Текст книги "Стожары"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава 38. БРИГАДИР

Хорошо спится на рассвете! Катерина подошла к кровати и тронула Саньку за плечо. Но сон еще крепко держал мальчика: Санька мычал, натягивал на лицо одеяло, яростно отбивался ногой. Катерина решила было не будить мальчика так рано, но потом вспомнила, какой сегодня день, и вновь наклонилась над ним.

– Вставай, сам же просил разбудить… На Старую Пустошь выходим.

Санька открыл глаза, огляделся и сразу вскочил на ноги. Он тоже все вспомнил. В эти дни, когда по всему району начался подъем запущенных земель, их колхоз решил наконец взяться за Старую Пустошь. Вот почему сегодня стар и млад двинулись к Старой Пустоши.

В первые дни колхозницы срывали кочки, засыпали землей ямы, рытвины, корчевали кустарник. Мальчишки свозили валежник и хворост в огромные кучи и разжигали костры. Длинные языки пламени взвивались высоко к небу и завывали, точно сердитые псы.

Санька с Федей с таким усердием орудовали около костров, что лица у них покраснели, как у кочегаров, волосы пропахли дымом, подпаленные брови и ресницы закурчавились и на рубахах от стреляющих из костров угольков появились дырочки.

Затем на расчищенную Старую Пустошь выехали пахари.

Саньку по-прежнему тянуло к коням.

Как-то раз он встретил при въезде в деревню подводу, запряженную Муромцем. На ней ехала Анка Спешнева, возившая молоко в город вместо Евдокии Девяткиной.

Заунывно скрипели немазаные колеса, вовсю трезвонили жестяные бидоны, но сонная, разомлевшая от жары возчица ничего не замечала.

Санька остановил Муромца, потрогал упряжь, растолкал Анку:

– Смотри: седелка на боку, дуга завалилась. Колеса скрипят, на сто верст слышно. Разве так стожаровские ездят? Да я бы сквозь землю со стыда провалился!

– Тоже мне наставник! – фыркнула Анка.

– Наставник не наставник, а требует по делу, – подошла Татьяна Родионовна. – Ты, Нюра, нашу колхозную марку не порочь. Народ знаешь как судит: какова упряжь, таковы и хозяева… Ну-ка, Коншаков, покажи, как с лошадью нужно управляться.

Санька быстро перепряг лошадь, выровнял дугу, поправил седелку, туго затянул чересседельник.

– Картинка! – похвалила Татьяна Родионовна. – Вот что, Саня: зайди-ка вечерком в правление… Поговорить надо.

Медленно тянулось время в этот день. Саньке даже казалось, что солнышко решило совсем не закатываться и светить до нового утра. Наконец стемнело. Отказавшись от ужина, Санька полетел в правление. У крыльца постоял немного, отдышался от бега и в контору вошел неторопливым, степенным шагом.

Татьяна Родионовна была не одна.

За столом сидели члены правления, Андрей Иваныч, Лена.

– Вот и молодой Коншаков, легок на помине, – сказала председательница и поманила Саньку поближе к столу: – С конями, значит, умеешь управляться?

– Ничего… получается…

– И ребята тебя слушаются?

– А как же!

– Тут, Саня, такое дело. Жатва подходит, обмолот. Снопы надо возить с поля, хлеб государству сдавать. А людей не хватает. Вот и решили мы на правлении транспортную бригаду из ребят собрать. Только вот не знаем, кого за старшего над ними поставить. Ты как, Саня, думаешь?

Сердце у Саньки упало. Значит, все еще нет ему полного доверия… Он помял в руках пилотку, подышал на красную звездочку и по привычке начал протирать ее рукавом гимнастерки.

– Да побереги ты свою звездочку, Саня, – улыбнулась Татьяна Родионовна, – у тебя она и так светит, как ясный месяц. Кого же, по-твоему, в бригадиры поставить?

– Федю Черкашина можно… или Степу Карасева, – с трудом выговорил Санька. – Они справятся.

– А я предлагаю Коншакова, – подала голос Лена и переглянулась с Андреем Иванычем.

– Это как понимать? – спросила Татьяна Родионовна. – Комсомол, значит, поручается за него?

