355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Смирнов » Арабо-израильские войны » Текст книги (страница 1)
Арабо-израильские войны
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 01:00

Текст книги "Арабо-израильские войны"


Автор книги: Алексей Смирнов


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Алексей Смирнов
Арабо-израильские войны

Евреи – наши двоюродные братья. Мы сосуществовали на протяжении веков. Сионизм выдвинул проблему, и все стало невозможным между евреями, арабами и христианами. Мы можем жить в одном доме, но никто из нас не может захватить весь этот дом и выгнать из него всех остальных.

Гамаль Абдель Насер

События в мире набрали такой темп, что информационные агентства и тележурналисты буквально засыпают нас сообщениями со всех концов света, новостями политическими, экономическими, военными, финансовыми и всеми другими. События прошлого, ХХ века, стали настолько отдаленными по времени, что, скажем, Первая мировая война, когда не только «отсталая» царская армия, но и «передовые» германцы, англичане и французы возили свою артиллерию на конной тяге, – кажется, почти совпадает с походами Александра Великого. Хотя для сведения читателя можем сообщить, что русская армия имела 244 самолета, Германия – 232, Франция – 138, Англия – 56.

Приблизительно так же выглядят для современного читателя сражения периода Гражданской войны в Испании 1936–1939 годов или победы китайской Красной Армии в 1948–1949 годах. Что уж говорить про события первой арабо-израильской войны 1948 года – про них у нас в стране мало кто знает вообще.

Пролог

Этот звук – заунывный звук шотландских волынок – был хорошо известен жителям Иерусалима той поры. В то утро 14 мая 1948 года он стал разноситься по улицам и переулкам этого древнего города гораздо раньше, чем обычно. Жители города уже знали, с чем это связано. Столь ранний звук шотландских волынок означал только одно – британские войска стали покидать их город покидать навсегда. Первыми стали уходить войска, размещавшиеся внутри Старого города (или Старой крепости). Ритмичный марш их колонн громко резонировал внутри узких улиц, и моментами он привлекал внимание обитателей крепости – седобородых старцев и женщин, закутанных в черное.

Их предки в свое время уже видели, как из города уходили другие завоеватели – вавилоняне, ассирийцы, римляне, персы, арабы, крестоносцы и турки…

Самую последнюю колонну, где-то из полусотни солдат, возглавлял майор Саффолкского пехотного полка. Они маршировали по так называемой Улице Евреев, которая выводила их прямо к воротам Сиона. Внезапно офицер подал резкую команду, и взвод свернул налево, в небольшой переулок под названием Ор Хаим-стрит. Через пару минут они остановились у дома под номером три. Майор настойчиво постучал стеком по входной двери. Ждать долго не пришлось: дверь открылась, и навстречу англичанину с невысоких ступенек спустился старик в старомодном сюртуке, жилетке и широкополой шляпе. Это был главный раввин квартала – Мордехай Вайнгартен. Подслеповато щурясь сквозь толстые стекла очков, он с недоумением смотрел на вытянувшегося перед ним офицера.

«Ваша милость! – обратился к нему англичанин. – Начиная с года 70-го ключ к воротам Иерусалима никогда не находился в еврейских руках. Я имею честь вручить его Вам – в первый раз». И офицер протянул раввину ключ, который представлял собой металлическую болванку, на таком же солидном железном кольце. Металл был поражен ржавчиной и имел весьма древний вид. Дрожащими руками священник принял этот дар. Он знал старинную легенду, передававшуюся между евреями из поколения в поколение. Согласно преданию, в последнюю ночь перед падением города под напором римских легионеров императора Тита отчаявшиеся священнослужители передали этот ключ самому сильному из них и тот с криком «Бог! Отныне ты будешь хранителем этого ключа» швырнул его изо всех сил на небо. С тех пор этого ключа никто из евреев не видел. Последовала короткая пауза, от волнения и неожиданности свершившегося престарелый раввин даже не смог найти каких-то достойных слов для ответа.

