Текст книги "Успеть. Поэма о живых душах"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– У нас все серьезно, – сказала врачиха и ушла.

Санитарка тут же начала орудовать шваброй, но орудовала при этом в направлении Галатина. Приблизилась и, не прекращая работы, сказала из-под опущенной головы:

– Помер он. В морг уволокли.

– Вы… Вот это да…А почему она… Про реанимацию?

– Потому. Статистика у них. Трое сегодня померли, перебор. Твоего завтрашним числом запишут.

– А морг где?

– За больницей. Сзади, – уточнила санитарка.

– Спасибо.

– Не за что. Только не говори, что я сказала.

– Не скажу.

Галатин закрыл дверь и пошел к выходу. Был готов сказать охраннику что-нибудь резкое и дерзкое, напомнить ему о совести и человечности, но тот уже сидел опять за столом, глядя в планшет и бойко постукивая пальцами, заставляя прыгать компьютерного человечка, и больше его ничто не интересовало.

Как только Галатин вышел из больницы, опять позвонила Лариса.

– Что там происходит? – спросила она. – Где Виталя?

– Перевели в другую палату, а меня не пускают, у них карантин, – сказал Галатин.

– С ума они, что ли, там сходят? Дайте кого-нибудь, я поговорю!

– Не с кем говорить, выгнали из больницы. Но я что-нибудь придумаю.

– Да уж придумайте! Я бы их там сейчас вверх дном перевернула!

– Я сам переверну, не волнуйтесь.

Галатину неловко было обманывать Ларису, но сказать о смерти Виталия он не мог. И надо ведь проверить сначала, может, санитарка напутала?

Он обогнул здание больницы, увидел вход в подвал с покатой крышей, с металлической дверью, выкрашенной в черный цвет. На двери была застекленная табличка, краска с изнанки облупилась, поэтому вместо слова «морг» значилось: «МО Г». Под ним самая популярная в России подпись мелкими буквами, тоже облупившимися, но по догадке легко прочитываемая: «Посторонним вход воспрещен». Под этой табличкой еще одна, металлическая, черным по белому: «Время работы с 9.00 до 18.00». Под нею еще одна, картонная, с выцветшими и размытыми буквами: «Выдача тел строго с 10.00 до 15.00». Но и этого оказалось недостаточно, внизу был прикреплен заламинированный бумажный листок: «Выдача тел осуществляется только на основании 1) свидетельства о смерти из ЗАГС 2) паспорта ответственного лица». Однако и этого не хватило, внизу кто-то крупно и сердито написал мелом: «Без оформления и не в рабочее время не звонить, никто не откроет!!!» И последним штрихом над «не звонить» было начертано «и не стучать!!!!!»

Но у Галатина была особая ситуация, он и позвонил, и постучал. Еще раз позвонил и постучал. Из-за двери – ни звука.

Что ж, подумал Галатин, посмотрим, что вы будете делать, когда придет полиция. И отправился искать отдел.

Спрашивал у людей, отдел оказался через несколько домов от кафе «Путное».

Тут позвонил Иван.

– Я выехал, – сказал он. – Что там нового?

– Да не очень хорошо. Сейчас сказали, что… Прямо язык не поворачивается.

– Не тяни!

– Похоже, Виталий умер.

– Что значит, похоже? Вась, ты не выпил там?

– Ни в коем случае. Врач сказала, что в реанимации, а уборщица, что в морге. Уборщице врать незачем.

– Одно к одному! Что делаешь, где ты сейчас?

– Не пускают в больницу, иду к полицейскому, который… Чтобы вместе в больницу пойти, разобраться.

– Правильно. Какой-то ты по голосу растерянный, Василий Русланыч.

– А ты бы не растерялся?

– Я бы нет. Ладно, выясняй все и держи меня в курсе.

– Хорошо.

Еще когда Галатин договаривал с Иваном, послышался звонок телефона Виталия. Галатин посмотрел: «Юлия Николаевна». Догадался, кто это. Ответить, не ответить? Все равно ведь будет названивать. Ответил:

– Юля, это я, Василий Русланович. Виталий занят сейчас, он тебе потом перезвонит.

– Когда?

– Когда сможет.

– У него все нормально?

– Вроде бы.

– Что значит вроде бы?

