Текст книги "Амулет колдуна"
Автор книги: Алексей Калинин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– Кешка говорит, что неподалеку обнаружил человека невысокого роста, тот попал в беду и просит о помощи, – сообщил Павел наблюдавшей за нашей мизансценой Татине.
– Сейчас многие люди в беде, всем не поможешь, а нам нужно торопиться, кто знает, когда Гарион вновь нападет на след, – ворчливо проговорила Татина (что же между ними произошло, пока меня не было рядом?), но все же поднялась. – Ладно, посмотрим, чем мы сможем помочь. Пусть кот покажет дорогу, а доесть он успеет потом.
«Павел, а чего она такая злая стала? Ты наступил на любимую мозоль? Или нашел повод поругаться, и она макнула в воду?» – на ходу дожевывая кусок, спросил я у Пашки.
«Нет, не в этом дело, когда мы у родника набирали воду во фляжки, я вспомнил, как ты учил ухаживать за самками. Я и потянулся, чтобы обнюхать ее лицо и заодно проверить нос – холодный и сырой, или сухой и горячий. Ну, чтобы узнать здоровая она или больная. Так она подумала, будто я лезу целоваться и, схватив меня за волосы, с размаху макнула в ручей. А ты говорил, что это всегда срабатывает, вот и верь после этого донжуанскому опыту. Сейчас она дуется, даже не смотрит в мою сторону» – обиженно ответил Павел.
«Павел, нужно учесть, что сейчас другое место, другое время и вообще другие нравы. Может, тут как-то по-другому заигрывают, ты спроси у нее на досуге. А вот и тот человечек, о котором я вам говорил» – показал я причину нашей задержки.
– Ну что рты раскрыли, как младенцы на фокусника? Вы что – никогда гнома не видели? – приветствовал человечек наше появление на лужайке. – Уберите эту деревяшку с моей ноги и я, так и быть, вас помилую. Ну что встали, ждете, пока мой гнев прольется в полной мере? Действуйте!!!
Вот тебе и раз, вот и приводи помощь. Павел и Татина не сдвинулись с места, но начали переговариваться о чем-то странном.
– Павел, а давай его съедим! А то надоела вялёнка, так хочется чего-либо свежего, а тут и бегать никуда не надо, режь да жарь! – повернувшись к Павлу, с жаром обратилась Татина.
Павел сперва испуганно посмотрел на Татину, но когда она незаметно от гнома подмигнула, то поддержал игру.
– Конечно, съедим, не пропадать же добру посреди леса, а так нам на пару дней его хватит.
– Э-э-э, люди! Вы же не едите себе подобных, так во всех наших книгах написано, по крайней мере в северной части материка не едят, – менее уверенно сказал маленький грубиян. – Я разрешаю отдать вяленое мясо, раз оно вам надоело, и после моего освобождения отправиться восвояси. Преследовать и сниться вам по ночам я не буду, обещаю.
– Мне больше нравятся его упитанные ляжки, возьму их, а остальное ты можешь забрать себе. И беличья шапочка как нельзя лучше подойдет к моим волосам, – все также плотоядно проворковала Тана и, достав небольшой нож, начала подрезать ноготки. Срезанные чешуйки падали в густую траву.
– Спасибо, ты же знаешь, как я люблю жареные пальцы, вот так удача нам подвалила. Ещё посмотри на его нос, хрящеватый и длинный, как раз такого я давно уже не пробовал. Да и не вспомню сейчас, когда мы с тобой последнего гнома разделывали, зато помню какое у них нежное мясо! – продолжал играть Павел и тоже достал нож.
И я внес лепту – вышел вперед и начал кровожадно облизываться. Наглость гнома растаяла на глазах, а увидев меня, он как-то весь сник и погрустнел. Еще бы, кошачья морда, вылезающая из густых зарослей – страшный сон любого Маугли.
– Котик, зачем ты их привел? Я честное слово не хотел тебя кушать, это просто шутка. Не убивайте меня, пожалуйста, а то папа с мамой очень огорчатся. Один я у них, и позаботиться некому будет на старости лет, и стакан с водой никто не поднесет, и редкий алмаз не покажет, – окончательно раскис гномик. – Отпустите меня, и они вас по-королевски наградят.
