Текст книги "Откуда соколы взлетают"
Автор книги: Алексей Головин
Соавторы: Василий Яковлев,Геннадий Устюжанин,Николай Галкин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
В небе Монголии
24 июня Грицевец с одним из молодых летчиков вылетел на разведку. Они были уже близко от маньчжурской границы, когда из-под облаков вынырнула тройка И-97, вышедшая «на свободную охоту» или совершавшая разведывательный полет. Грицевец, дав сигнал ведомому «делай, как я», ринулся наперерез головному самолету. Со средней дистанции точной прицельной очередью поджег японский истребитель. Обгоняя раскрывшийся белый купол парашюта, рухнула наземь пылающая машина. Сергей не стал преследовать летчика: все равно опускается на нашу территорию и плена ему не избежать…
Он промчался между двумя японцами и стал заходить в хвост самолету, который был левее его. «С правым справится ведомый», – решил он. Сделал свечку, потом спикировал и дал одну за другой несколько коротких очередей. Но японец ловким маневром сумел уйти из-под удара.
Сергей стал снова нажимать на него, но словно десятки отбойных молотков разом заработали позади. Машина завибрировала от пуль, хлеставших по хвосту.
Второй японский летчик находился в выгодной позиции – позади советского. Сергей никак не ожидал такой опасности. Это не была беспечность, недопустимая в бою, просто естественно было надеяться, что ведомый защитит сзади своего ведущего. Где же он? Провалившись вниз, чтобы уйти от обстрела, Сергей осмотрелся и заметил, что тот кружит на почтительном расстоянии. Как видно, летчик никак не может решиться кинуться в схватку. «Струсил, должно! Уж я пропесочу его», – подумал Сергей и, сделав боевой разворот, бросился в лобовую атаку на ближайшую к нему машину. У японца тоже оказались крепкими нервы. Он взмыл вверх, лишь когда расстояние между ним и атакующим уменьшилось до десятка метров. На мгновение открыл свое брюхо и… это решило его судьбу. Третий вражеский самолет счел заблаговременно уйти за облака. Там его не найдешь. Самолеты майора Грицевца и его ведомого произвели посадку почти одновременно. Грицевец подошел к лейтенанту, понуро стоявшему, и отозвал его в сторону.
– Что с вами случилось?
– Сам не знаю… И руки и ноги вдруг перестали слушаться… Вот и вышло, что я… Готов нести любое наказание…
– М-да… Дочку свою я за вас замуж не выдал бы, лейтенант. Наказать вас всегда успеем. Хорошо, что вы хоть осознали свою вину.
– Никак не пойму, как случилось такое?
– Что тут понимать? Просто струсили! Подумали: Грицевец не в таких переделках бывал, обойдется без моей помощи…
– Клянусь, ничего подобного не подумал!
– А на деле так и вышло… Как же предполагаете дальше воевать?
– Поверьте мне, никогда больше это не повторится. Честное слово!
– Предположим… Наказание отложим до следующего боя. Посмотрим, как вы будете сражаться! Оставляю вас пока своим ведомым. Давайте теперь поговорим о том, как надо было действовать.
Подошел Забалуев:
– Как леталось?
– Прогулка была интересной… Вместе с лейтенантом сбили два японских истребителя.
Улетевший И-97, наверное, успел передать по рации о завязавшемся бое. Вскоре в районе Дунгур-Обо появились двухмоторные бомбардировщики в сопровождении большой группы истребителей. Всего около 70 самолетов. Навстречу им поднялись эскадрильи 22-го, а затем 70-го полков. Японцы стремились начинать свои атаки со стороны солнца, чтобы самим оставаться невидимыми. Но их маневр быстро разгадали.
В этом воздушном бою японцы потеряли 16 самолетов. Пленный летчик рассказал, что только недавно закончил обучение в имперской школе высшего пилотажа и вместе с группой выпускников участвовал в бою. По его словам, в небе творилось что-то невообразимое. Советские истребители сразу так закрутили, что даже лучшие инструкторы, признанные летчики высшего класса, не находили себе спасения.
