Текст книги "Мерзкий старикашка (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– О, это будет довольно щедро.

– Тогда я пожалую ею первого десятника сразу после своего избрания на трон, – если не пришибут прямо в зале совета, но говорить об этом вслух не стоит. – Полагаю, что такое будет уместно проделать перед строем свободных от караулов Блистательных. Не находите?

– Это будет наилучшим решением, царевич, – князь самолично отворил дверь передо мной.

Он вообще много слуг не держит и живет довольно по-спартански.

Сразу за порогом взгляду моему предстала феерическая картина – облаченные в стеганые подкольчужники и легкие шлемы Нвард и Тумил кружили друг вокруг друга, буквально в нескольких шагах от крыльца-веранды капитанского дома, и азартно обменивались ударами сабли и спатыча. Примерно дюжина Блистательных расположилась рядом и с чувством (сиречь – сугубо матерно) происходящее комментировала.

– О как, – я даже слегка опешил. – Это еще что?

– Молодежь письками меряется, царевич, – доложил караульный у входа.

Васгар. Он был среди тех, кто сопровождал меня из монастыря.

– Поспорили что лучше, сабля или дырявец, – прокомментировал второй, незнакомый мне часовой.

Парни тоже заметили мое появление и, прекратив схватку, обернулись ко входу. Уловивший остановку в движении кот уцепился когтями за край своей коробчонки, подтянулся, и тоже с интересом обозрел окружающее пространство.

– Продолжайте-продолжайте, молодые люди, – сказал я. – Тренировки с оружием вам полезны. Только постарайтесь один другого не убить и не покалечить. Вы мне оба еще в товарном виде понадобитесь.

Я повернулся к Латмуру.

– Пойдемте, князь. Не будем им мешать, – я спихнул Мышкина обратно в коробку. – А ты сиди себе. Самостоятельные какие все стали…

Капитан зычно гаркнул, и стали праздные зрители добрыми молодцами. В смысле, превратились в почетный конвой, призванный сопровождать мою особу к…

А вот и не угадали! Через парадный вход мы к Валиссе не пошли – просочились через задний проход… Пардон, сквозь внутренний огороженный садик у самой стены, смыкающейся с женской частью дворца – излюбленное место отдохновения вдовы царевича Тыкави, где она предпочитала находиться или одна, или исключительно с детьми да парой служанок. Ну и с Блистательным у тайной калитки, ибо мало ли чего? Капитальных, в смысле полной непроницаемости, перегородок в Ежином гнезде, вообще, сдается мне, не густо.

Правда на сей раз, вероятно – разнообразия для, – мариновать в «предбаннике» нас не стали и вдова Тыкави соизволила дать аудиенцию уже через минуту после моего появления. Ничего, в общем-то, удивительного – к началу совета князей она уже должна была закончить с облачением и рисованием лица.

– Царевна, – я отвесил галантный полупоклон.

– Царевич. – Валисса ответила равноценным суперкивком.

В этот раз встреча произошла в гораздо более теплой и дружественной обстановке. Меня (Латмур с Блистательными остался у дверей) сопроводили в некое подобие личного будуара, в том виде, как его понимают местные аристократки. Как бы сей парадиз описать-то, чтобы не вдаваться в ненужные подробности?

Ну, представьте себе, что дизайнером интерьеров для покоев принцессы Джасмин из мультика про Алладина назначили главного архитектора вавилонских ворот Иштар. Красиво, пафосно, торжественно, но как в такой обстановке постоянно существовать – совершенно непонятно.

– Мальчики уже практически готовы к переезду, – невестка жестом предложила мне присаживаться на нечто настолько заваленное мягкими подушками, что об истинной форме этого предмета меблировки оставалось лишь догадываться. – Я ведь сказала об этом князю Тимариани.

– На самом деле он просто желал убедиться, что с вами и сыновьями все в порядке, – я аккуратно примостил свой геморрой среди подушек. Валисса опустилась рядом.

– Что ему до этого за дело? – губы ее скривились в горькой усмешке.

