Текст книги "Арабо-израильские войны"
Автор книги: Алексей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
По мере того как сопротивление таких же неопытных феллахов ослабевало, какая-то коллективная истерия все больше охватывала обезумевших евреев (так они говорят).
Показания 12-летнего Фахми Зейдан: «Яхуди выстроили всю нашу семью лицом к стене и стали стрелять. Уцелели только я, моя сестра Кадри, 4-х лет, сестра Сами, 8-ми лет, брат Мухаммед, 7-ми лет, потому что мы были малы ростом и взрослые нас прикрывали телами. Погибли моя мать и отец, мои дедушка и бабушка, мои дяди и тети и их дети».
Показания 16-летнего Нани Халил: «Я видел, как человек каким-то огромным ножом разрубил моего соседа Джамиля Хиш, прямо на ступеньках его дома, затем таким же способом убил моего кузена Фати». Назра Ассад, 36 лет: «Я видела, как у моей молодой соседки Сальхед Эйсса мужчина выхватил из рук ребенка, бросил его на землю и стал топтать ногами. Потом он изнасиловал ее, а затем убил и мать, и ребенка».
Сафия Аттийя, сорока лет: «Мужчина набросился на меня, сорвал одежду и стал насиловать. Рядом со мной насиловали и других женщин…»
Из некоторых домов еще продолжали звучать выстрелы, тогда «штерновцы» стали динамитировать их вместе с обитателями.
Зейнаб Аттийя, 25 лет, сестра предшествующей свидетельницы: «Нас, группу женщин, среди которых были и беременные, согнали в один дворик. «Как вы хотите умереть?» – кричал нам по-арабски один еврей. Одна из женщин в ужасе упала на землю и стала целовать ему ноги, прося о пощаде…»
Другие свидетели указывали, что среди нападавших было на удивление много женщин и в своем варварстве они не уступали мужчинам.
Именно в это время в недалеком Иерусалиме проходили похороны Абделя Кадера, тело которого было найдено в Кастеле ровно за сутки до этого. Эти похороны по своему размаху затмили все, что когда-либо видел арабский Эль-Кодс. Однако для уроженцев Деир Яссина – для 254 мужчин, женщин, детей и стариков – погребальная церемония не будет столь грандиозной.
Первым на место трагедии прибыл швейцарец Жак де Рейнье из «Международного Красного Креста». Здесь ему оказал содействие один из «штерновцев», которого он в свое время вытащил из нацистского концлагеря. Его свидетельства являются особо ценными, так как они должны быть беспристрастными: «Я увидел множество молодых парней и девушек, они были вооружены до зубов пистолетами, автоматами, гранатами, очень возбуждены и все испачканы кровью… это живо напомнило мне действия СС-коммандос при расправах с гражданским населением Афин…»
Пока в арабской половине города еще шли похороны, боевики решили представить доказательства своей победы. В кузова трех грузовиков погрузили тех, кому подарили жизнь, и три машины с пленниками, с руками поднятыми вверх, медленно прокатили по авеню Короля Георга Пятого. На лицах пленных был написан непередаваемый ужас.
Весьма достоверные слухи о случившемся быстро распространились по городу и достигли британских властей, которые в конце концов несли ответственность за все, что творилось на подмандатных территориях. Верховный комиссар сэр Алан Каннингхэм был вне себя от гнева: «Мерзавцы! Наконец-то они попались с поличным! Генерал МакМиллан, приказываю срочно задержать этих подлецов!». Но по ряду причин этого сделать не удалось. На место событий сначала прибыл Эли Ариели с группой «Гадна», затем адъютант Шалтиеля Ешу Шифф с вооруженной охраной. Они увидели множество арабских трупов, при этом, как представлялось, «ни один из мусульман не погиб с оружием в руках».