Наши потери – два истребителя. Один из них врезался в землю, преследуя И-97.
После первых воздушных боев Сергей Иванович Грицевец, используя испанский опыт, предложил переводить бой из горизонтального маневра в вертикальный. Это принесло успех. Потом пробовал проводить бои при плохой видимости, на закате и при восходе солнца. Это помогло летчикам успешнее громить врага, вырывать у него боевую инициативу. Способствовало этому и появление новых, наиболее современных по тому времени боевых машин.
Однажды, поднявшись в воздух перед рассветом, эскадрилья Грицевца появилась над ближайшим аэродромом и застала японцев в момент подготовки самолетов к очередному вылету.
Самураи заправляли машины бензином, подвешивали бомбы. Снизившись до бреющего полета, эскадрилья расстреляла и подожгла более двух десятков самолетов, несколько цистерн с бензином, склад с боеприпасами и, не потеряв ни одной машины, возвратились на свою базу. После этой удачи было решено на следующий день всем полком произвести штурмовку аэродрома в районе Ганчжур, в семидесяти километрах за линией фронта. И-16 уже подходили к цели. С высоты 3000 метров был виден японский аэродром. В это время большая группа вражеских истребителей атаковала полк с верхней полусферы. Пришлось принять невыгодный бой.
Командир полка Вячеслав Михайлович Забалуев вел ударную группу, а Грицевец находился в группе прикрытия. Звено японских истребителей атаковало самолет Забалуева. Приняв бой, несколько минут он успешно отражал атаку. Совершив удачный маневр, зашел в хвост японскому самолету и поджег его. И тут новое звено врагов набросилось на отважного командира. На помощь ему пришел Грицевец. Он поджег одного из атакующих. Забалуев хотел резко отвернуть от сбитого вражеского самолета, но в это момент услышал пулеметную очередь. Стрелял другой японский летчик, зашедший в хвост. Загорелся мотор. Пламя хлестнуло вдоль борта. Машина стала неуправляемой. Прыгать. Другого выхода не было. Забалуев отстегнул ремни и выпрыгнул из кабины горящего самолета. Парашют раскрылся. Высота была менее тысячи метров. Со стороны вражеского аэродрома в район, куда упало несколько сбитых самолетов, двигались машины, бежали враги. Очевидно, японские летчики предупредили своих по радио. «Что ж, живым не дамся. Буду сражаться на земле!» – твердо решил Забалуев. Едва коснувшись ногами земли, выхватил пистолет и дослал патрон в патронник. Главное – не потерять счет, в обойме восемь патронов. Семь – захватчикам, восьмой – для себя…
С высоты степь кажется ровной, а на земле она совсем другая. Ноги то утопают в пыли, то цепляются за густую траву. Маленькие холмики сменяются лощинами. Они, в свою очередь, опять переходят в холмы… Враги уже близко. Слышен рокот грузовиков…
Грицевец обладал исключительной способностью видеть в бою все вокруг. Сбив японца, он вернулся на помощь Забалуеву. Но его самолета в небе уже не нашел. Далеко внизу был виден купол парашюта. По нему стреляли враги. Сергей Иванович и Петр Полоз немедленно атаковали стервятников. Один был сбит, второй начал удирать. И тут впервые Грицевец не погнался за врагом. В парашютисте он узнал Забалуева и стал кружить над ним, пока тот не приземлился.
Японцы совсем рядом. Они уже стреляют из винтовок по самолету Грицевца… Петр Полоз бьет из пулеметов по японским автомашинам, а истребитель Сергея, продолжая кружиться, начал выпускать шасси. Забалуев не мог понять, что хочет сделать Грицевец. «Неужели рискнет сесть? Нет, невозможно! Да и зачем? Чем он поможет?..» Но невозможное свершилось. Сергей Иванович посадил свой самолет в нескольких десятках метров от командира. Забалуев стремительно подбежал к машине. Его боевой друг стоял на крыле с пистолетом в руке. Он помог Забалуеву втиснуться в небольшую щель между бронеспинкой и сиденьем. И тотчас самолет запрыгал по степи. Казалось, что он не сможет оторваться от земли. Но машина, управляемая рукой аса, взлетела. Враги никак не могли понять, что случилось. Они считали, что летчик и машина уже в их руках.
