Текст книги "Мерзкий старикашка (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Что столь важное вы желали мне сообщить, владетельные? – спросил Хурам, занимая свое место.

– Ты, дорогой кузен, верно, из столицы вести получаешь, и знаешь, что совет князей так ни к чему и не пришел – Валиссу видеть правительницей никто не желает, а о другом регенте договориться не удается, – произнес Арцуд утвердительным тоном.

– Да, верно, – наместник вздохнул сокрушенно. – Я покуда подати и оброк в столицу не отправляю, здесь придерживаю, потому как неясно, чем все дело закончится. Если дойдет до резни, да выяснится, что я не тех кого надо было снабжал… Ах, ну чего царевича Тыкави лично понесло у заков табун угонять? Не поймай он в брюхо стрелу, каких бы потрясений мы могли избежать!

– Думаю, не будет никаких потрясений, – ответил его сеньор. – У Кагена есть брат, и он имеет преимущественные права на корону перед царевичем Асиром. Наиболее благоразумные из членов совета, в том числе князья Самватини и Коваргини, решили призвать его на царство.

– Лисапета? – удивленно всплеснул руками князь с Большой Горы. – Так ведь он…

Тут наместник осекся, медленно перевел взгляд на меня, поднялся и отвесил поклон.

– Простите мою непочтительность, государь, – смиренным тоном произнес он.

Быстро соображает мужик! Я в восхищении.

– Сиди, досточтимый, – прокряхтел в ответ я. – Мы не афишируем мое присутствие в кавалькаде, так что постарайся не распространяться о новости. Хотя бы до времени нашего отъезда.

– Мой дом к вашим услугам, царевич, и на тот срок, который определите вы сами.

– Надолго тебя не стесним, князь, – заверил я Хурама. – Этой ночью вознесение Святого Сердца начнут праздновать, завтра народные гульбища, ведь так?

– Да, ваше высочество, – ответил наместник. – С закатом начнутся торжественные молебны и жертвоприношения во всех храмах…

Это он монаху рассказывает… Ясно дело, что с закатом – именно в час, когда солнце коснулось горизонта святой, если верить легендам, и преставился. С последующим вознесением и занесением в пантеон. Вот Око – тот ровно в полдень умудрился коньки отбросить, его славить начинают когда солнышко в зените находится. Ну а Солнце, поскольку он на небо живым взошел, по вполне понятной логике, на восходе.

– …которые продлятся около двух часов, а затем, с полуночи и до самого следующего заката будет празднество. Я, без лишней скромности скажу, его хорошо подготовил. Бродячих циркачей с половины Ашшории собрал, расширение театров и ипподрома как раз к празднику успел закончить, вина для народных гульбищ заготовил, менестрелей поназвал, торговые ряды для ярмарки обновили, а некоторые так дополнительно на площадях установили, а стадиум и коррера у нас и так замечательные, их только украсили, – что такое коррера я не знаю, но перечень приготовлений звучит внушительно. – А петушиные бои грозят стать самыми крупными за всю историю если и не Ашшории, то Запоолья-то точно! Я даже опасаюсь, что за праздник все схватки провести не успеем.

По мере рассказа Хурам все более и более воодушевлялся – вроде как и о проделанной работе отчитывается, рисует себе плюсик в личное дело, а с другой стороны видно, что сам в предвкушении и намерен славно повеселиться наравне со всеми. Вон как глазки-то блестят.

– Праздник – это прекрасно, – кивнул я. – Святая Троица вообще завещала жить в радости. А после праздника из города по домам потянутся окрестные жители, купцы, что приехали на ярмарку двинутся дальше, ну и мы с ними вместе. Так нам легче будет затеряться. А теперь, дорогие князья, пойдемте отдыхать – нашему хозяину наверняка не терпится перемолвиться с сыном парой слов.

– Боюсь, ваше высочество, ваши покои еще не совсем готовы, – на лице наместника появилось озабоченное выражение.

– Какие покои, князь, ты в своем ли уме? – хмыкнул я. – Где это видано, чтобы простого монаха наравне с владетельными поселяли? Я, поди, знаков члена конклава на себе не ношу.

