Текст книги "Мерзкий старикашка (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

А одежку каждый себе по деньгам выбирать волен, хотя тоже имеются кой-какие ограничения и в этом плане.

– Бара-а-ана, – протянул я. – Мозгов у тебя, князь, как у барана. Надо же, один из первейших денежных мешков Ашшории, владетельный деспот Хатикана и Горной Аршакии, а за первенца у молодой жены решил бараном отделаться. Ну и что ты ожидал за такое скопидомство, сына что ли?

Хатиканский князь поперхнулся, зато на физиономии третьего из князьёв расплылась наидовольнейшая ухмылка.

– Ну а ты-то, ты чего разулыбался, князь Арцуд Софенский? – развернулся к нему я. – Помню я то золотое блюдо с речным жемчугом, что ты восемь лет назад монастырю в дар преподнес, как не помнить? И как ты пил беспробудно в паломничьем доме, да прислугу гонял, помню тоже. Кабы не искренняя молитва одного из братьев, разве стал бы ты князем в обход своего дяди?

Молитва та была вознесена прошлым, ныне почившим братом-кормильцем, и звучала так: «Солнце, даруй ты уже быструю смерть всей родне этого пропойцы, чтобы он отсюда наконец уехал!»

Улыбка на лице князюшки увяла, и теперь на меня таращились три бородатых мужика с постными мордами.

А вот так, знай наших! Первым делом с вас, мои дорогие феодалы, спесь надо сбить, а там уж можно и поторговаться.

– Не жури их, брат Прашнартра, – вмешался Тхритрава. – Князья проделали долгий путь и еще не отдохнули толком после тяжелой дороги. Но, я убежден, они приготовили надлежащие дары нашей обители. Не так ли?

Какой же умница все же, наш настоятель – так выделить последнюю фразу голосом, что не отбашлять в его казну кругленькую сумму нашим гостям теперь то же самое, что лицо потерять. Они еще соревноваться будут в том, кто дар побогаче преподнес, и хвастать напропалую своей щедростью и набожностью.

– Не гневитесь, божьи люди, – молодой князь, Зулик Тимарианийский кажется, если я верно разглядел его стяг, приложил руку к сердцу. – Мои братья-князья вполне все то давно осознали, о чем брат Прашнартра сейчас говорил. Именно потому не стали мы брать с собой ни злата, ни лалов да смарагдов, ни жертвенных животных, на разумение свое не полагаясь и боясь что дары наши окажутся никчемными. Но по слову вашему пошлем гонца за тем, что Святой Троицы и всей Небесной Дюжины достойно.

Ишь ты! Умный…

Впрочем, иного с князьями Хатикани и Софенине не послали бы – их рода давно уже соперничают из-за контроля над Аршакией, и раз кровные враги приехали меня на царство звать, это должно символизировать волю всего Совета Князей. Ну, или значительной его части.

Традиция такая, демонстрировать серьезность намерений эдаким вот образом. А чтобы намерения по дороге один другого не зарезали, с ними всегда шлют нейтрала поумнее и поязыкастее, дабы вовремя их от смертоубийства мог удержать.

– Вот скажи, просветленный Прашнартра, какие дары принести нам вместно?

Ух ты, реально умный. Проверить решил мою соображалку. А я вот прикинусь ветошью!

– Не мне то решать, – я пожевал губами. – Такие вопросы должно определять брату-хранителю Реликвии.

Чистая правда, его епархия. Вон как у настоятеля физиономия вытянулась, а у гостей, наоборот, в глазах радость. Продешевит Круврашпури, прям к гадалке не ходи – потому, помолчав пару мгновений, я добавил:

– Конечно, он излишне скромен, и навряд ли примет решение не посоветовавшись с Советом Благих обители. Особенно с братом Асмарой, чья самоотверженность в служении Святому Солнцу общеизвестна. Верно, отец Тхритрава?

Жаль, демонический хохот изобразить было неуместно, а то он прекрасно подошел бы к ситуации – уж кто-кто, а наш брат-кастелян с них вытрясет все до последнего бисти.

– Истину глаголишь, брат Прашнартра, – кивнул наш главнопоп. – Многими благодатными талантами Святое Солнце наделил брата Асмару.