Вячеслав Михайлович не мог повернуться или изменить свое положение: самолет-то одноместный. Ему, летчику, хорошо знавшему теорию полета и тактико-технические данные истребителя, раньше никогда не приходила мысль в голову о возможности полета вдвоем в одной кабине. Но, оказывается, все возможно, когда есть такие люди, как Сергей Грицевец.
Едва самолет набрал высоту, командир, с трудом высвободив руку, дотянулся до плеча пилота и благодарно сжал его. Через несколько минут они пересекли линию фронта и благополучно приземлились на своем аэродроме.
Грицевец отлично понимал, что если при посадке на вражеской территории откажет мотор или хотя бы будет повреждено колесо самолета, он погибнет вместе с командиром полка. Ведь место для посадки никто не готовил и не осматривал. Но чувство дружбы, стремление выручить друга и командира были превыше всего.
Весть о том, что майор Грицевец вывез Забалуева из-под самого носа японцев, быстро облетела войска. На КП не было отбоя от телефонных звонков и корреспондентов. Один из них спросил у Сергея Ивановича:
– О чем вы думали, когда садились в тылу японцев?
– Об одном: спасти командира.
– А если бы что-нибудь случилось с самолетом?
– Помирать вдвоем легче, чем одному.
– Разве вам смерть не страшна?
– Только ненормальные люди не боятся смерти. Но есть еще совесть. Есть чувство долга. Они сильнее страха. Еще в Испании десятки раз настигал я врага в воздухе, вступал с ними в бой. Иногда и самому бывало очень трудно, и шансы остаться в живых были ничтожны. Но приходили на помощь товарищи и выручали. Так поступил я. По-моему, мы, летчики, все одинаковы. И думаем, и чувствуем одно: до последнего дыхания не выпускать из рук управление самолетом, а если уж гибель неминуема, то и горящую машину направить на врага – в воздухе или на земле. Иначе я не мыслю, В этом и вижу победу над смертью…
Грицевца вызвали в штаб, в Тамцаг-Булак. Там, несмотря на поздний час, было многолюдно. Командующий авиацией Смушкевич обнял и расцеловал Сергея:
– Не найдется такой награды, к какой следовало бы тебя представить!
О подвиге Грицевца доложили комкору Г. К. Жукову. Сергей, смущенный повышенным к нему интересом, был таким же, как всегда. Высокий, худой, в своей любимой кожаной куртке, жизнерадостный, спокойный. Он старался ни жестом, ни словом не выделить себя из среды летчиков. На его загорелом, обвеянном ветром больших высот лице сияла улыбка.
Через несколько дней о подвиге Грицевца сообщили все центральные газеты. Миллионы людей восхищались его поступком. Известный поэт Виктор Гусев напечатал большое стихотворение «Боевая дружба», кончавшееся такими строками:
Ты не вой, пулеметная вьюга,
Не достанет нас вражий свинец.
И целует спасенного друга
В синем небе майор Грицевец!
Японцы, неся большие потери, не отказывались от избранной тактики – уничтожать наши самолеты на аэродромах. Находясь на КП в Тамцаг-Булаке, Сергей Грицевец узнал печальную новость: 27 июня две группы японских самолетов по 20—25 бомбардировщиков и около 70 истребителей в каждой налетели на аэродромы 22-го и 70-го истребительных полков. В 22-м полку служба оповещения сработала с большим опозданием, истребители, взлетев одиночками, неорганизованно вступили в бой.
Значительно хуже сложились обстоятельства в 70-м. Японским диверсантам удалось перерезать телефонные провода от постов наблюдения к штабу полка. Атака оказалась внезапной. Советские летчики взлетали под огнем и тут же вступали в бой, не набрав достаточной высоты. Потери были велики: 14 истребителей сбито при взлете и два сожжено на земле. Японцам удалось улететь без потерь.
