Текст книги "Заколдованный участок"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Лев Ильич, директор ОАО «Анисовка». Мы, так сказать, представители исполнительной и экономической власти. А это Вадим, он эксперт и медик, он обнаружил замечательную воду...

Лев Ильич перебил его, посчитав, что Андрей Ильич слишком уж спешит:

– Вода водой, а вот рыбалка у нас – исключительная!

– Это хорошо, – сказал Мишаков дружелюбно. – Правда, я рыбалку не очень. Но на бережку посидеть...

– Бережков у нас полно! – заверил Андрей Ильич. – Так, может, как-нибудь к нам? И на бережку посидим, и баньку устроим...

– А-а, это вы от брата, значит? – догадался Мишаков-старший.

Андрей Ильич понял по-своему и, глянув на Льва Ильича, сказал:

– И от брата, и от себя лично.

– Что ж, поехали, – легко сказал Алексей Петрович.

Вадик чуть не подпрыгнул от радости: как быстро всё получилось!

Лев Ильич взял Мишакова-старшего под руку и повел к машине.

А у Андрея Ильича впервые зародилось что-то вроде подозрений. Он шел сзади с Вадиком и размышлял вслух:

– А почему он сказал, что рыбалку не любит?

– Маскируется, – уверенно ответил Вадик.

– Как-то он быстро согласился, – продолжал сомневаться Андрей Ильич. Вадик и тут успокоил:

– Андрей Ильич, вы сам рыбак: если вас зовут на хорошую ловлю, вы соглашаетесь?

– Само собой! Но как-то не похож он на рыбака всё-таки...

– А что, у рыбака есть какие-то приметы? – спросил Вадик с неподдельным интересом будущего криминалиста.

– Как тебе сказать... Взгляд. Взгляд у него не горит. Правда ведь? – обернулся Андрей Ильич к идущему сзади Нестерову. – Если психологически?

– Я тоже не рыбак, – ответил Нестеров.

И наши анисовцы увезли лже-Мишакова.

7

Наши анисовцы увезли лже-Мишакова. В машине Андрей Ильич взглядом призывал Нестерова начать действовать. Нестеров скорее шутливо, чем всерьез, уставился лже-Мишакову в затылок. И тот вдруг обернулся. Обернулся, посмотрел именно на Нестерова, что все отметили, и именно ему, а не кому-то другому, сказал:

– Красивые места!

Андрей Ильич радостно насторожился: неужели уже получается? Нестеров отрицательно покачал головой: еще рано.

Въехав в село, остановились у магазина. Андрей Ильич вбежал к Шуре и приказал:

– Быстро: коньяк, водку, закусить чего-нибудь, короче, пикник намечается.

– Сделаем!

Шура начала выставлять на прилавок все требуемое, а Андрей Ильич присматривался к ней необычным взглядом и сделал неожиданный вывод:

– А ведь ты интересная женщина, Александра! В смысле внешности.

– Это вы к чему? – растерялась Шура.

– Да вообще. Мы вот гостя привезли, нужный человек. А он говорит: где, говорит, красавицы в русском селе? Неужели, говорит, исчезли?

– Пусть получше посмотрит! – обиделась Шура за красавиц в русском селе.

– И я о том же! Ты вот что, Шура. Закрой-ка ты магазин на пару часов и присоединяйся к нам.

Шура женщина хоть и веселая, легкая, но гордая. Она спросила:

– Это в каком же качестве?

– Ты что подумала? – воскликнул Андрей Иль– ич. – Просто побудешь с нами! В качестве, если хочешь, доказательства женской красоты в русском селе.

– И как он убеждаться будет? Глазами или наощупь? Я лишнего никому не позволю!

– Ничего лишнего! Говорю же: чисто внешнее общение! Когда вот международные делегации приглашают, туда часто артистов зовут – кто помоложе и посимпатичней. Ты, кстати, и поёшь.

– Пою вообще-то... – смягчилась Шура.

– Так в чем вопрос?!

И Шура, заперев магазин, присоединилась к компании. Лже-Мишаков (которого с этого момента будем звать просто Мишаковым) ее появление встретил с явным одобрением, хотя и скромным. То есть посматривал, но не пялился.

Приехали к дому Андрея Ильича, вышли.

– Покормить сначала надо человека, снасти ему свои покажи, – тихо сказал Лев Ильич брату. – А я пока Ольге позвоню.

– Зачем?

