Текст книги "Ведьма на выданье"
Автор книги: Алексей Герасимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Звякнул колокольчик над дверью, и в комнате появился «просто Анхель». Сумрачный, словно грозовая туча.
– Могу я узнать, о чем шла речь? – поинтересовался он, сложив руки на груди.
– Не думаю, что предмет нашего разговора может заинтересовать простого медикуса. – взгляд рыцаря вновь стал надменно-отстраненно-холодным. – Тем более что вы сами сейчас под следствием.
– Меня в чем-то обвиняют? – мрачно поинтересовался Бергенау.
– Нет. Пока что.
– Ну-ну. – Анхель слегка усмехнулся. – Как говорит преподобный Томас Барселонский, «То, что вас еще не отправили на костер, это не ваша заслуга, а наша недоработка»?
– Скорее уж, по словам этого достойного пастыря, «Только массовые казни и аутодафе могут спасти Веру от пенной волны ересей и запретного волхования, что грозит захлестнуть Ойкумену». Да и сам Спаситель, помнится, говорил: «Не мир я вам принес, но меч».
Такие фразы в исполнении священников, как правило, предшествуют обвинениям во всех тяжких и, как следствие, привлечению к церковному суду, однако де Роже за это утро удивил меня еще раз, когда слегка поклонился мне и произнес:
– Теперь же, позвольте откланяться, фрау Сантана. Не вижу более в моем присутствии смысла. И, позволю себе напомнить – вам запрещено покидать Кирхенбург.
– Мог бы и не напоминать. – буркнула я, когда дверь за храмовником закрылась.
– Интересно, он всегда так себя ведет, или это мне так повезло на его скверное настроение нарваться? – негромко проговорил Бергенау и повернулся ко мне. – Так о чем вы таком с ним разговаривали?
– Пустое, Анхель. Преданья старины глубокой, события давно минувших дней. Скажи лучше, как там Ганс?
– Спит. – он пожал плечами. – Столько переживаний за ночь не каждый взрослый-то выдержит. Я его покуда в свою комнату отвел. Что теперь с мальчишкой будет?..
– Ничего не будет. – буркнула я. – Мне ужа давно требуется подмастерье.
– Забавное совпадение. – невесело хмыкнул Бергенау. – Я вот тоже хотел ему предложить в подмастерья ко мне податься.
– Перетопчешься. – отрезала я.
– Фу, как грубо. – Анхель изобразил оскорбленную невинность.
– Зато правдиво, коротко и по существу. – настроения и так никакого не было, да этот змей еще и испортить его мне умудрился. – Ты лучше скажи мне, герр Бергенау, с чего это я обязана столь раннему визиту.
– Хм… – он задумчиво потер подбородок. – А если я за тебя волновался и решил проведать? У нас вчера, если не ошибаюсь, свидание было, между прочим. Или я все же ошибаюсь, э?
Ну, смутилась. Ну, зарделась. Ну, заткнулась. Но это же не повод, лезть целоваться… наверное.
* * *
Каких-то полчаса спустя мы оба были в ратуше, где рвали, метали гром и молнии, и поочередно клялись вытрясти из герра Радисфельда душу и требуху, если он немедленно, вот прямо тут и прямо сейчас, не решит судьбу Гансика. Анхель при этом периодически потирал щеку, на которой еще явственно был виден след моей пятерни.
Нашему маленькому пухленькому бургомистру мы, надо отметить, поставили непростую задачу. С одной стороны, где это видано, чтобы ведьме в подмастерье отдавали детей порядочных бюргеров? Нигде не видано. А вот у нас увидят! Иначе, увидят матерь Козимо, как любил говаривать сигнор ди Валетта. Не знаю, кто такой этот Козимо, и чем до такой икоты напугала италийцев его почтенная матушка, но я могу напугать гораздо сильнее.
С другой стороны, медикусы да алхимики, народ, знамо дело, ненадежный. Маниакусы, ежели по научному (есть такое слово – от Метробиуса слыхала). Неизвестно еще на какие такие дела подмастерье применят – могут чему и научить, конечно. Могут – иначе откуда б им новым браться? А могут и на опыты пустить. Вскрытие устроить, или на ингредиенты в свои хитрые зелья определить. Да запросто! Кто их знает, этих медикусов? Вон, о прошлом годе, говорят, в Рейнсланде некий ученый доктор Фауст Диавола призвал.
