Текст книги "Успеть. Поэма о живых душах"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

28

Согдеев закончил совещание, которое было ненужным по сути, но необходимым по ритуалу: упорядочивает рабочий ритм, приучает к дисциплине. К тому же, само лицезрение свежего, доброго, заряженного на работу босса вызывает прилив энергии.

Правда, у самого Согдеева с энергией в это утро были проблемы. Он не сказал об этом Насте, но чувствовал, что тоже заболел. Однако он не привык сдаваться никакой болезни, даже инфаркт перенес на ногах двенадцать лет назад, когда был в Швеции, обратился к врачам лишь когда вернулся на родину.

Отпустив всех, он принял немного коньяку, это всегда бодрило. Постучав, вошла помощница Варя.

– Дмитрий Алексеевич, не получается, – виновато сказала она.

– Что не получается?

– Не могу няню найти так быстро. Есть какие-то левые старушки, подозрительно дешевые.

– Ищи! Девочек наших напряги!

– Уже напрягла. И со скорой проблемы. Обычную вызвать еще так-сяк, а в ЦКБ не дают. Нет машин у них.

– Сказала, что я прошу?

– Конечно.

– Хорошо, иди, разберусь.

Варя вышла, а Согдеев начал разбираться. Дозвонился до человека, имеющего влияние на все сферы медицинской отрасли в стране, тот сказал, что к нему уже обращались с подобными просьбами, помочь не в силах, элементарно не хватает палат и коек.

– А в коридоре не положишь, не то учреждение, чтобы больные в коридоре валялись!

Согдеев не поверил влиятельному человеку. Что-то тут не то. Статус Дмитрия Алексеевича таков, что для него всегда и везде должна быть бронь, зарезервированное место. Был случай, ему срочно требовалось вылететь в Сингапур по неотложной причине государственной важности, места в самолете все оказались заняты, пришлось кого-то срочно снять – то ли уговорили, то ли нашли формальный повод выпроводить из самолета, Согдеев не интересовался.

Сейчас речь идет не о нем самом, но просьба исходит от него, что равновелико. Должны устроить, не может такого быть, чтобы не устроили.

Дмитрий Алексеевич позвонил по городскому номеру напрямую главврачу ЦКБ, но это был не его телефон, а приемной, сказали, что главврач на обходе, Согдеев потребовал дать его сотовый телефон, дали, но главврач не брал трубку, взбешенный Дмитрий Алексеевич позвонил опять в приемную, потребовал соединить с любым администратором, кто решает вопросы, соединили с одним из заместителей, тот, извиняясь, сказал, что мест нет, физически нет, совсем нет, и освободить нельзя, потому что нет пациентов, готовых к выписке, он бы рад чем-то помочь, но помочь ничем не может.

Согдеев, злясь и негодуя, позвонил давнему приятелю Косте Куманеву, имеющему связи с администрацией президента, спросил, что происходит.

– Пандемия происходит, – ответил Костя.

– Я не об этом. Я о том, что, может, на меня какие-то планы? Я чего-то не знаю?

– Никаких планов.

– А почему не идут навстречу, не хотят помочь?

– Ты насчет родственницы заботишься?

– Практически. Это моя женщина.

– Тогда понятно. Митя, пойми ситуацию: туда хотят попасть все, кому не лень. Будто там и вправду лечат лучше, чем в других местах.

– А разве нет?

– Не знаю, не лежал. Но ты прикинь: все народные и заслуженные артисты туда лезут? Лезут. Журналисты из кремлевского пула лезут? Лезут, считают, что уж на это насосали. «Единая Россия»[9]9
  «Единая Россия» – так называемая партия власти, о которой многие уже забыли, чего она, конечно, и заслуживает.


[Закрыть] лезет? Лезет, причем в полном составе! И сенаторы, и депутаты, и помощники депутатов! Представляешь, что там творится?

– Постой. Хочешь сказать, если что со мной, то и меня не положат?

– Тебя положат. Надеюсь. А насчет родственников и близких есть негласное указание – мягко отшивать. Говорю, как другу, чтобы ты время не терял. Мой совет: обратись в клинику… – Костя назвал одну из знаменитых частных клиник Москвы, имеющей в названии слово «швейцарская». – У них там отдельные палаты, обстановка как в гостинице. Берут дорого, но оно того стоит, сестра жены там операцию делала, была очень довольна, пока не померла.

