Текст книги "Костры на сопках"

Автор книги: Алексей Мусатов

Соавторы: Марк Чачко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Чуть свет, когда Сергей и старик Гордеев еще спали, Маша, захватив старое кремневое ружье, отправилась пострелять рябчиков или фазанов.

Тайга просыпалась. Первый утренний ветерок пробежал по, верхушкам высоких ольх, шевельнул зеленую одежду берез, и тайга наполнилась сдержанным ропотом. Громко и несогласно защебетали птицы.

По сизой от росы траве Маша вышла к светлой березовой роще. Оттуда потянуло живительной свежестью, сладко запахло травами. Дважды у Маши из-под ног с треском вспархивали фазаны, но так стремительно исчезали в березнике, что девушка не успевала вскинуть ружье.

Маше стало досадно, что утро началось так неудачно. А она-то гадала скорехонько набить дичи, принести домой, пока все спят, пожарить ее, да не как-нибудь, а по камчадальскому способу, обернув фазанов в ароматные листья травы. А потом разбудить гостя и батюшку. Батюшка глянет на стол, потянет носом и скажет: “И откуда у нас живность такая в доме?” А потом подморгнет гостю и глазом покажет на Машу. Гость обернется к Маше, улыбнется и спросит, когда же она успела набить столько птицы.

Узкая лесная тропа завела Машу в ложбинку. Крупные бордовые ягоды рдели на кустах. Маша соблазнилась и принялась собирать малину. Где-то в отдалении закуковала кукушка. Маша повернулась на звук и топотом спросила:

– Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить осталось?

Кукушка куковала мерно и долго. Маша насчитала до сотни, потом сбилась и засмеялась: – Все путает… Зряшная птица!

Вдруг в стороне затрещал валежник, кто-то тяжело засопел. Маша оглянулась и обмерла: шагах в десяти от нее стоял огромный рыжеватый медведь и лакомился малиной.

Медведь, по-видимому, уже был сыт. Лапой он лениво счищал с веток ягоды вместе с листьями и отправлял их в рот. Время от времени он чесал за ухом или, задрав голову вверх, замирал, точно тоже слушал кукушку.

Маша схватилась за ружье. Но вот медведь повернул голову направо и встретился с Машей взглядом. Маша не помнила, как долго они смотрели друг на друга, но только ей показалось, что глаза у медведя были жалобные и просящие. “Я ведь тебе не мешаю. Иди своей дорогой”, казалось, говорили они, и Маша невольно опустила ружье. Медведь повернулся и лениво, вразвалку, полез в гущу малинника. Маша попятилась, выбралась из малинника и помчалась к избушке.

Чтобы сократить путь, она не стала обходить стороной сопку, а побежала напрямик. Когда же поднялась на ее лысую вершину, то увидела такое, что ее перепугало сильнее медведя.

И она бросилась бежать к избушке еще быстрее.

Гордеев и Сергей уже проснулись и умывались у холодного родничка. Старик с удивлением посмотрел на Машу:

– С пустыми руками вернулась! Неужели птица в тайге перевелась?

Маша смущенно призналась, что она упустила медведя.

– Экая ты… – Старик с досадой покачал головой. – Промахнулась, что ли?

– Да нет, совсем не стреляла – пожалела… Батюшка, – с тревогой сказала Маша, – я с сопки солдат видела, человек десять. Не иначе сюда идут.

Гордеев с тревогой посмотрел на Сергея:

– Слыхали, сударь? Вам надобно пока схорониться.

– Солдаты?! – Сергей вскинул голову. – Куда же уйти?

– Идите-ка с Машей в лощинку, что возле речки, переждите там, а я солдат встречу.

– Пойдемте! – испуганно прошептала Маша. – Чего ждать!

– Да тихо сидите, а я вас потом позову, знак подам. Сергей и Маша поспешно удалились по тропинке в лес.

Оставшись у избушки один, Гордеев прибрал в сарайчике вещи Сергея, спрятал их в стоге сена, потом снял с кольев порванную рыбацкую сеть и принялся чинить ее.