С третьей же стороны, оставлять мальчика нищим сиротой и побирушкой ему, почтенному отцу города, никак нельзя. Выборы городского головы не за горами, а его основной конкурент, герр Захуэр, его за такую «заботу» о сиротах добрых горожан сожрет с потрохами. Остается, конечно же, пристроить мальчонку в монастырь, да только монахи, святые люди, очень не любят совершать добрые дела безвозмездно. И за «бесполезное растранжиривание и так тощей казны нашего распрекрасного города» герр Захуэр герра Радисфельда тоже может запросто распять. А может и раз шесть.
Что было для бургомистра в сложившейся обстановке наиболее паскудно, так это отсутствие возможности сослаться на авторитет Церкви, поскольку нунция и легата он по такому пустяку беспокоить не смел, а отец Адриан, после всех ночных треволнений, заперся у себя отсыпаться, и пригрозил тому, кто его разбудит, отлучением и аутодафе. Специально на тот случай, если он понадобиться городским властям, наш добрейший священник напомнил про такую штуку, как интердикт. Что касалось сэра Готфри, так тот, хотя и целый Приор, со своими ландскнехтами как в воду канул.
Попавший между молотом и… молотом (сам ты, Анхель, наковальня!) бургомистр откровенно растерялся и не знал что делать, поскольку обе Высокие Договаривающиеся Стороны шли на открытые угрозы, шантаж и запугивание, причем мерзопакостнейший герр Бергенау с гадкой ухмылкой припоминал Авиньонский взрыв, отчего коротышку Радисфельда бросало в жар, а я, с самым невинным видом, разумеется, Поветрие Черной Ведьмы, отчего его тоже бросало, но уже в холод.
И все же, с гордостью должна отметить, перед настоящей бабской истерикой не может устоять ни один представитель сильного пола (а мне высокое искусство истерики преподавала не кто-то, а сама Великая и Ужасная фрау Хельга, чтоб на ней черти сто лет катались), так что в результате моих истошных воплей, визгов и угроз перебить дорогую посуду не выдержал не только бургомистр, но и Анхель.
– Бог не сладит с бабой гневной! – в сердцах произнес он.
– Но… согласитесь, господин медикус… – проблеял Радисфельд, почувствовав, что тот дал слабину. – Фрёкен Клархен была… в некотором роде… невестой герра Виртела, следовательно ее требования… ой… несколько более обоснованы.
«Просто Анхель» зыркнул на меня бешенным взглядом и процитировал какой-то восточный стишок:
О, женщина! Ты мать моих детей,
Услада сердца моего, моих очей,
Пленился видом гурии из рая…
А в жены взял – узнал, мегера злая.
После чего, в сердцах хлопнув дверью, покинул ратушу. А я… самым натуральным образом разревелась. Обиделась, дура, понимаешь…
…отливаются обидчику
Мы покажем, покажем им гадам,
Настоящую кузькину мать…
Потаня, «Галльская»
Следующая пара дней прошла относительно спокойно, если, конечно же, не упоминать о том, что Гансик потихонечку обживался на новом месте, старательно пытался быть взрослым, суровым и не очень зареванным, а у меня от этого сердце кровью обливалось. И если опустить тот факт, что теперь полгорода целыми днями ошивались в моей лавке, трепались языками, сплетничали и заставляли повторять одну и ту же историю на день по сто раз. Попутно, конечно, делали покупки, так что мое недоубийство, в результате, принесло мне ощутимую материальную выгоду.
Вот, правда, с Анхелем отношения не складывались. После выяснения отношений в ратуше мы, при встрече, дулись друг на друга, как мышь на крупу, раскланивались с убийственной вежливостью, и шли по своим делам дальше. Я уже все локти себе искусала – ну нафига же было ему по мордасам бить? Можно было оттолкнуть просто, а то, взыграло ретивое, понимаешь. Вот и сиди снова одна, как последняя идиотка.
