Текст книги "Костры на сопках"

Автор книги: Алексей Мусатов

Соавторы: Марк Чачко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

Оболенский болезненно вздохнул и открыл глаза. Он лежал, на полу в сыром, полутемном помещении. Узенькая полоска света из иллюминатора освещала дубовую обшивку. Слышался равномерный плеск воды. Как видно, Николай находился в трюме корабля. Но какого корабля? Как он сюда попал?

Николай приподнялся на локте, чтобы лучше осмотреться. Острая боль в правом плече заставила его глухо вскрикнуть и вновь повалиться на спину.

– Очнулись, ваше благородие? – услышал он из полутьмы голос.

– Кто здесь? – опешил Оболенский.

– Да это я, Чайкин. А вон и Сунцов с нами. – Матрос подполз поближе. – Вот славно, что голос подали. А уж мы думали совсем карачун вам. Мы и водой брызгали и уши вам терли, а вы лежите и не шелохнетесь. Мы тут с Сунцовым стражу звали, а они, дьяволы, будто и не слышат.

– Какую стражу? – удивился Николай. – Разве мы… разве мы под стражей?

– Эх, ваше благородие, попались мы, как кур во щи…

И только теперь Оболенский начал припоминать, что с ним произошло на берегу. Вот он сидит на камне у старой крепости, ждет Паркера. А того все нет и нет… Потом он встретил Паркера в аллее, назвал его трусом, потом неизвестно откуда появились английские матросы… и дальше он ничего не помнит.

Мало-помалу Николай начал догадываться, что Паркер подстроил ему какую-то каверзу. Но какую? Может быть, все же это простое недоразумение, придут старшие офицеры, все узнают и его с матросами выпустят на свободу…

– А вы как, братцы, живы-здоровы?

– Целы, ваше благородие, – отозвался Чайкин. – Нашего брата свалить трудно. Да и мы им спуску не дали.

– Вот и свиделись, ваше благородие, – подал голос Сунцов. – У нас, у простых людей, говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся.

– Как же вы возле меня оказались? – спросил Оболенский.

– Да что же было на берегу сидеть! – ответил Чайкин. – Мы тоже не без понятия, сразу смекнули, куда ваше благородие пошли. Вот и решили под рукой быть для всякой надобности.

– Поздно прибежали, – сказал с сожалением Сунцов. – Кабы раньше чуток, отбились бы. Опять же, оружия не было. С оружием нас бы ни за что не взяли.

– Оно и лучше, – сказал Оболенский. – Было бы кровопролитие, напрасные жертвы. Как вызовут вас на допрос, говорите, что я приказал вам защищать меня.

– Это для чего, ваше благородие?

– Так нужно… Вероятно, в стычке кого-нибудь поранили?

– Не без того, – спокойно ответил Сунцов. – Нас помяли, ну и мы в обиду себя не дали.

И, помолчав немного, он добавил:

– Только, ваше благородие, я так думаю: вы всю вину на себя не берите. Вместе бились, вместе и ответ держать. Как же так можно за своего командира – и не заступиться!

– Это правильно, – поддержал его Чайкин. – Так-то лучше будет. Они скажут, что вы нарочно того офицера вместе с нами дожидались, чтобы покалечить… А надо как есть правды держаться. Как было, так и надо доказывать.

– За все это вас могут осудить на каторгу, – сказал Оболенский.

– Двум смертям не бывать, одной не миновать! – вздохнул Сунцов.

Наступила тишина. Каждый предался своим невеселым думам. Оболенский подумал о том, что сейчас делается на “Авроре” – собирается ли экипаж в плавание или капитан принимает меры к его розыску. Николай представил себе, как корабль поднимет все паруса и пойдет на запад, к родным берегам. А он? Трезво и хладнокровно перебирая в памяти прошедшие события, Оболенский приходил к печальным выводам! Положение его было трудным. Один на корабле чужой страны, которая в ближайшее время может начать военные действия против его родины… С ним могут поступить, как с военнопленным. Он здесь беззащитен.