Это, как видно, успокоило старика. Он сел спиной к тропинке, откуда должны были показаться солдаты, ухмыльнулся и даже замурлыкал песню.

Солдаты не заставили себя долго ждать. Гуськом, держа свои длинные ружья подмышкой, они подошли к избушке. Сухая трава до блеска высветлила их сапоги. Впереди на лошади ехал Лохвицкий. Лицо у него было брезгливое, раздраженное. За последнее время он сильно волновался, что “мистера Пимма” поймают другие и обнаружат у него то самое письмо для английского консульства в Америке. Это злополучное письмо не давало Лохвицкому ни минуты покоя. Он не мог простить себе, что так доверчиво отнесся к прибывшему в Петропавловск человеку, сразу же передал ему секретный документ. Но кто мог подумать, что под именем мистера Пимма скрывается беглый каторжник!

А что, если самозванный путешественник поинтересуется содержанием письма и перешлет его Завойко? Одна эта мысль приводила Лохвицкого в ужас, и он, забыв об отдыхе и покое, старался напасть на след Оболенского. Осматривал суда, отходившие из порта, обшарил почти все дома горожан и теперь рыскал по лесу, хотя хорошо знал, что искать человека здесь так же бесполезно, как иголку в стоге сена. Если Оболенский нашел приют в какой-нибудь заимке, то его уже не выдадут. И все же Лохвицкий надеялся на свою проницательность и ловкость.

Сейчас он подал солдатам знак остановиться и подошел к Гордееву:

– Эй ты, старый разбойник, чего распелся?

Гордеев неторопливо посмотрел по сторонам, точно хотел увидеть этого старого разбойника, потом поднял глаза на Лохвицкого и безмятежно улыбнулся:

– Совесть чиста, ваше благородие, вот и пою.

– Поговори мне! Кто в избушке?

– Кому там быть!.. Дочка по ягоды ушла.

– Осмотреть! – крикнул Лохвицкий солдатам.

Пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, четверо солдат вошли в избушку, четверо заглянули в сарайчик. Лохвицкий устало опустился на пень, расстегнул воротник мундира, достал платок и с облегчением вытер горячую, мокрую шею.

– Жарко, ваше благородие? – спросил Гордеев, не оставляя сетей. – Тяжелая, видать, работа у вас!

– Послушай, старик! – Лохвицкий пристально посмотрел на Гордеева своими зелеными выпуклыми глазами и жестом показал, чтобы тот подошел поближе. Хочешь сразу богатым стать, купцом в Россию вернуться?

– Как не хотеть! – неторопливо поднялся Гордеев.

– Вот видишь… А тебе тут козырная карта сама в руки идет. Выигрыш верный, только помоги мне.

– Рад стараться, ваше благородие.

– С каторги бежал важный государственный преступник, – сказал Лохвицкий. – Из Иркутска бумага пришла – словить надо злодея беспременно, не дать ему в чужие края бежать. Кто поймает злодея, тому награда обещана.

– И большая награда? – оживился Гордеев.

– Об этом мы с тобой после договоримся. Так вот слушай, старик! Каторжник этот беспременно в тайге скрывается. Росту он– среднего, худощав, волосом рус, с бородой. Как приметишь в тайге, сразу ко мне волоки.

– А ежели не пойдет? – Силой бери.

– Его, государева разбойника, поди, не одолеешь… Верно, с ружьем бродит?

– Ружья, может, и не имеет, – пистолет.

– Вот видите, ваше благородие! – многозначительно развел руками Гордеев. – С таким человеком опасно связываться, того гляди убьет.

– Какой же ты, к дьяволу, охотник! – с презрением сказал Лохвицкий. – Медведя-то бьешь?

– Какое же сравнение, ваше благородие! Человек завсегда хитрее зверя. К медведю можно тихонько подойти.

– И к каторжнику подкрадись. Выследи – да стреляй в спину!

– А награда?

– Награда будет и за мертвого.

– Это уж другое дело. Так-то можно за дело взяться. Уж я, ваше благородие, постараюсь, всю тайгу обойду, всех людишек на ноги поставлю, – засуетился Гордеев. – Беспременно изловлю разбойника! – Старайся, братец! За царем верная служба не пропадет… Да и от меня награду получишь, – снисходительно проговорил Лохвицкий.