«Негодяй!» – бросил Шифф в лицо командиру группы «Штерн». Террористов собрали в центре деревни. Обе группы стояли лицом к лицу, сжимая в руках оружие. На виду у всех присутствующих Шифф подробно доложил по радио Шалтиелю об увиденном. «Разоружить их! Если откажутся, открывайте огонь!» скомандовал Шалтиель.
Но это было слишком для его адъютанта, он не мог стрелять по своим единоверцам. «Я не спрашиваю тебя, ты можешь или нет! Это приказ!» – кричал в микрофон Шалтиель. «Давид, – умолял Шифф, – ты навсегда покроешь свое имя братской кровью. Еврейский народ тебя никогда не простит…»
В конце концов, палачи получили приказ «убраться за собой». Тела погибших были утащены в каменный карьер, нагромождены в кучу, облиты бензином и подожжены.
…Тошнотворный запах сгоревшего человеческого мяса встретил членов британской следственной комиссии, которые наконец-то прибыли на место трагедии. Спустя несколько дней ее руководитель сэр Катлинг представил Алану Каннингхэму под грифом «срочно и секретно» свой доклад за № 179.11.17.65, где содержались многочисленные показания потерпевших и уцелевших, а также выводы комиссии, гласившие: «…нет никакого сомнения, что были совершены многочисленные акты зверств, насилий и просто убийств, включая убийства новорожденных и еще не родившихся».
Однако есть сведения, что позднее израильские власти формально подвергли сомнению аутентичность этих данных. При этом упоминалась антисемитская позиция Катлинга, и что вообще-то они не собирались выслушивать нравоучения от арабов.
Но в момент совершения этого злодеяния шок был велик.
Деир Яссин надолго останется грязным пятном на совести будущего Государства Израиль. Совершив это гнусное преступление, «коммандосы» групп «Иргун» и «Штерн» превратили маленькую деревушку в «шахида», то есть в жертву, а ее павших жителей в символ тех несчастий, которые обрушились на Палестину с приходом туда сионистов. В наступающие месяцы во многих случаях услышат теперь израильтяне в момент своего пленения мстительный крик «Деир Яссин». И многие из них лягут в могилу, искупая вину за то преступление, которое они не совершили.
Еврейское Агентство поторопилось официально заявить, что оно было в абсолютном неведении о планах этих двух групп и было «потрясено» этой новостью. Давид Бен-Гурион направил королю Абдалла личную телеграмму, где выразил свое сожаление о происшедшем, а Великий Раввин Иерусалима наслал свои проклятья на всех, кто участвовал в этой атаке. Таким образом, израильское руководство признало вину и свою ответственность (пусть хоть в какой-то степени) за действия своих граждан.
Однако арабы оказались в не менее сложном положении. В течение часов Хуссейн Халиди, Генеральный секретарь Высщего Арабского комитета, и Хасем Нуссейби, который 29 ноября предыдущего года объявлял новость о Разделе по антеннам «Радио-Палестайн», спорили, как преподнести эту новость арабскому миру. В конце концов, решили изложить ее во всей «красе», с описанием всех мерзопакостных деталей. Как позднее рассказывал Нуссейби о мотивах данного решения: «Мы все еще сомневались в решимости руководителей соседних государств послать свои армии для спасения палестинских братьев. Поэтому считали, что создав психологический шок, мы заставим народы надавить на свои правительства…» Это оказалось «фатальной ошибкой». Позиция арабских вождей не претерпела серьезных изменений, зато арабские пропагандисты, изображая еврейских поселенцев какими-то безжалостными чудовищами, способными к совершению самых мерзких и вообще немыслимых в человеческом обществе преступлений, сумели посеять в своем народе такую панику, последствия которой они не смогли ликвидировать и поныне.
Таким образом, «erreur de jugement» – то есть ошибка или просчет в суждениях – нескольких арабских интеллигентов в сущности послужила, помимо прочего, одной из первопричин всей последующей палестинской драмы.
Израильское руководство принесло свои извинения по поводу случившегося в Деир Яссине, и, наверное, многие рядовые израильтяне считали, что как-нибудь все обойдется. Но не обошлось. И арабский ответ был ужасен. Он случился всего лишь на четвертый день после 9 апреля.