– Ну вот и славно, – я с кряхтением поднялся. – Пойду, помолюсь о том, чтобы боги и святые послали вам знак о должных жертвах, потребных для исполнения желаний князей. А уж как пошлют, так снова зовите, если понадоблюсь.

– Ты, брат, так уверен, что они снизойдут до нас и чудо явят? – спросил князь Хатикани.

Нет, вы гляньте – он торговаться пытается! Э, брат, супротив настоятеля и кастеляна это дохлый номер.

– И быть иначе не может, – ответил я. – Нет равных отцу Тхритраве в толковании знаков Книги Перемен Сущего.

Да, нечто вроде «И-Цзин» и тут имеется. Как любая гадательная фиговина составлена таким образом, чтобы толковать предсказания можно было абсолютно любым образом. Что, собственно, сейчас нашей обители как нельзя лучше и подходит. Ну и князей-переговорщиков настроит на нужный мне лад. На неборзый. Главное, чтоб Тхритрава не шибко увлекся и скупость обуздал – вон у него какая мечтательность появилась во взгляде…

Ну, Люкава понесся монастырский актив собирать, а я пошаркал к своей келье. Угадайте, кто меня возле нее ждал, изнывая от нетерпения?

– Брат Прашнартра, ну где ж ты ходишь? – укоризненно произнес Тумил. – Меня за тобой Круврашпури послал, велел привести к нему срочно.

– Да можешь уже не торопиться, – отмахнулся я. – Настоятель Совет Благих созывает вот прямо сейчас. Не до меня теперь брату-хранителю. Но за исполнительность – хвалю.

– Эх… – парень разочарованно вздохнул и потупился. – А ты про меня подумал? Ну, про имя?

– А как же, – кивнул я, и отворил дверь в келью. – Ты юноша смышленый, усердный, и имени достоин соответствующего, из первой книги Деяний Святых Посвященных.

– Ты правда так думаешь? – обрадовался пацан. – В смысле, это же очень большая честь… А какого?

– Ну, я долго выбирал, и решил остановиться на имени Крушнапраньюдрулпрапрахма-шинью.

Глаза Тумила округлились.

– Да я же это и выговорить не сумею! – в отчаянии воскликнул он.

– Посмотри на это с другой стороны, – флегматично ответил я. – Тебе-то свое имя называть придется не так уж и часто, зато окружающим – постоянно.

– Ты шутишь так, да? – спросил Тумил.

– Какие шутки могут быть со священными именами? Это жуткое святотатство, разве же я на него способен? – увидев выражение лица парня я поспешил добавить следующую фразу: – Так, вот на этот вопрос можно не отвечать. Тебе что, имя не понравилось?

Мальчик кивнул с самым мрачным видом.

– Ну хорошо-хорошо. У меня и другая мысль была. Крушнапраньюдрулпрапрахма-шинью, в конце концов, не единственное же имя в первом томе Деяний, верно?

– Конечно! – энергично ответил Тумил. – Посвященный Кахура, Посвященный Тиритан, Посвященный…

– Мне вот там запомнилась история про одного святого отшельника, – перебил я его.

– Да? Это про которого? Их там много.

– А про того отшельника, который сто лет на горе сидел, медитировал, справедливости хотел.

Парнишка нахмурился, припоминая, а потом аж подпрыгнул на месте:

– Так его имя аж две строчки в свитке занимает! – воскликнул он.

– Да, очень, очень просветленное имя, – кивнул я. – Символизирует. Ладно, я еще после службы не переоделся, а завтрак начнется вот-вот. Беги пока.

И с этими словами я захлопнул дверь перед его носом.

Перед трапезной меня перехватил брат-библиотекарь, дабы полюбопытствовать, на какую такую надобность моему ученику потребовались Деяния Святых Посвященных, и отчего только девятый свиток.

Вот шустрый щегол, а?

– Я поручил ему проштудировать притчу о справедливом воздаянии, брат Шантарамка. А ты что же, выдал ему свиток?