Командование вызвало авиационных командиров для разбора последних боев. На совещании присутствовали полковники Лакеев и Гусев, майоры Кравченко, Забалуев, Грицевец, Смирнов, Куцевалов; командиры 150-го и 38-го скоростных бомбардировочных полков.
Я. В. Смушкевич озабоченно спрашивал: «Почему наши самолеты, преследуя противника в пикировании, часто врезаются в землю?»
Исчерпывающий ответ дал Борис Смирнов. В одном из боев японский самолет шел на него прямо в лоб, разошлись в считанных метрах без стрельбы. В подобном случае для повторной атаки применим только один маневр – быстрый разворот кругом с максимальным набором высоты.
Не успел Смирнов закончить разворот, как рядом с ним пролетели трассы пуль. Оказалось, что японский летчик выполнил только полупетлю и, находясь сам в положении вниз головой, открыл огонь.
Теряя скорость и высоту, он находил возможность открыть первым прицельный огонь. Только случайность спасла Смирнова. Пули пролетели в нескольких сантиметрах от него. Промах поставил японца в крайне затруднительное положение. Он решил перевести свой самолет в отвесное пикирование с полными оборотами мотора. Смирнов тоже начал преследование на максимально допустимой скорости. О прицельной стрельбе уже нельзя было и думать, так как все мысли поглотила несущаяся навстречу земля.
Это было похоже на игру со смертью. Смирнов уменьшил угол пикирования и отвернул несколько в сторону, а японец все еще пикировал и у самой земли чудом вырвал машину в горизонтальный полет. Исход боя решили огненные трассы Смирнова.
Стало ясно, почему разбились несколько молодых наших летчиков. В стремительной атаке за врагом они забывали, что у всякой машины есть свой предел высоты пикирования, стоило его перешагнуть – наступала неминуемая гибель.
На совещании потребовали довести до всех летчиков рассказ Бориса Александровича Смирнова и рассредоточить самолеты по степи, чтобы избежать повторной бомбежки по крупным скоплениям машин.
6 июля Сергей Грицевец и Борис Смирнов были вызваны в штаб. В этот день Сергею исполнилось тридцать лет. Товарищи горячо поздравили его с днем рождения. В штабе ему объявили приказ о формировании отдельной эскадрильи из двадцати «чаек», командиром которой назначен Грицевец.
Борис Александрович должен был с группой летчиков вылететь в Забайкалье за получением новейших самолетов И-153, облетать их и перегнать в район Халхин-Гола.
Грицевец оставался в Монголии. Он сконструировал в те дни турельную установку: летчик мог стрелять по начерченному на земле кругу из положения «вниз головой», как тот японец, который вел поединок с Борисом Смирновым.
…В просторной палатке летчики отдыхали, ожидая ужина. Некоторые лежали на топчанах, несмотря на духоту, закрывшись с головой кожаными регланами. Так спасались от комаров. Мириады летающих кровососов кружились в недвижимом воздухе, выискивая жертву. Грицевец вбежал в палатку:
– Дайте, ребята, закурить!
Со всех сторон протянулись руки с раскрытыми коробками: «Борец», «Казбек»…
– Спасибо! Мне бы махорки… Эх, махорочка, махорка, породнились мы с тобой…
Сергей задымил гигантской «козьей ножкой».
– По моим наблюдениям, махорочный дым отгоняет комаров лучше, чем папиросный. Собираюсь писать научную работу на эту тему… Вы что приумолкли, ребята?
– Тут до вашего прихода мы спорили.
– О чем?
– Что такое настоящий героизм?
– По-моему, это умение терпеть этих пикирующих гадов!
– Вы все шутите, а по-серьезному?
Сергей задумался, прошелся несколько раз взад и вперед, затем тихо сказал:
– Не знаю, чьи это слова, но я с автором их согласен: «Героизм – это значит умение делать нужное дело в нужную минуту, невзирая на подстерегающую тебя опасность, даже смертельную…» Все очень просто.