Но сначала несколько слов о месте действия. Если Деир Яссин представлял собой Богом забытую деревушку (расположенную хотя и вблизи самого Иерусалима), то гора Скопус с находящимися там «Хадасса-госпиталь» и университетом «Хебрю» была центром израильской медицины и научной мысли того времени. Она находилась на некотором расстоянии от города, и путь на нее – так называемая Хадасса-Роуд – пролегал через плотно заселенный арабский квартал Шейх Джерра. После 29 ноября сообщение с еврейским анклавом было затруднено. «Легковушки» и автобусы с еврейскими пассажирами обстреливались, грузовики с грузами перехватывались. Постепенно «Хагана» перешла на систему конвоев. И вот такой очередной конвой выходил утром 13 апреля. В его состав входили две бронемашины (естественно, передовая и замыкающая), две «скорых помощи» (где, кстати, находились два террориста из «Иргун-Штерн», получившие ранения в Деир Яссине), два автобуса с медиками, преподавателями и исследователями и четыре грузовика, которые везли продукты, а также стальные балки, цемент и «колючку», необходимые для укрепления позиций на горе Скопус. Необходимо отметить, что «Хагана» использовала гору Скопус уже чисто в оперативных целях. Оттуда открывался хороший обзор всех северных и восточных подходов к городу и даже внутренней части Старой крепости.
Уходивший около 9 часов утра конвой не знал, какая судьба ему уготована. Зато об этом почти точно знал портной по имени Мохаммед Неггар. Он возглавил операцию того дня. Очевидно, в промежутках между сеансами примерок и глажкой готовых изделий он с сообщниками изготовил, как мы сейчас говорим, фугас, затем в ночной тьме закопал его прямо посреди дороги на выезде из Шейх Джерра.
К утру 13 апреля все было готово. Укрывшись в окрестных домах, Неггар и помощники с напряжением следили за движением конвоя. Где-то около 9 часов утра передняя аутомитрайеза вышла в нужную точку, и Неггар лично замкнул электродетонатор (вот такие тогда были в Палестине портные!). Но он не рассчитал буквально чуть-чуть, и взрыв прозвучал ровно на секунду раньше, чем требовалось. Броневик не разнесло на куски, он просто упал в кратер, разверзшийся перед ним. Тут же из окрестных домов на машины конвоя обрушился шквал ружейного огня. Поняв, что дело плохо, четыре грузовика, одна машина «скорой помощи» и замыкающий броневик сумели развернуться и уйти в Западный Иерусалим. Передний броневик, вторая «скорая» и, самое главное, два автобуса с людьми были выведены из строя, потеряли ход, и теперь уже их оставалось только добить. Судьба почти что ста человек была во власти храброго портного. Но, наверное, на тот момент эта сотня евреев считала, что еще не все потеряно и что так или иначе их выручат.
Полковник Джек Черчилль, ответственный за эту зону Иерусалима, не был ни антисемитом, ни сторонником арабов. Несмотря на свой богатый боевой опыт, включавший десантную операцию во французском Дюнкерке и высадку на итальянской Сицилии, он продолжал оставаться «человечным человеком». Поэтому, получив известие о непонятной, но очень интенсивной стрельбе, разгоревшейся в квартале Шейх Джерра, он лично отправился на место событий.
Быстро разобравшись, что происходит, он сначала попытался утихомирить арабов с помощью громкоговорителя. Но это не удалось. После этого Джек Черчилль срочно попросил подкреплений и разрешения применить силу для разгона арабских стрелков, засевших в укрытиях вдоль Хадасса-Роуд.
Но вот дальше случилось непонятное: в течение долгих часов полковник не получил ни помощи, ни разрешения. Что это было: полное безразличие, какая-то глупость или мстительное желание покарать евреев за содеянное в Деир Яссине – до сих пор неясно.