Офицер продолжил: «Наши отношения были непростыми, но давайте расстанемся друзьями. Счастья Вам и удачи. Прощайте!». Раввин наконец-то пришел в себя. Его первые слова были обращены к Богу: «Благодарю тебя, Господь, что позволил мне дожить до этого счастливого момента». Затем кивком головы он поблагодарил майора и сказал: «Я принимаю этот ключ от имени своего народа. Благодарю Вас».

Последовала команда «Кругом!», и они расстались.

Прижав ключ к груди, раввин было направился в свое жилище, но вдруг замедлил шаг. Его внимание привлек совсем другой звук. Это уже не были волынки. Их заунывное пение удалялось из города, а новый звук становился все более отчетливым и настойчивым. Священник знал опасность этого звука, но на этот раз он уже твердо решил не отправлять ключ на небо, а спрятать его в своем доме.

…Зловещий и нарастающий, звук ружейной стрельбы уже заглушал все другие шумы в городе.

Накануне, то есть вечером 13 мая, самым ярко освещенным зданием в Иерусалиме был так называемый «Правительственный дом», где размещалась официальная резиденция Верховного комиссара Великобритании в Палестине сэра Алана Каннингхэма. В тот момент сэр Алан давал прощальный банкет для высших офицеров своего штаба и ведущих чиновников гражданской администрации подмандатной Палестины.

Официанты в белых перчатках без устали обносили присутствующих офицеров и чиновников шампанским и самыми изысканными французскими винами. Впрочем, и те, и другие отдавали предпочтение своему излюбленному скотч-виски. Те же, кто не был занят употреблением горячительных напитков, без устали вальсировали в центре богато украшенного зала со своими и чужими женами.

Незадолго до 9 часов вечера сэр Алан пригласил к себе своего начальника штаба и предупредил, что он удалится ненадолго, но никто не должен покидать банкет до его возвращения. С несколькими сопровождающими он вышел из «Правительственного дома» и спустился по парадной лестнице. Через минуту его черный «роллс-ройс», эскортируемый двумя броневиками, тронулся в центр Нового Иерусалима.

Там, у входа в радиостанцию «Палестайн Бродкастинг Систем», его встречал арабский директор станции Раджи Сайхун. По его указанию уже несколько раз диктор прерывал текущую передачу и объявлял, что в 21 час будет передано «важное официальное сообщение». Несомненно, радиослушатели уже прильнули к радиоприемникам.

И вот уже простенькая арабская мелодия была остановлена, и диктор торжественным голосом сообщил, что микрофон предоставлен его Высокопревосходительству Верховному комиссару Великобритании сэру Алану Каннингхэму. Ровным, размеренным голосом он объявил, что мандат Британии над Палестиной заканчивается и до истечения завтрашнего дня все английские войска выводятся с этих территорий. Он пожелал народу Палестины счастья и благополучия и от имени британской короны передал им свое прощание. Закончив свою недолгую речь, он поднялся со стула и, коротко кивнув присутствующим, направился к двери. Склонившись в поклоне, Сайхун спросил, не пожелает ли сэр Алан добавить несколько слов от себя лично. «Нет, коротко бросил Каннингхэм, – только сыграйте британский гимн. Я думаю, это будет последний раз, когда он прозвучит на Ваших волнах». Вновь зафырчали моторы, и маленькая колонна из трех автомобилей тронулась в обратный путь.

Вернувшись в резиденцию, сэр Алан сначала проследовал не в банкетный зал, а в свой рабочий кабинет. Из выдвижного ящика стола он достал большой лист бумаги, поверх которого было размашисто написано: «Что осталось сделать». В нижней части этого листа он вычеркнул предпоследний пункт. Итак, назавтра ему осталось исполнить только последний.