– Юмор у тебя…

– Какое время, такой и юмор. Ты-то как себя чувствуешь?

– Еще не умер. Но не очень, если честно. Боюсь, меня тоже прихватило.

– Вот и ляжете вместе. Думаю, на двоих там тоже палаты есть.

Смирившись, Согдеев позвонил в знаменитую клинику. Послушал успокоительную и именно поэтому страшно раздражающую музыку, после чего ответила вежливая регистраторша с мелодичным голосом. Он представился, регистраторшу это не впечатлило, она ответила так, будто была не живым человеком, а автоматом. Сохраняя, впрочем, вежливость.

– Вы наш пациент?

– Нет. Нужно устроить женщину, родственницу, есть нормальные палаты у вас?

– Мы обслуживаем в первую своих очередь пациентов, с которыми у нас заключены договоры, остальных по мере возможности.

– Заключим договор, не проблема!

– Свободных палат сейчас все равно нет.

– Как это? Совсем нет?

– Извините, совсем.

– И вы при этом швейцарская клиника?

– Мы российская. А швейцарская – только название, – с улыбкой в голосе сказала регистраторша; похоже, ей нравилось дразнить Согдеева. – Как сыр бывает голландский, но это не значит, что он из Голландии, просто сорт такой. Да и потом, что вы думаете, в самой Швейцарии тоже всегда есть места? Вспомните, в Италии, когда все началось, люди вообще на улицах валялись!

– Вы мне предлагаете на улице валяться?

– Я к примеру. Очень сожалею, что не можем помочь.

Согдеев позвал Варю, сказал, чтобы она и ее девочки обзванивали лучшие частные больницы Москвы, искали место.

А Настя, очнувшись, увидела над собой странных людей в белых комбинезонах, респираторах и очках вроде тех, в каких плавают под водой. Они похожи были на персонажей фантастического фильма про космос. На полу стоял оранжевый ящик с откинутой крышкой и белым крестом на боку. Врачи, поняла Настя. Разглядела сквозь очки – пожилой мужчина и девушка.

– Вот и славно, – одобрительно сказал пожилой. – Полежим еще немного, а потом поедем.

Настя повернула голову, увидела в углу, в кресле, напуганную Алису. В ответ на взгляд матери она тихо заплакала. Насте стало больно и почему-то стыдно. Пусть ей самой будет в два раза хуже, лишь бы ее девочка не плакала.

– Ну, ну, – сказала Настя. – Теперь-то чего? Все отлично.

– Это стресс, – объяснила девушка. – Она молодец, умненькая, вызвала нас. Не все бы сообразили. У меня вот сестра, – сказала она врачу. – Двенадцать лет дуре, сама одеться не умеет, мать ее причесывает и в ванной моет.

– Беспомощная цивилизация, – обобщил врач. – Случись что серьезное, вымрем за месяц.

– А сейчас – не серьезное?

– Сейчас? – задумчиво переспросил врач, сидя на стуле, нагибаясь и поворачивая ладонью голову Насти, всматриваясь в глаза. – Голова не кружится?

– Немного.

– Попробуем встать. Даша, помогай.

– Я сама! – сказала Настя и рывком приподнялась с пола, но тут же оперлась одной рукой об пол, а второй взялась за голову.

– Без подвигов! – прикрикнул врач.

Настя с помощью врача поднялась и села на диван. Настя позволила помочь себе подняться. Села на диван. Дышать было тяжело, хотелось широко раскрыть рот, как рыбе без воды, и глотать, глотать воздух, но Настя стеснялась врачей и не хотела еще больше напугать Алису.

– Может, что-то сделать? – спросила она. – Поставить капельницу какую-нибудь.

– В больнице будет и капельница, и все, что нужно – пообещал врач.

– Это ковид, да? – спросила Настя. И сама ответила: – Скорее всего. Я запах и вкус не чувствую, одышка была, бред какой-то снился. Все симптомы.

– Вы-то откуда знаете?

– Читала.

– Ну да, про что читали, то у вас и есть. Полный набор.

– Я не мнительная! – возразила Настя.

– Все мы не мнительные. Пойдем потихоньку?

