Текст книги "Арабо-израильские войны"
Автор книги: Алексей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Глава вторая
Катастрофа свершилась
Провозглашение государства Израиль 14 мая 1948 года. – Совместная атака арабских армий. – Евреи захватывают большинство объектов в Иерусалиме, Арабский легион вступает в Старый город. – Окончание трагедии Кврейского квартала. – Три провальных наступления на Латрун. Артиллерийская канонада; только перемирие спасает город от разрушения. «Вы только подождите 9 июля». – Иерусалим остается разделенным на последующие 19 лет. – Октябрьская, затем декабрьская вспышка боевых действий, египетская армия возвращается в Каир. – Переговорный процесс и подписание перемирия, первый раунд закончен.
Наступало 14 мая 1948 года, последний день официального мандата Великобритании над Палестиной. Накануне был собран Национальный совет, высший орган сионистского движения. Он должен был принять окончательное решение по завтрашнему дню.
Голда Меир доложила о своем тайном визите к королю и какой из этого следовал ее прогноз на дальнейшие события. Игал Ядин от Генштаба дал свою оценку военной ситуации. В конечном итоге Генштаб оценивал шансы на победу как 50:50.
Далее пошла дискуссия, стоит ли принимать последнее предложение ООН объявить перемирие и одновременно отложить провозглашение независимости. Решающее слово было за Бен-Гурионом, он сказал: «Я понимаю, что потери в людях и, возможно, в территории будут неизбежны. Но я осмелюсь предположить, что окончательная победа будет за нами. Перемирие ничего не решит, только подорвет моральный дух народа… Итак, наша независимость будет провозглашена завтра». Дальше перешли к деталям и согласованию текста Декларации.
Бен-Гурион категорически возражал против любого упоминания в тексте границ нового государства. Он привел пример США, где отцы-основатели тоже не упоминали их, а границами стали те, которые сложились позднее.
Тем более что арабы решительно отвергли саму идею Раздела Палестины, то есть проведения границ внутри нее.
«В таком случае и мы не будем заранее их обозначать».
Далее обсуждали время проведения этого события и консультировались с религиозными деятелями, в конце концов единственно приемлемым часом согласовали 16 часов, в пятницу 14 мая, так как в полночь наступал «шабат», еврейская суббота, и по правилам любая деятельность прекращалась или резко ограничивалась.
И наконец, согласовали название нового государства. На выбор были предложены имена «Сион», «Израиль», но остановились на официальном «Государство Израиль».
Историческое событие началось ровно в 16 часов в здании городского музея на бульваре Ротшильда, куда были приглашены наиболее уважаемые лица. Место действия держалось в секрете вплоть до последнего момента, были предприняты самые крайние меры безопасности и были стянуты дополнительные патрули военных и полицейских.
Итак, открыв заседание и развернув пергамент, Бен-Гурион стал читать перед аудиторией текст Декларации о независимости. Текст он напечатал лично на машинке накануне, но из-за недостатка времени его не успели перенести на пергамент, а только прикололи скрепками. Вот наиболее интересные выдержки из него: «…Земля Израиля – это место, где родился еврейский народ. Именно здесь сформировался его духовный, религиозный и национальный характер… Здесь была написана Книга Книг, которая как подарок была передана остальному миру… Нацистская гекатомба, которая уничтожила миллионы евреев в Европе, вновь подтвердила необходимость восстановления еврейского государства, единственного, способного обеспечить защиту евреям и гарантировать им равенство в мировой семье народов.
В ходе Второй мировой войны еврейский народ Палестины сделал большой вклад в борьбу народов за свободу против заразы нацизма. Жертвы и усилия еврейских солдат и рабочих обеспечивают нашей нации право занять место среди народов, которые основали Организацию Объединенных Наций. Основываясь на неотъемлемом и историческом праве еврейского народа, мы провозглашаем создание еврейского государства на Святой земле. Это государство будет носить имя Израиль».