И самое главное – когда начнется война, он, русский офицер, будет в стороне от событий, вдали от родины. Вместе с ним безвинно могут погибнуть Сунцов и Чайкин.

Как же легкомысленно он поступил! Оболенский тяжело вздохнул. Его плеча осторожно коснулась рука Чайкина:

– Не горюйте, ваше благородие, все сладится.

– Ты думаешь? – обрадовался его спокойному голосу Оболенский. – Сладится?

– Беспременно вырвемся отсюда. Не в таких переделках случалось быть, да и то выпутывались.

– Много ты за свою жизнь пережил? – с внезапно проснувшимся интересом спросил Оболенский.

– Всяко бывало. Однажды тоже чуть не окачурился, да, видите, жив. Дело-то на Аляске было…

– Ты на Аляске бывал?

– Случалось. Вместе с отцом, когда мальцом еще был. Ходили туда с капитаном Кашеваровым…

Оболенский признался, что он не слыхал про Кашеварова. И Чайкин, устроившись поудобней, стал рассказывать о жизни открывателей новых земель, о людях беспримерной стойкости и отваги, коими так богата русская земля.

Неожиданно раздались шаги. Узники прислушались. Дверь открылась, и два английских матроса, освещая себе путь фонарем, вошли в трюм.

Приглядевшись, один из них ткнул пальцем в Оболенского и велел ему следовать за собой.

– Вот сейчас все выяснится, – сказал Оболенский своим товарищам, – и нас отпустят на свободу.

– В добрый час! – сказал Чайкин.

Английские матросы повели Оболенского к адмиралу Прайсу.

Глава 8

В этот же день, когда трое русских моряков были брошены в трюм английского корабля, адмирал Прайс получил через английского консула в Перу важные известия.

Он срочно вызвал к себе на корабль командующего французской эскадрой.

– Дипломатические отношения с Россией прерваны, – официальным тоном сообщил Прайс. – Военные действия на Европейском континенте начнутся в ближайшее время. Нам с вами приказано итти к берегам Камчатки и захватить порт Петропавловск.

– Приказ получен и мною. Моя эскадра в полном вашем распоряжении, – почтительно сказал де-Пуант и, помолчав, спросил, как должны они теперь поступить с русским фрегатом “Аврора”.

– Считайте, что фрегат – наш первый военный трофей, – самонадеянно заявил Прайс и принялся излагать свой план нападения на “Аврору”.

Утром английские и французские суда, под видом маневров, окружают русский фрегат и под жерлами пушек принуждают его капитулировать.

– А если русские решат сопротивляться? – осторожно спросил де-Пуант.

– Это невозможно, – бросил Прайс: – мы за десять минут пустим его ко дну. – Он тяжело прошелся по каюте, кинул взгляд на карту. – Об “Авроре” можно больше не говорить. Меня сейчас интересует другое – Камчатка, Петропавловск! Что-то нас ждет там?

Он покосился на французского адмирала, удобно развалившегося в кресле, и неожиданно спросил:

– Желаете послушать пленного русского офицера?

Де-Пуант с удивлением поднял голову:

– Откуда же могут быть пленные, если войны еще не было?

– Война уже началась! Мои офицеры умеют служить, – снисходительно усмехнулся Прайс, вспомнив о предприимчивости Паркера, который, использовав историю с дуэлью, сумел так ловко захватить русских моряков.

Но обо всем этом адмирал предпочел умолчать перед де-Пуантом и только приказал привести русского офицера.

Темнело, и в каюте зажгли лампы, привинченные к стене.

Свет ламп ослепил Оболенского, когда он переступил порог каюты. Он зажмурился, закрыл ладонью лицо, но вскоре, вглядевшись, заметил стоящего у стола адмирала Прайса и сидящего на диване командующего французской эскадрой де-Пуанта.

