Францию из Москвы в 1944 году, занимал пост заместителя премьер-министра. Ещё четверо коммунистов также являлись министрами французского правительства, среди них – Франсуа Бийу, министр обороны Франции, за плечами которого было и руководство французским комсомолом в 1920-е годы, и пять лет каторги, и участие в антигитлеровском сопротивлении. Прозападная пресса вполне откровенно именовала такое положение «международной аномалией» в «зоне, где преобладает англо-американское влияние» ^{614} .

Но доминировавшие в стране антикоммунистические силы уже втянули Францию в кровопролитные колониальные войны во Вьетнаме и на Мадагаскаре, а сложное послевоенное экономическое положение во Франции вызвало массовую волну рабочих забастовок. В таких условиях французские коммунисты официально отказали в поддержке действующему правительству, и в мае 1947 года министры-коммунисты покинули правящую коалицию Четвёртой французской республики. Для Советского Союза это стало серьёзным внешнеполитическим поражением – в условиях уже начавшейся холодной войны Кремль окончательно потерял и без того небогатые возможности реального влияния на политику крупнейшей страны континентальной Европы. Франция окончательно уходила в зону влияния США.

Действия французских коммунистов не были согласованы с Москвой. 2 июня 1947 года в ЦК французской компартии на имя Тореза было направлено весьма необычное по форме письмо Андрея Жданова:

«Дорогой товарищ! ЦК ВКП(б) озабочен последними политическими событиями во Франции, в результате которых французские коммунисты оказались за бортом правительства. Рабочие Советского Союза обращаются к нам с многочисленными просьбами разъяснить, что случилось во Франции. Советские рабочие обеспокоены резким изменением политической обстановки и соотношением сил во Франции в неблагоприятную для компартии сторону, их тревожат политические последствия происшедших перемен. Мы затрудняемся дать им ясный ответ ввиду недостатка информации. Сообщения, которые проникают во французскую печать, противоречивы и недостаточны.

Многие думают, что французские коммунисты согласовали свои действия с ЦК ВКП(б). Вы сами знаете, что это неверно, что для ЦК ВКП(б) предпринятые Вами шаги являются полной неожиданностью. Из всего этого Вам, конечно, будет ясно, насколько мы нуждаемся в Вашей информации, которая дала бы нам возможность уяснить новую обстановку, создавшуюся во Франции. Если Вы согласны, то мы просили бы Вас нас проинформировать» ^{615} .

Письмо было подписано следующим образом: «С коммунистическим приветом и по поручению ЦК ВКП(б) Жданов».

Отметим, что ссылка на обращения советских рабочих была не только риторическим приёмом – люди в СССР, буквально вчера пережившие страшную войну, по понятным причинам весьма обострённо реагировали на внешнеполитические события. Архивы за те годы действительно полны обеспокоенными обращениями весьма далёких от дипломатии советских граждан к руководящим и партийным органам с самыми разными вопросами и личными соображениями по поводу внешней политики. Для тех, кто только что пережил мировую войну, уход единственного политического союзника из правительства крупнейшей тогда континентальной державы Западной Европы в условиях начавшегося противостояния с США вполне очевидно бил по безопасности их страны. Жданов в корректной форме, но жёстко сформулировал претензии Кремля к французским товарищам, которые так подвели русский пролетариат.

Какое большое значение придавалось этому письму, показывает то, что буквально через несколько дней его копии были разосланы в ЦК всех крупнейших компартий Европы. А в аппарате Жданова приступили к непосредственной подготовке первого совещания европейских коммунистов – специалисты Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) в абсолютной секретности (даже от своих коллег из других отделов ЦК) готовили аналитические справки о политическом и экономическом положении соответствующих стран и компартий, включая разделы, где анализировались сильные и слабые стороны французских, итальянских, югославских и других коммунистов. Итогом такой кропотливой работы стали два документа – «О международных связях ЦК ВКП(б)» и «Международное положение Советского Союза», представленные Ждановым вниманию Сталина в начале сентября 1947 года.