– Все нормально.

– Хорошо. Скажите, девочки хотят с ним поговорить.

– Скажу.

Отдел полиции начинался, как, наверное, и везде (Галатин сроду не бывал в таких местах), с дежурной части. За окном с соответствующей надписью сидел полицейский, держа телефон возле уха и что-то записывая. Галатин встал перед ним, полицейский кивнул ему, дав понять, что заметил, и выставил вверх палец: подождите. Галатин ждал, смотрел вдоль длинного коридора. Время от времени проходили работники, все без масок. Так оно и было в то время: люди, принадлежавшие одному кругу, служебному, семейному, соседскому, не опасались друг друга, будто считали, что от своих зараза не передается. Да и уставали бояться, страх ведь тоже устает.

На стуле напротив окна сидел с опущенной головой мужичок удивительно доисторического вида – в овчинном полушубке, который хотелось назвать зипуном или армяком, в меховой шапке, которой подошло бы имя треуха, в валенках с галошами. Так и чудилось, что на дворе ждет его каурая лошадка, запряженная в сани-розвальни.

Мужичок приподнял голову, показал красное лицо со слезящимися глазами, посмотрел на Галатина и обрадовался:

– Пришел?

– Пришел, – не стал возражать Галатин.

– Давно пора! – одобрил мужичок. – А то сижу тут один, как этот. Скажи ему там.

– Скажу.

– Молодец!

Мужичок уронил голову, не в силах держать ее так долго.

А дежурный полицейский, закончив разговор, спросил:

– Чего хотели?

– Сотрудник тут у вас. Довольно молодой, круглолицый такой.

– У нас все молодые и круглолицые.

– Он машину арестовал, грузовик, взял мой паспорт, а водитель в больнице, я пошел в больницу, а он, оказывается, умер.

– Ничего не понял. Кто арестовал, кто умер?

– Арестовал ваш сотрудник, не знаю его фамилии.

– А звание?

– Не помню. С двумя звездочками погоны, лейтенант.

– Саша! Кошелев! – громко крикнул дежурный.

В двери одного из кабинетов показался полицейский повыше и похудее того, кого искал Галатин.

– Ты никакую машину не арестовывал?

– Я с утра тут безвылазно сижу. Наверно, Полищук, он любит такие дела. Полищук! Ты тут?

Из другого кабинета вышел полицейский с кружкой в руке.

– Никого не арестовывал? – спросил Кошелев.

– Была охота под Новый год, – ответил Полищук. – Может, Бехтияров? Бехтияров!

Так они выкликали друг друга, и вскоре в дверях выстроилось с полдюжины полицейских, которые все были, как и говорил дежурный, молоды, но круглолицего знакомца не было.

И тут он вошел с улицы сам.

– А я вас ищу! – сказал Галатин. – Ваша помощь нужна, в больнице сказали, что водитель умер, что он в морге, а в морг не пускают.

– Что значит умер? – недовольно спросил круглолицый. – Ладно, пойдемте.

Они вышли, сели в машину полицейского и поехали к больнице, что заняло не больше пяти минут. За это время Галатин успел спросить, как зовут полицейского – неудобно было обращаться безымянно. Тот неохотно сообщил, что зовут его Никитой, но лучше обращаться по званию: товарищ лейтенант.

Опять позвонила Лариса. Галатин ответил коротко: продолжаю выяснять, сейчас как раз этим занимаюсь.

В больнице лейтенант Никита прошел мимо охранника, не поздоровавшись с ним и даже не глянув в его сторону. И направился сразу же в кабинет главврача на второй этаж. Галатин следовал за ним. В кабинет входить не пришлось, потому что главврач сама в это время выходила оттуда – высокая женщина в очках, с седыми волосами, видневшимися сквозь голубую полупрозрачную шапочку с резинкой по окружности.

– Здрасьте, Валентина Георгиевна, – уважительно поприветствовал ее лейтенант Никита.

– Здравствуй, ты чего тут?

– Да вот человек больного к вам поместил, водителя, он ехал с ним, фамилия Королев, а потом он пришел, а ему кто-то сказал, что водитель в реанимации, а кто-то, что он, наоборот, умер и в морге. Разобраться бы, а то путаница какая-то.

– Разберемся. Как мама?