Что интересно, отец Вертер с сэром Готфруа покидать наш городок совсем не спешили. Наоборот, нунций и легат плотно окопался в приходе падре Адриана, по одному таская на допросы чем-то показавшимися ему подозрительными горожан, а де Роже со своими ландскнехтами устроили в окрестных лесах настоящую облаву на разнообразную нечисть. Результатами охоты стали трофеи в количестве: многоглавый аспид – 1 штука; леший – 1 штука; лешачиха – 1 штука; лешачата – 5 штук; лепрекон – 1 штука; альв – 2 штуки; сатир – 1 штука; дриада – 7 штук. Ни нежити, ни даже слабых следов пребывания некромага в наших краях Великий Приор со товарищи обнаружить не смогли. Откуда знаю, что не смогли? О, храмовники – это такой народ, что коли на след встали, то уже не сорвешься. Только убивать. Не факт, что получится.
Вернулся сэр Готфруа поздно вечером второго дня, усталый и злой – как собака, небритый – будто бродяга, грязный – словно кикимора болотная. А уж благоухало от него и ландскнехтов на весь Кирхенбург.
А утром третьего дня в наш Богом забытый городок прибыли сам Его Милость, барон Вольдемар фон Блонд со свитою. Наш законный сеньор, между прочим – не хрен с горы. Чего, спрашивается, приперся? Чего в родовом замке не сиделось?
Вступал в Кирхенбург герр барон, как водится, с помпой и полагающейся по случаю торжественностью. У городских ворот собралось, как и полагается, почти все население, орущее полагающиеся здравицы Его Милости, доблесному и несравненному отцу нашему и бла-бла-бла. Герольды трубили в фанфары, фон Блонд со свитой блистали нарядами (ничего особенного, конечно – видывала я и побогаче одежды, но для местных бюргеров разноцветье дворянской одежды было в диковинку), стража стояла во фрунт по обе стороны улицы, а Отцы Города с хлебом и солью встречали сеньора. Обычный, короче говоря, церемониал приветствия мелкопоместного сеньора в одном из заштатных его владений.
– Сим я, сэр Вольдемар, барон фон Блонд, вступаю в свое законное владение, град Кирхенбург. – зычно объявил Его Милость, въехав в ворота, а свита, в количестве пяти хлыщей, надулась от важности, словно хомяки перекормленные. Два десятка конных сержантов за их спинами профессиональными цепкими взглядами сверлили толпу на предмет появления злоумышленников.
– Сим мы, Ваши верноподданные, приветствуем своего сеньора и выражаем глубочайшее наше почтение и счастье лицезреть тебя, господин наш. – Радисфельд и отцы города с поклоном вытолкали вперед пунцовую от смущения Матильду, дочку пекаря с хлебом-солью, покоящиеся практически на ее внушительных размеров груди. – Хлеб да соль, Ваша Милость.
Барон наш, мужчина еще совсем не старый, в самом соку мужчина, крепкий, словно дуб (небольшой такой дубок. И ума такого же), с одобрением глянул на девицу и не слезая с коня отломил кусок каравая, попутно ущипнув Матильду за грудь, макнул его в солонку и с видимым удовольствием сжевал, оставив в густых пшеничных усах множество крошек. Матильда цветом лица уже напоминала мак, и продолжала багроветь, смотреть потупившись в землю и хлопать ресницами. Господи, ну корова-коровой!
– Добрый хлеб от добрых подданных. – степенно кивнул фон Блонд. – Чего еще может желать владетель фьефа? Мы довольны. Разместите мою стражу, добрый бургомистр, и покажите подготовленные мне и свите покои. Путь был неблизким.
На чем, собственно, торжественная часть и закончилась.
А вечером за мной снова пришли. Да не абы кто, а баронские дружинники, дабы препроводить пред Его Милости светлы очи.
На момент доставки ведьмы, одна штука, светлы очи были уже изрядно залиты местным пивом, до которого фон Блонд, по слухам, был большой охотник, почитая вино «всего лишь прокисшим виноградным соком». Кроме «светлых очей» в ратуше, где поселился барон, присутствовали отец Вертер с постной физиономией, утомленный, но, как всегда, невозмутимый, сэр Готфруа, а также незнакомый мне молодой мужчина в хитоне цветов фон Блонда поверх добротного кольчужного доспеха (но без шлема и кольчужного капюшона-хауберга), но с рыцарскими шпорами на сапогах. Пивное амбре от Его Милости было таково, что зал заседаний городского совета больше походил на дешевый трактир в трущобах, а в воздухе можно было вешать топор.