Предстоящее совещание европейских компартий готовилось под непосредственным руководством Жданова так, чтобы не показать, хотя бы внешне, инициативу и ведущую роль советской стороны. Формально инициатором и организатором совещания стал лидер польских коммунистов 42-летний Владислав Гомулка, заместитель премьер-министра Польши, прозванный тогда в своей стране «маленький Сталин». За его плечами были и тюрьмы при режиме Пилсудского, и подполье в годы гитлеровской оккупации. Именно он рассылал руководителям европейских компартий приглашения. Правда, перед этим Михаил Суслов передал представителю польского ЦК текст приглашения с собственноручными правками и пометами Жданова. В частности, Жданов написал: «С Бельгией и Финляндией пока подождать» ^{616} .

Участниками совещания стали девять компартий, представлявших СССР, Францию, Италию, Югославию, Польшу, Чехословакию, Венгрию, Болгарию и Румынию. Местом встречи выбрали небольшой городок Шклярска-Поремба на новой юго-западной границе Польши, совсем рядом с Чехией и Германией. Городок, основанный в Средние века немецкими колонистами на славянских территориях, издавна был центром стекольного производства, а с XIX века здесь располагался довольно известный курорт. До 1945 года город назывался Шрейберхау и входил в Силезскую провинцию Германии. После войны эти земли отошли к Польше, город переименовали, немцев выселили, курорт не работал, новое польское население только начало прибывать. Безлюдные коттеджи бывшего курорта на склонах самой высокой части Судетских гор стали идеальным местом для конспиративной встречи.

В 60 километрах от Шклярска-Порембы находился бывший немецкий город Лигниц, ставший польской Легницей. Когда-то его старинный замок был крайней точкой продвижения монголов Батыя в Европу, теперь же здесь располагался штаб Северной группы советских войск маршала Рокоссовского – до июня 1945 года эти войска именовались 2-м Белорусским фронтом и участвовали в Берлинской операции, атакуя последний оплот Гитлера с севера. Аэродром в Легнице и должен был принять самолёты с партийными делегациями. Поляки вскоре прозовут заполненную советскими офицерами Легницу «маленькой Москвой».

В начале сентября 1947 года помощник Жданова Леонид Баранов представил нашему герою детальный план подготовки совещания. На место его проведения для решения организационных вопросов заранее командировали одного из заместителей заведующего Отделом внешней политики ЦК и двух сотрудников кремлёвской охраны. С польской стороны в тесном контакте с советскими товарищами подготовительной работой занимался член ЦК польской компартии Мечислав Медковский, тогда – заместитель министра госбезопасности Польши. В подпольную компартию он вступил ещё девятнадцатилетним юношей, в 1922 году, участвовал в гражданской войне в Испании, в 1943 году стал одним из первых офицеров сформированного в СССР Войска польского. При Хрущёве, а потом и в современной Польше его будут обвинять как одного из главных проводников «сталинских репрессий» в этой стране…

Самолётами и схемой перелётов занимался командующий авиацией Военно-морского флота СССР маршал авиации Семён Жаворонков – он не только организовывал первую бомбардировку Берлина в 1941 году, но имел и опыт других мероприятий: в феврале 1945 года по заданию Сталина обеспечивал перелёт в Советский Союз делегаций стран—участниц Ялтинской конференции.

Направлявшаяся в Шклярска-Порембу советская делегация насчитывала 20 человек, включая сотрудников Отдела внешней политики ЦК, владеющих польским и французским языками, а также шифровальщика и радиста с двумя рациями. Заметим, что у Отдела внешней политики ЦК, органа, по сути, совмещавшего функции и дипломатического учреждения, и спецслужбы, специалисты и средства шифрованной связи были своими. На возможные расходы Министерство финансов СССР выделило делегации более 200 тысяч польских злотых (в современных ценах – свыше 100 тысяч долларов).

Вылет из Москвы представителей ВКП(б) осуществлялся инкогнито, без оформления заграничных документов и виз. На аэродроме в Легнице соблюдались аналогичные меры секретности.

