Текст книги "Дальними маршрутами"

Автор книги: Алексей Крылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

По приказу Ставки Верховного Главнокомандования наши соединения и полки для полетов на Берлин выделили лучшие свои экипажи, летающие в любых погодных условиях дня и ночи. Несмотря на это, подготовка к каждому полету на аэродромах велась очень тщательно: летный состав до мельчайших подробностей изучал объекты удара, старательно производил навигационные и бомбардировочные расчеты, по нескольку раз уточняя маршрут полета. В боевой жизни экипажей началась новая ступень, предстоял экзамен на летную зрелость.

Летчики знали, что их цель – Берлин, его военные объекты, склады, штабы. Но, обдумывая поставленную задачу, каждый хранил в глубине сердца заветную мечту: получить главную цель – рейхстаг.

Тяжелым четырехмоторным самолетам ТБ-7 предстояло действовать с подмосковного аэродрома, двухмоторным ДБ-3 – с аэродрома подскока. В назначенный день большое количество двухмоторных бомбардировщиков перелетело с разных точек в район Андреаполя. Такой выбор был сделан не случайно. К тому времени этот район глубоко вклинивался в немецкую оборону и являлся наиболее удаленной на запад нашей территорией, что намного сокращало время полета к цели. [19]

…Летний день клонился к вечеру, когда экипажи занимали свои места в кабинах. Все готово. Снаружи доносится хлопок сигнального выстрела. В небе повисает зеленая ракета. Нарастает звенящий рев моторов, и тяжело нагруженные машины через определенные промежутки времени начинают подниматься в воздух. Полевой аэродром для наших тяжелых машин оказался весьма неудобным: грунт ухабистый, вязкий, сразу за краем летного поля начинался лес. Летчикам приходилось взлетать «с подрывом», то есть движением штурвала насильно отрывать машину от поверхности аэродрома. И это было небезопасно, поскольку бомбардировщик еще не набирал нужной скорости. Но недаром такие наши командиры кораблей, как Вериженко, Каинов, Скворцов, Шапошников, летчики других полков Молодчий, Таран, Осипов, Бирюков, Уржунцев, Федоров и многие другие, считались одними из самых искусных мастеров техники пилотирования. Они умело поднимали самолеты в вечернее небо.

Самолеты легли на курс и вскоре уже летели над территорией, занятой противником. Где-то в стороне прошли наши истребители. Но вот они отстали, и тяжелые машины остались одни. С набором высоты они продолжали свой трудный полет, все дальше и дальше углубляясь во вражеский тыл. Проходит час, другой, третий, стрелка высотомера на корабле заместителя командира эскадрильи Героя Советского Союза Александра Молодчего показывает одно из конечных делений.

К Берлину экипаж Молодчего подошел первым. На земле включились зенитные прожекторы, и по небу начали шарить их голубоватые лучи. Они все ближе и ближе. Один скользнул по фюзеляжу корабля, и сразу же на [20] подмогу ему устремился другой, потом третий. Молодчий резко отдал штурвал вперед и направил самолет в спасительную темноту. Правда, при этом пришлось потерять высоту, но зато прожекторы погасли.

Ночь над Берлином была лунная, темный массив затаившегося города хорошо просматривался сверху. Штурман Сергей Куликов вывел самолет на боевой курс. Вскоре послышался его голос:

– Бросаю бомбы!

Серия мощных фугасок отделилась от корабля и устремилась вниз. И вскоре – взрывы: один, второй, третий.

Члены экипажа не успели обменяться впечатлениями, как город вспыхнул огнем прожекторов. Сразу стало светло, как днем, даже светлее. Бомбардировщик оказался в перекрестии ярких лучей. Пространство вокруг запестрело вспышками. Радист Панфилов и стрелок Васильев не успевали предупреждать летчика:

– Разрывы слева… Спереди, справа… Сзади…

– Перестаньте считать, – приказал Молодчий. – Лучше передайте на землю: «Задание выполнили, возвращаемся домой». [21]

«Возвращаемся домой» – легко сказать, но очень трудно сделать. Зенитчики фашистской столицы решили во что бы то ни стало расправиться с дерзкими советскими летчиками. Едва нашим самолетам удавалось вырваться из одного слепящего конуса, как их схватывал другой. Несколько минут продолжалась эта огненная свистопляска, но мужественные летчики выдержали ее. И как же было приятно экипажу Молодчего, выбравшемуся наконец из огня в темноту ночного неба, получить от командования телеграмму, состоящую всего из двух коротких слов: «Все ясно»!

