Текст книги "Костры на сопках"

Автор книги: Алексей Мусатов

Соавторы: Марк Чачко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

На рассвете Ваня Чайкин подошел к дому Завойко. Оглянувшись по сторонам, он юркнул в отверстие в дощатом заборе и осторожно постучал в оконце флигелька, в котором обычно спал Егорушка.

Вскоре приоткрылась створка рамы, и оттуда выглянул заспанный денщик Кирилл:

– Ты чего это, малый, спозаранку людей тревожишь? Опять куда-нибудь Егорушку сманивать будешь?

– Дяденька Кирилл, – умоляюще зашептал Ваня, – в бухту же военный корабль идет!.. Паруса белые, пушки на борту! Разбудите Егорушку… Нам беспременно корабль встретить надо!

– Да чей же корабль – русский или иноземный? – полюбопытствовал денщик.

– Наш, дяденька! Люди сказывают – это фрегат “Аврора”. На нем мой батя плавает. Разбудите Егорушку, дяденька!

– Ахти, дела какие! – засуетился Кирилл. – Сейчас, сейчас!

Он отошел от окна, но вскоре вернулся:

– Твоя правда, малый. Она самая подходит, “Аврора”. Василий Степанович с офицерами встречать пошли. И Егорушка за ними увязался.

Ваня, раздосадованный тем, что не ему первому удалось сообщить Егорушке новость о приближении “Авроры”, помчался к порту.

Здесь уже собралось почти все население Петропавловска. Ведь “Аврора” была первым русским военным кораблем, который входил в порт в дни томительного ожидания неприятеля.

В толпе горожан Ваня заметил мать.

– Где ты пропадаешь с самого утра! – подозвала она сына. – Постой со мной! Сейчас, может, отца увидим…

Фрегат, обогнув узкий мыс Язык, вошел во внутреннюю Петропавловскую бухту. Ветерок еле тянул над бухтой, и “Аврора” приближалась к берегу медленно, словно из последних сил.

У самого берега, не спуская глаз с фрегата, стоял Завойко с офицерами.

Немного поодаль от них Ваня заметил Егорушку и пробрался к нему.

– Ушел – и не сказался! Ладно же! – упрекнул он приятеля. – А только я все равно “Аврору” раньше твоего увидел… с Сигнальной горы…

– Ваня, смотри! – показал Егорушка на корабль. – Паруса-то у него рваные… и грот-мачты нет…

– Они, наверное, морской бой приняли. Вот и понесли потери, – деловито заметил Ваня,

Наконец фрегат бросил якорь. С него спустили шлюпку. В ней разместилась группа моряков, и шлюпка направилась к берегу.

Когда она с сухим треском врезалась в прибрежную гальку, капитан Изыльметьев с неожиданной для его возраста ловкостью выскочил на берег счастливо засмеялся.

Завойко шагнул ему навстречу.

– Сердечно приветствую вас с возвращением на родину! – проговорил он, протягивая вперед обе руки.

– Спасибо, ваше превосходительство! Еще никогда в жизни с такой радостью я не сходил на родную землю!

Завойко и Изыльметьев дружески, будто были давно знакомы, обнялись и поцеловались.

Изыльметьев представил Завойко своих офицеров; тот, в свою очередь, познакомил капитана со своими сослуживцами.

После этого Завойко пригласил всех к себе в дом.

– Одну минуточку, ваше превосходительство! Есть неотложное дело…

Изыльметьев коротко передал, что произошло с “Авророй” в порту Кальяо, как они плыли через океан, как сильно измучен экипаж.

– На фрегате шестьдесят больных: цынга, истощение… Прошу вашей помощи!

– Все к вашим услугам, капитан, – сказал Завойко и, обернувшись к своим офицерам, приказал немедленно поместить всех больных с “Авроры” в госпиталь, не жалеть для питания никаких продуктов, обеспечить всех молоком и овощами.

Из толпы отделилась Настя Чайкина и, подойдя к Завойко, поклонилась ему:

– Рассчитывайте и на нас, ваше благородие! В гошпитале-то всем тесно будет, можно какую толику матросов и по домам взять. Подкормим, поставим на ноги, уж будьте покойны! – Вы как, капитан? – спросил Завойко.

– Спасибо за доброе сердце! – кивнул Изыльметьев. – Матросы охотно воспользуются этим.

Он отдал приказание, и шлюпка с офицером направилась обратно к фрегату.