Накануне вылета в Польшу Жданов несколько дней провёл со Сталиным на его даче в Сочи – в том году стареющий вождь СССР с августа по октябрь находился в затяжном отпуске. Впрочем, менялось лишь место руководящей работы – кремлёвский кабинет и дача в Волынском на одну из правительственных дач в районе Сочи. Жданов с лета 1947 года готовил к совещанию европейских компартий развёрнутый доклад «О международном положении», который должен был стать директивным документом, определяющим положение СССР и международного коммунистического движения в послевоенном мире. По мере появления отдельных разделов доклада с ними знакомились члены узкой группы политбюро, дававшие свои замечания и предложения – архивы позволяют установить как минимум троих соредакторов ждановского текста – Молотов, Берия и конечно же Сталин.

Изначально на совещании предполагалось подвергнуть критике компартии Франции, Италии и Чехословакии за ошибки «справа» и компартию Югославии за ошибки «слева», но в итоге приняли решение ограничиться только критикой французов и итальянцев.

Все компартии, участвовавшие в совещании, представляли делегации из двух человек, включающие либо руководителей, либо вторых лиц. От ВКП(б) в Шклярска-Порембу прибыли Андрей Жданов и Георгий Маленков. Как мы помним, ещё полгода назад наш герой вполне серьёзно собирался вывести Георгия Максимилиановича из членов ЦК. Светлана Аллилуева, которая вскоре станет женой Юрия Жданова, вспоминала: «В доме у Ждановых Маленкова называли только презрительной кличкой "Маланья" из-за его круглого, женоподобного лица» ^{617} . Судя по воспоминаниям сына Маленкова, его отец тоже не питал дружеских чувств к Андрею Жданову.

Отношения между ними, конечно, не стоит сводить только к банальной драке за власть – многое разъединяло, но не меньше и связывало в единую упряжку. Они не были друзьями, но волей судьбы и убеждений были товарищами.

Руководитель уровня Жданова или Маленкова – это уже не отдельный человек, за каждым из ближайших соратников Сталина стояли даже не сотни, а тысячи людей на разных уровнях государственной машины. За Ждановым шла одна из таких крупнейших и наиболее влиятельных в стране группировок. После войны сопоставимыми с ней по влиянию были конкурирующие группировки Маленкова и Берии.

Дав возможность Жданову и его людям «развернуться» и одновременно сохранив влияние «опального» Маленкова, Сталин явно выстраивал свою систему «сдержек и противовесов», характерную для власти всех времён и народов.

Но в отношениях Жданова и Сталина был ещё один важный и тонкий момент. По словам Юрия Жданова, как-то после войны наедине с ним Андрей Александрович обронил фразу: «Я не хочу пережить Сталина» ^{618} . Пожалуй, наш герой был единственным среди сталинского окружения, кто мог произнести такие слова. Жданов являлся безусловным лидером, но при этом не был обуреваем той безудержной жаждой власти, что характерна для всех стремящихся в первые вожди – он искренне болел за близкое ему дело, которому посвятил всю жизнь, был опытным и авторитарным руководителем, но к верховной власти изо всех сил явно не рвался. Оттого и не хотел пережить Сталина, понимая, что будет после смерти вождя и какая борьба развернётся за вакантный трон.

Кстати, наверняка поэтому чрезвычайно жадный до власти Сталин так ценил и приближал Жданова – знал его несомненные способности, его безусловную преданность общему делу и в то же время видел отсутствующую у Жданова всепоглощающую жажду власти. То есть наш герой получался идеальным вторым лицом, безупречным замом. Поэтому властелин мог, не опасаясь, приближать его к себе и искренне дружить, тем более что человеческие симпатии и вкусы у Сталина и Жданова явно совпадали – их дружба, хотя и была обременена тяжким грузом гигантской власти, но, несомненно, была естественной и искренней…

Направление в Шклярска-Порембу и Жданова, и Маленкова свидетельствовало о том значении, которое придавалось этой встрече коммунистов. Одновременно два наиболее влиятельных после Сталина человека в ВКП(б) должны были, контролируя друг друга, предоставить вождю СССР объективную информацию о ходе совещания и настроениях высших представителей крупнейших компартий Европы.