– Стабильно, спасибо.

Главврач достала телефон, отошла в сторону, негромко с кем-то поговорила. Вернулась:

– Никакой путаницы. Скорее всего, когда сказали, что в реанимации, он там и был. Но не спасли. Сердечная недостаточность.

– Странно, – сказал Галатин. – У него аритмия была, давление пониженное. И вдруг недостаточность.

– Где аритмия, там и недостаточность. Вы кто ему?

– Ехали вместе. Попутчик.

– Надо родственникам сообщить.

– Логичней вам, – возразил Галатин. – У меня его телефон, там номер его жены, вот, Лариса, – Галатин подал женщине телефон, на дисплее которого было имя Ларисы, оставалось лишь нажать.

– А сами не можете?

– Я ему никто. Подумают еще что-нибудь.

– Никита, позвони ты, – попросила главврач лейтенанта. – Мало мне работы с утра до ночи, еще такие вещи родным говорить. С ума сойду.

Никите тоже не хотелось звонить.

– Надо бы проверить сначала, – сказал он. – Пусть человек в морге опознает. А то мало ли что…

– Ну, пусть опознает, идите, я туда позвоню, чтобы впустили.

У открытой двери морга их ждал предупрежденный служитель, пожилой мужчина в черном халате и черной шапочке, с голубой маской на лице.

– Маски! – неприветливо напомнил он лейтенанту и Галатину, которые в больнице, естественно, были в масках, а сейчас оба приспустили их на шею.

– Боитесь, мертвых заразим? – спросил Никита.

– Я пока живой, не болел и не собираюсь. Так что соблюдайте.

Спустились в подвал, где оказалось теплее, чем на улице. Небольшое помещение было пустым, только длинный металлический стол стоял посередине.

– Сейчас вывезу, – сказал служитель и скрылся за дверью с застекленным окошком. Через минуту выкатил тело, накрытое прозрачным целлофаном, обнаженный Виталий был весь виден. Служитель, тем не менее, откинул целлофан.

– Да, он, – сказал Галатин. – А почему голый, так надо?

– Вскрытие буду производить.

– Это обязательно? – спросил Галатин.

– Если больной в стационаре пробыл меньше суток – обязательно. Невзирая на родственников. Вы кто?

– Не родственник.

– Тем более. А у вас какие вопросы? – обратился служитель к лейтенанту Никите.

– Да никаких. Опознали, и все.

– Только непонятно, – озадачился вслух Галатин. – Как ему диагноз смерти поставили, если вскрытия не было?

– А кто поставил?

– Главврач.

– Вот у нее и спросите.

– Да ясно все, – вступился Никита за главврача. – Сердце прихватило, раз – и нет человека. У меня дядя так в сорок лет умер. Нагнулся ботинки шнуровать, упал и не встал. Потом сказали – тромб оторвался.

– Обычное дело, – подтвердил служитель, и в голосе его Галатину послышалась нотка горделивости – возможно, от причастности к таинственному делу смерти, которая проявляет себя с величественной неожиданностью, достойной уважения, а то и восхищения.

Тут наступила пауза, во время которой все трое смотрели на тело и молчали. О чем-то думали. Может быть, служитель уже примерялся, как будет вскрывать, исследовать, а потом зашивать. А Никита, возможно, глядя на молодого еще мужчину, подумал, что и с ним это может случиться, и невольно прикидывал, сколько еще осталось жить до такого возраста. О том, что смерть может настигнуть раньше, теоретически завтра и даже сегодня вечером, и даже прямо сейчас, у него, естественно, и мысли не было. А Галатин никак не мог осознать, что Виталий мертв. Лицо совсем живое, словно спящее, только очень уж белое. И тело как живое, особенно пальцы рук, отличавшиеся цветом – темнее от работы на воздухе и с не всегда чистыми предметами. А под пушистым островком паха лежало то, что напомнило Галатину то ли гриб со съехавшей набок шляпкой, то ли небольшой выкорчеванный пенек. Как странно – этим Виталий общался с Ларисой, Юлей, возможно, и с другими женщинами, это наверняка было предметом его не всегда осознанных, но постоянных дум и забот, это стало причиной его детей, то есть других жизней, это обладало удивительной, уникальной способностью увеличиваться, как ничто другое в человеческом теле, а теперь, оставаясь внешне таким же, стало никаким, несуществующим, мертвым. Да еще и унизительно крохотным: остальные части тела не изменились или почти не изменились в пропорциях, а оно будто усохло, потому что зависит от поступающей крови, а кровь сейчас совсем не поступает.