– Павел, он сказал «пожалуйста», а этого от гномов редко кто слышал, наигрубейший народец, но справедливый и очень трудолюбивый. Давай поможем, берись вон за те сучья и на счет три тяни на себя! – смилостивилась над запуганным гномом Татина и подошла к пленившему его дереву.
– Раз, два, три и взяли! – скомандовал Павел.
Шероховатый ствол качнулся туда-обратно и примостился на том же самом месте. Гном взвыл. Таким образом, они брали еще раз пять, пока не освободили ногу гнома.
Гном кинулся растирать затекшую ногу, потом покатился по земле и тихо поскуливал, когда кровообращение начало восстанавливаться. Наконец поднялся и, отряхнувшись от листвы, обратился к Павлу.
– Спасибо тебе, благородный сын своего отца, – затем повернулся к Татине. – Спасибо тебе, красивейшая дочь своей матери. Благодарю вас за освобождение из плена и спасение от голодной смерти. Умоляю, не сочтите мою просьбу за грубость и хамство, но не могли бы вы препроводить меня домой, если нам по пути, конечно.
– Мы едем к Ледяным горам, меня зовут Павел, а мою спутницу Татина, того кто привел к тебе нас называй Кешка – слегка выпятив грудь, сказал Павел. – Если тебе с нами по дороге, то присоединяйся к нашей компании. Кстати, как называть тебя?
– Я Кхорм, наследный принц гномьего королевства и единственный наследник престола, буду признателен вам до самой смерти, если позволите следовать с вами, – гордо произнес гном и уже менее горделиво попросил. – У вас не найдется немного еды, а то я в таком положении провел четверо суток и ничего не ел.
Мы вернулись на поляну и там отдали должное обеду. На солнечной полянке, на все лады разливались птичьи трели, кузнечики стрекотали как скипидаром намазанные, бабочки кружились в стремительной карусели. После плотного обеда, когда умялась половина запасов, гном начал рассказывать.
Глава 4
– Кхорм, так как ты попал в эту западню? – спросил Павел, когда покончили с едой, меня поместили на привычное место, а самого принца умыли и привязали к Пашкиной спине, чтобы не свалился.
Бегунок сперва возражал против возрастания груза, но потом флегматично плюнул и уже не обращал внимания на гнома. Но иногда излишне усердно принимался отгонять мух, слегка попадая жестким хвостом по румпелю гнома.
– Хороший вопрос, Павел, жаль ответ не будет таким. У нас, подземных старателей, принято передавать по наследству королевскую власть. Может поэтому королям дается строгий запрет на рождение детей – не больше одного. И не важно, кто это будет – дочь или сын, но если нет ребенка, то тут уж власть переходит к родне. Может поэтому я и оказался в ловушке. Мой двоюродный брат Стохм, да проклянет его имя Подземный Кузнец, замыслил одну «веселую» шутку, итог которой вы наблюдали. Он часто поднимался на поверхность и гулял по полям и лесам, особенно гордился тем, что в темноте и на ощупь сможет определить любой вид деревьев. Но мало понимал в каменоломном, кузнечном и ювелирном деле.
– Это да-а, в семье не без урода, – прокомментировала Татина.
Я согласно кивнул, правда, этого никто не заметил. Ну и ладно. К тому же еловая лапа прочертила по боку Бегунка, заставила пригнуться, хотя смолистая шишка все же скользнула по ушам.
– На краю Вечного леса, в канун праздника подземного старателя, он поставил ловушку и поместил в нее зайца, рядом набросал кучу всяких щепок и сучьев, словно там срубили дерево. Потом за общим праздничным ужином Стохм обмолвился о ловушке и предложил проверить мою смелость, то есть ночью пойти и посмотреть – попалась ли в нее какая дичь. Мне не хотелось тащиться куда-то, и я запротестовал, тогда он упрекнул родителей в воспитании труса. Мой отец такого не стерпел и вызвал Стохма на спор: либо я приношу ловушку из леса, и тогда Стохм будет изгнан с позором навсегда, либо я отказываюсь и сам ухожу из племени, «ибо гордому и трудолюбивому народу не нужен трус в короне». Мать пыталась что-то сказать отцу, но тот не пожелал слушать, тем более, что и другие гномы разгоряченные элем, закричали о проверке смелости. Так и пришлось тащиться в непроглядную тьму за ловушкой Стохма.