Жданов и Маленков летели одним самолётом вместе с ближайшими помощниками – А.Н. Кузнецовым, многолетним секретарём Жданова, и Д.Н. Сухановым, столь же бессменным секретарём Маленкова. В следующем десятилетии, когда Хрущёв свергнет Маленкова, Суханов будет арестован и получит десять лет лишения свободы. Пока же личные помощники соратников-соперников из политбюро получили статус официальных гостей мероприятия в Шклярска-Порембе.

Жданов и Маленков прибыли на совещание 21 сентября 1947 года, остальные делегации с соблюдением всех мер секретности доставили в Легницу советскими военными самолётами на сутки раньше.

Первое послевоенное совещание компартий открылось вечером 22 сентября. Примечательно, что во всех внутренних документах и протоколах совещания список участников начинается именно со Жданова Первые три дня заняли подробные доклады делегатов, по сути, отчёты о положении и деятельности их партий в послевоенный период. Лишь на третий день случилось неожиданное – Жданов прервал докладчика.

Выступал Луиджи Лонго, представитель итальянской компартии (ИКП). За плечами 47-летнего Лонго были и работа в Коминтерне, и бои в Испании, где он был одним из руководителей интербригад, тюрьмы Муссолини и руководство «гарибальдийскими бригадами» – итальянскими партизанами в годы Второй мировой войны. В 1947 году Лонго стал депутатом итальянского парламента и одним из лидеров крупнейшей компартии Западной Европы.

Ситуация в итальянской компартии была уникальной. При фашистах, в нелегальном положении, в ней насчитывалось всего пять-шесть тысяч глубоко законспирированных членов. К концу Второй мировой войны в партии состояло уже свыше 1,5 миллиона человек, а накануне осени 1947 года – 2 миллиона 700 тысяч. Крупнее в Европе была только ВКП(б), а равной по численности – компартия Китая, чьё население в десять раз превышало число всех итальянцев в мире.

ИКП участвует в формировании первых послевоенных правительств Италии, но в мае 1947 года итальянский премьер-министр, христианский демократ Альчиде Де Гаспери, опираясь на поддержку США и предоставленные американцами огромные кредиты, формирует новое правительство уже без участия итальянских коммунистов. Для СССР и международного коммунистического движения это был удар не меньший, чем потеря французскими коммунистами постов в правительстве Франции.

ИКП не смогла решительно отреагировать на новую ситуацию. «Мы добиваемся свержения правительства Де Гаспери, – заявил Луиджи Лонго 24 сентября 1947 года в Шклярска-Порембе. – Мы предлагаем следующее решение вопроса. Необходимо создать правительство с участием всех левых партий» ^{619} .

Тут Жданов не выдержал такой беззубости огромной партии, где среди почти трёх миллионов членов было свыше двухсот тысяч партизан с опытом подполья и вооружённой борьбы. «И христианских демократов? – вклинился он в выступление Лонго. – Они же вас выгнали из правительства. Они же враги. Они совершили государственный переворот… Вы хотите быть парламентариями больше, чем сами парламентарии. Они первые нарушили парламентские правила, устраняя из правительства вас, сильнейшую партию. Нам не понятны эти комбинации. Разрешите задать вопрос. Если реакция наступает, то ЦК партии отступает. Реакция, выгнав коммунистов из правительства, добилась успеха. Это не есть шаг назад. Это – государственный переворот. Что думает делать партия? Перейдёт ли партия от обороны к наступлению? Есть ли у партии план наступления, до какого места партия думает обороняться и с какого места партия перейдёт в наступление? Или, может быть, под флагом избегания "авантюр" вы дадите запретить кампанию? Как долго партия намерена отступать? Все эти вопросы не могут не волновать рабочий класс всего мира» ^{620} .

Лонго попытался ответить общими словами, но в итоге вынужден был признать: «ЦК нашей партии рассматривал вопрос об исключении коммунистов из правительства и констатировал, что партия проявила слабость при переходе в оппозицию. Наша оппозиция была больше словесной и выражалась в организации собраний и митингов. Только в последнее время партия переходит к действиям».

«Стали вас бояться?» – тут же спросил Жданов. «Да, нас боятся», – ответил Лонго. «Двухмиллионная партия может нагнать страху на десять Де Гасперей. Если же боятся вас, то почему происходят аресты партизан, обыски в помещениях компартии и запрещаются митинги?» ^{621} – усомнился вслух Жданов.