Когда вышли, Никита сказал:

– Давайте все-таки вы звоните. Она, жена его, вас хоть как-то знает?

– Видела.

– Ну вот. А то позвонит полицейский, подумает, что тут криминал какой-то, истерика начнется, пока объяснишь… Короче, звоните.

– А можно Сольскому позвонить, это его хозяин, вернее, компаньон, – искал отмазку Галатин. – Тот, с которым вы разговаривали. И пусть он сообщит.

– На другого перевалить хотите? – проницательно спросил Никита.

– Не перевалить, а… И откройте машину, мне до приезда Сольского деваться некуда. А к их перевозкам я не имею отношения, так что…

– В отделе посидите.

Галатину стало обидно. Только что они с этим молодым человеком делали общее дело, были вместе, в почти дружеском общении и единстве, скрепленном стоянием над умершим человеком – ведь всегда же смерть сближает тех, кто остался в живых. Но нет, лейтенант сразу же отстранился, стал опять служебно чуждым.

Однако этот не великого ума юноша сумел понять правду: да, собирался Галатин перевалить все на Ивана. И, чтобы доказать лейтенанту Никите, что не настолько он слабодушен, Галатин тут же набрал номер Ларисы.

– Лариса, здравствуйте…

– Ну? Что с ним?

– Понимаете, ему, как я говорил, плохо стало. Внезапно. У него раньше такое было?

– Вы издеваетесь, что ли?! Было, не было! Он живой?

Галатин молчал, глядя на лейтенанта и будто прося его помощи. Тот отвернулся.

Послышался плач Ларисы. Она все поняла без ответа. Плач перешел в крик с отчаянными и бессмысленными словами: «Да мама же ты моя, да что же это такое! Да как это может быть! Да что ж теперь делать?»

Только женщины могут рыдать так открыто и горестно, мужчины не умеют. И не потому, что древние кодексы чести предписывают мужчинам быть сдержанными, хотя и это тоже. Главная причина: страдать вслух и без удержу означает признать и принять чью-то смерть, то есть признать смерть как таковую, в том числе и возможную свою, а мужчинам это слишком трудно, они не в силах полностью поверить, что могут перестать жить. Женщины природным чутьем осознают свою родственность со смертью, как с частью жизни, мужчина с этим смириться не хочет.

Наконец Лариса сумела что-то выговорить. Галатин не понял:

– Что?

– Адрес. Адрес скажите. Или пришлите.

– Да, сейчас пришлю.

Галатин и лейтенант вернулись в отдел, Никита завел Галатина в дежурную часть, где стояли несколько столов, указал на место в углу.

– Там посидите. Можно? – спросил он дежурного.

– Да пусть.

Галатин сел у стола боком, придвинув спинку стула к стене. Откинул голову, закрыл глаза, приготовился ждать.

Вскоре позвонила Юля. Сказать ей о смерти Виталия или не сказать? Надо сказать. У нее такие же права, как и у Ларисы. То есть официально не такие, но… Не его это дело, какие.

Галатин путанными, сбивчивыми словами рассказал, как и что произошло. Юля плакала тише, чем Лариса, всхлипывала, неразборчиво что-то шептала. Попросила подождать, сказала, что перезвонит. Перезвонила минут через пять, говорила на удивление спокойно и деловито:

– Где это, адрес скажите.

– Я могу, но такая история. Лариса звонила, его…

– Я знаю! И?

– Она хочет приехать.

– И что?

– Если вы тут вместе окажетесь…

– Ну, и окажемся, и что? Ей давно пора узнать, вот и узнает. Он все тянул, все боялся, а теперь ему бояться нечего! Так я и знала, что этим кончится! Сто раз предлагала: хватит мотаться, у нас тут водителям не меньше платят, особенно если продукты возить, там и деньгами дают, и натурой. Нет, люблю дальнюю дорогу! Вот и получи теперь дальнюю дорогу, дальше некуда!