Хм. Она что, действительно не знает о его к ней трепетном отношении, или так умело девицу строит?

Хотя точно ли известно про Зуликову влюбленность? Духовным наставникам врут немногим реже, чем всем прочим людям. Весьма немногим.

Надо будет на эту тему на досуге покумекать, прикинуть, какую выгоду князь Тимариани из такой дезы извлечь смог бы.

– Полагаю, он желал проконтролировать исполнение достигнутых договоренностей, да и просто выяснить, не начал ли я глупости делать. К тому же вы несправедливы к окружающим – жизнь и благополучие царевичей для многих из них весьма важна.

Про то же самое в отношении Шехамской Гадюки дипломатично умолчу. Сама, поди, догадывается что почем.

– Он был верным сторонником Кагена, – вот и пойми, обругала или же похвалила.

– Верно. И искренне переживает о его семье, – особенно о брате, ага, всю жизнь ночами не спал, думал о том, каково мне там, в монастыре. – Но я прибыл не за этим.

– Мама, а!.. Ой! – в комнату маленьким вихрем ворвался Утмир, и замер, завидев меня. – Здравствуйте, дедушка.

– Ну привет-привет, молодой человек, – дружелюбно отозвался я.

Кот тоже выглянул из своей коробки, в которой до того успел задремать. На шум среагировал, не иначе.

– Киса! А можно погладить?

Вот все же есть в младшем отпрыске Тыкави энергичность и непосредственность, которых (по моей имхе) так не хватает его старшему брату.

– Можно, конечно, – разрешил я.

Мальчик моментально, покуда старшие не передумали, сграбастал котенка и прижал его к груди, затем ткнулся тому в затылок губами и подул, вздыбливая получившимся ветерком мягкую шерстку. Валисса поджала губы, но стандартную материнскую фразу про «тащишь в рот всякую дрянь» удержала в себе.

– Его зовут Князь Мышкин, Утмир. А ты чего от матушки желал-то?

– Ой, я мешать не хотел, правда. Но Асирка мои красные сапоги спрятал и не отдает! – не отрываясь от тисканья звереныша наябедничал младший царевич. – А почему котика так зовут? Ты его назначил князем над всеми мышами, дедушка?

– Ну, можно сказать и так, – усмехнулся я.

– А они его слушаются? А если бунт устроят?

Надо же, какого государственного ума мальчик…

– Ну тогда он их всех съест. А брату скажи, что пока сапоги не вернет, ты ему котенка погладить не дашь. На-ка вот коробочку, Мышкин в ней пока живет, да присмотри за котом пока мы с мамой не вернемся. Справишься?

– Справлюсь, – серьезно кивнул царевич, опуская кота в его пристанище.

Кот возмущенно мявкнул и рванулся обратно к ласковым детским рукам.

– А можно мы коробку какой-нибудь красивой тканью обошьем? Или твой кот тоже монах и дал обет бедности? – Утмир погладил Мышкина, одновременно с этим запихивая его обратно.

Бац! Ну приложил – так приложил, добрая душа. У Валиссы дрогнули кончики губ, да я и сам едва не расхохотался.

Кажется, с моим стремянным младший царевич поладит – два сапога пара.

– А это его дорожный возок, – пояснил я. – Но, думаю, мой кот не будет возражать, если вы его транспорт немного украсите.

– Ага… А он прямой царский вассал или владетельный? – в глазах мальчика появилась задумчивость.

Ого-го! Ничего себе ребенок вопросы задает! Разница-то довольно существенная, поскольку прямой вассал, это князь, который сам, ну или через предков, получил землю в кормление от царя и лично обязанный короне службой. Владетельный же, он мало того что крупный лендлорд – прямому вассалу, в теории, тоже многими землями владеть не запрещено, – но и монарху ничем не обязанный. Даже личной службой – лишь в силу присяги выставляет на войну определенное количество бойцов под царские знамена, необходимый минимум… Ну, это тоже чисто в теории – на деле-то выкладываются по максимуму, и дабы покичиться силой один перед другим, и потому что доля в добыче прямо пропорциональна числу бойцов.