– Ты же знаешь правила, брат Прашнартра, без особых причин из библиотеки ничего выносить нельзя, – прошамкал тот, затем воровато оглянулся, и добавил: – Выдал. По сердцу мне его усердие.

Хорошо, что здесь табака (насколько мне известно) не существует, иначе, боюсь, юный охламон непременно повторил бы подвиг чеховского Герострата и прожег книжку папироской. Но, далеко пойдет, пройдоха! Уластить Шантарамку (менее чем за полчаса!), чтобы тот пошел на нарушение – это дорогого стоит.

Нет, а он что, поверил, будто я ему именно то не выговариваемое имя прочу и зубрить его начал? Судя по внешнему виду (надутый, как мышь на крупу) и тому, что уселся от моего обычного места подальше – да. Хотя, зная Лисапета…

Я бы, на его месте, тоже поверил.

А вот настоятеля что-то не видать. И кастеляна. Ну эти-то ладно, не иначе князей дожимают, а вот чтобы на приеме пищи не случилось хранителя Реликвии – натуральное ЧП. Не иначе цитатами из писаний жертвователей вдохновляет. На какие только лишения не идет наш брат Круврашпури ради блага ближнего своего…

Секретарь Тхритравы перехватил меня прямо на выходе из трапезной, и снова потащил к главе монастыря. А я-то так надеялся с четверть часа провести спокойно переваривая недавно пережеванное…

– Знаешь, брат Люкава, почему никогда не стать тебе настоятелем нашей обители? – спросил я, плетясь за этим молодым да борзым.

– Это почему же? – главный прихлебатель бросил на меня злобный взгляд.

Хочется, ох хочется мужику стать здесь главнюком. Сильно хочется, так, что аж зуб крошится. И, что характерно, каждая собака об этом знает, и над надеждами его втихую потешается.

Амбициозен брат Люкава, и еще далеко не стар – едва пятнашку разменял, – лезет везде, от имени настоятеля порой командовать пытается, втихую норовит, время от времени, полномочия какие-то себе отжать… Ну и получает от Тхритравы за это по шапке, разумеется – еще тому не хватало властью своей делиться с кем-то. Но и не гонит его от себя настоятель, манит надеждами, потому как работящ Люкава, исполнителен и почерк хороший имеет. На чем его положительные качества и заканчиваются, как по мне.

– Деликатности в тебе нет, – охотно поделился своими мыслями я. – Тут к настоятелю значимые люди приехали, со статусом, дележ власти в столице для этого отложили в долгий ящик – по крайней, знать, нужде прибыли, раз так, по делу, и не исключено, что тайному. А ты меня прямо посреди двора запросто вот так хватаешь, да к отцу Тхритраве волокешь – хотя всем известно, что у него там сейчас князья и половина Благих, – под любопытными взглядами всей братии. Да и паломники, вон, уже по двору шлындают. А если кто из них соглядатай?

– Чей? – подозрительно покосился на богомольцев Люкава.

– Да хоть чей! Какая разница?

Наделили же боги человека властолюбием, а отсыпать ума запамятовали…

– Большая. Если соглядатаи князей, то для них в этом нет ничего неожиданного.

Вот, блин! И не поспоришь с дураком…

В апартаментах Тхритравы добавилось предметов меблировки. Это я про кастеляна и хранителя Реликвии, разумеется. Причем у Круврашпури выражение лица почти такое же кислое, как и у князей. Еще бы, покуда вся братия завтракала, ему пустым чайком пришлось пробавляться – есть отчего унынию предаться. Да и месячный пост толстяк очень скверно перенес: исхудал, кожа висит складками, его теперь можно показывать непослушным детишкам, и рассказывать, что он маму и папу не слушался, за что те его лишили сладкого. Педагогический эффект будет просто потрясающий.

– Брат Круврашпури, ты что же это, тоже решил разрушить Вселенскую Гармонию? – с порога обратился к нему я. – Ай-я-яй, вот уж от кого-кого, а от тебя такого не ожидал.

– О чем ты, брат Прашнартра? – встрепенулся хранитель Реликвии.