Подошли солдаты. Они доложили Лохвицкому, что ни в избушке, ни в сарайчике ничего подозрительного не обнаружили.

– Так помни, старик, уговор! – сказал Лохвицкий на прощанье. – Приведешь каторжника – деньги получишь, в Россию поедешь.

– Уж вы не сумневайтесь, ваше благородие… Счастливого пути!

Лохвицкий с отрядом тронулся дальше в тайгу. Когда ветви деревьев скрыли спину последнего солдата, Гордеев принялся набивать трубку. Жесткие пальцы его прыгали, табак сыпался на землю. С большим трудом удалось ему раскурить окованную медью трубку. “Ах, подлая душа! Ах, клещ лесной! Чем купить хотел!” Старик горестно покачал головой и с такой силой затянулся, что в трубке даже захрипело и пискнуло.

Потом Гордеев обернулся к лесу и подал условный сигнал: сочно крякнул селезнем.

Вскоре из-за кустов показалась Маша, за ней Сергей Оболенский.

– Ну что? – спросил Сергей. – Солдаты совсем ушли?

– По лесу рыщут. Начальник ихний хочет вас живьем или мертвым взять. Большую награду обещает дать.

– Вот как! – деланно засмеялся Сергей. – Даже награду! И большую?

– Этого не сказал. А должно быть, большую… Дюже горячится господин, будто в карты играет. Старик помолчал, сердобольно посмотрел на Сергея: – Уехать бы вам, сударь, нужно! Как бы беды не случилось. Выследят, нагрянут – и не отобьешься… Солдат с ним много.

– Вот Максутов совсем запропал, – сказал Сергей. – Без него куда я могу податься!

Неожиданно Маша, чутко прислушивавшаяся к лесным шумам, схватила Гордеева за руку:

– Батюшка, опять идут!

Из лесу глухо доносились чьи-то голоса. Гордеев поспешно втолкнул Сергея в сарайчик и шагнул навстречу неизвестным людям. Из-за деревьев показалась большая группа камчадалов во главе со старостой Мишугиным.

– Куда путь держите? – спросил Гордеев.

– В город, Силыч. Вчера на заимку сам большой начальник приезжал, Василий Степанович, – ответил Мишугин. – Всех звал на войну итти.

– Всем селеньем и собрались?

– Всем не всем, а люди есть. Сыны вот, соседи. – Он кивнул на камчадалов, потом на трех своих сыновей, таких же смуглых, с плоскими лицами и черноглазых, как и он сам.

Сергей, приоткрыв дверь сарайчика, прислушивался к разговору.

Неожиданно на коне подъехал Максутов. Сергей бросился ему навстречу. Максутов слез с лошади, и друзья заговорили вполголоса.

– Что ж так долго, Дмитрий?

– Извини, друг! – сказал Максутов, привязывая коняк дереву. – Дух перевести некогда… Работа кипит вовсю. Готовимся достойно встретить врага.

Сергей впервые видел обычно уравновешенного Максутова в таком возбужденно-приподнятом настроении и невольно им залюбовался.

– Силы, значит, ваши растут? – Изо дня в день… Народ все прибывает и прибывает!

– Я вижу. Вот и эти люди к вам идут.

– Правда? – Максутов подошел к камчадалам: – Здорово, братцы! К нам, в Ниякину?

– Большой начальник дюже звал, – отозвался Мишугин. – Помогать просит!

– За помощь спасибо скажем! – сердечно проговорил Максутов. – За добро добром отплатим… Назначаю тебя, Мишугин, старшим команды. Веди людей к Василию Степановичу, а там вместе воевать будем.

Камчадалы поклонились и зашагали по таежной тропе к Петропавловску.

Максутов, сияющий и возбужденный, подошел к Сергею:

– Знаешь, Сергей, у меня будто струны на сердце играют! Впервые чувствую, что я приношу пользу, что служу не ради чинов и денег, а ради пользы отечества.