«Чайки» над степью
На аэродром прибыли засветло. Новенькие самолеты вызывали восхищение. Они и в самом деле похожи на белых чаек.
Скорость нового истребителя достигала до 450 километров в час, высота полета до 10 километров, а дальность до 700 километров. За 6 минут «чайка» набирала высоту до пяти километров. Четыре пулемета ШКАС (Шпитальный, Комарницкий авиационный скорострельный) стреляли через воздушный винт; 200 килограммов бомб. Кроме того, впервые в мире самолет был снабжен реактивными снарядами.
Машины были готовы к отправке. Два дня ушло на знакомство и оформление документации, на третий вылетели в обратный путь. Остался под крылом вал Чингис-Хана, извилистая речушка Керулен, и потянулись бескрайние монгольские степи.
Когда новые самолеты пригнали на полевой аэродром южнее озера Хайсапдай-Нур, где размещался 70-й полк, познакомиться с ними приехал И. А. Лакеев. Грицевец предложил ему провести показательный воздушный бой. Он вылетел на И-153, а его «противник» поднялся на испытанном И-16. У И. А. Лакеева была заслуженная слава летчика-виртуоза, по всеобщему мнению, он летал превосходно, и все-таки «чайка» все время заходила ему в хвост.
– Да, на «чайке» можно здорово драться! – оценил И. А. Лакеев после «боя» новую машину.
Правда, в системе управления пулеметами выявились некоторые неполадки. Хорошо, что заводская техническая команда вместе с летчиком-испытателем Алексеем Давыдовым прилетела в Монголию для оказания помощи при освоении самолетов в бою.
Неожиданно для всех поступила команда: на «чайках» в бой не вылетать, ждать особого распоряжения командования. Государственную границу не пересекать.
Никого из летчиков это распоряжение не обрадовало, но приказы не обсуждаются. Значит, так надо. И сам Смушкевич, наверное, в душе тоже думал так, как и летчики. Скорее всего, причина этому – установка на новых самолетах реактивных снарядов.
Состоялся последний инструктаж. Направление в сторону противника будет обозначено белым стреловидным полотнищем. Еще два-три полотнища поменьше укажут, на какой высоте надо искать врага.
Грицевец, Смирнов, Смушкевич обсуждали воздушный вариант завязки боя.
– Давай попробуем начать первый бой на «чайках» не убирая шасси. Понимаешь? – предложил Я. В. Смушкевич.
– Интересно, – ответил Сергей, сразу смекнув, к чему клонит командующий. «Чайка» похожа на И-15, а с ними японцы охотно вступают в бой. Когда они приблизятся, можно убрать шасси. Тут же были проведены консультации с инженерами. С неубранными шасси на большой скорости можно сразу спалить мотор. Нужно было все обсудить в деталях. Если в ходе полета убирать и выпускать шасси, на это не хватит запаса сжатого воздуха. А на малых скоростях сочли полет с неубранными шасси возможным.
– Вот именно! Задумано вроде неплохо. Посмотрим, как получится! – Чтобы согласовать этот хитро придуманный бой, Смушкевич приехал на командный пункт, расположенный на вершине Хамар-Даба. Отсюда просматривался чуть ли не весь театр военных действий.
15 июля 1939 года приказом народного комиссара обороны К. Е. Ворошилова из войск, сосредоточенных в районе Халхин-Гола, была образована 1-я армейская группа под командованием комкора Г. К. Жукова, члена военного совета дивизионного комиссара М. С. Никишева и начальника штаба комбрига М. А. Богданова.
Группе была поставлена задача окружить и уничтожить японские войска на территории МНР и восстановить ее государственную границу.
Военный совет 1-й армейской группы разработал план операции. Войска тщательно готовились к наступлению. Командиры и политработники обучали красноармейцев приемам ближнего боя. Особое внимание обращалось на взаимодействие в бою пехоты с танками, артиллерией и авиацией. Чтобы ввести японцев в заблуждение и сорвать их замыслы, наше командование отдало приказ отпечатать и разослать в войска «Памятку бойцу в обороне». Было сделано так, что несколько «Памяток» «случайно» попали в руки японцев. Принимались все меры, чтобы противник поверил в «оборонительные» настроения советских войск. Мощные звуковещательные станции имитировали строительство блиндажей. Танки со снятыми глушителями беспрерывно двигались вдоль фронта, приучая японцев к шуму. По радио и телефонам передавались ложные заявки и распоряжения на подвоз строительного леса, материалов, теплого обмундирования и т. д.
