Текст книги "Сказки Ледяного спокойствия"
Автор книги: Алексей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Царь аж подпрыгнул.
А Волк, глядя на младшего брата, рассуждает:
– Хорошо бы еще молочка...
Царь услышал, вспомнил еще одну сказку и стребовал целый чан кипящего молока. Все прямо рты разинули, когда он туда полез омолодиться перед приемом Виагры. Даже побрезговали вынимать.
Зато все братья моментально замирились, закорефанились с Серым Волком, который их поставил бригадирами, и занялись уже заскучавшей Виагрой. И так разошлись, что пригласили еще и другие ансамбли, даже мужские, и отдельных исполнителей, которые были рады-радешеньки такому пониманию их творческого искусства. Я там был, но меня не пустили.
43. Мурина Тетрадь
– Детей! Гоните их в шею отсюда, этих детей! Что здесь у них? Ну, ясно...
Сержант остановился.
Хоботом и линзами он уставился на Чудо-Дерево, с которого юные сталкеры ободрали последние туфельки и калошки, по сто рентген в каждой.
Потом затопотал ногами, заорал:
– Кто-нибудь приведет мне этого Тянитолкая? Кто-нибудь разыщет мне этого психа– ветеринара? И Тараканище?
Из-под резиновой маски сержанта нет-нет, да и выбивалась густая борода.
– Им же велели сидеть дома. А он их обучает занимательной ботанике и зоологии...
Ближе к полигону сержант с хоботом сумел ухватить за подол Муру.
– Это я, Мурочка, Бармалей, ты меня не бойся, – забормотал он. – Меня даже крокодил выплюнул – пожалел. Это твоя тетрадка? Что это у тебя за чудовище нарисовано?
Мура всхлипнула:
– Это Бяка-Закаляка ужасная...
– Отлично, Мурочка. И где ты ее видела?
– Вон там... – Мура указала на густой подлесок в полукилометре от берега.
– Вот и замечательно... Степанов! Тетрадь – в дезинфекцию, остальное и остальных – туда же... Всем выдать йод и по чарке водки... Отделение! Стройся! К подлеску, короткими перебежками!... Прочесываем на предмет... Степанов, покажи им еще раз тетрадь... Стрелять очередями, особо не целиться... По этой вот штуке... и по всему прочему... Бегом марш!
44. Мутные Пруды
– Крошка Енот, сходи к пруду, налови рыбки, – попросила мама.
Крошка Енот захватил с собой все, что положено рыбаку, и отправился к пруду. Уже стемнело, в пруду отражалась луна.
Енот закрепил удочку в специальной рогульке, уютно пристроился рядом, развел костерок. Хлебнул из фляжки, забил косяк – хорошо! Рыба не клевала, и Крошка подошел заглянуть в пруд и выяснить, в чем дело. Из пруда на него таращилась дикая, перекошенная харя.
– Ай! – заверещал Крошка Енот и, позабыв об удочке, помчался домой.. Он поминутно спотыкался и падал; ему мерещилось, что Сидящий в Пруду его вот-вот схватит.
– Обкурился до чертей, – встретила его мама. – Кто же там может быть? Подумай сам, дурачок! Вернись за удочкой, загляни еще раз и улыбнись ему! Тебе-то уже давно с ним пора подружиться!
– А он меня не утащит? – боязливо прошептал Крошка Енот.
– Может, если за луной полезешь, – согласилась мама. – Запомни: там, в пруду, нет ни сыра, ни дыни. Там только луна.
Шарахаясь от каждой тени, Енот поплелся обратно.
Рожа была на месте. Крошка через силу растянул губы в улыбке, и незнакомец поделился с ним той же гримасой.
Тут подоспела Обезьяна.
– Чего дрейфишь, – сказала она. – Я, когда обсаженная, да еще и вздринчу, вообще глазам не верю.
– А ты сейчас такая? – спросил Крошка Енот, не веря глазам.
– Именно такая, – закивала Обезьяна и протянула ему косяк. – Давай улыбнемся вместе.
И они дружно улыбнулись своим рожам, которые пруд отразил настолько же равнодушно, сколь и луну, которая тоже там, недосягаемая, неизвестно чем занималась.
Обратно новые друзья шагали в обнимку и пели:
"Я никогда не ловил луну в реке рукой,
Но я почту за честь."
– Мама, я телку привел! – заявил Крошка Енот с порога.
– Наконец-то, – облегченно вздохнула мама.