«Почетный караул» остался за дверями, и на меня обратилось две пары любопытных глаз – баронских, и незнакомого рыцаря, стоявшего по правую руку от развалившегося в кресле Радисфельда барона. Приор, как всегда, чего-то разглядывал через окно, а фон Кюсте, взглядом, от кислости которого сводило скулы, окинув меня, закопался в какие-то пергаменты.
– Ну-с, – наконец, после некоторой паузы, произнес барон, – Энто и есть ваша злая ведьма Нимфомания?
– Сантана. – не оборачиваясь поправил фон Блонда де Роже.
– Один пес. – ответил барон и смачно рыгнул. Стоящий рядом рыцарь поморщился. – Ты чьих, девка будешь? Какому курфюрсту тебя выдавать, беглая?
Оппаньки! Опапанечки!!! Ни фига ж себе, как события-то разворачиваются. Никак эта гнида усатая решил меня в мою сеньорию выдать по месту происхождения. Да счаззззз!
– Я, Ваша Милость, вдова жителя италийской республики. – буркнула я. – Вольная девушка.
– Да ну? – ухмыльнулся фон Блонд. – И родилась там же? Ты кому, девка, в голову мякину забиваешь? У тебя ж твое аллюстрийское происхождение на морде написано. Сэр Гейнц, – барон повернулся к стоящему рядом рыцарю, – вы хоть раз видали рыжих италиек?
– Только крашеных. – меланхолично отозвался тот. – Но у этой цвет волос явно натуральный.
Голос у рыцаря оказался красивый, твердый, уверенный, как и полагается воину, а не придворному.
– Во-о-от! – глубокомысленно произнес баронская харя, нахально пялясь на меня. – А что у нас гласит «Богемское зерцало», а? Женившийся на рабыне сам становится рабом.
– Моя семья из вилланов, а не из севров, и крепостного права мы не получали. – я независимо вскинула голову. – Любой бауэр из нашей деревни имел право покинуть общину и фьеф.
– Хе-хе, ты, девка, видать не слыхала про указ Шахиншаха Аллюстрии, Людвига II, которым бауэрам, независимо от того, севры они или вилланы, запрещено покидать владения своих сеньоров.
Дверь за спиной чуть скрипнула, и сзади раздался знакомый голос – вот не думала, что ему обрадуюсь.
– Сему указу, Ваша Милость, всего два года, а фрау Сантана покинула свою деревню около десяти лет назад. – произнес Анхель, входя в зал и становясь рядом со мной. – Закон же, как вам должно быть известно, обратную силу не имеет. К моменту же издания указа, фрау Сантана была вольной горожанкой.
– Девять. – негромко буркнула я. – И была вольной кондотьеркой.
– Не важно. – столь же тихо ответил Бергенау. – Не крестьянкой, и точка.
– Это кто ж у нас такой умный нашелся? – прищурился фон Блонд, глядя на медикуса. – Не иначе тот самый лекаришка, э? Что-то ты очень уж смел, как я погляжу. Не задать ли тебе плетей?
Меж тем брови сэра Гейнца уползли куда-то на затылок, а лицо приняло необычайно глупо-удивленное выражение.
– Полагаю, не стоит. – отрывисто бросил сэр Готфруа, не поворачиваясь (да что он там такое вечно в окошко высматривает?). – Юноша абсолютно прав, таков закон.
– Я на своих землях закон! – гаркнул барон.
Меж тем сэр Гейнц сделал несколько шагов, обходя стол и приближаясь к нам.
– Ансельм? – наконец удивленно произнес он. – Вы ли это, друг мой? То-то я смотрю, имя мне знакомо.
– Гудериан? – тут уж удивился Бергенау. – А я слышал, вы сложили голову в Святой Земле.
– Слухи о моей смерти слегка преувеличены. – усмехнулся рыцарь.
– Какой-такой Ансельм? – недовольно проворчал барон, поворачиваясь к сэру Гейнцу. – Вы знакомы с этим проходимцем.
– Более чем, Ваша Милость. – ответил тот, поворачиваясь к фон Блонду. – Господа, позвольте вам представить Ансельма де Бержене, моего однокашника по Папской Военной Академии. Мы там вместе изучали стратагемы.
– И вместе недоучили. – чуть улыбнулся Анхель. Или Ансельм? Ну, попадется он мне на кривых кирхенбургских улочках, ну устрою я ему допрос с пристрастием… Он о застенках братьев-познающих мечтать у меня начнет, culo с ручкой!!!