Японцы частенько летали на разведку, а иногда и бомбили наши и монгольские части. В один из июльских дней в направлении Хамар-Даба, где располагался штаб 1-й армейской группы, вылетело несколько японских бомбардировщиков в сопровождении эскадрильи И-97.
Комкор Я. В. Смушкевич разрешил отдельной эскадрилье И-153 Грицевца вылететь навстречу японцам. Ведущим шел Грицевец, справа – Смирнов, слева – Коробков; второе звено: Викторов, Орлов и Писанко, третье: Николаев, Смоляков, Акулов.
Смушкевич был уверен, что эскадрилья Грицевца справится с японцами. Кроме того, в районе Хамар-Даба дислоцировался 56-й истребительный авиаполк, который, в случае необходимости, готов был прийти на помощь. С командного пункта хорошо видели, как в ослепительном июльском небе, празднично сияя белизной, в безупречном строю поплыла к переднему краю эскадрилья «чаек». Навстречу им шло около двадцати серых И-97.
Грицевец развернул эскадрилью назад и начал уходить вверх. На земле недоумевали. В чем дело? Неужели Грицевец не примет бой? Лишь Я. В. Смушкевич, наклонившись к Г. К. Жукову, спокойно говорил: «Все идет по плану».
Японские истребители, бросив бомбардировщики, устремились в погоню за нашими истребителями. Когда расстояние сократилось, Грицевец подал команду к бою.
Японцы приняли советские «чайки» за сравнительно тихоходные И-15 и, видимо, ожидая легкой победы, ринулись в атаку. Между противниками было уже меньше километра, как вдруг все «чайки» по команде Грицевца одновременно убрали шасси и приобрели большую скорость. Японцы растерялись. «Чайки» быстро расчленили боевой порядок японцев и в течение считанных минут сбили четыре И-97. Остальные японские машины начали удирать в направлении озера Узур-Нур. Вдогонку им полетели реактивные снаряды. Запылал еще один вражеский самолет. Но преследовать было нельзя: рядом государственная граница. Наперерез японцам спешила эскадрилья И-16, она и продолжила бой.
Через несколько дней японская газета «Оомиури» опубликовала сообщение, что у «красных» появился новый истребитель И-17 и что в первом же бою они, японцы, сбили 11 новых самолетов. Сообщение было настолько неправдоподобным, что поразило самих японцев. Начальник бюро печати Квантунской армии Кавахара за опубликование ложных и хвастливых сообщений о мнимых успехах японской авиации был смещен со своего поста и заменен полковником Вато.
В последние дни июля на фронте наступило затишье. Японцы заняли оборону южнее Больших песков, по скатам высоты «Зеленой» и сопки Песчаной и далее на север через речку Хайластын-Гол. Они закопались в землю, исчертили сопки ходами сообщений, блиндажами, окопами. Сопки превратились в крепости.
На железнодорожных станциях Халун-Аршан и Хайлар, расположенных недалеко от передовой, выгружались все новые и новые пехотные батальоны, противотанковые батареи, конные полки. Японцы выбрали очень выгодное место военных действий: все у них было под рукой. Недалеко стояла наготове, ожидая приказа Итагаки, миллионная Квантунская армия, предназначенная для захвата советского Дальнего Востока.
Советское командование прекрасно знало, что делается в стане врагов. Каждый новый окопчик, каждая новая пушка, как бы тщательно ни были они замаскированы, засекались летчиками специально созданной особой разведывательной эскадрильи. Каждое звено ее отвечало за определенный участок фронта и осматривало его утром, в середине дня и вечером.