– Юля…

– Что? Не так говорю? Как умею говорю! Детей его больных кто лечить будет теперь, он подумал? Как мы теперь жить будем, он подумал? Дальняя дорога, твою мать! Романтик нашелся! Короче, Василий Романович, шлите адрес, а остальное вас не касается!

Галатин не стал поправлять, что Русланович, а не Романович, послал Юле адрес.

К концу дня в отдел возвращались те, кто работал на земле, как называют это полицейские, Галатина согнали из-за стола в углу, он пересел за другой, но попросили уйти и оттуда, в результате он оказался в единственно свободном помещении – в зарешеченном изоляторе со скамьями-нарами по стенам. Здесь он был некоторое время единственным постояльцем, потом привели и впихнули двух пьяных пожилых мужчин, грязных, с ободранными и окровавленными лицами. Они сели напротив друг друга и доругивались.

– Говорил я тебе, – упрекал один.

– А не надо было лезть, – отвечал другой.

– Кто лез?

– Не я же!

– А я, что ли? Сам начал!

– Чего я начал?

– Того! Забыл? Пьянь!

– Мало тебе?

– Закрой пасть!

– Сам закрой!

Пришел начальник в звании майора, веселый, бодрый, глянул за решетку, увидел в руках Галатина телефон (Галатин развлекал себя игрой в слова), удивился:

– Почему у задержанного телефон?

– Он не задержанный, – сказал дежурный. – Он типа свидетель. Никита держит.

– Да хоть кто, в камере не положено. Забери.

– Есть, – послушно ответил дежурный.

А майор обратил внимание на одного из пьяниц.

– Тормасин, опять ты тут?

– Не опять, а снова, – невежливо буркнул пьяница. – Делать вам не хрен по пустякам людей хватать. Сами себе работу производите.

Майор, видимо, был в настроении поговорить, поэтому охотно отозвался:

– Как раз нам есть что делать, Тормасин, а ты только под ногами путаешься! Думаешь, я хочу под Новый год в обезьянник побольше придурков напихать? Нет, дорогой, я хочу, чтобы там было пусто и елочка стояла! С фонариками!

– В советское время людей в праздники не брали! – сказал второй пьяница. – И на Первое мая, и в октябрьские, и под Новый год. Специальный указ был: люди отдыхают, им разрешили, зря никого не хватать!

– Вы не просто пьяные, а дрались, – заметил подошедший дежурный. – Давайте телефон, – он просунул руку через решетку.

Галатин не перечил, подошел и отдал свой телефон. В конце концов, действительно, порядок есть порядок. Да и второй телефон у него останется, телефон Виталия. А еще Галатину не хотелось огорчать пустыми спорами и сопротивлением майора, который с первой минуты чем-то стал ему симпатичен. Может, тем, что был он хорош фигурой, выправкой, хорош простым и умным, энергичным лицом – такой человек не сделает зла для удовольствия, только по необходимости и по службе. А еще от майора пахло душистой праздничной смесью одеколона и чего-то алкогольного, коньяка или виски. Да, он где-то слегка тюкнул, но тюкнул умеренно, в хорошей компании и с хорошим разговором, не в ущерб службе, у него прекрасное настроение, он весь в ожидании заработанного праздника в кругу семьи, и это ожидание словно разливалось вокруг майора, делало казенное помещение уютным, поэтому и на лице дежурного была улыбка от удовольствия глядеть на веселого начальника, и оба пьяницы смотрели на него без злости, скорее с завистью по отношению к его здоровью и свободе. И Галатин, отдавая телефон дежурному, сказал ему и майору:

– Нельзя так нельзя. С наступающим вас, кстати. И поменьше вам работы.

– И вам того же! – бодро откликнулся майор и пошел по коридору в свой кабинет, провожаемый доброжелательными взглядами.

– Он у вас человек! – высказался один из пьяниц.

– Не жалуемся, – согласился дежурный.

Галатин вернулся на свое место, лег, закинув руки за голову, закрыл глаза и приготовился ждать.

Он лежал так долго, и это было ему не в тягость. Давно ему не приходилось быть ничем не занятым. Привык, как и все мы привыкли, что нет свободного местечка в нашем досуге: если не книги, то телевизор, если не телевизор, то интернет, если не интернет, то телефон с тем же интернетом, чатами, играми, или слушаем что-то через наушники, наедине с собой остаться некогда, а кому-то уже и страшно.