И далее: «Государство Израиль будет открыто для иммиграции евреев из всех стран, где они рассеяны. Оно будет основано на принципах свободы, справедливости и мира, как было завещано Отцами-Пророками… Оно будет гарантировать свободу религии, совести, образования и культуры. Оно будет защищать святые места всех вероисповеданий и будет в полном объеме следовать принципам Хартии ООН».
И, наконец, пожалуй, самое главное: «Мы приглашаем арабских жителей Государства Израиль сохранять мирный образ жизни и сыграть свою роль в развитии Государства, на базе полного и равноправного гражданства, со справедливым представительством во всех институтах, будь они постоянные или временные. Мы протягиваем руку всем государствам, которые нас окружают, и приглашаем их к сотрудничеству с независимой еврейской нацией, во имя процветания всех. Государство Израиль готово внести свой вклад в прогресс всех народов Ближнего Востока».
Конечно, у арабской стороны будет свое мнение, но от себя скажем красивый получился документ.
Пока Бен-Гурион зачитывал этот текст, техники израильского радио, втиснутые со своим оборудованием в туалет музея (так как другого места для них просто не нашлось), обеспечивали прямую радиопередачу происходящего на окружающий мир.
…Лидер сионистов завершил следующим: «…Доверяя Всемогущему, мы подписываем эту Декларацию на земле Родины, в городе, называемом Тель-Авив, на этом заседании Учредительной Ассамблеи, созванной накануне «шабата», а именно 5-го Иара 5708-го или 14 мая 1948-го по христианскому календарю». После этого члены Национального совета, не скрывая эмоций, один за одним подписали этот документ.
Главный раввин зачитал молитву, поблагодарив Всевышнего и попросив Его благословить всех присутствующих и новорожденное государство. «Аминь», завершил он, и затем зазвучали звуки национального гимна «Хатиква». Все поднялись, и, когда гимн отзвучал, Бен-Гурион, вновь стукнув деревянным молоточком, произнес «Государство Израиль рождено. Заседание закрыто». На часах было 16.37.
В этот же вечер оригинал Декларации был должным образом оформлен и передан на хранение в подземное хранилище Национального банка – чтобы уберечь его на случай возможных воздушных бомбардировок.
Это был достаточно предусмотрительный шаг, так как на следующий день, 15-го, несколько египетских «Спитфайров» атаковали Тель-Авив; до подземных хранилищ своими авиационными пушками и пулеметами они, конечно, не добрались (а другого вооружения у них просто не было), но по крайней мере продемонстрировали, что у египтян «длинные руки». Подобные же налеты продолжались еще несколько дней.
В тот же день 14-го проходила другая церемония, но достаточно далеко от Тель-Авива, на берегах Нила.
Здесь тоже зачитывался пергамент, но совсем другого содержания. В Академии Генштаба Королевской армии Египта состоялся досрочный выпуск офицеров, тут же направляемых в действующую армию.
Среди тех, кто получил красиво украшенный диплом о присвоении звания капитана, был и тридцатилетний Гамаль Абдель Насер. Вместе с дипломом он получил предписание прибыть в течение 48 часов в 6-й батальон, уже находящийся на Синае, и там приступить к исполнению обязанностей начальника штаба.
Этот батальон в составе других египетских сил должен был маршировать на Тель-Авив, чтобы разрушить то государство, которое только что провозгласил Бен-Гурион.
* * *
Арабская сторона жестоко просчиталась. Она искренне считала, что раз мандат заканчивается 15 мая, значит, и будут англичане уходить именно в этот день. Но те решили эвакуироваться на сутки раньше, то есть четырнадцатого, о чем уже через своих многочисленных агентов и информаторов было хорошо известно еврейской стороне. Поэтому и подготовка у них была соответственная.
