Текст книги "Проводник"

Автор книги: Алексей Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Следи за собой

На улице стояла серая полицейская буханка с синими полосами по бокам и торчащим сверху проблесковым маячком. Она выглядела как-то чуждо и даже враждебно в этом спокойном мире, который так бережно хранил наш двор. У автомобиля стоял еще один сотрудник полиции, который, судя по всему, жутко скучал.

Увидев нас, он заметно оживился, открыл боковую дверь, а сам обежал машину, запрыгнул на водительское место и тут же запустил двигатель. Машина завелась с пол-оборота и принялась угрожающе тарахтеть.

Мы полезли внутрь. Подбежал эксперт и немного суетливо сел спереди. Видно, что это было не его место. Свой блестящий чемодан он передал Малашу, а Малаш – участковому. Тот первым залез в салон и уселся по ходу движения у окна. Рядом с ним оставалось еще два места. Малаш слегка ухватил меня за локоть и, как бы между делом, направил к участковому. Следом уселся конвойный. В итоге я оказался зажат между двумя сотрудниками полиции. Я чувствовал их крепкие плечи, решительность в намерениях и несгибаемую твердость в суждениях. Было неудобно.

Оперуполномоченный забрался в машину последним, аккуратно захлопнул за собой дверь и вальяжно уселся напротив нас. Между нами был неудобный пластиковый стол. Малаш что-то сказал водителю, и машина тут же рванула с места.

– Итак, давай по порядку, – начал снова обрабатывать меня Малаш, как только повернулся к нам, – значит, вы с Екатериной жили вместе, так сказать, душа в душу, не ругались и не ссорились. Так?

– Угу, – промычал я.

– Гуляли, значит, по городу и в какой-то момент заметили, что за вами следят какие-то неизвестные бомжи. Один из них похож на чувака с фотографии твоей тетки. Правильно?

– Да. Только со шрамом.

– И вы подумали, что они хотят отжать твое наследство? Решили, значит, выяснить, кто они такие, и поэтому сами начали за ними следить? Проследили до какого-то дома, куда мы сейчас едем, зашли внутрь, и тут вас приняли. Верно?

– В общих чертах, да, – кивнул я.

– А почему же вы прямо у них не спросили, кто они такие, и что им нужно? Зачем вся эта конспирация? Почему в полицию не обратились? – чуть более серьезным тоном спросил оперуполномоченный.

– Не знаю, – честно ответил я, – как-то не подумали про это. Решили, что это ничего не даст… Не знаю. Почему-то решили именно так поступить…

– Видишь, какие-то несостыковки уже начинаются, – безапелляционно заявил Малаш и продолжил, – а потом, значит, оказалось, что среди этих бомжей живет бабка, которая знала твою тетку и которая приходила к тебе в гости на второй день твоего заселения в теткину квартиру?

– Да, – не сразу ответил я, подумав, что надо быть осторожнее, опер явно выстраивает какую-то логическую конструкцию в свою пользу.

– И вас, значит, напоили каким-то отваром, отчего вы оба вырубились. А тебе еще и по морде дали.

– Угу, – промычал я.

– Ну а зачем же вы у них чай пить стали? У каких-то грязных бомжей в каком-то вонючем клоповнике. Я бы вот ни за что не стал, а ты бы стал, Евгений?

– Что я, бомжара какой-то? – деланно возмутился такому вопросу участковый, – это же не-ги-ги-е-нич-но!

– Вот и я так думаю, – кивнул Малаш, – а вы, значит, ничего, попили?

– Ну, у них не грязно было. И довольно уютно…

– Ну ладно ты, – внезапно согласился Малаш, – в блиндажах и на блок-постах и не такое видал, а подруга-то твоя как? Хорошо, давай дальше. Значит, утром ты очнулся один у себя дома, а Екатерины нигде нет?

– Да, – кивнул я.

– Ну а с чего же ты решил, что ее похитили эти бомжи?

