Текст книги "Амулет колдуна"
Автор книги: Алексей Калинин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
– Дедушка, вы ошиблись, и ваше купе дальше по коридору. У нас все места заняты! – сказала Маргарита Павловна – И мой вам совет – прекращайте курить, у вас и так глаза зеленые.
Причем здесь курение и светящиеся глаза, я до сих пор не могу понять, но хозяйка старше и ей виднее. Резкие слова оторвали нежданного гостя от любования Железером, и он медленно шагнул к нашему спутнику, не отводя зеленых перископов от намеченной цели.
– Отец, ну куда ты намылился, тебе же громко и по-русски сказали – мест нет, и не предвидится, может помочь найти купе? – Семен Алексеевич умел быть строгим, когда нужно, а тем более, когда исчезла надежда на сокращение дороги путем братания и распития.
Старик в балахоне не обратил внимания на слова Семена Алексеевича и продолжал надвигаться на съеживающегося Железера. Потом негромким голосом зеленоглазый старец что-то непонятное пробормотал, и пришло ощущение дискомфорта.
– Гарам, туавринот кохдан!
Маргариту Павловну зеленоглазый старик отодвинул в сторону, как надоедливую мушку, и та остолбенела с открытым ртом. Заодно волна оцепенения накрыла и нас, я застыл на коленях у Пашки, не в силах пошевелить кончиком хвоста.
Поезд въехал в тоннель, в купе потемнело, вспомнились безлунные весенние ночи, когда моим песням внимали благосклонные слушательницы, а затем благодарили, как могли. Порой случались и неблагодарные слушатели, что не в силах оценить моих блестящих вокальных данных, так и норовили запустить чем-нибудь тяжелым.
– Кароноат, грундерон тарован, – послышался жалобный голос Железера.
Светящиеся глаза продолжали движение. В зловещей тишине, разбавленной стуком колес, в купе творилось что-то непонятное, и даже мое хваленое зрение, не могло что-либо прояснить.
– Харутим тосгеан тожданро!!! – послышались гортанные слова, затем возник глухой звук удара, и в это время я почувствовал, что хвост обрел подвижность.
Ни мгновения не сомневаясь – правильно поступаю, или лучше сидеть тварью дрожащей, я прыгнул на странного визитера и ударил его лапой. Вернее собирался ударить, так как в полете вновь напало оцепенение и, лишь слегка зацепив когтем за какой-то шнурок, я плашмя шлепнулся на пол.
Металлически дзенькнуло, вновь пахнуло ледяным холодом и кислотные глаза исчезли. Вмиг посветлело и оказалось, что мы давно уже выехали из тоннеля и… поезд застыл на месте, так как стука колес я не слышал, и картинка за окном не менялась.
В окошко купе заглянуло солнце, обозрело открывшуюся картину и стыдливо спряталось за облаком. Желание подвинуть солнце и спрятаться вместе с ним возникло и у меня, когда увидел, что осталось после визита старика в желтом балахоне. Маргарита Павловна и Семен Алексеевич застыли в позе, в какой их оставил загадочный визитер.
В купе шевелились обалдевшие глаза Пашки, мой хвост и борода Железера, которую обмакнули в красную краску. Краска оказалась кровью, что вытекала из-под торчавшей в груди рукояти кинжала. Стальной зуб переходил в короткую ветку, которую обвивала небольшая змея, в зубах гада блестел круглый шарик с выбитым орнаментом. Казалось, что змея пытается проглотить шар, и по рубиновым глазкам нельзя сказать, что он ей по вкусу. Судорожные вдохи Железера придавали гадине живой вид, и я на мгновение застыл в ожидании, что она бросится на меня, выплюнув надоевший шарик.
– Дядя Железер, а что произошло? Куда этот старик подевался? Мама! Папа! Что с ними, почему они не шевелятся? – волна вопросов захлебнулась, лишь только взгляд Пашки упал на рукоять. – Дядя Железер, вам в больницу надо, сейчас я за проводницей сбегаю.