– Но ваше высокое положение…

– Должно остаться тайной. Прикажи кому-то из слуг меня проводить, да не особо доверенному кому-то. Простая комнатушка, наравне с солдатами, наверняка для меня твоим домоправителем выделена.

– Как пожелает ваше высочество, – удрученно вздохнул наместник Тампуранка и всего Запоолья.

Ну, могу сказать, что на слугах и прочем подобном народе Хурам не экономит. Комнатка мне досталась небольшая, с мою бывшую келью размером, но кровать (на которой я растянулся с неземным просто удовольствием) оказалась помягче, обстановка – поновее, а окно выходило в сад, отчего нарастающая по мере приближения полудня жара казалась не особо изнуряющей. Я даже подремал часок.

А потом явился Тумил – возбужденный, радостный, с горящими от восторга глазами. Расхристанный весь – в одних лишь портах да полузашнурованной рубахе. Ну и в сапогах еще.

– И у кого из твоих врагов последняя курица сдохла? – поинтересовался я, когда парень, предварительно постучав и дождавшись разрешения войти, вихрем влетел в комнату. – Чего такой счастливый-то?

– Твое высочество знает, что в Тампуранке-то, оказывается, есть коррера? – спросил мальчик, хитро сощурившись.

– Знаю, слыхал про такое от наместника. И что с того?

– Как – что?!! – мой стремянной аж подпрыгнул. – Это же значит, что завтра будут танец с быком устраивать!

– Тоже мне, партнера для танцев сыскал… – пробурчал я. – Ты только эту архиценную новость сообщить хотел?

– Так ты что же, не пойдешь посмотреть на состязания? – парень удивленно воззрился на меня.

– Глядеть, как бык пляшет? Нет, ну вообще можно посмотреть одним глазком, – я потер подбородок и отметил про себя, что уже и побриться бы не помешало. – Занятное, верно, зрелище.

– Занятное?!! – возмутился Тумил. – Да нет на свете ничего интереснее!

– Так-таки уж и ничего? – я с кряхтением сел на своем ложе, и сунул ноги в стоящие на полу сандалии. – А сытно поесть и сладко поспать как же?

– Да чего бы ты, твое высочество, понимал! – казалось, парень готов сплюнуть на пол от разочарования. – Ты хоть раз нормального бычьего плясуна в деле видал?

– Я и ненормального ни разу не видал, – ответил я и начал завязывать сандалии. – Хотя, как по мне, танцевать с быком, а не с молодухой, это как раз и надо быть ненормальным. А ты что, сам тоже поплясать хочешь?

– Да я бы с радостью… – голос паренька резко поскучнел. – Но это надо для участия внести взнос, да и спатыча у меня нету.

– Кого нету? – я взялся за второй сандаль.

– Не кого, а чего. Бычий спотыкач нужен. Без него как с быком управиться-то? А он стоит, если хороший, под драму. Дома я отцовский брал, но то дома…

– А взнос там какой? – я управился с ремешками и распрямился. – На танцульках на этих.

– Это еще анн, а то и два, – окончательно скис паренек.

– Немалая цена за танцульки-то, – крякнул я. – На два серебряных племенного быка купить можно, не говоря уж про этот твой спотыкач, за который и трех выменять немудрено.

– Да я знаю… – эти слова в устах несостоявшегося монашка прозвучали настолько грустно, что печаль в них тронула бы и самое ледяное сердце.

Ну, кроме моего, разумеется.

– И приз-то на танцах, верно, немалый? – уточнил я.

Тумл лишь вздохнул сокрушенно.

– А спатыч этот бычиный, его у князя Хурама в хозяйстве нигде заваляться не могло?

– Да кто ж его знает? – буркнул пацан. – По уму-то должен быть, раз в Запоолье столько лет живет.

– Эх, грехи мои тяжкие, – с кряхтением поднялся я. – Пойдем, поговорим с местным ключником, авось даст.

– И ты мне дозволишь выйти на танцовище? – восхищенно воскликнул Тумил.

– Чем бы дитя не тешилось… – пробормотал в ответ я, и прихватил со стола свою котомку. – Идем уже.