– Значит, де Бержене, да? – Приор отвернулся и с прищуром поглядел на… медикуса? Алхимика? Кто он вообще-то такой? Ну, держись, кочерыжка! Выйдем мы отсюда… Да только ты далеко не уйдешь. До погоста – не далее.
– Вы ведь тоже несколько изменили свое имя в угоду здешнему говору, месье де Роже. – невозмутимо ответил тот. – Зачем бы я заставил коверкать язык добрых подданных барона фон Блонда?
– Какая трогательная забота. – усмехнулся отец Вертер. – Не иначе и о нас вы заботились по той же причине.
– Не совсем. – спокойно ответил… как его называть-то теперь?.. подходя к нунцию и расстегивая тонкую цепочку на шее. – Скорее уж по причине неторопливости. Как вы уже могли заметить, Ваше Преподобие, дела в здешних краях творятся странные.
Извлеча какой-то медальон на цепочке, он небрежно бросил его на стол перед фон Кюсте. Сэр Готфруа, также подошедший к столу, моментально накрыл его ладонью и, бросив взгляд на меня, прошипел:
– Вы с ума сошли? Девочка, ты свободна. Иди.
– Я с ней еще… – начал барон, но получил в ответ яростный взгляд храмовника и заткнулся, словно язык проглотил.
* * *
Дожидаясь Анхеля-Ансельма у ратуши я потихоньку начинала закипать. Тайны, значит. Секреты, значит. Дворянин, значит. Убью!!! Как клеить меня, так он медикус и алхимик, простого звания человек, а как жениться, так оне благомордые, мезальянс и все такое?!! Ах, кучка! Ах, stronzo! Incazzato figlio di putana!!! Ну, погодите у меня, дорогой вы мой человек. Есть у меня травки заветные, научила фрау Хельга, чтоб у ней передние зубы выпали, кой-каким заговорам… Ой, поплатишься ты у меня, собачий кот Мурзик! Всю твою любовь да ласку припомню, всю брехню твою куртуазную!!! Столько мне спагетти на уши навешал, что деревню накормить можно. А вот и он, дорогой наш и люто любимый! Чего ж замер-то так, как меня увидал?
Нет, замереть, наверное, было отчего. Не каждый день видишь на улице девушку, которая, стоя напротив тебя, смотрит недобрым взглядом сложив руки на груди, потопывая по брусчатке ножкой и всей своей позой намекая на грядущие неприятности. Анхель-Ансельм глубоко вздохнул и двинулся ко мне.
– Клархен, я все могу объяснить. – начал он.
– Да ну? – делано изумилась я. – Занятно было бы послушать. Как тебя теперь величать, прикажешь, «просто Анхель». Ах, простите, вашество – я забылась, вы ведь высокого благородного роду и происхождению.
– Анхелем и величай. – вздохнул он. – Мое настоящее имя ты все равно не выговоришь.
– Я попробую. – вот не знала, что могу выдавать голосом язвительность в таких объемах.
– Ну, попробуй. – он печально улыбнулся. – Меня зовут Адонаис Бер Хенну, я родом с островов Гуанч. Слышала про такие?
Ниппонский бог! Маг!
* * *
– Сигнор Лоли, рассказали б чего интересного из ваших книжных премудростей!
Главный враг во время долгих переходов, это скука. И развеять ее можно разными способами, да вот только не все хорошо кончаются. Напиться и подраться – на виселице оказаться можно. А вот послушать необычную историю у походного костра, это завсегда полезно и познавательно.
– Что ж вам рассказать? – улыбнулся Метробиус, присаживаясь к костру, за которым уже сидели мы с Хельгой, да полдюжины солдат.
– Ну-у-у-, что ни будь о стародавних временах. – протянул молодой копейщик Чезаре. – Такое… Необычное чего ни будь.
– По вашей специальности. – хмыкнул Басмиони.
– А что… – Метробиус задорно тряхнул гривой длинных черных волос. – Пожалуй есть такая байка. Ну, слушайте… Некогда, еще до войны с Римом, пуны послали корабли за Геркулесовы столпы в поисках древней земли Атлантиды, страны, полной тайн и загадок, некогда владевшей Европой до самых Афин и Африкой, до Александрии. Давно это было, еще до Потопа, одиннадцать тысяч лет назад. Во времена того морского похода Картагеш, как тогда называли Святой Город, еще не был столь могуществен, как при Баркидах, и вел ожесточенный спор за первенство на Средиземном море с латинскими племенами Италии.