Солнце поднималось все выше, бронированные кузова автобусов раскалялись все больше и больше. Внутри, в удушливом пороховом дыму, над головами сгрудившихся пассажиров, несколько сопровождавших охранников разряжали обоймы своих «маузеров» сквозь бойницы. Хотя арабы подбирались все ближе и ближе, осажденные все еще надеялись, что помощь и спасение придут в лице братьев из подпольной армии «Хагана».
Но и тут им не повезло. Именно в тот день все руководство Еврейского Агентства находилось в другом месте, принимая на Центральном автовокзале второй пришедший после 6 апреля конвой из 165 грузовиков. Узнав о нападении, Шалтиель сделал попытку уговорить начальника конвоя срочно отрядить все эскортные броневики на Хадасса-Роуд. Но тот категорически отказался, сославшись на строгий приказ немедленно возвращаться в Тель-Авив.
После этого Шалтиель распорядился собирать всех свободных людей с оружием и начинать их переброску на место инцидента. Но здесь англичане сработали на удивление быстро. В категорических выражениях «Хагана» была предупреждена, что любая попытка несанкционированного вмешательства в создавшуюся ситуацию вызовет жестокий отпор со стороны британских властей. Шалтиель был вынужден отменить свое распоряжение.
С крыш и из окон, с террасс и балконов, с Масличной горы и горы Скопус половина жителей Иерусалима следила за агонией конвоя на Хадасса-Роуд. Одни – с торжествующим злорадством, другие – с невысказанной болью. Только после полудня англичане стали выдвигать свою бронетехнику, но все время что-то мешало: то заклинило пушку у переднего броневика, то долго решали, какого рода дымовыми снарядами обстрелять арабские позиции. К 15 часам пополудни все было кончено. Осажденные так и не получили помощи, а их собственные силы иссякли. Сначала автобусы забросали «молотовскими коктейлями», затем просто облили бензином и подожгли. Увидев заполыхавшие костры, англичане дружно пошли в атаку и в 15.30 полностью овладели дымящимися останками машин. С разными степенями ожогов и ранений удалось спасти где-то с дюжину человек. Итог смерти был внушителен: погибло 75 человек, из них 24 трупа так и не были до конца опознаны. Все 75 человек за 6 часов до этого были абсолютно здоровыми людьми, и, как говорят израильские авторы, «они прибыли в Палестину лечить, а не убивать». Приводятся их имена: Хаим Ясский, офтальмолог с мировым именем, и его жена, доктор Ехуда Матот, Эстер Пассман, доктор социологических наук и другие.
Нет сомнений, что жизнь любой неграмотной арабской крестьянки, погибшей со своим невинным ребенком и стариком отцом в Деир Яссине, являлась такой же ценной. Авторы не приводят здесь никаких параллелей или сравнений, но ясно, что сгоревшие семьдесят пять совсем не заслуживали такой печальной участи, так же как и такой ужасной смерти.
По итогам этого дня запись в журнале Хайлендского пехотного полка лаконично гласила: «…остатки автомобилей были подорваны и сброшены с дороги, после этого движение вновь было восстановлено».
Никаких извинений за содеянное арабская сторона не принесла.
* * *
И вот на этом фоне, когда еще вовсю шла операция «Нахсон», а обе стороны с разрывом в три дня совершили свои злодеяния – евреи в Деир Яссине, а арабы на Хадасса-Роуд, – открылась очередная конференция Лиги арабских стран в Каире. Как и на декабрьской конференции, центральным вопросом в повестке дня оставался палестинский, а момент был действительно поворотным.
Первоначальные успехи «герильи» (т. е. партизанской войны против евреев) были сведены на нет их мастерски реализованной операцией «Нахсон». Путь на Иерусалим был открыт, а самый талантливый и опасный для иудеев палестинский военачальник был убит. Хотя кроме Кастеля так и не удалось овладеть другими «бандитскими» деревнями, из многих из них наблюдался исход жителей, объятых ужасом после совершенного в Деир Яссине.