В заметно приподнятом настроении он направился в зал. У входа его опять встречали. Здесь были начальник его штаба, несколько приближенных офицеров и мажордом, который отвечал за организацию этого вечера. Именно к последнему обратился Верховный комиссар: «Всем шампанского! И распорядитесь на пару минут остановить музыку – я хочу сказать несколько слов своим офицерам…»

Банкет был продолжен далеко заполночь.

* * *

Наступило утро 14 мая 1948 года. Солнце уже окрасило минареты мусульманских мечетей, шпили синагог и купола христианских храмов Иерусалима. Ровно в 7 утра сэр Алан со своей свитой появился на площадке перед Правительственным домом, где был установлен высокий флагшток. Здесь был выстроен взвод его охраны, небольшой группой стояли гражданские чиновники его британской администрации. Из разных концов города уже разносилось завывание волынок, под звуки которых войска грузились на поданный транспорт.

Сэр Алан еще раз бросил взгляд на присутствующих: там не было ни одного представителя от местных жителей – ни одного еврея или араба, хотя приглашения им были направлены. Это не удивило генерала – по данным шефа его разведслужбы, 160 000 жителей «святого города» только и ждали момента убытия английских войск, «чтобы вцепиться в глотки друг другу».

Начальник штаба подал сигнал, и находившийся тут же горнист стал выводить печальную и щемящую мелодию «отбоя». Генерал вскинул руку к козырьку своей парадной фуражки. Офицер потянул за стропы, и британский флаг медленно поплыл вниз по мачте. В этот момент находившийся на балконе оркестр Хайлендского пехотного грянул мелодию гимна «Боже, храни короля».

Церемония продлилась всего лишь несколько минут. Кивнув головой, сэр Алан отпустил всех присутствующих. Направляясь к автомобилю, он в последний раз окинул взглядом большой сад с роскошным розарием. Вид изысканных цветущих роз всегда приносил успокоение в его душу. «Будет ли теперь кто ухаживать за моими розами?» – невольно подумал он.

На этот раз он сел не в свой любимый «роллс-ройс», а в 4-тонный «даймлер». Этот автомобиль был уникален тем, что в свое время он принадлежал самому королю Георгу VI. Именно в этом бронированном авто он совершал поездки по Лондону, подвергавшемуся осенью 1940 года беспрерывным атакам германской авиации. После окончания войны премьер Климент Эттли настоял, чтобы этот автомобиль был направлен на Ближний Восток для обеспечения безопасности британского комиссара. Упрямый шотландец Каннингхэм упорно отказывался им пользоваться, но в это утро 14 мая, следуя формальным приказам своего офицера безопасности, он был вынужден сесть в этот бронированный монстр.

Офицер оказался прав – длинные колонны британских солдат еще только вытягивались из города, а из узких улочек и переулков уже доносились звуки дружной ружейной стрельбы…

К вечеру того же дня небольшая колонна войск, в центре которой катил бронированный «даймлер», была последней, которая вошла в портовый город Хайфа. Все эвакуирующиеся войска уже погрузились на транспортные суда. На рейде находились авианосец и где-то с полудюжины кораблей, которые составляли ядро британской Средиземноморской эскадры. Только один из них находился у пирса. Это был крейсер «Еуралис», который должен был стать временной резиденцией сэра Алана. Высокий невозмутимый шотландец был последним, который поднялся по трапу. Матросы немедленно стали выбирать швартовы, а оркестр, выстроившийся на квотердеке, грянул прощальную мелодию. Вновь раздался гимн «Боже, храни короля». После этого – видимо, в знак уважения к шотландскому происхождению Верховного комиссара – зазвучала традиционная шотландская мелодия, носившая название, очень подходящее к тому моменту, – «The Highland Lament» («Плач горцев»).

Крейсер уже выходил на рейд, когда сэр Алан, повернувшись спиной к оркестру, последний раз бросил взгляд на Хайфу. Под напором винтов вода бешено бурлила за кормой крейсера, а величественный силуэт горы Кармель, нависавший над этим городом, медленно удалялся у него на глазах.