– Не надо, Павел, мне все равно не поможешь, а время мы потеряем. Скоро Гарион вернется за амулетом, который отбило ваше храброе животное, – еле слышным шепотом выговорил Железер. – Ты должен спасти Кирию… повернешь розовый луч и попадешь в мой мир… найди Кристана… он расскажет. Торопись, мой мальчик, осталось так мало времени…
После этих слов Железер последний раз вздохнул и распался водой, «парусиновый» старик с крючковатым носом превратился в обыкновенную лужу. Я подошел и понюхал, вода как вода, только пахнет чем-то незнакомым. Обидно! Ведь только принюхался к нему. И змейку забрал с собой, мог бы и оставить на добрую память. Посреди лужи лежал блестящий амулет, но и тот почему-то без двух лучей – на их месте торчали обрубки, как наполовину съеденные кариесом зубы. Из центра всё также нахально пялилась морда кота.
Павел поднял упавшую на пол челюсть и кинулся тормошить родителей, но те не реагировали. Я тоже внёс свою лепту в это благородное начинание и даже сделал стрелку на колготках Маргариты Павловны, за что раньше схлопотал бы по ушам, но сейчас мои шалости не возымели никакого воздействия.
Я замер, когда увидел за окном странную ворону. Не подумайте, что я такой дикий и впервые вижу это пернатое чудо. Нет, в свое время их громкоголосое племя доставило мне немало неприятных минут, особенно в борьбе за территорию на крыше. Однако, эта ворона висела в воздухе, ни на что не опиралась и даже не болталась на лесках, как один известный фокусник. Я протер глаза, думая, что какая-то шутка и неизвестный шутник повесил нам на окно фотографию. Но нет же – ворона объемная, и я могу добыть себе ужин, не прилагая никаких усилий, но пока как-то не до этого.
– Папа! Очнись! Я нашел стольник, пойдем по ситру вдарим? Мама, а знаешь где у папы заначка? – слышался голос Павла, но родители не подавали признаков жизни.
Я как-то видел по телевизору восковые фигуры мадам Тюссо, и сейчас показалось, что два экземпляра её коллекции ехали вместе с нами.
В полной тишине, окутавшей наше купе, слышен шелест одежды, за которую Павел тряс отца, удары головы Семена Алексеевича о стенку и перестуки моего хвоста о пол. Нервы не только у людей присутствуют, у котов они тоже есть, хотя у кастрированных все же меньше. В нашу бодрую какофонию влился еще один звук, что донесся из коридора – чьи-то неторопливые шаги.
– Пашка, немедленно прекращай болтать отцом, к нам гости идут! Вряд ли от них удастся чаем отделаться! – гаркнул я в сторону друга, но меня снова не поняли.
Природное любопытство, обостренное последними событиями, попросило меня узнать, чьи шаги так грубо нарушают нашу замороженную идиллию. Я не смог отказать чудесному чувству и выглянул одним глазком в коридор. Столбом поднялась шерсть при виде бородатого маньяка, он неторопливо шествовал по коридору к нашему временному пристанищу. В изумрудных глазах плескалось то же море всеобъемлющей любви, что и в прошлое посещение.
Очень не хотелось наблюдать змейку с рубиновыми глазками в полосатой груди, поэтому я прыгнул к лежащему амулету. Сохранить бы здоровье себе и Павлу, в зубы залез шелковый шнурок, и я полетел к другу. Павел шаркающих шагов не слышал, продолжал трясти отца, и поэтому не оценил моих усилий в плане проведения спасательной операции. Шаги приближались, пришлось запрыгнуть к Семену Алексеевичу на грудь, чтобы привлечь внимание к нашей назревающей проблеме.
– Кешка, брысь!!! Не видишь, я занят? Слезь с головы моего папы и не смей елозить этой штукой по носу, поцарапаешь еще! – Павел попытался спихнуть меня на пол.
Вот за что всегда любил его, так это за понимание и схватывание на лету, Павел всегда выслушает, посочувствует, но сделает по-своему. Однако шарканье в коридоре придало сил, и я более настойчиво сделал тонкие намеки на толстые обстоятельства: мол, линять нужно, пока не поздно.
– А ну брысь! Вот же кошак противный! Не видишь, что не до тебя сейчас! – упорствовал Павел.