– Так я сам видел, как один из них, как раз тот, что со шрамом, Константин его звали, перенес ее в другую комнату!

– Ах да, точно, – сделав вид, что немного запамятовал, добродушно воскликнул Малаш, – ну, тогда объясни мне, зачем она вообще им нужна? А еще на хрена они палились и волокли тебя через полгорода домой? Почему не кинули где-нибудь у железной дороги или просто в сугроб? Ах да, забыл! И почему ты выкинул свою одежду в мусорный бак!?

Под конец этого мозгового штурма интонации у опера становились все жестче и жестче, а вопросы все сложнее.

– Ну… – начал я. – Я не знаю…

– Видишь, – неожиданно добродушным голосом заметил Малаш, – еще несостыковки. Хорошо, если мы сейчас приедем на место и застанем там этих бомжей. А если нет? Что если мы этих бомжей вообще не найдем? Думаешь, судья поверит в этот бред? Впаяет тебе по максимуму, за то, что врешь!

– Я не вру, – тихо ответил я.

– Я и не говорю, что врешь. Просто как-то все это неправдоподобно звучит. Так что ты давай, подумай. Чтоб мы время зря не тратили. Пока еще есть шанс, мы тебе поможем. С судьей поговорим, скажем, что активно способствовал раскрытию. Дадут тебе лет семь, через пять условно-досрочно выйдешь. Мы это порешаем. В колонии тебя пристроим на хорошее местечко. За твои боевые заслуги…

– Да не убивал я ее, – устало пробормотал я, – зачем она им нужна, я не знаю, и зачем они меня домой приволокли тоже. Я понимаю, что это звучит, как бред, но это так и есть! А одежду я выбросил, потому что противна она мне стала. Запах этот от их квартиры…

– Ладно, – внезапно отстраненным голосом сказал Малаш, – давай, показывай, куда ехать.

Я поглядел в окно и сначала не понял, где мы находимся. Потом сообразил. Оказывается, водитель уже заехал на нужную улицу. Только не тем путем, которым мы с Катей спускались. Оно и понятно, там гора крутая, улица узкая. Неудобно. Водила с другой стороны заехал. Проехал мимо Золотых ворот, там спустился с горки ближе к железной дороге и по параллельной улице добрался до нужного места.

– Вон там, сразу за поворотом – сказал я.

Спустя несколько секунд уазик затормозил и меня сразу же стали выдавливать на улицу. Первым выскочил Малаш, следом конвойщик, потом я, а за мной участковый. Я оказался снова зажат между внимательными полицейскими. За нашей машиной тихо остановился черный форд с красной полосой и гордой надписью «следственный комитет». Это привезли следователя.

– Ну, показывай! – добродушно сказал Малаш, дождавшись следака. – Только не дури! Женя у нас лыжник, моментом тебя догонит.

– Ага, – загоготал Женя, – или пуля!

Под общий веселый гомон я вышел из-за машины и обомлел. Дома, где мы вчера пили чай, не было. Только руины. От него остался первый кирпичный этаж. А второй, по большей части, выгорел. Сохранилась правая веранда с лестницей. Той самой, по которой мы позавчера поднимались в темноте. Правая деревянная часть второго этажа разрушилась частично. Окна были разбиты, а стены над ними обуглены. Крыша провалилась внутрь. Левая часть второго этажа отсутствовала.

В оконных проемах первого этажа виднелись обрушенные обгоревшие балки и покореженные ржавые листы металла. Дом был абсолютно не пригоден для жизни. А главное, это несчастье, судя по всему, настигло его не вчера и не позавчера. А еще до зимы. Все было заметено матерыми сугробами.

Я в растерянности осмотрелся. Может быть, мы заходили в другой, похожий дом? Нет. Точно нет. Поблизости похожих домов не видно. Да и не мог я ошибиться. Позавчера мы были в этом доме. Только он еще не был уничтоженным чудовищным пожаром.