– Вообще-то за мной другую скорую должны прислать. Из ЦКБ. Это Центральная…

– Мы знаем, что такое ЦКБ, экономьте силы, – сказал врач.

Тут позвонил Митя, спросил, почему Настя не брала трубку, и тут же, не тратя времени, объяснил, что происходит, просил потерпеть, сейчас найдут что-то приличное – и няню для Алисы, и хорошую больницу для Насти.

Настя в свою очередь рассказала о своем обмороке, о том, что сейчас у нее врачи, и они предлагают госпитализацию.

– Митя, я соглашусь. Мне очень… – Настя посмотрела на Алису и закончила: – Очень как-то не по себе. Потом переведемся в нормальную клинику, но пока лучше хоть какая-то помощь, чем никакой.

– Это вы хорошо сказали, – негромким аккомпанементом пробормотал врач. – Хоть какая-то лучше никакой. Хоть какую-то мы вам точно обеспечим, у нас вообще хоть какого-то – дополна.

– Мам, я с тобой поеду! – сказала Алиса.

– Нельзя.

– Почему? Мне много места не надо, где-нибудь там устроюсь.

– Алиска, не расстраивай меня, не глупи! Позвони папе. Нет, я сама позвоню.

Настя позвонила Антону и четко, без лишних слов, обрисовала положение дел.

– Понял, уже еду, – сказал Антон.

– Потом няня приедет, сменит, а пока побудь.

– Без няни обойдемся, я до десятого свободен.

– Не спорь, опытная женщина не помешает.

Тем временем девушка закрыла оранжевый ящик, подняла его, стояла в ожидании. Врач протянул руку к ящику, этим жестом предлагая девушке отдать ящик ему. Видимо, он был джентльмен. Девушка покачала головой: дескать, сама донесу. Врач кивнул, соглашаясь с авторитетом ее молодой силы.

– Что взять? – спросила Настя.

– По минимуму, – ответила девушка. – Только документы, телефон, белье. Воду можно, лучше в маленьких бутылках. Остальное все равно отберут – источник инфекции.

– Поедемте уже, а? – сказал врач Насте таким голосом, каким уговаривают капризных детей. Умненькая Алиса уловила это и невольно улыбнулась. Внимательный в силу душевной широты врач тут же это заметил.

– Дочура в прекрасном настроении остается, знает, что с мамой все будет хорошо. Ведь так? Доверяешь нам?

Если с Настей врач говорил, как с ребенком, то к Алисе обратился по-взрослому, будто совет с ней держал. И Алиса по-взрослому ответила:

– Да, конечно.

Настя умилилась:

– Красавица моя, какая ты…

– Все, все, поехали! – скомандовал врач.

А девушка была уже у двери, стояла, распахнув ее, и опять она показалась Насте героиней фантастического фильма, космической стюардессой, приглашающей на корабль, которые полетит неведомо куда.

В машине скорой помощи Настю укачало, хотелось заснуть, но она не позволяла себе этого. Вдобавок к другим неприятным ощущениям заложило уши. Настя читала, что так бывает, что некоторые вообще глохнут. Тут же на мгновение представилось, как она будет глухой, будет учиться читать по губам, дается нелегко, кассирша в супермаркете удивленно смотрит на нее, что-то говорит, Настя не понимает, растерянно улыбается, а вот Алиса рассказывает наизусть стишок, хвалясь старанием, но ничего не слышно, работает телевизор, какой-то сериал, мужчина и женщина выясняют отношения, это драма, это серьезно, но без звука смешно и нелепо, оба кажутся клоунами, валяющими дурака друг перед другом и перед зрителями. А вот Антон что-то говорит ласково и сочувственно, не надо, не надо ей его сочувствия, от этого только хуже, и при чем тут вообще Антон, нет в будущем никакого Антона, будет Митя, тут же Настя видит воображением и Митю, тот, мужчина сильный, не унижает сочувствием, говорит твердо, мобилизует, призывает, Настя пытается угадать по губам, к чему он призывает, не может догадаться, Митя недоволен, он не любит, когда его не понимают с полуслова, Настя чувствует себя виноватой, хочет что-то сказать, но не может. Неужели она вдобавок и онемела? Да, онемела, язык тяжелый и неподвижный, невозможно им пошевелить, Настя напрягает голосовые связки, раздается мычание, Настя замечает брезгливое выражение на лице Мити.