Нет, ну никак он не понимает, что вот еще чуть-чуть, и мы повторим участь Железера, пришлось принимать кардинальные меры. Извини, Павел, но жизнь дороже. Поднял голову вверх и, сделав умиленную морду, с зажатой в пасти блестящей звездой, я вцепился всеми лапами в дружескую руку, словно в ветку дуба. Это подействовало, и Павел с криком попытался стряхнуть меня, но за моими плечами богатый опыт спасения от собак. Другу пришлось оставить попытки разбудить отца и задействовать вторую руку, и тогда удалось всучить наш путь спасения.
Павел ошалело посмотрел на эту фиговину, потом смог осмыслить увиденное. После небольшой умственной работы (я прямо слышал, с каким перестуком сталкиваются шарики в мозговой коробке), он забрал из моей пасти звездочку-амулет. Семен Алексеевич рухнул головой на подушку, и в этот миг Павел услышал злополучное шарканье.
Я молнией взлетел на плечо, и мы тихонько выглянули из купе. Балахонистый дедушка с зелеными глазами чуть не клюнул носом Павлу в глаз – так близко подошел к нашему купе. Павел тут же отпрянул, налетел на Маргариту Павловну, отскочил как от батута и почти ничего не понимая, прижал меня к себе и все же повернул розовый луч на побрякушке.
В дверях показалась желтая пола балахона, дохнуло холодом, и наступила темнота.
Глава 2
– Говоря-я-ят, не повезё-о-от, если черный кот дорогу перейде-о-от! – в далеком уголке сознания играла знакомая мелодия. Холод покидал тело, я понемногу начинал чувствовать лапы, и получилось шевельнуть ухом.
Запах немытого конского тела будет преследовать меня всю жизнь! Вот и сейчас он пробрался в мой чувствительный нос, и по-хозяйски осматривал новые владения. Запах один придти побоялся – вдруг его весь вынюхают, и он исчезнет навсегда, он привел с собой звук: рядом кто-то притоптывал и пофыркивал.
Я боялся открыть глаза, чтобы не увидеть посреди купе гордого орловского рысака, что обнюхивает сумки в поисках съестного. Удивиться, конечно, не удивлюсь, однако с ума сойду точно. Какой же все-таки настырный запах, ему показалось, что в носу мало место для обустройства, и он начал ворочаться и расширять свои владения, но вот неловкий – зацепил какой-то нерв, и вынудил чихнуть.
– А пока-а-а наоборо-о-от, только черному коту и не везё-о-от! – также тоненько звучала песня.
От чихания глаза распахнулись и увеличились до такого же размера, как и смотревшие на меня конские бельма. Всё! Как и обещал, я начинаю сходить с ума, иначе ничем не берусь объяснить то, что мы с Павлом валялись на соломе в каком-то темном чулане, на нас в упор смотрела лошадиная морда и, судя по звукам, в этом же помещении радовались жизни еще несколько представителей конского племени.
– Здрасте! – мяукнул я, однако лошадь не ответила, и продолжила молча пялиться на меня. Я аккуратно осмотрелся.
Деревянные перегородки отделяли лошадей друг от друга, но выглядели такими ветхими на вид, что рассыпаться им не давали лишь кучи соломы, подпирающие с двух сторон. Сквозь дощатую крышу на нас посматривали далекие звезды, я разглядел подгнившие перекрытия, вилы у перегородок и какие-то мелькания у входа в сарай.
Никаких явных поползновений в нашу сторону от лошадей не поступало и поэтому, после пятиминутной игры в «гляделки», я решил разбудить Павла. Всё-таки сходить с ума в одиночку скучно, а вместе как-то веселее.
– Жил да был черный кот за углом, и кота ненавидел весь дом! – в уголке сознания снова завелась прежняя песня.
Как же добудиться спящего красавца, если похлопывания лапами по щекам и отирание головой о подбородок не дают желаемого эффекта? Похоже, придется будить как встарь, когда ему нужно не проспать школу, а родители смылись на работу, я кончиком хвоста водил под носом.