– Ну что? – участливо спросил Малаш, заметив мою растерянность. Почти по-дружески хлопнув меня по плечу, чуть сильнее, чем нужно, с нескрываемой издевкой в голосе уточнил. – Этот адрес?

– Вроде бы, этот… – пробормотал я.

– Ну а дом-то какой?

– Я не знаю…

– Как не знаешь? – наигранно удивился он. – Вот этот в самый раз подходит под твое описание. Только он сильно сгоревший. Других похожих тут, вроде, нет, а Евгений?

– Есть чуть пониже еще парочка двухэтажных домов, – неуверенно возразил участковый.

– Ну, пойдем, посмотрим, – благодушно согласился Малаш.

И мы всей толпой медленно двинулись вдоль по заснеженной улице. За следующим поворотом действительно стояли два двухэтажных дома. Один за другим. Но совершенно не такие. Полностью деревянные. С единственным входом по центру. За этими домами улица резко заворачивала вниз к реке. Там стоял еще один дом. Он был обнесен металлическим строительным ограждением.

Дальше идти смысла не было. Я покачал головой, давая понять, что нужного дома тут нет. Мы молча развернулись и пошагали обратно. И, чем ближе я подходил к сгоревшему остову, тем больше во мне росла уверенность, что это тот самый дом. Надо сказать, я прекрасно осознавал, что не мог позавчера не заметить, что он сгоревший. Даже в темноте. Да, дом был сильно запущенным, но целым. В нем вполне можно было жить. А тут нельзя даже по лестнице подняться. Не то чтобы зайти в комнату и пить там чай. Бред какой-то!

– Ну что, Илюха, выходит, все-таки, этот дом? – с нескрываемой иронией воскликнул опер, когда мы дошли до уазика. – Женя, а когда он сгорел? В прошлом году или позапрошлом?

– В позапрошлом! – на этот раз уверенно заявил участковый, – Как раз под Рождество. Тут еще пара бомжиков угорела.

– Точно! – не очень правдоподобно изобразил озарение Малаш. – Видишь, еще одна несостыковка. Не было позавчера здесь ни тебя, ни Екатерины. И бомжей никаких не было!

– Надо за домом посмотреть, – внезапно подал голос следователь, – вдруг она там лежит…

– Женя! – воскликнул Малаш, и участковый тут же направился к дому.

Обойдя его по сугробам вокруг, он браво доложил, одновременно отряхивая брюки от снега:

– Чисто. Вокруг дома цепочка следов, но заметена снегом. Больше ничего нет.

– Вот так, – объявил Малаш, – видишь, сколько вопросов без ответа осталось. Не пора ли тебе нам все рассказать, а, Илья?

Я молчал. Ну а что говорить? Что следы вокруг дома нами были оставлены? Кто теперь этому поверит.

– В общем, давай, полезай в Уазик, поедем к следователю, – скомандовал оперативник.

Я пошел было на свое старое место, в салон, но Малаш меня остановил:

– Нет, давай-ка назад! В обезьянник. И подумай там хорошенько, что для тебя предпочтительнее – выйти по УДО через пять лет или чалиться пятнадцать!

Конвойщик ухватил меня за рукав и повел за машину, где проворный водитель уже открывал двери. «Обезьянник» представлял собой небольшой отсек в задней части уазика, отделенный от остальной машины металлической стенкой. Отсек, хоть и был чистым, но выглядел сильно потрепанным и довольно удручающим. Стенки и потолок кое-где были во вмятинах, линолеум на полу вытерт, металлические сидения, расположенные по бокам друг напротив друга – жесткие и узкие. Видно, что задержанным тут ездить не особо нравилось, и они изо всех сил пытались выбраться на волю. И, скорее всего, безуспешно, потому что от свободы их отделяла дверь с толстой решеткой.