Вскоре с “Авроры” на берег начали свозить больных матросов.

Настя с нетерпением приглядывалась к каждой шлюпке. По ее встревоженному лицу Ваня догадался, что отца все еще не было. Сердце его сжалось.

– А ты капитана спроси! – тихо посоветовал Ваня. – Он же все знает.

Настя не выдержала и подошла к Изыльметьеву:

– Ваше благородие, муж у меня на “Авроре”, матрос Чайкин Василий. Он как – тоже болен? Иль что похуже приключилось?

– Здоров, здоров ваш Чайкин! – поспешил успокоить ее капитан. – Какие свалились, а он все еще на ногах держится. Крепкий матрос, надежный. Да вон он матросов в лодке везет.

Настя с Ваней подбежали к воде. Лодка вскоре врезалась в гальку, и Чайкин первым спрыгнул на берег.

Настя пошатнулась, точно ее кто толкнул, и еле слышно позвала:

– Василий!

Матрос оглянулся:

– Настя!..

Женщина припала к груди Чайкина и заплакала.

– Ну, будет, будет, – с напускной грубоватостью проговорил Чайкин. – Чего реветь! Не покойник ведь, а живой. – И он обернулся к матросам в лодке: – У баб поплакать – первое дело. С горя плачут, с радости плачут…

Ваня дернул мать за руку и покосился на матросов:

– Будет тебе, мамка!

Настя оторвалась от Василия и с гордостью показала на мальчика: – Сын твой…

– Ванюшка?! – Чайкин подался вперед. – Эко вытянулся!

Мальчик недоверчиво, робко топтался на месте.

– Не узнал папаню! – усмехнулся Чайкин.

– Узнал, – ответил Ваня. – Враз узнал. Чайкин обнял сына за плечи и притянул к себе:

– Немудрено и отвыкнуть: совсем ты махонький был, когда уезжал я.

Матросы с улыбкой наблюдали за встречей своего товарища с женой и сыном.

Настя вытерла слезы и, кивнув на лодку, сказала Василию:

– Чего дружков томишь! Давай к нам приглашай.

– Я и то, думал! – просветлел Чайкин. – А уместимся в хибарке-то?

– В тесноте – не в обиде. – Настя поклонилась матросам: – Милости прошу, передохните у нас!

– Так ты веди их, – сказал Чайкин, – а мне еще на фрегат нужно. Ванюшка, хочешь со мной на “Аврору”?

Ваня с радостью вскочил в лодку и схватился за весла.

До вечера Чайкин с сыном свозили больных матросов на берег. Одних, наиболее истощенных, офицеры направляли в госпиталь, других уводили к себе городские жители.

Позже всех с фрегата съехали Гордеев и Сергей.

Еще когда “Аврора” только подходила к порту, Силыч решил, что Сергею не следует сейчас возвращаться обратно в лесную избушку весьма возможно, что за ней следят, и Сергею лучше пожить в другом месте. Но где?

На фрегате Сергей близко сошелся с Чайкиным. То, что матрос хорошо знал брата, вместе с ним пережил опасность, притягивало к нему Сергея, и он решил поселиться временно у него. Выслушав его просьбу, Чайкин радушно сказал:

– Милости прошу! Хозяйка у меня добрая. Оболенский объяснил Чайкину, что он рыбак из Большерецка, приехал сюда, в Петропавловск, на заработки. Неизвестно, поверил ли ему Чайкин или нет. Вероятно, поверил, потому что в Петропавловск в те времена прибывало много разных людей из других мест Камчатки.

Сергей, Силыч и Чайкин добрались до берега. Старик начал прощаться.

– Зайдем, чайку выпьем! – пригласил матрос.

Но старик торопился к Маше, и к тому же он считал, что ему сейчас вместе с Сергеем лучше не показываться – меньше будет подозрений.

– Охотно бы, – ответил Гордеев, – да по дому душа истосковалась. Уж, верно, по мне панихиду справляют.

Сергей пошел вслед за Чайкиным. Стало совсем темно, и в домах зажглись каганцы. Светилось оконце и в хибарке Чайкина.

Матрос с Сергеем переступили порог.

– Еще матроса привел? – спросила Настя.

– Рыбак. В море подобрали, – сказал Чайкин. – Привечай гостя.

– Милости просим! – поклонилась Настя. – Места хватит.