Раньше всегда забавляло, как он забавно скукоживал лицо и как старался закрыться одеялом от вездесущего меня. Сейчас же вышел конфуз: Павел по своему обыкновению пытался укрыться под одеялом, но, так как ему невдомек, где мы находимся, он схватил первое, что попалось под руку, и попытался натянуть на макушку. К несчастью первым оказался хвост лошади, которая, потеряв к нам интерес, повернулась к кормушке.
– Только черному коту и не везё-о-от! Ча-ча-ча!
Хамское отношение Пашки к хвосту заставило лошадь пересмотреть решение оставить нас в покое и спокойно насытиться. Печально вздохнув по поводу несовершенства мира, она лягнула что есть дури, в попытке освободить хвост и отомстить нахалу, что без знакомства лезет к самому сокровенному. Я сделал единственное, что мог успеть сделать в этой ситуации, то есть со всей своей храбростью и бескомпромиссностью… зажмурился и отпрыгнул.
Громкий стук и треск ломающегося дерева возвестил о конце экзекуции. «Бедная Пашкина голова» – подумалось мне в это мгновение, – «с кем же мне возвращаться обратно, и главное – как?». Однако один открывшийся глаз принес успокоение в этом вопросе и уговорил открыться второй. И обоими глазами я обозревал картину, которая не могла не радовать – лошадь промахнулась и старалась вытащить застрявшее копыто из трухлявой перегородки над Пашкиной головой.
Одним из немногочисленных плюсов этой ситуации являлось то, что Павел наконец-то открыл ясные очи, сделал их круглыми и, долго и задумчиво, обозревал представшую композицию.
– Ох, и ничего себе будильник, – прошептали его губы.
Вы наверно тоже задумаетесь, если утром увидите над собой танцующий конский зад. Надо отдать должное лошади, она проделывала танцевальные па, чтобы освободиться, в полной тишине. Тактичная особа не желала разбудить тех, кто еще не проснулся после громового удара. Разбуженные же особи всхрапывали и пытались заглянуть в нашу клетушку. Столько удивленных лошадиных морд я не видел ни разу в жизни. Разного окраса и разной степени загрязненности, они таращились на нас, скалили желтые зубы и перемигивались между собой. Застрявшая лошадь все также, молча, пыталась вырваться из деревянной западни.
Шорх! Шорх! Шорх! – раздалось от дверного проема, еле слышные шаги приближались.
Павел открыл рот, дабы испугать и прогнать лошадиную ногу, до сих пор вихляющуюся над его просветленной головой. В какой-нибудь голливудской комедии, лошади именно в этот момент захотелось бы выразить своё наплевательское отношение к миру и облегчиться, ведь, судя по просмотрам телевизора, у американцев нет ничего смешнее, чем навоз на лице. Заодно и заткнуть рот Павлу, грубо, но действенно.
Однако в данном случае услугу по затыканию открывшегося зева пришлось выполнять мне, и не так как в комедиях. Нет, я лишь запихнул лапой пучок соломы в рот, и, пока Павел отплевывался и придумывал как лучше и коварнее отомстить, он услышал тихий говор двух людей, что находились неподалеку. Вот их-то мелькание я и видел у входа в конюшню. По сути, Павлу следовало затаиться до выяснения личностей незнакомцев, или же намерений этих личностей.
– Эй, люди! Помогите! На меня лошадь напала! – крикнул он в сторону шорохов.
Даже не подумал о том, кому именно понадобилось разговаривать шепотом в темной конюшне ночью!!! Как будто по чужим подвалам не лазил с пацанами. Ну да ладно, спишем эту неосторожность на необычность положения и нехватку времени на привыкание.
Жаль, что Павел понял промах только тогда, когда тип во всем черном приставил нож к подростковой шее. Незнакомец оказался крепко сбитым мужчиной со зловещей рожей, в грубой куртке, подпоясанной веревкой и в широких штанах, заправленных в сапоги. На кучерявой голове застряла солома и несколько щепок, на испачканном лице также застряла щербатая ухмылка. С этой ухмылкой он и потянулся левой рукой к Пашкиному лицу, собираясь заткнуть рот.