И открывает глаза. Это был сон, она все-таки задремала. Поворачивает голову. Девушка сидит рядом, в ухе наушник, она смотрит в телефоне что-то смешное, судя по ее улыбающимся глазам. Насте кажется это очень обидным. Мне плохо, я, может быть, умираю, думает она, а этой барышне все равно. Нет, понятно, она привыкла и к болезням, и к смертям. Но надо иметь такт и не показывать так явно свое равнодушие!

Девушка замечает, что больная на нее смотрит, глаза становятся серьезными, она спрашивает:

– Как чувствуем себя?

Настю этот вопрос, вполне формальный, почему-то очень трогает, в ней поднимается прилив благодарности к девушке, которая ездит днем и ночью и спасает людей. Настя шмыгает носом, поднимает руку и вытирает нос широким движением от локтя до кисти, ей почему-то захотелось быть проще, чем она есть, и этим, возможно, ближе к девушке, и задает неожиданный вопрос, вспомнив имя медсестры (и это ее радует):

– Даш, а ты замужем?

– Боже упаси! – с отвращением отвечает Даша.

Насте нравится этот ответ, она смеется, Даша тоже смеется.

Потом Настю везли на каталке к больнице, накрыв одеялом, потом она довольно долго лежала на каталке в приемном покое, глядя в потолок – белые дырчатые квадраты, как точеное червями старое дерево, равномерно размещенные светильники. Слышались голоса, Настя понимала, что говорят о ней, но не пыталась разобрать, о чем речь, покорно ждала решения своей участи.

Потом везли длинным коридором, опять остановились, с Насти сняли домашнюю одежду, надели полупрозрачный халат, ворочали ее, как неживую, опять везли, вкатили в палату, тут она сама, хоть и с чьей-то помощью, перебралась на кровать, кто-то прикатил стойку со стеклянными пузырьками и пластиковыми мешочками, ввели в руку катетер, какую-то трубочку всунули и в нос, Настя не задавала вопросов, она поверила, что все делают правильно, так, как нужно. Можно заснуть, разрешила себе Настя. И тут же заснула.

Согдеева тоже по-дурному, будто хмелем, клонило в сон. Он выпил еще немного коньяку, принял таблетку аспирина для разжижения крови – всегда верил в простые и эффективные средства, но лучше не становилось. Бросило в пот, Согдеев пошел в отдыхательную комнату при кабинете, разделся, смочил полотенце в горячей воде и протерся, следуя примеру Мао Цзедуна, увлекательную книгу о котором он прослушал недавно по пути на службу и обратно, надел на себя сухое и чистое белье, одну из висевших в шкафу белых рубашек и один из костюмов. Вернулся в кабинет, позвонил Насте, она не ответила. Вызвал Варю.

– Няню почти нашли, – поторопилась сообщить она, не дожидаясь вопроса.

– Что значит почти?

– Очень хорошая, опытная, дорогая, но не собиралась работать перед Новым годом.

– Уговорите, заплатите.

– Как раз занимаемся. Бывает: люди так настроятся, что даже деньги не нужны.

– И у тебя бывает?

– Иногда да. Деньги – хорошо, но жить тоже хочется.

– Без денег?

– В этом и проблема, – вздохнула Варя.

– Что насчет клиники?

– Есть три варианта, мониторим: качество, отзывы, созваниваемся, узнаем насчет мест. Странно, всегда в платных было свободнее, а теперь наоборот.

– Ищите, но не затягивайте. Палата нужна – на двоих. Я тоже поваляюсь немного.

– Неужели…

– Да, неужели! Я тоже человек!

А Антон ехал домой, да, домой, там его дом, ехал к дочери, и напевал под музыку радио, не стесняясь себя, наоборот, себе показывая: радуюсь, и ничего в этом плохого не вижу. Настя молодая, с ней все будет в порядке, зато теперь ясно: она без него не может. Друг познается в беде, так говорили наши отцы и деды, знавшие толк в друзьях и бедах, вот и любовь, значит, тоже познается в беде.

Алиса встретила его взрослым словом:

– Наконец-то.

Она вообще будто выросла – из-за беспокойства о матери. И сама это чувствовала. И немного важничала своим горем, вполне, впрочем, настоящим.