От гражданского брака родилось существо, вызвавшее у всех Улыбку, от которой всем стало светлей – и Слону, который приперся, и Удаву, и Попугаю: словом, всей местной тусовке, которые, к огорчению мамы, устроили в ее доме притон. И даже Маленькой Улитке стало светлей, потому что косяк ей забили в самую раковину, да там и забыли. Она потом натворила много дел, когда разошлась.
45. Мэри Поппинс – до свидания!
Мэри Поппинс сидела прямая, как ее зонтик с головой попугая в виде ручки.
– Джон и Барбара Бэнкс! – произнесла она ровным голосом.
Близнецы вскочили.
– Вы продали Варфоломея собачнику и получили за него деньги, – отметила Мэри Поппинс. – Между тем, вам отлично известно, что с недавних пор Варфоломей состоит в частном владении. Итак?
Джон и Барбара непроизвольно разжали кулачки. Монеты со звоном посыпались на пол.
– Хорошо, – кивнула Мэри Поппинс. – Вы вернете эти деньги собачнику с процентами из вашей свиньи-копилки.
Близнецы бросились собирать пенсы и полупенсы.
– Джейн Бэнкс, – продолжила Мэри Поппинс. – Тебя опять видели на улице Пикадилли. Как это понимать?
Джейн потупилась. Мэри Поппинс сдвинула брови:
– Джейн Бэнкс! – повысила она голос. – Я не слышу ответа!
– Я больше не буду, – прошептала та. – Я больше туда не пойду. Меня заставил бакалейщик...
– Хорошо, – Мэри Поппинс сделала пометку в своей записной книжке. – Мы будем считать, Джейн Бэнкс, что это никогда не повторится.
– Конечно, Мэри Поппинс, – прошептала Джейн.
– Ну, а с тобой, Майкл Бэнкс, случай особый, – Мэри Поппинс произнесла это тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Боюсь, что завтра тебе придется повидаться с мисс Эндрю, – она посмотрела наверх, где был второй этаж. – Обычные меры воспитания на тебя не действуют.
Майкл угрюмо молчал, ковыряя носком ботинка пол.
– Вы все поняли?
Дети дружно закивали.
Мэри Поппинс улыбнулась неожиданно нежной улыбкой:
– Ну, тогда на сегодня все. Вы можете уйти отсюда и заняться полезным трудом.
Дети стайкой вылетели из детской комнаты милиции, на бегу вопя:
– Мэри Поппинс, до свидания! Мэри Поппинс, до свидания!
– Мэри Поппинс, прощайте, – уже на улице процедил Майкл Бэнкс, нащупывая в кармане выкидной нож. Он послюнил палец и выставил его: все верно, дул западный ветер.
46. На волосок от беды
– Волька! – кричал Хоттабыч в сотовое устройство. Ответы же он выслушивал, чуть сдвинув чалму. – Волька! Мне очень не нравится капитализм. Мне нравилась страна Советов. Ты не тот Волька... Зря он обменял меня на марки...
– Хоттабыч, миленький! – кричал Волька. – Убери своих ифритов с Кавказа! Страны Советов больше нет.
– А хочешь, будет? – ответил Хоттабыч.
Волька хребтом ощутил натяжение волоска, готового оборваться.
– Я подумаю, Хоттабыч, – сказал он быстро. – Я хорошенько подумаю. Но только убери ифритов...
– Хорошо, ифритов не будет, – волосок, выдернутый из белой бороды, тоненько зазвенел. – Но и ты, Волька...
– Конечно, конечно. Я отведу авиацию. Но знаешь, Хоттабыч, этот саммит... он очень важный, не трогай его.
– Нет! – вскипел старик. – Они противны Аллаху!
– Хоттабыч, я ведь тоже там буду, – умоляюще выпрашивал Волька.– Ты же хочешь снова страну Советов? Так вот: я ее постепенно, постепенно...
– А я могу сразу! – крикнул Хоттабыч. И Волька понял, что дед снова вцепился в бороду.
– Не надо! – завопил он, вспоминая, как сразу образовалась страна Советов.
– Ну, как хочешь, – обиделся старик. – Я думал, как лучше. Хорошо, я не трону саммит, если ты туда поедешь. Но этих империалистов...
– Черт с ними, с империалистами, – разрешил Волька. – Круши, но только не заражай соседей.
– Твое слово для меня закон, – Хоттабыч отключился.