Она ловко вздула в печи огонь, принялась накрывать на стол.

В этот вечер матросы долго не ложились спать. Они рассказывали о фрегате “Аврора”, о своих плаваниях, о чужих землях, где им пришлось побывать за годы скитаний по миру, о пережитых опасностях. Не только Ваня и Настя, но и Сергей слушал их с большим вниманием.

– Где бы ни был, а домой вот тянет, сил нет! – проговорил Чайкин. – На чужбине, видно, и солнце не греет…

– Бывает, что, и дома не сладко, – заметил Сергей.

– И то правда, – согласился Чайкин. – Не каждый день сыт бываешь дома-то. Об этом и говорить нечего. Да все же дом, родное гнездо…

– Папаня, а ты индейцев видал? – спросил Ваня, жадно ловивший каждое слово отца.

– Видал, сынок, – усмехнулся Чайкин. – Черных-пречерных…

– Ах ты господи! – воскликнула Настя.

– Прибыл наш фрегат на остров – позабыл ему название, – начал Чайкин. – Остановились мы неподалеку от берега. Остров населенный, на карте обозначенный. Видим, идет к нам лодка. На ней восемь гребцов, все черные, как сажа. Один белым лоскутом машет, а другой в дудку дудит – знак нам дают: не воевать, дескать, едем, а дружбу водить. Капитан наш – лобастый – приказывает матросам тоже белыми тряпками махать. Ну, подъехали они, подняли мы их на фрегат. Как взошли на палубу, стали все петь, плясать – прямо как на свадьбе. Веселый народ, но безобидный. Его не тронь, и он тебя вовек не тронет…

И долго еще бывалый матрос рассказывал о заморских странах и людях, но Сергей, измученный переживаниями последних дней, уже крепко спал и ничего не слышал.

Глава 5

Утром всех на ноги подняли призывные удары медного колокола. Первым вскочил с лежанки Сергей Оболенский. С тревогой он прислушивался к глухим, тяжелым ударам. “Как вечевой колокол”, подумал Сергей.

– Пожар? – спросил Чайкин, подбегая к оконцу.

– Народ кличут на площадь, – пояснила Настя.

– Надо, стало быть, на фрегат являться – кончился мой отпуск, – сказал Чайкин. Он начал одеваться и с удивлением покосился на сына: – А ты, братец, куда собираешься? Посидел бы дома.

– Они же первые вояки! – усмехнулась мать. – Без них ни одно дело не обходится.

Вся семья Чайкиных ушла из дому. Сергей Оболенский нарочно замешкался и остался: итти на площадь было рискованно, его могли узнать, несмотря на то что внешность его изменилась.

Несколько раз Сергей прошелся из угла в угол маленькой избы. Он видел, как петропавловцы всё шли и шли по улице, направляясь к площади.

“Сам себя в клетку запер! – с досадой подумал Сергей. – Добровольное заточение! И в такое время…” Мысль о том, что в эти решающие дни, когда все горожане от мала до велика принимают участие в подготовке порта к обороне, а он вынужден томиться в бездействии, больно уязвила его.

От натопленной печки шел жар, было тяжело дышать. Сергей вышел на улицу. Она была пустынна. Только в конце ее показался дряхлый старик в разношенных унтах. Сергей хотел было уйти обратно в избу, но почему-то задержался и стал дожидаться старика.

– Чего, сынок, дома сидишь? – спросил тот, поровнявшись с Оболенским.

– Заболел я, дедушка! – вспыхнув, солгал Сергей. – Лихорадка мучает.

– Э-э, родимый, это пройдет! Завари малины да пей вволю – полегчает. Я, сынок, почитай, годов десять лихоманкой мучаюсь, все на печи отлеживаюсь. Да, вишь, теперь выбрался. Больно охота мне послушать, что люди говорят… Ну, будь здоров, пойду-ка я.

С минуту Оболенский глядел вслед согбенной удаляющейся фигуре старика, потом вернулся в избу, надел свой армяк, нахлобучил на глаза войлочную шляпу.

В это время в избушку заглянул Гордеев. Он рассказал Сергею, что произошло с Максутовым и Лохвицким.

– Где он теперь, Максутов? Как бы увидеть его? – заволновался Сергей.

– В госпитале лежит… А вы куда это, сударь, собрались?

– Не могу иначе, Силыч. Коль не судьба уехать, так вместе с народом быть надо.