С 7 часов утра солдаты уже стали грузить в автобусы и грузовики свои ранцы, вещмешки и скатки, гражданские лица свои чемоданы. Вся обстановка Бевинграда стала напоминать разворошенный муравейник. В восьмом часу грузовики уже начинали строиться в длинные колонны. Все британские объекты были устроены так, что ворота и проходные пункты выходили на арабскую сторону. И пока колонны выходили в ворота, еврейские боевики с противоположного конца прорезали колючую проволоку и, пиная ногами пустые бутылки из-под пива и виски, разбегались по территории объектов. По какой-то неведомой причине военный комендант генерал Джонс присвоил операции того дня название не историческое и не библейское, а рыбье. Иерусалим в тот день назывался очень просто – «Треска».
С израильской стороны командовал в тот день офицер Ария Шурр, которому выделили 400 солдат «Палмаха» и 600 территориальных гвардейцев – то есть всего тысячу человек, но и задачи были велики.
Объекты брались молниеносно и в основном без сопротивления. Пожалуй, самым важным было здание Главпочтамта с Центральной телефонной станцией; оттуда евреи сразу стали звонить на следующие пункты.
Таким психологическим давлением они пытались заставить арабов уйти оттуда добровольно. Почти везде арабы были захвачены врасплох: как быстрым уходом англичан, так и прибытием своего противника. Тем не менее они не отдали Центральную тюрьму и даже изгнали евреев из здания «Нотр-Дам де Франс». Эмиль Гори, прибыв в штаб «Рауда», не нашел там никакой «координации или толковых разумных действий». (Кстати, захват Бевинграда имел и другие – весьма положительные – последствия для еврейской стороны.) Несмотря на тщательную продуманность операции «Треска», англичане оставили после себя значительную массу военного имущества, которое они по разным причинам так и не смогли вывезти. Хотя там не оказалось оружия и боеприпасов, на что израильтяне втайне надеялись, тем не менее они нашли: сразу 40 000 пар армейских ботинок (то есть по две пары на каждого бойца), множество карманных фонарей, сигнальных ракет, полевых ламп, телефонного провода, шанцевого инструмента, металлической армейской посуды и тому подобного. Была подобрана даже парадная сабля очень тонкой работы (позднее она использовалась на церемонии инаугурации первого президента Израиля).
Тем не менее к вечеру 14 мая, то есть к моменту окончания операции «Треска» и выводу англичан, выявилось два достоверных гнезда арабского сопротивления, достойных упоминания в дневной сводке.
Первое – в южной части города, где отряд иракцев продолжал удерживать «Казармы Алленби», таким образом разрывая единый фронт еврейской обороны по линии Мекор Хаим – Талбия – Рамат Рашель. Это было неприемлемо, и Шурр направил против них единственный резерв, который у него еще был под рукой, – офицера Абрама Узиели, два взвода пехоты плюс один миномет «Давидка» и три снаряда к нему.
Вторым, гораздо более серьезным очагом – особенно по месту расположения, – являлся квартал, находившийся к северу, прямо возле стен Старого города. Здесь командовал Багет Абу Гарбия, который имел в своем распоряжении интернациональный отряд добровольцев из Сирии, Ирака и Ливана.
В этом квартале под названием Мусрара сирийцы засели в школе, иракцы в отеле «Рагдан», а ливанцы по улице Сент-Поль, сразу позади здания «Нотр-Дам». Свой единственный пулемет они направили на еврейский опорный пункт в «Доме Мандельбаума» и едва не захватили его. В этот день «воины-интернационалисты» (если назвать их по-современному) под командованием учителя Багета Абу Гарбия сорвали на своем участке все усилия штурмовых групп Давида Шалтиеля.
Такое не могло продолжаться долго. Ночью прошла необходимая подготовка. С первыми утренними лучами солнца бойцы Абрама Узиели пустили на казармы Алленби свой первый снаряд. Он упал, не разорвавшись, собственно, иракцы и не поняли в тот момент, что их кто-то обстреливает. Евреи сделали второй и предпоследний выстрел. На этот раз мина взорвалась с оглушительным грохотом. По телефонным линиям был перехвачен их панический крик, обращенный в арабский штаб: «На помощь! Евреи сбросили на нас какую-то свою атомную бомбу!» (!)