Но так-то, владетельный, это потомственный аристократ, старая знать, обладающая не только ограниченным правом законодательной и судебной власти (владетельный князь на своей земле является органом апелляционного суда до царя, а вот наместник провинции – нет), но и правом иметь своих собственных вассалов. Кланом, так сказать, со своей структурой и кучей сложностей в процессе как престолонаследия, так и земледержания промежду родичами правящего князя.

И земли свои владетельный ни от кого никогда не получал – они исстари его, ну или взяты находником на копье – последнего, впрочем, давно не бывало. Вот того же Латмура взять – я не смогу сделать его владетельным хоть тресни, если просто завоюю ему кусок земли и отдам в наследственное владение – придется исхитряться, формально сдавать ему войска в наем. Это с князьями-генералами проще, они уже члены совета, но и для них, дабы иметь права голоса за вновь полученные земли, придется провернуть нечто схожее.

И кроме «бородатого права» есть просто целый ряд менее бросающихся в глаза привилегий ашшорского боярства перед служивыми дворянами. В украшениях и эмблемах – в том числе.

Умненький сыночек у Валиссы растет, умеет правильные вопросы ставить.

– Князь-союзник, – ну присягу ж кот мне не давал, я точно знаю. – Самостоятельный. Будет немирных мышей бить, когда войдет в совершенные лета.

– Ого… – юный царевич озадачено почесал в затылке. – Ладно, Асир придумает чего-то, он в княжьих знаках хорошо разбирается. Я пойду тогда?

– Иди, – разрешил я. – Только не забудь корзинку с песком организовать. Если Князь Мышкин начнет пол царапать, словно копает, и пищать, посади в нее.

– Я понял, – коротко сообщил малец.

Мнда. А вот в его годы Лисапету доверь кто котенка… Бедное животное.

– Царевна, – едва мальчик вышел я вновь обратился к Валиссе, – вы уже полностью готовы?

– Практически, – она поднялась, прошла к столику, и надела массивную золотую диадему с шехамскими волками в узоре. – Теперь – готова полностью.

Коронная ценность, знак и символ суверена Шехамы. Не знал, что она еще цела – думал Валиссу новоделом венчали.

– Тогда… – я вдруг снова почувствовал себя молодым, бодрым и полным сил.

Резво поднявшись я приблизился к ней, отвесил куртуазный поклон и протянул руку, словно и не старый монах, а юный кавалер. Откуда чего взялось?

– Позвольте сопроводить вас на совет. И покажите чего стоит настоящая княгиня Шехамы всем этим баламошным пятигузам, которые смели ни во что не ставить царевну Ежиного гнезда.

– О, можете в этом не сомневаться, Лисапет, – на губах Валиссы появилась предвкушающая улыбка, и мне стало даже немного жаль ее врагов.

За годы брака обид у Шехамской Гадюки должно было накопиться много, а мне, хочешь или нет, придется мать наследников поддерживать.

Если не желаю после себя оставить раздрай, ненависть и войну гражданскую.

К залу заседаний совета князей шли через весь дворец, почти торжественно – впереди Латмур и Касец, за ними, в паре шагов, мы с царевной, от нас по бокам еще четверо Блистательных, и остальные гвардейцы сзади, колонной по трое. Пафосно так двигались, гремя броней, сверкая блеском стали…

Едва успели. Слуги уже затворяли двери совета, когда их остановила могучая длань Железной Руки.

– Что вы себе позволяете, Латмур, князь Девяти Столбов? – раздался изнутри чей-то возмущенный голос.

– Прошу извинить меня, владетельные, – капитан посторонился, Касец занял место у противоположного косяка, и в зал прошествовала Валисса.

Безумно очаровательная в складчатом зеленом платье с декольте, незначительным числом неброских но изящных украшений, миниатюрным кинжальчиком на поясе, с княжеской диадемой на гордо посаженой голове…

И такую женщину мой племянник считал лишь приложением к княжеству и фабрикой по производству наследников?!! Он заслужил свою участь тысячу раз!