– Это пожалуй, – подумав, согласился старик. – Лохвицкого теперь нету, охотиться за вами не будет, да и Завойко занят другими делами. Но все же, сударь, поосторожней будьте.

Гордеев ушел, а через некоторое время направился к площади и Сергей. Со всех сторон туда тянулись рыбаки, охотники, чиновники. Обгоняя взрослых, мчались мальчишки.

На площади возле небольшого помоста были выстроены в полной парадной форме солдаты и матросы.

Люди всё прибывали и прибывали и, собираясь небольшими группами, переговаривались о своих делах, о разных происшествиях. Их можно было отличить не только по одежде, но и по разговору, высказываемым мыслям. Вот поближе к помосту собрался небольшой кружок купцов. Грузный купец в суконном кафтане с недоумением спрашивал:

– Неужто англичане на наши земли позарились?

– Земля-то не пустая – богатая, – ответил ему другой купец. – А у них глаза завидущие – весь свет хотят под свое владычество захватить.

– Подавятся! – пробасил высокий купец с окладистой бородой. – Кус-то больно большой. Матушка Россия велика, ее за один раз не проглотишь. Наполеон тоже на наши богатства зарился, да подавился.

– Видать, не впрок урок!

Первый купец вскользь заметил:

– Большой убыток от войны купечеству: куда товары сбывать будем?

– На англичанах свет клином не сошелся! Торговать есть с кем.

– А в такое время можно об торговле и не помышлять! – сердито сказал купец с окладистой бородой. – Не всё о прибылях заботиться, надо нашему купечеству и об пользе государства подумать!

Первый купец насмешливо бросил:

– Пафнутьев в Минины метит…

В группе охотников и отставных солдат разговор шел о превосходстве русского солдата перед иностранным.

– Против нашего солдата у англицких кишка тонка, – усмехаясь, говорил пожилой охотник, дымя самокруткой. – Наш солдат хлебушка поел, водицей запил – и в бой, все ему нипочем…

– Англицкие штуцера дальше бьют, – заметил охотник помоложе.

– Штуцера сами не стреляют.

– Оно конечно, да ведь к нему не подберешься! Издалека бить будет.

– Подберемся! Эка невидаль штуцер!

Особый круг составляли мальчишки. Их собралось здесь много, со всего порта. Подражая взрослым, они тоже солидно говорили о приближающейся войне и высказывали свои планы будущей кампании.

Ваня был в центре внимания. Затаив дыхание, мальчишки слушали его рассказ о том, как фрегат “Аврора” в самый шторм ушел из-под самого носа англичан и французов.

– Батя мой вернулся с “Авророй”! – радостно сообщил приятелям Ваня.

– Правда? – с некоторым сомнением переспросил кто-то из ребят.

– Чтоб мне провалиться! И что он мне рассказывал! Вокруг всего света объехал, всего насмотрелся…

– А что он тебе привез? – спросил Егорушка.

Как ни хотелось Ване похвастать перед мальчишками, что отец привез ему из далеких, неведомых стран какой-нибудь таинственный, необычный подарок, но похвастать было нечем.

– Что я, маленький!

– Не только маленьким подарки привозят, – усмехнулся Егорушка.

– Ладно, – нахмурился Ваня, – не твоя печаль.

Разобиженный, он хотел было отойти от Егорушки, но тот схватил его за руку и отвел в сторону:

– Новость слышал? Лохвицкий сбежал куда-то!

– Это который мне пятак дал?

– Вот, вот! Батя говорит, он хуже царского разбойника. Только его найти никак не могут…

Между тем Сергей Оболенский медленно переходил от одной группы к другой, с живым интересом прислушиваясь к разговорам горожан. Его удивляли и радовали точные, меткие слова, осведомленность в происходящих событиях и глубокая заинтересованность в судьбе родины. По всему чувствовалось, что рыбаки, охотники, мещане – все эти простые русские люди твердо знали одно: Россию нельзя отдать иноземному завоевателю.

– Смирно! – раздалась зычная команда. Солдаты и матросы взяли под ружье, на караул.

Дробно забил барабан. Все взоры обратились в ту сторону, откуда к площади приближались Завойко и Изыльметьев. Оба были в мундирах и при всех орденах.

Офицер подбежал к Завойко и отдал рапорт. Завойко поздоровался с солдатами и матросами. Затем он и Изыльметьев поднялись на небольшой помост.