Управляющий дворцом (плюгавый мужичонка моих примерно лет) нашелся на хозяйственном дворе, возле дощатых пристроек к стене – в них аккурат в это время сгружали с телег какие-то мешки.

– Добрый день, достопочтенный, – поприветствовал его я. – Не уделите мне немного вашего времени?

– И вам, и вам доброго дня брат э-э-э-э Прашнартра, – ключник явно не забыл, что сразу по приезду я о чем-то шептался с князьями и выяснил мое имечко у подчиненных, ну и вел себя, соответственно, подчеркнуто предупредительно. – Чем могу быть вам полезен?

– Хотел узнать, нельзя ли у вас, исключительно на завтрашний день, позаимствовать э-э-э-э бычий спотыкач, – предельно вежливым (надеюсь) тоном поинтересовался я.

– Как, вы собираетесь участвовать в танце с быком? – пораженно воскликнул управитель.

– Ну что вы, что вы, любезный, в наши-то с вами годы из всех увеселений, в которых можно побыть не только зрителем, доступны лишь обжорство и пьянство, да и те в меру, дабы не было колик. Спатыч нужен моему послушнику, – я указал на стоящего чуть в стороне и старающегося не отсвечивать Тумила.

– Отроку? – ключник смерил парня недоверчивым взглядом. – А не слишком ли он юн для такого?

– Нас с братьями отец с младенчества натаскивал, и редкой была ярмарка в Коруре, с которой кто-то из нас не увозил домой хоть один из призов. И меня уже год как на танцовище там пускали, – обиженным тоном заявил паренек.

– В Коруре? Я оттуда родом… – вздохнул управляющий дворцом. – Верно, слыхал я про твоего отца, мальчик?

– Может быть – он был одним из лучших бычьих плясунов в молодости, – пожал плечами тот.

– И как же зовут твоего почтенного папеньку?

– Князь Камил из Старой Башни, – не без гордости ответил юнец.

– Хм… – ключник нахмурился, припоминая имя (неудивительно – мелкопоместных князей и князьков в Ашшории как собак нерезаных), а потом вдруг изменился лицом и недоверчиво поглядел на Тумила. – Камил Роголом?

– Он не очень любит, когда вспоминают его прозвище, – мальчик слегка покривился. – И, да, я знаю, что мы с ним не больно-то похожи, и что я уродился в мать.

– Верю. В то что не любит прозвание – верю, – кивнул дворцовый завхоз. – И в то, что ты его сын теперь верю тоже.

– Так что насчет нашей просьбы? – вклинился в их милую беседу я.

– Ну, брат Прашнартра, для сына Роголома что-то путное найдем, – подмигнул мне ключник. – Следуйте за мной.

Следовать пришлось недалече – буквально пару дюжин локтей, до невысокой каменной башенки, имеющей форму усеченного конуса и нехилый замок на обитой железными полосами двери. Интересно, это что за дрянь такая, ихний бычий спотыкач, если его хранят в тех же условиях, что и оружие там всякое? Зелье особой токсичности, может быть?

А у них там греческий огонь какой на складе случаем не завалялся? Я бы взял, на всякий пожарный.

Управитель дворца, «почтенный Ханумец», как его называли граждане разгружающие, скрылся в башне, с пару-тройку минут чем-то там погремел, сдавленно матюкнулся, оглушительно чихнул и вновь появился на пороге – уже с довольно длинным дерюжным свертком в руках.

– Вот, держи, – вручил он свою ношу Тумилу. – Как знал, что еще пригодится – далеко не убирал. От прошлого командира гвардии наместника остался.

– А что с ним произошло? – спросил я.

– Бык до смерти забодал, – небрежно, как о чем-то само собой разумеющемся сказал ключник.

Тумил развернул промасленную тряпку, и извлек на свет самую натуральную шпагу в ножнах. Я имею в виду – действительно шпагу, как у мушкетеров из голливудского кино, с изящной витой гардой, а не те усохшие мечи с крестовиной, что юзали подлые миньоны Генриха III и прочие де Бюсси.

Стремянной, уже почти царский, выдвинул ромбовидный в сечении клинок в два пальца шириной и восхищенно присвистнул.