– Развели как лошка, – хмыкнул Павел.
– Что это за зверь такой и как его разводят? – поинтересовался из-за спины гном.
– Да это я так, присказка такая, – пробормотал Павел.
– Так вот. На пути я не обнаружил ничего пугающего, правда, поднял с лежки кабанье семейство, но убежал, прежде чем секач нашел причину беспокойства. Зато неприятный сюрприз ждал меня возле ловушки, там, над еле живым зайцем, Брысь рассматривал валяющиеся на земле щепки. Заметив меня, все его духи собрались воедино, и он двинулся в мою сторону. На попытки объяснить, что да как, Брысь не реагировал. Он схватил меня в охапку, в ушах засвистело, в глазах помутилось, и в себя я пришел в западне, из которой вы освободили. То есть ощутил себя на месте зайца. Хорошо еще, что Брысь не растерзал меня, как остальных – Крохм перевел дух, слегка утомленный рассказом.
Бегунок, мирно топающий по мягкому мху, тоже слушал рассказ гнома, хвост ни разу не коснулся картофельного носа. Зато по завершении поставил хлесткую точку, гном испуганно ойкнул.
– Понимаю, и я пару раз велся на «слабо» и попадал от этого в неприятные истории. Ничего, зато сейчас вернешься, накостыляешь этому Стохму по ушам и забудешь все как дурной сон, – высказался Павел. – А как вообще жизнь у королей проходит, чем вы занимаетесь? А то Татина лишь про одного короля рассказывала, а он или убивает, или захватывает.
– Нет, мы, горный народ, давно ни с кем не воюем, живем в основном под землей, на поверхность редко-редко выходим. Мы оставили землю людям после Столетних войн, когда поняли, что не сможем вас одолеть, но как рассказывают горделивые старейшины – мы специально ушли вниз от слепящего яркого солнца. Купцы приезжают и оставляют товары у входа в пещеры, а наутро забирают мечи, кольчуги и щиты в обмен. Да и попасть к нам очень трудно, если не знать ходов, то всю жизнь можно проплутать по пещерам, а так и не встретить ни одного гнома – сообщил нам Крохм. – А жизнь у королей ничем не отличается от обычных трудяг, кроме решающего права голоса ничего такого не имеют.
– Вот бы у нас так, а то наш король на власти помешался, и может быть и к вам в скором времени заглянет с предложением, от которого вы не сможете отказаться! – печально сказала Тана.
Она сорвала длинный стебель и теперь выковыривала из белоснежных зубов застрявшие волокна обеденного мяса.
– Ему не зачем это делать, как я уже говорил, мы давно не имеем контактов с людьми, вы первые за последние несколько лет, кто видел гнома не на картинке – проговорил Крохм. – Хотя нет, не так давно к нам приходил маг Гарион, он предлагал, объединившись с его людьми, завоевать королевство Ростию. Но мы отказались. Мы живем своей жизнью и нас не касаются людские войны и перемены. Тогда он так разозлился, что прямо задымился и начал потрескивать. Но мой отец остался непреклонен и в ответ на грозное лицо мага пообещал завалить все выходы, похоронив гостя под тяжелыми скалами. Другие гномы поддержали королевский ответ. И Гариону пришлось уйти ни с чем. Кстати, Павел, а почему ты все время ерзаешь, что-то не в порядке?
– Ну как тебе сказать, я не привык так долго скакать на коне, и поэтому возникли некоторые проблемы интимного свойства, – замялся и попытался скрасить ответ Павел.
– Зад натер? – спросил прямолинейный гном. – Есть хорошая мазь от мозолей, постоянно с собой ношу, брызнет каменная крошка и порез. А мазь заживляет почти что сразу. Намажешь, и через пять минут всё как рукой снимет, остановись и дай ее достать.