Узиели понял – сейчас или никогда. Был запущен третий снаряд, и он сработал. Спустя полчаса казармы Алленби были пусты – иракцы бежали.
В квартале Мусрара сценарий был другим. (Такое бы разнообразие действий да нашим генералам в Афгане и Чечне). Ровно в 7 часов несколько громкоговорителей, выставленных в окна окружающих зданий, стали вести «радиопередачу», естественно на арабском языке: «Арабские защитники отеля «Рагдан» и улицы Сент-Поль!
Предлагаем вам оставить свои позиции и вернуться в Старый город! В этом случае гарантируем вам жизнь! Арабские защитники отеля «Рагдан» и улицы Сент-Поль! Предлагаем вам… и ваша жизнь будет спасена! Арабские защитники!» – и так много раз.
Железный радиоусиленный голос разносился на сотни метров вокруг и был слышен даже за стенами Старого города в школе «Рауда».
Столь упорное психологическое воздействие подействовало и на командиров Багета. Они отдали приказ отступить. Но Багет был упрям. Еще несколько часов его бойцы вели огонь по окружавшим его «палмахникам».
И только исчерпав боеприпасы, убрались за стены Старой крепости. Евреи им не препятствовали.
В тот же день из города ушли две радиограммы, содержание которых удивительно повторяло друг друга (дайте какой-либо еще пример, когда разными словами можно так коротко и емко изложить один и тот же предмет).
Итак, Давид Шалтиель – в Тель-Авив: «…Сопротивление противника оказалось совсем незначительным…»
Арабский штаб – в Дамаск, Амину Хуссейни: «…Ситуация критическая. Евреи уже подступают к стенам Старого города».
* * *
Первый день независимости Израиля был отмечен многими событиями, которые остались в памяти его жителей. Хотя больших сражений внутри города, повторяем, не было, моментами то в одной, то в другой его части вспыхивала дружная перестрелка, которую заглушали только завывающие сирены машин «скорой помощи», одни с нарисованным полумесяцем на бортах, другие с эмблемой «Щита Давида». В течение дня хирургические операционные работали в лихорадочном темпе и израсходовали большое количество антибиотиков, перевязочного материала, плазмы и запасов крови. Этот день запомнился также как День Большого грабежа. Некоторые жители арабских кварталов, которые оказались под контролем израильтян, свидетельствовали: сначала с утра появились какие-то жалкие люди, которые на ломаном арабском просили еды и воды. Однако уже в полдень предъявились персонажи другого рода, которые требовали продуктов уже в другом тоне. А если обнаруживалось какое-либо брошенное арабское владение или покинутая квартира, то они приступали к откровенному грабежу, вынося оттуда все, что представляло для них интерес.
Конечно, это был позор, но официальная «Хагана», занятая решением своих военных задач, не могла уделить этому должного внимания. Хуже, когда в грабеж включались диссидентские организации, причем их интересовали вещи посерьезнее, чем продукты или кухонная утварь. Так, к одному офицеру «Хаганы» прибежал взволнованный владелец арабского гаража и сказал, что некоторое время назад группа людей забрала у него сразу 180 новеньких автомобильных покрышек. В ответ на его протесты они заявили: «Это реквизиция» – и даже вручили ему расписку. Офицер посмотрел на листок бумаги с парой строчек на иврите и произнес: «К сожалению, ничем не смогу вам помочь. Это – «Иргун». Они же отличились и в другой ситуации. Обшаривая свои новые владения, группа «иргуновцев» наткнулась во дворе арабского госпиталя на целое стадо овец, которое директор больницы приберегал для своего персонала и пациентов «на самый черный день». Для оголодавших евреев эта находка представляла неоценимое сокровище. Не теряя времени даром, они сразу стали брать животных «на привязь», намереваясь тут же отогнать их на свои позиции. Но тут появился тот самый директор Хассиб Булос, который, возбужденно жестикулируя, стал доказывать, что овцы принадлежат в конечном итоге «Красному Кресту». В доказательство этому он настойчиво демонстрировал свою нарукавную повязку с изображением Креста. Язвительный «шеф» экспроприаторов быстро нашелся: «А что, твои бараны тоже имеют такие повязки?» Растерявшийся араб даже не знал, что и ответить, а «иргуновец» быстро закончил: «Ну, так значит, они остаются со мной». И баранов тут же погнали за еврейские линии.