"Оно для всех закон", – подумал Президент, укладывая кремлевскую трубку.
Усама бен Ладен огладил бороду и вычеркнул саммит из перечня намеченных целей. Затем взял очередной конверт, накрошил туда белой пудры из бороды, нацарапал: "США, Техас, ранчо..."
47. На улице – Сезам!
– Откройся, Сезам!
Тишина.
– Откройся, ты... Персик? Дынька? Оливка?
Гробовое молчание.
– Да я же знаю, что все-таки – Сезам!
Ни звука.
– Тыковка?
Ни слова.
– Свеколка?
Ни смешка.
– Сезам, ну откройся же!...
Похоронное безмолвие.
– Сезам, в бога душу мать, открывайся!
Презрительное затишье.
– Сезам, ну хотя бы чуть-чуть приоткройся...
Чадра откинулась волосатой рукой. Из женских одежд высовывался Одноглазый Хасан. Он протянул руку и отобрал у Али-Бабы винтовку со штыком.
– Верещагин, не заводи баркас! – успел прокричать Али-Баба.
Но его уже пригвоздили штыком к булыжной мостовой, а голос Окуджавы запел за кадром: "Спой! Песенку! Всем Друзьям! На улице Сезам, на улице Сезам!"
Баркас приближался, медленно переваливаясь.
Бурлила пена.
Сорок разбойников спешили на помощь Хасану, высматривая с лошадей кресты на дверях омоновцев и собровцев.
"Сейчас поближе подойдем", – пробормотал Верещагин.
48. Нарния навсегда
– И здесь наступают последние дни, – сказал Король Эдмунд.
– И здесь? Это не та ли Нарния, куда мы попали, когда умерли?
– Нет-нет, – пробормотал Король Юстас. – Так странно... Так много миров... По-моему, это какая-то не та Нарния...
– Однако это Нарния, я вижу сатиров, – настойчиво констатировал Король Питер. – Они напуганы. Враг рыщет по нашей земле...
– Но Лжепророк повержен в миг своего торжества.
Вокруг простиралась изуродованная Нарния – вырубленная, выжженная, вытоптанная, затопленная. Сгущались сумерки.
– Мы дождемся Аслана, – твердо сказала Королева Люси. – Я знаю, что он придет. Кто не служит Аслану, тот служит Таш...
– Великий Лев Аслан уже близко! – закаркали вороны и запели другие птицы и насекомые.
– Аслан! Аслан! Аслан! – со всех сторон, из зарослей, летел звериный рык.
И Лев явился, как и было предсказано. При нем развевалось зеленое знамя Нарнии с изображением умиротворенного зверя.
Аслан обнялся с друзьями, потом расстелил на траве карту.
– Колонна двинется с запада, – сказал Масхадов. – Фугас мы заложим здесь.
49. Не снимая сапог
У одного мельника был кот.
И вот у этого кота наступила очень буйная половая зрелость. Он принялся метить все подряд, особенно обувь – башмаки, галоши, шлепанцы. И самое страшное – муку, путая ее с "катсаном". Выпеклись бракованные хлебы. Так что мельник велел сыну взять кота и утопить.
Сын посадил кота в мешок и поволок к реке.
– Му! Му! Му-му! – доносилось из мешка.
Сердобольный сын распустил веревку и услышал, что кот ему пригодится, и дальше произошла всем известная история с обнажением, купанием, девичьим возбуждением и посадкой в карету.
Но вот во дворце опять начались неприятности. Кот затеял метить придворную обувь, ибо кошек при дворе отродясь не держали, а выйти наружу мешали ров, подъемный цепной мост, цепной же пес и стража.
Наконец, коту подарили огромные сапоги.
– Ссы туда! – велел ему фальшивый маркиз Карабас.
И напомнил, что нуждается в замке.
Кот пометил сапоги, надул в них, почесал в затылке и отправился в замок Людоеда. Стрелой полетел, так как сапоги его моментально превратились от надувательства в скороходы. Сто километров для бешеного котыля никакой не круг, а Людоед жил гораздо ближе.
Людоеда чуть не стошнило.
– Чем это от тебя так несет? – прохрипел он.
– Ферромонами, ваша милость, – проурчал кот. – Скажите, а вы все-все можете?
– Все, что угодно, – зарычал Людоед.
– Ни за что не поверю. Даже вот в такую маленькую кошечку можете превратиться?
Людоед зарычал еще страшнее, провернулся на каблуках и обернулся милой белой кошечкой с красным бантиком.