– Это нашими предками, что ли? – встрепенулся кавалерист Римини, до того мирно дремавший сидя.
– Ну, отчасти да. – сказал Лоли. – Некоторая толика крови латинян в италийцах есть, хотя не очень много. Больше все же от кельтов, вандалов и лангобардов. Ну и пунов, конечно же.
– Да ну тебя, Римини. – проворчала Хельга. – Вечно влезешь со своими вопросами. Что там с кораблями было, сигнор Лоли?
– Ну, с кораблями много чего было. – хохотнул Метробиус. – Бури, морские чудовища, кораблекрушения… Пара кораблей, говорят, даже пересекла Западный океан и нашла за ним огромный континент, населенный людьми с кожей, цвета меди. Врут, не иначе. Однако же земли Атлантиды пуны не отыскали, что не удивительно. Потонула она давно. Зато, недалеко от Геркулесовых столпов открыли они дивные острова, населенные народом прекрасных людей, кожей и волосом светлых, гуанчами себя именующих, и по народу тому назвали острова – Гуанч.
– И не иначе потянули их в рабство. – пробурчала Хельга, несколько знакомая с историческими реалиями тех времен.
– Отнюдь. Совет, а тогда Карфагеном управлял еще Совет Ста Четырех, решил, что если война с Римом сложится для Вечного Города неудачно, то в эти края как раз и переберутся пуны. Подалее от врагов. Так что плавания туда они запретили, чтоб никто не проболтался, а место нахождение островов укрыли в вивлиофике храма Бааля. Тогда там процветал финикийский языческий культ и все капитаны свои лоции хранили именно в этом святилище. Традиция такая была. А затем, когда Ганнибал Барка со своими братьями сокрушил римлян во Второй латинской войне и взял власть в свои руки, пунам и вовсе стало не до дальних островов. Сначала была третья латинская, когда пуны три года осаждали Рим, взяли его, разрушили, а место где он стоял засыпали солью и запретили там селиться. Потом покоряли Египет, Элладу, Македонию, Азию… Много было войн, и про острова Гуанч постепенно позабыли. Позабыли, да не все! Ибо когда шахиншах Гелон Святой прекратил преследования христиан и сам веру святую принял, тут уж уносить ноги пришлось языческим жрецам и магам. Потому как приняли они веру христову, или не приняли – народом были ненадежным, к заговорам и переворотам склонным. Вот на те-то острова они и подались. Говорят, до сих пор там проживают, втайне от всего мира. Но веру приняли, и, вроде бы как даже со Святым Престолом сношения имеют. Тайно. А где те острова находятся, никому и не известно, так-то вот.
– Так вы же тоже маг, сигнор Лоли. – подал голос Чезаре.
– По сравнению с теми магами, неучи все наши профессора. Многие секреты утеряны были во времена борьбы за веру. Так что, если когда встретите мага с островов Гуанч, лучше не связывайтесь. Ходят они порой по Европе…
* * *
Видимо что-то у меня на лице такое отразилось, потому что Адонаис (?) удовлетворенно кивнул.
– Слыхала. Что, кстати, интересно?
– Да так. – буркнула я. – Всякое.
И на кого я, дура неадекватная, порчу навести хотела? Ой коза, ой идиотка, ой дубинушка стоеросовая!!! Нет, силу тамошних магов Лоли мог и преувеличивать, кто ж спорит-то, да только мне и со слабеньким малефиком не тягаться.
– И все же? – мягко поинтересовался маг.
– Шел бы ты, герр Бер Хенну… по делам своим магическим. – не выучу. Я! Ха! Три раза «ха»! И не такие имена встречала. – И нечего порядочным девицам по ушам ездить было.
Горько мне как-то стало, обидно, от обманов его постоянных, оттого, что как девочку, как соплюху малолетнюю он меня… петушком сахарным поманил, а я и побежала. Ду-у-у-ура!!!
– Эх, Клархен. – тяжко вздохнул он. – Я, может, с серьезными к тебе намерениями…
– Знаем мы ваши серьезные намерения. – всхлипнула я. – Поматросил и бросил, называется.
Довел… Козел неприятный.