К столице фашистской Германии подходили новые наши самолеты. С разных высот и направлений экипажи заходили на объекты, сбрасывали крупные и средние бомбы, вызывая на земле большие пожары и взрывы. Экипаж Павла Тарана прямым попаданием фугасок в юго-восточной части Берлина взорвал цех артиллерийского завода. Пламя пожара взметнулось в небо. Впоследствии пожар распространился на всю территорию военного предприятия. Экипаж Александра Шапошникова своими фугасами поджег на товарной станции эшелон цистерн с нефтью. Столбы огня и черного дыма стали было подниматься вверх, и вскоре пламя охватило значительную часть станции.

Не совсем удачно сложился полет у майора Вериженко. На маршруте в районе Гданьска его самолет был атакован двухмоторным ночным истребителем Ме-110. Благодаря высокой бдительности экипажа, и прежде всего начальника связи эскадрильи Юрия Мотова, который выполнял в полете обязанности стрелка-радиста, и воздушного стрелка Алексея Тубольцева, истребитель был отогнан дружным огнем турельных и кинжальных пулеметов. Выполняя противоистребительный маневр, экипаж несколько отклонился от курса, потерял высоту и в результате с некоторым опозданием вышел на Берлин. Пришлось, как говорится, в хвосте замыкающей группы бомбардировщиков заходить на объекты удара. Штурман Марк Иванович Ларкин, ориентируясь на огромные пожары, точно вывел корабль на железнодорожную станцию. Фугасные и зажигательные бомбы отделились от самолета и устремились вниз. В эти же секунды десятки мощных прожекторов включились и начали лихорадочно шарить в небе, вспышки снарядов гроздями повисли вокруг [22] бомбардировщика. Экипажу никогда еще не приходилось подвергаться такому сильному обстрелу.

Уйти от лучей прожекторов практически было невозможно. Вериженко поглубже опустил сиденье, включил полный свет в кабине, чтобы не быть ослепленным прожекторами, и повел самолет, ориентируясь только по показаниям приборов. Несколько минут такого полета показались вечностью. И когда наконец самолет вырвался из зоны противовоздушной обороны, все члены экипажа облегченно вздохнули.

Действия нашей авиации по Берлину и во все последующие ночи были массированными и мощными. В них все больше и больше стали принимать участие четырехмоторные тяжелые самолеты, которые брали на борт около восьми тонн крупных и средних бомб, могли вести с помощью бортовых пушек круговую оборону от истребителей, летать в стратосфере, преодолевать огромные расстояния. Летчикам полюбились эти грозные послушные в управлении машины. При виде их они всегда испытывали чувство огромной гордости за свою Родину, которая в труднейших условиях войны сумела построить такие могучие воздушные корабли.

И в один из тех далеких дней майор Додонов пришел со своим экипажем на аэродром, чтобы осмотреть корабль и подготовить его к полету на Берлин. Самолет стоял, опираясь тяжелым телом на толстые и высокие – в рост человека – колеса. Раскинув могучие крылья и сверкая стеклами сетчатой сигарообразной кабины, он был устремлен в солнечное летнее небо.

– Хорош! – точно впервые увидев самолет, восхищенно сказал майор.

– Да, хорош, – подтвердил стоящий рядом борттехник Прокофьев. – Только вот ухода много требует.

– Такому красавцу по всем статьям положен отменный уход, – улыбаясь, заметил штурман Сергей Ушаков.

И Додонову, и Прокофьеву, и радисту Давиду Чхиквишвили шутка понравилась. Все дружно взялись за работу, а ведь было время, когда «красавец» казался недоступным «незнакомцем».