Тогда кот, скуля и воя, бросился на нее, схватил за уши и принялся драть.
– Хватит! – простонал Людоед, который был пассивный педераст в душе, но ни один заезжий рыцарь не догадался и не сумел удовлетворить его желание. Я не буду расколдовываться, я так и останусь кошечкой!
– Молчи, тварь, – просипел кот. – Убью!
И затрахал до самой смерти. Очень хотел услужить хозяину замком.
50. Несколько медведей
Бомжиха Машенька залезла в чужую дачную избу погреться. Жрать с бодуна не хотелось – так, поковырялась чуток, а светиться в хозяйских постелях она побоялась. Тоже поковырялась и решила: ну их. Хлебнула из холодильника специально отравленной водки для воров и через полчаса померла на чердаке. Убежала из злого мира.
Тут как раз явились Михайла Потапыч, Настасья Петровна и Мишутка.
Каша у них всегда была на столе, чтобы лапу обмакивать и сосать, и кровати постелены, чтобы греться зимой. А тут – две тарелки разорены, большая и средняя.
– С кем это ты жрала из моей миски? – рассвирепел Михайла Потапыч. Шатуна завела?
– Нет, это ты с какой-то Умкой покушал! Молодую захотел?
– А я все сам съел, дочиста! И вылизал! – похвастался Мишутка, думая пригасить назревающий скандал. Про посуду он знал хорошо, потому что в звериной школе им уже читали про елку, Ленина и "Общество Чистых Тарелок". "Трудное было время, – вздыхал учитель. – За грязные к стенке ставили". Помолчав, добавил: "Типа, в угол". И дал задание прочесть еще одну сказку: "Мальчик у Христа на елке".
Не тут-то было.
– С кем же ты тут валялся-то? – всплеснула лапами Настасья Петровна, заглянув в спальню. – С какой же это сукой?
– Ты на мою кровать погляди! Вся заляпана-захватана! – Михайла Потапыч вцепился Настасье Петровне в шерсть.
Про нетронутую, хорошо застланную кроватку Мишутки никто не вспомнил. О нем вообще забыли.
– Свежатинки захотилось? – ревели родители в унисон.
Летели клочья.
Мишутка от страха убежал на чердак, где нашел, как он догадался, сюрприз, приготовленный ему к Новому Году. Это была огромная кукла – совсем как живая. Он стал играть с куклой и позабыл обо всем на свете.
51. Никита Кожемяка
Раздался звонок.
– Мы взяли Змея, – сказали в трубке.
– Мы взяли его с поличным, даже пальцы сохранились, – сказали дальше. И он уже раскололся до самой развилки.
– Под кем? – тяжело задышал капитан. – Под кем он ходит? Кто круче Змея?
– Под Никитой Кожемякой.
– Едем! – капитан вскочил, схватил и надел шапку, а шинель надевал уже на бегу.
...Полуподвальная квартира была обставлена с дешевым и низкопробным шиком. Фарфоровые кошечки, поеденные молью покрывала с вышитыми павлинами и райскими птицами.
– При чем тут я, у меня массажный салон! – орал Никита Кожемяка, прикованный наручником к водопроводной трубе. – Я кожи мну, я известный специалист, у меня есть лицензия и санитарная книжка от грибка и чесотки!
– Ты, падаль, притон здесь содержишь! – орал в ответ гоблин, прикрытый маской. – Не стыдно – здоровый такой кабан, а без регистрации, с Киева, девок себе понабрал, они на тебя ишачат, сутенер сукин! Девчонки, он вас не обижал?
Пятерка девчонок годами от шестнадцати до сорока шести жалась по углам.
– Паспорта отобрал, – пропищала средняя. – Иначе, говорит, кожу намну. Две трети отбирал, что платили.
– Врут, врут они! – скрежетал Кожемяка. – Я массажист, у меня клиентура. Я мануальный терапевт, я остеопат! Да ты знаешь, какие надо мной люди? От Киева до Черного моря – это все моя территория, я ее контролирую.
– Вижу, – капитан как раз листал записную книжечку. – Тебя сдал Змей... – Одна из девиц осмелела, подошла и что-то прошептала капитану на ухо. – Ого! Оказывается, тебя и самого заказывали! На дом! С доставкой! Теперь я знаю, кто над тобой!
Никита Кожемяка обмяк.
– У меня педикюр, пирсинг, тату, – бессмысленно бормотал он.