Я мысленно все простил моему напарнику и поклялся посвятить остаток девяти жизней жестокому мщению за него, когда произошло нечто из ряда вон выходящее (как будто всё, что с нами происходит, должно восприниматься как само собой разумеющееся).
Когда незнакомец накрыл рот Павла грязной ладонью, то лошадь, утомленная борьбой с перегородкой, воспрянула духом. Она посчитала увеличение зрителей за поддержку в деле наказания хама, что дерзнул дернуть за хвост, и удвоила усилия для освобождения ноги. Ей это удалось, и копыто пронеслось над головой Павла в обратную сторону. Но на этом лошадь не остановилась. Она, ободренная успехом, вновь вернулась к решению отвесить полновесную оплеуху мерзавцу, который посмел покуситься на её пышныю гордость.
Тресь!!!
Так как Павел при виде ножа смело вжался в солому, то плюха досталась перепачканному типу с ножом, и лохматая голова впечаталась в злосчастную перегородку. После этого лошадиная морда гордо поднялась вверх – миссия завершена, и мстительное животное вернулось к прерванному занятию. То есть отошла к кормушке, попутно она пожаловалась своей товарке на вконец испорченные нравы современной молодежи. Что удар достался другому двуногому существу, нимало не волновало лошадь – месть свершилась, а там пусть сами между собой разбираются.
– Ох, и ни х… – я снова заткнул рот Павлу, пока он не высказал то, что давно вертелось на моем языке.
Испытав всю величину гнева оскорбленной лошади, незнакомец спокойно висел в перегородке в позе сильно испугавшегося страуса и, судя по безвольно лежащим рукам, не собирался покидать временное пристанище. Он очень везучий, раз влетел головой в ту же самую дыру, которую сперва пробила лошадь. Второй незнакомец, двигаясь плавно и бесшумно, приблизился к нам и первым делом приставил палец к губам, прося Павла не произносить ни слова.
Ну да, как будто мало треска и громовых лошадиных ударов.
Павел в ответ показал на торчащее тело и вопросительно взглянул на второго, вернее на вторую. Ночной гость конюшни при ближайшем рассмотрении оказался девушкой, причем довольно миловидной – с людской точки зрения. Девушка развела руками и пожала плечиком, мол, я не знаю, что взбрело в голову партнеру по перешептыванию: может настроение плохое, или хотел ножик продать.
Лицо, щедро измазанное сажей, симметричное и правильное, под курткой и штанами угадывалось ладное девичье тело. О том, что она понравилась Павлу с первого взгляда, можно судить по глотательным движениям и капельке слюны, что упала на джинсовку. Да, он влюбчивая натура, всех девчонок в классе за косы передергал и от всех папаш успел получить по ушам. Заодно и от девчонок, когда они собрались скопом и поколотили его, полусонного, на одном из первых уроков, так что опыт общения с противоположным полом у него имеется.
Из прорехи в стене, сквозь прелую солому попыталась проскочить легкомысленная мышь. Я резким прыжком поймал и начал объяснять, как она может доставить удовольствие. Нет-нет, это не то о чем вы могли подумать, я отпускал ее и потом снова ловил, как игрушку йо-йо, и параллельно наблюдал за происходящим. Заодно думал – где это мы и почему тут оказались?
– Хэх, – тихо произнесла девушка.
– Чего? – Павел еще сглатывал обильную слюну.
– Хэх, – повторила перепачканная сажей и показала действием, чего она добивается.
Подлезла под торчащего человека и, стараясь не шуметь, попыталась вынуть лохматую голову из перегородки. Лошади заинтересованно повернулись к действию – похоже, делали ставки на скорость доставания тела.
Перегородка отдавать добычу не хотела и выражала протест кряхтением и скрипом. Павел охотно помогал девушке в меру своих сил и способностей. Сил у него оказалось меньше, чем я думал, и моему спутнику по путешествию пришлось напрячь умственные извилины. Результатом мозгового штурма явилось вытаскивание двух-трех ржавых гвоздей из облегченно вздохнувшей перегородки. Голова не захотела выниматься, и ей пошли на уступки, забрав человека вместе с доской.