Я забрался внутрь. Дверь за мной сразу же громыхнула, и тут же заскрежетал запор. Я плюхнулся на сидение и тупо уставился на лавку напротив. Подумал, что если бы там сидел еще кто-нибудь, нам было бы, наверное, тесновато. Через металлическую стенку донесся веселый гомон сотрудников полиции, захлопали закрывающиеся двери, затарахтел движок, и мы тронулись. Между гулом бодрых голосов и взрывами смеха я различил песню Цоя, показавшегося мне неуместным в этой обстановке.

До Следственного комитета мы ехали, в общем-то, недолго. Но складывалось ощущение, что водитель, выбирая маршрут, остановился на самой извилистой и разбитой дороге. Уазик жутко трясло, и меня мотало в обезьяннике во все стороны. Хотя, может быть, уазик так трясло и до этого, но я, зажатый между двумя полицейскими, просто этого не ощущал.

Вообще-то, я в армейке и не такое видывал. И дело даже не в Бэтээрах или Бээмпэхах. Однажды такой случай был. Нарочно не придумаешь. Я потом его всю службу вспоминал. В общем, заступил я в наряд по столовке. На мойку. Еще в учебке. Я пару месяцев всего и отслужил-то. Оказалось, что именно в мой наряд у командира части День рождения был. Вот столовая и решила ему подарок подогнать. Договорилась с хлебокомбинатом, который нам в часть хлеб поставлял, чтобы те торт ему испекли. Ну, и надо было двух бойцов послать, помочь этот торт в машину загрузить и потом выгрузить. Он громадный был.

Чтоб командиру не спалиться, задействовали хлебовозку, которая хлеб каждое утро возила. В помощники назначили меня и моего земелю – Димана Обрубова из Ликино. Хлебовозка – старый 53-й газон. В кабине только один пассажир умещается. Короче, решили одного из нас везти в кузове. Двери в кузов были сбоку, а внутри он разделен на две части. И в каждой в два ряда один над другим вставлялись лотки с хлебом. В одном из отделений освободили два нижних уровня от лотков, чтобы там можно было ехать. Правда, только лежа.

Мы с Диманом на руках забились, и вышло так, что я еду в кузове до хлебокомбината, а он – обратно. В общем, забрался я внутрь. Хлебом пахнет – красота. Но тут дверь закрывается, и наступает абсолютная темнота. Хоть глаз коли. А потом газон завелся и поехал. Хлебокомбинат, как оказалось, был на другом краю города. Трясло в кузове не меньше, чем в ментовском уазике. Я руки и ноги в стороны раскинул, насколько можно было, чтоб меня туда-сюда не кидало на ямах и поворотах. Но это еще пол беды. С учетом темноты и жуткого грохота наступила полнейшая дезориентация, и стало как-то острее ощущаться время. Минуты тянулись и тянулись. Часов нет, телефона тоже. Время сверить не с чем. В голову начинают всякие дурацкие мысли лезть. Типа, а вдруг это все специально подстроено. С какой-то коварной садистской целью. Невесть, конечно, какое ужасное приключение, но в тот момент было не очень прикольно. И, чтоб хоть как-то себя отвлечь, я стал петь песни. И горло не жалел. Наоборот, было интересно петь погромче. За движком и грохотом пустых деревянных лотков тихое пенье слышно не было.

Когда приехали, я словно заново родился, вылез на волю и не нарадуюсь: светло, простор, свежесть, тишина. А Обрубов прикалывается, что я песни орал всю дорогу. Им, оказывается, это было очень хорошо слышно.

Затащили мы торт в машину и обратно поехали. Я уже в кабине. Спустя пару минут слышу – из кузова слабенький голосок доносится. Обрубов тоже понял, что в этом кузове песня – единственное спасение. Только он очень скромный был. И пел похуже.