– Ну пойми ты. – на лице у него так и нарисовалось продолжение фразы: «глупая женщина». – Нельзя мне было открываться до поры до времени. Мне и сейчас-то не следовало бы, но эти хмыри, похоже, намеревались спустить на тебя всех собак.
– Тебе-то до того какое дело? – буркнула я.
– Выходит что есть. – вздохнул он. – Слушай, мы нигде в другом месте поговорить не можем? А то на нас уже пялиться начали.
Любопытных взглядов и правда хватало. Анх… Да Бог с ним – для окружающих он так и остался «Анхель» – человек в наших местах новый, неизвестный, потому привлекающий взгляды. К тому же он холост (наверное), а потому вдвойне привлекает взгляды тех, кому хочется замуж. Или тех, кому туда надо чад выдавать. Так что, любое его появление, пока, вызывало жгучий интерес у окружающих. Ну а уж наша «душещипательная» беседа прямо напротив городской ратуши, куда нас опять привели под конвоем, а выпустили тут же, да еще и целыми-невредимыми, несомненно, обрастя самыми невероятными подробностями, станет сюжетом для множества сплетен, которыми будут обмениваться не менее чем до Рождества.
– Пойдем, твое высокомагичество, у меня в лавке покалякаем. – по прежнему хмуро ответила я.
Хмуро-не хмуро, а любопытство меня начало снедать все сильнее и сильнее. Где Кирхенбург, а где Геркулесовы столпы? Чего это магу с тайных, затерянных в океане островов, делать в нашей Богом забытой и мухами засиженной баронии? Не шпионить же, честное слово. Что у нас тут можно узнать такого тайного? Украсть стратегический секрет Аллюстрии – количество выращенных в поместье фон Блонда буряков? Я понимаю, был бы он братом-познающим, у нас, в конце-концов, в трех суточных переходах граница с языческими Пороссией и Литвой, но маг…
До лавки мы добрались быстро. Еще б не быстро – весь Кирхенбург из конца в конец за полчаса пройти можно. Это вам не Вечный Город (там я, правда, не была – но рассказывали). Колокольчик над дверью звякнул, напоминая о покойном герре Виртеле, и мы оказались в торговом зале, где, чудо из чудес, конец света близок, шваброй надраивал полы Гансик. Очуметь! Неужто решил, что я из него прислугу делать собралась? Или считает, что он тут на правах приживалки и пытается хлеб отработать? Шайзе! Разберемся… без посторонних магов.
– Здравствуй Клархен, здравствуйте герр Бергенау. – вежливо поприветствовал нас мелкий. – У дружинников сапоги были в грязюке, я вот тут и решил…
– Привет, Ганс. – улыбнулся Бер Хенну. – А я уж решил, что фрёкен Айнфах тебя эксплуатирует не по-детски.
– В лоб дам. – пообещала я магу. – Больно.
– Эксплутирыт. – ухмыльнулся шкода. – Дала толстенную книгу про травы и корешки, да велела читать. Я за день три раза чуть не уснул. Осилил три страницы. Кла-а-архен, а можно я просто по дому буду прибираться, по хозяйству там? Я много умею, меня отец учил.
– Можно. – согласилась я. – Но книгу никто не отменял. Марш учиться, молодой человек. Тут кто-то третьего дня говорил, что хочет ведьмой стать – так это самые азы. После чтения, которому я тебя еще год назад научила.
– Ну вот, – мелкий насупился, изображая как его тут все унижают и не ценят, поставил в угол ведро, швабру, и пошел во внутренние комнаты, где, собственно, я живу, – учил бы сейчас буковки, горя не знал, а так штудируй это лекарство от бессонницы…
Дверь за мальчиком закрылась, и я повернулась к Адонаису, уперев руки в бока.
– Выкладывай. Чего тебе надо в наших краях, и лично от меня? Отвечать можно с конца, на первый вопрос – не обязательно.
И, кстати, ты мне еще за «мегеру злую» должен – не забыть бы напомнить.
– Я уж сначала, если можно. – хмыкнул маг. – Как ты думаешь, Великий Приор Померании, папский нунций и барон фон Блонд оказались в одно и то же время в одном и том же месте совершенно случайно?
Оп-па! Неплохой заход. А правда, что они все в Кирхенбурге делают?