Так как старшим здесь был, очевидно, Прайс, Оболенский обратился к нему:

– Ваше превосходительство! Меня, офицера русского флота, и двух матросов русского военного фрегата “Аврора” беззаконно, силой затащили на корабль и бросили в трюм, как преступников…

– Вы – преступник, – медленно и резко проговорил Прайс. – Да, преступник.

– Вы введены в заблуждение, ваше превосходительство! – горячо сказал Оболенский. – Ничего роняющего Постоянство и честь офицера я не совершил. Я хотел бы тать, ваше превосходительство, в чем моя вина?

– Вы совершили вооруженное нападение на офицера английского флота. Это карается смертью.

– Это ложь! – в сильном волнении вскричал Оболенский. – Дикая ложь и клевета! Я прошу вас выслушать меня. Торопливо, точно боясь, что его прервут, Оболенский изложил историю своей ссоры с Паркером. Он рассказал о стычке в перуанской деревне, о вызове на дуэль, о том, как Паркер, подло обманув его, приказал своим матросам напасть на него.

– Вы приехали на дуэль? – нетерпеливо перебил его Прайс.

– Да.

– Где же ваши секунданты? Или в России дуэли происходят без секундантов?

– Я приехал один, надеясь на честь английского офицера.

– Басни для детей! – презрительно процедил Прайс.

– Вы вольны оскорблять меня, ваше превосходительство. Но моя честь не запятнана…

Адмирал де-Пуант, до сего времени не принимавший участия в допросе, приподнялся с кресла и мягко спросил:

– Кто может поручиться, что вы говорите правду?

– Клянусь честью!

– “Честь, честь”! – прервал его Прайс, раздраженно вскинув свои густые брови. – Что вы нам все толкуете о чести, точно мы здесь институтские девицы. Нам нужны факты, а не слова.

Адмирал несколько раз прошелся по каюте, остановился у карты Камчатки, потом повернулся к Оболенскому и быстро спросил:

– Вы в Петропавловске бывали?

Оболенский уловил что-то недоброе во взгляде Прайса и насторожился.

– Какое это имеет отношение к моему пленению? – спросил он.

– Отвечайте на поставленный вопрос! Вы и ваши матросы хорошо знаете Камчатку?

– Я военный моряк, ваше превосходительство, и не могу ответить на такой вопрос.

Прайс испытующе посмотрел на Оболенского: – Советую вам внимательно прислушаться к моим словам… Ваш рассказ о дуэли неправдоподобен, я отвергаю его, как вымышленный. Вы совершили вооруженное нападение на английского офицера. За это вы будете преданы военному суду и приговорены к смерти. Ваши соучастники-матросы будут повешены. Только чистосердечным признанием вы можете смягчить свою участь и участь ваших матросов. Отвечайте правдиво на мои вопросы, и вы получите свободу!

– Что угодно знать вашему превосходительству?

– Сколько военных кораблей обычно стоит в Петропавловском порту? Как велик гарнизон?

– Не знаю.

– Я повторяю, что спасти свою жизнь вы сможете, только исчерпывающе отвечая на мои вопросы.

– Я презираю, ваше предложение! – гневно сказал Оболенский. – Вы предлагаете мне жизнь ценой предательства! Вы можете взять мою жизнь, но это все, что вы можете со мной сделать. Предателей среди нас вы не найдете… Я надеюсь, что капитан Изыльметьев узнает о подлом поведении офицера Паркера и о нашем незаконном пленении. Капитан “Авроры” сумеет найти защиту!

– “Аврора”! – усмехнулся Прайс. – “Аврора” завтра будет задержана нашими кораблями.

Оболенский пошатнулся и схватился рукой за край стола. Лицо его выразило отчаяние и боль. Может, он виноват в том, что “Аврора” не ушла своевременно из бухты? Он будет виноват в бесславном пленении своего корабля! Но что же делать? Как спасти корабль, своих товарищей? – Вы будете отвечать на мои вопросы? – спросил Прайс.

– Нет, нет… – еле слышно ответил Оболенский.