– Не стесняйся, Павел, в этом нет ничего позорного, многие натирают зады. И главнокомандующим необязательно уметь ездить верхом. Давай мажь, я отвернусь! – со смехом проговорила ехидная Татина.
Покрасневший Павел резко к ней повернулся, с желанием высказать соображения по поводу женского пола и Татины в частности, но от этого движения страдальчески сморщился и остановил Бегунка. Конь сразу же склонил голову к сочной траве, мощное фырканье сгоняло с соцветий глупых кузнечиков и навязчивых бабочек.
– Ничего, вот если бы побывала в нашем мире, то посмотрел бы я, как ты оседлаешь велосипед и проедешь километр. Все столбы твоими бы стали, – пробормотал Павел, спешившись с коня и отвязывая гнома.
– Павел, так ты не из нашего мира? Расскажи, пожалуйста, о своем мире и в частности – что это за зверь такой – велосипед? На нем только ездить или в пищу можно тоже употреблять? – заинтересовался Крохм.
– Вот сейчас Павел намажет то, что врагу показывать нельзя, вернется и расскажет про этого дивного зверя, и про то, какой он важный человек в своем мире – сказки я с детства люблю! – продолжала веселиться Тана.
Не понять ей, дикарке, что мужчина и стукнуть может за такие оскорбления достоинства, привыкла под пазухой Зары прятаться. Даже мне обидно за красного как рак Павла, что эта самка о себе возомнила? Ну, прихвастнул чуток, ну кто же без греха, а под линолеум зачем опускать?
Злой Павел никак не мог распутать веревку, и это никак не способствовало возможности успокоиться и ответить достойно. Наконец, разозленный неподдающейся веревкой, болью в ноющем заду и более всего – веселящейся Татиной, Павел плюнул на веревку и решил её просто пережечь, про нож даже не вспомнил! Достав из кармана зажигалку, он принялся за дело.
Небольшой огонек, вырвавшийся из зажигалки, заставил замолчать Татину, которая набрала в грудь воздуха для очередной колкости. Она и Крохм удивленно смотрели, как сгорают веревочные волокна и не от головни из костра, а от сжатого Пашкиного кулака. Обугленные концы упали на ореховый куст, повисли, как уставшая змея на ветке. Из зелени куста выпорхнула малиновка и усвистала прочь.
Удивление спутников навело меня на хорошую мысль и, когда Павел вернулся из кустов с видимым облегчением на лице, я передал ему свои соображения: «Павел, ты смог произвести впечатление, и если хочешь чтобы она прекратила свои издевки, как-нибудь обыграй свой мобильник. Мол, ты тоже не пальцем деланный и у тебя есть шкатулка с заточенными душами, которые когда-то разозлили тебя».
– Павел, а что это у тебя за палочка, с помощью которой ты избавился от веревки? – упредил Татин вопрос любопытный гном.
– Это маленький дух огня, мы долго бились с его отцом и, когда я одержал победу, он отдал мне одного из сыновей. Правда отдал с тем условием, чтобы я иногда выпускал его и кормил! – начал выпускать на волю свою фантазию Павел. – Но это лишь малая часть из того, что я могу сотворить в нашем мире…
Татина фыркнула, но после вида грозно насупленных бровей, скромно потупила глазки и показала своим видом, что вся во внимании.
Павел привязал новой бечевкой гнома, причем тот не забыл утянуть в карман обгорелую веревочку, чтобы не оставлять следов. Бегунок недовольно покосился на приготовления, но промолчал, подождал, пока Павел поместит свое седалище, и от души врезал хвостом зазевавшемуся гному. Из кармана грязной джинсовки вылез поцарапанный мобильник, и Павел начал рассказывать о заключенных душах и своем могуществе. Татина тихонько пофыркивала, но мой друг горделиво не обращал внимания и продолжал рассказ. Убаюкивал неторопливый монолог, мерное покачивание Бегунка, пригревающее солнце.
Фантазия Павла развернулась особенно бурно, он и мобильник показал, заставив спеть единственную песню-рингтон, и рассказал об управлении автомобилем, и о конструкции велосипеда, и о полете на самолете, и еще много о чем. То есть нашел свободные уши. Я от похвальбы задремал и очнулся, когда мы остановились на привал.