Вывод напрашивался сам собой: с провалом герильи только комбинированная атака регулярных арабких армий могла развернуть ситуацию. Это означало одно: объявление тотальной войны еврейским поселенцам в Палестине. Все присутствующие арабские руководители были людьми умеренными, если не сказать консервативными. Даже английские колонизаторы были им ближе, чем уличные экстремистские массы. В приватных беседах между собой они высказывали весьма реалистичные, умеренные и продуманные мысли, но как только оказывались на публике…
Хвастовство и фанфаронство заводило их очень далеко, и они совсем не соразмеряли свою браваду с теми тяжелыми и даже трагическими последствиями, которые могли бы возникнуть (и действительно случились в реальности).
Отвергнув мир, арабы должны были готовиться к войне. А это уже было не так просто. Из 4 миллионов фунтов, которые выделялись на войну, реально поступило лишь 400 000, то есть всего 10 процентов, и это была одна из причин провала кампании закупок оружия. Реально подготовка к войне выразилась пока в составлении одного документа из 15-ти страниц и 3-х карт. Это был план вторжения арабских армий, который в одиночку разработал блестящий штабист, иорданский офицер Васфи Телль. По этому плану наступление должно было развернуться одновременно на трех фронтах. Иракские танки при поддержке войск Сирии, Ливана и добровольцев «генерала» Эль-Каукджи должны были разрубить страну надвое, выйти к Средиземному морю и занять порт Хайфу. Египетская армия, наступая с запада, должна была занять порт Яффа, а затем и сам Тель-Авив. Центральную часть страны должны были оккупировать полки элитного Арабского легиона, при этом всю необходимую помощь ему окажут «Воины джихада», а также марокканцы, алжирцы, саудовцы, – если сумеют прибыть вовремя на место сражения.
План был неплох и при его толковой реализации вполне мог бы стать причиной многодневных кошмаров у Давида Бен-Гуриона и всего израильского руководства.
Много пришлось приложить посредникам сил, чтобы суметь уговорить короля Фарука принять решение вступить в войну. При этом часто повторялся тот тезис, что нельзя позволить его хашемитскому сопернику королю Абдулле узурпировать Эль-Кодс в одиночку.
Наконец-то было объявлено: Египет собирается воевать.
Когда египетский премьер Нукраши вызвал к себе главнокомандующего Хайдар-Пашу, то задал ему один вопрос: «Готова ли армия к битве?» Тот на секунду задумался. Ответить «нет» означало конец всей его военной карьере. Но Хайдар-Паша, несмотря на свою устрашающую внешность, был человеком совсем не того калибра. И поэтому он ответил «да!», добавив для собственного успокоения: «…войны ведь все равно не будет. Будет наш парад на Тель-Авив, который мы возьмем через две недели».
Нукраши-Паша удовлетворенно кивнул головой, ведь приблизительно такого ответа он и ожидал.
Настало время встряхнуть и начать готовить египетское общество к предстоящим сражениям. При этом западные авторы справедливо указывают, что на тот период египтяне и иудеи, граждане Египта, жили бок о бок в полной гармонии, а народ в целом был еще равнодушен к палестинской драме. Поэтому с подачи, как бы мы сейчас сказали, «черных пиарщиков» был изготовлен и на многих столбах в Каире развешан плакат, где над картой Палестины был занесен в волосатой руке окровавленный кинжал с шестиконечной звездой Давида на рукоятке (благо, трагедия Деир Яссина давала неизвестному художнику право изобразить все «как надо»).