«Так хорошо все начиналось и так скверно все кончилось», – размышлял Каннингхэм. Он вспомнил, как в декабре 1917 года в Иерусалим, уже оставленный турками, союзниками Германии в Первой мировой войне, входили войска тогдашнего главнокомандующего британскими войсками на Ближнем Востоке лорда Алленби. В тот момент лорд сам возглавлял передовой конный отряд, однако, вступив на площадь прямо на виду у Яффских ворот Старого города, он спрыгнул с коня и отдал поводья адъютанту. Дальше лорд пошел пешком. Он не мог позволить, чтобы копыта лошади топтали те самые каменные плиты, по которым проходил сам Спаситель, неся свой крест. Этот благородный жест английского военачальника был по достоинству оценен жителями города.

И вот тридцатилетняя эпоха владения «святой землей» закончилась. Столько усилий, столько средств, столько жизней было потрачено зря. Подошел капитан корабля и спросил, не пожелает ли сэр Алан со спутниками пройти в отведенные для них каюты. Пожав плечами, Каннингхэм последовал за капитаном.

Спустя некоторое время началась новая прощальная вечеринка, во многом повторявшая банкет накануне. Ближе к полуночи, когда все уже были несколько навеселе, капитан пригласил присутствующих подняться на верхнюю палубу, пообещав всем «один небольшой сюрприз». Как только офицеры вышли на свежий воздух, с кормы крейсера послышалось шипение, а затем хлопки – это стали взлетать осветительные ракеты и взрываться многочисленные петарды, которые составили фейерверк в знак окончания британского мандата над этой территорией. В ночном небе, над морем, но хорошо видимый с берега, расцвел гигантский букет из красно-зелено-оранжевого огня и искр. Зрелище было воодушевляющим, хотя и печальным по своей сути для присутствующих англичан. В это время адъютант Верховного комиссара отвел капитана в сторону и, демонстрируя ему свои наручные часы, стал что-то нашептывать на ухо.

У командира корабля перехватило дыхание – он совершил ошибку, но, к счастью, не смертельную. Он совсем не принял во внимание, что Англия уже перешла на летнее время и в Лондоне, в отличие от Восточного Средиземноморья, было только 23 часа, а не полночь (все исчисление времени во многочисленных тогдашних колониях Англии шло по Гринвичу).

Таким образом, совершив эту оплошность, капитан крейсера одним своим решением сократил британский мандат над Палестиной ровно на один час. Но сэр Алан был снисходителен, и капитан не получил никакого взыскания – ведь по сути этот час уже ничего не решал в судьбах британских подданных, так же как и их империи…

Часть первая
«Самая критическая», или Катастрофа 1948 года

Глава первая
Шаги к катастрофе

Резолюция спецсессии ООН от 29 ноября 1947 года. – Почему обе стороны сразу начали подготовку к войне? – Что такое Баб-эль-Уэд и кто такой Муфтий? – Короли и офицеры на ближневосточной шахматной доске. – Взаимное ожесточение двух противников. – Винтовками и пулеметами уже не обойтись. Болевая точка Еврейского квартала. – И вновь бомбисты. – Город в осаде. Операция Нахсон и сражение за Кастель. – Злодеяния одно за другим. Расстановка сил накануне 14 мая 1948 года.

Решение «палестинского вопроса» было назначено на субботу 29 ноября 1947 года. В этот день после полудня делегаты Генеральной Ассамблеи собрались в пригороде Нью-Йорка, Флашинг Мидоу.

Сверкающий небоскреб ООН на Ист-Ривер тогда еще не был построен, поэтому заседали в приспособленном здании, в зале большого спортивного комплекса, где до этого работал каток с искусственным льдом. Собралось 56 делегаций из 57, которые тогда представляли мировое сообщество.