– Да, я вижу это. Ты весь расцвел, паришь, как птица. Я даже завидую тебе.

Максутов рассмеялся:

– Ну, вот еще! Я и для тебя привез благоприятную новость. Нашел капитана китобойного судна, который согласился взять тебя на борт и доставить в Америку… Есть у меня один план… Но ты как будто не рад этому?

– Я и сам не знаю… – нетвердо сказал Сергей.

– Что ты не знаешь?

– …радоваться ли возможности уехать.

– Я тебя отказываюсь понимать! Так стремился уехать, а теперь бьешь отбой. Что с тобой случилось?

– Ничего, Дмитрий. Только я думаю о том, должен ли я сейчас уезжать.

– Почему же нет?

– В годину тяжелого испытания для народа, для отечества ты бы уехал?

– Я? – Максутов замялся. – Я – слуга царю, простой вояка, а ты вольная птица. Ты идешь своей дорогой… ты здесь вне закона. Тебя ищут по всей тайге. В любую минуту могут схватить, заковать в кандалы и снова отправить на каторгу.

– Да, это так, – вздохнул Сергей. – Но если бы ты знал, Дмитрий, как тяжело мне сейчас покидать родную землю!.. Надвигаются события важные. Враг чужеземный хочет поработить нашу родину. Все взялись за оружие. Простые русские люди, которым тоже не сладко живется на родине, готовятся дать отпор врагу…

– Не упорствуйте, сударь, – подошел Гордеев, который прислушивался к разговору Сергея и Максутова. – Не помилуют вас, коли поймают. Едете вы в чужие края не гулять, не имение Отцово прокучивать, а дело делать.

– Да, видно, надо ехать, – покорился Сергей. – Какой у тебя план, Дмитрий?

Максутов стал излагать Сергею план его перехода на китобойное судно. Китобой отходит завтра рано утром. Но в самом порту сесть на него Сергею не удастся – судно будет подвергнуто осмотру. Поэтому Сергею и Силычу надо добраться берегом до пролива и там на лодке ждать, когда китобой будет выходить из Авачинского залива в океан. Китобойное судно примет Сергея на борт, а Силыч вернется обратно.

– На тебя, Силыч, вся надежда, – сказал Максутов. – Сумеешь в океан выйти, не пропустишь китобой – будет воля у человека. Не сумеешь…

Гордеев подумал, потом решительно тряхнул головой: – Надо суметь! Воля ему вот как нужна! – и по-отечески посмотрел на Сергея. – Собирайтесь, сударь, поспешать надо – до Сигнального мыса не близко.

Глава 13

От избушки охотника Гордеева Лохвицкий с солдатами направился в рыбачий хутор Тоенский. На расспросы о том, не появлялся ли в поселке подозрительный незнакомец, староста отвечал однообразно и скучно: “Не примечали, ваше благородие. Наше дело рыбачье, окромя горбуши сейчас ничего не видим!”

Строжайше наказав задерживать всякого подозрительного незнакомца и немедля известить его об этом, Лохвицкий поехал в камчадальское селение Калахтырку. Старосты Мишугина, как на грех, дома не было – он ушел вместе со всеми в Петропавловск.

Измученный бесполезными поисками, Лохвицкий решил вернуться домой. За сопкой километрах в пяти от Петропавловска он нагнал камчадалов.

– Куда прете, чумазые? – строго спросил Лохвицкий. – И почему без шкурок в город идете?

Мишугин ответил, что камчадалы решили помочь Василию Степановичу в войне. Да и начальник Максутов тоже им велел в город итти.

– А где вы Максутова видели? – полюбопытствовал Лохвицкий.

– Да вон там, у Силыча, охотника. – Мишугин указал в сторону избушки Гордеева.

“Что Максутову нужно у Гордеева? – подумал Лохвицкий. – На охоту он сейчас не ходит – охвачен патриотическим пылом, шкурками не торгует. Может быть, роман с дочкой старика? Какой интересный анекдот для общества в доме Флетчера! Как там будут смеяться! Нет, мимо этого я не пройду. На это стоит посмотреть”.