…Араб Наим Халаби чувствовал себя более уверенно, чем другие. Свою квартиру он не покинул, а имевшийся у него новенький «виллис» зеленого цвета предусмотрительно поставил в гараж к другу, сняв с него карбюратор. И вдруг, к своему изумлению, он увидел, как его автомобиль благополучно проехал своим ходом мимо окон и скрылся за углом. На водительском месте сидел незнакомый человек. Не поверив своим глазам, Халаби бросился в гараж. Его опасения подтвердились – выяснилось, что какие-то неизвестные вскрыли гараж, поставили карбюратор на место и угнали машину…
…Также эти два дня 15 и 16 мая отмечены в истории как дни Победных Сводок. Арабские армии вошли в пределы Палестины. По радиоволнам зазвучали победные коммюнике и сводки. Правда, за отсутствием настоящих побед там упоминались изначально арабские занятые населенные пункты и объекты. Израильская пропаганда даже не трудилась официально опровергать эти сообщения…
Словно чтобы компенсировать свои явные провалы вне стен Старой крепости, арабы резко усилили свой нажим внутри – там, где их положение считалось наиболее выигрышным. Большую роль тут сыграл Фавзи Эль-Кутуб. На его «оружейном заводе», размещенном в бывших турецких банях недалеко от мечети Омара и могилы Абделя Кадера, было изготовлено 25 смертоносных зарядов. Все они были снабжены детонаторами и бикфордовыми шнурами, купленными в Дамаске на деньги Муфтия. В присутствии где-то трех десятков своих последователей Фавзи публично поклялся снести один за другим, все до единого дома иудеев в их квартале.
Чтобы показать пример, он первым подхватил бидон, набитый взрывчаткой, и бегом устремился к комплексу зданий, называвшимся «Домами Варшавы». Захлопали выстрелы обороняющихся, тем не менее бидон был поставлен у фасада и взорвался, обрушив эту стену. Пораженный осколками острых камней, Фавзи вернулся к своим. Постепенно кровь стала просачиваться сквозь одежду, и за ним потянулся поистине «кровавый след». Выстрелы и какофония боя, также вид собственной крови привели его в состояние крайнего возбуждения. Ткнув пальцем в первого попавшегося подчиненного, Фавзи жестом показал ему, что он будет следующим. Испуганный человек спиной вжался в стену, умоляя о пощаде, но Фавзи был безжалостен. Обнажив свой револьвер, он заявил, что дает ему единственный выбор: или собственноручно пристрелит несчастного как последнего труса и негодяя, труп которого не будут жрать и поганые собаки, или у него еще есть шанс принять смерть героя и попасть на небо в компании самых достойных «шахидов» (мучеников), павших за веру. Араб кивнул головой, зажмурив глаза, прошептал несколько строк из Корана и побежал по улице, прижимая к животу бомбу с зажженным шнуром. Спустя минуту раздался взрыв. В это время готовился уже третий бомбист…
Воодушевленные зрелищем разлетающихся на куски еврейских домов, подогреваемые мыслью о своем неоспоримом численном преимуществе, палестинские «иррегуляры» атаковали неустанно. В их руках оказалась колокольня церкви Сент-Жак, затем евреев отогнали от ворот Сиона, через которые проходила единственная возможная связь с Новым городом. Оказавшись под перекрестным обстрелом, оборонявшиеся были вынуждены очистить все окрестности так называемой «Улицы Евреев». За один день 15 мая «Хагана» потеряла сразу одну четверть территории Еврейского квартала.