Одновременно в канцелярию премьер-министра был вызван молодой, но очень проницательтный журналист ведущей столичной газеты «Аль-ахрам» Мохаммед Хейкал. Он только что совершил поездку в Палестину и опубликовал серию «дорожных репортажей». Из них, помимо чисто этнографических описаний, думающий читатель мог узнать, что евреи представляют собой мужественного, умного и изобретательного противника, они хорошо организованы, сплочены единой идеей, поставили себе на службу все новинки технической мысли того времени и т. п. В канцелярии премьера журналисту Хейкалу настоятельно рекомендовали кардинально изменить тон его статей, чтобы не подрывать морально-политическое настроение нации накануне решающих событий. И последний штрих. Где-то в это же время у одного из братьев Диб, упомянутых в Главе без номера, раздался телефонный звонок. Звонил знакомый офицер египетского генерального штаба. Он попросил Диба срочно разыскать и при первой возможности переправить ему в Каир не меньше пятидесяти экземпляров карт с указанием дорожной сети Палестины.
Иначе египетская армия и не знала бы, по какой дороге ей триумфально маршировать на Тель-Авив. (Отдадим должное этому египетскому офицеру просьба его была очень своевременной, хуже, если бы этот вопрос возник в самый последний момент.)
* * *
Итоги апрельской конференции Лиги были широко обнародованы в арабском мире. Твердое обещание вступить в войну и покончить с сионистами гальванизировало действия «Воинов джихада», и в промежутке с 15 до 20 апреля операция «Нахсон» сошла на нет. Кастель наконец-то был оставлен, и к 21 апреля бригада «Харель» была выведена из Баб-эль-Уэда. Она понесла достаточно серьезные потери, особенно в период 3–8 апреля, да и солдаты просто-напросто устали, гоняясь в пешем строю за арабскими снайперами и лазутчиками по горным склонам в секторе Хулда – Латрун – Бейт Джиз – Кирьят Анавим. Ведь вертолетов тогда у них не было, точно так же как и БТР с БРДМами. Но была и еще одна причина для такого решения военного руководства: с грифом Top secret поступили агентурные данные, что англичане планируют вывести свои войска с ряда объектов досрочно. Поэтому резервы потребовались в другом месте.
Три автомобильных конвоя были проведены в Иерусалим, начиная с 6 апреля, четвертый и последний вышел из Кфар Билу утром 20 апреля. В нем насчитывалось почти 300 грузовиков. Его арьергард уже был атакован в обычной манере, 6 грузовиков сожжены, а троих убитых и 30 человек раненых евреи сумели забрать с собой в Иерусалим.
Дов Джозеф лично встречал каждый подходящий конвой, делая записи в своем рабочем блокноте. Итог был следующим: 1800 тонн продовольствия за все четыре конвоя, что составляло всего лишь половину потребности в 3500 тонн, необходимых, чтобы город мог выдержать двухмесячную осаду.
Ночью 21 апреля он еще продолжал обрабатывать свои записи, а в это время арабы под наблюдением Эмиля Гори вновь начали громоздить громадные валуны поперек автомобильной дороги.
Иерусалим вновь был в осаде.
* * *
Вторая половина апреля стала свидетелем массового исхода арабов со своих земель. В соседних арабских странах образовалась проблема лагерей палестинских беженцев. Многие из них существуют уже 50 с лишним лет, и в них уже выросло третье поколение изгнанников с родной земли. Все происходившее стало предметом оживленной полемики у израильтян и арабов, причем с участием посредников и миротворцев ООН, мировой прессы и т. д.
На тот момент многие палестинцы были убеждены, что только присутствие британских войск удерживает евреев от тотальной атаки на их владения, и поэтому лучше убраться оттуда, пока еще есть время. Решающее воздействие оказал действительно трагический эпизод с резней мирных жителей в деревне Деир Яссин (хотя израильская сторона продолжала утверждать, что это было непреднамеренное, случайное стечение обстоятельств, и даже принесла свои извинения).
В первую очередь стали уезжать влиятельные уважаемые лица. Дело кончилось тем, что накануне 14 мая в самом Иерусалиме осталось только два действующих члена Высшего арабского комитета. Это были два почтенных старца, люди безусловно мужественные, но бессильные.