Почти всегда воздушные разведчики вылетали под охраной истребителей из полков Кравченко, Куцевалова, Забалуева и «чаек» Грицевца.
На земле было затишье, а в небе становилось все беспокойнее. Завязывались ожесточенные воздушные сражения. Действиями в небе японцы пытались отвлечь внимание от своих огромных наземных приготовлений к наступлению.
Командование высоко оценило боевую слаженность отдельной эскадрильи «чаек». За все время июльских боев они не имели потерь. Возможно, по этой причине, а может быть, благодаря настойчивости Грицевца, эскадрилье разрешили вести бой без ограничения границы. Комэск пользовался большим авторитетом и огромной любовью у летчиков. Только возраст мешал называть его «батей», как зовут любимых командиров.
Асы умели не только воевать. И о проказах их много говорили. Однажды, возвращаясь с боевого задания, самолеты садились на аэродром в густом тумане. Летчик Николаев «промазал» и приземлился в степи, в полутора километрах от летного поля. Подняться и долететь «до дома» ему мешал туман. Пришлось включить фары и медленно рулить до аэродрома по степи.
– Встретим Николаева с музыкой, – предложил Сергей. – Айда на кухню за инструментами.
Несмотря на сопротивление повара «позаимствовали» кастрюли, миски, поварешки. Оркестром «дирижировал» майор Грицевец.
16 августа Сергей докладывал в штабе данные разведки. Там он узнал от маршала Чойбалсана приятную новость. Вернувшись к себе в эскадрилью, радостно сообщил товарищам:
– Друзья! Народный хурал Монгольской Народной Республики наградил большую группу летчиков монгольскими орденами… С монгольским орденом Боевого Красного Знамени можно поздравить тебя, Коробков, и тебя, Смирнов, и тебя, Орлов, и тебя, Николаев, и тебя…
– Кто еще награжден?
– Конечно, майоры Кравченко и Забалуев, старшие лейтенанты Рахов и Скобарихин. Все не запомнил…
– Что ж ты о себе умалчиваешь?
– Что обо мне? Куда вы, туда и я…
Через два дня Чойбалсан вручал монгольские ордена летчикам. В большой палатке был накрыт праздничный стол. Вместо уже приевшейся баранины на походных столах селедка с луком, икра, осетрина, ветчина, колбасы, огурчики, помидоры. По просьбе Чойбалсана продукты были доставлены из СССР.
Грицевец и раньше несколько раз встречался с маршалом Монгольской Народной Республики на командном пункте Смушкевича. После событий у Баин-Цаган Чойбалсан спросил у командира «чаек», сколько он лично сбил вражеских самолетов?
– Затрудняюсь ответить. У нас все идет в общий котел, – сказал Грицевец.
Чойбалсан улыбнулся и пожал ему руку.
Торжественное собрание намечалось провести в расположении 22-го истребительного авиаполка. Маршал тепло поздравил летчиков с наградами и просил не опаздывать на торжество. Он спешил объехать все полки, поздравить братьев по оружию, а вечером вручить ордена. В выступлении Чойбалсан сказал:
– Спасибо советскому народу за то, что он вовремя подал руку братской помощи. Особое спасибо вам, товарищи летчики, за героизм, мужество и воинское мастерство, которое вы каждодневно проявляете при защите границ нашей Родины! Благодарю вас, дорогие крылатые богатыри!
Был зачитан Указ народного хурала МНР. С гордостью за своих товарищей летчики подходили к столу. Маршал Чойбалсан прикалывал к груди каждого награжденного орден Боевого Красного Знамени.
Начался праздничный ужин. Коробков предложил тост за тех, кто в небе, за товарищей, не попавших в эту празднично освещенную электричеством палатку и дежуривших у самолетов в готовности № 1. Когда Николай Герасимов заиграл «Русскую», даже Чойбалсан пустился в пляс. С удивительной для его грузного тела легкостью он выделывал лихие коленца, а вокруг его «павой» выступал Сергей Грицевец, кокетливо помахивая носовым платком.