– Валисса, княгиня Шехамы прибыла на совет! – возгласил заранее проинструктированный Латмуром церемониймейстер.

На какое-то мгновение в зале совета повисла тишина, быстро сменившаяся нарастающим ропотом на тему «И чего здесь понадобилось этой… вдове?»

Шум нарастал и нарастал, но в крики и топотание ногами не перешел – кажется князья оказались воспитаны лучше, нежели я себе это представлял, а возможно их несколько охолонила горделивая поза и насмешливая, но презрительная усмешка царевны, то высокомерное спокойствие, с которым она встречала зарождающуюся бурю негодования владетельных.

Я прям даже залюбовался.

Наконец, когда возмущение князей достигло своего апофигея, Латмур Железная Рука подал знак церемониймейстеру, тот снова громыхнул своим жезлом с колокольчиками, и возгласил:

– Лисапет, царевич из рода Крылатых Ежей, прибыл на совет дабы заявить о своих правах!

И вот тут повисла гробовая тишина.

Я вошел в зал – не быстро и не медленно, – стараясь демонстрировать полное спокойствие, не сутулясь, но и бравого орла из себя не изображая, негромко постукивая посохом по каменным плитам пола. Встал рядом с Валиссой. Огляделся. Давненько я здесь не был.

Собственно, в молодости Лисапета сюда заносило всего пару раз, причем на заседание – лишь однажды, когда царь Лендед, следуя вековой традиции, представлял князьям своего достигшего совершенных лет сына. И еще раз, за три месяца до этого, увлек в обычно пустующее помещение дворцовую служанку со вполне понятной целью.

Зал практически не изменился, насколько могу помнить. Трапециевидный, широкой стороной у входа, он постепенно сужался до двенадцати-тринадцати локтей на противоположной стороне, где, на некотором возвышении, стоял пустующий нынче трон, на сиденье которого сейчас лежит царская корона. Справа от трона высокое кресло – место для царевича. Когда я уезжал в обитель Святого Солнца их там было два.

Слева, чуть подальше и развернутое к трону полубоком еще одно кресло, такое же – место примаса. Вон он там, расселся в раззолоченном одеянии первосвященника.

Вдоль стен – кресла князей, по восемнадцать штук с каждой из сторон и изящными полукруглыми кафедрами-рострами резного дерева перед ними, дабы каждый выступающий в совете был виден всем присутствующим.

Одно кресло, между князьями Хатикани и Софенине пустует. Неудивительно – линия князей Аршакии прервалась еще при моем деде.

Яркий свет из высоко расположенных окон в правой стене лился в зал. В это время тут всегда светло – не даром заседания всегда начинают в полдень. А на случай если князья засидятся, или просто непогоды, между креслами стоят трехногие бронзовые канделябры.

Моего появления ждали. Сразу видно, что ждали – смотрят все испытующе, внимательно – что это за царевич-то у нас тут такой выискался? – и настороженно, но без удивления. Еще бы, за сутки, что я провел в Аарте все о моем прибытии успели узнать. И косточки мне перемыть тоже.

– Меня зовут Лисапет, я сын Лендеда и брат Кагена, царей Ашшории, и пришел заявить о своем праве на корону и трон, – говорить очень громко не требовалось, в зале прекрасная акустика.

– Шовет рашшмотрит твое шаявление, шаревищь, – ответил главный министр, с трудом поднявшись.

– Рассмотрит? – я позволил себе откровенно язвительную усмешку. – Как же вы будете судить о моих правах, если свои же не чтите? Отчего моя невестка стоит здесь, у порога? Разве не венчалась она княгиней Шехамы? Разве не это княжество было ее приданным, которое после смерти мужа должно возвратить вдове? И разве теперь не обязана она участвовать в совете наравне со всеми прочими князьями?

– Этого еще не хватало… – раздался чей-то голос.

– А ведь прав царевич! – запальчиво воскликнул в ответ молодой, лет тринадцати, здоровущий парень вскакивая с места.

Благородное собрание сдержанно зашумело.