И если солдаты еще держались, то жителей уже охватила паника. Поначалу они отказались выйти на строительство укреплений взамен разрушенных и рытье окопов под предлогом, что был «шабат» (а 15 мая было субботой) и в этот день Бог запрещает им работать. А после этого они заявили впрямую и открыто: «У нас были прекрасные отношения с арабами. Почему мы должны умирать? Солдаты, сдавайтесь! Поднимайте белые флаги, и мы все останемся живы!».
На своем уровне разъяренные солдаты «Хаганы», которые вместо благодарности получали упреки и угрозы от тех, кого они пришли защищать, отвечали очень просто – зуботычинами, а то и ударами прикладов по спинам струсивших старцев. Сложнее было положение их молодого командира Моше Русснака, который сменил на этом посту Абрама Гальперина. На плечи этого молодого чеха свалилась та ответственность, к которой он совсем не готовился, – ответственность за жизни 2000 стариков, детей, женщин и юных людей, включая боевиков «Хаганы». Этот молодой чех, которому бы в другое время ходить на лекции да назначать свидания девчонкам, совсем не был подготовлен к тем испытаниям, что обрушились на его плечи.
И когда к нему явились Мордехай Вайнгартен, в сопровождении таких же раввинов по имени Минцберг и Хазан, Русснак не мог устоять. Так как его многочисленные радиограммы о помощи остались без ответа, в конце концов он был вынужден уступить их давлению (о зуботычинах в ответ, конечно, не могло быть и речи). «Хорошо! Действуйте!» – просто сказал он раввинам. Спустя несколько минут отец Альберто Гор, который в штабе «Рауда» представлял «Красный Крест», получил телефонный запрос об условиях сдачи. Как только об этом узнали арабы, то, по наблюдениям отца Гора, «это известие послужило для них словно дуновением ветра над кучкой умирающих углей».
Несмотря на все свои успехи внутри стен Старого города, арабы совсем не владели ситуацией. «Хагана» захватила все намеченные объекты в Новом городе, а Глабб-Паша упорно удерживал своих бедуинских солдат вне Иерусалима. В этот день 16 мая «Воины джихада» сумели только сделать совсем незначительную вылазку в районе монастыря Сестер-целительниц Марии, да артиллеристы Фавзи Эль-Каукджи сумели подтащить пару орудий на высоты Неби Самюэль, откуда наугад произвели несколько выстрелов по еврейскому Иерусалиму, просто чтобы поддержать боевой дух своих арабских братьев в городе.
В экстазе, что им «светит» первый серьезный успех с момента эвакуации англичан, командиры «Рауды» поторопились заявить, что капитуляция квартала принимается при условии, что все гражданское население будет депортировано, а все комбатанты становятся их военнопленными. Причем капитуляцию будут принимать партизаны Муфтия. Это известие послужило холодным душем для раввинов, ведь они уже знали, какой резней закончилась сдача «иррегулярам» в Кфар Этционе. Энтузиазм Вайнгартена сразу угас. «А где же Арабский легион?», – с потерянным видом переспросил он несколько раз у окружающих.
Что касается штабистов «Хаганы», то они совсем не были раздосадованы неприбытием Легиона. Каждый уходящий час, как казалось, только приближал их к конечной цели – полному овладения городом Иерусалимом. За истекшие 48 часов были выполнены все поставленные задачи (правда, связь с позициями на горе Скопус и киббуцем Рамат Рашель, как показали дальнейшие события, оказалась весьма условной). Пора было приступать к завершающему этапу операции «Фурш» – взятию бастионов Старой крепости.
На третий день независимости Израиля радиограммы оттуда стали не просто паническими или трагическими, а приобрели уже истерический тон. На их запросы – «…арабы атакуют со всех сторон… мы не продержимся и часа…» – следовал несколько загадочный ответ: «Потерпите еще хоть четверть часа».