– Ну как же? Когда нарушается от веку заведенный порядок, когда традиции попираются, страдает Мировая Гармония и приближается Конец Времен, – судя по частому морганию всех присутствующих, мой заход не оценили и не поняли. – Это отец-настоятель у нас человек просветленный и почти не нуждается в еде, да брат-кастелян за заботами пищей зачастую пренебрегает, но когда, скажите мне, было такое, чтобы брат Круврашпури за трапезой не воодушевлял братию благочестивой беседой и притчами?

Хранитель, он человек-то может не шибко умный, спору нет, но так-то мужик незлой, балагур и весельчак, постоянно во время еды что-то интересное рассказывает, байки там разные, или анекдоты, которых знает огромное множество (подозреваю даже, что и придумывает их сам), так что может уважуху в монастыре великую и не заработал, а вот общую любовь, так и пожалуй. Ну, за исключением любви Лисапета, но этот, похоже, вообще никого не любил кроме себя.

– Ведь и верно, не был я на утренней трапезе, – неподдельно опечалился хранитель Реликвии.

– Утешься, брат мой, это отступление от традиций совершил ты во имя Святого Солнца и всей Небесной Дюжины, – мягко произнес Тхритрава.

– Да и слыхал я, что брат Трундналини знает тайный обряд искупительного завтрака, – вмешался я, покуда настоятель чего лишнего не ляпнул.

Князей вынужденная большая жертва явно не порадовала, а если он еще им ко всему и попрание Гармонии сейчас вменит, да еще чего выцыганить с них попытается… Мне же с ними потом еще разговаривать!

– Истинно, сказано ведь в священных текстах, что нет для согрешившего радости большей, чем искупление! – Круврашпури просветлел лицом. – И если более отец-настоятель не нуждается в моей помощи, поспешу я принять покаяние.

– О, да, – кивнул Тхритрава. – Искупление, это очень важно. Как ты полагаешь, брат-хранитель Реликвии, а вот брату Асмаре тоже должно пройти очистительный обряд?

– Сказано, что даже величайший из грешников может пройти по пути исправления и воссиять на небесах подобно самому Святому Солнцу. – энтузиазма в словах Круврашпури поубавилось.

Решил, наверное, что жрачкой делиться придется.

– Тогда проследи, пожалуйста, чтобы он принял должное искупление. Верно указал нам брат Прашнартра, что часто Асмара пренебрегает совместными трапезами, а от того Вселенская Гармония нарушается. Ведь нарушается, брат Прашнартра?

– Вне всякого сомнения, – кивнул я.

Нечего кастеляну на переговорах уши греть. Что нужным сочтет, то настоятель ему расскажет, а пока лучше помочь Тхритраве технично спровадить Асмару под благовидным предлогом.

А то, что у нас с настоятелем мысли движутся в одном направлении, это очень хорошо. Наверное.

– Брат мой, – произнес настоятель, когда лишние покинули наше собрание, а я удобно расположился в кресле, – теперь, когда должные жертвы определены, надобно тебе уделить некоторое время уважаемым князьям.

– Да и с самого начала мог бы, – благочестивым тоном ответил я. – Но поскольку достопочтенные выразили желание вознести требы, то как мог я препятствовать их искреннему религиозному порыву? Так какая у них нужда в простом монахе, отец Тхритрава?

– Они об этом тебе сами поведают, – отозвался наш монастырский главнюк, и кивнул понаехавшим, мол, начинайте.

Князья переглянулись, и первым держать речь принялся Шедад Хатиканский:

– Вы знаете, досточтимый брат, что, увы нам, царь Каген соединился со Святым Солнцем?

– Мы, конечно, на отшибе живем, но не настолько уж в глухомани, чтобы о таком не знать, – поморщился я.

– Не стоит начинать настолько издалека, уважаемый князь, – вступил Арцуд Софенский.

Ага, издалека не надо, а то я могу предложить поцеловать себя в затылок.

– Как наверняка знает брат Прашнартра, после смерти царя встал вопрос о престолонаследии.

– Поверишь ли, князь Софенине, ни о чем подобном не слыхал, – я усмехнулся. – Престол, по обычаю, наследуется по прямой мужской линии, а у царя Кагена она не прерывалась – двое внуков его живы и здравствуют, как я слыхал. Конечно, бывали случаи, когда совет князей не утверждал старшего из сыновей на престол, но так чтобы всех наследников отстранить от трона… Нет, такого в Ашшории никогда не бывало. Да и причин отказать в короне первенцу Тыкави я не знаю.