Видимо с мобильником он переборщил – глаза Татины практически не вмещались в орбиты от удивления, а рот полчаса не закрывался, так как струйка слюны достигла сапожка. Гном же что-то черкал заостренной палочкой на куске коры, и этой же палочкой парировал удары прилетающего хвоста. Павел сиял от счастья и собственной значимости. Но тут он допустил одну оплошность, сведшую на нет все повествование.
– К сожалению, в вашем мире наше колдовство почти не действует, иначе я давно бы разобрался с Гарионом, и нам бы не пришлось сейчас куда-то так спешно скакать, – простодушно заявил «великий и ужасный» Павел.
– Тогда какой прок от вашего колдовства, если оно здесь не может работать? Хотя идея велосипеда мне очень понравилась, – сказал Крохм и засунул кору за пазуху, продолжив фехтование палочкой с назойливым хвостом.
Татина разочарованно закрыла рот и вернула глаза в первоначальное положение, но уже не пыталась ехидничать. «Эх, Паша, Паша, а ведь еще бы немного и она бы тебя боготворила. Это будет тебе уроком – если треплешься, так доводи треп до конца, а то одно предложение может свести на нет целый том!» – подумал я и Павел кивнул в ответ.
На этот раз веревка развязалась нормально, и гном потопал по мягкому лиственному покрову, разминая ноги. Кругом из широких листьев выглядывали синие глаза цветов, по стеблям сновали деловитые мураши.
– А вас не удивляет, что я из другого мира? Можно подумать к вам постоянно заходят такие гости! – пробурчал Павел.
– Нет, мы знаем, что не одни во вселенной. Корень пришел из другого мира, так почему не может прийти кто-нибудь другой? – задал риторический вопрос Крохм.
Павел согласился с этим, и вскоре опять ушел в кусты, для облегчения страданий ноющего места.
Привал не принес с собой никаких неприятностей, а скорее наоборот – Крохм поймал большого зайца, подкравшись к тому на цыпочках, когда беспечная скотинка позволила себе наглость задремать под кустом неподалеку. Павел еще раз продемонстрировал блестящее умение пользоваться зажигалкой и через полчаса мы воздавали должное непуганности местного зверья. Пару раз Брысь мелькнул между толстых стволов, но так как Павел набирал на костер только валежник и ломал сухостой, то претензий не возникло. Крохма Брысь проигнорировал, посчитав того достаточно наказанным. Мгновение, и он растворился в буйной листве.
После привала половину зайца убрали к Татине в мешок, хотя я и уверял Павла, что в моем мешке ему (зайцу) будет спокойнее и прохладнее. Ну да ладно, людская подозрительность всегда гасит мои благие начинания, не привыкать. И ведь не объяснишь недоверчивым, что для них же стараешься.
Как тогда, когда я съел половину окорока у нашей любимой Катрин. Так это не корысти ради – я заботился об стройности фигуры, а уж после марафона, который она устроила, гоняясь за мной, и вовсе должна поставить мне памятник прижизненно, ведь похудела на целых пять килограммов. Правда она могла гордиться собой всего десять минут, пока в поле зрения не попал холодильник, после этого вес был набран вдвойне против пропавшего. Возможно, из-за этого она и явилась к Маргарите Павловне с требованиями сатисфакции, меня к счастью в этот момент не было дома, так как я усмирял окорок внутри (а вы попробуйте плотно поесть и после устроить кросс по пересеченной местности) и нежился на солнце. Зато потом децибелы мата Маргариты Павловны выслушал сполна, запомнил, отредактировал и всегда поражал соседских котов богатыми познаниями в ругательствах.
Так мы и трусили не особенно торопясь, но все же поспешая. Павел с гномом вели тихую беседу касательно оружия, из какого металла лучше делать, сколько выдерживать и как закалять. Тана ехала, погруженная в свои мысли, не пытаясь больше ехидничать, но время от времени вставляя вопросы в мужской разговор. Я дремал, иногда приоткрывал один глаз, дабы убедиться, что с моей драгоценной особой пока ничего не собираются делать. Белки прыгали с дерева на дерево, удивленные глазки провожали странную процессию, сверкали сквозь широченные листья или острые иголки. Кузнечики соревновались в прыжках с лошадьми.