Лена обернулась к Саньке. Глаза их встретились. Санька смотрел серьезно и твердо. «Ты же меня видела, знаешь», – говорил его взгляд.

– Поручаемся, Татьяна Родионовна. Уверена в нем, – сказала Лена.

– Татьяна Родионовна!.. – Санька подался вперед – Да я… да мы… я такую бригаду соберу… Мы хоть тысячу пудов перевезем… Что хошь перевезем.

– Только чур, – предупредил учитель, – про школу не забывать! В седьмой класс ты обязательно пойдешь.

– Готовлюсь, Андрей Иваныч. Мы с Федей вместе занимаемся, – сказал Санька.

– Ну что ж, – кивнула председательница. – Засучивай рукава, молодой бригадир, берись за работу.

На другой день Санька пришел на конюшню.

– Стосковалась я по тебе, Саня, – сказала ему Седельникова. – Дали мне тут на подмогу бабку Манефу, а она к коням подойти боится. Все крестит да увещевает их. Ты построже здесь командуй, по-мужски.

– Это уж как полагается, – согласился Санька.

Он вычистил конюшню, разложил траву по кормушкам, накачал в колоду чистой воды.

Попасть к Саньке Коншакову в транспортную бригаду стало заветной мечтой всех стожаровских мальчишек.

Но Санька принимал в бригаду с большим разбором. От каждого возчика он требовал, чтобы тот мог в считанные минуты словить, взнуздать и запрячь в телегу норовистую Лиску и проехать на ней узким кривым проулком, ни за что не зацепив осями; требовал он также, чтобы каждый возчик умел постоять за товарища, не жаловаться по пустякам взрослым.

Началась уборка хлебов. В поле замелькали яркие головные платки жниц, белые рубахи косарей; словно большие степные птицы, замахали крыльями лобогрейки.

В риге тонко, с посвистом завыла молотилка. Когда в ее зубастую пасть совали жаркий шуршащий сноп, она ворчала, задыхалась, словно пес над костью.

Из хвоста молотилки вылетала легкая шелковистая солома, сбоку вытекало смуглое теплое зерно.

Работы молодым возчикам хватало. Они доставляли к молотилке с поля снопы, отвозили зерно на заготовительный пункт.

Санька знал каждую рытвину на дороге, каждый подъем и спуск и мог провести обоз хоть с закрытыми глазами. За ним упрочилась слава толкового и расторопного бригадира.

На пути от Стожар в город лежало село Локтево, дорога около которого после дождей превращалась в непролазную топь. Колеса увязали по ступицу, лошади надрывались. Однажды в этой хляби застряли три подводы. Пришлось на себе перетаскивать мешки с зерном на сухое место, распрягать лошадей и вытягивать телеги на руках.

Мальчишки измучились, на чем свет изругали председателя локтевского колхоза Башлыкова.

– Ругай не ругай, а завтра опять то же будет! – сердито сказал Санька и вдруг решительно направился в село. – Пошли к Башлыкову, Федя, мы ему докажем…

Злые, измазанные грязью, ребята отыскали председателя в правлении колхоза. Поняв, чего от него хотят, Башлыков заявил, что ему сейчас не до дороги.

– В эту топь одного камня сколько нужно вбухать, песку. А на чем я возить буду? Где у меня подводы?

– А мы вам поможем, – сказал Санька, – подвезем материал.

– Если так – другой разговор, – подобрел Башлыков. – Помогайте!

Возчики сдержали свое слово. Возвращаясь из города порожняком, они каждый раз нагружали подводы булыжником из речки, песком, хворостом из леса и все это сваливали около топи.

Но Башлыков не торопился начинать ремонт дороги.

«Погоди ж, проучим мы тебя!» – решил Санька, и однажды, не доезжая до села, молодые возчики свернули влево, а перед трясиной поставили жердь с надписью:

«Здесь топь. Объезд влево.

Председатель колхоза Башлыков».

Эту выразительную надпись локтевский председатель увидел только на другое утро и схватился за голову. За сутки через усадьбы проехали десятки подвод и проторили новую широкую черную дорогу.