– Отказать? О, нет! Никто не покушается на их права! – воскликнул князь Арцуд. – Но они ведь еще дети.

– Недостаток, который очень быстро проходит… к вящей печали регента.

Интересно, как скоро невнятное кудахтанье этих двоих достанет князя Тимариани? Или он так и будет отмалчиваться?

– В том-то и дело, – мрачным тоном произнес князь Хатикани. – Регент…

– А что, царевна Валисса тоже померла? – прикинулся дурачком я. – Она мать царевичей, ей, по всему, и править.

– Да прекратите уже! – не выдержал наконец князь Зулик. – Что будет, если она станет правительницей Ашшории вы прекрасно представляете!

Ну вообще, конечно, представляю. Резня, разумеется.

Бонока женат был на инитарской княжне, какие-то совместные дела с тестем проворачивал, – соседями они приходились один другому, – и когда поднимал знамя мятежа беременную супружницу к ейному папахену в гости спровадил, родню проведать, мол. Там та дочку и родила. Ну а потом Валиссиной матушке как-то и возвращаться некуда стало…

К пяти годам дитятко, все это время жившее при своем деде, осиротело окончательно, а по достижении восьмилетнего возраста было возвращено в Шехаму, где, с полного одобрения Кагена (все еще числившегося в княжестве как узурпатор и завоеватель, со всеми вытекающими) короновано как княгиня и, на следующий же день, отдано замуж за Тыкави.

Каким путем Лисапетов братец это все провернул и чем пожертвовал, дабы заполучить в свою семью такую невестку – понятия не имею. Но то, что с той поры войн между Ашшорией и Интарой ни разу не было – факт. Хотя на инитарском троне тогда еще его дядька сидел…

А уж о том, как Валисса «любит» и мужа, и свекра, даже у нас в долине известно. Практически никак. Ну и прочим власти предержащим от нее ждать ничего хорошего не приходится – они, те кто постарше, в большинстве своем, кровью ее родичей замараны.

– Что будет, то будет, и чему суждено случиться, того не миновать, – с постной миной ответил я. – По всем законам, что божественным, что человеческим, царевна Валисса должна быть регентом до совершеннолетия старшего из сыновей.

– Если не найдется более достойного претендента, – обронил Тхритрава, и тут же возвел очи горе. – Но кто лучше позаботится о царевиче, чем его мать? Кому еще блюсти престол?

– Возможно тому, – многозначительным тоном произнес Шедад, – кто имеет на него гораздо большие права, чем царевич Асир?

– По старинному закону, первым престол наследуют сыновья, затем – братья, и лишь после них идут внуки, – добавил Арцуд. – А у царя Кагена, да пребудет он в Свете, был брат.

Значит все же на царство, а не на регентство приехали звать…

– Брат? – помимо воли я горько усмехнулся – видать, наследство от Лисапета мне досталось поболее, чем я предполагал, не одна только мелкая моторика. – Да… Когда-то у него был брат… Но это было очень давно.

– Он, однако, не умер, – заметил князь Софенский.

– Умер, – спокойно ответил я. – Принял священные обеты, и умер для мира.

– Бывало, такие «мертвецы» оживали, – усмехнулся Шедад, владетельный деспот Хатикана и Горной Аршакии. – Вот хотя бы вспомнить царицу Н`Кале. Когда умер ее сын, царь, она покинула скит и правила до совершеннолетия внука.

– Она была темнушка, из народа мурин, – отмахнулся я. – С них станется и не такое отчебучить.

Князья поперхнулись – о том, что легендарная правительница Ашшории была стопроцентная негра, в столице давно пытались не вспоминать.

– Меж тем, это не единственный случай, когда люди благородного происхождения слагали свои обеты и возвращались к светской жизни по зову долга, – обронил князь Тимариани и извлек из поясной сумы свиток, который с видимым почтением (напускным – даю даже и не зуб, а всю челюсть) протянул настоятелю. – Вот, послание примаса Ашшории, где он дозволяет вам, отец мой, снять священные клятвы с царевича Лисапета, буде тот решит предъявить свои права на престол.