Глядя на своих руководителей, стали массово уезжать и рядовые палестинцы с семьями. При этом подразумевалось, что они всего лишь освобождают пути для скорого подхода наступающих арабских армий, и не пройдет и 8… 11… 14… 20 дней, как они вернутся обратно.
Израильские полемисты, как правило, утверждали, что слухи о таинственных телефонных звонках в квартиры арабов со словами «Убирайтесь, пока целы!», о черных метках в виде шестиконечных звезд, нарисованных углем на дверях понравившихся им арабских квартир, – это все чушь. Наоборот, они побуждали арабов остаться и жить «в мире и согласии».
И вообще, «человек, который считает себя патриотом и который любит свою землю, не бежит с нее, он остается и защищает ее». Видно, не нам судить, сколько здесь правды и сколько простого лукавства.
В свою очередь, европейские авторы часто вспоминают, как ровно за восемь лет до описываемых событий, в мае 1940 года, толпы французских и бельгийских беженцев запрудили дороги перед наступающими германскими армиями. Если образованные европейцы поддались такой панике и психозу, то что же можно было ожидать от арабских масс, гораздо менее развитых и часто вообще неграмотных?
Вопрос такой запутанный, что на страницах данного тома нам его просто не распутать. Да мы и не ставим эту цель, а просто рассказываем о развитии событий. 18 апреля евреи заняли Тибериаду – древнюю столицу римских наместников на землях Палестины. Не прошло и недели, как в результате 24-часового сражения они заняли крупный портовый город Хайфа. В это же время был взят и другой важный порт – Яффа, который фактически стоял в городской черте Тель-Авива. По приказу из Лондона английские войска вновь вошли в него, чтобы вернуть этот порт арабам. Оказалось – его некому возвращать, так как из 70 тысяч арабского населения бежало 65.
Но не все так гладко проходило и для израильской стороны. К этому времени Давид Шалтиель уже неоднократно обращался к Бен-Гуриону с посланиями о необходимости эвакуировать близлежащие киббуцы. Постепенно лидер сионистов пришел к выводу, что последний утратил свои боевые качества, а его воля ослабла. В результате Шалтиель был освобожден со своего поста, а на его место назначен ветеран «Хаганы» Ицхак Садех.
Новый командующий решил, естественно, отличиться и предложил провести операцию «Джебусси». Джебусси – это древнее название деревни, которая еще четыре тысячи лет назад стояла на месте нынешнего Иерусалима и принадлежала одному семитскому племени.
Операция «Джебусси», которую Ицхак Садех планировал как своего рода маленький еврейский «блицкриг», началась с двойного провала. Попытка захватить доминирующие высоты Неби Самюэль (запомните это название) на северо-запад от города закончилась неожиданным и обидным разгромом роты «палмахников»; причем сразу погибло 35 человек, а высоты остались в арабских руках.
Атака на квартал Шейх Джерра увенчалась не менее обидным, хотя и не столь кровавым финалом. Здесь боевики наткнулись на решительное противодействие англичан, причем генерал Джонс, военный комендант Иерусалима, счел, что «Хагана» пытается поставить под угрозу пути эвакуации его войск на морской порт Хайфа. В силу этого он вывел на улицы батальон Хайлендского легкопехотного полка (Highland Light Infantry), поддержанный танками и орудиями на мехтяге. Завидя их, боевики сочли более благоразумным рассеяться без выстрела.
Провалившись на севере и востоке, Садех обратил свое внимание на юг. Здесь «Хагане» сопутствовал успех, но какой это далось ценой!
Итак, настало время решить судьбу квартала Катамон. После кровавого злодеяния в начале января, когда был взорван отель «Семирамис» со всеми его мирными арабскими обитателями, население квартала заметно уменьшилось. Многие из наиболее обеспеченных семей предпочли уехать. Тем не менее Ибрагим Абу Дайя, благополучно вернувшись со своим отрядом из-под Кастеля, продолжал нести караульную службу. Он и не догадывался, что иудеи приготовили ему новое испытание…
Сражение за Катамон началось на рассвете 30 апреля. Главным опорным пунктом квартала являлся греческий православный монастырь Сент-Симон. Его огромное здание с окружающими постройками доминировало над всеми окрестностями.