– И под тобой. Все с тобой ясно, – заулыбался капитан. – В зоне будешь Никитой Кожедвигой. Давай, Никита, меняй погоняло... Сделают тебе и педикюр, и тату насчет педикюра. А станешь возбухать – то и пирсинг...
52. Овощное восстание
Консервный нож завис в сомнении над несколько вздувшейся банкой.
На этикетке значилось: "фрукты и овощи: сок с элементами плоти и мякоти", дата выпуска – неразборчива.
Тонкие, скрипичные пальцы осторожно погладили надпись. Банку встряхнули, в ней булькнуло, и кто-то будто бы крикнул: "Мне отдавили ногу!"
Владелец банки посмотрел на часы и решил, что у него еще есть немного времени. Не зная законов физики и больше работая по гуманитарной части, ошибочно считая ее таковой, он опустил свою банку в кастрюльку с кипящей водой, уселся на табурет и принялся ждать.
"В конце концов, там нет ничего мясного, – подумал молодой человек, поправляя сережку в ухе. – И рыбного нет, и грибного. Сплошные овощи и фрукты, нечему портиться. А десятиминутное кипячение уничтожит любой ботулизм".
Он взял тряпку; тряпкой, в свою очередь, вынул банку из кипящей кастрюльки, поставил на стол и вторично замахнулся ножом.
Теперь он решился всерьез и ударил.
Из дырки – "подземный ход!" – орали в банке – ударила тугая струя, состоявшая из овощных и фруктовых соков с элементами плоти и мякоти. Она была горячая, и ударила для начала в глаз, а дальше уже, гейзером – в ослепительно белый потолок.
Откуда-то снизу, со дна банки, Чиполлино вопил: "Революция! Революция!"
– Проклятье! – молодой человек выхватил носовой платок, прижал к лицу. – На кого я похож! И я нуждаюсь в регулярном овощном питании!
Помимо прочих бед, безграмотный юноша опаздывал на поезд "Голубая Стрела". Он так и не успел подкрепиться, а овощи-фрукты восторженно перли на волю, ошарашивая пространство самонадеянными лозунгами.
53. Огниво и Три Толстяка
Мужчинка в трениках вбежал во двор, помавая мусорным ведром. Хотел закурить, да забыл дома спички.
– Эй, служивый! – окликнул он солдата, который шел себе мимо в парадной дембельской форме и слегка покачивался. – Огонька не найдется?
– Все найдется! – уверенно молвил служивый. Неспешно вынул замысловатую зажигалку, достал портсигар: – Бери, угощайся! Я только что с юга, с курорта, с таджикской границы... Позывные – Насруллла! Я нынче добрый, гуляю!
– Да я... – Мужчинка помялся, махнул рукой и поставил ведро. Благодарю.
Сержант чиркнул зажигалкой, и, стоило им прикурить от нее папирос из портсигара, явились три чудища, три здоровущие собаки с глазами-блюдцами: поменьше, средняя и самая большая.
– Кусь! – шутливо притопнул служивый. Собаки присели. – Отставить. Не боись, – успокоил он мужчинку. – Мои это, оттудова. Щенками взял, верблюжьим молоком выпаивал. Взял, когда с ними еще одного духа взяли. А собачатина расселась по его шакальим мешкам: один – с медной деньгой, второй – с серебряной, третий – с золотой. Духа – в дупло, как в сказке, потом в расход. Мешки – в комендатуру, щенков – мне... И чиркальце прихватил.
Мужчинка судорожно курил, не сводя глаз со свирепых животных.
– Ну что, по пивку? – предложил солдат. – Сказки любишь? – И обратился к собакам: – Ну-ка, живо сюда мне Три Толстяка из вон того шалмана!
Собаки бросились прочь и через секунду вернулись, держа в зубах пластиковые бутылки пива "Толстяк", изъятые в полном согласии со сказочной собачьей иерархией: классическое, забористое и крепкое.
– За нашу победу! – солдат и мужчинка сделали по большому глотку.
– Что такое? – спросил мужчинка, рассматривая этикетки. На одном Толстяке было написано "Тибул", на другом – "Суок", на третьем – "Доктор Гаспар", с предупреждением Минздрава.
Служивый расхохотался, и мужчинка увидел, что ни собак, ни бутылок уже почему-то нет.
– Мы что, по-твоему, курим? – спросил дембель. – Три Косяка-Толстяка! Ты такой дури не пробовал! А у нашего брата ее...прямо оттуда... – он усмехнулся. – Иди, выноси свой мусор. Пора мне.