– Шядь, княщь Лекшик, – махнул рукой Тонай Старый. – И вы помолщите вше! Вопрош щерьешный, такие долшно примашу толковать – на то его в шовет и шовут вшегда.

Собрание успокоилось – и из уважения к летам главного министра, да и просто было интересно, как Йожадату выкручиваться станет. Его влияние на Кагена в последний год правления заметно выросло, тот даже поручил первосвященнику озаботиться воспитанием своих внуков, и любви между ним и Валиссой это никак не способствовало.

– Ты прав, кому как не ему судить об этом, – невозмутимо ответил я. – Уверен, что он подтвердит мои слова и защитит права несчастной вдовы к вящей славе Святого Солнца.

Начавший уже подниматься Йожадату чуть не запутался в своей фиолетовой мантии от такого неприкрытого указания на то, что я рассчитываю на решение в пользу Валиссы, а не для виду кочевряжусь. У нас не дикая Османская империя, даже перед тем как удавить нежелательную родственницу царь должен соблюсти определенный политес, и с именами святых да богов в этих делах шутить не принято. Даже просто их упоминать.

Примас выпрямился. Крепкий мужик, нестарый еще, не худышка, но и не толстячок, русая коса до пояса, седины почти и нету.

– Кхм, – примас смерил меня долгим взглядом. – Законы нам от богов дадены, святыми отшлифованы, и не почитающий законы не почитает и богов.

Голос гулкий, располагающий, таким проповеди с амвона хорошо читать.

– Идущий против закона идет против святых и несть ему прощения.

Ну что же, начало многообещающее. Каков же будет конец?

– Истинно сказано, что как лошадь нуждается в руке всадника, ее направляющей, подобно и женщина, существо слабое, нуждается в опеке мужчин своего рода, как в персте указующем и защитнике. Солнце же завещал заботу о сиротах да вдовах, коим не на кого опереться, и с братьями своими установил, что приданное, кое принесет жена в дом мужа своего надлежит ей возвратить, коли переживет та защитника своего и кормильца, дабы было ей чем укрыться от холода и питаться в нужде. – эк его на проповедь-то расколбасило. Профессиональная деформация, не иначе. – Сироты же наследуют за отцом, кроме десятины вдовьей доли, кою положено ей дать за ласку и заботу, что проявляла она к почившему супругу.

Многие князья на этих словах откровенно начали ухмыляться – взаимная «любовь» Валиссы и Тыкави была им хорошо известна, и вовсе не по той песне, что когда-то пересказывал мне Тумил.

– Меж тем, блаженный царь Буджум Просветленный, истинный защитник Веры, установил, что земля наследуется лишь по мужской линии, и лишь при отсутствии наследников мужеского полу владение отходит дочерям, вдовам и прочим женщинам. Князь Бонока, как все знают, потомков и близких родичей-мужчин по себе не оставил, – примас обвел взглядом присутствующих, и, выдержав паузу, добавил: – Но теперь они у него есть. Я разумею царевичей Асира и Утмира, его внуков.

Интересный довод. Этого я не учел.

– Таким образом князем Шехамы в настоящее время является не царевна Валисса, а старший из ее сынов, – продолжил Йожадату. – Покуда он не достиг совершенных лет, и вне зависимости от того, кто будет хранить или занимать престол Ашшории до него, блюсти его место в совете князей надлежит законному опекуну, каковым нынче является его мать.

От так! И нашим, и вашим, и закон соблюден. Ну и жук же у нас в примасах подвизается!

Князья вновь зашумели, но не сильно на сей раз – в основном высказывались мнения, что годик-то они Валиссу в совете перетерпят. Да и меньше даже осталось-то!

– Раш так, не шоблаговолит ли ее вышочештво до шрока шанять мешто швоего шупруга в шовете? – главный министр указал на кресло подле трона.

Вот это присутствующим уже понравилось куда как меньше, но стерпели – всем уже хотелось приступить к гвоздю программы, ко мне, – и Шехамская Гадюка гордо прошествовала к предложенному месту, плавно покачивая бедрами и откровенно красуясь.