– Булатная сталь, – прокомментировал Ханумец. – Добрый спатыч, равно подходящий и для танца с быком, и для поединка в старой мирелской традиции.

Так, меня начинают терзать смутные сомнения на счет того, как эти самые танцульки проходят, если для них нужна шпага. Вот подсказывает мне что-то теперь, что никакое это не комическое действо с упоенным до миролюбивого состояния и заплетающихся ног (чтобы чаще спотыкался) бычком – то-то и взнос за участие мне подозрительно большим показался.

Тумил аккуратно сложил на какие-то козлы дерюгу и ножны, оставшись со спатычем в руке, а затем, внезапно, взорвался вихрем движений, прошел, приплясывая, вертясь как юла и плетя вокруг себя узор из стали, через половину двора, словно в неком диковинном и безумном танце, и остановился, замер в глубоком изящном выпаде опытного фехтовальщика.

С разных сторон послышались неуверенные аплодисменты работников, отвлекшихся на такое зрелище, а несостоявшийся монашек выпрямился плавным, почти кошачьим движением, положил шпагу на плечо и быстрым энергичным шагом вернулся к нам.

– Это не спатыч, это песня, – хрипловатым от восторга голосом произнес он. – Кузнец его сковавший был поэтом.

– В хороших руках и кочерга – рогатина, – задумчиво произнес почтенный Ханумец. – Ты, юноша, смог бы, думается мне, превзойти по славе своего отца и стать непревзойденным плясуном.

Тут этот хрыч покосился на меня, и уже с едва скрываемым недовольством добавил:

– Монахам, правда, такие забавы не уместны, я слыхал. Примас их участие в светских празднованиях не одобряет.

– Примас, уважаемый, дур… не вся церковь, – парировал я. – Хотя он и первосвященник всея Ашшории, но такие вопросы надлежит решать Конклаву, а то и Собору, причем межепархиальному.

Я вытащил из недр своей котомки кошель, и бросил его Тумилу – мальчик подхватил его на лету левой рукой.

– Тут как раз на взнос хватит, может даже останется чего.

Уж не знаю для каких нужд, но Лисапет, до моего вселения потихоньку копил денежки. Ума не приложу, на что он мог бы их в монастыре потратить, однако к моменту когда его душа отлетела, в заначке старого склочника набралось под два с половиной серебряных анна – в основном медью, абазами и бисти, конечно.

– Иди, записывайся на состязание. Только ладошки сначала оботри от масла, – сварливо добавил я.

С одной стороны очень хотелось заявить, что ни до какой корриды я его не допускаю, – то, что пляска с быком это одна из ее разновидностей я уже не сомневался, – и чтобы он вернул спатыч ключнику взад. А с другой – не смогу же я его всю жизнь от опасностей оберегать (мне той жизни-то всего ничего и осталось), да и сам он такой опеки не потерпит долго. По здешним меркам Тумил уже почти что и взрослый, а за последние месяца два еще и вытянулся изрядно, по меркам моего родного мира на все шестнадцать выглядит – женить скоро пора. Да и Ханумец, вон, дюже стоит впечатленный, знать действительно что-то парень умеет и с быком должен управиться. Ну а не управится… Все мы смертны. И, как показывает мой опыт, иногда смерть – это только начало.

– Ты бы, брат Прашнартра, сходил с ним, как лицо опекающее, – посоветовал Ханумец. – А то, боюсь, как бы наши гильдийские с корреры ему от ворот поворот не дали, неполнолетний-де еще.

– И то верно. Заодно и погляжу, чем ваш город живет, послушаю, о чем жители болтают. Все развлечение, – согласился я.

– Тогда идем? – Тумил с довольной улыбкой кивнул в сторону ворот.

– Руки от масла оботри, чучело! – приказал я. – И оденься по человечески, а то ходишь в одной рубахе, расшнурованной едва ли не до пупа. Стыдобища!

В общем, полчаса спустя мы с юношей вышли из дворца и направились записывать его для участия. Сзади, в некотором отдалении, с недовольным видом плелись двое Блистательных и делали вид что прогуливаются.