Позднее партийные спецслужбы доложили в Кремль, как в октябре 1947 года руководство компартии Франции обсуждало ход этого совещания. Представлявший ФКП на совещании в Шклярска-Порембе Жак Дюкло сообщил французскому политбюро, что «Жданов показал себя властным и навязал настоящий диктат» ^{622} . С этим мнением трудно не согласиться, но внешне Жданов оставался корректен, больше шутил, чем «наезжал» (стенограммы не раз фиксируют смех в ответ на его меткие реплики). Основная критика политических поражений ИКП и ФКП прозвучала из уст не представителей ВКП(б), а со стороны руководства югославской компартии. Молодые югославские коммунисты (большинству в руководстве не было и сорока лет), опираясь на партизанскую армию, первыми вне СССР установили в своей стране безраздельную диктатуру компартии и явно испытывали «головокружение от успехов» – рвались не только быстро построить социализм у себя, но и принялись активно поучать другие компартии, как надо понимать марксизм и брать власть в свои руки. До поры Кремль благосклонно относился к такой самонадеянности своих младших партнёров, надеясь использовать её в нужном русле.

Компартию Югославии на совещании в Шклярска-Порембе представляли черногорец Милован Джилас и словенец Эдвард Кардель, всего три года назад они командирами партизан дрались в горах с немцами и их балканскими союзниками. Теперь 36-летний генерал-лейтенант Джилас, прошедший тюрьмы югославской монархии и потерявший в партизанской войне двух братьев и сестру, был министром в новом правительстве. 37-летний генерал-полковник Кардель, бывший школьный учитель и работник Коминтерна, теперь был заместителем главы правительства Югославии. Неудивительно, что эти люди вполне искренне возмущались политической робостью их французских и итальянских товарищей.

Позднее Джилас так вспоминал сентябрь 1947-го в Шклярска-Порембе: «В кулуарах, ещё до докладов Дюкло и Лонго о своих партиях, Кардель и я упомянули Жданову и Маленкову—и они тоже нам предложили – о критике французской и итальянской партий. Жданов этого едва дождался: "Нужно их критиковать!"» ^{623} .

А вот свидетельство Карделя: «Когда в перерыве Джилас и я разговаривали со Ждановым, он спросил нас, что мы думаем о положении и политике коммунистических партий Италии и Франции. Мы высказали ему наше тогдашнее мнение, которое было довольно критическим… Жданов кивал головой и особенно не комментировал наше мнение, но немного позднее, в тот же или на следующий день, позвал в свою канцелярию и предложил мне, чтобы Джилас и я публично, на заседании, подвергли критике итальянскую коммунистическую партию, как и компартию Франции, в духе того, что мы ему говорили в частной беседе» ^{624} .

Однако помимо критики французских и итальянских коммунистов у совещания в Шклярска-Порембе была ещё одна, даже более важная задача – дать крупнейшим компартиям Европы общую директиву об особенностях нового послевоенного мира и задачах коммунистического движения. Если Георгий Маленков, как и все остальные делегаты, выступил с докладом о деятельности ВКП(б), то Андрей Жданов представил вниманию участников совсем иной документ – подготовленный им доклад «О международном положении».

Полуторачасовое выступление Жданова началось в час дня 25 сентября 1947 года и сразу вошло в историю, как только о нём стало известно за пределами курортного коттеджа в Шклярска-Порембе. Для Запада этот доклад нашего героя стал аналогом Фултонской речи Черчилля, с которой в российской и советской исторической традиции отсчитывается начало холодной войны. Но противники СССР отсчитывали «официальное» начало глобального противостояния именно с доклада Жданова.