Им предстояло решить судьбу кусочка земли, прилепившегося на восточном берегу Средиземного моря. Но как нужно и как можно было правильно разделить его между еврейским населением той поры в 600 тысяч человек и палестинскими арабами, жившими там же бок о бок с евреями, но имевшими численность в 1,2 миллиона?

Тем не менее Специальный подготовительный комитет ООН по поручению Генеральной Ассамблеи проделал эту работу, обозначив границы – по крайней мере на географических картах – двух новых государств, еврейского и арабского.

Не решена была только судьба древнейшего города, важнейшего культурного центра всех жителей Палестины, а именно судьба Иерусалима. И евреям, и арабам согласно плана ООН было отказано в суверенитете над этим городом. Специальный комитет ООН рекомендовал, чтобы Иерусалим и его пригороды были переданы под международную опеку и управление. Это предложение было сокрушительным ударом по надеждам всех евреев. Воссоздание еврейского государства без Иерусалима в качестве его столицы было, на их взгляд, попыткой оживить мертвое тело, лишив его души. По тем же мотивам рекомендации Спецкомитета были неприемлемыми и для арабской стороны…

Всего в зале собралось где-то три сотни делегатов. Председательствовал посланник Бразилии, дородный господин по имени Освальдо Аранья. Объявленное слушание вопроса не затянулось, потому что позиции многих, в том числе и трех великих держав, уже были известны.

Для Великобритании, которая правила Палестиной последние 30 лет, после изгнания оттуда турок, союзников Германии, в конце Первой мировой войны, последние два-три года превратились в сущий кошмар. Это было единственное место на планете, где уже после окончания Второй мировой продолжали гибнуть английские солдаты. Британский делегат, сэр Александр Кадоган, заранее известил коллег, что Соединенное Королевство проголосует за раздел Палестины и выведет оттуда свои войска в тот день и час, которые будут назначены.

Также было известно, что по разным причинам, но одинаково «за» будут голосовать главы делегаций США и СССР. Тогда, в самом начале «холодной войны», это будет последним примером такого согласия двух супердержав…

Прения были завершены, и Освальдо Аранья водрузил перед собой корзину со свернутыми бумажками в количестве 56 штук. На каждом листке бумаги было написано название государства, чей делегат должен был тут же сообщить решение «за», «против», «воздержался». Бразилец наугад достал первый листок, развернул его и прочитал: «Гватемала». Зал смолк, и из рядов поднялся посланник этой страны… Легенда гласит, что в этот момент с галереи прессы, со зрительских мест, раздался истошный крик, словно он прилетел из древности, из года 70-го, когда римляне подступили к стенам Старого Храма. И крик прозвучал на их древнем языке иврите: Ана хашем хошийя! – что означало: «Господь, спаси нас!».

…За 10 тысяч километров от этого бывшего катка люди прильнули к радиоприемникам. В одном из домов Иерусалима, вокруг стола, где был водружен ламповый «Филипс», собралась группа мужчин, портреты которых красовались на всех фонарных столбах этого города в рамке Most wanted срочно разыскивается. Это были предводители еврейской армии «Хагана» той поры, а главным среди них был Ицхак Садех. Когда из динамика прозвучало первое «за», он поднял первый тост. «Какой же будет результат голосования?» – опередил его с вопросом один из соратников. «Мне все равно, – ответствовал Садех. – Если Объединенные Нации проголосуют «за», то арабы ответят нам войной, которая будет нам стоить пяти тысяч жизней. Окружающие смолкли, уставившись на Садеха после столь категоричного заявления. – Но если голосование пройдет отрицательно, то… войну арабам объявим мы!» – завершил он.