Коррера расположилась на самой границе Верхнего города с купеческими кварталами и больше всего напоминала средней руки колизей в исполнении ассирийских архитекторов и дизайнеров: с барельефами быков, полубыков-полулюдей (а вот и не Минотавров, а строго наоборот, человеческая голова на бычьем торсе) с крыльями и без оных, Небесной Дюжины – куды ж без этих-то? – и облицованная местами глазурованной плиткой с все теми же околобычьими (ну и растительными, конечно) изображениями.

В преддверии праздника строение было украшено разноцветными флагами и самой натуральной афишей у парадных ворот, сообщавшей всем о грядущем проведении праздничных игр с бесплатным для зрителей входом «если тому не воспрепятствует погода, с разрешения наместника и под его председательством».

Сами ворота были, разумеется, закрыты, однако калитка в них оказалась незаперта, так что внутрь мы попали без стука и чьего бы то ни было дозволения. Далеко, правда, не ушли – сразу за калиткой обнаружилась сторожка, откуда при нашем появлении высунулась самого разбойного вида харя, и дохнула на нас крепким чесночным духом.

– Вам чевой, га? – поинтересовалась харя. – Танцы завтрева будут.

– Знаю, добрый человек, – мягко ответил я. – Именно потому-то мы и здесь.

Харя на пару мгновений впала в прострацию, а затем выдала:

– Ночевать в коррере не дозволяется! Ишь, ходють тута!

– Мы ночуем во дворце наместника.

– Ить! А чегой-та вам тогда тут надо? – на харе отобразились потуги к мыслительному процессу.

– Мне надобно переговорить со здешним главным. Где он?

– А я почем знаю? Мне наместник не докладывается, иде он есть.

Настала моя очередь впадать в ступор, и в нашу высокоинтеллектуальную беседу поспешил вмешаться Тумил:

– Смотритель корреры где, орясина? – смешливым тоном спросил он. – Нам его надо, а не князя Хурама.

– Так бы сразу и сказали, – пробурчала харя. – Ходють тут, путают… На танцовище оне, распоряжаются насчет украшательств с гильдийским головою на пару.

По неперекрытому сверху коридору, со стороны где, по моим прикидкам, должна была располагаться арена, действительно доносился приглушенный расстоянием забористый мат на два голоса.

– Идите тудой, коли нужон. А то ходють, путают… – харя снова скрылась в сторожке, потеряв к нам всякий интерес.

– Гильдия, это плохо, – приуныл Тумил. – Могут потребовать вступить и заплатить взнос, иначе не допустят до состязаний.

– Разберемся, – буркнул я, развернулся, и с горделивым видом, используя свой посох скорее как возвещающий о прибытии особо важной персоны церемониймейстер жезл, а вовсе не как старческую подпорку для ходьбы, двинулся в указанном направлении.

Изнутри коррера тоже выглядела вполне себе как колизей, только арена на ней (огражденная, кстати, высоким каменным забором с несколькими воротцами – открытыми сейчас) оказалась не круглая, а квадратная. На противоположной от входа стороне, среди зрительских трибун, выделялась массивная ложа, а прямо под ней, выступая над танцовищем полукруглым балконом, расположилась еще одна огороженная площадка – место ведущего и комментатора, не иначе. На ней, проявляя знание ашшорского языка во всем его величии и разнообразии расположились двое средних лет мужчин в хорошей, но не роскошной одежде, а чуть в стороне от них столпилась кучка молодых парней в одних брюках и рубахах, зато каждый – со спатычем на цветастом кушаке.

– Как вешаешь, как вешаешь, отрыжка ты собачья? Ты ж приветствие самому наместнику вверх ногами!., – разносила по всей коррере прекрасная местная аккустика.

Парни поглядывали на разоряющихся начальников с усмешками и о чем-то негромко переговаривались.

При моем и Тумила приближении – нам пришлось для этого обогнуть половину арены, разумеется, – оба начальствующих лица дружно заткнулись и уставились на меня.

– Нет-нет-нет! – замахал руками один из них. – Я уже говорил городскому архипастырю, что никакого торжественного богослужения до начала представления не позволю! После, так хоть обмолитесь до явления Смерти – если зрителей сможете удержать, – а до начала никаких воскурений и песнопений! Сюда люди приходят развлекаться, а не думать о вечном.

– Очень здравый подход, – ответил я, краем глаза приметив появившихся на входе Блистательных. – Категорически одобряю.

– Да? – на лице мужчины появилось неподдельное изумление. – Так вас что, не отец Ампура прислал? Тогда чего же тебе, брат, надобно?

– Оформить участие в завтрашних танцах с быком, разумеется, – пожал плечами я. – Чего ж еще тут сегодня делать?

– Ты собираешься участвовать? – глаза обоих колизеевских начальничков полезли на лоб.

– Я-то? Конечно, непременно собираюсь. В качестве зрителя. Думается, буду откуда-то оттуда наблюдать, – кивнул я в сторону вип-ложи. – А участвовать будет он.

Я ткнул посохом в сторону Тумила.

– Мальчик? – покривился мой собеседник. – Нет, в обычный плясовой день я может и разрешил, если б гильдия не возражала.

Мужик кивнул на своего молчаливого напарника, на лице своем несущего явные признаки не слишком дальнего со смотрителем корреры родства.

– Ну, дабы подогреть интерес к грядущему действу новичков и выпускают поначалу, обыкновенно, – добавил тот.

– Во-во. Но завтра – нет, не могу никак. Такой день ведь! Да что я тебе объясняю про Вознесение Сердца, монах? Ты про то сам знаешь, да получше моего. Только лучшие плясуны выходят.

– Я тебе, почтенный, лучшего и привел. Это тебе один из первейших плясунов Корура, увезший с тамошнего танцовища уже целую кучу призов, а не хрен собачий. Или не видишь ты, что он мой послушник? Или не разглядел на моей сутане знаков обители Святого Солнца, чьи монахи известны своей святостью? Да не хочешь ли ты сказать, что иноки наши недостаточно чудотворны? – я наклонился вперед, и глядя смотрителю прямо в глаза, ласково добавил. – Прокляну. Отлучу от храмовых таинств.

Несколько долгих мгновений мы играли с ним в «гляделки».

– А если против паренька Черныша выставить? – встрял гильдийский голова.

Смотритель корреры медленно повернулся, и уставился на него квадратными глазами.

– Ты что, с ума сошел? – ошарашено спросил он.

Глава гильдии склонился к его уху и что-то забормотал негромко.

«…толпа любит… не каждый может… что за вход много платят… тут такое…» – только и смог различить я.

– Ладно, – помрачневший смотритель вновь повернулся в нашу сторону. – Выпущу малого на плясовище. Но жизнь и здоровье его – это твоя, монах, ответственность, а не моя.

– Естественно, – кивнул я. – Это же мой послушник, а не твой.

– Ну и ладно. Парня как зовут?

– Тумил, – ответил я. – Тумил, сын князя Старой Башни.

– Вот что… Тумил. Завтра, через два часа после восхода, начинаем праздничные танцы с быками. К началу можешь немного и опоздать, но не советую задерживаться сильно, – смотритель корреры покривился, и со злостью добавил. – Выйдешь на танцовище последним. Понял?

– Понял, – сдавленно пискнул за моей спиной паренек.

Я обернулся, и поглядел на него. Тумил ответил мне восторженно-восхищенным взглядом.

– Сбора за участия не возьму, ибо неполнолетний, да и монастырец к тому ж, – мрачно добавил смотритель, чем вызвал явное неудовольствие гильдийского головы.

– Что надо сказать господину смотрителю, молодой человек? – спросил я.

– А? Да. Спасибо вам, мастер. – Тумил поклонился тому в пояс. – Это огромная честь и большая ответственность. Я не посрамлю ваше танцовище!

– Дай-то боги… – пробормотал смотритель.

– Чего сияешь, словно новенький драм? – полюбопытствовал я, когда мы двинулись к выходу.

– Твое высочество, спасибо тебе! – горячо зашептал пацан. – Я о таком и мечтать-то не смел! Выйти последним на танцовище, это ж какой почет! Ведь против тебя самого сильного и злобного быка выставляют!

– Чего-чего-чего? – я едва не споткнулся на ровном месте.