Шалтиель знал, что сил для помощи Моше Русснаку у него все равно не было. Спасение было в другом – взятие всей крепости сразу самым положительным образом решало судьбу защитников Еврейского квартала.
Весь день понедельник 17 мая шла подготовка. Главный удар планировался через Яффские ворота, при этом, пока бронесилы Джозефа Нево будут отвлекать на себя арабский огонь, ударный отряд взорвет железную решетку в основании стены и по подземному ходу, пользуясь фактором внезапности, ворвется в крепость.
Чтобы воспрепятствовать концентрации арабских сил у Яффских ворот, было предусмотрено два одновременных диверсионных акта. Слева, сквозь Новые ворота должны были прорываться группы «Иргун» и «Штерн».
В данном случае это задание вполне соответствовало их устремлениям, и они с энтузиазмом взялись за подготовку. Ворота Сиона справа должны были брать «палмахники» под командованием все того же Узи Наркисса.
К вечеру 17 мая подготовка войск шла к завершению. О последних двух пунктах плана Шалтиель пока не счел особо нужным излишне распространяться. Во-первых, у него был припасен крупноразмерный флаг нового государства, который он утром следующего дня надеялся поднять на Башне Давида, уже внутри крепости. И во-вторых, во внутреннем дворике штаба был привязан блеющий агнец. Этого ягненка он предполагал, возобновляя древнюю иудейскую традицию, принести в жертву как благодарность богам за завтрашнюю победу. Вслед за Саладином, герцогом Годфруа де Буйоном, турецким военачальником 1517 года и генералом Алленби в 1917 году, Шалтиель готовился стать очередным покорителем Иерусалима.
Уже начинало темнеть, когда в штабе «Хаганы» начался последний брифинг перед штурмом. Председательствовал Давид Шалтиель, который в новенькой, только что выглаженной униформе выглядел очень торжественно. Докладывал Эфраим Леви, которому было поручено общее руководство атакой. План был следующим: ударная группа «палмахников» Натана Лорха уже пряталась в здании «Таннус» прямо напротив Яффских ворот. Джозеф Нево (который не так давно освобождал квартал Катамон) должен был к назначенному часу обеспечить выдвижение своего бронеотряда. Пока три бронемашины будут отвлекать на себя огонь врага, саперы, подобравшись на бронеавтобусе как можно ближе к стене, выскочат из него, взорвут решетку и расчистят путь «палмахникам».
Дальше начиналось непредсказуемое, но считалось, что взятие Яффских ворот и Башни Давида приведет арабов в такое смятение и шок, что занятие Старого города будет завершено к утру 18 мая.
…Наступила ночь, она была темной и безлюдной. Натан Лорх и Эфраим Леви с напряжением вглядывались в едва различимый силуэт Крепостной стены. За поясом у последнего находился свернутый бело-голубой флаг, который ему вручил Шалтиель. Сзади, в тылу послышался приглушенный звук автомобильных двигателей.
Они переглянулись – бронеотряд уже стал выдвигаться, как намечено.
«К оружию! На стены!» – этот крик, такой же древний, как и сами стены, поднял все арабское население Старого города. Полуодетые люди занимали позиции среди зубцов; другие, догадавшись, что ворота являются главной целью евреев, стали срочно городить изнутри солидную баррикаду.
«Палмахники» накрыли стены пулеметным огнем. Сами стрелявшие были практически неразличимы в темноте. Положение спасли газеты – самые обыкновенные газеты, которые имелись в изобилии. Кто-то из арабов догадался комкать их листы, поджигать и бросать со стен. Огненные шары неторопливо планировали вниз, и поле боя наконец-то получило достаточное освещение.
Все три броневика и бронеавтобус с саперами оказались под градом пуль и самодельных гранат, которые Фавзи Эль-Кутуб готовил из тротиловых шашек. Арабский штаб в школе «Рауда» напоминал разворошенный муравейник. Гонцы бежали со всех концов, требуя только одного: «Оружия и патронов!».