Заинтересованный происходящим, я не успел поймать в очередной раз мышь, и эта вертихвостка воспользовалась моментом и нырнула в дырку на стене. Напоследок высунулся язычок из отверстия и раздался ехидный писк:
– Я тебя найду, котяра, и все усы повыдергаю!
– Муррр, так ты сейчас выходи, я даже сопротивляться не буду! – промурлыкал я, но мышь оказалась обыкновенной балаболкой и больше не подавала признаков жизни.
Павел с незнакомкой взвалили нелегкую ношу на плечи и поплелись, пошатываясь, в сторону выхода. Так как мышь не собиралась выходить в ближайшие полгода, меня здесь больше ничего не держало, и я проследовал за ними. Лошади меланхолично провожали нас выкаченными глазами.
Мы вышли на широкий двор, обнесенный каменным забором. Два побеленных двухэтажных здания с маленькими окнами без стекол, конюшня, круглый колодец в центре и шаткий навес для хранения сена составляли убранство райского уголка. Грязь и несколько конских подарков дополняли пейзаж, которым любовалась необычно огромная луна. Окружающие нас предметы, дома, стены выглядели так, будто мы попали на постоялый двор времен Дон Кихота и Санча Пансы.
– Хррр! Хррр!
На выходе из конюшни меня привлекли странные звуки и, чтобы выявить их причину, я завернул за угол сарая, за что и был наказан полным лишением обоняния. Там, на охапках пышной соломы, лежали два волосатых типа в несвежих рубахах и перепачканных штанах. Эти двое из ларца, храпя в унисон, выпускали такое количество перегара, что мои усы поднялись к небу и полчаса отказывались опускаться. Рядом валялись два пустых кувшина внушительных размеров, полную картину дополняли замызганные сапоги, аккуратно поставленные один на другой, они представляли собой некую пародию на Пизанскую башню. Босые и грязные ноги задавали такт, покачиваясь вперед и назад, следуя за вдохами и выдохами.
Мой нюхательный аппарат пришел в негодность и поэтому, пока Павел с девушкой тащили третьего к воротам, я решил просто оглядеться по сторонам. Увы, стянуть нечего, в домах закрыты двери, а обратно в конюшню ну ни за какие коврижки не заманите!
А тем временем, парочка, уронив чумазую ношу пару раз, все-таки достигли массивных ворот и скрылись из виду. Не желая оставлять Павла одного (пропадет же он без меня), я поторопился следом. Мы попали в степь, открытую всем направлениям ветра, и лишь вдалеке виднелась черная полоска леса. Здания за высоким забором находились на перепутье трех дорог, что за постоялым двором сходились в один большой тракт.
За воротами нервно переступали копытами еще два существа с гривами. На одного из них начали закидывать бессознательного типа с доской на шее. Конь терпел издевательства над своей персоной со стойкостью оловянного солдатика, даже когда слегка поцарапали доской при очередном падении тела. Мужчина, видимо из-за врожденной вредности, никак не хотел укрепляться на конском крупе, постоянно бухался на землю, и не желал избавляться от доски.
Мне надоело смотреть на мучения двух молодых оболтусов, и я притащил в зубах кусок веревки, висевшей во дворе. Пришлось ткнуться головой в Пашкину ногу, который продолжал заниматься бессмысленным занятием и пялиться во все глаза на симпатичную самку. Ударившие в голову гормоны не давали Павлу сосредоточиться на веревке и найти верное решение, поэтому он подвинул меня ногой, чтобы я не мешал наслаждаться лицезрением девушки.
Зато девушка порадовала понятливостью, она показала действием, как закинуть и привязать руки и ноги своего спутника. Павел близок к возведению её в кумиры за красоту и ум, он смотрел на чумазую незнакомку как умирающий от голода на колбасу, упавшую с неба.
– Какая ты умная, я бы ни за что не догадался, – прошептал Павел в полнейшем восторге.
– Хэх, – опять сказала девушка и в очередной раз поднесла палец к губам.
– Ну, «хэх» так «хэх», – согласился Павел, – но ты всё равно молодец, хоть и не понимаешь меня.