Командовал группой захвата все тот же герой Кастеля Давид Элазар.
Прикрываемые залпами ружейного огня и бросками ручных гранат, еврейские боевики отвоевали так называемый «гостевой дом» и затем ворвались в главное здание. Под командованием Абу Дайя находились палестинцы из Вифлеема-Хеврона и отряд добровольцев из Ирака. Поняв, что отступать некуда, они вцепились в молитвенный зал монастыря буквально «когтями». Последовала жестокая битва, вплоть до рукопашных схваток и ударов кинжалами и штыками. В клубах порохового дыма со стенных росписей Богоматерь с младенцем на руках грустно взирала на представителей двух ветвей одного семитского народа, которые у нее на глазах полосовали друг друга ножами. Перебросив все те же четыре 80-мм миномета, арабы накрыли всю окружающую территорию плотным огнем, отсекая возможную переброску еврейских подкреплений.
Внутри здания они стали теснить евреев к выходу, и казалось, чаша весов решительно склонилась в их пользу. Нарядный узорчатый пол был усеян мертвыми и ранеными с той и другой стороны.
С крыши здания беспрерывно палил чешский пулемет. За его рукоятки держался седьмой пулеметчик-еврей, шестеро его предшественников лежали тут же трупами, «снятые» арабскими снайперами с разных сторон.
Шел час за часом, но накал боя все не стихал. Сам Абу Дайя был поражен осколками гранаты в позвоночник и не мог стоять на своих собственных ногах. Его усадили в глубокое кресло, и двое подчиненных переносили его с места на место.
После полудня Давид Элазар в очередной раз оценил обстановку. Медикаменты и бинты закончились, боеприпасы были на исходе, половина людей убиты или ранены. Элазар принял решение отступить, чтобы сберечь хотя бы оставшуюся половину состава.
Всех людей разделили на три группы. В первую вошли легкораненые, которые могли передвигаться сами. Они должны были эвакуироваться первыми, под прикрытием огня уцелевших, каждый из которых затем должен был вынести на спине тяжелораненого. В третью группу вошли шестеро офицеров-добровольцев и нетранспортабельные раненые. Им поручалось отстаивать молитвенный зал и затем в последний момент подорвать несущие колонны, чтобы обрушить здание и не оставить его никому.
Первая группа из тридцати человек ринулась наружу… Из-за плотного пулеметного огня до еврейских линий живым добрался лишь один. Вторая группа стала концентрироваться у входного портала. Их спас перехваченный телефонный звонок. Муфтий Амин Хуссейни, даже будучи в Каире, пристально следил за ходом битвы за Катамон. Абу Дайя звонил и докладывал ему ежечасно.
В то время как Эли Ранана и пятеро других офицеров уже готовились совершить коллективное самоубийство, Абу Дайя сообщил Муфтию, что патроны у него заканчивались, в строю осталось всего где-то с полтора десятка человек, а выбить евреев из главного здания так и не удалось. «Мы проиграли битву, прошу разрешения отвести уцелевших людей», – завершил арабский командир.
Этот звонок был перехвачен на коммутаторе Центральной телефонной станции. Элазару тут же по радио приказали прекратить всю эвакуацию и ждать подкреплений.
Спустя какие-то минуты стрельба с арабской стороны практически прекратилась. Подхватив кресло со своим предводителем, мусульмане исчезли. Сил у Элазара и его подчиненных уже не было. Пока они приходили в себя, на окончательную «зачистку» квартала был брошен со своим отрядом офицер Джозеф Нево. Организованного сопротивления они уже не встретили. Лишившись защиты, последние оставшиеся жители квартала бежали как мыши. Солдаты Нево, заходя в дома, обнаруживали накрытые столы, непогашенные плиты, гардеробы, наполненные изысканными вещами.