– Я не тороплю вас, время еще есть. Но знайте, что мы найдем средства заставить вас быть более словоохотливым. Кроме того, завтра здесь, на корабле, будут и другие офицеры “Авроры”, в том числе капитан Изыльметьев.

Оболенский невольно подался вперед. Лицо его горело.

Переглянувшись с де-Пуантом, Прайс вызвал матросов и приказал увести русского офицера.

Матросы подвели Оболенского к трюму и грубо толкнули вниз.

Николай ухватился правой рукой за поручни, но, почувствовав резкую боль в плече, тут же отдернул руку, вскрикнул, потерял равновесие и покатился по узкой лесенке.

Сунцов и Чайкин бросились к нему на помощь.

Глава 9

Матросы бережно оттащили Оболенского подальше от входа и уложили на прежнее место.

– Что, ваше благородие, больно ушиблись?

– Плохо, братцы. Правая рука совсем не действует. Но тут дело и похуже есть.

И Оболенский рассказал матросам о допросе, о возможном захвате “Авроры”, о предложении стать изменником.

– Вот собаки! – брезгливо отозвался Чайкин.

– Я бы сейчас жизни не пожалел, только бы “Аврору” известить! – вздохнул Оболенский.

– Может, и нас на допрос позовут? – в раздумье заметил Сунцов.

– Тебе что – поговорить захотелось? – строго спросил Чайкин. – Все равно от нас не много узнают. Будем молчать, как стенка.

– Это уж как есть, – согласился Сунцов и перешел на шопот: – Я это к тому… Нас бы только на палубу вывели. Там мы часовых за горло, а сами – за борт.

– Разве ж доберешься до “Авроры”! Ночь, ни зги не видать, – усомнился Чайкин.

– А вдруг посчастливится? – стоял на своем Сунцов. – До нашей “Авроры” мили две, не более. Доплыть можно… А если фрегата сейчас в темноте не видно, до берега доберемся, а оттуда уже к “Авроре” на лодке. Вы как считаете, ваше благородие?

– План ваш одобряю! – обрадованно проговорил Оболенский. – Если вас на палубу вызовут, надо будет рискнуть.

– Да как же мы вас одного в беде покинем? – запротестовал Чайкин.

– Вместе плавали, вместе и кончину примем, – добавил Сунцов.

Сердце у Николая болезненно сжалось. Ему захотелось по-братски обнять матросов, которые так просто отказывались от спасения, чтобы только не оставить товарища в беде.

– Спасибо, братцы! – растроганно проговорил Оболенский. – Не забуду я этого. Спасибо! Только, я думаю, надо вам бежать отсюда, если удастся, предупредить капитана Изыльметьева. Скажите ему, что завтра утром враги замышляют напасть на “Аврору”. Потом англо-французская эскадра направится к Петропавловску. И еще скажите капитану: не осрамил я изменой корабль. Всем товарищам поклонитесь. Матросы молчали. Слышно было, как тяжело вздохнул Чайкин, скрипнул зубами Сунцов.

Потом оба матроса пошептались между собой, очевидно решая, как быть, и гадая, позовут их на допрос или нет.

Наконец за ними пришли.

– Идите, братцы, – вполголоса сказал Оболенский. – Постарайтесь там… другого выхода нет.

Матросы поднялись. Чайкин наклонился к Оболенскому:

– Попрощаемся, ваше благородие… Душа у вас светлая…

Оболенский молча привлек Чайкина к себе и трижды от всего сердца поцеловал его, потом простился с Сунцовым.

Матросов увели.

Оболенский остался один. Прошло несколько томительных минут. Оболенский мысленно представил себе темную ночь, океанские волны и двух матросов, медленно продвигающихся вперед. Они хорошие пловцы, но ведь расстояние немалое, темнота, волны… Доплывут ли? А если силы оставят пловцов и они пойдут на дно?.. Тогда на рассвете английские и французские суда окружат “Аврору” и предложат ей сдаться в плен. Капитан Изыльметьев, конечно, отвергнет это предложение и примет бой. Но что может сделать один фрегат против шести или семи кораблей!