День и ночь экипаж не отходил от самолета. В напряженном труде люди узнавали не только самолет, но и друг друга. Каждый находил свое место в коллективе, [23] спаянном взаимным доверием и строгой требовательностью командира. Но по-настоящему глубоко качества новой машины и каждого воина были проверены в боевых полетах. Экипаж Додонова летал на крупные железнодорожные узлы, аэродромы и сильно укрепленные пункты врага, расположенные в оперативной глубине обороны противника. Додоновцы достигали и таких дальних целей, как Гданьск, Кенигсберг, Тильзит. В порту Гданьск штурман Ушаков крупными бомбами взорвал склад топлива, в другой раз уничтожил причал легких надводных кораблей.

Как– то командир части полковник В. Лебедев вызвал к себе экипаж Додонова. Он объяснил наземную обстановку, которая складывалась так: немецко-фашистское командование готовилось к летнему наступлению, спешно подбрасывало к фронту резервы. На одном из железнодорожных узлов наша разведка обнаружила большое скопление эшелонов с войсками и боевой техникой. Требовалось нанести по этой цели мощный бомбовый удар. Обращаясь к Додонову и Ушакову, полковник сказал:

– Вашему экипажу предстоит идти на задание лидером-осветителем. Требуется в заданное время осветить цель, дать возможность бомбардировщикам прицельно сбросить груз бомб.

– Задание выполним! – твердо заверили Додонов и Ушаков.

Наступили сумерки. Технический состав заканчивал последние приготовления к полету. У машины Додонова шел спор.

– Прошу одного: помимо осветительных бомб подвесить на корабль и фугасные, – настойчиво говорил Ушаков.

– Нельзя, Сергей Федорович, инструкция не позволяет, – доказывал инженер эскадрильи. – Подвесим вам только осветительные.

– А я требую: на верхние держатели подвесьте крупные фугаски, – стоял на своем Ушаков. – Надо использовать боевые возможности нового самолета до конца.

Штурмана поддержали Додонов и командир эскадрильи. Просьба экипажа была удовлетворена. А когда на аэродроме совсем стемнело, самолет, управляемый Додоновым, [24] первым порулил на старт и мастерски произвел взлет.

Набрав высоту, воздушный корабль лег на заданный штурманом курс. Ушаков сидел в кабине, склонившись над развернутой полетной картой. Временами он смотрел на компас, указатель скорости, быстро делал расчеты и аккуратно прокладывал фактическую линию полета самолета. Рядом с ним занимался своими делами его помощник бомбардир Васильченко.

Прошло полтора часа полета. Небо впереди стало быстро чернеть. Исчезли звезды. Вдруг ночную тьму прорезала молния. Самолет стало резко бросать из стороны в сторону.

– Гроза, – с досадой сказал майор Додонов. – Что будем делать, Сергей?

– Облака движутся на север. Предлагаю обходить их слева, – ответил Ушаков.

– Давид, слушай меня, – обращаясь к радисту, продолжал Додонов. – Передай всем экипажам: обходить грозу слева.

– Есть! – ответил Чхиквишвили.

Через полчаса болтанка прекратилась. Грозовая облачность медленно смещалась вправо, а затем и совсем исчезла. Ушаков уточнил на карте местонахождение своего самолета и от небольшого озерка проложил новую линию пути к цели. Об этом радист известил и все идущие сзади экипажи бомбардировщиков.

Вскоре показалась цель – железнодорожный узел. Ушаков повел корабль с наветренной стороны, чтобы сначала сбросить осветительные бомбы, а во втором заходе – фугасные и зажигательные. И вот в воздухе повисло множество «люстр». Из мрака ночи разом вырвались стальные линии рельсов, эшелоны, забившие все основные и запасные пути.