– Ага, – сказал мужчинка и поплелся выносить пустое ведро.
Он очень некстати забыл, что и сам мусор.
54. Опыты экзорцизма
Граф Дракула был знаменитый гедонист и жизнелюб, добрая душа, но сильно досаждал окрестным боярам да крестьянам своими выходками. Он был героиновый, кокаиновый и кодеиновый наркоман, алкоголик, эфироман, курильщик, знаток тантрического секса и Дао любви, сифилитик, да впридачу – злостный эфедронщик. В нем жил распутный бес, жадный до всего токсического, но в прочем рассуждении безобидный.
Графа Дракулу, когда терпение лопнуло, догнали в санях и гнали до самого гроба, где он устраивал себе и подругам оргии с шампанским, павлинами, павианами и райскими птицами. Большей частью – воображаемые. Подвал, как и весь замок, сиял огнями. Итак, настигнув его и дыша чесноком, обиженный люд пронзил графа аналогом осинового кола в виде:
ударной дозы бензилпенициллина от дурной болезни
вшивания таблетки от пьянства
вшивания таблеток от всех остальных одурманивающих веществ.
Мало того, что это все плохо сказывалось на потенции, ему еще и перерезали каменными ножами семенные канатики.
Да еще прилепили намертво антиникотиновый пластырь. Рыдающий бес удалился, и стало светло, но Дракула искал наслаждений, ощущая привнесенное в себя несовершенство.
Не имея иной возможности расслабиться и одуреть, он стал захаживать в храм и сосать там соборную духовную благодать.
Но как-то однажды к благолепному, сияющему графу подошел рассерженный поп и обвинил его в оголтелом вампиризме. А следом повелел всем бесам выйти вон. И вышло вот что:
Вывалились подшитые таблетки;
Отвалился антиникотиновый пластырь;
Отверзлись раны и вытек противосифилитический бензилпенициллин;
Зажили язвы, заработали канатики.
Химические бесы покинули Дракулу, и в горнице его души снова сделалось чисто и прибрано. И очень пусто без привычных уже демонов и дьяволов. Один, как писано, и не замедлил явиться на свято место, будучи куда хуже прежних, и полилась кровь.
– Умоетесь теперь, – бормотал граф, обучаясь повадкам летучей мыши и пестуя в себе бешенство.
55. Особняк
Наф-Наф торопливо поставил в очаг котел с кипятком, и первый же спецназовец, пошедший через трубу, заорал благим матом.
В той же манере орал и Наф-Наф:
– Волки! Волки позорные! У меня все на тещу записано! И дом, и джип, и участок! Кровным трудом!...
– Кровавым, – послышалось с улицы. – Выходи, свинья! Налоговая полиция!
– Братаны, братаны, – Наф-Наф поочередно кидался то к Ниф-Нифу, то к Нуф-Нуфу. – Скажите им!
Треснуло стекло: в окно ворвались кованые сапоги. Кто-то, зацепленный тросом, пошел иным путем экспроприации.
– Мы в твоих проблемах не при делах, – братья мрачно отворачивали пятачки. – Наши точки уже разнесли. А ты зарвался...
– Эй, в доме! – раздалось снаружи. – Ложись! Сейчас вдуем!
– Волки!... – застонали поросята и рухнули на пол копытцами врозь задними. Передними они прикрыли румяные рыла.
На лужайке что-то ухнуло, чем-то дунуло; на пол упал какой-то предмет, и роскошную гостиную Наф-Нафа заволокло ядовитым дымом.
– Так-то вы, падлы, встречаете налоговую службу, – клокотало в котле. Спецназовец, попавший туда, уже почти выбрался. – Сейчас мы вам устроим опись имущества.
Рухнула дверь. В хоромы, прикрываясь маской, вошел высокий чин.
– Я в поросятах знаю толк, – прогнусавил он. – Сейчас разберемся с этими и поедем выкуривать из нор мелкоту... в Шир поедем. Там будет проще: воткнем при дверях ультразвуковые шесты – они сами полезут из нор, эти хоббиты. Старшой говорит, что у них там какое-то паленое рыжье, колечко, велел доставить в местное РУВД.
56. Пан или пропал
Священники молча следили за левитацией. Девочка, донельзя обезображенная бесом, парила над постелью.