Башлыкову волей-неволей спешно пришлось выслать к трясине людей и засыпать ее хворостом, щебнем, землей. Случай этот стал известен по всей округе. Колхозники, встречая в пути молодых возчиков из Стожар, первыми съезжали в сторону и с преувеличенным почтением снимали шапки: «Наше вам! Как там Башлыков здравствует после самокритики?»

Домой Санька возвращался поздно вечером, пропыленный, обожженный солнцем. С грохотом стаскивал с натруженных ног сапоги, степенно садился за стол ужинать.

– Ну как, кормилец, – улыбалась Катерина, – на зиму хлебом мы теперь обеспечены?

– А как же… Сегодня по восемьдесят соток записали, – отвечал Санька.

– Щей-то подлить, бригадир?

– Можно…

Часто Санька приводил с собой в избу Федю. Они вместе ужинали, а потом, обложившись книгами и тетрадями, садились заниматься.

Катерина укладывала Феню и Никитку спать, чтобы они не мешали старшим, сама старалась ходить по избе на цыпочках и даже раздобыла для мальчиков вместо коптилки семилинейную лампу.

После занятий Федя спешил к дедушке, но Катерина не отпускала его, укладывала спать вместе с Санькой, а утром кормила мальчиков завтраком и провожала на работу.

Однажды в сумерки к избе Коншаковых приплелся дед Захар.

Катерина встретила его у крыльца.

– Нехорошо, Катюша! – сказал он с упреком. – Внука у меня сманиваешь.

– Да вы посмотрите, петухи-то наши совсем замирились. – Катерина показала через окно в избу, где за столом занимались Санька и Федя. – Похоже, и мой за ум взялся, в школу вернется.

Дед Захар заглянул в избу, потом осторожно прикрыл створки окна и опустился на завалинку. Катерина села с ним рядом, задумалась.

– Захар Митрич, опять я за старое. Отпустите Федю ко мне! Не обижайтесь, я прямо скажу: человек вы в годах, здоровье не ахти какое, не ровен час… всякое может случиться… И опять мальчик сирота сиротой останется. А он еще птенец бескрылый да неоперенный… Ему мать нужна.

Дед Захар, опустив голову, долго не отвечал.

– Я внуку худого не желаю… Да ведь обидно, Катюша; пока весна да лето-шум вокруг меня, смех, споры ребячьи. Я сам тут вроде помолодел с ними… А как осень, и опять я один-одинешенек…

Катерине стало жалко старика.

– Так и вы к нам переходите, – неожиданно сказала она, досадуя, почему такая мысль не пришла ей в голову раньше.

– В вашу-то конуру? – удивился дед.

– В тесноте – не в обиде, Захар Митрич. Поместимся как-нибудь.

– Нет, – подумав, отказался старик. – А вот, если желаете, переселяйтесь ко мне. Со всем хозяйством. У вас что – закуток, два оконца, а у меня, как-никак, довоенный дом, раздолье.

– А и правда, Захар Митрич! – обрадовалась Катерина. – Вот и заживем одной семьей. Пойду со своими ребятами посоветуюсь.

Глава 39. ЗВЕЗДЫ НА НЕБЕ

Ласточки, прижившиеся за лето под карнизом, сегодня были немало встревожены: все утро в школьном дворике толпились ребята, шумно о чем-то спорили и с любопытством поглядывали на их гнезда. Но вскоре птицы успокоились. Все ребята куда-то ушли, и во дворике вновь стало тихо. Потом появились две девочки и сели на крылечко.

– Ты как думаешь, – спросила Маша Зину Колесову: – сдадут наши переэкзаменовку?

– Должны сдать… Готовились же! – рассудительно ответила подруга.

– Еще как! А вдруг случится что-нибудь… Давай на ромашке погадаем.

Девочки оборвали лепестки у десятка цветов – «сдаст – не сдаст».

Получилось, что у Феди с Тимой все будет хорошо, а Санька испытания не выдержит.

– Чепуха на постном масле! – рассердилась Маша и разбросала ромашки. – Все сдадут.

Еще через некоторое время к школе прибежали Семушкин и Степа:

– Ну, как наши? Сдали?

– Ничего пока не известно, – сказала Зина.

Ребята побродили по пустым школьным коридорам, попытались заглянуть в класс, но Андрей Иваныч сердито погрозил им пальцем.

Пришлось сидеть и ждать.

Наконец экзамены закончились. Ученики высыпали во двор. По сияющему лицу Тимки Маша сразу поняла, что все обошлось благополучно. Тимка рассказал, что почти все ребята, которые готовились летом, зачислены в шестой класс. Только двоим придется пойти в пятый.

Вскоре показались и Санька с Федей.

– С нами? В седьмой? – подбежала к ним Маша.

Друзья кивнули головами.

Маша хотела было на радостях крикнуть «ура», но тут взгляд ее упал на старую березу в школьном саду, и она шепнула Саньке:

– Помнишь, что написал? Убрать бы надо…

Санька смущенно покосился на ребят:

– Ладно… потом!

Но Маша подняла кусок стекла, подбежала к березе и принялась соскабливать со ствола слово «прощай». Подошли к дереву и остальные школьники.

Но надпись, зарубцевавшаяся за лето, прочно держалась на коре березы.

– Отойди, я сам! – Санька отстранил Машу от дерева, достал складной нож и перечеркнул «прощай». Потом оглянулся на ребят и выцарапал новое слово.

– «Здравствуй, школа!» – прочел Федя. – Это и мне подходит. – И, взяв у Саньки нож, нацарапал внизу свое имя.

– Дайте и я распишусь! – закричал Тимка.

– Пожалейте вы березу-мученицу! – подошел сзади Андрей Иваныч и, разглядев, что написали ребята, улыбнулся.

Постояв еще немного у березы, учитель вместе с детьми пошел к Стожарам.

Они поднялись на пригорок и невольно остановились. В прозрачном воздухе и ярком свете солнца луга, нивы, деревья были так свежи и красочны, словно их прибрали к большому празднику.

Шумели на ветру раскидистые старые ивы у реки, и в глазах рябило от серебристого блеска их листьев. Ослепительные тугие облака, похожие то на ветки с яблоневым цветом, то на белогрудых лебедей, плыли в просторном небе.

Скошенный луг за рекой покрылся такой густой и сочной отавой, что, как ни старались коровы и телята выщипать ее, луг неизменно хранил свой изумрудный блеск.

С полей несло запахом меда, печеного хлеба и еще чего-то невыразимо сладкого и приятного.

Из-под ног, как резиновые, упруго вспрыгивали кузнечики, ударялись в лица. Кругом неумолчно звенело и стрекотало.

– Хорошо-то как! – невольно вырвалось у Маши.

– Что хорошо? – не поняла Зина Колесова.

– И поле, и все… И луг наш, и лес, и речка. И облака на небе. Так бы вот шла и шла… Я так думаю: лучше, чем у нас в Стожарах, нигде и на свете нет.

– Облака, поле… эка невидаль! – хмыкнул Семушкин. – Не знаешь еще, какие есть на свете места, географически необыкновенные. Вот в субтропиках бы пожить! А про наши Стожары и не знает никто.

– Чем же плохи Стожары? – сказал Андрей Иваныч. – Я вот, бывало, на фронте, на привале где-нибудь, глаза закрою, а Стожары, как живые, передо мной. И речка плещет, и белая тропка через поле бежит, и хлебом пахнет. А то еще ночью поднимешь голову к небу, когда нет на нем ни туч, ни облаков и все звезды, большие и малые, в сборе, и залюбуешься. Такая красота над тобой, такой простор – слов не находишь, чтобы выразить все это. А вглядишься в звездное небо и начнешь понимать, из чего вся эта красота складывается: вот Большая Медведица, вот Малая, там созвездие Тельца, Геркулеса, Дракона, Козерога. И каждое занимает свое определенное место, загорается в положенный час. Отыщешь в этом огромном звездном мире скромное, маленькое созвездие Стожары. «Ага, думаешь, и без тебя не обошлось!» Не забыли, друзья мои, где находится это созвездие?

– Помним, Андрей Иваныч. Мы часто на него смотрим. – сказала Маша.

– Вот так и наши земные Стожары, – продолжал учитель. – Затерялись они среди просторов родной земли и светят людям вместе с другими большими и малыми звездами.

– Андрей Иваныч! – Маша, покусывая травинку. посмотрела на небо, хотя там никаких звезд еще не было. – Знаете, чего я хочу? Чтобы наши Стожары ярче всех светили… как вот Большая Медведица или звезда Полярная. Чтобы нас издалека все видели. И кто по морю плывет, и на войне воюет, и в Москве живет. Как посмотрят люди на звездное небо и скажут: «Что это там так ярко горит и не гаснет? Какая такая новая звезда народилась?» А астрономы-звездочеты им ответят: «Это не новая звезда, это очень старое созвездие Стожары. Только мы еще сами не понимаем, почему оно так ярко разгорелось».

– А вся причина, оказывается, в том, – улыбнулся учитель, – что в Стожарах живут такие замечательные ребята…

– А что вы думаете, Андрей Иваныч! – раскраснелась Маша. – Нам вот только подрасти чуток. Чего мы только для колхоза не сделаем! Я учиться поеду. На агронома или по селекции. А потом опять в родные Стожары вернусь. Пшеницу-трехколоску выращу. Чтобы раз посеять, а урожай три пятилетки подряд собирать. И чтобы не боялась ничего та пшеница: ни холода, ни жары, ни града. Так и назову: «стожаровская бессмертная». Про нее потом во всех ученых книжках напишут. Или нет… Я лучше в саду работать буду. Виноград за сараями выращивать. Яблоки. Крупные-крупные, чтобы больше одного не съесть…

– Вот жадная, все захватила! – улыбнулся Санька, переглянувшись с ребятами. – А нам что же останется?

– Вам? – задумалась Маша. – Работы всем хватит. Ты, скажем, погодой можешь управлять. Сидишь в кабине под самыми облаками и принимаешь заявки по радио. «Алло, алло, дежурный по погоде слушает. Кто говорит?» – «Колхоз имени Пушкина». – «Что заказываете?» – «Дождь на сорок пять минут». – «Какой вам? Ага, помельче, вроде грибного. Есть. Заказ принят. Прошу приготовиться». И пожалуйста, включаешь дождь на сорок пять минут.

– Погодой управлять – это здорово! – развеселился Семушкин. – Ну, а мне какая работа будет?

И, наверное, добрая Маша всем бы подобрала подходящее занятие, если бы не Зина Колесова, которая сказала, что все это фантастическое, как у Жюля Верна.

– У тебя все фантастическое, что на грядке не растет! – обиделась Маша. – А вот погоди, война кончится… Вся наша земля станет красивая и полезная… Правильно, Андрей Иваныч?

– Думаю, что так и будет, – ответил учитель. – Когда человек большую мечту имеет, он всего может достигнуть. Особенно на такой земле, как наша.

Дойдя до Стожар, ребята распрощались с Андреем Иванычем, но Санька почему-то медлил уходить домой.

К учителю подошла Лена. Она пригласила его на собрание – сегодня вечером комсомольцы будут принимать в свои ряды новых членов.

У Саньки заколотилось сердце.

– А мне теперь можно к вам? – тихо спросил он.

Лена посмотрела на Андрея Иваныча.

– Я бы, пожалуй, голосовал «за», – сказал учитель, покосившись на мальчика. – Саня свое наверстал.

– И я руку подниму, – улыбнулась Лена. – Неси скорее заявление.

– А у меня уже есть! – Санька полез в карман гимнастерки, вытащил помятую, истертую на сгибах бумажку. – Нет, не годится… Я лучше новое напишу.

– Обязательно новое, – сказал Андрей Иваныч.

Глава 40. БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ

В воскресенье Коншаковы переселились в избу к Векшину. Перевезли на двух подводах свой небогатый скарб, перевели корову. На прощание Санька с матерью сходили к тополю на усадьбе. Хорошо бы и его переселить на новое место. Но деревцо глубоко сидело в земле корнями, и жалко было его тревожить.

– Ничего, мы весной черенок от него возьмем, – успокоила сына Катерина, – под окном посадим.

В полдень, когда новая, большая семья Коншаковых села обедать, в избу вошел Андрей Иваныч:

– Поздравляю, Катерина Васильевна!

– Опять с новосельем? Так уж поздравляли, Андрей Иваныч, еще третьего дня!

– Нет, по другому поводу. В колхозной семье хорошая хозяйка нужна. Вас, Катерина Васильевна, председателем правления выдвигают.

– Меня? – Катерина поднялась из-за стола и покосилась на детей. – Хоть перед ребятами-то меня не конфузьте, Андрей Иваныч.

– Нет, зачем же… Разговор серьезный. Про Татьяну Родионовну слышали? Забирают ее от нас на районную работу. Я сегодня в райкоме партии был. Там намечали, кого в Стожары вместо Татьяны Родионовны порекомендовать. Остановились на вас. Меня спросили. «Лучшей, говорю, хозяйки не найти».

– Так и сказали? – Катерина умоляюще поглядела на учителя. – Откуда же я силы возьму?

– Силы вам не занимать стать, – улыбнулся учитель.

Катерина задумалась:

– Дайте мне хоть в себя прийти…

В этот день она никуда не пошла, хозяйничала по дому, старалась наедине собраться с мыслями.

Вечером в доме Векшина собрались колхозницы. Расспросили Катерину про новоселье, оглядели прибранную просторную избу, потом присели на лавку.

– Мы тут тебя в хозяйки прочим, Катюша… Вместо Татьяны Родионовны, – сказала Василиса Седельникова. – Очень ты людям нужна сейчас. Вот и скажи нам: будет твое согласие?

– Отказываться и думать не смей, – поддержала Седельникову Пелагея Колечкина, – народ все равно заголосует. Раз ты его в дело втравила, подняла, веди до конца.

Катерина подняла голову. На нее смотрели участливые, ждущие глаза подруг. А позади женщин она заметила Саньку. Ей показалось, что мальчик кивает головой и требовательно шепчет: «Берись, берись! Твое это дело». Катерина вспомнила нелегкие военные годы, прожитые вместе с женщинами, и, как никогда, почувствовала, как дорога ей большая колхозная семья.

Она глубоко перевела дыхание и обхватила за плечи рядом сидящих женщин:

– С вами я, подруги мои, с вами…

Колхозницы разошлись. Катерина, проводив их до угла, вернулась в избу. Санька стоял к ней спиной и пристально рассматривал развешанные на стене фотографии отца.

Катерина неслышно подошла сзади и привлекла мальчика к себе. Санька вздрогнул, но не отстранился.

– Будем жить, Саня! Не одна я… И Федя с нами… Вон ты какой у меня вырос, чисто отец. – Катерина затуманенными глазами заглянула мальчику в лицо, пригладила непокорные вихры. – Это ты мне твердости-то прибавил, ты, сынок!

– Проживем, – доверчиво ответил Санька, и слово, которое всегда с трудом сходило с его губ, в этот раз выговорилось легко и свободно: – Обязательно проживем, мама!

Потом он вышел на улицу. Около крыльца стоял Федя.

Клочковатая туча, с полудня пытавшаяся нависнуть над Стожарами, так и не дотянула до деревни, прошла стороной и теперь, недовольно ворча, уползала за горизонт.

Свежий ветер не спеша прошел над землей, пригладил взъерошенную траву, пошептался о чем-то с деревьями, словно спросил, готовы ли они встретить завтрашнее утро, и замер. Небо расцветилось звездами.

Мальчики запрокинули головы вверх. В глубине безбрежной рекой тек Млечный Путь.

Среди огненных колесниц, светозарных коней, серебристых цветов и веток, среди широкого звездного жнивья Санька отыскал небольшое созвездие из семи маленьких звезд и улыбнулся им, как добрым старым друзьям.

– Федя, ты нашел Стожары?

– Вижу.

– А правда, если на них долго смотреть, они кажутся большими-большими?

– И горят ярче.

К мальчикам подошла Катерина:

– Что вы там на небе увидели?

– Смотри, мама, вызвездило как, – сказал Санька.

Катерина, подняв голову, долго смотрела на звездное небо:

– Будто пшеницу рассыпали… Хороший денек будет завтра!