– Да спрошу хотя бы, как его имя-отчество, мы ведь даже не узнали! На табличке только инициалы были: А.П.

– Тоже верно, – согласился Андрей Ильич и попросил Шуру, чтобы она помогла пока Инне накрыть на стол.

А сам повел Мишакова в сарай, где, гордясь, показал ему удочки разных размеров и видов.

– Жена иногда ругается: все деньги на это баловство просаживаю! Но если уж ловить – так ловить. На палку с веревкой тоже можно, но что поймается, вот вопрос! Оцените! – Андрей Ильич вытянул перед собой удочку с телескопическим удилищем и прищурил глаз, словно прицеливаясь.

Мишаков довольно равнодушно сказал:

– Да... Длинная...

Тут появился Лев Ильич.

– Ну что, Александр Петрович, сначала позавтракаем?

– Алексей Петрович, извините, – поправил Мишаков.

– Да, конечно. Не расслышал... В смысле... Всё на столе уже.

8

Всё уже было на столе, женщины радушничали, мужчины тут же разлили водку.

Мишаков заколебался.

– Я днем как-то... И язва, понимаете ли...

– А вот у нас вода... – начал было Вадик, но Лев Ильич упредил:

– И хорошо! То есть плохо, конечно, но у меня у самого язва, мы коллеги с вами, так сказать, вам же, наверно, врачи говорили: понемногу можно! Правда ведь? – обратился он к Нестерову и пояснил Мишакову: – Александр Юрьевич у нас врач широкого профиля.

– Понемногу можно всё и всем, – сказал Нестеров, которого сначала очень томила его странная роль, а потом он прибегнул к испытанному способу: ищи в скучном смешное. Вот он и находил.

– Ну, если врач советует... – сказал Мишаков, берясь за рюмку, а Лев Ильич встал:

– Предлагаю тост! За наши истоки, откуда мы все идем, то есть – за село! Родина – родник, в школе учили, как вы помните. Отсюда все начинается!

– Отличный тост! – одобрил Мишаков. – Я вот всю жизнь живу в городе и всю жизнь мечтаю переехать в деревню. И вообще чувствую себя больше таким... как бы сказать... народным, что ли, деревенским фактически!

– Это очень важно, когда народом руководишь. По себе знаю! – поддержал Лев Ильич.

– Да какой у меня народ? – махнул рукой Мишаков. – Коллектив маленький. Но сплоченный, это правда. И вообще, связь – это первое дело! Как бы жизнь не шла, а люди без связи не могут, правильно? – этот вопрос он задал сидящей рядом Шуре.

Шура смутилась:

– Это смотря какая связь. Некоторые связи, знаете ли...

Мишаков, не заметив ее смущения, продолжал с чистой душой говорить о любимом деле:

– Приятно иногда сознавать: сидишь себе в своем кабинете, не такая уж большая должность, но всё равно через тебя, как бы это сказать... Нити проходят, понимаете? Со всей страны и дальше!

– Это уже явно второй тост! – догадался Лев Ильич. – За дружескую связь между людьми!

Позавтракав и опрокинув еще по две-три рюмки, пошли к реке.

Вадик в качестве экскурсовода описывал окружающую местность. Шура шла сбоку, помахивая веточкой. А братья Шаровы следовали сзади, переговариваясь.

– Умный человек! – сказал Лев Ильич. – Дал понять, что имеет везде связи. Может, заодно попросить, чтобы дорогу не строили?

– Это слишком. А мужик тертый, это видно, вопрос умеет поставить. Маленький коллектив, говорит, но весь подо мной. Вроде того: вся районная администрация ему фактически подчиняется.

– Кто его знает, может, оно так и есть?

– Тем лучше для нас. Не отставайте, Александр Юрьевич! – обернулся Андрей Ильич к Нестерову, и вовремя. Нестеров в это время увидел идущую по улице Нину и хотел было направиться к ней. Но колебался. Обращение Андрея Ильича облегчило ему выбор, он решил встретиться и поговорить с этой девушкой в более бодром состоянии духа.

Они пришли к реке, расположились.

9

Расположились, и Лев Ильич удалился на время, сославшись на производственные дела. Андрей Ильич расставил удочки. Шура села в сторонке, продолжая отмахиваться. А Нестеров и Вадик легли на траву. Вадик посматривал на Нестерова. Ему хотелось пообщаться с ним: все-таки интеллигентный человек, да еще представитель особой профессии. Но он чувствовал в Нестерове какую-то отчужденность – и правильно чувствовал. Нестеров совсем неинтеллигентно злился на окружающих и на себя, не понимая, что он тут делает.