Потом тот, что постарше, специально приглашенный экзорцист, начал творить молитвы и кропить помещение святой водой. Дьявол не изгонялся, но левитация прекратилась. Бес ослабил хватку, и малышка ненадолго пришла в себя:
– Я видела его, – прошептала она своим обычным голосом. – Он волосатый, рогатый и пьяный. У него козлиные ноги и запах... Ооооооо! – завопила она, так как дьявол взялся за старое.
Старый священник не выдержал и упал, держась за сердце.
– Как твое имя? – не унимался молодой экзорцист.
– Легион, – прохрипела девочка басом. – Нас много. Зови меня: Пан.
– Тогда войди в меня, в меня, Пан! – возопил экзорцист. – Оставь ее и войди в меня!
– Это удачная мысль, – проскрежетала одержимая.
Священник схватился за голову, и в рот ему влетело черное облако вроде того, что видел или просто описывал купец Мотовилов.
Священник взвился под потолок. Освобожденная девочка следила за ним с нескрываемым ужасом, но и не без интереса.
– Я Пан! – воскликнул тот. – Меня зовут Питер. Но куда подевалась моя тень? Непорядок.
Он описал несколько кругов. Его сутана развевалась и зеленела в полете.
– Венди, мы отыщем мою тень и полетим в Неверландию. Там много таких, как я, и они наигрывают детям на своих свирелях сатирические песни. У нас есть шалаш.
– А как же родители.?
Питер Пэн озабоченно ловил свою тень:
– Да хрен с ними.
57. Паспорт кота Леопольда
Занавесочка с вышитыми розами отодвинулась. Выглянули пушистые усы.
– Леопольд! – послышалось с улицы. – Выходи, подлый трус!...
– Ребята! Давайте жить дружно! – обрадованный Леопольд прямо в шлепанцах сбежал по ступеням во двор. – Заходите, прошу вас! Чайку? Пряников? Мармеладу?
– И того, и второго, и третьего! – гаркнул толстый Мыш.
– И четвертого! – жеманно пропищал мелкий Мышонок.
Леопольд незамедлительно накрыл на стол и замер в ожидании.
– Что мне делать? Я хочу с вами дружить, ребята! – проурчал он.
– Что делать? – недоуменно спросили Мыш и Мышонок. – А нам почем знать? Стань вон в угол и не двигайся с места.
– Как вам угодно. Я встану на четвереньки.
Кот Леопольд с готовностью затрусил в угол и замер там в довольно неудобной позе.
Гости переглянулись.
– Леопольд, подлый трус... – неуверенно начал Мыш.
– О... о да, да, – со стоном прошептал Леопольд, развязывая пышный бант и скидывая халат.
Мышонок нервно заозирался:
– Он что-то задумал! – шепнул он Мышу.
– Сам вижу, – буркнул тот.
Леопольд доброжелательно мурлыкнул:
– Вы не знаете, с чего начать? Я понимаю, я понимаю... Одеты вы стильно, однако я не вижу аксессуаров... И вы, похоже, не знаете, с чего начинается дружба. Думаете, с улыбки? Не совсем так, хотя мне придется улыбаться... Ну-ка, повторите еще раз, про меня!
– Подлый трус, – пробормотал Мыш. Ему захотелось уйти.
– Откройте шкаф, ребята, – подсказал Леопольд, виляя всеми частями тела. – Там вы найдете все для подобных случаев. Полный Арсенал.
Шкаф стоял под портретом бабушки Леопольда. Мыш и Мышонок вдруг заметили, что у бабушки выколоты глаза. Почему?
Они распахнули шкаф и увидели аккуратно развешанные плети, хлысты, сапоги со шпорами, шипастые наколенники и налокотники, седла, уздечки, фаллоимитаторы многих диаметров и дистанций, баночки с мазями, резиновые дубинки, поводки, намордники...
Мыш отшатнулся. При этом он вцепился в рукав выходного пиджака Леопольда, который качнулся, так что из внутреннего кармана выпал паспорт.
Мышонок поднял его, раскрыл, прочитал:
"Паспорт гражданина Российской Федерации... печать... номер... дата выдачи... подразделение... Фамилия-имя-отчество: Леопольд Захер-Мазох".
58. Педали в молоке
сказка-быль
Жили-были две лягушки. Упали они однажды в кувшин с молоком, и одна стала ныть, что все бесполезно и пришла пора помирать. Так и утонула. Зато другая лягушка, поумнее, сучила-сучила лапами, да и сбила ком масла, так и выпрыгнула – не дай бог, кому под сапог.