Так мы ехали до самого вечера, пока солнце не покрасило верхушки деревьев в ярко-красный цвет, птицы затихали одна за другой. Вот тогда Татина оживилась и, снова взяв на себя роль ведущей, начала командовать:
– Павел, ты найди дров, возьми с собой кота, пусть он найдет по пути какие-нибудь съедобные травы, я потом выброшу ненужные. Крохм, выкопай яму для костра и надери папоротника на постели, если вам и в радость лежать на голой земле, то я все бока отлежала. И пошевеливайтесь, нужно пораньше лечь, чтобы пораньше встать.
С такой логикой спорить бесполезно, и мы отправились выполнять задания. Долго еще не забуду запаха дикого чеснока в пасти, когда нарвал и принес его Татине. Павел тоже справился с задачей и вскоре костер весело заполыхал, разгоняя теплым светом начавшие опускаться сумерки. Гном натаскал папоротника даже для лошадей, хотя те отказались от подношения, и отошли в сторонку, разговаривая о чем-то своем.
– Тана, а как там себя чувствует твой отец, который угодил головой в неприятность на конюшне? – вспомнил Павел, когда все насытились и растянулись на папоротниковой подстилке.
У костра, весело выбрасывающего в звездное небо лохмы озорных искр, тепло и уютно. Так и тянет поговорить сквозь подступающую дремоту.
– Нормально, Славко к обеду очухался, но еще недельки две проваляется, пока в достаточной степени не придет в норму. Да и не отец он вовсе, вместе коней воровали. Меня цыгане по дороге на горном перевале подобрали, как рассказывала Зара, а может и украли. А конокрадство у нас основной заработок, дело всегда обстояло так – сперва я, в виде гостьи постоялого двора, начинала строить глазки сторожам, затем любезничала с ними и угощала их вином, в которое подмешано снотворное. Вечером, когда они засыпали, Славко открывал дверь конюшни, надевал на копыта лошадей войлок, чтобы не цокали подковами, и мы тихо-смирно уходили в степь, – разоткровенничалась Татина.
– Тогда почему же Славко напал на меня с ножом? Чтобы вы снова тихо и смирно сделали свое дело, и спокойно ушли, оставив бездыханное тело лежать на перепрелой соломе? – приподнялся на одном локте Павел.
– Павел, у нас сейчас цена человеческой жизни приравнена к комку грязи – раздавил и не заметил. Так что не надо читать мораль о спасении души и о грехах, по твоему лицу было видно, что зашумишь и разбудишь постоялый двор. Тогда, на противоположной чашке весов находились наши жизни, и теперь подумай сам, что мы должны были выбрать! – откинула ветку в сторону Татина. – И вовсе не хотел он тебя убивать, а лишь припугнуть, чтобы ты молчал. А оно видишь, как получилось, с него доску еле успели спилить, синеть потихоньку начинал.
– Ладно, Тана, не кипятись, все же обошлось и я даже рад, что познакомился с такой красивой, умной и доброй девушкой, – раздался Пашкин голос, – Ты само совершенство и затмеваешь взглядом своих чудесных глаз свет полуденного солнца.
Ого! Никак мои уроки пошли на пользу и сейчас он охмуряет неприступную Татину. Я заинтересованно приоткрыл один глаз.
Павел обалдело глядел на Татину, та смотрела на него, а чуть поодаль перекатывался Крохм.
– Знаешь, Павел, такого чудесного и прекрасного комплимента я не получала за всю свою недолгую жизнь, спасибо, очень изысканно, – сообщил нам голосом Татины смеющийся гном.
– Так это ты веселишься, пересмешник низкорослый, а я уж подумала, что в Павле и впрямь любовь ко мне проснулась. Ведь это не так, правда, Павел? – спросила Татина, запустила сапогом в гнома и успешно попала тому по макушке. После экзекуции смех Крохма обиженно спрятался и больше в этот вечер не появлялся.