– Ну, ты, твое высочество, видел же, что танцоры с быками собрались. Это ведь не так просто они здесь – сейчас будут тянуть жребий, кому в каком порядке выходить на танцовище. Против того, кто выходит первым выпустят самого хилого быка, потом пояростнее, потом еще злее, а самого могучего и злобного зверя приберегают под конец, – начал рассказывать мне Тумил. – Когда танец к таким большим праздникам приурочивают и участвуют лишь лучшие, так всегда делают. Чем ближе жребий к концу, тем почетнее. А тут ты, р-р-раз, и убедил смотрителя самое почетное место мне отдать! Спасибо тебе, твое высочество.

В голосе парня слышалась такая искренняя признательность, что уже заготовленная строгая отповедь на тему гибели малолетних шалопаев под копытами злых зверей, чего я допустить не могу, так и застряла у меня в горле.

– А не боишься, что бык тебя… того? – спросил я наконец, когда мы миновали Блистательных, делающих вид, что их тут нет и никогда не было.

– Не. – Тумил помотал головой и хитро улыбнулся. – Я легкий, мне так только лучше. Больше шансов победить в состязании танцоров.

Мндя, ну ему виднее, конечно, что лучше, а что не очень. Хотя, помнится, я тоже в своем бессмертии был убежден, – как и всякий молодой еще человек, – покуда под грузовик не попал. И если завтра для пацана все… закончится, то виноват-то в этом буду, получается, я.

– А в чем там состязание-то? Как оно вообще все проходит, и кто вас оценивает?

– Ты что, никогда танцев с быком не видал, высочество? – изумился мальчик.

– В Аарте их не проводят, – я пожал плечами. – Вроде бы я слыхал когда-то, что есть такое состязание у мирельцев, но как мы с ними есть враги заклятые с тех самых пор, как отвоевали Запоолье и Самватин, их забавы в столице, мягко говоря, не приветствуются.

– Тю! Два столетия уже миновало с Запоольской войны, а все враги? – мальчик сморщил нос. – Про мирельские корни уже даже у нас в горах никто не вспоминает. Нет, чтобы хорошую забаву заодно с землями отжать, все «не приветствуют» незнамо чего. В общем, сложностей в танцах с быками, твое высочество, нету никакой. На танцовище выпускают раззадоренного быка, а танцор должен от его атак уклоняться, чем дольше и изящнее, тем лучше, – постоянно зля его, раня спатычем, но не издеваясь над зверем, – и, под конец, убить его одним ударом. А победителя среди танцоров по-разному определяют. Если коррера не очень большая, то зрители голосуют, специальный служитель собирает разноцветные шарики, и их потом считают – чьих цветов больше, тот и победил. А на таких… Ну, верно сам наместник с несколькими ближними судить станут.

– А если бык победит? – мы вышли на улицу, и я накинул на голову капюшон сутаны, прикрываясь от палящего полуденного солнца. – Такое бывает?

– Конечно бывает, это ж схватка, а не убийство на скотобойне! – возмущенно произнес Тумил. – Такого быка используют для размножения, а на танцовище больше не выпускают. Ой, чуть не забыл!

Парень порылся в складках одежды и вытащил мой кошель.

– Вот, не пригодилось, твое высочество.

– Точно? – я припомнил внешний вид тореро в моем родном мире, и скептически поглядел на почти царского стремянного. – А какой-то особой одежды плясунам не положено?

– Не то чтоб положено, просто традиция скорее… А что, мне можно и себе тоже шелковый кушак купить?

– И новую рубаху, а то старая тебе уже маловата.

– Это да, – вздохнул мальчик. – Я и так уже рукава надставлял.

– Ну вот и дуй на рынок, покуда ветер без сучков, займись гардеробом. После завтрашнего все девки в городе твои будут.

– Скажешь тоже… – Тумил покраснел.

– Иди уже, – рассмеялся я.

Долго себя упрашивать парень не заставил и весело ускакал за обновами, а я вернулся во дворец наместника, у самых ворот которого меня перехватил Ханумец.

– А я вот тебя, брат Прашнартра, дожидаюсь, – сообщил мне ключник. – Как у вас, успешно все прошло?