Ну а что? Красота – тоже оружие и способ заполучить союзников. Зулик – свидетель!

– Ну што ше, – прошамкал князь Дамуриани, который, как старейший из присутствующих, в отсутствии царя исполнял обязанности спикера совета, – как видишь, щаревищь, мы швято блюдем шакон. Говори ше, мы шлушаем тебя.

– Слушаете? Ну слушайте. Рассусоливать не будем, – я выпрямился, попытался попредставительнее и попафоснее выглядеть. – Я, Лисапет из рода Крылатых Ежей, сын царя и брат царя, заявляю, что имею преимущественные права на престол перед царевичем Асиром, внуком царя Кагена и моим внучатым племянником, и требую от совета князей передать мне корону Ашшории. Законы престолонаследия вам известны, так что решайте.

– Закон-то закон, но монах на троне, это как-то… – молодой, едва ли сильно старше князя Баратиани, мужчина со светло-каштановыми волосами (князь Оози, судя по занимаемому месту) покрутил кистью правой руки в воздухе, как бы иллюстрируя этим свои сомнения.

– Примас Йожадату уже месяц как снял с меня священные обеты, – парировал я. – Он здесь, и может подтвердить это лично. Да и документ имеется.

– Меня волнует не твое монашество, царевич, а заки, – отмахнулся князь. – С каждым годом они все наглее, все чаще и чаще их набеги.

Оозского сеньора можно понять – на самой границе со степняками проживает, к нему постоянно за зипунами ездят. Те кто к нему ходят за шерстью возвращаются, правда, как я слыхал, исключительно стриженными… если вообще возвращаются. Но нервотрепки ему хватает.

– Давно, знать, их не прореживали, молодежь подросла, – я пожал плечами. – Или ты опасаешься, что я буду проявлять милосердие и терпение к язычникам? Солнце, конечно, завещал любить всех ближних… но заки, думается мне, очень нам даже дальние, хотя и соседи. Верно я говорю, примас?

– Все мои помыслы лишь о том, как смягчить нравы этого дикого народа и привести их к благодатной истинной вере, – скорбно произнес Йожадату. – Увы, успехи Церкви в этом весьма скромные, ибо большую часть проповедников они либо убивают, либо обращают в рабство.

– Как это непорядочно с их стороны, – я вновь повернулся к властителю Ооза. – Издревле мы ходим в Большую Степь или со словом Солнца, или с оружием. Иногда совмещаем эти два инструмента. Такой подход неэффективен – на место каждого убитого кочевника встанет другой, выбей одно племя, и через год его пастбища займет другое. Степь велика и в ней много разных народов. Верно я говорю?

– Верно, – отозвался сосед пограничного князя, лиделлец, если я не путаю порядок расстановки кресел. Тоже степнячий терпила. – Но и терпеть их нельзя. Что же нам, как в далекой стране Сюнну, по границе стену строить? Не особо-то, я слыхал, она и спасает. Ходить в степь и выбивать саков, пока они силу не набрали, надежнее.

– Веками ходим, да что-то не слишком помогает. Не с копьем и колчаном надо идти в степь, а с плугом и зерном. Покуда всю степь не засеем кочевники наши границы так и будут тревожить. А земля-то там плодородная. В Ашшории, в большей части, крестьяне на головах уже один у другого сидят, каждый клочок земли обработан, и то всех прокормить не каждый год удается – вспомните недавний голод, князья. Города не растут отчего? Не оттого ли, что землепашцам самим еды едва хватает? А переселить лишний народ в степь, так что? Худо-бедно витязя вооружить, по тамошним урожаям, да если наделы давать такие, что только паши, полутора десятка мужиков хватит. Поселите полторы тысячи, и вот у нас на границе сотня бойцов. Пятнадцать тысяч переселить – так уже целое войско. А мы и пятьдесят тысяч туда посадить можем! И семьдесят! Поначалу только их оборонить, первые год, много два, а там и саков, глядишь, на землю посадим. Тех кто останется жив и примет истинную веру, разумеется, – я перевел дыхание. – Тогда внуки наши всю Большую Степь вспашут, до самого Зимнолесья… И, разумеется, те кто помогал переселенцам, кто защищал их на первых порах, будут иметь с этого свою долю. Сначала, правда, надо и иные наши границы обезопасить, но сие как раз не такая уж и проблема.