В телетайпной радиостанции «Палестайн Бродкастинг Систем» каждая поступившая телетайпограмма тут же срывалась с телепринтера, перевод на иврит тут же уносился в еврейскую студию, перевод на арабский – в арабскую, для немедленной передачи в эфир. Хасем Нуссейби, арабский редактор, непрерывно молился, считая, что Аллах не допустит столь жестокой несправедливости к народу Палестины. Наконец поступило последнее сообщение, гласившее: «Генеральная Ассамблея Объединенных Наций 33 голосами «за», 13 голосами «против» при 10 воздержавшихся проголосовала за раздел Палестины». «Все, – подумал Нуссейби, – рубеж перейден, и занавес опустился на наши несчастные головы…» Из соседнего помещения он уже слышал торжествующие возгласы своих коллег из «Иврит-сервис».

Была поздняя ночь, но в еврейской части города в окнах ярко зажигался свет, жители выходили во двор и на улицу, громко окликали соседей, оповещая их о сногсшибательной новости, автомобилисты изо всех сил давили на клаксоны.

Арабский город замер. По радио все еще шла трансляция из Нью-Йорка, и из динамиков звучал полный боли, возмущения и гнева голос сирийского делегата Фареса Эль-Хури: «Трагедия уже началась… Наша земля теперь пройдет сквозь долгие годы войны, и мира не будет на Святых Местах на несколько поколений вперед…»

Это мрачное предсказание, как мы теперь знаем, полностью сбылось.

* * *

Как Париж и Рим в День Освобождения, как Лондон, Нью-Йорк и Москва в День Победы, так и еврейский Иерусалим взорвался криками радости и торжества в ночь и наутро после дня голосования.

Кафе и рестораны были переполнены, вино лилось рекой. Со всех сторон слышался еврейский тост «Ле Хаим!» – «За жизнь!». На центральной улице Бен Яхуда сотни людей танцевали «Хору», тысячи распевали гимн сионистов «Хатиква» (Надежда). Тель-Авив, первый собственно еврейский город Палестины, напоминал в тот момент какую-нибудь латиноамериканскую столицу в пик карнавала. В Иерусалиме, с балкона здания, где размещалось Еврейское Агентство, говорила Голда Меир. Свое эмоциональное выступление дочь плотника из Киева закончила традиционным еврейским возгласом «Мазель Тов!» (Счастья, удачи).

…На обезлюдевших улицах арабской части города царило мрачное молчание. И если одни еще были в состоянии какой-то растерянности и смятения, задавая себе вопрос: что делать? – другие уже знали ответ: надо готовиться к войне (словно следуя словам Ицхака Садеха на другой стороне).

…В тот момент, когда евреи еще танцевали в Новом Иерусалиме, в старой арабской части города десятки шустрых мальчишек уже разносили по данным им адресам записки с нарисованным полумесяцем и арабской вязью, которые произносились как «Э.Г.». Это были инициалы Эмиля Гори, араба-христианина и тем не менее члена Высшего Арабского комитета. Двери любого арабского дома беспрепятственно открывались, как только владельцу предъявлялась эта загадочная записка, после чего хозяин жилища с домочадцами сразу приступал к непонятной на вид работе: он вскрывал панели стен или доски пола, разбирал глиняную печку или лез на затянутый паутиной чердак… И все это для того, чтобы извлечь пару-тройку ружей или пяток револьверов, припрятанных со времен арабского восстания 1936 года. За несколько дней таким образом было «эксгумировано» 800 единиц огнестрельного оружия. Они составили первое ядро арсенала будущих арабских формирований, в преддверии наступающего кровопролития. Эмиль Гори и его коллеги по Высшему комитету могли поздравить себя с первым успехом…

Если для какой-то части евреев приказы Эмиля Гори, нацарапанные на клочках бумаги, представляли собой на тот момент не бEольшую угрозу, чем первое серое облачко от надвигавшегося грозового урагана, то только не для Исраэля Амира, командира еврейской армии «Хагана» в районе Большого Иерусалима. В те дни, когда пацаны еще продолжали разносить по городу зловещие записочки, Амир с приближенными вел лихорадочную «инвентаризацию» наличия боевых сил и средств «Хаганы».