– Да как сказать?., – я пожал плечами. – Смотритель корреры решил выставить Тумила самым последним.

– Ого! Вижу, умеешь ты убеждать, – уважительно произнес Ханумец, но вдруг нахмурился. – Погоди-ка… А что за быка он выводит?

– Черныша какого-то.

– Друджев ублюдок! – выдохнул управитель дворца. – Да он никак решил кровью плясуна толпу порадовать?

– Что, все так плохо? – забеспокоился я.

– Плохо? Это же самая здоровенная и злобная тварь, какая только появлялась у нас в коррере – ни один танцор с быками против него уже месяц как выйти не решается! – Ханумец сплюнул себе под ноги. – Смотритель его уже в жертву богам собирался списать, а тут твой послушник ему под руку попался… Да чтоб его Шалимар поимел!

– Смотрителя, или Тумила?

– Все б тебе шутить, Прашнартра, – укоризненно посмотрел на меня ключник.

– Знаешь, почтенный Ханумец, а я верю в парня. Он, конечно, раздолбай, как и все мы по младости лет, но вовсе не дурак. Авось управится. А нет… – я мрачно поглядел на своего собеседника. – Для смотрителя корреры будет лучше, чтобы Тумил свои силы не переоценивал.

– Ты уж помолись хорошенько за паренька… – вздохнул ключник, а затем, вдруг, встрепенулся. – Да, я тебя чего искал-то. По твою душу наш архипастырь прибыл. Я сказал, что ты вернешься скоро, так он тебя в саду ждет, чаи в беседке гоняет.

Глава тампуранкского жречества обнаружился в обществе медовых пирожных и здоровущего медного самовара. Оказался он для архипастыря столицы провинции неприлично молод – лет так восемнадцати на вид. Еще и сединой не обзавелся, а уже босс – не иначе благородных кровей.

Ну или ума недюжинного – такое тоже бывает.

– Приветствую вас, отец Ампура. И в обители Святого Солнца наслышаны о вашем благочестивом желании предварять пляску с быками соответствующей церемонией во славу богов, но, увы, даже мне не удалось смягчить сердце смотрителя корреры в этом вопросе.

Кажется от такого «здрасьте» архипастырь малость окосел. Что, собственно, и требовалось.

– Но вы, однако, оказываете мне большую честь своим визитом.

– Один из стражников, что стоял утром на городских воротах, после зашел в храм, принести требы за благополучное разрешение супруги от бремени – ей скоро подходит срок, – и упомянул в беседе со жрецом о прибытии в город монаха из обители Святого Солнца. Я знаю, как редко покидаете вы долину Ста Благословений, а тут за такой краткий срок уже двое. Сначала брат Шаптур, теперь вы, Прашнартра. – Ампура поднялся, приветствуя меня, но я намек самым наглым образом проигнорировал, и архипастырь принужден был продолжить допытываться «в лоб»: – А вы тоже целитель, брат Прашнартра?

– О, нет. Мое присутствие в столице скорее связано с толкованием законов.

– Каких только талантов не собрал у себя отец Тхритрава… – покачал головою городской первожрец. – Но я к вам, брат Прашнартра, вот по какому, собственно, вопросу. Святость монахов вашей обители общеизвестна, было бы неплохо, если вы поучаствовали в сегодняшней торжественной службе в Пантеоне Тампуранка. Брат Шаптур, увы, спешил и останавливался в наших пределах лишь ожидая переправы, вы же, я так понимаю, будете в городе ночевать.

Ага, а сарафанное радио о моем участии заранее уведомит прихожан, и можно рассчитывать на более щедрые пожертвования по такому поводу.

Нет, мне не то чтобы жалко, но жаба по поводу того, что лично мне с этой радости ничего не перепадет, как-то очень уж ощутимо давит.

– Не вижу никаких причин отказаться, преподобный. И сам хотел просить вас о такой чести, – малое прещение запрета на участие в службах не налагает, так что местные боги, ежели они вдруг все же есть, не должны обидеться. – О подобной милости для своего послушника не прошу, он еще не принимал обетов, да и отдохнуть ему надо перед завтрашним действом.