– Ко всему прочему, командиром баронской дружины является хотя и молодой, но прославившийся в войне с персами Гудериан, по прозванию Быстроходный Гейнц. Один из лучших командиров кавалерии во всей Европе и видный теоретик тотальной конной войны. Благодаря изобретенной им тактике рыцарских клиньев в Святой Земле была одержана не одна славная победа. Откуда фон Блонду взять денег, чтоб нанять себе такого капитана?
Да уж, на такого капитана денег в нашей занюханной баронии взять негде, это точно.
– Особенно учитывая то, что Гудериан маршал ордена иоаннитов. – окончательно припечатал Адонаис.
Очуметь! Наверное лицо у меня, пока маг рассказывал, было редкостно глупое.
– И откуда, герр Бер Хенну?
– Ниоткуда. – он с улыбкой развел руками. – Братья-рыцари командировали.
– А тебя братья-маги?
– А меня братья-маги. – кивнул он. – В вашем захолустье зарождается новый виток истории, который должен обратиться к вящей славе Божьей. Как ты знаешь, совместные усилия крестоносцев и войск фараона Алексея Комнина увенчались успехом, Иерусалим был взят, и герцог Балдуин стал правителем Королевства Святого Гроба. Рыцарские ордена и воины-паломники, равно как и дружина короля, стали надежной опорой для католической веры в Пуннийском Заморье. Полгода назад пало Антиохийское шахство, солдаты фараона покоряют Аравию… В общем, там у нас все хорошо.
– У кого это, «у нас»? – подозрительно поинтересовалась я.
– У добрых католиков. – улыбнулся Адонаис. – Всерьез даже начали говорить об унии между Карфагенской католической и Александрийской православной церквями. Однако, зороастрийцы тоже не дремлют. На восток от Аллюстрии, Панонии и сравнительно окатоличеной Польши лежат земли язычников-славян, куда шахиншах Персии засылает посольство за посольством, стремясь склонить тамошних князей к своей вере. Болгары уже приняли Авесту как свое Святое Писание, так что этот процесс надо останавливать, причем срочно. В противном случае Европа, в течение какой-то сотни лет, получит большую проблему в лице поднявшихся на борьбу за веру славян, а это противник серьезный.
– А вам, магам, что тут за интерес? – удивилась я. – Вас же на ваши острова изгнали за то, что вы язычники и баалопоклонники.
– Глупость какая. – фыркнул Бар Хенну. – Все было совсем не так.
* * *
Шахиншах Гелон, впоследствии прозванный Святым, в задумчивости прохаживался по своему кабинету, периодически бросая взгляд то на клепсидру, то на занимающую полстены подробную карту державы, раскинувшейся от Лузитании и Геркулесовых Столпов до Халдеи, и от Эфиопии до Валлонии и Валов Югурты, защищающих границу от набегов диких германцев. Защищавших, надо отметить, так себе, да и в самой державе дела шли, мягко говоря, не очень.
Столетия не прошло, как шахиншах Бомилькар Мудроватый прекратил гонения на христиан, а эта иудейская секта уже выросла в целую религию со своим пантеоном богов (один в трех лицах, бред-то какой…), полубогов, коих они именуют ангелами, архангелами и серафимами, и героев. Герои сии, это Гелону тоже казалось странным, прославились не подвигами и победами над разными чудищами (за исключением одного, армянина Георгия в одиночку умудрившевося укантропопить дракона), сколько мучительной смертью и последующими после нее «чудесами». Кого-то этот… дай Баал памяти, как христиане их называют?.. «святой» излечил от чесотки или, положим, вшей. Ну, это понятно – мыться надо. Много рассказов ходит об отращенных конечностях, исцелениях страшных заболеваний и, даже, о воскрешениях из мертвых. Ну ладно, если в то, что сын иудейского бога воскресил какого-то там Лазаря поверить можно – сложно, конечно, но теоретически допустимо, – то в чудеса творимые этими их святыми и пророками уверовать гораздо тяжелее. Особенно ему, шахиншаху и Первосвященнику, который отлично знал, как устраиваются всяческие «чудеса». Все эти побасенки христиан напоминали ему старый анекдот о пожилом аристократе, пришедшем к лекарю и начавшему жаловаться на половое бессилие, в то время как сосед его, гораздо более убеленный сединами, всем рассказывает, что ни одной девицы не пропускает. Лекарь, помнится, сказал: «Да вы тоже… рассказывайте».