Тхритрава принял свиток обеими руками, склонившись в своем кресле в чем-то, похожем на поклон, почтительным жестом приложил печать себе ко лбу, подержал пару мгновений, и лишь затем вскрыл послание от первосвященника. Ох, какой актер в глуши пропадает! Хочется аплодировать и верить, что раньше он про эту цидульку ни разу не слыхал.

Зато кто в посольстве главный теперь понятно окончательно. Нет, я и так-то почти не сомневался, но эта демонстрация окончательно расставила все точки. Вопрос лишь в том – над всеми ли буквами?

– Все точно так, как и говорит досточтимый князь, – сказал настоятель, пробежав содержимое письма взглядом. – Примас действительно дозволяет снять с тебя обеты, брат Прашнартра.

И помолчав мгновение, добавил:

– Если, конечно, ты сам этого пожелаешь.

– Снять обеты… – эхом повторил я за Тхритравой. – Покинуть обитель? Зачем? Кто нынче помнит в Аарте о царевиче Лисапете? Кто поддержит его притязания?

– Те, кто от века хранит закон и традиции Ашшории, – несколько напыщенным тоном произнес властитель Хатикани. – Совет князей. Если, конечно, царевич пообещает восстановить их старинные вольности.

Ага! Вот и условия. Ну, кто же сомневался, что князюшки даже в мышеловку кладут сыр с ценником?

– А что же, старинные права и вольности членов совета попираются? – с невинным видом поинтересовался я.

Интересно, хватит посланцам наглости обвинить покойных царей в нарушении традиций и законов Ашшории, что почти тождественно обвинению в святотатстве? Прям даже интересно стало.

– В последние годы были… некоторые отступления, – дипломатично выразился князь Софнине.

Надо же! Может он вовсе и не такой дурак, каким кажется, когда с ним познакомишься поближе?

– И вы желаете обратно… наступить?

– О, этого все хотят! – горячо заверил меня князюшка.

– Так-таки уж и все? – усомнился я.

– Практически, – парировал властитель Софенского удела. – Многие члены совета письменно подтвердили это, поклявшись перед свидетелями, что поддержат претензии брата царя Кагена, коли он вернет им то, что по праву их и так. Если уважаемый князь Тимариани соизволит…

Соизволил. Сделал морду ящиком, достал из сумки еще один свиток, украшенный множеством печатей, и протянул мне. Хм, а неслабо – двенадцать гербовых оттисков из тридцати шести возможных. Причем знака самого Зулика под текстом нет.

– Ну надо же, как много отступлений мелким почерком, едва место для печатей осталось, – я изобразил сокрушенный вид и покачал головой, попутно проглядывая написанное.

Еще бы не много. Лендед с Кагеном дворянскую вольницу за годы своего правления окоротили знатно – куда там одному популярному в некоторых районах Земли политическому деятелю, с его вертикалью власти…

– Право сбора пошлины с купцов, проходящих по землям владетельных князей, значит, утрачено? Ай-я-яй, так совсем мошной оскудеть можно.

– Истинно так, – скорбно вздохнул князь Хатикани.

– А что же это, только для владетельных-то князей? Нешто кроме тех, кто в Совете заседает, других землевладельцев в Ашшории нету?

Князья переглянулись между собой, соображая что ответить. Эх, нету в вас солидарности трудящихся и понимания классовой общности, товарищи феодалы…

– Да не по чину им будет, – нашелся Арцуд.

– Да? Ну что же, понимаю, понимаю… – я покивал. – Значит, право сбора налогов в царскую казну надо возвращать?

– Так ведь с чиновников этих государству-то одно разорение. И жалование им положено, и воруют они безбожно – вон хоть того же брата Асмару спроси, – огладил бороду Шедад. – Он, я слышал, до монашества как раз мытарем-то и был, знает про все их порядки. Мы же лишь о благе государства радеем! К чему эти пустопорожние траты, когда князья испокон веку сами цареву долю собирали?