Наступила тишина. С океана дул свежий ветер, донося сюда запах водорослей и рыбы.

Завойко оперся руками о край перил, оглядел толпу и чуть сипловатым, но ясным голосом произнес:

– Жители Петропавловска! Уже вам всем ведомо – на нашу землю идет враг. Англия и Франция объявили нашему государству войну. Вражеская эскадра может с часу на час появиться у наших берегов. Как верные слуги отечества, приняли мы решение всеми средствами оборонять далекий аванпост нашей империи на Тихом океане. Солдаты и матросы преисполнены решимости биться за родную землю, не щадя своих сил. Одних солдат мало, чтобы защитить порт в случае нападения неприятеля. Надеемся мы на вашу помощь, жители Петропавловска! Земли нашей мы врагу не уступим, будем биться с врагом не на живот, а на смерть. Всех недругов России сбросим в океан!

По толпе прошел одобрительный гул.

Завойко сказал еще о том, что силы защитников Петропавловска умножились – к ним пришел многопушечный фрегат “Аврора”, и моряки вместе с ними будут оборонять порт.

Затем он и Изыльметьев стали запросто беседовать с горожанами и охотниками, отвечать на их вопросы.

– Что же они, чужеземцы, только с судов стрелять будут, а на землю не сойдут? – спросил у Завойко Гордеев.

– Попервоначалу попытаются разгромить наши береговые батареи, а там, возможно, и десант высадят.

– Вот ладно было бы! На земле нам их сподручней бить будет, – раздались голоса.

– Сразу в штыки ударить!

– Пуля – дура, штык – молодец!

– И пулей врага достанем! – сказал Гордеев. – Главное дело – нам, стрелкам, не скопом итти, а в одиночку.

Завойко с удивлением оглядел Гордеева, который так спокойно предлагал новые формы борьбы с неприятелем.

– Так ты, старина, говоришь: рассыпаться стрелкам по всему полю и врага в одиночку бить?

– Верно, ваше превосходительство. Оно лучше будет. Враг идет на виду, шеренга за шеренгой. Тут их и бить, как зверей бешеных. Охотники – стрелки меткие. Каждый выстрел – цель. Сначала офицеров посшибать, а потом и солдат.

– Это надо будет обдумать, – сказал Завойко.

– Вашему превосходительству виднее, – с достоинством ответил Гордеев.

Какой-то охотник спросил, будет ли казна выдавать казенный порох или придется расходовать свой. Соседи сердито зацыкали на охотника, и тот скрылся в толпе.

Завойко попросил жителей приступить к работе: надо помочь свезти с “Авроры” часть пушек на берег и срочно закончить строительство береговых батарей. Люди стали расходиться по батареям.

Сергей примкнул к той группе, которая направилась к первой батарее, на Сигнальном мысу.

До полудня он долбил камень и помогал солдатам устанавливать пушки.

В перерыв, когда Сергей присел отдохнуть, он неожиданно услышал ребячий шопот. Он оглянулся и заметил за выступом камня Ваню и Егорушку Завойко.

Егорушка испуганно смотрел на Сергея и дергал приятеля за руку:

– Смотри, это он… он!

– Кто “он”?

– Царский разбойник…

– Придумаешь тоже! Это рыбак из Большерецка. Он у нас живет. И он вместе со всеми воевать будет.

Сергей вздрогнул и, поднявшись, шагнул к мальчикам. Егорушка невольно подался назад. Сомнений не было: перед ним стоял “царский разбойник”. И хотя Сергей оброс бородой, был одет в заношенный зипун, а шляпа низко надвинута на глаза, Егорушка сразу узнал в нем того самого человека, который жил в их доме под именем путешественника Пимма, а потом оказался беглым каторжником. У мальчика болезненно забилось сердце. Ему хотелось бежать назад, но он не в силах был сдвинуться с места.

– Вы, мальчики, зачем сюда прибежали? – спросил Сергей.

– А мы тоже воевать будем! – задорно ответил Ваня. – Как и все!

– Да, – тихо проговорил Сергей, отвечая каким-то своим затаенным думам, – как все… Это хорошо!

Неожиданно он положил руку на плечо Егорушке:

– Ты, верно, узнал меня, Егорушка. Да, я тот самый человек, которого ищут царские слуги. Но этот человек ничего плохого не сделал. Он хочет быть полезным своему народу, хочет сделать его счастливым…

Светлым, задумчивым и чистым был взгляд Сергея, и Егорушка почувствовал, что ничего страшного в этом человеке нет.