С земли, словно огненные сабли, взметнулись лучи прожекторов. Со всех сторон в небо потянулись трассы зенитных снарядов. Огненные шапки разрывов, казалось, покрыли все пространство над железнодорожным узлом и городом. И тут же над целью появились бомбардировщики, управляемые летчиками Курбаном, Асямовым, Мосалевым и многими другими. Серия крупных бомб, сброшенная штурманом Александром Штепенко, угодила прямо в выходные стрелки, а капитан Погожин попал в эшелон. [26]

Второй заход экипаж Додонова сделал легко. Весь узел был виден как на ладони. Ушаков прицелился, и серия зажигательных и фугасных бомб полетела вниз. Вот она перепоясала эшелоны – разрыв бомб слился о пожарами и взрывами на станции. Весь узел стал походить на огромный пылающий костер.

…Вот и новый августовский день был уже на исходе, когда экипажи тяжелых воздушных кораблей стали подниматься в небо. Они получили задачу бомбить Берлин. Впереди боевого порядка идет экипаж Михаила Водопьянова. Бывалый летчик хорошо знаком с воздушной дорогой к фашистскому логову. За ним следуют экипажи Курбана, Асямова, Пусепа и других. В ту памятную ночь на объекты Центральной и Восточной Германии вылетало рекордное количество дальних бомбардировщиков.

Поднял свой корабль в воздух на цель номер один и майор Додонов. Штурман Ушаков, рассчитав курс, вел самолет на запад. Лейтенант Васильченко, сидевший в самом носу кабины, старался помочь штурману. Занимаясь астронавигацией, он внимательно следил за небом, измерял высоты звезд и прокладывал азимуты на полетной карте. Давид Чхиквишвили чутко ловил в эфире сигналы радиомаяка. Время от времени он сообщал на командный пункт:

– Все в порядке. Идем на цель.

И самолет, следуя в общем боевом порядке, все дальше и дальше уходил на запад. Ушаков тщательно проверял расчеты. Ошибиться нельзя – горючего в обрез, да и блуждать по глубокому вражескому тылу небезопасно. Молчание нарушил Додонов. Он увидел впереди и справа в двух местах зарево огней, лес прожекторов, пальбу зениток и поинтересовался у штурмана:

– Сергей, откуда это такой фейерверк взялся?

– Наших собратьев работа, – ответил Ушаков и пояснил: – «Ильюшины» бомбят Кенигсберг и Гданьск.

Воздушный корабль шел на большой высоте. Впереди был уже виден Одер, и вдруг под одним из моторов показалось пламя. Додонов приказал борттехнику:

– Выяснить, в чем дело.

Прокофьев полез в плоскость. Устраняя неисправность, он пробыл там несколько минут. Поднявшись в кабину, техник доложил командиру: [27]

– Прогорел клапан воздушного самопуска. Третий двигатель работает с перебоями.

– До основной цели дойдем?

– Лучше бомбить запасную.

Было обидно и досадно, что так вышло: до Берлина рукой подать, а приходится идти на другую цель.

Додонов посоветовался со штурманом. Решили идти на Штеттин.

– Курс триста сорок! – командовал Ушаков.

Вскоре экипаж увидел над Штеттином несколько пачек светящих авиабомб – САБов, а на земле – разрывы серий бомб. Прожекторы обшаривали воздушное пространство.

– Видать, для многих кораблей Штеттин – основная цель, – желая успокоить экипаж, сказал лейтенант Васильченко.

– Видимо, так, – недовольным голосом ответил майор Додонов.

Гитлеровцы, очевидно, не ожидали налета наших самолетов на Штеттин: были настолько спокойны, что даже в ряде кварталов города не соблюдали как следует светомаскировку.

– Самоуверенные наглецы, – выводя самолет на боевой курс, ворчал Ушаков. – Сейчас вы получите…

Воспользовавшись светом «люстр» и первыми пожарами, полыхавшими на штеттинском железнодорожном узле, Ушаков точно прицелился, и тяжелые бомбы с нарастающей скоростью устремились к земле. Все они угодили на площадку товарной станции, вызвав там огромной силы взрыв. Облегченный корабль на трех моторах благополучно прибыл на свой аэродром.