Весной 1946 года проигравший свою любимую Британскую империю сэр Уинстон Черчилль обиженно вещал в американском Фултоне: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен "железный занавес". За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти знаменитые города с населением вокруг них находятся в том, что я должен назвать советской сферой, и все они, в той или иной форме, объекты не только советского влияния, но и очень высокого, а в некоторых случаях и растущего контроля со стороны Москвы…» ^{625}

Жданов на границе Польши, Чехословакии и ещё оккупированной Германии осенью 1947 года озвучил по сути тот же тезис, но без публицистических красивостей потомка герцогов Мальборо: «Сформировались две противоположные политические линии: на одном полюсе политика СССР и демократических стран, направленная на подрыв империализма и укрепление демократии, на другом полюсе политика США и Англии, направленная на усиление империализма и удушение демократии…»

И поныне, в начале XXI века, актуальны тезисы товарища Жданова об особенностях политики США: «Экспансионистская внешняя политика, вдохновляемая и проводимая американской реакцией, предусматривает одновременную активность по всем направлениям:

1) военно-стратегические мероприятия,

2) экономическая экспансия и

3) идеологическая борьба.

…Одним из направлений идеологической "кампании", сопутствующей планам порабощения Европы, является нападение на принцип национального суверенитета, призыв к отказу от суверенных прав народов и противопоставление им идей "всемирного правительства". Смысл этой кампании состоит в том, чтобы приукрасить безудержную экспансию американского империализма, бесцеремонно нарушающего суверенные права народов, выставить США в роли поборника общечеловеческих законов, а тех, кто сопротивляется американскому проникновению, представить сторонниками отжившего "эгоистического" национализма… Идея "всемирного правительства" используется как средство давления в целях идейного разоружения народов, отстаивающих свою независимость от посягательств со стороны американского империализма» ^{626} .

Сформулированные Ждановым тезисы о расколе мира на два лагеря, об уходящих в прошлое последних колониальных империях и превращении бывших великих держав Европы в фактических сателлитов США в наше время выглядят общеизвестными и даже банальными истинами, но тогда, в 1947 году, они не были ещё столь очевидными.

Жданов предвосхитил и многие приёмы холодной войны, которым на ближайшие десятилетия предстояло стать стандартными клише идеологического противоборства. В частности, он довольно убедительно для многих своих современников, особенно марксистов тех лет, ответил на модные и сейчас обвинения СССР в тоталитаризме и отсутствии формальной многопартийности:

«В идеологической борьбе против СССР американские империалисты, не разбираясь в политических вопросах и демонстрируя своё невежество, выделяют прежде всего идею о том, чтобы изобразить Советский Союз как силу якобы антидемократическую, тоталитарную, а США и Англию и весь капиталистический мир как демократию. Эта платформа идеологической борьбы – защита буржуазной лжедемократии и обвинение коммунизма в тоталитаризме – объединяет всех без исключения врагов рабочего класса, начиная от капиталистических магнатов и кончая лидерами правых социалистов, которые с величайшей готовностью подхватывают любую клевету на СССР, подсказанную их империалистическими хозяевами. Стержнем этой мошеннической пропаганды является утверждение о том, что признаком истинной демократии служит якобы многопартийность и наличие организованного в оппозицию меньшинства. На этом основании английские лейбористы, не жалеющие сил для борьбы против коммунизма, хотели бы обнаружить антагонистические классы и соответствующую борьбу партий в СССР. Невежды в политике – они никак не могут понять, что в СССР уже давно нет капиталистов и помещиков, нет антагонистических классов и нет ввиду этого множественности партий. Они хотели бы иметь в СССР милые их сердцу буржуазные, в том числе псевдосоциалистические партии, как империалистическую агентуру. Но, к их прискорбию, история обрекла эти эксплуататорские буржуазные партии на исчезновение» ^{627} .

В завершение своего обширного доклада Жданов недвусмысленно дал понять, что в новых условиях важнейшим долгом коммунистов всех стран, особенно там, где они входят в состав правительств, является оказание помощи и поддержки Советскому Союзу: «Поскольку во главе сопротивления новым попыткам империалистической экспансии стоит Советский Союз, братские компартии должны исходить из того, что, укрепляя политическое положение в своих странах, они одновременно заинтересованы в укреплении мощи Советского Союза как главной опоры демократии и социализма» ^{628} . Далее он выразил несогласие с тем, что некоторые деятели компартий подчёркивают свою независимость от Москвы: «Нарочитое подчёркивание этой „независимости“ от Москвы, „отречение“ от Москвы по сути дела означает угодничество, приспособленчество, подыгрывание тем, кто считает Москву врагом» ^{629} .

Так идейный авторитет СССР Жданов искусно конвертировал в прямое геополитическое влияние нашей страны. Что, однако, не стоит воспринимать только как использование коммунистической доктрины в сугубо государственных целях – влияние СССР в те годы и означало распространение социализма и идей коммунизма на планете. Так что здесь вполне можно констатировать диалектическое единство противоположностей – интернациональной доктрины и национальных интересов России.

В итоге Жданов подвёл совещание к необходимости воссоздания нового международного объединения коммунистов: «За четыре года, истёкшие со времени роспуска Коминтерна, произошло значительное укрепление коммунистических партий, усиление их влияния почти во всех странах Европы и Азии… Однако в нынешнем положении коммунистических партий есть и свои недостатки. Некоторые товарищи поняли дело таким образом, что роспуск Коминтерна означает ликвидацию всякой связи, всякого контакта между братскими коммунистическими партиями. Между тем опыт показал, что такого рода разобщённость между коммунистическими партиями неправильна, вредна и по сути дела неестественна. Коммунистическое движение развивается в национальных рамках, но вместе с тем имеет общие для партий разных стран задачи и интересы… Эта потребность в консультации и добровольной координации действия отдельных партий в особенности назрела сейчас, когда продолжающаяся разобщённость может приводить к ослаблению взаимного понимания, а порой и к серьёзным ошибкам» ^{630} .

Напомним, что четыре года назад именно Жданов был одним из подписантов решения о роспуске Коминтерна, теперь же он становился официальным инициатором его реинкарнации. В последовавшем обмене мнениями возражений со стороны делегатов не последовало. Новое объединение основных коммунистических партий Европы получило наименование «Информационное бюро» и вошло в историю как Коминформ. Рабочими языками нового международного объединения стали русский и французский.

Официально совещание завершилось 28 сентября 1947 года выступлением Жака Дюкло, ветерана мясорубки под Верденом в Первую мировую войну, руководителя подпольной деятельности компартии Франции в годы гитлеровской оккупации, второго человека в ФКП на тот момент: «…Я особенно горячо благодарю товарища Жданова за его яркий и ясный доклад и его заключительное слово, которые помогут нам найти правильную дорогу. От имени французской делегации я благодарю товарища Жданова за ценные указания, с помощью которых мы определим направление наших путей. Я благодарю его за то, что он помог отрегулировать наш компас, игла которого начала показывать неверно и могла бы привести к огромной опасности» ^{631} .

Фактически Жданов был почти официально признан вторым человеком после Сталина в международном коммунистическом движении. Избранный здесь же на совещании председателем редакционной комиссии, он с заметным даже по стенограмме азартом и увлечением готовил текст и правил стиль итоговых документов. Помимо официального сообщения о создании и учредительной декларации Информбюро компартий Европы в первый пакет официальных директив этого наследника Коминтерна включили и доклад Жданова «О международном положении».

Всю неделю Шклярска-Поремба находилась на связи с Кремлём, каждую ночь по завершении официальных и неофициальных мероприятий Жданов и Маленков готовили радиосообщения Сталину о ходе совещания и принимали ответные радиограммы вождя. В этих шифровках Жданов подписывался как «Сергеев», Маленков был «Борисовым», Сталин – «Филипповым».

Утром 29 сентября Жданов и Маленков вылетели в Москву. Уже в начале октября 1947 года Жданов пять дней проведёт на Кавказе, где снова «под дубом Мамврийским» будет обсуждать с вождём СССР итоги совещания европейских коммунистов и перспективы работы Коминформа. А работа предстояла немалая – зарубежные компартии и после Шклярска-Порембы отнюдь не стали ручными, что практически сразу продемонстрировала ФКП. Вопреки взятым на совещании обязательствам как можно быстрее опубликовать первые материалы Коминформа в прессе всех партий-участников, французские коммунисты задержали их публикацию в «Юманите» на целый месяц – во Франции шли муниципальные выборы, и лидеры ФКП опасались потерять часть голосов избирателей из-за критики социалистов в докладе Жданова…