Неожиданно до слуха Оболенского донесся удар корабельного колокола. На корабле поднялась тревога. Послышались крики, выстрелы…

Оболенский, опираясь на здоровую руку, приподнялся. Неужели Чайкин с Сунцовым не сумели уйти?

Время тянулось удручающе медленно.

Наконец загремел ключ, люк открылся, и в отверстие кого-то втолкнули. Без стона, без звука тот скатился на дно трюма.

Оболенский подобрался к человеку и узнал в нем Сунцова. Матрос был весь в крови, не подавал признаков жизни. “Все кончено! – с тоской подумал Оболенский. – Теперь “Аврору” уже не предупредить!”

Он, как умел, стал приводить матроса в чувство. Долго его усилия были тщетны. Но вот Сунцов заворочался и хриплым голосом попросил пить.

Воды нигде не было. Оболенский подполз к люку и громко застучал. Никто не отозвался. Николай принялся шарить по днищу корабля. Вскоре он нашел пахнущую гнилью воду, как видно просочившуюся из бочки, зачерпнул ее горстью, дал Сунцову напиться, обмыл ему лицо. Наконец матрос пришел в себя и смог заговорить.

– Поймали все-таки, собаки! – сказал он.

– А где Чайкин?

– Не знаю… Может, плывет, а может, и утонул. Сунцов замолчал, собираясь с силами. Оболенский терпеливо ждал.

– Вывели нас на палубу, – продолжал Сунцов. – А у нас такой сговор был: я первый в воду прыгаю. Ринулся я к борту, часовые на меня навалились: руки назад крутят, голову сворачивают. “Прыгай в воду! – кричу Чайкину. – Я их позадержу!” Ну, и схватился с часовыми, всех с собой, думаю, в воду утащу… А тут меня и угостили по голове чем-то… больше ничего и не помню.

– А стреляли в кого? – спросил Оболенский.

– Вот этого я уж не слыхал, – признался Сунцов. – Может, в Чайкина, если он успел за борг прыгнуть… Эх, только бы его пуля не задела!

Матрос застонал – не то от боли, не то от досады. Оболенский тронул его жесткую руку: – Будем надеяться – доплывет!

Корабль покачивало. За обшивкой трюма глухо ворчали океанские волны… Над головой поскрипывали мачты.

Глава 10

Услышав повелительный возглас Сунцова, Чайкин, не раздумывая, с разбегу прыгнул за борт корабля.

На мгновенье, точно оглушенный, он погрузился в воду, но вскоре его выбросило на поверхность, и он поплыл. Послышались выстрелы. Было темно, и пули его не задели.

Далеко на горизонте еле обозначался узкий просвет. С шумом перекатывались океанские волны. То взлетая на гребень, то падая вниз, Чайкин старался выбрать направление.

Слева смутно чернели очертания берега, испещренного огоньками жилых домов. Справа открывались океанские просторы.

Но вот вдали Чайкин заметил одинокий огонек. Это, должно быть, сигнальный фонарь “Авроры”. Куда плыть – к берегу или к кораблю? На берегу его мог встретить английский патруль и задержать. Чайкин решил плыть к “Авроре”. Расстояние его не пугало, он был хороший пловец. Только не разыгрался бы шторм! Но об этом лучше не думать.

Стараясь бережно расходовать силы, матрос неторопливо продвигался вперед, зорко следя за движением каждой волны, как за живым и опасным существом.

Темнота сгущалась. Тучи обложили небо, и даже светлая полоска на горизонте все больше и больше затягивалась серой пеленой. Запоздалый альбатрос, почти касаясь воды, пролетел к берегу.

Чайкин почувствовал, что он начинает уставать. Движения стали медленными, неуверенными, руки тяжелели.

А огонек “Авроры” был все так же далек.

Волны поднимались все выше. Вот одна из них окатила матроса с головой. Водяная пелена застилала глаза, дыхание замирало. Брызги мешали видеть огонек “Авроры”, закрывали берег и корабли англо-французской эскадры. Кругом шум волн и вой ветра. Куда плыть? Не кружит ли Чайкин на одном месте, как сбившийся с пути усталый путник?