Несмотря на некоторые неудачи, налет нашей авиации на крупные города фашистской Германии в ночь на 30 августа сорок второго года имел очень большое значение. По своим масштабам он превысил все предыдущие. Массированный налет дезорганизовал противовоздушную оборону немцев, позволил бомбардировщикам прицельно сбрасывать бомбы. В результате бомбового удара в Берлине, Штеттине, Кенигсберге и Гданьске за один налет возникло до 90 очагов пожара и 20 больших взрывов.

Наши дальние бомбардировщики и в оставшиеся месяцы сорок второго года, и в последующие годы войны, вплоть до ее последнего дня, продолжали громить Берлин [28] и многие крупные военно-промышленные центры фашистской Германии. Эти удары приобретали огромное политическое и военное значение, они приближали окончательный разгром фашизма.

Многие участники полетов на Берлин и другие стратегические объекты гитлеровской Германии были удостоены высших наград нашей Родины. Так, летчики Молодчий, Таран, Осипов, Федоров, Кретов и штурман Сенько стали дважды Героями Советского Союза, летчики Додонов, Шапошников, Уржунцев, Бирюков и штурманы Ушаков, Ижутов, Алексеев – Героями Советского Союза.

До конца войны эти герои совершили сотни боевых полетов в стан врага, стали признанными мастерами бомбовых ударов. И не случайно во всех частях дальней авиации о них с большой теплотой говорили:

– Летящие впереди! [29]

В жарких боях с врагом

До того как наши экипажи стали наносить удары по Берлину, наш полк выполнял разнообразные задачи в интересах наземных войск. На каких только участках Северо-Западного и Западного фронтов не появлялись дальние бомбардировщики! В жарких, тяжелых боях и сражениях проходили дни.

Одно время полк базировался в районе Новгорода на полевом аэродроме. С утра и до темной ночи воздух был наполнен гулом самолетов. Нагруженные до отказа бомбами, они с ревом поднимались в воздух и стремительно уходили на запад.

Вот и на этот раз: до рассвета еще далеко, а на аэродроме работа шла уже полным ходом. Техники и механики заботливо хлопотали у своих машин, готовя их к полету. Тем временем летные экипажи, собравшись в дощатом классе, изучали наземную и воздушную обстановку, прокладывали на картах маршруты полетов. Предстояло нанести бомбовый удар по скоплению живой силы и техники врага на подступах к городу Даугавпилсу.

Немецкие танковые и бронемеханизированные части, наступавшие вдоль железной и шоссейной дорог, намеревались с ходу преодолеть Западную Двину и на плечах наших войск ворваться в город. Но даугавпилсский гарнизон и подоспевшие части Красной Армии приостановили наступление гитлеровцев. И теперь, готовясь к полету, летчики думали об одном: как можно скорей обрушить груз бомб на голову врага, помочь наземным войскам разгромить фашистов.

Через час экипажи уже заняли места в своих кабинах. Я лечу со старшим лейтенантом Стогниевым. Быстро надев парашюты, мы проверяем свои рабочие места, [30] аппаратуру, приборы. Но вот в небо взвиваются две зеленые ракеты – сигнал к запуску двигателей и выруливанию. После сбора на круге самолеты полка взяли курс на юго-запад. Ведущим летит майор Головатенко.

Нашу эскадрилью, как и в прошлых полетах, возглавляет капитан Третьяков. Под крылом проплывает родная земля. То тут, то там видны деревни, утопающие в садах проселки. А вокруг раскинулись обширные колхозные и совхозные поля. Перелески сменялись большими массивами лесов. По шоссейным и грунтовым дорогам в западном направлении двигались наши войска: шла артиллерия, на большой скорости стремились вперед танки. И на сердце становилось теплее. «Ну подожди, фашистская нечисть, возмездие придет», – подумал я. И тут же в наушниках услыхал голос Стогниева:

– Эскадрильям приказано перестроиться в колонну звеньев. Мы пойдем замыкающими. [31]

По замыслу Командования ведущая эскадрилья во главе с Головатенко должна нанести удар по Даугавпилсскому аэродрому, на котором, по данным разведки, несколько часов назад приземлилась большая группа «мессеров». Перед летчиками ставилась задача: вывести из строя летное поле и уничтожить самолеты, чтобы не дать возможности истребителям действовать против наших бомбардировщиков и наземных войск.