– Ела что-то? – спросил Антон, проявляя заботу.

– Да так, – ответила Алиса. – А ты?

– Некогда было. Что у нас там?

Алиса открыла холодильник, посмотрела. Тушеные овощи, остатки курицы, винегрет и котлеты ее не заинтересовали. Зато она увидела магазинные блинчики с творогом и с вишней, по три штуки в упаковке. Алиса любила с вишней, Антон тоже любил с вишней, да и Настя любила с вишней, но покупала и с творогом, потому что творог полезен.

– Блинчики есть, – сообщила Алиса. – С чем будешь, тут с творогом и с вишней?

Она знала, что отец знает о ее любви к блинчикам с вишней, поэтому, скорее всего, выберет с творогом.

Но Антон вместо ответа спросил:

– А ты?

Еще вчера Алиса ответила бы, что с вишней, она привыкла, что ей уступают самое лучшее. Но сейчас ей что-то мешало. Какое-то новое чувство ответственности. И равенства с отцом – учитывая то, что случилось с мамой. Всегда она была девочкой желания и вдруг почувствовала себя девочкой долга, которая обязана поступить не так, как хочется, а как правильно и как надо.

– Я с творогом, – сказала Алиса.

Антон разгадал ее уловку. Он подошел к дочери, взял за плечи, поцеловал в маковку.

– Если честно, я и то хочу, и это. А мы, знаешь что, мы поделимся. Половина таких, половина таких. И мне, и тебе.

– Три на два не делится.

– А мы по полтора.

– Уверен, что они сочетаются?

– Абсолютно. Пьешь же ты вишневый йогурт, там тоже все смешано, молочное с фруктовым. Вот были бы блинчики с мясом, тогда смешать сложнее. Йогурта с мясом ведь не бывает. Или бывает?

Алиса хмыкнула, оценив шутку. Раньше бы рассмеялась – ей не столько нравятся шутки отца, сколько то, как его радует ее реакция. Но это детство, а детство в прошлом.

Она открыла упаковки, поставила в микроволновку, достала тарелки, вилки. Хозяйничала.

Щелкнул таймер микроволновки. Антон вынул упаковки, разрезал по одному блинчику прямо в них и переложил на тарелки – по полтора с вишней и по полтора с творогом.

– Тебе полить или рядом? – спросила Алиса, зачерпывая сметану из пластиковой баночки.

– Рядом. Макать буду.

– И я.

Алиса положила две горки густой сметаны на края тарелок.

Они сели друг напротив друга и начали есть. Обычно Алиса низко склонялась к тарелке, потому что, если сидела прямо и подносила ко рту, всегда что-то капало или ронялось. Много раз Настя наставляла ее: не крючься, не сутулься, не чавкай, как собачка над миской, просто придвинься поближе к столу, немного наклонись, держи спину прямой, чуть-чуть подайся головой вперед, а то, что берешь с тарелки, сначала обработай, размельчи, обрежь, чтобы не было на вилке лишнего, тогда и не будет ничего сыпаться или капать. Теперь, в отсутствии мамы, Алиса вспомнила ее науку. Жаль, что она не видит, но папа видит и маме, может, расскажет, и ей будет приятно.

29

Пообедав, Галатин пошел к машине, забрался на лежанку, укрылся одеялом и задремал.

Его разбудили звонок и стук. Звонил телефон, стучали в стекло дверцы кабины.

Галатин схватил телефон, увидел: «Лариса». Ответить или нет? Придется. Еще лучше было бы самому позвонить и сообщить, что Виталий заболел, но Галатин об этом не догадался подумать.

А в стекло все стучали. Галатин слез с лежанки, одновременно нажав на зеленый кружок приема вызова.

– Ты где? – послышался голос Ларисы. – Почему не звонишь, ты на месте уже должен быть? Алло?

– Это Василий, Василий Русланович, с которым Виталий… – начал Галатин, опуская стекло и глядя на стоящего у кабины полицейского.

– Я помню, – прервала Лариса. – Он где, почему вы отвечаете?

– Добрый день, куда следуем? – спросил полицейский.

– В Москву, – ответил ему Галатин. А Ларисе сказал: – Он отлучился, скоро будет. Через какое-то время.

Лариса чутьем любящей жены сразу поняла: что-то не так.