Меж тем рыбная ловля с одной стороны ладилась, с другой – не совсем. Андрей Ильич таскал рыбку за рыбкой, а у Мишакова – ничего. Андрей Ильич и поплавки незаметно приспускал, чтобы крючки были почти на поверхности, и наживки прилаживал кое-как, чтобы их тут же смыло, и дергал слишком быстро, едва рыбешка ткнется носом в крючок – ничего не помогало. Рыба будто нарочно шла косяками к его удочкам, хватала чуть ли не голые крючки, торопясь нанизаться губой, едва он соберется дернуть. Мишакову же ничего не шло. А если и прибьется шальной малек, то пока Мишаков догадается, что пора уже подсечь, рыбешка успевает преспокойно объесть наживку, над водой болтается пустой крючок, а Мишаков, ничуть не огорчаясь, смеется. Андрея Ильича, как истого рыбака, такое поведение не может не раздражать, но он терпит.

Вот Мишаков в очередной раз выдернул вместо рыбины только всплеск воды.

– Что-то я какой-то неудачливый! – сказал он.

– Просто день такой, – хмуро успокоил Андрей Ильич. – У меня тоже не очень идет.

– Как же не идет, вон как вы таскаете!

– Мелочь, ерунда. Временное явление. Три дурных пескарика забрели, вот и всё.

– Опять клюет! – указал на одну из его удочек Мишаков.

– Это так... Волной качает.

– Клюет, клюет, тащите!

– Если для очистки совести...

Андрей Ильич, нарочно помедлив, небрежно подсек – и над водой засверкал, трепыхаясь, матерый окунь размером в полторы ладони.

– Знаете, я не удивляюсь, – сказал Мишаков действительно без всякой обиды. – У меня вечно так. Брат мне говорит: тебе честолюбия не хватает. А я ему говорю: зачем оно мне? Или он еще говорит: ты, говорит, невезучий. Это как посмотреть! Вот путевки у нас, давно было дело, распределяли. На юг. Мне не досталось, а Прошкину, бездельнику, досталось. Он меня даже дразнил. Ну и что? Утонул там Прошкин по пьяному делу! Или вот машину в ремонт я поставил, никак не сделают. Плохо? Обратно как сказать. Зато могу спокойно выпить, правильно? И не думать, что меня милиция на дороге остановит. Или квартиры распределяли еще в советское время, если помните. Тоже по жребию. Самая плохая, угловая на первом этаже, – кому достанется? Мишакову, даже и гадать не надо! И опять вроде плохо? Но я под окошком палисадник развел, цветы всякие. То есть получается, кому что плохо, мне выходит хорошо! У вас опять клюет.

А Шура, скучая не меньше Нестерова, решила, что с нее хватит развлечений. Встала и пошла прочь от берега.

Андрей Ильич тут же догнал ее.

– Ты куда это? – тихо спросил он, с улыбкой глядя в сторону Мишакова.

– А что мне делать? Вас рыба интересует.

– Нас все интересует. В смысле – его. Ты что, не можешь культурный разговор с человеком организовать?

Шура повела плечом:

– Я как-то привыкла, что мужчины мне сами всё организовывают.

– Ну-ну, не капризничай, я тебя прошу! Алексей Петрович, – обратился Андрей Ильич к Мишакову, – а вы народные песни любите?

– Обожаю!

– А Шура вот у нас поет! Заводи, Шура!

– Извините, одна ни пить, ни петь не умею, – Шуре показалось, что ее рекомендуют не как женщину, а как концертный номер.

– А мы подтянем! – тут же пообещал Андрей Ильич. Мишаков глянул на реку:

– Рыбу не распугаем?

– Она у нас привычная! – заверил Андрей Ильич. – Она даже лучше ловиться начнет.

Андрей Ильич налил всем по стаканчику. Выпили, закусили. Шура, подумав, затянула что-то популярное. Вроде: «жениха хотела, вот и залетела, ла-ла-ла-ла-ла». Но на втором куплете подумала, что это, пожалуй, не совсем народная песня. Завела другую: «черный бумер, черный бумер»... но опять осеклась – и эта не та.

Нестеров усмехнулся и подсказал:

– «Вон кто-то с горочки спустился».

– Ой, правда! – обрадовалась Шура и заголосила что было мочи. Мишаков присоединился. Его разобрало. Выпив сразу полстакана, он запел громче Шуры, беспощадно при этом перевирая слова и мелодию. Шура морщилась, но Андрей Ильич приказывал ей глазами: терпи! Вадик тоже терпел, отвернулся, плечи его слегка подрагивали.

Но вот песня кончилась, и Андрей Ильич, считая, что теперь самый удачный момент для психологической обработки, мимикой попросил Нестерова приступить.

Нестеров приступил. Внутренне смеясь, но с серьезной физиономией, он сказал Мишакову:

– Видно, Алексей Петрович, что вы близки к народу.

– Еще бы! Я очень народный человек! – похвалился Мишаков.

– Нам бы всем поближе к природе, к натуральному. И болезней было бы меньше. Сердечных, желудочных. Я давно заметил: язва, например, возникает оттого, что человек не всегда правильно относится к себе. И к другим. Просто прямая зависимость: чем больше человек делает добра, тем меньше он склонен к желудочно-кишечным заболеваниям.

Этот благоглупый текст (ибо тексты психотерапевтов такими и обязаны быть) Нестеров произнес задушевно, почти вкрадчиво, а Мишаков слушал простодушно и завороженно, не сводя глаз с Нестерова.

Андрей Ильич даже подумал: не заговорить ли прямо сейчас о роднике?

Но тут зазвонил мобильный телефон Мишакова. И тут же умолк. Мишаков достал его из кармана посмотрел:

– Что-то у вас с сетью...

– А вы на горку поднимитесь, – посоветовал Андрей Ильич.

Мишаков встал на ноги, пошатнулся, вздохнул и сказал:

– Если не дозвонюсь, надо ехать. А то... Забеспокоятся...

И побрел на горку.

– Нет, вы всё-таки мастер! – сказал Андрей Ильич Нестерову. – Он на вас уже как удав на кролика смотрит! То есть наоборот. Шура, ты тоже молодец. Я тебя прошу, пока он там один, ты подойди к нему. То-се, разговорчик интересный. Нельзя его сейчас отпустить!

– А я-то при чем? – нахмурилась Шура. – Если вы на то намекаете, про что я думаю, то я ведь и обидеться могу!

– Кто намекает? Я тебе прямо говорю: надо мужчине заморочить мозги! Так сказать, выдать ему аванс, но без получки! Ты начнешь, Александр Юрьевич поддержит!

– Если так, то я запросто! – согласилась Шура. Она считала, что морочить мозги мужчинам – ее призвание.

10

Шура считала, что морочить мозги мужчинам – ее призвание, поэтому подошла к Мишакову с неподдельным интересом.

А он все не мог дозвониться. Сел на траву, чтобы было удобней, держал трубку обеими руками, один глаз прикрыл для сосредоточенности.

– Никак? – посочувствовала Шура.

– Вроде есть связь, а начинаю номер набирать – пропадает!

– Вот моя жизнь такая, – тут же нашла похожесть судьбы Шура.

– В каком смысле? – спросил Мишаков, глядя на обнаженные руки женщины.

– Да тоже: то есть связь, то ее нету. Главное, когда не надо, она точно есть, а когда надо, тогда ее и нету. Или так: с кем не надо – пожалуйста, есть связь, а с кем надо – никакой связи. Обидно.

– Очень красиво вы говорите, – даже сквозь хмель сумел оценить Мишаков.

– Так я не только на внешность красивая. Вообще-то что человеку надо? – Шура указала на телефон. – Чтобы в этой штуке были папа, мама, муж или жена, дети. И всё. А мы сроду понапихаем сто человек, а сунешься поговорить с кем-нибудь по душам – и некому позвонить!

Мишаков был потрясен мудростью сельской женщины.

– Шура! Как вы сказали! В самом деле иногда так и хочется – взять и выкинуть всю прошлую жизнь! – И он размахнулся, чтобы немедля исполнить желание, выкинуть прошлую жизнь вместе с телефоном.

Шура удержала его отчаянную, но слабую руку.

– Алексей Петрович, не торопитесь! Это всегда успеется!

– Выкину! Ничего в ней хорошего, если подумать! – упорствовал Мишаков.

И выкинул бы, пожалуй, но телефон в это время зазвонил. Мишаков удивленно поднес трубку к уху.

– Маша? Ты как дозвонилась? А я тут... В гости меня... Хорошие люди... Едешь уже? Это хорошо. Да ты что? Я что, враг себе? В рот не брал!.. Нет, ты... Я же говорю... Маша...

Видимо, там отключились, не поверив ему. Он уронил руку.

– Жена? – спросила Шура деликатно, без осуждения, да и как осуждать, если такая неприятность у человека. – Видите, какая связь интересная? От нас не достает, а к нам, пожалуйста.

– Она везде достанет. Так. Пора мне. – Мишаков поднялся и обратился к Андрею Ильичу. – Будьте любезны, как вас, извините! Мне бы машину организовать.

– Куда это вы? А пообедать?

– Извините, я и так... Перебрал...

– А вот как раз и в себя придете, закусите.

Мишаков, подумав, тряхнул головой:

– Пожалуй, это резон. Только недолго.

Шура взяла Мишакова под руку, повела его. Андрей Ильич, Вадик и Нестеров шли сзади.

Нестеров, изнемогая от идиотизма ситуации, сказал:

– Может, я уже не нужен? Человек выпил. В таком состоянии он ничего не воспринимает.

– Ничего, сейчас протрезвеет, и опять попробуем. Очень вас прошу, Александр Юрьевич.

А Вадик заявил:

– Я не знаю, как насчет женского воздействия или психотерапии, но если вы не хотите, чтобы он уехал, то я могу обеспечить.

– Это как?

– Не вполне законно, но вполне действенно! Сейчас я сбегаю в медпункт, возьму один порошочек. Нашему гостю будет не очень хорошо. В области желудочно-кишечного тракта.

Андрей Ильич поморщился:

– Понос, что ли? Так и говори! А зачем?

– А затем, что мы тут же его ведем к роднику, наливаем ему водички – и у него всё пройдет.

– А если не пройдет?

– Гарантирую – пройдет!

Вадик побежал к медпункту, а Мишаков отклеился от Шуры, подошел к Андрею Ильичу и сказал:

– Я вас попрошу... Шура женщина хорошая, но... Люди кругом... Мало ли. Подумают что-нибудь, донесут.

– Нет проблем! – Андрей Ильич сделал страшные глаза Шуре и показал ими направление: удались!

Та удивилась и обиделась. Гордо повернулась и ушла, ни разу не обернувшись. Мишаков, кстати, ее совсем не заинтересовал. Он, может, настоящую женщину впервые в жизни видит, а результатов – никаких. Пустой мужчина.

Оставшиеся Мишаков, Андрей Ильич и Нестеров отправились обедать.

11

Мишаков, Андрей Ильич и Нестеров отправились обедать. Вскоре к ним присоединился Вадик.

Мишаков ел старательно, чтобы вытолкать объемом пищи скопившийся хмель. Вадику не составило труда незаметно подсыпать ему порошок.

Стали ждать результата.

Но время шло – результата не было. Видимо, борьба пищи с алкоголем была мощной, и дополнительные ингредиенты не сразу смогли принять участие в этой битве.

Но вот Мишаков вдруг выпрямился и застыл. Прислушался к себе.

– Что? – с надеждой спросил Андрей Ильич.

Надежда его тут же оправдалась.

– Мне бы отлучиться, – выдавил Мишаков, пунцовея.

– Пожалуйста. Пойдемте, провожу.

– Я сам. Вы только покажите.

Андрей Ильич вывел его и показал деревянное строение в глубине сада. Мишаков скрылся там. Его не было долго. Подошел Лев Ильич, освободившийся от дел, узнал о плане Вадика и назвал это авантюрой. Но когда Мишаков наконец появился и его повели к роднику лечиться, он присоединился, чтобы не допустить еще чего-нибудь несанкционированного. Нестеров, считая, что его миссия окончательно исчерпана, в очередной раз собрался удалиться. На этот раз его не отпустил Лев Ильич. Он не очень верил в то, что способности Нестерова помогут в данном случае, но, поскольку был настроен по отношению к психотерапевту неприязненно, воспользовался возможностью доставить ему неудовольствие. Злорадный поступок, не спорим, но все мы люди.

Мишаков, обессилевший от обильной еды и ее результатов, шел покорно.

Привели к роднику, Вадик наполнил стакан водой, незаметно всыпал туда противоядие, подал Мишакову. Мишаков выпил и лег на траву.

– Легче? – нетерпеливо спрашивал Вадик.

– Нет еще...

– А сейчас?

Вскоре подействовало. Мишаков сел, покрутил головой:

– Фу... Отошло... Надо же!

Все радостно переглянулись. Лев Ильич решил, что пора.

– В этом и суть, Алексей Петрович! Подлинная целебная минеральная вода! – сказал он.

– Даже удивительно, – отдувался Мишаков.

– Можно наладить промышленное производство! Тем более мощности есть – винный завод простаивает фактически!

Мишаков одобрил:

– Дело хорошее!

Лев Ильич тут же достал из портфеля папку.

– Мы даже бумаги подготовили. Остается подписать – и всё.

– Рад за вас, – сказал Мишаков, рассеянно беря подсунутую папку. – Действительно замечательное дело. Чудодейственная вода.

– Вы посмотрите, посмотрите!

Мишаков, слегка недоумевая, поворошил бумаги, бормоча:

– Стоящее дело, стоящее...

Андрей Ильич достал ручку:

– Так, может, сразу и...

И умоляюще поглядел на Нестерова: дескать, вон он, твой момент, действуй!

Нестеров его понял. Понимал он также, что шансов на успех нет. И, продолжая внутренне усмехаться, хоть и с возрастающим раздражением, подхватил:

– И вам станет гораздо легче! Я уже говорил: хорошие дела облегчают соматические состояния. Ведь это для людей. Я бы одобрил, не задумываясь.

– Одобряю! – сказал Мишаков. И вернул папку.

Братья Шаровы переглянулись: опытный, собака, на словах-то одобрил, но ничего не подписал! Осторожный!

Однако соглашаться с поражением не хотелось.

Андрей Ильич налил и поднес Мишакову водки, говоря:

– Теперь немного выпить, потом в баньку – и будете как новенький!

– Не надо бы, – с сомнением посмотрел на стакан Мишаков.

– Зафиксировать облегчение! – оправдал водку Вадик врачебным голосом.

– Нет, знаете... Жена звонила, будет ждать.

– Всех нас жены ждут. Жен много, а жизнь одна! – вывел формулу Андрей Ильич.

Но тут глаза Мишакова как-то странно остекленели.

– Что такое? Опять плохо? – встревожился Андрей Ильич.

Мишаков молчал и смотрел.

Все обернулись.

На опушке леса стояла Нина с веткой в руке и венком полевых цветов на голове. Она показалась волшебно прекрасной и тем, кто ее знал, а уж Мишакову тем более. Он просто обомлел. Дыхание у него перехватило. И он сам не заметил, как осадил полный стакан, после чего зажмурился, а когда проморгался, вытер набежавшие от крепкого напитка слезы, Нина уже исчезла.

– Что это было? – спросил он.

Вадик неохотно ответил:

– Это так... Одна девушка...

Нестеров неожиданно встал и пошел в лес.

– Александр Юрьевич! Вы куда? – окликнул его Андрей Ильич.

Нестеров не ответил.

– Бывает же на свете, – пригорюнился Мишаков. – И ведь кого-то она любит, а? А у нас... А, катись оно всё! В баню, говорите? Хочу в баню! – воскликнул он так отчаянно, будто решился не в баню, а в самое пекло.

А Нестеров продирался сквозь кусты, ему казалось, что он видит впереди мелькающие цветы на голове Нины. Выбрался к крутому берегу реки. Никого.

Долго сидел, озираясь.

Видел сверху, как братья Шаровы и Вадик повели Мишакова к бане.

12

Братья Шаровы и Вадик повели Мишакова к бане.

Она была приготовлена, жарко натоплена. Мишаков бросился в этот жар. По тому, как он хлестал себя веником, не соблюдая осторожности, сидя на верхней ступеньке, видно было, что парильщик он никудышный, неопытный. Скоро сомлеет.

Но Мишаков, однако, не сомлел, хлестался всё яростней, просил братьев себя обработать. И они уже изрядно притомились.

Меж тем дело шло к вечеру.

Младший Мишаков неустанно названивал брату, пытаясь понять, куда он делся. То недоступен, то не отвечает. Наконец Александр Петрович сообразил, что дело серьезное, и позвал капитана Терепаева.

Тот прибыл, весь потный от жары и своей тучности. Спросил:

– Какое это у тебя дело, что по телефону нельзя сказать?

– Будешь смеяться, хотя ничего смешного. Брат у меня пропал, – огорошил его Александр Петрович.

– Действительно, смешно. Рассказывай.

– Приехал он ко мне погостить. Утром приехал. Утром у меня, сам понимаешь, работы море. Я позвонил Петриченко в «Рассвет», чтобы за братом приехали, рыбалку ему устроили, то-се, а я бы вечером сам... А он исчез.

– Когда?

– Утром и исчез. Вышел от меня – и с концами. Я прямо не знаю, что думать. Телефон не отвечает. Ерунда какая-то.

Терепаев подумал и выдвинул версию:

– В заложники не могли взять?

– Его? Зачем? Выкуп с семьи потребовать? Он живет очень скромно, всю жизнь на почте работает, хоть и начальник отделения связи, но деньги крошечные.

– Да не с семьи выкуп, а с тебя. Ты-то не на почте работаешь, у тебя деньги водятся.

Мишаков-младший рассердился:

– Насчет слухов про мои деньги...

– Ладно, ладно, мы не у прокурора! Может такое быть?

– Вряд ли. Хотя... Но ведь не звонит никто, ничего не требуют!

– Доводят до нервного срыва, обычная практика, – уверенно сказал Терепаев. – Так. Кто его видел последним?

– Я и видел. Вышел от меня и пропал.

– Не сразу же пропал, тут всё-таки не темный лес. Кто-то еще его видел, ты спрашивал?

– Нет. Да и неудобно как-то.

– Ну, уж решай – или тебе неудобно, или ищем брата.

– Ищем!

– Тогда сейчас будем звонить и опрашивать. Приметы какие?

– Приметы... Да на меня он вообще-то похож...

Терепаев тут же насторожился.

– Ты чего? – невольно усмехнулся Александр Петрович. – Ты чего подумал? Что это меня хотели?

– Не исключаю. Враги есть у тебя?

– У какого честного человека их нет?

– Если мы будем исходить из того, что ты честный, – заметил Терепаев, – то следствие сразу зайдет в тупик!

– Ну, знаешь...

– Ладно, ладно. Уж и пошутить нельзя. Давай обзванивать народ.

13

Они начали обзванивать народ, а потерявшийся Мишаков-старший продолжал париться.

В предбанник вывалились один за другим братья Шаровы.

– Такой с виду хлипкий человек, а парится как зверь! – удивлялся Андрей Ильич.

– Не говори, – глотал воздух Лев Ильич. – Что будем дальше делать?

– Дожимать. Сейчас опять идем ко мне...

– Ко мне, – поправил Лев Ильич. – У тебя он уже два раза был. А у меня семья на отдыхе, простор, делай что хочешь. Красавицу бы ему какую для общества. Шура ему, похоже, не понравилась. Нину разве?

– Если ей прямо сказать – не пойдет. Надо пригласить вместе с Вадиком. Тогда и Нестеров может прийти, он вроде на нее глаз положил.

– Опять ты с экстрасенсом своим! Нет от него никакого толка!

– Еще как есть! Ты просто не видел, он его у реки чуть в транс не ввел, жаль, телефон в это время зазвонил.

– Ладно, попробуем еще...

Порешив на этом, братья пошли вызволять Мишакова, пока тот совсем не запарился.

А Терепаев и Мишаков-младший, обзвонив многих сотрудников администрации, наконец напали на след: начальник хозяйственного управления Яковлев видел, как Алексея Петровича усадили в машину и увезли.

– Силой? – спросил Терепаев.

– Да нет вроде.

– Так. Тогда давай описывай их. Если из нашего района, отыщем. Я тут каждого в лицо знаю!

И Яковлев принялся описывать.

Терепаев слушал, и лицо его одновременно и прояснялось, и озадачивалось.

– Ничего не понимаю! – сказал он.

Тут ход расследования был нарушен: в кабинет Мишакова-младшего вошла Маша, жена пропавшего брата. Женщина высокая, худая и строгая.

– Маша? Уже приехала? – растерянно вымолвил Александр Петрович.

– Где Алексей? – нервно спросила Маша. – Что происходит вообще? Звоню ему: говорит – в гостях, а сам уже лыка не вяжет, а потом вообще дозвониться не могу. У кого в гостях? Вале твоей позвонила, а она его в глаза не видела! Куда дел, только не ври!

– Я не вру, Маша, просто...

– Как знала, не хотела его одного отпускать! – шумела Маша. – У тебя, Александр, извини за прямоту, репутация в моем мнении самая отрицательная! Как с тобой Валя живет, не понимаю? Кобель ты и пьяница, в глаза тебе говорю! Куда Алексея дел, отвечай!

Терепаев пришел на выручку, заодно сбивая бытовой настрой этой скандальной сцены, и спросил женщину сугубо официально:

– Насколько я понимаю, вы жена Алексея Петровича?