– Да-да, это понятно, им-то воровать степенство не позволит, – снова покивал я.

– Истинно так! – возгласил князь Софенине и воздел палец.

– Хм… И, значит, охрану благолепия в княжеских землях им же поручить заново?

– Владетельный сам обязан обеспечить чинность, да безопасность жителей и путников в своей земле. Это священный его долг, – внушительно кивнул князь Хатикани. – И казне, опять же, расхода на содержание стражников не будет.

– Как это… ответственно. Ну, а исключительное право суда вернуть, это, верно, для того же?

– Зришь в корень, брат Прашнартра. – Шедад кивнул еще раз. – Именно так и есть. Судье также кормление от казны полагается, так для чего же деньги тратить и сущности умножать? Поймал князь разбойника, тут же его осудил, да на елке и повесил, добрым людям на радость, а татям – во устрашение.

– Для всего этого войско надобно… Хотя, вижу – снять ограничение на число княжеских дружинников.

– И безземельным витязям будет к кому на службу податься, – поддакнул Софенский князь. – Не только о казне, о царских подданных Совет тако же радеет.

– Но разве не почетнее им в царскую службу вступать? – прищурился я.

– Почетнее, – не стал спорить Арцуд. – Так и надо, чтобы священную особу государя окружали лишь достойнейшие из достойных! А их, увы, не так много.

– Вижу-вижу, – кивнул я. – Это потому вы хотите ограничить царское войско одними лишь Блистательными и стражей его личных земель?

– Ну а к чему траты, когда князья выставят свои дружины по первому зову своего царя?

– Ну, зов-то, положим, просто так теперь и не кинуть… – я хмыкнул. – Ведь вы желаете, чтобы объявлять войну и заключать мир царь мог лишь с согласия совета князей.

– О, это простая предосторожность от негодных советников, которые могли бы втянуть Ашшорию в неисчислимые бедствия, – с самым честным видом произнес князь Хатикани. – У подножия трона вечно толпятся недостойные, дети змеи и ехидны, порождения крокодила, но, бывает, что хитростью и изворотливостью они занимают место близ государя и отравляют его разум дурными советами и наветами на честных слуг его.

Кажется, двоих таких «честных» я уже знаю.

– Ну и право чеканки своей монеты князьям нужно?..

– Дабы все это поддерживать в порядке. Случается так, что монет, потребных на утоление всех нужд, не хватает даже в государевой казне, что уж говорить о нас? И вот тогда, чтобы выплатить жалование солдатам и стражникам, князья могли бы пожертвовать свои богатства, перебив хоть и те же пиршественные кубки из драгоценных металлов в монеты.

– Как же велико ваше самопожертвование, и как счастлив был, должно, царь Каген, имея столь верную и надежную опору.

– Ни одного важного решения не принимал он, не посоветовавшись вначале с владетельными князьями.

Ага, это я наслышан. Внимательно внимал тому, что вы советовали, и поступал строго наоборот.

– Ну а должности министров и капитана Блистательных распределять лишь между членами Совета и их наследниками надо, я полагаю, оттого, что слуг вернее и надежнее у царя все равно не найдется?

Софенский и Хатиканский князья закивали как китайские болванчики.

– И сами же князья решат, кому какая более всего подходит?

– Разные таланты отпущены Святым Солнцем каждому из нас, и первейший из воинов может оказаться скверным казначеем. Кто же лучше самого человека знает, к чему он более пригоден? – произнес Арцуд. – Что же, подпишет такой эдикт царевич Лисапет?

Я помолчал немного, переводя взгляд с одного из посланцев Совета на другого, а затем не сдержался и фыркнул.

– Слушайте, а при таком раскладе нахрена вам вообще нужен царь? Чтобы был хоть кто-то виноватый в том, что вы страну на куски раздербаните?

– Мы… – попытался возмутиться князь Хатикани.

– Ослы, – ласковым тоном перебил его я. – Глупые, жадные и самовлюбленные ослы, неспособные даже на шаг предсказать последствия того, чего сами понапридумывали. Хочешь знать, чем это вот, – я помахал свитком с «кондициями Анны Иоановны», – закончится? Да тем, что вы, без твердой руки, все пересретесь, потом передеретесь, а после этого соседние государства вас по одному передавят. Валиссе такие условия предложите, царевна-то дура-баба, может и согласится. Только когда она все же силу наберет и начнет вам, как курятам, бошки откручивать, вы это… сильно-то не обижайтесь. Сами себе злобные болваны ведь.