Головатенко еще издали увидел аэродром, где на стоянках расположилось полтора десятка вражеских машин, а чуть дальше, в кустарнике, виднелось несколько брезентовых палаток. «Какая самонадеянность! – подумал майор. – Расселись, как у себя дома. Ну подождите же, непрошеные гости!…»

Прервав свои мысли, Головатенко через радиста скомандовал:

– Ведомым эскадрильям действовать самостоятельно. Возврат на свою точку в составе подразделений!

Бросив взгляд вниз, Головатенко увидел, как у нескольких истребителей заработали моторы.

– Бить по истребителям!-приказал командир ведомым звеньям. И тут же развернул группу в направлении стоянок.

Пара вражеских самолетов успела оторваться от земли и подняться в воздух, других же настигли фугасные и осколочные бомбы.

– Еще заход по бензозаправщикам, по палаткам фрицев! – командует Головатенко.

Рев моторов, взрывы бомб, треск пулеметных очередей – все слилось в единый грозный гул. Внизу горят истребители, пылают автомашины… Темно-серый дым поднялся над аэродромом.

Командиры других подразделений повели экипажи в район заданных целей. Вот в утренней дымке показалась Западная Двина, взорванные мосты и далее, по ее левому берегу, в кустарнике, – большое скопление танков и автомашин. На воду были спущены понтонные лодки. Противник прошлой ночью намеревался форсировать водный рубеж, чтобы дальше развивать свое наступление на Псков, Ленинград. Подразделения Крюкова и Голубенкова с ходу ринулись на врага. Посыпались бомбы, застрочили бортовые пулеметы. Сильные взрывы, пожары. [32]

Разойдясь по звеньям, экипажи бомбардировщиков вновь заходят на цель. Надо сбросить бомбы, подвешенные на внутренних держателях. Свежий восточный ветер быстро сносил столбы дыма и пыли. Опять отчетливо стал виден берег реки. Штурман капитан Муралбеков в одном-двух километрах западнее от того места, куда были сброшены первые серии бомб, заметил скопление тягачей с артиллерией, замаскированных кустарником. Он немедленно сообщил об этом командиру. И тут же послышался голос Крюкова:

– Западнее нашей цели, на берегу реки, скопление пушек. Бейте их!

И вот самолеты снова на боевом курсе. Штурманы прицелились, и серии фугасок летят в гущу тягачей. Некоторые из них тут же загорелись, другие от сильной взрывной волны перевернулись набок. Но бомбардировщики продолжают свой стремительный удар по врагу. Они снижаются до бреющего полета и огнем бортового оружия расстреливают бегущих в панике фашистов. Бесстрашно действовал в этой группе экипаж старшего политрука А. Шапошникова.

Вот показалась и наша цель. С малой высоты местность просматривается отлично. На большом участке шоссейной дороги, юго-западнее Даугавпилса, длинной цепочкой стоят автотягачи с орудиями и прислугой, легкие танкетки, автомашины, груженные боеприпасами, штабные автобусы и множество другой военной техники. Вся эта колонна двигалась прошлой ночью к Двинску, имея намерение форсировать реку, с ходу захватить город. Но, встретив сильное сопротивление наших войск, гитлеровское командование вынуждено было остановить продвижение своих войск. И теперь, словно в половодье, когда перед каким-то препятствием скапливаются льдины, на шоссе образовалась настоящая пробка, заторы военной техники и живой силы врага. Да! Время нашего бомбового Удара было выбрано на редкость удачное – в ранний утренний час, при облачной погоде, когда немцы меньше всего могли ожидать налета нашей авиации.