Лохвицкий отпустил солдат и повернул коня на тропинку, ведущую к избушке старого охотника. Чем ближе он подъезжал к ней, тем все больше сдерживал коня. Наконец спешился, привязал коня к дереву и стал осторожно пробираться через кусты. Вот в просвете между деревьями мелькнули знакомые очертания избушки. Послышались неясные голоса. Лохвицкий притаился. Он заметил старика Гордеева и Максутова. Они сидели около избушки за толстым обрубком дерева, заменявшим стол, и о чем-то разговаривали. Маша поставила перед ними чашку с едой, но старик и Максутов не притронулись к ней.

Лохвицкий, пригнувшись, подкрался еще ближе к избушке и залег в густой траве.

Из сарайчика вышел еще один человек – с русой бородой, с вещевым мешком в руках.

Лохвицкий вытянул шею и едва не вскрикнул от изумления: в каких-нибудь десяти шагах от него стоял самозванный путешественник мистер Пимм!

– Я готов, Дмитрий! – глухо сказал Сергей.

– Вот и ладно! – Максутов окинул его взглядом. – Присядем. Дорога предстоит дальняя.

Сергей опустился на деревянную плаху, рядом присела. Маша. Посидев в молчании минуты две, все поднялись.

– Теперь в дорогу, время не ждет, – сказал Максутов. – И помните: китобой выйдет рано утром. Смотрите не пропустите его!

– Уж будьте покойны, все понимаем, – отозвался Гордеев, принимая от Маши узелок с едой.

“Эге, – подумал Лохвицкий, лежа в траве, – а у беглого каторжника, как видно, друзья нашлись! И в том числе капитан Максутов. Совсем преинтересная история!”

– И вообще, будьте осторожны. Не нарвитесь на Лохвицкого, – напомнил Максутов.

– Да, Дмитрий, – спросил Сергей, – почему этот чиновник Лохвицкий так усердно охотится за мной? Неужели только из-за награды? А встретил он меня вначале очень сердечно, правда когда я был в личине мистера Пимма. Просил даже выполнить его просьбу.

– О чем он просил?

– Письмо передать друзьям в Америке.

– Не знал, что есть у него иноземные друзья… Это странно! Разве для этого нет обычной почты? Мы ведь всю переписку ведем через торговые суда. Покажи-ка письмо.

Сергей развязал мешок, достал письмо и протянул Максутову:

– Господин Лохвицкий жаловался, что обычная почта не очень надежна.

Максутов повертел письмо в руках и вдруг надорвал конверт.

– Что ты делаешь? – опешил Сергей.

Максутов отвел протянутую руку Сергея и быстро пробежал письмо:

– Что такое?! Смотри, Сергей: план расположения береговых батарей, сообщение о числе орудий, солдат… А вот и указание, где лучше всего высадить десант… Ты понимаешь, что это такое? Ведь это же шпионское донесение!

– Мистер Пимм и Лохвицкий, очевидно, связаны какими-то узами, – побледнев, догадался Сергей. – И я едва не стал невольным пособником шпионов!

– Да, положение создалось сложное. Сегодня Завойко познакомил меня с письмом, полученным из Иркутска. Оказывается, что, кроме требования задержать тебя, в нем еще сообщается, что представляет собой настоящий мистер Пимм. Это совсем не американский путешественник, а не больше не меньше как английский разведчик, пытавшийся пробраться на Камчатку. К счастью, его удалось задержать… Теперь мне понятно, почему господин Лохвицкий вручил тебе письмо. Он, как видно, торгует не только мехами, а кое-чем поважнее: занялся распродажей родины. Признаюсь, мне его поведение давно казалось подозрительным, да все не додумывал свои предположения до конца. А теперь придется им заняться основательно… Кажется, его песенка на этом будет спета. – Максутов бережно сложил письмо и опустил его в карман. – Спасибо, Сергей, за услугу. Негодяй сегодня же будет арестован. А теперь… вам пора трогаться. Все готово?

Сергей вскинул на плечи вещевой мешок, проверил пистолет:

– Кажется, все!