– Это что же, если я, положим, переселю в степь несколько деревень, да поставлю над каждой по витязю из младших княжьих сынов, с вооружением им помогу, так то будут мои вассалы? – в задумчивости поинтересовался князь Коваргине.

С ним мы этот вопрос не обсуждали, это вообще была чистая импровизация. Историк у нас в школе был знатный, знания давал на совесть, так чего бы опытом Руси не воспользоваться, которая веками оборонялась от кочевых народов путем их покорения и ассимиляции?

– Конечно твои, чьи же еще? – ответил я. – Или дружину свою пошли, если хочешь земли к своему личному уделу прирезать. Да и царских солдат я позволю нанять на такое дело. Крепости, от набегов укрываться, построим.

– Кажется, мой голос ты получил, царевич, – усмехнулся Оозский владетель.

А в зале меж тем поднялся неслабый шум от пересудов – владетельным требовалось обсудить, причем немедленно, столь революционную тактику не только борьбы с набегами, до которых большинству никакого дела не было, но и приращения своего благосостояния. Раньше-то в степь ходили без особой охоты – чего там кроме низкорослых кобылиц да рыжих наложниц брать? – а тут такое предлагают. Правильно мой шеф говорил, что двигателем человеческого прогресса всегда были лень и жадность. Вот оно, наглядное подтверждение!

– Тише! Тише вы вше! – прошамкал главный (все еще) министр. – Не шатем шобралищь. Наговоритещь еще.

Присутствующие попытались взять себя в руки, но видно было, что в уме продолжают прикидывать, чего да сколько с такого развития сюжета хапнуть можно, и большие ли потребуются первоначальные влложения.

– Ешть еще вопросы к шаревищу? – уточнил Тонай Старый. – Нет? Тогда предлагаю голошовать.

Он повернулся к Валиссе.

– Шехама, надо полагать, против вошарения Лишапета иш Крылатых Ешей?

– Вовсе нет… – с улыбкой поднялась моя невестка. – За. Шехама отдает свой голос царевичу Лисапету.

Князья с понимающим видом начали переглядываться – пообещал жизни не лишать, чего уж тут гадать-то?

– Баратиан тоже отдает свой голос за, – порывисто поднялся Лексик. – Мы поддерживаем законные притязания царевича.

– Ну и Дамуриана тоше – ша. – Тонай опустился в свое кресло.

– Хатикань – за, – высказался Шедад. – И половина Аршакии тоже.

– Вся Аршакия, – поддержал его Арцуд. – И вся Софена.

– Уже говорил, и повторю снова – Ооз поддерживает притязания Лисапета на трон, – высказался пограничный владетель.

И тут князья-заговорщики как пошли, как пошли поддержку выказывать, прям любо-дорого смотреть… Остальные не спешили, правда, на Скалапета и командующих косились, выгадывали все…

Ну а что? Новаторская стратегия хомячества озвучена, а осуществлять ее, так для этого я уже вовсе не обязателен.

Последним из подписантов поднялся Моцк, князь Гелавани, и что-то сильное у него было сомнение на лице нарисовано.

– Ваше высочество, – произнес он, – доводили ли до вас… некоторые пожелания, каковые высказал ряд членов совета?

– Разумеется, – кивнул я.

– И… каково же будет ваше решение по ним?

– Я, владетельный, внимательно их изучил, и счел их исполнение хотя и весьма желанным, но совершенно невозможным.

Физиономии неудачливых заговорщиков дружно вытянулись.

– Меж тем Коваргин поддержит претензию Лисапета на трон, – заявил Яркун.

– И Самватин тоже, – добавил Осе.

– Равно как и Ливариадия, – поднялся мой кузен.

– Ну Гелавань тогда тоже не будет возражать, – хохотнул Моцк. Несколько нервно хохотнул, как мне показалось.