То, что это я притащил веревку, как-то не бралось в расчет, ну да ладно – давно привык к людской неблагодарности.
Мужчине закрепили под брюхом коня руки и ноги, и девчонка лихо запрыгнула на круп, собираясь придерживать драгоценную ношу в пути. Махнула рукой Павлу, приглашая приземлить пятую точку на второго коня. Павел заколебался – стоит ли вообще забираться на животное, сородич которого совсем недавно покушался на его драгоценную голову.
А может, вспомнил печальный опыт с мерином дяди Родиона, когда тот подогнал к дому телегу, чтобы помочь вывезти старый диван на свалку. Сам я не видел, но по рассказам очевидцев Павел с залихватским гиканьем в стиле «последнего из могикан» запрыгнул коню на шею, пока взрослые отвернулись, и попытался ударами пяток угнать транспортное средство. Мерин флегматично поймал неудачливого угонщика за ногу и стащил его на землю, сверху на «Чингачгука» легло тяжелое копыто. Мальчишка удерживался в заложниках до прихода взрослых, которые потом долго вспоминали этот эпизод.
Наконец Павел решился и ласточкой взлетел на широкий круп, обманным движением увернулся от хвоста, зацепился за гриву и влип в конскую шею.
– МЯАААААУУУ!!!
Эй! А как же я? Куда без меня-то? Девчонка вопросительно взглянула на Павла, тот согласно кивнул, она опасно нагнулась и подхватила меня на руки. Так как на конях не было привычной атрибутики в виде седел и поводов, я слился в одно целое с доской, да простит меня за царапины бессознательный незнакомец.
Девчонка убедилась, что мы с мужичком не навернемся по дороге, жестом указала Павлу следовать за ней и ударила каблуками по крутым бокам коня. Мы летели по ночной степи, ноги коней бесшумно пожирали расстояние, вдали зарождалась рубиново-алая заря. Я вдыхал прояснившимся обонянием запах конского пота, и параллельно с этим наслаждался ароматом пострадавшего убийцы. На мускулистой шее болтался мешочек темно-зеленого цвета, и тоже пах отнюдь не розами. Ко всему можно привыкнуть, в том числе и к неспешной тряске коня – сказались волнения недавнего времени, и я задремал в такт покачиванию.
* * *
Пробуждение никогда нельзя назвать сказочным явлением, если только перед носом не благоухает миска со сметаной. Выпадение из сна, где только что лежал на мягком ковре в окружении свежепойманной рыбы, в обыденную реальность, где снова нужно добывать пропитание и поддерживать авторитет – всегда жесткий удар. Увы, как и в этот раз. Утро началось с яркой демонстрации неуважения к моей персоне, то есть меня встряхнули за шкирку и скинули на влажную от росы траву.
Не до конца проснувшись, вцепился что есть силы в ногу предполагаемого обидчика. Ох, такого количества грязи в пасти я не помню с тех пор, как маленьким котенком упал в сточную канаву и нахлебался содержимого. Сапог обидчика не выказал никакого удивления и озабоченности по поводу очищения.
Сам обидчик, крупный мужчиной с большой окладистой бородой, вновь фамильярно взял меня за шкирку, поднес к лицу и ощерился гнилыми зубами. А уж запах изо рта… словно он перецеловал взасос давешних пьянчуг на соломе. Я попытался достать смеющееся лицо хоть краешком когтя – безрезультатно.
– Кахун пернс! – прохрипел он и заржал над моими тщетными попытками. Потом отшвырнул меня в сторону и склонился над связанным Пашкой.
Связанным?!! Куда же мы это опять попали и где наши вещи? Мы находились в открытом поле, ветер гнал волны по невысокой траве, нигде не видно ни единого деревца. Грязные кибитки расположились полукругом перед большим костром, немного поодаль находились несколько серых палаток.
У костра хлопотали три женщины в цветастых юбках, кружевные кофты потрепаны и просвечивали прорехами. В ушах сверкали в лучах восходящего солнца золотые кольца, а на шее болтались на крепких шнурках знакомые мешочки. То, что они готовили еду, ясно из запахов, долетавших до нас, благо мы находились неподалеку. Неудавшегося убивца с доской на шее унесли за телеги два кучерявых молодца в переливающихся атласных рубахах. Рядом с крайней кибиткой паслось штук двадцать разномастных лошадей, время от времени косились на нас и злорадно скалились желтыми зубами.