Смятение охватило матроса. Неужели все напрасно и ему не суждено добраться до корабля?

Неожиданно Чайкину показалось, что на гребне волны мелькнула лодка. Не навождение ли? Кто отважится при таком волнении в океане плыть на лодке! Но вот впереди вырисовался контур шестивесельной шлюпки. Она все ближе, ближе…

– Спасите!

Крик Чайкина, заглушенный воем ветра, прозвучал слабо, беспомощно. Люди в шлюпке не слышат его, шлюпка вот-вот пройдет мимо.

Чайкин закричал из последних сил.

На шлюпке кто-то привстал. Послышались голоса:

– Братцы! Человек плывет!

– Где он? Где?

Шлюпка завернула, подошла к пловцу. Ему протянули весло.

– Да это же свой! Чайкин! – обрадованно закричал кто-то, когда матроса втащили в шлюпку. – Откуда ты, пропащая душа?

Чайкин поднял голову, узнал матросов с “Авроры” и среди них своего дружка Травникова.

– Как же вы кстати, братцы! Сами-то откуда?

– Капитан приказал лейтенанта Оболенского на берегу встречать. Да и вас с Сунцовым, непутевых, – пояснил Травников. – Куда вы лейтенанта подевали? Или беда какая?

– Беда немалая, братцы! – махнул рукой Чайкин. – Нажми-ка на весла, срочно мне до капитана нужно.

Матросы не заставили себя просить. Вскоре шлюпка подошла к фрегату.

Чайкин первым поднялся на палубу и столкнулся с капитаном Изыльметьевым.

– Разрешите доложить, ваше благородие! Прибыл от лейтенанта Оболенского… вплавь.

Тяжело дыша, Чайкин торопливо рассказал, что случилось с лейтенантом.

– Безвинно захватили, подлостью. Хотели сведения шпионские получить. Допрос лейтенанту учинили…

– Ну и как?

– Пустое дело!.. Может, наш лейтенант с жизнью теперь прощается, а родному кораблю пособил. Завтра поутру англичане с французами нападение на “Аврору” замыслили сделать. Уходить нам надо! Вот что лейтенант передать наказал.

– Спасибо тебе, братец, за службу, – проговорил Изыльметьев и, отпустив Чайкина, приказал вызвать к себе офицеров “Авроры”.

Когда все разместились в каюте, капитан сказал:

– Господа, мы должны немедля уходить в плавание.

– Штормовая погода, – осторожно заметил Якушев. – Барометр падает.

– Я знаю, – ответил Изыльметьев. – Но у нас нет иного выхода. Командующий английской эскадрой адмирал Прайс намерен захватить. “Аврору” завтра утром. Бой принять мы не можем – силы наши неравные. Наш фрегат для них будет, как мишень на морских стрельбищах… Если понадобится, русские моряки примут бой и с вдесятеро сильнейшим противником, но благоразумно ли будет сейчас геройски погибнуть вдали от родины, не принеся этим пользы отечеству? Думаю, что нет. Разум подсказывает, что надо немедля уйти к родным берегам, а там уже вместе со своими соотечественниками встретим врага достойно… Во вражеских руках мы оставляем двух наших людей – лейтенанта Оболенского и матроса Сунцова. Оба они вели себя достойно и мужественно, как и подобает русским морякам. Но мы ждать более не можем, коли не хотим все стать пленниками англичан.

Капитан Изыльметьев поднялся и твердым голосом приказал всем приготовиться к отплытию. Офицеры направились, к своим местам”.

Изыльметьев поднялся на капитанский мостик. Фрегат сильно качало. Матросы безмолвно и быстро крепили пауса.

Раздалась команда:

– Выбрать якорный канат!

Подгоняемый штормовым, ветром, зарываясь в высокие волны, фрегат “Аврора” отошел от берегов Южной Америки в бескрайные просторы Тихого океана.