Итог был неутешительный: на первой неделе декабря 1947 года «Хагана» располагала в городе не более чем полутысячей относительно подготовленных людей и приблизительно таким же количеством стрелкового оружия десятков различных моделей, марок и заводов-изготовителей от Мексики до России включительно. Если не принять каких-либо других срочных мер, то с этим количеством бойцов и огневой мощи предстояло защищать сто тысяч еще живых еврейских душ… Конечно, людей можно было набрать гораздо больше, но главной проблемой было оружие, его не хватало катастрофически…

…Со своими черными блестящими волосами, загорелой кожей и носом с горбинкой он выглядел более арабом, чем любой настоящий араб. Однако Абрахам Жиль был евреем. Именно это абсолютное сходство с представителями арабской нации было причиной его нахождения среди густой толпы на «суке» (рынке) Старого города. Абрахам Жиль был членом «арабской секции» только что формирующейся разведслужбы «Хаганы», посланным в числе прочих на ту сторону шпионить за противником. Он медленно перемещался в толпе и вдруг вздрогнул и резко остановился – целая группа местных лавочников, опустив железные жалюзи своих бутиков, спешно рисовали на каждом арабский полумесяц. Это был плохой знак. Он означал, что готовятся «беспорядки» и лавочники не хотели, чтобы их магазинчики перепутали с такими же лавками соседей-евреев и, как следствие, подвергли их разграблению.

…«Беспорядки» не заставили себя долго ждать. Как бурлящий поток воды прорывает земляную дамбу, все увеличивающаяся толпа арабов устремилась из Яффских ворот Старого города по направлению к улице Принцессы Марии. Здесь уже находилась вовремя предупрежденная группа еврейских боевиков, которой командовал молодой офицер по имени Зви Сайнай. Стараясь казаться группой беспечных зевак, они держались позади британского патруля, вооруженного автоматами.

Возбужденная кричащая толпа, размахивая палками, дубинками и металлической арматурой, быстро выходила на уровень еврейского квартала. К своему изумлению, затем к ужасу, Зви увидел, что англичане даже не пытаются преградить им доступ в Новый город. Они вели себя не менее безмятежно, чем лондонские «бобби», наблюдающие за десятком расшалившихся студентов где-нибудь на Пикадилли-Серкус, после сдачи очередного экзамена. До катастрофы оставалось несколько секунд, Сайнай выхватил из-под рубашки свою «Беретту» и произвел несколько выстрелов прямо поверх голов первых подступивших в толпе.

Эти несколько хлопков произвели удивительно парализующее воздействие на первые ряды. Взмахи дубинок остановились, движение замерло, и кто-то воскликнул: «Внимание! У них есть оружие!» Толпа несколько отхлынула назад, в свою очередь полицейские, обернувшись, решили задержать нарушителя порядка, и несколько полисменов устремились к нему. Зви Сайнай бросился в ближайшую лавку и сумел уйти сквозь заднюю дверь.

Беспорядки на улице Принцессы Марии были сорваны, тем не менее в тот день в другой части города был разграблен и сожжен универмаг, называвшийся «Центр Коммерсьяль». Размежевание в городе только углублялось.

Среди этой же толпы прохаживался еще один человек. В отличие от Абрахама Жиля он был настоящим арабом, но в отличие от других он не размахивал прутком арматуры. Одетый в опрятный цивильный костюм, он больше походил на богатенького отпрыска из зажиточной семьи местных буржуа. Его действительное имя было Абдель Азиз Керин, а звание – капитан сирийской армии. В этот день в Иерусалиме он находился проездом перед ответственной командировкой в Европу, а на улицу вышел, намереваясь, так сказать, набраться впечатлений.

Маршрут поездки этого сирийского эмиссара был весьма любопытным – он должен был добраться до Праги, а затем, возможно, и в Брно, где находились знаменитые заводы «Зброевка», крупнейший оружейный комплекс Центральной и Восточной Европы. Там капитану Керину поручалось сделать все максимально возможное в его силах, чтобы реализовать заказ на закупку 10 000 автоматических винтовок, 1000 автоматов и 200 пулеметов.