Сергей наклонился к мальчику и еще тише добавил:

– А о нашей встрече дома никому не говори.

– Даю слово – никто не узнает! – взволнованно ответил Егорушка.

– А теперь, дружки мои, бегите домой! – сказал Сергей.

Мальчики переглянулись и побежали к городу.

Глава 6

Прошло более недели. Уже шел август. Неприятель не появлялся. В Петропавловске кое-кто начал поговаривать, что едва ли англо-французская эскадра в этом году предпримет нападение на Петропавловск.

Но Завойко не терял даром ни одной минуты. Стрелковые отряды непрерывно проводили ученья, готовились к возможной высадке неприятельского десанта. Был создан отдельный отряд для тушения пожаров в городе, которые могли возникнуть в результате обстрела.

Сооруженные на берегах Петропавловской бухты батареи пополнялись пушками с “Авроры”. Самый фрегат стоял на якоре в гавани и был вооружен лишь с левого борта, обращенного к проливу между Сигнальной горой и мысом Язык.

“Аврора” вместе с “Двиной” должны были не дать врагу прорваться во внутреннюю гавань.

Изыльметьеву и капитану “Двины” было приказано обороняться до последней крайности, а в случае победы неприятеля в бухте – зажечь суда, свести команды на берег и присоединить их к стрелковым отрядам.

Однажды утром, перед тем как выехать на осмотр строящихся батарей, Завойко заглянул в свою канцелярию и встретил там капитана Максутова.

Тот был по-прежнему подтянут, серьезен и явно чем-то озадачен.

– Почему вы не в госпитале? – нахмурился Завойко.

– Я вполне здоров, ваше превосходительство. Это может подтвердить и лекарь Пасхин.

Завойко недоверчиво взглянул на капитана.

– Я понимаю! – горячо заговорил Максутов. – Своим содействием политическому ссыльному я доставил вам много неприятностей. Наверное, кто-нибудь из чиновников уже пишет на вас донос в Петербург. Оставить меня начальником гарнизона едва ли возможно. Но я прошу об одном: не лишайте меня права вместе со всеми достойно, как подобает русскому человеку, встретить врага. Если нужно, разжалуйте меня в рядовые, но направьте на батарею, к солдатам…

– Что вы говорите такое! – грубовато оборвал его Завойко, скрывая за этим тоном охватившее его волнение.

Он заходил по комнате.

Максутов, конечно, был прав. Неизвестно, какими путями, но чиновники уже пронюхали о связи Максутова с Оболенским и теперь с нетерпением ждали, как отнесется к этому Завойко.

– Не время сейчас следственные дела вести. Есть и поважнее заботы… – заговорил Завойко и вдруг остановился против Максутова: – Вы на какую батарею желаете?

– Если разрешите, на первую, ваше превосходительство. В любой роли… – Помолчите, капитан! Назначаю вас на первую батарею командиром.

Максутов просиял:

– Василий Степанович, спасибо вам… от всей души! Честью клянусь…

– Ну-ну, я верю вам! – проговорил Завойко. – Отправляйтесь-ка поскорее.

Перед тем как уйти, Максутов спросил о Лохвицком.

– Как в воду канул! – ответил Завойко. – Значит, вы правы – совесть у него нечиста.

***

На батарею Максутов прибыл в приподнятом настроении. Здесь вовсю кипела работа. Солдаты вместе с горожанами копали рвы, землянки, строили настилы для пушек.

Подошел тяжелый плот с тремя пушками с “Авроры”, и солдаты принялись стаскивать их на берег.

Максутов поздоровался с солдатами и сообщил им, что он назначен командовать первой батареей.

– Что ж, братцы, повоюем! Первый удар не иначе как по нас будет.

– За нами дело не станет, – спокойно ответил пожилой широкоплечий комендор Аксенов. – Только бы снарядов побольше.

– Господин капитан, сколько же всех орудий на батарее будет? – спросил кто-то Максутова.

Максутов обернулся на голос и вздрогнул: в группе горожан стоял Сергей Оболенский, бородатый, в армяке, в старой войлочной шляпе и с ломом в руках.

– Пять уже есть да еще три привезем, – поспешно ответил Максутов.