Бородатый снова отшвырнул меня и попытался взять амулет Железера, что висел у Павла на шее. Связанный, но не сломленный, Павел хотел цапнуть за грязный палец, однако кляп свел на нет боевое начинание. Тогда Павел попытался уползти от бородатого. Вы когда-нибудь пытались ползать связанным по рукам и ногам? Вот и у него ничего не получилось, зато я заметил здоровенную шишку на темечке. Раньше этой опухоли не наблюдалось, вероятно, напарник все-таки сверзился с лошади, пока мы ехали. Бородатый быстро настиг Павла, танцующего танец «пьяных червячков», и возобновил попытки взять в руку амулет.
Мне оставалось только наблюдать за мародерством, не хотелось снова отлетать в сторону или что похуже. Но провидение рассудило по-своему и выкинуло горящий уголек из костра. Костер и раньше выкидывал угольки, однако в этот раз бросок прицелен и точен. Уголек попал за шиворот бородачу и он, отвлекшись от брэйк-данса Пашки, устроил собственную пародию на балет.
Такого исполнения «танца маленьких лебедей» я еще не видел, он махал руками как сумасшедшая мельница, а ногами строчил великолепную чечетку. Приминалась влажная трава, каблуки вырывали кротовьи норы. Потом кинулся на землю и показал Павлу, как правильно нужно ползать и перекатываться. Его рев разбудил весь лагерь и, из палаток и телег, посыпались черноголовые смуглые люди разного возраста и размера, одетые как попало и во что попало.
Я заметил у деревянного колеса морду облезлой черношерстной самки, и из вежливости решил познакомиться поближе. Пока люди обступили лежащего Павла и на своем тарабарском языке обсуждали его дальнейшую судьбу, я подобрался к облезлому чуду, дабы узнать, где мы оказались.
– Привет, киска! Есть чем угостить усталого путника, у которого, кроме грязного сапога, во рту не было и маковой росинки?
– ПФФФ! – словно резко спустили автомобильную шину.
Да, признаюсь, что обтрепался за время нахождения здесь, но ведь не до такой же степени, чтобы от меня шарахались и шипели. Как не пытался я успокоить эту неадекватную кошку, как не строил умные и добрые рожи – все усилия пропали даром. Черная фурия выгнула спину и начала пускать искры по облезлому тельцу. Разочарованно плюнул в её сторону и, слушая шипение в спину, вернулся обратно к моему связанному другу.
А там видно договорились и Павла понесли в сторону одной из серых палаток. Бородатый пришел в себя и что-то пасмурно ворчал, женщины с визгливым смехом ему отвечали, а мужчины прятали усмешки в кустистые бороды, это не добавляло радости неудачливому мародеру.
Павла занесли в палатку и тут же вышли, оставив внутри. Я шмыгнул следом, не оставлять же одного, а если получится, то и веревки смогу перегрызть. Глаза сразу же привыкли к полумраку, Павел смирно лежал возле небольшого костерка, в котелке варилось что-то неприятно-коричневого цвета.
Со стен висели связки лука, пучки каких-то корешков и пара страшных черепов неизвестных животных с большими зубами, что-то среднее между слоном и динозавром. В полотняном шатре пахло дымом, благовониями, сушеными травами и такой же сушеной старостью. Отчасти этим амбре несло от древнейшей старухи в углу. Сверкая молодыми глазами (вернее одним правым – левый недвижим и лишь тускло поблескивает), она почесывала бородавку на носу. Одета в какое-то невообразимое количество юбок, я смог насчитать пятнадцать, за точность не ручаюсь. Бурая рваная кофта висела на тощих плечах как на вешалке. На морщинистой шее переливались в свете костерка блестящие бусы из монеток разной величины. В довершение полной картины ослепительно блестело большое кольцо в ухе, такое же, как у нас на гардинах, только из золота.