Капитан Третьяков вел эскадрилью несколько в стороне от шоссе. Вскоре послышался голос Стогниева:

– Командир приказал перестроить звенья в змейку, бомбить будем с индивидуальным прицеливанием. Понятно? [33]

– Ясно! – ответил я и, прильнув к прицелу, стал ждать приближения цели.

Мы пролетели параллельно шоссе, и хорошо была видна вся картина боя. Как только звенья Третьякова и Трегитько легли на боевой курс и с самолетов посыпались первые серии бомб, противник открыл сильный пулеметный огонь. Но поздно: фугаски рвались прямо на дороге, в гуще скопления живой силы и техники врага. Бомбардировщики, маневрируя, уходили в сторону, чтобы развернуться и сделать второй заход.

Наконец заговорил и наш командир звена капитан Ковалец:

– У дорожной будки танкетки и автомашины. Бомбить по ним!

Нервы напряжены до предела, когда под огнем врага ведешь боковую наводку и прицеливание. «Только бы не промахнуться!» – стучало в голове. А навстречу, будто светлячки, уже летят пучки трассирующих пуль. Несмотря ни на что, я делаю довороты самолета. Нажата боевая кнопка. И тут же вниз посыпались бомбы с наружных держателей. Прицельные данные оказались точными: на дороге рвались бомбы, загорелась техника противника. [34]

При втором заходе быстро открыл люки, прицелился и только успел сбросить бомбы, как услыхал тревожный голос стрелка-радиста Алексея Сарычева:

– За нами гонится «мессершмитт»!

И тут же:

– Их два!

Впереди нас, метрах в восьмистах, летят капитан Ковалец и старший лейтенант Каинов. Надо бы быстрей пристроиться к ним и занять надежную оборону, но разве успеешь это сделать, когда «мессеры» на большой скорости идут на сближение с нами?

– Огонь по истребителям вести прицельный! – приказал Стогниев.

И тут же заговорили наши крупнокалиберные пулеметы. Самолет словно встрепенулся, задрожал всем корпусом.

– Ага, струсил, отваливаешь! – на миг прекратив стрельбу, кричит радист.

Но радоваться еще рано. Сверху на нас от кромки облачности на огромной скорости пикировал другой «мессер». Вот он, несмотря на новые трассы пуль, посылаемые Сарычевым, сблизился с нашим самолетом и открыл по нему ураганный огонь. Трассирующие пули летят вдоль фюзеляжа, ударяются о консоли плоскости. И в это время послышался хрипловатый стон сержанта Сарычева:

– Ранен…

Мы были уже совсем недалеко от бомбардировщиков своего звена, когда услыхали приказ Ковальца:

– Прикрыться облачностью!

Выжимая из двигателей все, что можно, Стогниев повел самолет вверх. Теперь трассы пуль сыпались на нас снизу. Но, к нашему счастью, мы выиграли у врага драгоценные секунды, успели войти в облака и тем самым обезопасить свой дальнейший полет.

Сарычев дрожащим голосом доложил, что получил тяжелое ранение: две пули прошили правый пах. Стогниев участливо посоветовал:

– Потерпи, Алеша. До посадки недалеко. Попробуй потуже затянуть поясной ремень…

Долгое время из кабины Сарычева не было никаких вестей. Но вот наконец он сообщил:

– Кровотечение уменьшилось, чувствую себя сносно. [35]

Обратный путь занял у нас более часа. Летели над нижней кромкой облачности кратчайшим путем и на повышенной скорости. Сарычев крепился, даже сам передал на землю радиограмму, что ранен.

После приземления мы подрулили к командному пункту, где уже стояла наготове санитарная машина. Со всех сторон ее окружали воины. Сарычева, бледного и как-то сразу осунувшегося, извлекли из кабины и положили на носилки.

– Спасибо, дорогие, – сказал Сарычев, когда мы бережно укладывали его в «санитарку».

Вскоре Сарычева увезли в дивизионный госпиталь, а оттуда он был эвакуирован в тыл. И только через год вернулся сержант в родной полк. В его документах значилось: «Сержант Сарычев ограниченно годен к летной работе». Вначале радиста устроили в полковой радиоузел дежурным. Но через месяц-другой он упросил командира полка, чтобы ему разрешили занять место боевого радиста. Он вновь стал летать в глубокий тыл врага на самые ответственные задания. За храбрость и мужество в боях с немецкими захватчиками Алексей Сарычев заслуженно был награжден боевыми орденами и медалями.