Теперь же плыли в голове Галатина обрывки образов и мыслей, и он сначала с любопытством в них вглядывался, а потом и вовсе отпустил, погрузился в созерцание мерцающей густой пустоты, похожей на взвесь мелкого планктона в морской глубине, при том что Галатин никогда не бывал на морской глубине и не видел планктона…

Вечером примчался Сольский и быстро все разрулил: Галатина тут же выпустили, потом Иван поговорил с лейтенантом Никитой, вместе с ним отправились к майору, там тоже о чем-то поговорили, Иван получил ключи от машины и папку с документами, а Галатин свой паспорт и телефон, а телефон Виталия отдал Ивану. Вместе съездили в больницу, Иван так же легко, как и Никита, прошел мимо охранника, отличие лишь в том, что поздоровался. Охранник привстал, но тут же сел: опытным взглядом различил в Сольском человека, который везде пройдет независимо от разрешения. В больнице Иван о чем-то беседовал с главврачом в ее кабинете, Галатин ждал у двери. Сольский вышел мрачный, сказал:

– Вот так оно и бывает.

– Как? Диагноз подтвердился? Она сказала, что сердечная недостаточность, а еще даже вскрытия не было, – сказал Галатин голосом ябеды, тут же это уловив и немного удивившись, но поздно – слова сказаны.

– Да какая разница, Вася? – вздохнул Иван.

– Родные захотят узнать, отчего умер.

– Отчего, отчего… От смерти умер. Ты голодный, наверно?

– Не без того.

Они пошли в кафе «Путное», где поужинали, и Сольский коротко рассказал, почему лейтенант задержал машину. В бочках был метанол, метиловый спирт, одна фирма из Саратова поставляла его в Подмосковье для производства полиформальдегида, из которого делается какой-то особый пластик, все законно, все по документам, Виталя их в отдельной папочке хранил, но машина не совсем оборудована под перевозку метанола, а главное, у Виталия не имелось разрешения на транспортировку горючих материалов – раньше не было необходимости, не возили таких грузов.

– А сейчас на все согласишься. Хотели проскочить, не вышло, – сказал Иван.

– И как договорился? Штраф заплатил?

– Пришлось. Теперь у меня прибыли от доставки будет – ноль. Но доставить все равно надо. Или сам поеду, а свою машину тут оставлю, потом вернусь, или буду водителя искать. Под Новый год попробуй найди кого-нибудь. Ты-то как поедешь? Меня подождешь или есть варианты?

– Уже узнал, автобус утром идет до Рязани. А оттуда легко добраться.

– Ночевать где будешь?

– В машине, если можно.

– Можно, но не нужно. Тут есть нормальная гостиница, номера недорогие. Поспать надо как следует. И тебе, и мне.

Они устроились в этой гостинице, где санузел, туалет с ванной, был общий для двух номеров. Галатин поговорил с Антоном, узнал новости, поговорил и с Алисой, которая показалась спокойной, но от этого Галатину стало лишь больнее – сдерживается девочка, а сдерживаться тяжело, давит, давит на сердце камешек. Потом позвонил отцу, тот не сразу подошел к телефону. Наконец ответил, удивившись:

– Ты разве не дома?

– Поехал по делам. Тетя Тоня заходила?

– Какая тетя Тоня?

И тут же возник голос тети Тони, которая взяла у отца трубку:

– Да тут я, тут! Чудит он до невозможности, каждый раз объясняю ему, чего тут делаю. Все, ухожу уже, спать пора. Все нормально, Вася, не волнуйся!

Ивану же на телефон Виталия позвонила Лариса, а потом, почти сразу же, Юля.

– Обе приехали, представляешь? – сказал он, входя в номер Галатина.

– А ты о второй знал?

– Конечно, знал. Он сперва все хвастался, что бабенку завел на перекус, так и говорил – на перекус. А вместо перекуса получилась вторая семья. Девчонки-близняшки, прикипел он к ним. На два фронта рвался, вот и надорвал сердечко. Ладно, пойду – надо их как-то развести, а то скандал выйдет.

– Мне с тобой?

– Отдыхай, справлюсь.