– Правильно понимаете!

– Тогда сядьте и успокойтесь. Пропал ваш муж.

Мишакова не села, а просто упала на стул.

– Как пропал? Куда пропал?

– Это мы как раз и выясняем.

Маша запричитала:

– Так и знала! Так и знала! Когда дома и на работе – тихий человек! Стоит куда поехать – вечно какая-нибудь история! Найду, просто все последние волосы ему повыдергаю!

Мишаков-младший невольно пригладил на голове свои негустые волосы и попытался успокоить:

– Зачем так, Маша? Тут, может, политическое дело. Может, его вообще в заложники взяли.

– Господи! – испугалась Маша.

– Ничего, – утешил ее Терепаев. – Будем надеяться, что он еще живой. Подозрительно одно: не звонят!

Маша поползла со стула.

Терепаев и младший Мишаков бросились поднимать женщину. А братья Шаровы в это же самое время, напротив, опускали Мишакова-старшего на землю.

14

Братья Шаровы опускали Мишакова-старшего на землю возле дома Льва Ильича, потому что он пожелал отдохнуть на свежем воздухе.

К тому же он увидел в саду Нину.

Правда, тут же угрюмо расположились и Нестеров с Вадиком, но Мишаков не обратил на них внимания.

Братья ушли в дом. А Мишаков, немного посидев на траве, нашел в себе силы переместиться на лавку, где была Нина. Тут только он заметил Вадика. Долго смотрел на него, вспоминая. Вспомнил и обрадовался:

– Молодой человек, извините, мне бы еще воды целебной!

– Вам хватит, – хмуро сказал Вадик.

– Ладно. Девушка! Что я хочу сказать... – уставился Мишаков в щеку Нины, но Вадик вдруг тоже обратился к ней:

– Нин, нам пора, – и объяснил Мишакову: – Извините, нас ждут в другом месте.

Нина пожала плечами и пошла с Вадиком. Через несколько шагов спросила:

– Где это нас ждут?

– Да просто противно. За кого они тебя принимают?

– Кто? – не поняла Нина. – Просто позвали.

– Может, тебе там интересно? С этим начальником? Или с Нестеровым?

– Нет. И чего ты злишься?

– Я? Да ничего я не злюсь, – смутился Вадик.

А Мишаков завел беседу с Нестеровым – потому что с кем же еще? Никого больше не осталось. А говорить хотелось – очень.

– Знаете, у меня такие девушки тоже есть в коллективе! – гордо сказал Мишаков. – В смысле – молоденькие тоже. И тоже красавицы, между прочим! И я их всех – вот так держу! – он сжал кулак. – Пятнадцать женщин – и все тут! Я только вхожу, и они сразу – молчат. А две прямо передрались из-за меня. Серьезно. Но я руководитель! Я на виду! Их много, а я один, правильно? Одна прямо на всё из-за меня готова. Даша, красивая девушка, в институте заочно учится. И как мужчина я ее понимаю. Но коллектив наблюдает! Понимаете? Я ей так и сказал: Маша...

– Даша, – напомнил Нестеров.

– А? Ну да. Маша – это другая. Тоже как кошка влюбилась. – Он хихикнул. – Проходу не дают! Я ей говорю: Даша! Даша, говорю! И смотрю вот так... Вот так в глаза. Вот как на вас. Действует?

– Очень, – не стал возражать Нестеров.

– То-то! – расправил грудь Мишаков. Но тут же вдруг согнулся, обхватил голову руками и заплакал. Прямо-таки зарыдал.

– Если б вы знали! Если б вы знали, что за жизнь у меня! Что за жизнь! Жена пилит – мало зарабатываю... Коллектив не уважает... Дети родные не уважают, считают, что женской профессией занимаюсь! А я ее люблю!.. Но это неважно! Жизнь проходит... а у меня ни разу... ни одного разочка... не было красивой женщины! Ни одной!.. Понимаете? Такой, как эта Нина! Это ужасно! У вас были такие девушки?

– Нет, – соврал Нестеров не из скромности, а во избежание развития темы. И отчасти от сострадания.

– Правда?

– Правда.

– Это утешает. Я сейчас задам вам вопрос как врачу.

– Пожалуйста.

– Скажите, зачем жить?

Нестеров терпеть не мог пьяных разговоров – особенно на такие темы. Он промолчал.

Мишаков ждал, ждал ответа – и уронил голову, сказав:

– Я так и думал.