Я с усмешкой бросил свиток на стол и с удовольствием полюбовался на огорошенные физиономии посланцев.

– Нам не нравится твой тон, монашек, – со злостью процедил князь Софенине. – Ты бы знал своё место.

– Мы рыбе тоже не нравимся, но едим же, – я стремительно (невзирая на возмущенно скрипнувшие колени) поднялся, и облокотился на стол. Больше, чтобы устоять, конечно, но вышло внушительно, чего уж там. – И я-то знаю свое место. Оно здесь, в монастыре, могу даже келью показать. А вот будет ли тебе, князюшка, где голову преклонить хотя бы через год, это ба-а-альшой вопрос.

Я выпрямился и отвесил легкий поклон настоятелю.

– Пойду я, отец Тхритрава, помолюсь, чтобы Святое Солнце даровал князьям царя… в голове. А то так и помрут дураками.

Задерживать меня не стали, зато у кельи моего появления снова ожидал Тумил.

– Ну? – поинтересовался я. – И чего?

– Крипвашмуньипрахтватруждрупревашипрукавиртратраньюмохвирикордупророхримукваджамимисома! – на едином дыхании выпалил он, и, достав из-за спины свиток, протянул его мне. – На, проверяй.

– Ну ни хрена себе, – крякнул я. – С такой памятью, и на свободе…

– Я прошел испытание? – мрачно поинтересовался мальчик.

– Ну, это зависит от того, что ты испытывал. Если мое терпение, так оно и не таких пережило, – я открыл тяжелую дверь в келью и потер поясницу. Побаливает, гадина такая. – А насчет имени, это шутка была, вообще-то.

– Ты!., – парнишка аж задохнулся от избытка чувств. – Знаешь, я думаю, что в будущем история твоей жизни появится в Писаниях. Называться она будет: «Деяния просветленного брата Прашнартры, безусловно удостоенного заступничеством Пресвятой Троицы, раз уж его за эти деяния не прибили еще в ранней молодости»!

– Занимательное, должно быть, будет чтиво, – я мечтательно вздохнул. – Ты сей труд и напишешь, через что на весь мир прославишься. А уж материал для него я тебе обеспечу – за мной не заржавеет.

* * *

После вечерни ко мне заявился настоятель. Дверь кельи отворил без стука, – ну а че, начальство же, в натуре, – да так и замер на пороге.

– Что пишешь, брат Прашнартра? – спросил отец Тхритрава, шагнув, наконец, за порог.

– Да уже почти ничего, заканчиваю, – ответил я, посыпая чернила песком и поднимаясь. – Трактат.

– Богословский? – настоятель изогнул в удивлении бровь.

– Скорее натурфилософский.

– Это хорошо, это правильно, а то вся библиотека забита свитками о тысяче и одном способе правильно вознести молитву, а такого, что можно использовать не только на растопку, того по пальцам пересчитать можно. Да ты сиди, сиди. Не в наши с тобой лета спину и суставы лишний раз напрягать, – он осторожно опустил седалище на край лежанки и вздохнул. – Умаялся я сегодня что-то. Ты от радикулита что используешь?

– Платок из собачьей шерсти в деревне выменял, когда совсем уж прихватывает – на поясницу под рясу подвязываю.

– Жарко это летом, да и зуд от него, – вздохнул наш монастырский главнопоп. – Я на ночь раскаленный камень прикладываю. Не на голую кожу, разумеется.

– Днем лопух можно подвязывать, – посоветовал я. – Обмакнуть в холодную воду и прикладывать обратной стороной.

– Лопух… Уже и не припомню, когда я последний раз видел лопух, – вздохнул Тхритрава.

– А ты на рыбалку сходи, отец-настоятель, – хмыкнул я. – Заодно и лопух увидишь.

– А я думал, что перевелось в долине это растение, – покачал головой он.