– Нет-нет, да как ты могла подумать такое? Нет у меня к тебе ничего, кроме дружеских чувств, хотя если будешь еще ехидничать, то исчезнут и они – пробормотал, пряча глаза, Павел, – ну ладно, посмеялись и хватит. Крохм, у тебя здорово получается передразнивать, завтра научишь?
– Ага, чтобы снова схлопотать по ушам? Нет уж, эти перебрасывания сапогами как-нибудь без меня, к тому же этим даром обладают гномы, а людям это искусство дается с великим трудом, – проворчал Крохм и отвернулся от костра, давая понять, что разговор окончен.
Следуя его примеру, поступили и остальные участники нашего похода, я же подошел к Павлу и ткнулся головой в плечо: «Не переживай ты так. И ты можешь сказать Татине слова такие, что у нее заблестят глаза и шерстка пустит искры. Ой! Все время забываю, что вы люди не можете ни искр пускать, ни когтей нормально выпустить».
«Спасибо, Кешка, за поддержку. О как, даже стихами заговорил. Завтра наберусь смелости и признаюсь, что она мне нравится, а там будь что будет. А сейчас давай спать!» – с этими словами Павел погладил меня по голове и прижал к себе. В таком положении я побыл некоторое время, пока он не начал посапывать, а затем осторожно освободился из объятий. Не люблю я телячьих нежностей, не мое это, даже коробит слегка, когда лезут грязными руками.
Немного посмотрев на посапывающего Павла, я отошел поближе к затухающему костру, искр он не выбросит, а тепло с детства люблю. В просветах крон сверкали ледяные звезды, они бесстрастно смотрели вниз на нашу компанию, перемигивались друг с другом. Я любил иногда поваляться на крыше и поглазеть на скопище этих серебряных огоньков. Казалось, что глаза многих благородных котов смотрят на нас и хотят что-то сказать, но у них не получается. И вспомнилось то время, когда я маленький упал с забора, пытаясь допрыгнуть до этих серебряных огоньков и до желтого блина луны.
Вот и сейчас я снова засмотрелся на черную вуаль неба, с вкраплениями маленьких далеких звезд, и заметил, как одна звездочка покатилась вниз. В людском мире принято загадывать желание, когда звезда падает вниз, поверю этим суевериям и загадаю – чтоб нам поскорее вернуться домой. Звездочка тем временем продолжала падать вниз по спирали, постепенно увеличиваясь в размерах, конечной точкой приземления выбрала нашу стоянку.
Я подумал, что ошибся и спутал звезду с большим светлячком, слегка даже подосадовал – такое желание пропало, когда это светящееся создание подлетело ближе и превратилось в маленького человечка со стрекозиными крылышками. Человечек в голубом костюмчике, состоящем из жилета и обтягивающих трико, держал в руках небольшую дубинку и маленький фонарик.
Заметив, что я за ним наблюдаю, человечек подлетел поближе, улыбнулся, подмигнул и… вдарил дубинкой промеж глаз. Дальше накатила темнота, казалось, все звезды скатились на землю, а меня засасывает в себя бездонное черное небо. И ведь засосало же.
Вот за что я полюбил пробуждения в этом мире, так за то, что они всегда радуют новизной и неожиданностью. На сей раз я пять минут не открывал глаза, отдавшись на волю других чувств. Обоняние подсказало, что мы еще находимся в лесу, и я все также лежу возле костра. Потухший очаг при помощи ветра пытался натолкать мне в нос угольной пыли. Слух же выдал столкновение качающихся ветвей, шорох трущихся стеблей высокой травы и многоголосое попискивание, в котором ясно угадывалась членораздельная речь. Но добила меня чувствительность, когда с неким злорадством доложила, что я связан, не туго, но крепко, зато никаких болевых ощущений, кроме шишки на лбу, не замечено.
На вкус проверять пока нечего, кроме куска веревки в пасти, поэтому я решил открыть глаза. Ого! Да сколько же их здесь? Тысячи три, никак не меньше. Над нами, подобно мошкам теплым летним вечером, роился целый сонм пищащих и машущих слюдяными стрекозиными крылышками человечков.