– Какое еще время? Чего-то вы темните. Где вы конкретно, в Москве уже?

– Документы покажем, – предложил полицейский.

Галатин достал из бардачка и сунул ему папку, прикрыв телефон рукой и говоря:

– Это водителя документы, а водитель в больницу попал. Я с ним просто еду – в Москву к родственникам.

И Ларисе:

– Лариса, мы не в Москве, но вы не волнуйтесь. Виталию не очень хорошо стало, пришлось в больницу лечь.

– Сердце? Аритмия? Давление?

– Я сам толком не знаю. Может, вирус его достал.

– Какой вирус, он летом переболел! Вы где, можете сказать?

– Мы где? – спросил Галатин полицейского.

– Хороший вопрос!

– Я даже название вашего города не рассмотрел, – объяснил Галатин.

– А навигатора, что ли, нету у вас? – недоверчиво спросил полицейский, будто уже что-то подозревая. – И сказал название, а Галатин сказал его Ларисе.

– Что вы там делаете? – спросила Лариса.

– Мы ехали, а Виталию стало нехорошо.

– А почему телефон у вас?

– В больнице не разрешили. Он же без сознания был, телефон при нем оставить – мало ли…

– Выйдем из машины, – сказал полицейский.

– Как это не разрешили? – не поверила Лариса. – Вы-то сами где?

– Я в машине, – сказал Галатин, выходя из машины.

– Так отнесите телефон ему!

– Хорошо. Сейчас дойду до больницы, минут через двадцать он вам перезвонит.

– Кузов откройте, – сказал полицейский.

– Водителю жена звонит, – Галатин показал телефон. – Волнуется. Давайте я ему телефон отнесу, вернусь и…

– Откройте кузов, – повторил полицейский.

Он был молод, лет двадцати восьми, такой же невысокий, как и Галатин, с полноватым и румяным лицом, без маски, с голубыми глазами, одет в новенькую куртку, которая выглядела щегольской из-за красных кантов на груди, канты были в цвет рамки, окаймляющей прямоугольник на груди с надписью «Полиция»; кстати, траурное, похоронное сочетание красного и черного в нашивках и шевронах полицейских всегда немного коробило Галатина. И шапка на полицейском была новенькая, и, глянув вниз, Галатин увидел блестящие черные ботинки без единого пятнышка, несмотря на окружающий слякотный, разжиженный колесами машин снег. Видно было человека большой аккуратности и порядка, который и в окружающей жизни, наверное, старательно и с удовольствием наводит аккуратность и порядок, таким служба в радость, хотя часто очень не в радость тем, кто с ними сталкивается, потому что по неизвестным причинам это рвение сопровождается отсутствием чувства юмора. Хотя что тут неизвестного – юмор и есть нарушение порядка вещей.

– Хорошо, открою, – сказал Галатин.

Он не без труда вынул штырь, крутя туда-сюда его ручку, распахнул двери. Полицейский, опершись рукой на плечо Галатина, а ступней на подножку, ловко вскочил в кузов.

– Давайте сюда, – позвал он Галатина.

Галатин влез. Полицейский попросил открыть одну из бочек. Галатин открыл ту, что уже открывал.

– А там? – спросил полицейский, – показывая на остальные ряды бочек.

– То же самое.

– Покажите.

Путаясь под крепежной сеткой, Галатин отодвинул две бочки первого ряда, открыл одну из следующих. Там был не порошок, там была какая-то остро пахнущая жидкость. Осторожно, стараясь не запачкаться, полицейский приблизился, заглянул в бочку, потянул носом.

– Спирт, – сказал он. – Ясно.

– Что ясно?

– Пойдемте.

Галатин прикрепил обратно крышку, они вылезли из кузова, Галатин закрыл двери на штырь.

– Замка нет? – спросил полицейский.

– Не знаю. Я же говорю, не моя машина, я…

– Все письменно опишете. Замка точно нет?

Полицейский, не спрашивая разрешения, пошел к кабине, залез, все там осмотрел и обшарил. Замка не нашел, вернулся и проявил смекалку: вынул штырь, всунул вместо него наручник и застегнул.

– Вот так. Никуда не денется. Ключи я тоже взял, – показал он ключи от машины. – Пойдемте.

– Куда?