К концу ужина выступил полковник Иван Алексеевич Лакеев:
– До нас дошли сведения, что японцы готовятся к войне зимой: завозят теплое обмундирование, строят утепленные блиндажи, заготавливают дрова. Видно, собираются воевать долго… Мы, русские люди, привычны к зиме, и морозы нам не страшны. Если понадобится, перезимуем в юртах. Но, может, и не понадобится… – Он хитро взглянул на Смушкевича. Тот, улыбнувшись, слегка кивнул головой. Он-то, наверное, знал, но не мог еще сказать, что через два дня на рассвете начнется сокрушительное наступление советско-монгольских войск.
20 августа 1939 года было воскресенье. Японское командование разрешило своим генералам и старшим офицерам воскресный отпуск домой. Многие из них уехали за сотни километров.
Советское командование учло это немаловажное обстоятельство и именно в этот день начало генеральную наступательную операцию по окружению и уничтожению японских войск.
В пять часов утра Смушкевич поднял в небо полторы сотни бомбардировщиков и такое же количество истребителей. Над вражескими позициями встала огненная стена. Ровно в девять началось наступление. Лавина танков и бронемашин пошла по всему фронту в атаку. Вслед наступала пехота. Артиллерийские части перенесли свой сокрушительный огонь по японским тылам. Авиация бомбила и обстреливала вражеские позиции. Только полтора часа спустя появились японские истребители. Завязался воздушный бой, самый ожесточенный за все время военного конфликта у монгольской границы. Наблюдавший за ним с вершины Хамар-Даба Г. К. Жуков, повернувшись к Я. В. Смушкевичу, сказал:
– Пока падают японцы!
– Надеюсь, и дальше так будет, – уверенно ответил Яков Владимирович.
Много лет спустя один из корреспондентов в беседе с Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым о боях в Монголии заметил, что за всю Великую Отечественную войну он никогда не видел одновременно в небе столько самолетов, как на Халхин-Голе.
Маршал ответил: «А ты думаешь, я видел?»
В конце первого дня великой битвы был найден дневник убитого фельдфебеля 64-го пехотного полка Канэмару. Вот последняя, наспех сделанная запись в нем:
«Императорские войска стали пушечным мясом. Мы не могли устоять перед огромной техникой и силой советско-монгольских войск… Сегодня бой был ужасный. Не вижу выхода…»
На следующий день темп наступления не ослабел.
Ежедневно по нескольку раз в день совершала боевые вылеты мобильная эскадрилья Сергея Ивановича Грицевца.
23 августа между Советским Союзом и Германий был заключен договор о ненападении. Этот договор нанес серьезный удар антисоветским планам международной реакции, разрушил военные планы Японии и ослабил ее позиции на Дальнем Востоке. Внешняя политика японского правительства потерпела полный провал. Советско-монгольские войска 24 августа завершили окружение японских войск в районе Халхин-Гола. За рекой, вокруг обреченной на гибель армии, сомкнулось кольцо советских войск. Громковещательные установки предлагали окруженным сдаться в плен. Но японцы, глубоко зарывшись в землю, упорно дрались, надеясь на чудо. То и дело в степи загорались кострами японские самолеты. Советские летчики постоянно находились в небе, совершая ежедневно по восемь-десять боевых вылетов. Сотни их подвигов сливались в единый триумф советской авиации. Только в один день, 26 августа, «чайки» Сергея Грицевца сделали одиннадцать боевых вылетов, провели семь воздушных боев и сбили 41 истребитель и семь бомбардировщиков.
29 августа по радио передали Указ Президиума Верховного Совета СССР:
«За образцовое выполнение боевых заданий и выдающийся героизм, проявленный при выполнении боевых заданий, дающий право на получение звания Героя Советского Союза, наградить второй Золотой Звездой Героя Советского Союза, соорудить бронзовые бюсты и установить их на постаменте на родине награжденных:
1) Героя Советского Союза – майора Грицевца Сергея Ивановича;
2) Героя Советского Союза – майора Кравченко Григория Пантелеевича».
Когда Сергею сообщили об Указе, он так растерялся, что смог лишь сказать такие слова: