Текст книги "Никогда не было, но вот опять. Попал 3 (СИ)"

Автор книги: Алексей Борков

Соавторы: Константин Богачёв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Да.

– Понял.

– Это сделаем.

Ребятки уже успели понять, что шутки кончились и на мои вопросы надо отвечать.

– А что вы до этого делали? Чай не с улицы вас подобрали да сюда повели? – решил уточнить у них род деятельности.

– Да так, ничего! Промышляли на базаре по мелочи, дядькины поручения выполняли, с «кодлой» Прошки из Волчьих Грив деремся.

– Ну и как? Успешно дерётесь? – поинтересовался я.

– А…! – махнул рукой Стёпка, выступающий, как самый активный. – То мы им наваляем, то они нам накостыляют.

– С переменным успехом, значит. – констатировал я факт. – Если под мое начало пойдете, то ни промышлять на базаре, ни дядькины поручения выполнять вам нужды не будет, другими делами заняты будете. Артистов охранять станете. За господами отдыхающими следить, чтоб не дай бог друг дружку не поранили. Найду дело. За охрану и остальное платить вам буду, а там видно будет. Планы у меня большие. А драться вас Шварц научит. Ну так как?

– Коли так, то я согласен.

– Остальные чего молчат?

– А мы чё?! Мы тоже согласны, – вон закивали остальные, даже Гриня очухался.

– Что, правда, драться научимся как он? – указал на Архипку самый младший из парней.

– Как он вряд ли, но волчегривские огребутся и будут от вас бегать, – обнадежил я парня. – И подкормим чуток, чтобы сила была.

– Парни, отбой! – пацаны дружно отшагнули и спрятали револьверы. Тренировки даром не прошли.

Посмотрел на часы, которые по-прежнему держал в руках. Однако рано аборигены встают. Десять минут третьего всего, а вон уже сколько переделано. Оглянулся на артистов – все были на месте, никто не ушел. Ну ещё бы, пропустить такой спектакль. Может продолжить смотр? Осталось то всего ничего – три отрепетированных номера, ну вишенкой на торте – канкан. Вспомнив о канкане, немного развеселился. Вот будет удар по неокрепшей психике моих малолетних и не очень бойцов. Но надо сначала с Фомой всё порешать. Ну и кого-то за городовым послать, вроде этот участок старого знакомого Горлова Игнат Степаныча. Пусть приходит и забирает этого Фому, а то и вправду Фроська с Сонькой его розгами попотчуют.

Я посмотрел на своих "мушкетёров", и решил посылать Платошку.

– Грин, сбегай в полицейский участок, найди там городового Горлова, расскажи ему про Хоря. Пусть забирает его отсюда. Пусть поторопится, – вместе со словами достал пять рублей. – Отставить бег. Возьми пролётку туда и обратно.

Грин заулыбался. Так – то быстрей и почётней будет.

– А мы пока все чайку попьём. Серафима Исааковна, найдётся у вас чаёк? Я так думаю сейчас всем его пить захочется.

– Конечно, мы ведь к открытию всё готовили.

Было видно, что Грину идти не охота, но основательный мужичок Платон Нечунаев кивнул и пошёл выполнять поручение. Я парням дал указание рассаживаться, пока ждут чай, пока прибудет господин полицейский. Пока барышни со сцены начнут себя в порядок приводить. Но сначала закончить со Степкой и его, точнее, теперь моими парнями.

– Значит так. Сейчас придут полицейские. Тут в городе "Иваны" недавно поумирали, так что за всяким душегубством пригляд большой. Всё говорить, как есть. За исключением одного – вас Хорёк позвал его поддержать и защитить. Разговор был к Ивановой Серафиме. Причина разговора вы не ведаете. За девок из борделя ничего не знаете. Про револьвер он молчал, а как пришёл – то… Ну да вы и так знаете, что было, когда пришёл – попытка смертоубийства с его стороны.

Я повернулся к остальным, посмотрел на Сару – Серафиму, Иванцова, Арнольдика, на девочек.

– Все слышали? Все запомнили? Тогда спускаемся со сцены, подходим, угощаемся, – повернулся к парням. – Вы тоже можете расслабиться. И вы, чай пить и закусывать.

Потихоньку общая компания стала шушукаться, переговариваться, вспоминая отдельные моменты из этого насыщенного дня. Степановские парни немного скованно, но всё же подходили за своей порцией чая и пряников. Особенно их удивило, что пьют с господских чашек. Поймав себя на очередной мысли, записал в блокнот и подозвал хозяйку заведения.

– Серафима Исааковна, надо бы всегда чан с кипятком держать рядом с кухней и посуду там выдерживать перед подачей.

– К чему такое?

– К тому, что от 20 минут кипячения даже чума умирает.

– Так у нас публика чистая будет, Алексей Иванович.

– Вот потому мы должны показать, как у нас всё чисто, как дорожим мы нашими гостями и почему у нас так дорого, – расплылся я в улыбке.

– Я стану второй Щукиной, только подороже?

– Ни в коем случае, Серафима Исааковна. У нас нет девочек для такого рода услуг. У нас исключительно артистки высокого уровня морали. Но препятствовать счастью девиц не будем. Только пусть связи заводят не меньше чем на год и с кавалеров требуют драгоценности.

– Эх, куда вы замахнулись. А почему год?

– Чтобы сифилис успеть заметить и чтобы отличаться от Щукиной в лучшую сторону.

Так, за светской беседой и разбором замечаний пролетели минуты чаепития и ожидания полицейского урядника. Я хотел уже всех отправить по домам, но тут Платошка привёз городовых. Горлова к моему удивлению сопровождал Емельян Горбатенко. Горлов сразу же подошёл ко мне.

– Ляксей, что случилось?

– Вы не поверите, Игнат Степанович, но вон этот человек чуть меня не застрелил. Только чудо спасло. Пуля по ноге чиркнула, вот теперь хромаю, – пожаловался я.

Тот недоверчиво на меня посмотрел, и подошел вместе с Горбатенко к связанному Фоме.

– Кто это его так? – спросил Горбатенко.

– Я, когда пистоль у него отбирал, – подал револьвер я Горлову. – Хорошо. что он без самовзвода. Не успел этот варнак второй раз выстрелить. Испугался я сильно.

– Но он полностью заряжен, – осмотрев револьвер заявил городовой.

– Так я его и зарядил, на всякий случай. Ведь он еще и патроны принес. Вот, – протянул я два патрончика Горлову. – У него на руке следы от пороха, и сам горел, потому что в меня он сквозь одежду стрелял.

– Следы от пороха на руках, говоришь? – тот с подозрением на меня посмотрел, но патроны взял.

– Так сами проверьте. Если человеческую руку полить воском, то частички не полностью сгоревшего пороха можно извлечь. Да и свидетели у меня. Что здесь присутствующие артисты, что вон, парни, что с ним шли, сами говорили, что про убийство разговора не было.

Полицейские задумались. Редко когда по горячим следам удавалось варнаков ловить, а тут преступление в наличии, бандита повязали, свидетели есть и даже молодые подельники от него отказались.

– Вы, Игнат Степанович похоже, мне не верите. Так вон у господ спросите, – указал я на Сару и остальных шоуменов.

Горлов оглядел всех.

– Господа…?

– Стрелял этот душегуб, чуть ещё и Моню Полякова не подстрелил, – сказала Сара.

– Ага! Пуля прямо возле уха свистнула, – подтвердил Моня-Эммануэль.

– Вон в стене дырка, можно и пулю выковырнуть, – раздалось со сцены.

– Ладно! Сегодня с вами же никто разбираться не будет. А завтра тебе, Ляксей, придется в управу подойти.

– Игнат Степанович, – сказал я, протягивая по двадцать рублей ему и Емельяну, – жизнь у меня одна, а покушаться захотят многие. Нужно, чтобы душегуб скорее перед судом предстал – другим для острастки. Мне бы познакомиться с начальством. Поможете в этом вопросе? Да и уважаемых людей надо знать в лицо, на открытие пригласить.

– Это можно, но завтра. Емельян, поднимаем варнака, сведём в участок.

Ну вот и всё. Пора день заканчивать. В любом случае, хоть индийские слоны танцевать будут, я ничего не замечу. Но, вспомнил.

– Степан, Гриня, и вы тоже подошли. Вот вам по пять рублей. Идёте к мадам Щукиной и пусть её девочки вас научат, как детей делать. Завтра с утра, к восьми часам быть тут.

– Зачем?

– Вот завтра и узнаете, – интрига наше всё!

Получив деньги, парни молча пошли по указанному направлению. Так, по бокам им дали, по мозгам они получат у Щукиной. Хе-хе, на пять рублей самый сок в её заведении. Такого они точно не видели и не пробовали.

– Всем спасибо. На сегодня хватит. Завтра в девять часов продолжим. Посмотрю с парнями оставшиеся номера. Серафима Исааковна, а вас я попрошу задержаться.

– Вы думаете, что… – она многозначительно провела по своему внушительному бюсту.

– Нет, – резко её перебил. – Вопрос к вам особый. Первый концерт мы дадим благотворительный. Нужно, чтобы о нас сложилось положительное мнение. Пару номеров оставим для почтенной публики на второй раз. Так же, вам надо поговорить с девочками, чтобы вели себя скромно и недоступно.

– Ой, Алексей, уж как крутить мужчинами я их научу.

– Всецело полагаюсь на ваш талант и опыт.

Зима, облака закрывали солнце, сумерки сгущались очень быстро. Мы с парнями подходили к дому. Они молчали, молчал и я. Тихо поскрипывал снег. Но всем своим чутьём и опытом я понимал, что будет серьезный разговор. Как обычно, за ужином и без чужих глаз нам надо было всё разобрать и наметить план действий на следующий день. Ужин, горячий ужин нас спасёт от лишнего напряжения. Да любого человека еда сделает добрее.

– Говори, Антоха, – отложив в сторону кусок хлеба и почувствовав, как первые порции похлёбки обживаются в моём желудке, я решил начать разговор. – Вижу, у тебя, да у остальных тоже вопросы в голове крутятся.

– Есть такое, Немтырь. Повидали мы сегодня многое, – он замолчал, собираясь с мыслями. – Почему только Фома на каторгу пойдёт? Так – то дело понятное. Но остальных в нашу компанию зачем тянешь?

– Для наших дел нужно много людей, придётся рисковать, привлекая кого-то со стороны. Кому-то мы сможем доверять, а кто-то будет к нам засланным и доверять нельзя. Вот на этих парнях и потренируемся.

– Так если доверия нет, зачем ты деньги им дал? – это уже Архип задал самый интересующий для него вопрос.

– Затем, чтобы понятно им было. За Хорька они получили тумаки, от меня слово доброе, деньги и ласку от девочек. Подкормил, чтобы совсем уж волками не смотрели. Им ещё завтра показания в полиции писать.

– Ласка нам бы тоже не помешала, – Платоха мечтательно улыбнулся.

– А вот это, парни, вопрос очень серьёзный. Пойти к мадам Щукиной можно, только без носа останешься.

– Да не уж – то такая злая, что откусит?! – под такой наивный вопрос все засмеялись.

– Хуже. В домах с легко доступными девушками ходит болезнь – сифилис. По началу она незаметна, год пройдёт, а ты всё гладенький и розовый, что младенец. Зато потом покрываешься болячками, сила пропадает и гниёшь заживо.

– Так ежели дело так обстоит, что остальные ходят?

– А по какой причине пьяные под забором замерзают? Все знаю, все видели, но идут, пьют вусмерть и замерзают.

– Это да, – парни поникли головами и снова застучали по тарелкам, каждый думая о своём.

– Есть один вариант. Это чтобы девушка чистенькая была, да лаской только одного привечала, в доме светлом и чистом. Гувернантками таких зовут, а ещё горничные ничего.

– Так кто ж из горничных на нас посмотрит? Ежели такое дело, то они господ ублажают. Кто на селян позарится?

– Так селяне – они в селе живут. А мы кто теперь? – спросил и, прищурившись, посмотрел на озадаченных парней.

– Городские? Горожане? – Платоха пытался понять свой новый статус.

– Бери выше. Мы дела большие начинаем, так что мы господами будем, – заявил я ошарашенным парням.

Игра мыслей на их лицах была сильной. Они, казалось, забыли обо всё на свете и переваривали полученную информацию. Но, видимо, я так и не привык к этому миру, потому, что следующий вопрос заставил удивиться меня.

– Так это получается, меня пороть будет нельзя и Егорку тоже?

– Совершенно верно, Архип. Большой и тёплый дом по любому у всех будет, будут горничные и остальное. Но самое главное вы сможете сами подняться и семью подтянуть.

Пожалуй, в этот раз я осознал, что поставленная мной задача гораздо шире и сильней отразится на мне и людях, которые меня окружают, которые идут со мной плечом к плечу.

Ближе к вечеру нога моя разболелась довольно сильно, и пришлось мне хромать до дома Савватеевны. Зайдя в дом и в очередной раз, подивившись переменам, произошедшим с ней и Катькой Балашовой, произнёс:

– Здравствуйте, девушки. Вас обоих совершенно не узнать. Прямо даже не знаю, как к вам обращаться.

– Да уж как-нибудь обратись, – улыбнулась ведунья, а Катька довольно хихикнула. – Что раньше то не заходил? Загордился что ли?

– Не хотел вам мешать в новом доме устраиваться, да и самому некогда было, то одно дело, то другое. Думал в воскресенье с вами встретиться на пикнике, но тут у меня нога заболела, вот и пришлось пораньше наведаться.

– Заболела? Ну показывай где у тебя заболело.

– Нужно штаны снимать, – сказал я покосившись на Катьку.

– Так снимай. Неужто стесняешься? – усмехнулась знахарка.

– Да не особо, – я вернул ей улыбку.

Присев на лавку, разулся и стянул штанину с раненой ноги. Как и ожидалось, повязка сползла и обнажила длинную кровоточащую борозду, края которой немного вспухли и покраснели.

– Кто это тебя так? – полюбопытствовала Савватеевна.

– Да придурок один. Пальнул случайно, – не вдаваясь в подробности ответил я.

– И что с ним стало? – спросила знахарка, разглядывая рану.

– С кем? – не понял я вопроса.

– С придурком этим, – пояснила Савватеевна и поводила ладонью над раной.

– Да ничего не стало. Морду ему немного подправил да в полицию сдал, – сказал я, чувствуя как от её ладони пошла теплая волна и ранка перестала болеть и кровоточить.

– Катюша, принеси мазь и бинт, – попросила знахарка.

Катька метнулась в другую комнату и через минуту вернулась с какой-то склянкой и бинтом.

– Смажь ему ранку и забинтуй, – приказала Савватеевна Катьке.

Та послушно кивнула и стала осторожно накладывать мазь, чуть порозовев лицом, видимо от того, что приходилось прикасаться к моей голой ноге. Наложив мазь, она взялась за бинт.

– Подожди, Катерина. – остановил я Катьку и обратился к знахарке.

– Савватеевна, может бинтик приклеить чем-то, а то у меня завтра дел полно. Ходить много придется, а он опять сползет.

– Чем же я его приклею? – озадаченно спросила женщина.

Действительно, чем? Может клеем, которым накладную бороду клею. Нет! Ну его на фиг! Неизвестно из чего тот клей изготовили, попадет в рану и занесёт какую-нибудь инфекцию. Может мёд попробовать? Какой никакой антисептик и липкий, авось и удержит бинтик.

– А давай медом попробуем. Мёд же у вас есть? – предложил я.

– Медом? – удивилась знахарка.

Катька услышав про мёд прыснула в кулачок и не в силах сдержать смех, захихикала. Савватеевна посмотрела на нас обоих и, улыбнувшись, сказала:

– Катюша, принеси плошку с мёдом.

На этот раз бинтовать мою ногу взялась сама знахарка. Она смазала мёдом края бинта и ловко замотала его вкруг ранки. Я натянул штаны и, обувшись, походил по комнате. Бинт держался.

– Спасибо дамы! Я ваш должник. Катюха, ты в воскресенье оденься для полётов. Покажете с Архипкой класс.

– Оденусь. А вы разве не будете летать?

– Посмотрим. Ладно, пойду я.

– Что даже чаю не попьешь? – спросила знахарка.

– Не с чем. Мою порцию мёда ты мне на ногу измазала. А вас объедать я побаиваюсь.

И под смех знахарки с ученицей я выскочил на улицу и пошкандыбал домой.

Глава 18

Новый день обещал быть интересным. События вчерашнего дня наверняка многим участникам доставили беспокойство и отгоняли желанный сон. Но собравшись под крышей нашего весёлого заведения все стали настраиваться на рабочий лад. Пока барышни готовились к выступлению, пока настраивалась скрипка и шнуровались платья припозднившихся актрис, можно было решить свои дела.

– Степан! Раз ты согласен под мою руку идти, то тебе надо обзавестись погонялом или позывным по-нашему. Будешь… – я помолчал соображая. – «Бугром» будешь.

– А чё это «Бугром»? – возмутился Стёпка.

– «Бугор» это бригадир, ну значит старший в бригаде, то есть в артели. Твои пацаны вроде как артель, а ты старший в артели, значит Бугор. – постарался я объяснить значение слова Бугор.

– Старший в артели говоришь. Тогда лучше «Шишка». Батька рассказывал, что когда он бурлачил, старший у них Шишкой звался.

– Ну если хочешь зовись «Шишкой», но я тебя буду звать Бугром.

– Ладно, – неожиданно легко согласился Стёпка. – Бугром так Бугром. Ты сказал, что мы будем артистов охранять. А где они?

– Кто? – не понял я.

– Ну, артисты эти!

Я удивлённо посмотрел на новоявленного Бугра. Он что, издевается? Но посмотрев, в не затуманенные интеллектом глаза последнего, понял – не издевается.

– Вон девки на сцене готовятся, – указал я. – Они и есть артисты, вернее артистки.

– Артистки? – удивился тот. – А мы думали…

– Артистки, артистки! – перебил я парня и, обратившись к Саре, насмешливо наблюдающей за моей вербовкой будущих бойцов моего невидимого фронта, сказал:

– Серафима Исааковна, вот молодой человек думает, что на сцене у нас не артистки, а женщины легкого поведения. Давайте продолжим смотр, докажем, что это настоящие артистки, а не то, что подумал он. Тем более, что девушки со вчерашнего дня отдохнули, можно немножко и поработать.

Лёгкая усмешка, промелькнувшая на довольно красивом лице женщины, сказала мне, что она в известной мере разделяет точку зрения Стёпки на её артисток, но и мое мнение тоже справедливо.

– Девушки быстро переодеваться. Арнольд ты тоже. Циля! – обратилась она к брюнетке в цыганском наряде. – Слова не перепутай.

Пока артисты и мадам вместе с Иванцовым занимались подготовкой к номеру, можно было выпить ещё одну чашечку ароматного чая с душистыми травами.

«Циля Фрейман – цыганские песни» – прочитал я в тетрадке, когда на сцене появилась жгучая брюнетка в нарочито цыганском наряде. Возле самых кулис Моня со скрипочкой, а с другой стороны Арнольдик наряженный цыганом с гитарой, а в глубине сцены три псевдоцыганки что-то изображают. Под пронзительные звуки скрипки и гитарный глуховатый перебор стройная и невысокая Циля Фрейман танцующей походкой вышла на середину сцены и, под кивок Мони, запела чуть хрипловатым низким голосом:

«Поговори хоть ты со мной,

Подруга семиструнная!

Душа полна такой тоской,

А ночь такая лунная!»

Я посмотрел на Иванцова, поскольку прекрасно помнил, что у Аполлона Григорьева стихотворение начиналось по другому, а именно:

«О, говори хоть ты со мной,…»

Уловив мой взгляд тот кивнул мне: мол, учёл замечание и исправляю тексты. Кивнул, правда, с неким холодком и отчуждением. Что это он? А впрочем, молодец! Если он и остальные тексты приспособил под песни, то премию заслужил. Я постарался вспомнить, что там пела Марфа Кротова, но, к сожалению оригинальные тексты, что стали основой её репертуара я не помнил, но судя по тому, что мой слух они не резанули, то и над ними литератор поработал.

Между тем Циля с романсом справилась, на мой взгляд достойно, хотя и не избежала Мониного недовольства. Она даже изобразила нечто вроде очень короткой цыганской пляски, чем вызвала уже недовольство Арнольдика. Похоже права Серафима: придираются ребята к артисткам.

Открыв тетрадку, пометил: «Нужно сценическое имя, желательно нечто цыганское». Оглянулся на своё воинство. Блин! Сила искусства, как и красота – страшная вещь. Вот что было написано на их лицах большими буквами. Того и гляди фанатами станут.

Циля исполнила ещё два условно цыганских романса, девицы в глубине сцены попрыгали и покрутились в такт музыке и все ушли на перерыв, готовиться к последнему номеру – канкану.

Оглянувшись на Стёпку-Бугра и, отметив его живой интерес к происходящему на сцене, сказал:

– Я же тебе говорил, что артистки это. Вон как поют и пляшут. А вы тут с дубьём завалились, неужто бить их собирались?

– Да нет. Тебя хотели отметелить. А дядька Фома девок хотел вернуть, говорил, что Сонька с Фроськой девки справные и, мол, клиенты не довольны, что они куда-то подевались.

– Ага, а ещё на Серафиму Исааковну наехать, попугать и денежку с неё стрясти. Только дядька твой не подумал своей тупой башкой, что хочет влезть в дела очень авторитетных людей. Вот и нарвался, да и вас подвёл. С него спрос!

Степка согласно кивнул. Я, конечно, не обольщался, что новоявленный Бугор, а тем более побитые Гриня с приятелями, враз воспылают ко мне доверием и любовью, но побаиваться будут. Пока этого достаточно. Буду привязывать их к себе постепенно, через интересные занятия и материальную заинтересованность. Пожалуй, стоит их привлечь к подготовке пикника в следующее воскресенье. Наверняка шашлык и полёты на параплане их впечатлят. А вот, умненький парнишка, единственный не получивший люлей от Шварца, меня заинтересовал. Я тихонько спросил у Стёпки указывая на него:

– Как звать этого парнишку.

– А …, Петька Кожин, – пренебрежительно махнул рукой Стёпка и уставился на сцену, где под бодрые призывы мониной скрипки на сцену, взвизгивая, стали выскакивать девицы в пышных юбках и исполнять разухабистый танец.

Глядя на них, я еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Уж больно уморительно было смотреть, как эти довольно пухлые девицы, с коротковатыми и толстыми ногами, которые они поднимали вверх, взвизгивая и, прикрывая пышными юбками объёмистые задницы, затянутые в панталоны с кружавчиками, подпрыгивали на сцене. Причем проделывали всё это недостаточно умело.

Мда…! Похоже с канканом я погорячился. Танец в исполнении этих, как выражается Арнольдик «коров деревенских», вряд ли взбодрит толстопузых купчиков и прочий люд и заставит их раскошелиться. «Засада»! – подумал я и оглянулся на парней.

Увиденное заставило изменить моё мнение о талантах вышеупомянутых девиц. И потом я же не видел, как танцевали канкан в этом пресловутом Мулен Руже. И, скорее всего, не намного лучше, чем наши девицы.

А у парней только что слюни не капали из приоткрытых ртов, так их впечатлило это незатейливое зрелище. Тогда глянул на литератора нашего и нашёл его тоже в несколько возбуждённом состоянии. Тоже самое можно было сказать и про Арнольдика, что свидетельствовало о его правильной ориентации. Выходит только меня одного смешит это представление, а остальные воспринимают его как положено. Нет, вон и Сара усмехается. Ну ей можно, она женщина. Наклонившись к её уху, я спросил шепотом, указывая на мужчин:

– Они что, действительно возбуждаются от этого?

Та удивлённо на меня глянула, но вопрос поняла и не возмутилась его бестактной грубостью. Улыбнувшись, она ответила:

– Конечно. А вас Алексей разве это не возбуждает?

– Меня? – удивился я её вопросу, так как полагал, что в это время как-то не принято приличным женщинам так откровенно разговаривать на эту деликатную тему. Но, похоже, я сам напросился.

«Это она меня смутить хочет, на крепость характера пробует» – догадался я.

– Да как-то не особо. И это меня совсем не радует. Я на этот танец большие надежды возлагал. Думал, что он поможет избавить богатых мужчин от лишних денег. А сейчас боюсь, что ошибался.

Выслушав, мадам тихонько в ладошку рассмеялась и так же шепотом меня успокоила:

– Не беспокойтесь, мужчины канкан воспримут как надо. У этой старой кошёлки Щукиной сразу после этого танца клиентов прибавится. Да и к нашим девкам приставать начнут. И жадничать особо не будут.

– Хорошо коли так, – с сомнением произнёс я, глядя на сцену, где девицы заканчивали свои пляски.

А вот окончание танца девицы скомкали. Попрыгав и продемонстрировав панталоны, они скромненько удалились за кулисы. А где поочередное сажание на шпагат с задорными взвизгами. А если на шпагат они садится не могут, то хотя изобразили бы нечто похожее. Придётся это дело исправлять. Стёпкины парни смотрели с осоловелыми глазами. Вчерашний поход дал им немного знаний и что ожидать от красивых девушек они знали.

Я встал и снова постучал тростью призывая артистов:

– Дамы и господа! Концерт мне понравился. Есть несколько незначительных замечаний, но в целом выступать перед публикой вы готовы. Поэтому через две недели даём благотворительный концерт. Обещанную мною премию вы получите завтра. А сейчас все кроме господ Иванцова, Полякова-Лебединского и Грабовского свободны.

Обернулся к Стёпке:

– Бугор, через два дня найдёшь меня у Никифора Зимина на Сузунской улице, есть для вас дело.

Стёпка кивнул и, кликнув свою гопкампанию, удалился.

– Пацаны! Вы тоже домой дуйте, – отпустил я своих мушкетёров.

Дождавшись когда все разбегутся, обратился к оставшимся:

– Серафима Исааковна, господа! Работа проделанная вами очень большая. Честно признаться таких результатов я не ожидал. Конечно, каждый номер далеко не идеален, но всё вместе смотрится очень прилично. Думаю, такого нет и в столице.

Я начальственным взором осмотрел руководителей этого шоу и, не заметив ни одного пренебрежительного взгляда, продолжил:

– Теперь по замечаниям. Прежде всего, нужно обустроить зал и сцену. В зале облагородить стены и пол. Сцену нужно увеличить и повесить занавес. Нужен рояль. Господин Лебединский рояль в городе найдётся? Можем арендовать или купить.

Моня подумал и, чуть порозовев, произнёс:

– Рояли в городе есть. Наверное кто-нибудь и продаёт.

– Отлично! Вот и займитесь этим вопросом вместе с Серафимой Исааковной. Ремонт зала и переделку сцены организую я. Если у кого-то появятся предложения по поводу обустройства зала и сцены сообщайте Серафиме Исааковне. Обсудим и порешаем.

Я помолчал немного давая слушателям осмыслить сказанное и, не дождавшись предложений, продолжил:

– Теперь поговорим об исполнении. Особых замечаний у меня нет. Музыка и тексты песен слух не режут. Но одной скрипки для сопровождения маловато, поэтому рояль просто необходим. Кстати, кто будет играть на том рояле?

Все удивлённо на меня посмотрели, а Арнольдик даже плечами пожал. Ну что ж, продолжим.

– Господин Лебединский, вам тогда ещё одно поручение: найти исполнителя. Неважно будет это мужчина или женщина лишь бы играл сносно. Это выполнимо?

Моня задумчиво покивал, видимо перебирая в уме знакомых. Серафима глянув на него, сказала уверенно:

– Найдем!

– Отлично! Теперь с вами господин Грабовский. Должен отметить, что номер под названием «Свидание» вы с партнершей исполнили очень хорошо. А вот танцевальное сопровождение песен Марфы Кротовой на мой взгляд несколько вяловаты. Но я не специалист и на своем мнении настаивать не буду. Посмотрим на реакцию зрителей.

Грабовский поморщился и сказал:

– Где нормальных танцовщиц взять. Фроська с Сонькой еще более менее, а остальные…

– «Коровы деревенские», – перебил его я. – Но других у нас пока нет. Поэтому будем этих тренировать и подыскивать таланты. Тем более, что после того как мы начнем показывать зрителям канкан, наши плясуньи начнут, по вполне понятным причинам, из строя выбывать.

После этих слов все заулыбались. Причины оказались понятны всем, даже Моне.

– Теперь о канкане. Танец, как вы уже поняли, с известным подтекстом. Музыка и движения должны быть задорные и, если так можно выразиться, более разухабистые. И одной скрипки здесь совершенно недостаточно. Кроме того окончание танца совсем не годится, – раскритиковал я будущий танцевальный хит.

– А вы можете что-то другое предложить? – с явной обидой произнёс Арнольдик и выжидательно уставился на меня.

– Разумеется могу. Иначе бы этот разговор не затевал. Показав всё что можно и даже, что нельзя, девицы должны по очереди садиться на шпагат и громко взвизгивать, желательно взвизгивать по разному.

– Что означает садиться на шпагат? – с недоумением спросил новоявленный Раздватрис.

Он что не знает, как садиться на шпагат? А ведь вполне возможно и не знает. Когда это выражение в обиход вошло? Да чёрт его знает когда! И как назывался этот элемент у музы Тулуз-Лотрека знаменитой Ла Гулю, которая впервые его и показала? Или ещё не показала. Читал же про Тулуз-Лотрека, но когда он в этом Мулен Руже тусовался, совершенно не помню. Забавно, но увечный аристократ показал всему миру «прекрасную Францию» в очень неприглядном виде. И Ла Гулю у него выглядит как потасканная дешёвая проститутка, с обвисшей грудью. Вот она точно бюстгальтер не носила.

Ладно, не фиг страдать о «La belle France», надо как-то донести до Арнольдика сермяжную правду о «шпагате». Проще конечно показать. И даже, пожалуй, смог бы, но не солидно, да и нога побаливает. Пришлось выражаться культурно и даже подрыгать здоровой ногой, прежде чем до бедного балеруна дошло.

– А…, «сплит»! – заматерился он по английски. – Нет не смогут они, как вы настаиваете «сесть на шпагат». Разве что Метелкина, да и она должна потренироваться.

– Да им и не надо! Достаточно вытянуть правую ногу вперед и плюхнуться задницей на пол, – постарался я описать шпагат на минималках.

– Тут главное взвизгнуть эротично. Проделывать все это нужно по очереди. Сначала одна, потом вторая и так далее, – добавил я необходимое требование.

– Если только так, – под откровенный смех Серафимы и хихиканье Мони, пробормотал Арнольдик и, похоже, задумался.

Задумался – это хорошо. Задумался, значит работает. А вот литератор наш господин Иванцов Павел Степанович не улыбается даже и посматривает на меня как-то косо. Вроде как ширинка у меня не застёгнута. Мне даже пришлось глянуть на свои штаны и убедится, что с одеждой у меня полный порядок. Тогда в чём дело?

– Павел Степанович, вам что-то не нравится? – не стал я ходить вокруг да около и решил спросить напрямую.

– Почему вы так решили? – интеллигентно попытался уклониться от прямых разборок Иванцов.

– Ну как же. Хмуритесь вот, посматриваете искоса и с осуждением. И вообще чем-то недовольны. Давайте, пока дело не зашло слишком далеко, проясним ситуацию. Вы выскажете свои претензии, а я постараюсь на них ответить. Вполне возможно, что разногласия наши мнимые и вполне разрешимые.

Иванцов по-прежнему хмуро, но уже с некоторым интересом взглянул на меня. Видимо мое неожиданное, но вполне интеллигентное предложение его удивило и заинтересовало. Чтобы подтолкнуть его к откровенности пришлось немного надавить.

– Смелее, Павел Степанович, не стесняйтесь, «жгите глаголом», как завещал нам классик.

Тот снова посмотрел на меня и, отведя в сторону взгляд, помолчал несколько секунд и, глядя мне в лицо, заговорил:

– Хорошо! Вы, Алексей, заинтересовали меня как умный, любознательный юноша, который хочет стать культурным, образованным человеком. А вчера вы вдруг предстали перед нами настоящим бандитом. Неужели этого уже пожилого человека нужно было бить так зверски? И потом вы же без всякой жалости избили этих молодых людей, почти детей.

Знакомый рефрен – «они же дети». Показать бы тебе, что могут натворить «онижедети» при случае, хотя, наверное, бесполезно убеждать этого старого чудака.

– Вы хотите сказать, что я неоправданно жестоко обошелся с нашими незваными гостями?

– Да так и есть, но не это главное, – поморщился от неприятных воспоминаний литератор.

– Даже так? – непритворно удивился я. – И что же тогда, по-вашему, главное?

– Видите ли. Когда вы ударили лицом об стол этого беззащитного человека, то мне показалось, что вы сейчас забьёте его насмерть. Боюсь, что если вы и в дальнейшем будете вести себя подобным образом, то превратитесь в зверя или в убийцу.