Панический крик о помощи долетел и до Аммана, причем простая телефонистка по имени Нимра Таннус сумела дозвониться прямо до покоев короля и сообщила ему одной фразой: «Ваше Величество, евреи уже у наших ворот, еще удар, и мы будем в их власти!»
Евреи действительно были у ворот, но в большой опасности. Джозеф Нево бросился к передней аутомитрайезе и в одну секунду понял, почему она встала: все четыре колеса были пробиты, башню заклинило, экипаж лежал недвижимо в лужах крови.
После этого арабы сосредоточили огонь на бронеавтобусе. Его тонкое бронирование не выдерживало выстрелов в упор, и среди саперов появились первые раненые. Наконец автобус остановился. Подхватив раненых, саперы покинули его, но побежали не к решетке, а в здание «Таннус». Эфраим Леви уже ничего не мог поделать. Он понял, что штурм Яффских ворот теперь окончательно провалился.
В том воцарившемся хаосе успешной оказалась лишь диверсионная акция «палмахников» у ворот Сиона. Узи Наркисс с подчиненными без потерь взобрались по склону горы Сион, которая несколько тысяч лет символизировала для евреев сам город Иерусалим. Они очутились среди могильных надгробий армянского кладбища, прямо у основания конической башни церкви Успения Богородицы, где по преданию в свое время бывали и Дева Мария, и сам царь Давид. Один бросок отделял их от зубчатых стен крепости.
Рассчитывая повторить свой успех у деревни Кастель, они обрушили автоматический огонь по зубцам крепости, надеясь максимально смести оттуда всех защитников. Арабы, в свою очередь, ответили бросками гранат, но множество могильных камней пока обеспечивали хорошую защиту солдатам бригады «Харель».
«Эль-Кодс на грани падения. Где же Сын Пророка?» – подобными криками Абдулла Телль был поднят прямо со своей походной койки, в комнатке комиссариата полиции в Иерихоне. Перед ним была целая группа палестинцев, посланцев Высшего арабского комитета. Они сотрясались от рыданий и вздымали руки, описывая то ужасное положение, в котором очутились их единоверцы внутри Старой крепости. Боеприпасы были исчерпаны, а евреи нажимали со всех сторон (так им казалось). Паника охватила население. Подхватив детей, но бросая все нажитое, многие семьи уходили к воротам Сент-Этьен на восточной стороне, чтобы успеть спастись сквозь них в самую последнюю минуту. При этом наиболее почитаемые мусульманские святыни – мечеть Омара («Купол на камне») и мечеть Аль-Акса у них уже оказывались за спиной, то есть фактически отдавались врагу. Покоритель Кфар Этциона постарался, насколько возможно, успокоить их и, напоив кофе, отправил в Амман, прямо в королевский дворец. При этом он позвонил и предупредил царедворцев, какого рода делегация направляется к ним.
Тем временем полицейский командир, иракец Фадель Рашид, искал помощи по всем азимутам. Ему удалось связаться с Фавзи Эль-Каукджи. Бравый ливанец тут же ответил: «Иду на помощь! Евреи будут сброшены в море!» (Но не пришел и не сбросил.) Было начало третьего ночи, как все в той же комнатке комиссариата полиции зазвонил телефон. Трубку снял адъютант Телля. Внезапно он побледнел и, протягивая трубку майору, прошептал дрогнувшим голосом: «Его Величество…» Действительно, на другом конце провода был сам король Абдалла. Он принял свое решение – его армия не должна теперь просто угрожать Иерусалиму, она должна была его захватить. Король конечно же не мог оставаться безразличным к судьбе «святого города», тем более что у него тоже создалось впечатление, что город вот-вот падет и на следующее утро сионистский бело-голубой флаг взовьется над мечетью Аль-Акса, где похоронен его отец (а евреи будут плевать на эту святую для него могилу – так заявили ему его ночные гости).