Так рассказывает легенда.
Вот и два доктора угодили однажды в кислое молоко: попали в больницу писать истории болезни. Писать и писать, писать и писать, с короткими перерывами на обед и дежурство.
Один сразу запил. Писал себе и писал, историю за историей. Вечером, бывало, идешь мимо больницы, а в первом этаже настольная лампа горит. Доктор сидит перед стопкой историй длинной и страшной болезни, а лапы в молоко свесил. Вроде бы и теплее, в молоке-то! Напишет: "Состояние без изменений" и нальет себе сто граммов из бутылки, которая рядом. Понюхает белый рукав хорошо! Поправит колпак. Снимает, словно блин из стопки, следующую историю. Пишет: "Состояние без изменений". И так до утра.
А второй доктор сказал себе твердое нет: перемелется – мука будет. Масло собьется – выпрыгнем! И тоже начал писать историю за историей. Крути педали, лепила!
И первый доктор в недалеком будущем привел свои дела в такое запустение, что был обвинен во вредительстве и покушении на товарища Сталина – дело-то происходило в 30-е годы минувшего столетия.
А второй доктор, в молоке накрутившись педалей, да исписав кипу бумаг, выпрыгнул из больницы, побежал по открывшейся в небе дороге, крича: "Свободен!" И написал целый роман про Мастера и Маргариту.
Впрочем, он тоже недолго прожил, отошедши от медицины.
Мстительная профессия. Не прощает измены.
Доктор Чехов, небось, намесил себе масла на целую роту солдат, но это его не спасло. Закашлялся и зачах от трудов.
59. Перемена слагаемых
Буратино делал вид, будто ему не очень нравится Девочка с голубыми волосами, хотя он не понимал, почему она нравится Пьеро, который сам был гораздо больше похож на девочку.
Но Девочка с голубыми волосами имела свои виды на Буратино. И даже заставляла его писать носом, преследуя не вполне понятные цели. Она хотела что-то выяснить и очень внимательно рассматривала чернильные кляксы..
Пьеро, глядя на это, вздыхал и обнимал Артемона.
Буратино завидовал обоим, потому что старый и выживший из ума Карло его не доделал. У него возник комплекс девичьей неполноценности в связи с отсутствием пениса и зависть к нему, пенису, а заодно и к Карло. Поэтому он продал букварь и сразу взялся за труды Карен Хорни, вовсю боровшуюся против дискриминации женщин. Эту книгу он нашел в домике у Мальвины.
А свою естественную, гетеросексуальную тягу к Девочке с голубыми волосами он всячески подавлял хулиганством, хотя и пытался приладить золотой ключик посноровистее, чтобы выйти из положения молодцом.
Но потом все наладилось.
Когда приключения закончились, потайная дверца распахнулась, друзья увидели Счастливую страну. Прямо у входа стояли дровосеки.
– Что тебе нос! – сказали дровосеки. – Давай мы тебя распилим пополам и все поменяем местами. Склеем на совесть, не плачь. Потому что голова ли у тебя, задница – все едино, да и руки не отличить от ног. Какой-то пьяный сапожник, видать, постарался.
Так и поступили.
Тогда оказалось, что Девочка с не случайно голубыми волосами умела снимать эти волосы, которые были париком, а Девочка была мужчиной. Теперь Буратино устраивал ее полностью.
Пьеро же привычно расплакался, так как был настоящей Мальвиной и пел серенады вопреки своему естеству, из-под палки, ибо нетрадиционная ориентации встречается даже в неодушевленных предметах: сколько их, плакучих ив, мужского якобы пола. Пьеро счел за лучшее сойтись с Арлекином, которому было все равно. Он ладил даже с Карабасом, не говоря уже о Дуремаре и начальнике полиции.
От перемены мест в двуполушарном разуме Буратино ничто не изменилось, зато нос занял более выгодное положение, а девочка без голубых волос ни на секунду не забывала, какого размера кляксы он ставит.
Кроме того, раз уж попали они в Счастливую страну, то сразу же нашли там и отделение милиции, где донесли на Карабаса, что тот содержит притон. В тесную дверцу стали протискиваться спецназовцы-гоблины и тележурналисты. Но самый большой и дорогой фургон с каким-то важным оборудованием, размером с добрый компрессор, заехал последним м намертво перекрыл вход, тем самым навсегда разорвав сообщение между мирами.