Только когда все принялись за работу, Максутов смог остаться е Сергеем с глазу на глаз.

Они коротко поведали друг другу о том, что с ними произошло после разлуки.

– Я теперь вроде рыбака, Дмитрий. Из Большерецка. На промысел прибыл да вот задержался, – усмехаясь, сказал Сергей. – И, думаю, это к лучшему.

– Значит, пока вместе, Сергей? – улыбнулся Максутов.

– Пока вместе.

Они разошлись. Сергей принялся расчищать каменистую площадку.

Он трудился наравне со всеми, хотя от непривычки у пего болело все тело. Но Сергей крепился и не без гордости отметил, что он не отстает от других в работе.

Аксенов объявил передышку. Все присели вокруг костра. Комендор, попыхивая трубкой, начал рассказывать о войне:

– Стояли мы тогда на позициях. А на горе – неприятель. Ему все видать как на ладони. Он по нас и бьет. А батальонный – старик бравый был – нам кричит: “Эй, вы, такие-сякие, чего зря стоите, бери в штыки!” Пошли мы в штыковую. Я иду и думаю: “Куда трубку девал? Без нее прямо жизнь не в жизнь!” Да не ворочаться же за трубкой! И так мне на себя досадно – и не расскажешь. Ничего не вижу и пру, как дурной, прямо на неприятеля. А тут мне кто-то кричит: “Эй, ты, чумной, куда ты со своей трубкой лезешь!” Протянул я руку – и верно, трубка во рту. Дело пошло веселее…

– А много раз в деле пришлось быть? – спросил Сергей.

– Считать не считал, а доводилось.

– Страшно это?

И хотя у костра сидели бывалые люди – рыбаки, много раз рисковавшие своей жизнью в океанских просторах, охотники, вступавшие в единоборство с медведем, – все же никого не удивил вопрос Сергея.

– Попервоначалу, конечно, душа томится, – ответил Аксенов, – а потом привыкаешь, будто так и надо. И ядра тебе нипочем, и пули…

Перед вечером на лодке, приехали мальчишки. Они привезли отцам узелки со снедью. Среди них были Ваня и Егорушка.

Ваня передал Сергею туго набитый узелок с пищей. Были тут сало, лепешки, куски жареной рыбы, соль, пучок зеленой черемши, берестяной туесок с лесными ягодами.

– Это мы с Егорушкой вам собрали. Вы больше ешьте – работа у вас тяжелая.

– Спасибо, ребята, не откажусь. Но только и вы со мной закусите.

И как смущенные мальчики ни отказывались, но Сергей усадил их рядом с собой,

– А когда же бой начнется? – нетерпеливо спросил Егорушка – ему очень хотелось поговорить с Сергеем, порасспросить его о многих важных вещах.

– А что, ждать невтерпеж? – усмехнулся Сергей.

– А может, они и не придут, чужие-то корабли, – с нескрываемым опасением спросил Ваня, – и боя вовсе не будет?

– А мы с Ваней ныне все утро на мысу дежурили, – сказал Егорушка, – на самой круче. Всё в океан смотрели. Мы чужие корабли обязательно первыми увидим. Правда, Ваня?

– Надо завтра на Сигнальный мыс пойти. Оттуда дальше видно.

– Смотрите не прозевайте! – улыбнулся Сергей. Долго еще он слушал болтовню мальчиков, пока те не вспомнили, что им пора возвращаться в город.

Через два дня сооружение первой батареи было закончено.

Приехал Завойко, все осмотрел, проверил, расспросил о запасах пороха, ядер.

– Ваше превосходительство, – обратился к нему Максутов, – имею просьбу. Здесь еще находятся жители, присланные для земляных работ. Просил бы кое-кого оставить в помощь… Верно, земляные работы придется производить и во время боя…

– Сколько вам нужно?

– Человек десять.

Завойко подошел к группе горожан, собиравшихся уже отправляться в город:

– Кому-нибудь надо остаться, братцы, помочь артиллеристам. Сами видите – место опасное, очень опасное… да надо… Может, кто по доброй воле согласится?

Из молчаливо стоявшей группы горожан отделилась сначала одна фигура, потом другая, третья…

– Вот и хватит, – отсчитав десять человек, сказал Завойко. – Спасибо вам, братцы!

После того как Завойко уехал, из-за кустов вышел Сергей Оболенский и присоединился к тем, кто выразил согласие добровольно остаться на первой батарее.