Пол их можно определить по одежде, кажется, женщины одеты в розовые накидки, в мужском же наряде преобладали зеленые и голубые тона. Все они переговаривались тонкими голосками, махали ручками, порой переворачивались с ног на голову и уже в таком виде вели беседу. Будь я в другом положении, то охотно бы похохотал над их ужимками и забавными движениями, а сейчас надо перекинуться парой мыслей с Пашкой, если таковой имелся в наличии.
Повернув голову, я смог убедиться, что таковой имелся (то есть в наличии), причем тоже связан и с кляпом во рту. Ему не привыкать, поэтому и лежал тихонько на ветвях увядшего папоротника, как поросенок на праздничном столе. А Татина и Крохм извивались как могли, и как не могли – тоже старались изогнуться. В глазах написаны все яркие слова и выражения, которые мне известны по ругани Маргариты Павловны на пьяного мужа и еще пара неизвестных, но не менее душевных и горячих.
Даже лошади опутаны за задние ноги и привязаны к стоящим неподалеку деревцам, им оставалось нервно подергивать ушами и косить на нас выпуклыми глазами.
«Павел, что это за стрекозы нас спеленали и что им нужно от нас? И почему не сработал амулет, может, испортился?» – спросил я Павла.
«Кешка, я не знаю, кто это, и почему мы вновь связаны, и что им от нас нужно. Амулет же, похоже, действует, когда мне угрожает несомненная опасность. А так просто связали, и пока по отношению к нам не принимается никаких действий – он молчит. Давай подождем, что будет дальше, заодно узнаем, что этим крохам нужно» – вполне разумно ответил мой друг.
Ждать пришлось не долго, вскоре от общего роя отделился человечек, в котором я узнал ночного знакомца, и подлетел к Пашкиному носу.
– Прошу простить за неудобство пробуждения и временное пленение, это необходимая мера предосторожности, иначе вы раздавили бы нас как мух. Помним, как шли дела во времена Столетней войны, – горестно вздохнул человечек. – Простите, расчувствовался, сейчас я выну кляп, и мы с вами мирно поговорим, хорошо?
Павлу ничего другого не оставалось, кроме как кивнуть. Человечек подлетел к Пашкиному лицу и, уперся пяткой, обутой в зеленый башмачок, в основание носа. Кляп выскочил со звуком пробки из бутылки шампанского. Павел пожевал освободившимися, затекшими губами воздух, и начал возмущаться.
– А ну-ка развяжите меня и моих друзей, принесите свои извинения и чего-нибудь поесть, а то я за себя не ручаюсь!!! Вы еще не знаете, насколько я страшен в гневе!!! – закипятился Павел, – Да я сейчас… Пык. Мык. Мммм.
Кляп вернулся на свое насиженное место, и человечек вновь грустно вздохнул.
– Я ожидал такой реакции. Позвольте рассказать, почему вы оказались в такой ситуации, а потом решите – помогать нам или остаться в связанном состоянии до прихода волков. Извините за небольшой шантаж, – пояснил эльф.
Остальные мотыльки находились рядом и всем своим видом выражали солидарность с оратором. Кто-то уселся на ветвях кустов и деревьев, оживленно болтали и ногами и языками. На стебель пустырника вынырнули три муравья, оживленно потрясли усиками и пропали. Спустя несколько минут на меня пялилась целая стая рыжих муравьев, судя по лихорадочно дергающимся усикам – решали, кто первым пнет мое безвольное тельце.
– Мммм, ммм – пытался возразить Павел, остальные его поддержали, потом хор мычащих червячков постепенно стих и мы превратились в само внимание.
– Вот и хорошо, я ожидал понимания от разумных существ. Так вот, нашего короля похитили три брата-людоеда и держат в заложниках. Шантажируют этим, требуя приносить каждый день грибы и ягоды, заманивать к ним путников. Мы устали жить под их гнетом, да и люди убегают при виде нас, когда двое смогли смыться от братьев и рассказать остальным, как они туда попали. Помогите нам, пожалуйста, мы не постоим за благодарностью, – сказал эльф, и маленькая слезинка блеснула на его глазках.