…На следующий день после полета в район Даугавпилса парторг полка старший политрук Константин Вяльдин сообщил нам, что по радио было передано сообщение Советского информбюро о действиях бомбардировочной авиации по наступающим гитлеровским войскам в Прибалтике и Белоруссии.

А еще через день на аэродром пришли центральные газеты, и все мы с удовлетворением читали в «Правде»: «Несмотря на плохие, а местами нелетные условия, наша авиация 1 июля успешно действовала по танковым войскам противника на Даугавпилсском (Двинском) и Минском направлениях, уничтожая материальную часть и авиацию противника в воздухе и на земле, препятствовала подвозу горючего, боеприпасов и задерживала выдвижение мотопехоты противника».

* * *

Фронт борьбы с наступающим врагом становился все шире. Не только полки, но подчас даже подразделения стали получать разные задачи: одним надо было бомбить скопления войск на дорогах, другим – бить врага у крупных населенных пунктов, третьим – уничтожить переправу [36] через реку Западная Двина. Летный состав понимал: все задания трудные, для их выполнения потребуется не только смелость и решительность, но и умение, находчивость каждого экипажа при действиях по целям.

Спустя сутки после нашего полета обстановка в районе Даугавпилса сложилась так. В двадцати пяти километрах западнее города противник, пытаясь любой ценой преодолеть водный рубеж, сосредоточил значительное количество мотопехоты, много танков. Эскадрильи капитанов Крюкова, Голубенкова вылетели с аэродрома на рассвете, имея задачу ударить по скоплению техники врага. Экипажи скрытно подошли к заданному району, развернулись и на малой высоте пошли вдоль реки Западная Двина. Сначала заговорили передние пулеметы, поливая врага свинцовым дождем. Как только самолеты подошли ближе, штурманы засыпали скопление вражеских войск фугасными и осколочными бомбами. Вслед за тем открыли огонь воздушные стрелки-радисты. На выполнение этой задачи потребовалось несколько минут. Командиры подразделений со своими экипажами сожгли несколько танков, уничтожили большое количество автомашин с пехотой.

Перед экипажами нашей эскадрильи стояла другая задача: любой ценой разрушить у города Круспилса переправу. Кажется, задача ясна до предела. Но как ее практически осуществить? Ведь переправа, если на нее смотреть с воздуха, это узкая полоска, связывающая берега реки. Для того чтобы уничтожить ее, надо сбрасывать бомбы точно в полотно переправы или в трех – пяти метрах в ту или другую сторону от нее.

Командование придавало нашему полету исключительно важное значение. Уничтожение переправы на некоторое время приостановит продвижение фашистов вперед. И вот мы поднялись в воздух и пошли по заданному маршруту. Погода на этот раз была сравнительно устойчивой: облачность высокая, с большими разрывами, вертикальная и горизонтальная видимость хорошая.

Еще издали мы заметили город Круспилс. Заходим на цель с северо-востока. Одно звено за другим. Вскоре на горизонте показалась широкая река. Все ближе и ближе подходим к ней. Но где же полотно переправы? Голубовато-серая волнистая поверхность реки явно скрывала ее узкую полоску. [37]

Вдруг ведущее звено стало резко разворачиваться вправо. То же самое сделали и мы, ведомые звенья. А еще через несколько секунд с самолета Третьякова посыпались ротативно-рассеивающие авиабомбы (РРАБы). По еле заметной полоске переправы наспех прицелились и штурманы других звеньев. И – какая жалость! Сотни осколочных бомб весом от двух с половиной и до пяти килограммов падали левее цели с перелетом. Правда, значительная часть бомб рвалась на берегу в гуще скопления автомашин. Это, конечно, неплохо. Но ведь перед экипажами стояла совсем другая задача!