Этой массой оружия арабская сторона намеревалась решительно склонить баланс сил в свою пользу.

Вот так выглядела обстановка в первой декаде декабря 47-го года.

Иерусалим – самый оспариваемый город в истории человечества – должен был вновь подвергнуться испытанию огнем и кровью.

«Дуглас DC-4» авиакомпании «СвиссЭр», рейс 442 «Тель-Авив – Париж», оставил под собой бурлящую полосу прибоя и выровнял полет над сине-зеленой гладью Средиземного моря. Капитан Азиз Керин отстегнул ремень, с наслаждением вытянул ноги и закурил первую сигарету после взлета. Салон «Дугласа» был достаточно заполнен, и через несколько рядов кресел от Керина сидел другой неприметный пассажир в гражданском костюме.

Если бы заглянуть в его паспорт, мы узнали бы его имя – Александр Убероль, в графе «Род занятий» – коммерческий директор Предприятия общественных работ «Солел боне», возраст, правда, был указан верно – 31 год, а вот подлинное его имя было Эхуд Авриель и к «Солел боне» он не имел никакого отношения, как, впрочем, и к любой другой коммерческой или государственной фирме. Эхуд Авриель зато был известен в совсем других кругах, по поручению которых частенько исполнял весьма «деликатные» миссии. Дорого бы дали Азиз Керин и его начальники, если бы только узнали, что за пару дней до этого рейса Авриеля принимал сам лидер сионистского движения Давид Бен-Гурион. Еще бы дороже они дали, если бы узнали о словах, с которыми ведущий сионист обратился к своему соратнику: «Послушай, Эхуд, война разразится через шесть месяцев, и арабы уже готовятся. В момент ухода последнего британского солдата 15 мая нас атакуют регулярные армии пяти соседних арабских государств. Но еще до этого у нас под носом разгорится такое восстание мусульман, по сравнению с которым события 1936 года покажутся всего лишь игрой детишек на площадке детсадика». (Прогноз оказался абсолютно верным. – Примеч. авт.) После этого Бен-Гурион процитировал из списка, лежащего перед ним: «…10 000 винтовок, миллион патронов к ним, тысяча автоматов, полторы тысячи пулеметов». Из этих цифр читатель поймет, что прогноз был более пессимистичным, раз требовалась такая масса оружия, а оценка подступающих событий очень реалистичной.

Еще бы больше Керин изумился, если б узнал конечный пункт миссии Авриеля, а именно: Прага – Брно – «Зброевка». Но командировочного предписания как такового у последнего не было, а указанный адрес он держал в голове, как, впрочем, и реквизиты женевского банка, со счета которого он имел право распорядиться суммой в 1 миллион долларов под обеспечение этого заказа.

Керин и Авриель еще находились в пути, а в это время в неприметном здании по улице Хаяркон, 44 в Тель-Авиве проходило новое совещание. Лишь очень немногие в то время знали, что по этому адресу в то время размещался подпольный Генеральный штаб «Хаганы». В тот декабрьский день в совещании участвовали лишь трое высших руководителей: Якоб Дори, Игал Ядин и Мишель Сачем. Обсуждался вопрос даже еще более критический для еврейского населения, чем приобретение и доставка современного оружия.

Тон задал Я. Дори: «Грядущая война будет выиграна или проиграна на дорогах Палестины. Наше выживание полностью зависит от того, как мы защитим наши линии коммуникаций. Сачем, вам лично поручается задача обеспечить безопасность наших перевозок…»

Все трое перешли к карте во всю стену кабинета Дори. Это было подлинное произведение искусства, составленное картографами 512-й спецроты армии Его Величества. На 16-ти больших листах-квадратах была отражена вся Палестина – от ливанской границы на севере до пустыни Негев на юге и от моря Средиземного до моря Мертвого по оси «запад – восток».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю