Текст книги "Вагнер"
Автор книги: Алексей Сидоров
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
А. А. Сидоров
Р. ВАГНЕР
Вагнер. Рисунок Ф. Ленбаха
ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ
В феврале 1933 г. весь цивилизованный мир отметил пятидесятилетнюю дату со дня смерти Рихарда Вагнера, великого музыканта, бывшего вместе с тем поэтом, драматургом, мыслителем и борцом.
На его родине, в Германии, за две недели до того пришли к власти «коричневые», – фашизм. Двенадцатого февраля, накануне юбилейной даты, в Лейпциге, родном городе Вагнера, в зале Гевандгауза, знаменитом своими концертами, происходит юбилейное заседание в присутствии дипломатического корпуса, Гитлера, Геринга и Фрика. Обербюргермейстер Лейпцига – Герделер, объявляет, что «сегодня Германия хочет благодарить своего художника слова и звука за дело его жизни». Шиллингс, дирижер, глава Берлинской Академии художеств, в своей речи говорит о «таинственных нитях, которые неизъяснимым волшебством связывают каждого немца с родиной». В Мюнхене у памятника Вагнеру были исполнены три фанфары: у того самого памятника, где немного дней спустя фашистская провокация искала призрак коммунистических заговорщиков, фашистский пророк Розенберг прославил Вагнера за воплощенный им идеал «северозападной(!) красоты».
Это – одна сторона медали. В Стране советов, в Ленинграде и в Москве, память Вагнера отмечена рядом концертов, собраний и статей в широкой печати. Перед всеми теми, которые ценят художественное наследство Вагнера, стоит задача – установить подлинное его лицо. «Как же нам отнестись к Вагнеру? Быть может нам отбросить его, раз он реакционер?.. Некритически принять?.. Ни то, ни другое… Горе тому, кто обеднит мир, перечеркнув Вагнера цензорским карандашом. Горе тому, кто спустит этого волшебника в наш лагерь».
Это слова А. В. Луначарского.
Лозунг о критическом освоении художественного наследия прошлого обязывает с особенным вниманием подойти к противоречивой, богатой контрастами и сложной жизни великого мастера.
САКСОНИЯ. СРЕДА
Восемнадцатого октября 1813 г. на полях Лейпцига решалась судьба Европы. Немцы, австрийцы, русские, шведы стояли против французов, во главе которых был Наполеон. Император Наполеон прощался с союзником своим, испуганным королем саксонским, за Лейпцигом, после вчерашнего перемирия, гудели триста пушек; потеряв свою треуголку, с обнаженной головою проскакал император по Брюлю, одной из главных улиц Лейпцига; проскакал на запад, к Ранштедтским воротам, чтобы никогда больше не вернуться в Германию. Союзные войска вступили в Лейпциг под разноцветными знаменами императоров и королей «милостью божьей». Над Европой нависала реакция «Священного союза».
Все это видела из окна дома по Брюлю за № 3 Иоанна-Розина Вагнер, жена полицейского чиновника Карла-Фридриха-Вильгельма Вагнера – видела сидя над колыбелью младшего сына, родившегося пять месяцев назад…
Эта картина бегства Наполеона – характерная заставка для поколения, к которому принадлежал мальчик Рихард Вагнер, подобно тому, как иное видение – Наполеона на вершине славы, гарцующего по аллее Дюссельдорфа – навсегда запомнилось другому знаменитому молодому человеку молодого девятнадцатого века – поэту Гейне. Вагнер родился саксонцем, в год, бывший для его родины кризисным. То, что называли потом реставрацией, было по существу классовой местью феодализма – местью французским идеям революции; новым классовым установкам, новой культуре, весьма непочтительно зачеркнувшей все благодати старинных религий и сословных традиций, – местью старого новому. Поколению, родившемуся под пушечные громы наполеоновского падения, было суждено дышать воздухом, пропитанным национализмом и свободобоязнью.
Иоганна-Розина Вагнер мать Р. Вагнера.
Дом, где родился Вагнер. Лейпциг, улица Брюль, 3, впоследствии 88.
…Саксонии пришлось плохо. Стиснутая с севера растущей соперницей, Пруссией, с ее тенденцией политического и экономического захвата, с юга – австрийской традиционной отсталостью, продолжая нереальную игру XVIII века, ориентируясь на призрак «Королевства Польского», Саксония в тревожные годы наполеоновских конфликтов пыталась вести собственную политику, – приведшую ее к дням лейпцигской «битвы народов». В год Иены и Ауерштедта саксонцы «изменили национальному «немецкому делу», и заключили с Францией договор, согласно формуле: «Бог да хранит Наполеона, а Наполеон – Саксонию». Вспомогательный корпус саксонских войск замерзал вместе с великой армией на полях России. Из похода 1812 г. в Саксонию вернулось меньше трети солдат. А в тот самый день, когда Наполеон галопом проскакал по Брюлю мимо ворот вагнеровского дома, саксонцы восторженно изменили вторично и перебежали на сторону победителей – русских, пруссаков, австрийцев. Одураченный король саксонский был вынужден пережить унижение плена. Когда впоследствии он увидел в дрезденском театре на сцене актера, лицо которого напоминало ему чиновника, осмелившегося сообщить ему, королю, что он – в плену, – он велел неповинного актера удалить со сцены.
Приходилось платить. На венском конгрессе 1815 г. из-за Саксонии дело чуть не дошло до войны между бывшими союзниками. Ее все же оставили в виде «буфера» между Австрией и Пруссией. Но королю саксонскому пришлось подписать договор, по которому он уступал Пруссии большую часть своего государства: 20 тысяч кв. километров и 850 тысяч подданных. Оставшаяся самостоятельным государством в числе составлявших «Германию» стран – одной империи, пяти королевств, одного курфюршества, семи великих герцогств, десяти герцогств просто, десяти княжеств, четырех вольных городов, – Саксония сохранила 15 000 кв. километров и 1 200 тысяч жителей.
Хозяйственная база Саксонии – обрабатывающая промышленность. Аграрный центр страны окружен Рудными горами, которые богаты каменным углем, оловом, свинцом. Саксония – центр развивающихся мануфактур, построенных, как об этом упоминает Маркс, на основе огромного государственного долга. Ткачи и шерстобиты, горняки и печатники образовывали издавна основные кадры трудящегося населения страны. Сохранялась цеховая, давно изжившая себя, форма организации труда. Но на рубеже XIX в. вводятся машины (для прядения, для печати). Возникают – особо в связи с наполеоновской континентальной блокадой – первые фабрики; Хемнитц, невдалеке от Дрездена, был их центром. Но в Саксонии развита также и торговля. Сукна и кружева Саксонии знамениты в Европе. Лейпциг, где стояла колыбель маленького Вагнера, – знаменитый центр ярмарочного товарообмена. В частности, улица Брюль – главная артерия меховой торговли. К тому же в Лейпциге – университет, один из знаменитейших в Европе. В уютном «Ауербаховском» кабачке среди студентов сиживал когда-то на бочке полулегендарный доктор Иоганн Фауст. Саксония была оплотом лютеровской реформы: в ней складывались первые прочные кадры новой буржуазии, и знаменитый саксонский художник, Лукас Кранах, придавал крепкие буржуазные черты физиономиям местных феодалов.
Разоряемые реакционно-феодальной политикой притязавших на Польшу курфюрстов, саксонских Августов, города Саксонии не дали стране полностью той классовой культуры, которую как будто обещало время первоначального накопления. На общем фоне феодального развала Саксония была наиболее передовою страной. Отсюда взяла свое начало немецкая классическая поэзия. В Дрездене, официальной столице, сосредоточились завезенные сокровища, картинная галлерея и итальянская опера. Страну покрыла армия исполнителей – чиновников финансовых, светских и духовных. Из среды этой мелкобуржуазной по быту бюрократии и вышли Вагнеры.
Все предки Вагнера – саксонцы. Дотошный и влюбленный биограф Вагнера проследил вплоть до XVII века и тридцатилетней войны имена, занятия и местожительства вагнеровских дедов и прадедов.
Они – вначале учителя, органисты, канторы, – причастны к школе и церкви. Верные лютеране и чистокровные мелкие мещане, они живут в самых заброшенных уголках саксонской провинции, понемногу перебираясь к городам. Готлиб-Фридрих Вагнер, умерший в 1795 г., дед родившегося в 1813 г. мальчика, – первый из всех его предков, предстает перед нами как лицо с определенной индивидуальностью. Он имеет уже высшее образование. Кроме того, он уже не сельский учитель и не церковный музыкант, он – акцизный чиновник, собирающий пошлины и въездный сбор в Лейпциг, у тех самых Ранштедтских ворот, где впоследствии будет жить семья его сына. Еще одна черточка, приведшая в смущение буржуазных биографов, характерна для этого Вагнера: с невестою своею он сошелся до брака, «церковное благословение» не было обязательным для современника эпохи «бурь и натиска».
У семьи Вагнера никогда не было недвижимого имущества или каких-либо сословных привилегий. «Акцизный чиновник», однако, уже имеет доступ к целому ряду преимуществ. Сбор денег у ворот крупного торгового города был очевидно выгоден. Местность у Ранштедтских ворот к тому же с 1766 г. была отмечена открытием драматического театра. Своим двум сыновьям Готлиб-Фридрих Вагнер сумел уже дать университетское образование и задатки художественных вкусов. Идеология этой мелкобуржуазной получиновничьей интеллигенции определена эпохой, лицемерно именовавшейся «веком просвещения». Классическая литература Германии, деятельность Гете и Шиллера в одном из соседних с Саксонией княжеств, руководит установками лейпцигской молодежи на рубеже ХVIII и XIX веков. Два брата Вагнера разделяют общее увлечение литературой и театром. Старший брат, Карл-Фридрих-Вильгельм родился в 1770 г. – в год рождения Бетховена. Это он и был впоследствии «полицейским актуарием» в Лейпциге, исполнял рель полицеймейстера при городском самоуправлении. Юрист по образованию, он был театралом по симпатии. У Фридриха Вагнера оказалась хорошая библиотека античных классиков, а как чиновник лейпцигской полиции он проводил в жизнь кодекс Наполеона, когда Лейпциг был оккупирован французами.
…Его сын, родившийся 22 мая 1813 г., Вильгельм Рихард – стал одной из крупнейших фигур XIX века.
…В семейной биографии Рихарда Вагнера была своя тайна. Она создана по существу им же самим: был ли действительно Рихард Вагнер сыном театромана-полицейского Фридриха Вагнера?
Мать Вагнера, Иоанна Розина Пэц (или Беец? – ее фамилия раньше писалась Веrtz, Реrthes, и Веrtzt вышла замуж за Карла-Фридриха Вильгельма Вагнера з 1798 г. двадцати четырех лет. Дети следовали один за другим. Рихард был девятым ее ребенком, четвертым сыном. Выраженное Вагнером сомнение относительно того, «то был его отцом, оправдывает внимание, какое оказывают биографы Вагнера личности незаурядного человека, ставшего отчимом Вагнера: Людвига-Генриха-Христиана Гейера.
Театральные интересы полицейского чиновника Фридриха Вагнера впервые познакомили его с этим молодым дилетантом. Гейер происходил из евангелически-церковной семьи таких же органистов и канторов, как и Вагнеры прежних поколений. Одаренный живописец, не доучившийся до конца студент, Гейер с 1801 г. становится актером-профессионалом, играет в различных городах немецкой провинции, с 1809 г. входит в состав труппы, сидевшей полгода в Дрездене и полгода в Лейпциге. Его знакомство с семьей Вагнеров, начавшееся с первых годов столетия, переходит в самую тесную дружбу. Он пишет портрет матери Вагнера в характерном для господствующего тогда стиля «ампир» открытом платье, с чепчиком на голове, – и в качестве парного к нему свой собственный портрет, в берете и с папкой живописца. Переписка Гейера с семьей Вагнера богата интересными деталями, бытовыми и профессиональными. Во время событий 1813 г. Гейер – вдали от своих друзей, связанный службой в дрезденской труппе. – Но осенью того же года, 22 ноября 1913 г., Фридрих Вагнер, после свержения французов и пленения короля, перегруженный заботами, умирает от «лазаретного тифа». Гейер принимает в многочисленной семье Вагнеров исключительное участие. Он устраивает старших детей у родственников и знакомых и перевозит оставшуюся семью Вагнеров к себе в Дрезден. Через полгода после смерти Фридриха Вагнера его вдова выходит замуж за Гейера. От этого брака у матери Рихарда была еще дочь, Цецилия, любимая подруга его детства. Рихард очень любил своего отчима и пользовался его особой любовью. Действительно ли Гейер, как писал в 1870 г. Рихард Вагнер своей сестре, «хотел своим браком на вдове друга загладить некую вину» или никакой «вины» вообще не было – это остается именно тем секретом, который будет интересным в настоящее время разве только для психоаналитиков. – Принципиального значения вопрос об отце Рихарда Вагнера конечно не имеет.
Переезд в Дрезден означает знаменательный перелом в жизненной среде семьи Вагнеров. Из старинного дома на Брюле, дома, носившего живописное название «у красного и белого льва», – семья Вагнер-Гейер переселяется в Дрезден на Морицштрассе и чувствует себя здесь вполне обеспеченной годовым заработком Гейера в 1 040 талеров. Знакомства семьи – теперь профессионалы: артисты драмы и оперы, журналисты, интеллигенты.
Эпоха после 1815 г., т. е. дрезденский период детства Вагнера, определяется теми законами реакций, которые были начертаны на знаменах реставраторов.
Священный союз» и Меттерних; Австрия, католический феодализм, восстановление всего, что было уничтожено при французской оккупации, вплоть до воскрешения косичек и капральской палки. В стране устанавливается затхлая и неподвижная тишина. В окнах королевской резиденции в Дрездене сидят одетые в красное гренадеры, свесив ноги через подоконник во двор, вяжут чулки – а на коленях у них открытые томы чувствительных романов. Немецкое искусство переживает эпоху буржуазного романтизма: в театре господствует «драма судьбы», и разбойник Яромир в «Праматери» Грильпарцера, герой, исполняющий мистическую волю некоего древнего искупления, заступает место героического бунтовщика против несправедливости, – Карла Моора из «Разбойников» Шиллера.
Для понимания среды, которая воспитывала молодого Вагнера, важнее эпигоны, чем классики, не великие имена Гете или первых вождей романтизма, а та поэзия второго сорта, которая, несмотря на ряд исключений, отражает рост буржуазного сознания. Людвиг Уланд, родившийся за четверть века до Вагнера. удачно характеризует ту Германию, какая представлялась глазам либерального бюргерства. – Княжеский двор? – Дерево, которое стоит «кверх ногами», корнями в небо. Университеты? – Профессор ежедневно «освобождает внутренний наш смысл» в то время, когда ему самому чудесно удается житейская практика. Поэзия? – Поэта интересует только его собственное разорванное сердце, но не боль народа. Церковь? – Ее девиз «кланяйся и молчи». Парламент – карикатура, а государственный герб вместо орла, символизировавшего полет вперед—
«Гербом была улитка,
А щитоносцем – рак».
Уланд делал только одно исключение: в доме бюргера – все хорошо. Здесь цветет добродетель и счастье. Его идеал Германии – единый дом, полный хороших людей. Беззубость критики объясняется классовым характером либерального бюргерства. Генрих Гейне, по возрасту занявший среднее место между Уландом и Вагнером, в это же время (1816) умеет сказать о современной ему Германии иное.
…«На гробницах великанов
Вижу карликов народ».
Царствуют суеверия, ложь, обман. – Великий враг Генриха Гейне, феодальный оппозиционер Платен говорит:
«Ты знаешь, что на всей планете
Нет худшего, чем немцем быть».
Литература прозаическая и драматическая эпохи романтики субъективно служит целям реакции. Вместе с тем социальный состав немецкой культуры – буржуазен. «Я умоляю тебя, лучший мой Карл, не позволяй слабости мечтания отвратить тебя от гражданских (бюргерских) и домашних намерений», – пишет любящая мать молодому студенту, Карлу-Людвигу Занду. Адресат этого письма получил в Берлине «патриотический» совет посетить поля сражений наполеоновской освободительной войны. Увы! – поля национальной славы забыты, а окрестные жители принимают патриотов-экскурсантов за учеников зубоврачебного дела, которое обыскивают поля сражений в поисках за человеческими зубами.
Вместе с тем медленно накипает недовольство. Чтобы его понять, достаточно указать на полный провал всех ожиданий, которыми была поднята Германия на борьбу с Наполеоном. Никаких конституций, торжественно обещанных многими королями и герцогами Германии их подданным, последние не получили. В 1817 г. жестокий экономический кризис почти обесценивает валюту. Крестьянство сгоняется с земель под предлогом предоставления ему права выкупа от личной крепостной зависимости. Выиграли только феодалы-помещики. Буржуазия вначале с этим примириться не может, ища любого предлога для того, чтобы выступить с протестом, хотя бы самым невинным. В 1817 г. все сильные мира сего но главе с Меттернихом насмерть перепугались, когда во время юбилейного празднества трехсотлетия лютеровой реформации в Вартбурге студенты сожгли два символа господствующего строя: косичку и палку капрал. В эпоху первой реакции студенчество, кадры которого пополнялись главным образом «средней» буржуазией, являлось носителем передовых идей. Очень относительна конечно их прогрессивностъ. Устав знаменитых студенческих объединений– буршеншафтов помещает в своих проектах на первом месте требование «научно-бюргерского переворота:»… Врагами немецкого народа объявлены римляне, монахи и солдаты. И тот самый студент, к которому обращен был выше цитированный призыв любящей матери «беречь бюргерские и домашние» добродетели, гравирует на длинном кинжале строчку из Теодора Кернера, поэта антинаполеоновской партизанской войны:
«Вонзи в себя враждебное копье.
Свободе смертью путь освобождая».
Иногда лучше умереть, чем жить, показать своею гибелью пример, уничтожить врага, и Занд обращает в 1819 г. свой кинжал против русского шпиона Августа Коцебу – «архираба и охранителя этого продажного времени». – Кинжал Занда был воспет на Востоке величайшим из поэтов России. Убийство это – событие, всколыхнувшее всю Европу.
Убитый был известным драматургом Германии. Он проповедывал не только в доносах царскому правительству или в критических статьях, но и в своей драматургической практике идеи застоя…
Мы не можем понять молодого Вагнера вне среды, сложившей его индивидуальность. Мы не можем учесть все ее особенности без анализа сегодняшнего искусства драматического и музыкального.
ТЕАТР И МУЗЫКА
Основные реформы немецкого театра падают на XVIII век. Французская классическая трагедия, александрийский стих, «три единства», героика и пафос стиля барокко – стоит по одну сторону рождающегося нового искусства сцены. По другую – исконние немецкие арлекинады, «Гансвурст», грубоватый «народный» паяц, восходящий к ярмарочным подмосткам позднего средневековья. Итальянская опера сохраняет свое привилегированное положение. История передовых антреприз XVIII века во главе с знаменитым гамбургским театром Лессинга показывает, как необходимы были для публики чисто зрелищные элементы: танцы, балеты, интермедии.
В окружении многих разнозначущих и взаимно друг друга исключающих влияний создается репертуар немецкой сцены XVIII века. Новое содержание театра определено бюргерством, – подымающимся «здоровым» классом. Революционные для своего времени, первые драмы молодого Шиллера, столь же характерны для этой эпохи как и драматургическая деятельность «немецкого Бомарше» – Иффланда.
На рубеже XVIII и XIX веков происходит, однако, иное. Здесь классицизм побеждает. Поздние стихотворные драмы Шиллера отвлекают зрителя – того же бюргера – от непосредственных задач общественной борьбы. Призрак французской революции, ставший грозной действительностью, требует активизации всех охранительных сил, в том числе и театра. Август фон Коцебу, подчеркивающий в своих произведениях «сколь многим обязана Германия России», выступает объективным проповедником политической реакции.
История театра, конечно, не есть только история его репертуара. Социальная база артистической среды ощутительно меняется в течение полустолетия. Прежние кочующие антрепризы сменяются прочными учреждениями городских и более привилегированных «придворных» театров. Вместо гонораров «за облитие водой» или «за получение пощечины», употребительных еще в середине XVIII века, артисты получают теперь постоянную и сравнительно высокую плату. Вырабатывается система гастролей, базирующихся на литературной рекламе. Женщина на сцене становится уважаемой художественной и общественной личностью. Но, вместе с тем, в эпоху реакции театр неизбежно оказывается орудием реакционной идеологии.
Гейер, артист Дрезденского королевского театра на амплуа характерных героев, любил брать с собою маленького Рихарда за кулисы. Семилетний юркий мальчик, выказывавший особое пристрастие к акробатике, жадно впитывал в себя все впечатления сцены. В «Моей жизни», через пятьдесят лет, Вагнер вспоминает, как в 1820 г., во время празднеств по случаю возвращения из плена саксонского короля, ему самому, семилетнему мальчишке, было разрешено участвовать в живых картинах, где он изображал амура.
19 сентября 1820 г. маленький Вагнер участвует в «Вильгельме Телле». К несколько более позднему времени относится выступление Рихарда и в роли со словами: в пьесе «Ненависть и раскаяние» того самого Августа фон Коцебу, которого только что казнил Занд.
Гейер был не только актером, но и автором комедий, в которых дебютировали члены семьи Вагнер. Три старшие сестры Рихарда одна за другой поступают на сцену. В 1817 г. Гейер пишет комедию о «Девушке издалека», безобидный пустячок в стихах для дебюта второй по возрасту сестры Вагнера, – Луизы, которой тогда было всего 10 лет. В 1818 г. в пьесе Гейера «Праздник жатвы» дебютирует старшая сестра, шестнадцатилетняя Розалия Вагнер. Самая известная, не один раз переизданная впоследствии пьеса Гейера «Избиение младенца» является трагикомедией, посвященной судьбе художника: порывы в прекрасную даль и конфликты с суровой действительностью – таково ее содержание.
Драматургия эпохи реакции в Германии – тема особого значения. С одной стороны – мещанская комедия, продолжающая Иффланда и Коцебу, с другой стороны – «трагедия судьбы», реакция в романтическом наряде; и появление социальной тематики, вначале имеющей своим содержанием общественно-национальные темы «освободительных» движений.
Основное действие «Битвы в Тевтобургском лесу» Генриха фон Клейста, покончившего с собой в 1811 г., драмы, которая не увидела света рампы в течение долгого времени, – нагромождает ужасы, убийства и злодейства. Ее мораль – против врага все средства хороши: измена, обман, удар в спину.
Идеолог немецкой деревни, четко видевший распад помещичье-феодальной касты, Иммерман, в своей драме «Андреас Гофер» противопоставляет восставших тирольских крестьян, ослепленных преданностью австрийскому престолу, французам, носителям революционной идеологии.
Перед будущим реформатором сцены с детства уже вставали, конечно, неосознаваемые им, идеи ненависти, любви, искупления, личности и коллектива. Вагнер с первого своего появления на подмостках чувствовал силу театра, как места проповеди. Фатализм Клейста и учет равноправия двух противоположных позиций у Иммермана одинаково использованы были зрелым Вагнером-драматургом.