В общем, избрали меня единогласно.

– Займите же свое законное место! – возгласил примас, когда последний из присутствующих высказал свое согласие.

И на трон недвусмысленно так показывает, а в руках уже и корону держит. В Ашшории с этим вообще просто: умостил на царском месте задницу, надел корону на бошку, и все, ты уже полноправный монарх. Никаких тебе, понимаешь, коронаций в центральном храме и прочих торжественных моментов. Пир, правда, положен, как и народные гулянья, но это все по старому принципу «опять нету повода чтобы не выпить».

Нет, и торжественные богослужения, и прочие церемонии, именуемые тут коронацией (но к самому процессу надевания царского венца на голову имеющие отношение довольно опосредованное) будут, но это уже без меня.

Я помедлил секунду, – неожиданно появилось желание бросить все и сбежать от грядущих трудностей обратно в монастырь, в тишину, покой, к карпам, форели и отцу Тхритраве, – сделал глубокий вдох и прошел к трону. Встал, повернувшись к нему спиной, обвел взглядом присутствующих, и медленно опустился на сиденье. Примас, с умеренно-торжественным видом возложил на меня царский венец, после чего прошествовал к дверям в зал совета, распахнул их (все посторонние, едва я вошел в помещение, убрались и затворили за собой створки) и провозгласил:

– Радуйтесь люди и жгите огонь на Сигнальной башне! У Ашшории снова есть царь!

За дверями раздался шум и в зал начали проникать разнообразные придворные личности: капитан Латмур, хефе-башкент, министры и замковые распорядители… Тумил, кстати, в их числе.

– Ваше велишество, – вновь поднялся с места Тонай. – Я верно шлушил главным миништром в прошлое шарствие, но нынще я штал штар и немощен. Прошу ваш шнять ш моих плещь эту непощильную ношу.

– Мне очень прискорбно слышать это, князь Дамуриани, но я и сам отнюдь не молод и понимаю, что такое старческие хвори, да как они препятствуют исполнению своего долга, – я склонил голову. Не то чтоб уже проникся своим величием и начал из себя парящего в неких недостижимых высях строить, просто опасался что корона свалится. – С сожалением, но я принимаю вашу отставку. Однако, как человек опытный, не дадите ли вы мне совет, кого назначить на ваше место?

Отставной премьер пожевал губами и мрачно смерил взглядом окружающих. Не хочет власть уступать, старый, ой не хочет…

– Трудно шкашать, – ответил Тонай. – Молодые балбеши они вще, как по мне. Вот рашве што княщь Шулик не совсем бешнадешен.

– Будь по вашему. Зулик, князь Тимариани, встаньте. Я назначаю вас главным министром Ашшории, несите сие бремя с честью… Если, конечно, не откажетесь.

– Нет, государь, не откажусь, – поклонился новый глава правительства. – Это большая честь для меня.

– Тогда принимайте дела у князя Дамуриани и отчеты от прочих министров. Завтра утром жду вас с докладом об общем состоянии дел. Штарпен из Когтистых Свиней, – я повернулся к хефе-башкенту, – все ли у вас готово к празднеству?

– Да, ваше величество, я жду лишь вашего приказа начинать, – ответил столичный градоначальник.

– Тогда я его вам отдаю, и пусть к закату в Аарте не останется ни одного трезвого горожанина. Князья Софенине и Хатикани, вас я, дорогие друзья, вынужден просить взвалить на себя тяжелую ношу. Необходимо сформировать два новых министерства, и только вам я могу доверить их возглавить. Пойдемте сейчас ко мне в кабинет… Главного министра и казначея попрошу следовать за нами. Заседание совета объявляю законченным, всех сегодня ожидаю на пир, он начнется по наступлении заката, – я поднялся с трона. – Капитан Латмур, через полчасика постройте Блистательных на плацу. Я буду держать речь перед своей гвардией. В полный доспех их не запаковывайте, наша встреча много времени не займет.

На выходе из зала я ухватил Тумила за плечи, развернул и чуть подтолкнул в спину, чтобы шел рядом.