– В отдел.

– Слушайте, я не против, но сначала надо отнести водителю телефон. Давайте вместе отнесем.

– Успеется. Пойдемте.

– Надо позвонить хозяину машины, он все объяснит! – осенило Галатина. И он тут же набрал номер Сольского, торопливо рассказал, что происходит.

– Елки же палки! – огорчился Иван. – Почему ты сразу не позвонил?

– Я собирался. Думал, получше Виталию станет, он сам… А тут вот… Вопросы у товарища.

– Дай мне его.

Галатин дал телефон полицейскому.

О содержании разговора он мог догадываться только по ответным репликам, которыми полицейский отзывался на объяснения Ивана.

– И что, что технический?.. А по документам стройматериалы и… Растворители не относятся… А разрешение? Меня не про вас интересует, а… А он кто? Откуда я знаю, может, он его убил? Никто не шутит, я вас тоже не знаю… Когда? Ладно, посмотрим. Кафе «Путное» знаете? Около него. Это мое дело… Вот и поговорим, чего вы мне издали рассказываете? Все, давайте!

Полицейский вернул Галатину телефон и сказал:

– Паспорт дайте.

Галатин дал ему свой паспорт, полицейский посмотрел.

– К родственникам, значит, едете?

– Да. К сыну и внучке.

– К водителю какое отношение имеете?

– Никакого. Мой товарищ, вы с ним говорили сейчас, попросил его, чтобы…

– Да, он сказал. И все-таки тормознемся, – полицейский сунул паспорт в папку с документами Виталия. – Идите к водителю, и жду вас в отделе. Этот ваш приедет, будем разбираться.

– В каком отделе? Где это?

– Недалеко, вам любой скажет. Давайте, жду.

Полицейский, огибая талые лужицы, пошел к своей машине, что стояла у въезда на стоянку, потоптался основательно ногами, стряхивая грязный снег, сел и уехал.

Галатин спохватился: у него в машине и чемодан, и гитара. С собой только бумажник. Ничего, приедет Иван и все разрулит. А пока надо в больницу.

Вестибюль больницы впору была назвать сенями, такой он был крошечный. Когда заносили Виталия, Галатин не обратил на это внимания. Или они через служебный вход заносили? Не помнит, ничего не различал в горячке.

В этих сенях почти половину пространства занимал стол, за ним сидел охранник и во что-то играл на планшете, слышалась знакомая музыка, простенький электронный наигрыш. Галатин узнал музыку – Марио, старый добрый Марио; он впервые увидел эту игру в начале девяностых у своего знакомого клавишника Бори Золотарева, тот, большой любитель технических новинок и чудинок, наладил это развлечение для сына. В каком-то устройстве, помнит Галатин, крутились обычные магнитофонные катушки, а на экране телевизора прыгал усатый человечек в комбинезоне, управлявшийся кнопками на пластмассовой коробочке. Боря, показывая, вошел в азарт, сын обижался, кричал: «Хватит, дай я!» – «Я не играю, а дяде показываю!» – отмахивался Боря. Штука и правда засасывающая, Галатин вскоре купил приставку «Денди», несколько картриджей к ней, два джойстика, и они с Антоном азартно и подолгу играли в парные игры – счастливые моменты, вспоминающиеся со слезами умиления. Галатин играл и один, в том числе гонял неутомимого Марио по лабиринтам и платформам. Потом появились другие игры, навороченные, сложные, с отличной графикой, Галатин пробовал в них играть, но быстро уставали глаза, раздражало множество всяких опций, режимов, необходимость постоянно что-то менять, апгрейдить, поэтому Галатин частенько возвращается к Марио, где не нужно слишком ломать голову, все зависит от ловкости пальцев.

И охранник, мужчина возраста Галатина, показался человеком близким по духу и поколению. А тот, ткнув пальцем в экран и поставив игру на паузу, спросил:

– Куда?

С близким человеком и пошутить можно, поэтому Галатин ответил:

– Есть варианты?

Глаза охранника над черной маской (он, наверное, выбрал этот цвет в масть своему черному форменному мундиру) были неподвижны. Словно ждали: что еще глупого скажешь?

– Товарищ у меня тут, – пояснил Галатин. – Хочу узнать, как и что. И у меня его телефон, жена звонит, отдать бы ему надо.