В эти же годы встает на жизненном горизонте Вагнера фигура его дяди со стороны «первого отца» Адольфа Вагнера. Родившийся в 1774 г., Адольф Вагнер избрал себе специальность филолога и достаточно преуспел на поприще «приватного ученого». Он был одновременно издателем переводов Данте и шотландского крестьянского поэта Бернса. Исключительная его разносторонность при отсутствии настоящей творческой силы характеризовала Адольфа Вагнера, ставшего особенно близким племяннику позже – в годы его отрочества. Но и теперь, в дрезденский период жизни вагнеровской семьи, лейпцигский дядя играл в ней немалую роль. Неглупый брюзга, он видел четко все недостатки тогдашнего театра. Голос дяди не помешал трем его племянницам пойти на сцену, а старшему брату Вагнера, Альберту, стать певцом. Впоследствии же Рихард Вагнер не раз вспоминал в горькие минуты своих конфликтов с зрительным залом едкую речь старого Адольфа: «Масса чаще всего бывает неправа в оценках искусства».
Драматический театр 1820 годов исключительно тесно сроднен с музыкой, с проблемами пения, оркестра, озвучения действия, единства управления. Гейер, руководитель судьбы маленького Вагнера, не раз выступал как певец в немецкой опере Дрездена, возникшей рядом с придворным итальянским оперным театром. Певицами и артистками одновременно были как сестры Вагнера, так и та сыгравшая в его жизни большую роль женщина, имя которой будет упоминаться в дальнейшем: Вильгельмина Шредер-Девриент. Музыка очень рано входит в жизнь самого Рихарда Вагнера. В доме Гейера – плохенький рояль, за которым практикуются сестры Вагнера – и начинает что-то наигрывать он сам.
В 1821 г. Гейер умирал в комнате, соседней с тою, куда привели маленького Рихарда, жившего в то время в частном пансионе-школе пастора Ветцеля в местечке Поссендорф около Дрездена. Рихард сыграл на рояли «Будь всегда верен и честен» – Вебера. «А может быть у него есть талант к музыке?» – спросил умиравший.
Догадка отчима была правильной.
Когда в историю искусств входит новый художник, мы обязаны дать отчет и о том уровне, на котором он настигает свою специальность. «Творчество Рафаэля, как и любого другого художника», говорит в набросках к «Немецкой идеологии» Маркс, «…обусловлено сделанными до него техническими успехами в искусстве, организацией общества и разделением труда во всех странах, с которыми находилась в сношениях его родина».
Ранняя молодость Вагнера совпадает с эпохой, когда в музыкальном искусстве совершался такой же перелом, как и в других областях художественного творчества. В поэзии свободолюбивая и индивидуалистическая ранняя романтика (Тик, Шлегель) сменяется «религиозным отречением», изобразительное искусство подготовляет ведущую роль отвлеченной с сухой, построенной на подражании древнейшим мастерам школы «назареян». Архитектор Шинкель и скульптор Раух в Берлине насаждают последовательный академический классицизм, а на оперной сцене – торжествует диктатура Спонтини («Весталка» 1807, «Кортец» 1809, «Олимпия» 1819), с 1820 г. приглашенного в Берлин.
Стиль «ампир», строгая организация идей и масс, отделенность тематики от злобы дня, и особая ее повышенность; зрелищность, достигающая грандиозности, – все это в музыке соответствовало бы эпохе Наполеона. Россини сменяет это все на либеральную жестикуляцию, сладкую чувственность звуков. Эпоха «реставрации» передаст ведущую роль камерной музыки. Искусство уходит в круг интимных переживаний, в безыдейность. «Вам надо идей – больших как этот купол», говорит старый Спонтини мальчику Мендельсону – который на это обижается.
Но в ту же эпоху происходит и событие другого порядка: «освоение диалектического творческого музыкального мышления» Бетховеном. Пятая симфония республиканца Бетховена – подвиг, при всей абстрактности вложенной в нее идеи революционной борьбы. Знаменательно поворотным годом для немецкой оперной музыки является 1814-й: в этом году появился (во втором варианте) «Фиделио» Бетховена. Основное знаменитое противоречие между музыкой немецкой, как более «глубокой», более «содержательной», более национальной, – и противостоящей ей итальянской, виртуозной, поверхностно-блестящей, эффектной, – были предопределены этим фактом на долгое время вперед. Но любопытно и то, что «Фиделио» оставался «для знатоков». В дни «Венского конгресса» слух хозяев мира услаждала музыка Россини, а Шпор блистал лишь как скрипач-виртуоз. Последнее тоже знаменательно: эпоха реакции ничего не имеет против блестящей техники, которая может столь же успешно увлечь и отвлечь, как и самое великолепное романтическое прошлое.
Два музыкальных светила первой величины сопутствуют молодому Вагнеру, и влияние их потребовало бы особо внимательного анализа: Бетховен и Вебер. Кроме того, Вагнер как оперный композитор имел много точек соприкосновения также и с другими своими предшественниками; можно назвать имена Маршнера – близкого ему по времени, и Глюка– далекого предшественника. Вебер и Бетховен – прежде всего биографические события вагнеровской жизни. Без них не было бы тех коллизий в творчестве Вагнера, которыми определена его молодость. Вебер предшествует его встречи с Бетховеном. Остроносого и худого, по внешности таинственного, Вебера мальчик-Вагнер знал еще в дрезденские дни. Сюда Вебер приехал в 1817 г., в качестве капельмейстера немецкой оперы, которая создана была в значительной мере вопреки воле саксонского королевского двора, вполне удовлетворенного итальянской оперой под началом Морлакки. Вебер предпослал своим выступлениям знаменательную статью, где основными тезисами его будущей работы определены: «глубина» и «ансамбль». Вебер впервые вводит дирижирование оркестрам с пульта: раньше дирижер с места первой скрипки обращался только к певцам. – Веберу в Дрездене было трудно: ему приходилось преодолевать интриги итальянцев, срывающих его планы. Но 1821 г. несет с собою его триумф в Берлине: здесь поставлена опера Вебера «Фрейшюц» («Волшебный стрелок»). Романтика и национализм! Германия сошла с ума от восторга, а дрезденский интендант с удивлением спрашивает вернувшегося композитора: «Вебер, разве вы действительно такой великий человек?»
Величайшим из всех людей представлялся он Вагнеру. Для характеристики экономического положения немецкой музыки характерно, что за право постановки «Стрелка», принесшего театру большой доход. Вебер получил 80 золотых.
Мы уже упоминали кратковременное пребывание Рихарда в Поссендорфе у пастора Ветцеля. После смерти Гейера и недолговременного возвращения в Поссендорф, Рихарда отправили в Эйслебен к брату Гейера, бывшему там ювелиром. – Здесь учился «золотых дел мастерству» второй старший брат Рихарда, Юлиус. Посещения приватной школы пастора Альта продолжили общую учебу Рихарда. – Но определяют эти годы все-таки впечатления «Фрейшюца». Пребывание в Эйслебене кратковременно: 2 декабря 1822 г. Рихард зачислен в «Крестовую школу» в Дрездене в пятый (сверху) класс. Он записан под фамилией Гейера, как сын умершего артиста… Его учат рисованию (Гейер одно время мечтал сделать Рихарда художником) – но «плоские лица» перерисовок не нравятся мальчику. Музыка прежде всего! На домашнем рояле наигрывает Рихард все ту же увертюру «Фрейшюца». Репетитор латыни начинает давать десятилетнему мальчику настоящие уроки музыки. Справиться с ним – почти невозможно, и учитель гневно сообщает, что из него ничего не выйдет». – Но Рихард упрям, самый упрямый человек своего времени». Из него никогда не вышло виртуоза фортепиано или скрипки, играть на которой он учился впоследствии. Возможно, что он и тогда уже чувствовал для себя необходимость оперировать с широкими музыкальными массами. Рядом с упрямством были у него честолюбие и бесконечная вера в свои силы. Рихард был из породы победителей.