В общем, езда в обезьяннике дежурного уазика меня не сильно впечатлила. Комфорт не важен, когда алеет душевная рана. Я думал о Кате. Тут у меня вилка выходила. Если меня упрячут за решетку, я никак не смогу ей помочь, поэтому надо всячески отводить от себя подозрения в убийстве. К тому же я этого действительно не делал, или… Нет, то, что с домом этим какая-то неувязка вышла это точно. Но убийство я не совершал. Не мог!

Не мог же я сойти с ума. Может меня опоили какой-то дрянью, от которой в голове все перепуталось. Еще и этот удар. Ведь сто процентов сотрясение. Я же в отключке фактически сутки с половиной пробыл. Рвало. Ох и сильный же этот Костя, а с виду не скажешь. Может быть, мы сидели не в том доме, а у меня в квартире? Или еще где-нибудь. Кто теперь разберет. Одно знаю точно! Всю историю рассказывать нельзя, еще, чего доброго, в психушку упекут. А оттуда я Кате тоже никак помочь не смогу.

В общем, я решил придерживаться своей первоначальной версии, что Малашу рассказал. А про дом скажу, что во Владимире не очень хорошо ориентируюсь, может быть, перепутал. Доказательств ведь, что я убил Катю, нет никаких. И быть не может. С такими мыслями меня привезли в Следственное управление.

Мы поднялись в отдел, и меня разместили в каком-то кабинете. Ничего особенного. Желтые стены, стол у окна с компьютером. Пара стульев – у стола и у двери. Вместе со мной остались Малаш и конвойный. Малаш попросил следователя разрешить ему ещё раз со мной поговорить. Следователь разрешил. Я, говорит, пока чаёк нам сделаю, кое-кому позвоню, компьютер подключу, подготовлюсь к допросу. И еще, говорит, ты с него объяснение возьми, на случай, если от показаний потом откажется, ну и чтоб его было на чем подловить. Это он Малашу в коридоре сказал, но я услышал.

Когда Малаш вернулся, я сидел у стола, а конвойщик напротив меня – у двери. Автомат положил на колени. Малаш с деловым видом уселся за стол, положил перед собой какие-то бумаги и тут же принялся меня в очередной раз обрабатывать. Про все эти несостыковки спрашивать. А потом и про синяк спросил. Осмотрел его со всех сторон и с уважением сказал:

– Не слабо тебя тут приложили. Ты парень деревенский, воевал. Тебя просто так не свалить. Чем ударили-то?

– Кулаком просто, – отвечаю, а сам думаю, что я об этом уже не раз сегодня говорил.

– Надо бы это зафиксировать… – как бы между делом сказал оперуполномоченный, подвинул поближе один из бланков и стал что-то записывать.

Я пожал плечами, мол, делайте что хотите, а я в своей правоте уверен. А сам не полностью уверен. Не давал покоя мне этот сгоревший дом. И вообще, вся эта история с подвалом и золотыми червонцами смахивала на какой-то бред. Неужели я схожу с ума?

Где-то через пол-часа Малаш закончил свой опрос, дал мне подписать мои показания, потом забрал у меня сотовый телефон и вышел из кабинета. Конвойный остался. Он смотрел куда-то в сторону окна и не обращал на меня никакого внимания. Пока я спокойно сижу, я ему не интересен. Просто работа.

Я уставился на свои ботинки, обдумывая невеселые перспективы. Так мы провели еще где-то полчаса. За это время я сумел немного собраться с мыслями, все обдумал и пришел к выводу, что точно не убивал Екатерину. Ведь я её люблю! А на счет дома так ничего и не придумал.

И тут зашел адвокат. Невысокий человек в свитере, с сальными темно-русыми волосами и маленькими бегающими глазками. Он, не обращая ни на кого внимания, молча прошел к столу, водрузил на него свой огромный немного потертый черный кожаный чемодан, вытащил какие-то бумаги, уголовный кодекс и, повернувшись ко мне, внезапно, не протянув руки, начал:

– Здравствуйте, Илья Александрович! Меня зовут Крайнов Сергей Леонтьевич. Меня сюда пригласили в качестве Вашего защитника. Вы знаете, в чем Вас подозревают?

– В убийстве, – отвечаю, – но я никого не убивал, это все просто какая-то нелепая история!

– А Вы где работаете? – как будто бы пропуская мимо ушей мои слова, спросил адвокат.

– Ну, постоянно нигде. Учусь на заочке.

– А живете на что?

– Есть кое-какие накопления. Иногда шабашу…

– Ясно, а имущество у Вас какое имеется?

– Ну, квартира, гараж еще, а что?

– Оплатить мои услуги сможете? – перешел он, наконец, к делу, – Ситуация у Вас очень серьезная. Подозрение в убийстве. Статья сто пятая. По статье предусмотрено наказание до пятнадцати лет лишения свободы. И это в лучшем случае, а если вторая часть будет – так вообще пожизненное могут дать. Тут квалифицированная юридическая помощь нужна, понимаете?

– Но я никого не убивал…, – начал было оправдываться я.

– Это понятно, – перебил меня адвокат, – ну Вы же знаете, как у нас все устроено. Пока там разберутся. Сейчас задержание готовят, потом заключение под стражу. Алиби у Вас сомнительное…

– Ну, а сколько это стоит? – спросил я, подумав, что, может быть, он поможет мне избежать ареста.

Мне, главное, сейчас остаться на свободе. А там пусть будет, как будет. К тому же я почему-то был уверен, что следствие во всем в итоге разберется. Я же никого не убивал!

Адвокат торопливо порылся в сумке, вытащил небольшой кожаный футляр, из которого извлек дорогую с виду металлическую ручку. На одном из лежащих на столе листов он написал несколько цифр и подвинул лист ко мне. Я взглянул на сумму, которая оказалась довольно внушительной.

– Это за день, – важно объявил адвокат и степенно убрал ручку обратно в сумку.

Не знаю, зачем он навел такую конспирацию на стоимость своих услуг, но они были мне явно не по карману. Я прикинул, что с такими расценками я просто не дотяну до 18 февраля. К тому же, почему я вообще должен беспокоиться об адвокате, если не совершал никакого преступления! В общем, я решил повременить. Посмотреть, во что все это выльется.

– Нет, – говорю, – у меня нет таких денег.

– Но у Вас же есть имущество! – с поучительной интонацией, как будто напоминая мне о моем доме, воскликнул адвокат.

– Вы предлагаете мне квартиру продать? – опешил я, чувствуя, что меня просто разводят.

– Ну почему же сразу квартиру, – нетерпеливо развел руками мой защитник, – есть же и другое имущество. Гараж, например. Он должен прилично стоить.

– Нет, я пока не готов к таким решениям, – объявил я.

– Это, конечно, Ваше дело, – учтиво согласился адвокат, – но подумайте хорошенько! Еще раз повторяю, положение у Вас очень серьезное! Статья-то нешуточная. Если до суда дело дойдет, помочь будет уже очень проблематично, лучше сейчас попытаться все разрешить.

– Но я ведь не виноват, – чуть ли не закричал я, убеждая то ли себя, то ли адвоката, – я никого не убивал! За что мне оправдываться?

– Это понятно, – ответил адвокат, – в общем, думайте. Если решите, можем всегда вернуться к этому разговору, а сейчас пойдемте к следователю, он приглашает на допрос.

После этих слов адвокат сложил все свои бумаги обратно в чемодан и, так и не спросив меня о случившемся, бодро направился к двери. Было понятно, что бесплатно он абсолютно ничего делать не собирается, и я понуро поплелся за ним. Конвойщик, до этого не проявлявший никакого участия к происходящему, поспешно поднялся, пропустил меня вперед и замкнул шествие. Так мы переместились в кабинет следователя.

Всю дорогу я твердил себе: «Будь осторожен. Будь осторожен!».