– Нельзя.

И охранник приподнял руку, показывая на дверь, где висел листок с крупной надписью: «КАРАНТИН. ПОСЕЩЕНИЯ ЗАПРЕЩЕНЫ».

– А как же узнать, как телефон передать?

– В регистратуру позвонить.

– А номер?

Охранник большим пальцем указал на стену за собой. Там был стенд с различной информацией, в том числе листок с номером регистратуры. Галатин набрал его, услышал женский голос, который, показалось, заранее был готов к неприятным вопросам и поэтому звучал недовольно:

– Слушаю!

– Я насчет Виталия Королева, Виталия Сергеевича Королева, поступил сегодня днем без сознания, тут ему жена звонит, телефон бы передать и вообще, узнать, как он, – торопливо проговорил Галатин.

– Не по адресу, врачам звоните.

– А как…

Щелкнула брошенная трубка.

– Говорит, к врачам надо обращаться, – сказал Галатин охраннику.

– Само собой, – охранник глядел на планшет, ему не терпелось продолжить игру.

– Тогда я пройду на минутку? Или просто из двери – увижу кого-нибудь, позову, попрошу…

– Нельзя.

– А как врачам позвонить? Есть какие-то номера?

– Только регистратура.

– Ерунда получается: регистратура ничего не говорит, посылает к врачам, а до врачей добраться нельзя. Нелепые порядки.

– Вот уж так у нас! – сказал охранник с хвастливой иронией. Он вполне понимал, что порядки у нас, и не только в больнице, действительно нелепые, но обычно он был страдающей стороной, человеком, который сталкивается с нелепицами и не может их преодолеть, а тут, на службе, сам оказался частью нелепицы и может как-то отомстить за причиненные ему в других местах неудобства и обиды.

– Но у вас наверняка есть какие-то телефоны? Позвонить, если что-то не то?

– У меня все то, – ответил охранник и снял игру с паузы, продолжил ее.

Галатин постоял, слушая синтетическую музыку, которая теперь казалась не ностальгически милой, а раздражающе тупой и примитивной. Он уже знал, что сделает, и собирался с решимостью. Собрался. Быстрыми шагами пошел к двери, открыл ее и крикнул наугад:

– Врачи есть тут? Подойдите на минутку!

И тут же повернулся к охраннику, который громоздко выкарабкался из-за стола большим телом и направился к нему, выставил руку, предупредил:

– Без эксцессов! Я не вхожу, правил не нарушаю!

Но охранник не послушался. По тому, как он дернул руку Галатина, было ясно, что он привык иметь дело с вещами простыми и послушными – лопатами, рукоятками молотков и топоров, кирпичами и досками.

Было довольно смешно: охранник пытался оттащить Галатина от двери, рвал его руку, а Галатин крепко вцепился в дверь другой рукой и выкликал:

– Кто-нибудь подойдет? Что за бардак у вас тут?

В приоткрытую дверь была видна только часть коридора. Пахло хлоркой, санитарка в синем халате мыла шваброй линолеумный пол. Прервалась, оперлась на швабру и с интересом смотрела на Галатина, ничего не говоря.

– Что тут такое, в чем дело? – послышался голос, и появилась врачиха. Галатин узнал ее, именно она принимала Виталия и устраивала его в коридоре.

– Да отстань ты! – закричал он охраннику. – Не видишь, я уже разговариваю! Насчет Виталия Королева, которого мы с вами днем… Которого мы вам… Хватит дергать! – в бешенстве развернулся Галатин к охраннику. – Чего ты добиваешься? – И врачихе: – Скажите, чтобы перестал, я же не вхожу!

Врачиха не сказала, только посмотрела на охранника, и тот отпустил руку, проворчал что-то сквозь маску. Для вас же, так-растак, стараешься, и вы же, так-растак, мешаете работать, – не слышалось, но угадывалось в этом ворчании.

– Королев? – переспросила врачиха.

– Ну да.

Галатин, пользуясь послаблением, всунулся в дверь, посмотрел вдоль коридора. Вон там, через две кровати, была третья, он помнит, на ней лежал Виталий. Сейчас кровать есть, но пустая, Виталия нет.

Врачиха, проследив его взгляд, сказала:

– В реанимации он.

– Настолько серьезно?