Он обвел глазами бревенчатую избушку, в которой провел несколько дней свободной и спокойной жизни, потухший костер, сдержанно шумящие березы и ольхи, заметил затуманенные глаза Маши.

– Я вас провожу, – спохватилась Маша, поспешно вбежала в избушку и схватила ружье.

– Попрощаемся, Дмитрий! – сказал Сергей. – Когда еще свидимся…

Друзья обнялись.

Что-то сдавило Сергею горло, он легонько оттолкнул от себя Максутова и, не оглядываясь, зашагал вслед за Гордеевым и Машей.

– Прощай, друг мой! Счастливого тебе пути! Максутов долго еще смотрел вслед Сергею, и сердце его сжималось от боли. Потом подошел к коню, потрепал его по шее и принялся отвязывать поводья.

– Подождите, капитан! Куда вы так торопитесь! – неожиданно раздался негромкий голос.

Максутов обернулся. Поднявшись из травы, к. нему приближался Лохвицкий. В правой руке он держал пистолет. Черный глазок дула смотрел Максутову в грудь.

Максутов протянул руку за своим пистолетом, но резкий голос Лохвицкого остановил его:

– Не шевелитесь, или я вынужден буду стрелять!

– Та-ак, – медленно проговорил Максутов, собираясь с мыслями. – Что вам угодно?

– Отдайте мне письмо, что вам передал государственный преступник Оболенский.

– Какое письмо? О чем вы говорите?

– Э-э, бросьте, капитан! Я отлично все видел. Мы теперь с вами вроде собратья по несчастью. Вы сообщник беглого каторжника, я… в некотором роде… тоже в неловком положении… Так что, полагаю, нам лучше не ссориться. – Лохвицкий хрипло засмеялся: – Пойдемте-ка на мировую. Я никому не говорю, что вы устроили побег каторжнику, а вы за это возвращаете мне письмо. И мы квиты. Вспомните, что вам угрожает военный суд за измену.

Кровь бросилась Максутову в лицо:

– Предатель! Я не боюсь ваших угроз! Максутов шагнул вперед, и рука вновь потянулась за пистолетом.

Лохвицкий отпрянул назад и выстрелил. Максутов схватился за грудь, сделал несколько шагов и упал на траву. Испуганный конь шарахнулся в сторону.

Лохвицкий провел ладонью по лицу, потом, обойдя вокруг Максутова, наклонился над ним и стал поспешно шарить в карманах. Руки его дрожали. Наконец письмо нашлось. Лохвицкий пробежал его глазами и хотел было порвать, но тут он почувствовал на себе чей-то упорный взгляд. Он вскочил и заметил за кустами Машу. Она быстро сорвала с плеч ружье.

– Что тебе надо, девка? – бешено крикнул Лохвицкий, делая шаг навстречу Маше.

– Не шевелитесь, стрелять буду!

– Рехнулась ты! Я не грабитель, я чиновник при губернаторе. Видишь, капитан из пистолета себя застрелил.

– А письмо зачем вынимали?

– Какое письмо?

– А то, что в руке! Бросьте его на землю!

– Опомнись, глупая девка!

– Буду стрелять, попаду в глаз без промаха! Кладите письмо!

– Ну, постой, я на тебя управу найду… – пятясь, забормотал Лохвицкий.

В этот момент раздался слабый стон Максутова.

– Вы живы, сударь? – Маша бросилась к Максутову, наклонилась над ним.

Этим воспользовался Лохвицкий. Он ринулся в овраг и скрылся в густом кустарнике. Маша бросилась было за ним, но ее остановил голос Максутова, к которому вернулось сознание:

– Люди! Кто здесь?

– Это я, сударь, Маша!

– Где Лохвицкий?

– Убежал.

– Помоги мне… Жжет… тяжко… – Максутов попытался расстегнуть мундир, но снова впал в беспамятство.

– Что с вами, сударь? Очнитесь! – с испугом закричала Маша.

Но Максутов лежал без движения.

Тогда девушка расстегнула ему мундир, увидела кровоточащую рану и кинулась в избушку. Она вынесла чистый рушник, туго перевязала Максутову грудь, потом осторожно приподняла раненого и понесла в избушку.